Для балийца рождение ребенка означает возвращение души предка. Балиец не считает, что на свет появляется новая жизнь. Просто уже неоднократно рождавшееся и умиравшее существо снова входит своей бессмертной частью, душой, в человеческое тело и тем самым в земную жизнь.
Каждые беременность, рождение и смерть для балийца — доказательство бесконечного круговорота: появление, существование и уход. Земля, которая называется Бали, представляет собой лишь место между многими небесами и преисподними, место для временного пребывания временно воскресших душ. Однако здесь для него важны земные превращения, претерпеваемые телом возродившейся души, поскольку решается вид будущего возрождения, определяемый образом жизни самого человека и количеством жертвоприношений, которые семья и род готовы совершить в честь ожидаемых новорожденных, а также усопших своих членов.
Согласно такому представлению, каждый балиец включен в круговорот превращений, которые никогда не кончатся, и положение каждого в нем существенным образом определяется личным поведением и соответствующими жертвоприношениями его семьи. Это является основанием для строгого соблюдения каждым балийцем правил, предписываемых его религией, и он в течение всей жизни как бы растворяется в ритме этих правил.
О беременной балийке говорят: «Ее саронг остается чистым». Раньше женщины носили только саронг или каин (бесшовную юбку из одного полотнища) повседневно. Лишь в христианской церкви они закрывали грудь платком.
После второй мировой войны президент Сукарно издал закон, запрещающий балийке обнажать грудь, но, несмотря на это, и сегодня можно увидеть на улице жен-шин. особенно ставшего поколения, с обнаженным торсом. А дома этому стародавнему обычаю следуют почти все женщины Бали. Традиционно балийка не знает нижнего белья. Лишь с тех пор как среди молодых девушек появилась европейская одежда, они стали носить белье. Теперь в школе их обучают и элементарным правилам гигиены.
Для большинства балийцев основной гигиенической процедурой было и остается купание в реке, которая, правда, одновременно служит и деревенской уборной. Во многих деревнях есть общественная купальня, где утром и вечером можно помыться, если путь к реке слишком далек.
В период, предшествующий родам, будущая мать чаще, чем обычно, ходит к воде для очищения. В некоторых деревнях она несет при этом в руке нож, на острие которого наколота красная луковица. Запах лука должен отгонять злых духов-«лаяков», чтобы они не причинили зла плоду в чреве матери, а после рождения ребенка не отняли его. В этих же целях за несколько дней до родов каждый в доме особенно внимательно следит за тем, чтобы не произошло чего-нибудь дурного, и совершает как можно больше жертвоприношений.
Существующего еще в многочисленных деревнях «ба-лиан-манака» — священника и акушера в одном лице — предупреждают об ожидающихся родах задолго до них, и он, со своей стороны, до того момента, когда его позовут, делает разные жертвоприношения, которые должны обеспечить безопасность ребенка и облегчить роды.
Если в семье уже есть старшие дочери, другие женщины семьи обучают их искусству изготавливать несложные жертвоприношения для ожидаемого ребенка: рисовые пирожные пяти цветов для высоких богов, рисовую кашу как символическую пищу для ребенка и бамбуковые палочки, из которых отец сооружает первую молельню для жертвоприношения в честь нового гражданина Земли.
Дети в балийских деревнях, как правило, рождаются в кампунге родителей. В дни, предшествующие родам, там уже все подготовлено к приему нового человека. Большинство балийцев рассматривают рождение ребенка как важнейшее событие для семьи, рода и всей деревни. Само представление о том, что можно какими-то средствами регулировать естественный процесс зачатия, для балийцев по-прежнему остается чуждым и непонятным. Потребуется смена не одного поколения, чтобы перестроилось мышление и соответственно отношение к этому вопросу.
Для родов в доме не предусмотрено определенного места. Часто они происходят под открытым небом, поскольку это в известной степени общественный процесс, и в нем участвует вся семья. Для детей такие события, как рождение и смерть, представляются чем-то само собой разумеющимся, и они, как и каждый член семьи, получают свое вполне определенное задание.
Когда наступает время родов, приглашаются балиан-манак или его жена, также знакомая со всей процедурой Они не только акушеры, но и своеобразные церемониймейстеры родов. На Бали женщины рожают в полусидячем положении на полу, на специально для этой цели сплетенной новой циновке. При этом одна из старших женщин семьи, зачастую сестра роженицы, или ее собственный муж оказывает помощь, стоя позади нее на коленях и обхватив ее руками.
Во время родов балиан-манак окропляет дом или место, где они происходят, святой водой, чтобы кампунг оставался чистым и чтобы духи-лаяки не имели возможности творить зло. Ведь борьба между добром и злом — основа основ балийской веры — начинается в момент рождения человека. Его жизнь является следствием противоречий между светлым и темным, между богами и шмонами, противоречий, которые не кончаются даже вместе со смертью, а продолжают действовать на душу, хотя тело уже давно сожжено.
Родители и вся семья не способны в полной мере защитить новорожденного в этой борьбе. Не способны они сделать это и впоследствии, как бы сильно ни любили и ни заботились о детях, не могут в достаточной степени и дети уберечь своих родителей от сил зла. Ни люди, ни даже боги не могут, в соответствии с балийской верой, поддержать человека во всех его невзгодах и защитить его от угрожающих опасностей. Для этого необходимо вмешательство сил, земные проявления которых рождаются вместе с ребенком, — это кровь, околоплодная жидкость, