«Вонг деса ангертанин бумин Ида Батара» («Крестьянин возделывает землю, она — собственность богов») так гласит высший принцип балийского адата. На том сознании балийца, что человек в конечном счете не может ничего иметь, и строится его мировоззрение. Оно основывается во всех его частях на непосредственной связи с богами и на зависимости от их действий, их законов, поскольку и старобалийское обычное право адат — представляет собой не что иное, как сформулированную предками и с тех пор передаваемую из уст в уста, из поколения в поколение волю богов.
Исходя из этого основного принципа, можно понять поведение и уклад жизни балийцев. Адат рассматривает человека, живущего на Бали, лишь как часть целого, из которого состоит балийская действительность. А она, согласно балийскому верованию, состоит из богов, предков, заново рождающихся на земле людей, животных, растений, явлений природы, духов и демонов. Все взаимосвязано и взаимообусловлено.
Считается, что человек получил землю от богов благодаря своему прилежанию, честности, добросовестности, жертвоприношениям и обожествлению предков. Духи и демоны угрожают плодородию земли, орошению, урожаю. Только постоянно предпринимая какие-то усилия против этой вечной угрозы, можно во многом избежать стихийных бедствий, засухи, неурожая. Поэтому совершать жертвоприношения надо не только богам, которые дают жизнь, но и духам и демонам, угрожающим существованию, ибо с помощью жертвоприношений можно склонить их к гуманности или удержать от намеренных наказаний или угроз. Каждый балиец обязан лично соблюдать установленный порядок жертвоприношений, пожертвований и празднеств, а также следить за тем, чтобы они строго соблюдались и другими, в частности членами его семьи, его рода, его деревни.
Это означает растворение, полное слияние с деревенской общиной, которое не допускает никаких склонностей к индивидуализму или каких-либо попыток порвать с общиной. Вся жизнь балийцев протекает на основе непреложной закономерности, закрепленной адатом и внушаемой подрастающему поколению с раннего детства в соответствии с увеличением его обязанностей.
Эту связь с общиной нельзя понимать как авторитарное господство или диктатуру. Адат — это не закон немногих, стоящих над всеми. Это закон всех для всех. Даже глава общины балийской деревни — первый среди равных, первый в совете мужчин деревни, где каждый имеет слово. В деревенской общине нет никого, кто мог бы отдавать приказы или давать распоряжения. Все проблемы, касающиеся жизни общины или хотя бы частично ее затрагивающие, закреплены адатом. В совете мужчин речь идет лишь о толковании адата. При этом в обсуждении участвуют также брахманские священнослужители — «педанды». Правда, и нм не дается какого-то особого, преимущественного права. Мирские права и обязанности педандов вытекают из адата таким же образом, как права и обязанности всех других членов деревенской общины в соответствии с кастой, к которой они принадлежат.
Хотя индонезийское государственное право, так же как раньше голландское колониальное право, стоит над адатом и в первую очередь регулирует уголовно-правовые дела, старый правопорядок адата в деревне до сих пор остается нетронутым, что существенным образом способствует соблюдению балийских традиций.
Разумеется, не следует исходить из представления, что адат является единой, обязательной для всего Бали, религиозно обоснованной системой правопорядка, не имеющей расхождений и противоречий. Поскольку адат основывается на устной передаче из поколения в поколение и лишь в недавнее время, в основном благодаря брахманам, частично был записан, между отдельными местностями и бывшими княжествами, даже между соседними деревнями существуют значительные различия в толковании и применении адата, хотя при поверхностном рассмотрении эти различия не бросаются в глаза.
Лишь тогда, когда заходит разговор с балийцами об их религии, деревенской традиции и семейных проблемах, эти различия становятся явными. Например, если спросить балийских крестьян — производителей риса в разных частях острова, как они понимают упомянутое положение из адата, что земля — собственность богов, то ответы будут существенно различаться, во всяком случае, будут в высшей степени неопределенными. Даже вопрос относительно высших богов Бали не найдет на острове единого ответа. И в такой же степени различны представления балийцев о жертвоприношении, священном празднестве или религиозной церемонии очищения.
Балиец не задумывается о богах и богослужении. Он также не представляет себе, что при жертвоприношениях в храме должны присутствовать боги. Для него вся жизнь неотделима от веры, так же как все его поступки и обряды, которые он, будучи ребенком, унаследовал от родителей и которым постоянно следует.
Вопрос о земельной собственности богов не представляется для него какой-то коммерческой проблемой. Он лишь делает все от него зависящее, чтобы на поле справиться с работой и чтобы с помощью жертвоприношений уберечь поля от стихийных бедствий. Сам он не решает, когда производить посев, пересаживать саженцы риса и собирать урожай. Ему не нужно думать, когда и как производить орошение рисовых террас: это решается на собраниях — «субак» — товариществ по использованию воды. Поэтому для балийца и теоретически не существует проблем собственности, проблем владения.
Забота о собственности проявляется только тогда, когда речь идет об урожае и его уборке. Тогда и возникает вопрос: что будет у меня в амбаре? Однако и эти заботы не следует понимать как материальные. Ведь балийский крестьянин, возделывающий рис, исходит из того, что при правильном посеве и уходе, при достаточных жертвоприношениях богине риса Деви Сри и точном соблюдении порядка распределения воды с соответствующими жертвоприношениями богине воды и угрожающим урожаю демонам сделано все, чтобы обеспечить семье необходимый запас риса.
В случае же неурожая, если поля пострадали от непогоды или уничтожены в результате стихийных бедствий, балиец считает, что это, разумеется, произошло по воле богов или из-за вмешательства демонов, и тогда он переносит беду хладнокровно и терпеливо и пытается противодействовать ее тяжелым последствиям с помощью еще больших жертвоприношений. Балиец верит, что гнев или сомнение лишь увеличат несчастье, вызовут еще больший гнев богов или еще большую радость злых духов или демонов, принесших несчастье.
Для каждого балийца характерна убежденность в том, что он живет среди богов, духов и демонов и находится в полной зависимости от них. Он чувствует себя частью непознаваемой системы добрых и злых сил, от которой в непосредственной зависимости находится его собственная судьба, а также судьба его семьи, его деревни, судьба всего острова. Не пытаясь проникнуть в глубины мифологических взаимосвязей этой системы, балиец будет строго соблюдать вытекающие из нее заповеди и обязательства и ни в коем случае не обойдет их.
Если спросить жителя Бали о значении тех или иных поступков, он с удивлением посмотрит на вас, пожмет плечами и ответит примерно так: «Это полагается делать» или: «Это всегда делали». Эти слова подтверждают то, что балиец не задумывается над причиной и поводом своих действий, что он точно следует традиционным правилам, в конечном счете — адату. Создается впечатление, что религиозные представления парода возникли под воздействием изображений, которые можно встретить в храме и которые воскрешают сказки, где главные герои — боги, русалки, ведьмы и демоны. Эти изображения оживают в танцах и спектаклях театра теней. Таким образом, для простого балийца наряду с его зачастую тяжелыми буднями существует непосредственно связанный с ним волшебный, сказочный мир, поражающий своим разнообразием красок. Из этих двух миров, которые балиец, по сути, не различает, он создает свое мировоззрение на основе наивной набожности и преданности чудесному миру богов и духов, где большую роль играют и умершие- предки живущих.
Простой балиец не знает ни буддизма, ни индуизма, хотя элементы обеих религий создают мир его представлений. Шива, если балиец когда-нибудь и слышал это имя, для него властелин большого вулкана Гунунг Агунг. И богиня риса Деви Сри, молельни которой стоят на полях, ближе и понятнее ему, чем великие боги Брахма и Вишну, поскольку они для него не больше чем просто имена, а не реальные, хорошо знакомые ему божества. Поэтому напрасно ищут сегодня в большинстве балийских храмов изображения высоких богов.
Так из живой фантазии, а также из ночных танцевальных представлений и спектаклей театра теней возникает художественный мир древних сказаний и легенд, в которых передача веры из поколения в поколение играет такую же большую роль, как издавна перешедшие в мир его собственных представлений герои, боги и демоны древних индийских эпических произведений «Махабхарата» и «Рамаяна».
Хотя для балийского народа историческая подоплека настолько же малоизвестна, насколько и история его собственного острова, балийцы с раннего детства вновь и вновь сопереживают печальную участь принца Рамы и зачарованно следят за тем, как его супругу Ситу похищает страшный король демонов Равана и как король обезьян Хануман и его полчища приходят на помощь.
Религиозная жизнь включает в себя много удивительного — богоугодные театральные представления, утреннее возложение цветов у какого-либо из множества мест пребывания богов, где к тому же возжигают благовонные курительные палочки, продолжающееся в течение долгих дней изготовление целых гор подарков, которые потом несут на ежегодное празднество в деревенский храм в качестве больших семейных пожертвований.
Процессии балийских женщин и девушек вечером в заключение такого празднества принадлежат к самым красивым и волнующим картинам, которые можно видеть здесь, на Бали. Искусно переплетенные, состоящие из фруктов, цветных рисовых шариков и цветов пирамиды высотой до двух метров, которые священнослужитель-педанда принимает в храме в качестве пожертвований и окропляет святой водой. Освященные фрукты и рис, после того как принесшие их женщины и девушки также получают благословение, возвращаются дарительницам.
В этом прослеживается кусочек из круговорота балийской жизни: все со всем находится в полном соединении, все непрерывно переходит из одного состояния в другое. Получается, что балиец не планирует свою жизнь, не знает, что такое дневная программа, хотя балийская жизнь кажется полностью распланированной.
Такой знакомый нам переход от одного события к другому, от работы к свободному времени, от будней к отдыху — в каждом случае с совершенно новыми аспектами — был бы для балийца невыносимым, так же как и строгое разграничение по времени предстоящих дел (заседание от 10 до 12.30) и развлечений (театр или концерт от 20 до 22).
Балийское театральное или танцевальное представление продолжается большей частью всю ночь. А когда собирается совет сельской общины, время его заседания не ограничено. Дискуссия длится до тех пор, пока все вопросы не будут обсуждены подробно и исчерпывающе. Балийский порядок — это порядок, не связанный ни с каким временем. Он существует только в религиозном сознании, прочно укоренившись там. Балиец точно знает, какие поступки являются добрыми, а какие злыми. В то же время эти оценки ни в коей мере не совпадают с нашими критериями, поскольку злое на Бали — это не только аморальные или преступные действия и поступки, а еще и такие, которые не соответствуют общему принципу порядка. Злым может быть уже неправильное прочтение какого-либо священного текста или неверно сказанное при кремации покойника слово. Нетрадиционно изготовленное или окрашенное приношение может принести несчастье целой семье. А приход женщины во время менструации в храм или ее участие в празднестве уже само по себе было бы достойным проклятия преступлением.
Не зная причин этих заповедей и запретов, большинство балийцев, естественно, пребывает в состоянии постоянного страха, боясь по незнанию сделать что-нибудь не то и не так и тем самым навлечь беду на себя и свою семью. Никакого воспитания, ни религиозного, ни вообще жизненного, на Бали до последнего времени не существовало. Знания о балийской вселенной и ее религиозной системе соотносительных понятий передавались только в семьях брахманов и — аристократии.
Лишь в последние годы институт Хинду Дхарма в Деппасаре, занимающийся вопросами балийской религии, пытается информировать парод относительно индуистско-балийского мира веры и его религиозно-исторической подоплеки. Это будет продолжительный и сложный процесс, поскольку простой балиец и даже сегодняшняя молодежь, которая учится читать и писать, не имеет духовных предпосылок для того, чтобы проникнуть в сложные взаимосвязи балийских форм религии и их передаваемую из поколения в поколение закономерность.
В противоположность невежественному, простому балийцу — крестьянину-рисоводу или ремесленнику брахман знает тайпы богов и религиозный порядок острова. Однако представления брахманов Бали о вселенной не являются абсолютно единообразными. Едины лишь главные принципы, имеющие определенные варианты. Они базируются на некоей космической системе соотносимых понятий, которая появилась еще до индийского влияния и которая только приспособилась к индуистским представлениям, пришедшим на Бали вместе с этим влиянием.
Отмечаемые в разных деревнях различия в интерпретации и применении этой космической системы основываются на самостоятельности и значительной независимости старых балийских деревенских общин, частично еще сегодня сохранившихся в деревнях балийцев-аборигенов (бали-ага).
По этой причине историю религии и культуры Бали можно описать только как историю религиозных представлений о вере, как историю ритуальных обрядов, принятых в отдельных деревнях. Хорошей предпосылкой для этого могли бы быть составленные брахманами и сохранившиеся до наших дней многочисленные рукописи на старобалийском языке, написанные на пальмовых листьях.
Восходящая к доиндуистским представлениям картина вселенной — это их попытка понять и интерпретировать магически-мифпческую суть острова и его географического облика. Здесь мы наталкиваемся на два специальных понятия — «каджа» и «келод», которые следует рассматривать как основополагающие формы балийского миропонимания. Они являются отражением противоположности всего существующего — формулировкой встречающегося всюду на земле двуединства: небо — земля, мужчина — женщина, день — ночь, верх — низ, земля — море, гора — равнина, добро — зло, белое — черное, бог — демон.
Этот ряд в соответствии с балийским представлением о религии можно продолжить до бесконечности. Он является одним из принципов, на основании которого, по мнению балийцев, можно объяснить существование. Имеются и другие мнения, однако принцип противоположности каджа — келод — это наиболее древний принцип порядка на Бали. Интересно, что он применяется и в отношении небесных направлений; правда, при этом имеются в виду не абсолютные исходные точки, а те, которые существуют на острове. Иными словами, каджа может означать север или юг в зависимости от местоположения наблюдателя.
Каджа — это всегда направление в сторону горы — священного Гунунг Агунга. Келод, напротив, направление, ведущее в сторону моря. Каджа — направление благословения, счастья, удачи — указывает местоположение предков и богов. Оттуда текут реки и приходит вода, дарящая плодородие.
Вода моря, напротив, опасна, гибельна. Ее нельзя пить, и нельзя орошать ею поля. Ее волны поглотили уже много людей. Так следует понимать антипатию балийцев к морю. Это не только место опасности, это еще и келод — другая сторона, место, от которого отвернулись боги.
Остров Нуса-Пепида, расположенный у южного побережья Бали, не знает почти ни один балиец, потому этот остров — самый глубокий келод. Там живут демоны и злые духи моря, поэтому балийцы с большой неохотой плывут туда. Кому хочется лишний раз подвергать себя опасности?
Однако противоречие каджа — келод не было бы чисто балийским, если бы оно отражало лишь противоположность между черным и белым. Балийская мифология, так же как и тибетский ламаизм, дает понять, что не все демоны находятся в царстве келод. Есть и демоны, сопровождающие богов, которые находятся на стороне каджа. И существует также сила белой магии, исходящая от священнослужителей благодаря связи со священной горой. Эта сила и есть каджа.
Человек присутствует на обеих сторонах — каджа и келод. В нем живут оба элемента, обе противоположности. Ожесточенная борьба между добром и злом, между богами и демонами происходиi и и нем самом. Таким образом, разделенный надвое мир является отражением его собственного «я» Однако, поскольку он в состоянии распознать и попять силы каджа и келод, выступить на их стороне или вступить в борьбу с ними, он представляет собой третий элемент, третью составную часть балийского соотношения сил мироздания острова.
Между миром богов наверху и миром демонов внизу, в глубине, который почти во всех религиях выступает как страшный ад, как преисподняя, находится сфера человека, мир нашего земного существования, своеобразие которого заключается в его дуализме, раздвоенности, противоречивости, в постоянной опасности, которой ему угрожают зловещие силы сверху и снизу. Зловещи они потому, что нельзя быть уверенным в хорошем отношении богов во все времена и нельзя исключать того, что силы зла вдруг возьмут верх над добром и поставят весь порядок с ног на голову. Понимая это и убедившись в этом на собственном опыте, балиец уже дав но создал свою систему религиозных жертвоприношений, с помощью которой он пытается сохранить равновесие сил.
Этому желанию сохранить равновесие сил соответствовали проникшие из Индии учения буддизма и индуизма, поэтому они смогли легко утвердиться на острове, не став, однако, единой религией.
Космическое мировоззрение балийца, напротив, разъясняет, что его сегодняшнее духовное единство возникло из многообразия соединенных в нем форм веры. Таким образом, в Шиве, который одновременно является творцом и разрушителем, для знающего религиозные взаимосвязи балийца олицетворяется дуалистическое мировоззрение древнего Бали. Вместе с Брахмой и Вишну Шива образует знаменитое Тримурти — верховное божество, единое в трех лицах, которое соответствует триадной системе балийца, однако в основном не в форме «верх, середина, низ», а скорее как соответствие земного порядка божественному, небесному.
Даже этот маленький пример показывает, как далеко находится балиец от нашего образа мышления, нашей логики, насколько мало его космическое мировоззрение соответствует мировоззрению, обоснованному естественными науками, гармоничному в его внешних взаимосвязях. Для балийца значительную действующую силу представляет замкнутое мировоззрение, в которое, однако, точно вписываются каждый человек в отдельности и народ в целом.
Вместе с развитием индуистских и буддийских представлений на Бали распространилась и космическая система соотносимых понятий, соответствующих формам почитания, сложившихся в Индии и в индуизированной Юго-Восточной Азии. Существует порядок деления на четыре и восемь частей.
Деление на четыре, а точнее говоря, на пять частей имеет в виду разделение на четыре небесных направления и их центр. В индуизме, как и в махаяне (позднем буддизме), в четырех направлениях и центре располагаются боги, в буддизме — пять эзотерических будд — дхьяни, или татхагатов. Для каждого из них устанавливается цвет, соответствующий одному дню балийской пятидневной недели, и определяется один символ и одно женское соответствие — богиня. Для пяти эзотерических будд существует также определенное, характерное для них положение рук — мудра.
Пять индуистских богов, каждому из которых во время больших церемоний выделяется один священник-брахман, — это Шива, который восседает на троне в центре, и другие, располагающиеся следующим образом: Вишну — на севере, Брахма — на юге, Ишвара — на востоке и Махадева — на западе. Боги, находящиеся на востоке и западе, представляют собой формы проявления Шивы, к которым в системе нава-санга (делению на восемь-девять) присоединяются новые четыре формы Шивы, являющиеся условным символом господствующего положения многоликого Шивы в индуистской системе Бали.
Несмотря на это многообразие Шивы в балийско-индуистском пантеоне, ни в одном храме острова нет расположенного в центре изображения высшего бога. Священные места в храмах, предназначенные для индуистских богов, остаются пустыми. На эти троны во время празднеств должны спускаться боги, ожидаемые верующими.
В противоположность индийскому храму, где имеется изображение бога, которому поклоняются верующие, на Бали боги почитаются только как духовная сила, а не как личности. И там, где мы видели богов изображенными На старых картинах или в виде разных скульптур из дерева или камня, они были лишь изображениями, которые не имели ничего общего с божественной сутью.
Может быть, это одухотворение божественного принципа, которое так сильно отличается от индийского персонифицированного представления о богах, — один из главных признаков, одно из последствий влияния доиндуистской балийской религии на сегодняшний мир веры Бали.
Так, сурья-севана, одна из ежедневно проводимых брахманским священнослужителем в своем домашнем храме церемоний почитания отождествляемого с Шивой индийского бога Солнца Сурьи, несомненно, восходит к доиндуистскому культу солнца, храмовыми святилищами которого, вероятно, были уже упомянутые многоярусные сооружения.
Наряду с высшими индуистско-балийскими божествами, которые, вероятно, как Сурья, частично слились с древними балийскими богами, мы находим на острове сотни, может быть, тысячи богов, которых почитают только в одной деревне, одной местности или в семье правителя. Другие боги принадлежат к кланам или профессиональным группам. Например, Кама, бог красоты и любви, и его супруга Рати покровители не только влюбленных, но и людей искусства, в частности поэтов.
Многие боги, согласно балийскому верованию, имеют различные формы проявления. Так, например, Яма, древнеиндийский бог смерти, который как правитель ада одновременно является предводителем злых духов и демонов, идентифицируется с Шивой в своем значении разрушителя. А Деви Сри, играющая важную роль в жизни балийца богиня риса, отождествляется не только с Дургой, супругой Шивы, но и с богинями Ума, Гири-путри, Ибу-Пертиви. Это объясняется тем, что на Бали имена нельзя идентифицировать, как в Индии, с изображениями богов и их однозначной атрибутикой.
На Бали гораздо чаще, чем в Индии, можно наблюдать, как в зависимости от функции боги получают разные имена, хотя в народном вероисповедании они называются «сами патех» («все одинаковы»). В действительности же невидимые и поэтому лишенные облика боги в своем многообразии действий служат для балийца лишь воплощением некоей силы, находящей свое наиболее значительное проявление в образе священной горы Гунунг Агунг. Поэтому бог Шива, живущий в этом вулкане в своей ипостаси бога Махадевы — Великого бога, является для брахмана, а тем самым для религиозной жизни на Бали центральным образом, божеством, объединяющим в себе всех остальных богов.
Как первый, воплотивший в себе принцип дуализма, выполняющий двойную функцию творца и разрушителя, а также будучи двуполым — наполовину мужчиной, наполовину женщиной, — он является полным соответствием древнебалийского представления о богах.
Вероятно, образ всеобъемлющего, представляющего все формы жизни могучего божества еще в древности покорил жителей Индии и областей, находившихся под ее влиянием. А Шива, сравнительно поздний, послеведический индуистский бог, точно соответствовал представлению о богах, которое возникло намного раньше него и не имело его имени, в том числе на Бали, где его демоническая форма известна как Кала Рудра — бог, приносящий болезнь и гибель и потому вызывающий у народа страх и ужас.
К загадкам эволюции балийской религии, проходившей под индийским влиянием, относится и вопрос о роли, которую сыграл и в известной степени играет и сегодня буддизм. Вероятно, уже с первыми индийскими кораблями на Яву и Бали прибыли буддийские монахи. В противоположность брахманам, которые в первую очередь пытались установить контакт с князьями, «дети Будды» прежде всего сообщили народу об учении «просветленного». Мы не знаем, в какой форме начало распространяться на Бали учение Будды, не знаем и того, достиг ли Бали Канон древнего буддизма, обнаруженный в южноиндийской надписи на языке пали. Все древние свидетельства, сохранившиеся до сегодняшнего дня, указывают на буддизм махаяны, так называемой Большой колесницы, и тантристские формы буддизма, которые мы встречаем и на Яве.
К древнейшим историческим материалам, найденным на Бали, относятся небольшие глиняные ступы с глиняными печатями, на которых просматриваются надписи. Эти ступы были обнаружены в 1924 году вблизи Педженга после оползня. На печатях имеются буддийские изречения и тантристские заклинания. Ступы относятся к VIII веку. Они были распространены во всем индо-буддийском мире, от Гималаев до Индонезии, поэтому Бали уже тогда входил в широкую сферу влияния тантристского буддизма.
Всего три столетия спустя по берегам реки Петану, глубоко прорезавшей причудливые скальные формации, возникли пещерные святилища, наиболее известное из которых — так называемый Слоновый грот, Гоа Гаджа. Справа от пещеры в результате археологических раскопок был обнаружен бассейн с фигурами выше человеческого роста, которые с помощью туннеля были соединены со священным источником.
Неподалеку от этого места, ниже по течению, в долине реки, были найдены выветрившиеся остатки буддийской ступы. В маленьких нишах противоположного берега находились каменные будды в позе (мудре) медитации — внутреннего самосозерцания. Этим буддам балийцы и сегодня приносят дары в виде цветов Как фигуры, так и сам Гоа Гаджа относятся к XI веку и вместе с остатками строения являются свидетелями одновременного сосуществования шиваитских и буддийских святилищ.
Изготовленные в XI веке статуи Будды не дают возможности сделать вывод относительно их значения. Они могут быть изображениями и исторического Будды Шакьямуни в позе медитации, и мистического Будды Амитабхи, «господина западного рая». В то же время перед большой ступой, рядом с храмом Пура Дану на озере Братан у Бедугула, к северу от центральной области Бали, несомненно, находится мистический Будда.
Сам храм, украшенный одиннадцатиярусной «меру»[6] в честь Шивы, является святилищем богини воды Деви Даиу и содержится водными товариществами области. Как во всех балийских храмах, так и здесь наряду с госпожой храма — Деви Дану — правом хозяина обладают и другие боги, например великий Шива, а также Будда.
На маленькой, посвященной Будде часовне в храме можно прочесть год ее создания — 1972-й. Следовательно, поклонение Будде существует на Бали до наших дней. Балийский друг обращает мое внимание на то, что в западной части Бали имеется много приверженцев Будды как хранителя домашнего очага. Брахма для них является богом неба, Вишну олицетворяет воду, Шива-солнце. Что же касается Будды, то балийцы говорят о нем: «Он в нас, он охраняет каждый день нашу жизнь».
Все это воспринимается ими слишком упрощенно и, разумеется, не совпадает с верой и учением брахманов. Однако это высказывание характеризует несложное и при этом сосредоточенное на существенном мышление простых людей Бали.
На озере Бедугул мне никто не смог сказать, когда и по какому поводу была сооружена перед озерным храмом большая ступа. Она построена по той же системе деления на четыре-пять, что и святилища индуизма. Здесь речь идет о пяти мистических буддах, которые образуют центральный образ буддизма махаяны от Японии до Бали. Подобно индуистскому пантеону, здесь вокруг центральной фигуры, изображающей самого древнего Будду, носящего также имя Татхагата Вайрочана, располагаются будды четырех небесных направлений: Акшобхья на восток, Амитабха — на запад, Амогха-сиддхи — на север и Ратнасамбхава — на юг. Каждому из этих Татхагат характерны специфическое положение руки, только ему предназначенное животное, на котором он восседает, особая окраска и определенное, соответствующее ему божество женского пола.
Ступа Бедугула посвящена особо почитаемому на Бали Будде Амитабхе, которому поклоняются как Будде западного рая — Сукхавати и одновременно как Татхагате бескрайнего света. Находясь в свойственной для него позе медитации, он присутствует в четырех нишах ступы. Перед ступой мы видим четырех остальных Татхагат, которые, вероятно, играют здесь одновременно роль защитника и сторожа, что на всей территории буддизма махаяны, кроме Бали, не принято.
Более позднее буддийское храмовое строение мы встречаем в стороне от дороги, среди рисовых полей, на окраине южнобалийской деревни Батубулан. Этот храм, без сомнения, чисто буддийское место жертвоприношений и как таковое представляет собой на Бали нечто единственное в своем роде.
Перед храмом на украшенных тонким рельефным рисунком тронах сидят четыре будды в коронах. Кроме того, в искусно украшенных нишах над стеной храма установлены две большие, почти в человеческий рост, статуи Будды Кашьяпы, предшественника исторического Будды Шакьямуни, Кашьяпу, так же как Татхагат, можно узнать по его мудре. Обе руки лежат у него вытянутые, ладонями внутрь на ногах, скрещенных в позе лотоса.
То, что буддизм представлен на Бали не только ступами и статуями Будды, то есть памятниками, показывает порядок присутствия священнослужителей во время больших праздников. Там кроме жрецов Шивы всегда присутствует жрец Будды — «педанда-бода». При почти одинаковом ритуале педанды Шивы заклинают своего бога и его образы, главный из которых — Махадева. В то же время педанда-бода взывает к буддам, бодхисаттвам и богам махаяны буддийского пантеона.
Конечно, в целом может показаться, что Будда во время торжественного церемониала — лишь еще одно имя в необозримой массе индуистских богов Бали. Однако у простых балийцев во время их повседневных обрядов дело обстоит иначе. Правда, и здесь на переднем плане чаще возникает имя Будды, а не его учение, о котором на Бали в действительности знают не так уж много.
Создается впечатление, что противоположности и кажущиеся противоречия так же относятся к мировоззрению балийца, как готовность к восприятию чужих, новых элементов веры в передаваемый из поколения в поколение канон балийского индуизма. С одной стороны, мы видим бесчисленные божества брахманского пантеона, которым поклоняется народ, с другой же стороны, проступают элементы монотеизма, который известен народной массе в популярной интерпретации брахманов как своего рода высший божественный порядок.
При этом речь идет о культе верховного божества Сангхьянга Видхи, которое, однако, понимается и почитается не как некое высшее божество, а скорее как объединение всех божественных сил.
Брахманские жрецы объясняют, что все жертвоприношения, все религиозные обряды в конечном счете предназначены Одному, Высшему, Всемогущему — Сангхьянгу Видхи, который рассматривается в качестве символа происхождения и властелина мира. Он существует как единство множества богов и полноты мира. Он — символическое воплощение Бали как целого, как космоса.
Если эта мысль о самом возвышенном существе и могла иметь древние корни в мистике балийского индуизма и вера многих брахманских жрецов достигает высшей точки в этой идее, то представление о высшем существе имеет значение и для современной Индонезии, и для ее монотеистской главной религии — ислама.
В Министерстве религии в Джакарте, очевидно, с большим удовольствием находят, что балийская религия хорошо приспосабливается к терминологии государственного языка Индонезии — бахаса Индонесиа. Так, при переводе религиозных текстов на балийский язык Сангхьянг Видхи используется не только для обозначения высшего существа балийского индуизма, но и для таких понятий, как Аллах или Господь Бог. Правда, это приводит к симуляции похожести представлений о боге, чего в действительности не существует: ведь Сангхьянг Видхи является противоположностью единого бога, будучи синтезом представлений о богах, символом мира, полного живых действующих богов.
В центре Денпасара, слева от музея, сооруженного голландцами в балийском стиле, находится центральное храмовое сооружение Сангхьянга Видхи — Пура Джагатната. Этот храм в 1906 году при так называемом пупутане (добровольной сдаче балийцев напавшим на них голландцам, вооруженным современным оружием) был разрушен и затем вновь возведен. На высоком троне в том белом храме находится статуя Сангхьянга Видхи. Он изображен танцующим в златотканой одежде, охваченной пламенем.
Его храм Пура Джагатиата, в котором население Денпасара в период полнолуния каждую ночь делает ему жертвоприношения, символизирует стройный космос доисторических времен, о котором говорится в балийском мифе мироздания. Мы находим его в древней балийской рукописи, где Бали обозначается как «черный камень», центр космоса, а Кала, один из образов Шивы, — как творец земли. Там мы читаем: «Вначале был космос. И глубоко внизу находилось магнетическое железо. Из хаоса дракон Антабога с помощью медитации создал черепаху Бедаванг как основу мироздания. На черепаху, которую дракон обвил двумя змеями, он положил «черный камень» остров Бали как центр мироздания. Под камнем сплошная пустота без солнца, без луны, без света. В этой преисподней царствует бог Кала.
Однако затем Кала создал свет и землю, покрыв ее водой в виде морей и океанов. А над ними небеса. Одно небо было из высохшего ила. Из него образовались горы и поля. Над ними было создано небо облаков, пребывавшее в непрерывном движении. На облаках восседал на троне бог любви Семар. Еще выше было вечно голубое небо с Солнцем и Лупой — царство бога Солнца Сурьи. Еще выше — ласковое небо благовоний и чудесных цветов, где живут змеи Аван, которых мы видим как падающие звезды и метеориты. Еще выше находится небо предков. Однако над всеми небесами раскинулось царство богов, охраняемое священными стражниками и небесными нимфами».
Это божественное состояние, которое на многих изображениях охраняет Сангхьянг Видхи, в результате проникновения чужеземцев в упорядоченный космос «черного камня», называемого Бали, было нарушено. В истории началось время, когда и счастливый остров Бали подвергся войне и завоеванию.
Сегодня Сангхьянг Видхи, по представлению балийских жрецов, облечен властью поддерживать божественное равновесие острова при помощи объединенной силы всех богов, препятствовать распространению зла и обеспечивать существование «черного камня». Сангхьянг Видхи — это начало всего и надежда на грядущее. Ему посвящена молитва, которую произносит священнослужитель-брахман во время церемоний кремации. «Пусть будет славен вечный победитель смерти, дарующий долгую жизнь, здоровье, силу и мощь, вездесущий, хранитель мира, дающий избавление всем, кто верит ему и чтит его. Пусть будет славен преодолевший смерть».
Космической системе соотносимых понятий и ее земным, подземным и небесным сферам соответствует еще один порядок, регулирующий отношения между людьми и богами. Поверенными богов являются священнослужители (или жрецы), которые делятся на три категории и которых мы встречали на Бали. Хотя там нет иерархической системы духовенства, существующей, например, в католической церкви, тем не менее имеются различия в рангах и авторитете между тремя категориями жрецов.
Уже упомянутый педанда — это верховный жрец из касты брахманов, посвятивший себя изучению самых различных наук, привилегия которого заключается в приготовлении святой воды — тиртхи. Рядом с ним находится «пемангку», или помощник жреца, который руководит обрядами праздников в деревенском храме и осуществляет связь с населением. Он знает все повседневные культовые обряды. Для него не существует никаких кастовых ограничений. Он может принадлежать к любой из четырех каст, однако чаще всего это представитель касты судр.
Третью категорию священнослужителей — «сенгуху» — можно встретить на всех больших празднествах, особенно при кремациях. Он занимается процедурой жертвоприношений, предназначенных духам и демонам ада. В противоположность педанде, принадлежащему Шиве, сенгуху, который никогда не происходит из семьи брахманов, принадлежит Вишну. На праздниках и торжественных похоронах он сидит в павильоне, обращенном к северу, что соответствует небесному направлению Вишну; при этом его павильон расположен ниже, чем павильон педанды. В то время, когда он читает свои священные тексты, один его помощник дует в большую витую раковину — символ Вишну, а другой бьет в двойной барабан.
Священнослужители — посредники между людьми и сферой богов и духов. Лишь их присутствие гарантирует принятие жертвоприношений богами и демонами, а также действенность церемоний очищения, которые связаны с жертвоприношением и должны проводиться по многим поводам. Поскольку жертвоприношения, чтобы быть принятыми, сами требуют очищения, нет такого места в доме, храме или на полях, где регулярно не производились бы обряды очищения, что отводит беду и вызывает благосклонность богов.
Жертвоприношения и очищение — это взаимосвязанные и взаимообусловленные основные формы общения людей с предками и богами, а также защита от злых духов. И то и другое имеет целью установить лучшие отношения между человеком и всем окружающим его миром, как земным, так и небесным.
Жертвоприношения и очищение должны осуществляться правильно и часто, облагораживать душу и повышать шансы на счастливое возрождение и духовное обновление. Над этим не только нужно много работать самому человеку, но и следует полагаться на предков, которые, начиная с кремации, через множество ступенек очищения души делают все для того, чтобы было возможным постепенное восхождение на самое высокое небо.
Жертвоприношения на Вали имеют самые разные формы. Это может быть рисовое зернышко, которое кладут в доме, или лепесток цветка, который утром, положив между ладонями, благоговейно и торжественно несут в домашний храм или молельню на улице; это и огромные, искусно выполненные конструкции священных символов, приносимые в жертву на больших храмовых праздниках, кремациях усопших в княжеских семьях и обрядах очищения душ. Они состоят главным образом из фруктов и риса, однако в жертву приносят и животных. Даже любимое народное развлечение мужчин Бали — кровавый петушиный бой восходит к древним обрядам жертвоприношения, и еще сегодня на больших праздниках в храме Бесаких, главном храмовом сооружении острова, приносят в жертву по одному животному от имеющихся на Бали видов.
В то время как жертвоприношения, хотя и с соблюдением строгих ритуальных предписаний, изготавливаются всеми балийцами, а на жреца возлагается лишь освящение их, обряды очищения могут осуществляться лишь священнослужителем. Это касается всех видов и ступеней очищения, которые от рождения до смерти, при кремации усопших и во время всех празднеств, посвященных очищению души, относятся к важнейшим религиозным обязанностям каждого балийца, которые он должен выполнять.
Как все на Бали, очищение имеет как бы две стороны. Одна касается очищения человеческого тела, дома, храма и мест, на которых происходят священные обряды, другая служит предпосылкой для основного, ожидаемого богами очищения, которое может привести к желаемому улучшению жизни — этой и последующей. И именно последняя сторона очищения касается обязанностей и является главной задачей брахманского жреца-педанды. Он может осуществить ее лишь с помощью святой воды, приготовление которой возлагается только на него.
Только педанда знает тайну приготовления тиртхи. Она передается старым брахманским жрецом своим ученикам с соблюдением полной секретности. Если непосвященный и будет знать процесс ее приготовления, она все равно не станет святой водой, поскольку она не освящена, следовательно, в ней будет недоставать необходимой для благословения магической силы.
Святая вода хранится в специально освященных сосудах; сосуды, предназначенные для обрядов на высшем уровне, изготавливаются чаще всего из золота и украшаются тонкой чеканкой.
Тиртха — важнейший элемент обряда очищения. Она разбрызгивается с помощью специального кропила, называемого «лис», на всю семью или деревенскую общину. Особое значение придается не только каждому движению жреца, но и его реквизитам, которые также священны и требуют перед их использованием особого освящения. Самое большое внимание в церемонии уделяется кропилу. Оно состоит из пальмового листа и искусно сплетается из сорока частей. Когда его изготовление закончено, жрец произносит священные заклинания, которые должны сказать богам, что этот инструмент требует их особого благословения. С этого момента кропило само является священным и именуется жрецами «желто-зеленый господин».
После этого оно считается подготовленным для всех обрядов освящения и может использоваться для окропления тиртхой во время семейных и храмовых праздников. Места, предусмотренные для специальных обрядов и церемоний, также обрызгиваются с помощью кропила. Храмовые строения, священные изображения, пожертвования, построенные дома получают свое очищение, благословение с помощью священного лис, носителя тиртхи.
При том значении, которое придается святой воде в балийской религии, педанда как единственный ее изготовитель приобретает особую власть, которая не всегда используется во благо балийцев.
Искушение к различного рода сделкам с помощью тиртхи всегда было слишком велико, хотя и без того каждый священный обряд, связанный с жертвоприношением и окроплением святой водой, означает для балийской семьи большие финансовые расходы, которые при малых доходах большинства семей часто доводят их почти до полного разорения. Лишь богатые семьи могут выполнять все обязанности, предписываемые строгим ритуалом балийского индуизма. Тем самым возможность очищения и восхождения предков семей на высшее небо становится в первую очередь социальной проблемой и тяжелой нагрузкой на живущих. Однако не только из-за веры в чудесное действие тиртхи, но и из-за всех других религиозных обязанностей балийцы зависят от педанды. Надо сказать, цепы, которые он назначает для тиртхи и проведения торжества дароприношения, как все цены в этом мире, постоянно повышаются.
Мы часто слышим: на Бали больше храмов, чем домов. И это не преувеличение. Храм есть не только у каждого рода, у каждого товарищества по пользованию водой, но и в каждом крестьянском дворе, в каждом доме. В любой деревне имеется минимум три храма. Множество профессиональных объединений, танцевальных групп и оркестров располагают своим храмом. Куда ни бросишь взор, всюду увидишь святилища и храмы.
Ни острова нашей земли, ни храмы Бали никогда и никому не удалось пересчитать. Число храмов, так же как и число островов, постоянно меняется: разрушаются старые, сооружаются новые. Балийские фирмы выделяют часть своего дохода на строительство новых или реставрацию старых храмов. Мальчик-лифтер с гордостью рассказал мне, что он экономит рупии от своего маленького жалованья и чаевых, чтобы обновить ветхий домашний храм своей семьи. На строительство больших храмов государство предоставляет субсидию.
Балийский домашний храм — это в большинстве случаев скромное сооружение, состоящее из одной или нескольких крытых рисовой соломой часовен на обращенной к Священной горе стороне («каджа»). Оно носит название «санггах», а те, что принадлежат высшим кастам, — «пемераджан». Здесь богам, а в первую очередь предкам семей совершаются дароприношения. Для даров предкам выделена специальная часовня — «санггах камулан». Она состоит из трех частей: правая предназначена для предков женского пола, левая — для предков-мужчин. Средняя часть выделяется для дароприношений в честь Батара Гуру, почитаемого в качестве бога Солнца Шивы. «Гуру» означает здесь одновременно «отец» и «учитель». Так было в древнем Бали, так частично сохраняется и поныне.
Таким образом, санггах камулан представляет для балийца место общения с предками и богами. Он символизирует космос в каждом доме. Однако отношение к целому этим не ограничивается, а идет дальше. Тот, кто может себе позволить, сооружает часовни в честь богов трех сельских храмов, благодаря чему осуществляется связь между домом и деревней как следующей по величине единице. Важным является также сооружение места для дароприношений нгураху — покровителю земельных владений.
В пемераджане балийцев, относящихся к высшим кастам, имеется «падмасана» — место, отведенное для Шивы. Кроме того, в семьях, родословное древо которых восходит к западнояванской древней аристократии, почитают Батара Маджапахита как бога предков семей. Во многих домах имеются храмики в честь основателей деревни и родовых предков. В богатых деревнях, особенно среди высших каст, принято воздвигать храмы предков большой семьи. Подобно остальным «пура-дадья» (храмам в честь предков), они представляют собой как бы соединительное звено между домашним и деревенским храмом.
Каждая балийская деревня в качестве культовых центров и мест религиозного общения имеет три храма, которые находятся на некотором расстоянии друг от друга, что связано с их значением и их космическим соединением. На стороне каджа, обращенной к Священной горе, находится «пура пусех», который служит и святилищем в честь предков, и храмом в честь богов. Известный нидерландский исследователь Бали Р. Борис видит его задачу в установлении связей с уранической сутью мира каджа. Это храм света и неба.
В части деревни, обращенной к морю («келод»), где находятся места погребения и кремации, расположен Храм мертвых (Пура далем). Существует несколько таких храмов, особенно красивых в архитектурном отношении, снабженных богатыми барельефными и скульптурными украшениями.
К наиболее великолепным сооружениям относится расположенный на перекрестке дороги среди рисовых террас Пура далем в Седане. Б.го главное святилище имеет часто встречающийся у балийских храмов как бы состоящий из веера листьев фасад, края которого украшены богатым ажурным орнаментом Самое значительное у седанского Пура далем по наружные барельефы, выполненные и манере, на поминающей сюрреализм, и наглядно показывающие, каким наказаниям подвергаются злые люди после смерти.
Горис характеризует храмы мертвых как места контакта с подземными силами преисподней, с Ямой и его демонами, а также с душами умерших, которые еще не подверглись очищению, иными словами, еще не кремированы.
В центре деревни находится Пура деса, называемый также Пура бале Агунг. Этот храм является местом для живых, где не только отмечают большие храмовые праздники, но и устраивают собрания жителей деревни, а также пользующиеся большим успехом петушиные бои. Здесь смешиваются небесное и земное; встречается деревенская община. Деревенский храм состоит чаще всего из трех (па севере острова из двух) дворов, которые обносятся каменной стеной. Хотя ни один храм не похож на другой, основная структура одинакова у всех. Даже государственные храмы Бали, какими бы большими они ни были, восходят к одной и той же принципиальной схеме.
Из-за большого числа рек и ручьев до многих храмов можно добраться только через маленький мост, который одновременно является символом перехода в другой мир. Вход в храм представляет собой уже упоминавшиеся две мощные пирамидообразные, сужающиеся кверху стрелы, образующие ворота, открытые в небо.
На одном из передних углов храма располагается башня с большим гонгом, который созывает на праздник, а также служит для подачи сигналов тревоги в случае пожара или какой-либо другой опасности. На первом дворе храма находится несколько открытых, под крышами из рисовой соломы площадок — «бале», используемых для традиционного балийского оркестра — гамелана, петушиных боев, собраний жителей деревни и размещения гостей во время праздников. Здесь обычно посажены деревья белой плюмерии, называемой «храмовым деревом», с цветами в форме чаши, которые обычно используют для дароприношений.
Ворота, и тем самым вход в храм, находятся со стороны моря, следовательно, указывают на сторону келод. Тот, кто входит в храм, идет к богам — в направлении каджа. Ворота во внутренний двор часто богато украшены барельефами и в противоположность первым воротам сверху закрыты. Это «паду ракса» — священные ворота, к которым обычно ведет несколько ступенек. За священными воротами, как в святилищах Китая, находится каменная стена, не позволяющая заглянуть во внутренний двор («далам»), В большинстве случаев есть еще маленькие боковые ворота, которые при подготовке храмовых праздников открываются.
Схема типичного балийского храма
А — чанди бентар — ворота без навершия (дуплистический символ); В — башня — кулкул — колокольня; С — наон — кухня; В — бале гонг — площадка для музыки и танцев; Е — бале (крыше помещение) для паломников; F — паду-ракса — ворота с навершнем; боковой вход; H — наруман, или пепелик — место пребывания богов и душ предков с платформой для жертвоприношений; I — нгурах годе молельня для священнослужителей; J — нгурах алит — молельня для священноослужителей, К — геденг песимнанган — место посещения душ — основателей деревни; L — падмасана — трон бога солнца Сурьи; М — молельня для божественного воплощения Гунунг Агунга; N — меру — молельня Сангхьянг Видки; О — молельня для божественного воплощения Гунунг Батура; Р — маоснант — молельня для переселенцев из Маджанахита; О — таксу — молельня для посредников между людьми и богами; R — помещения для жертвоприношений.
Внутренний двор представляет собой место, где жрец в праздничные дни совершает священные обряды и где в эти дни находятся боги. Слева от ворот расположен павильон, в котором жрец освящает дароприношения.
В нескольких павильонах старых храмов мы нашли фигуры правителей и предков, а также священные камни. Их почитание относится к доиндуистским культам.
Важнейшее место внутреннего двора — это его задняя сторона. Там возвышаются часовни богов, место для Махадевы, а иногда также покрытые рисовой соломой пагоды-меру, которые могут иметь до одиннадцати ярусов — священное число Шивы. Таких устремленных ввысь, освященных высшим божеством меру немало в центральных храмах — Менгви, Бангли, Бесаких, где находит свое отражение концентрация божественного.
На Бали нет ни одного закрытого храмового помещения. Ни в. одном из храмов верующий не может ощутить святости храмового зала, ибо он находится вне помещения, поэтому пол, на котором стоит балиец, — это земля, а крыша над головой — небо. Все павильоны очень малы, стоят на грунте и состоят из колонн и крыши. Они открыты во все стороны, что соответствует космической картине мира, которая определяет жизнь Бали. В большинстве из них нельзя выпрямиться, поэтому стоят обычно рядом с ними.
Храмы Бали не рассчитаны на ежедневные культовые обряды. Здесь нет богослужения в общепринятом смысле этого слова. Тому, кто войдет в балийский храм не в день празднества и увидит там много засохших дароприношений, он покажется заброшенным. Лишь во время праздника храм оживает и начинает играть всеми своими красками. Воздух наполняется благовониями, и совершаются обряды в том же священном порядке, в каком они совершались много столетий назад.
Бали — остров, имеющий не только тысячи храмов, но и тысячи праздников. Отведены специальные дни, часы, когда надлежит прийти в храм. Прежде чем мы отправимся с балийцем на один из его праздников, побываем сначала в деревне.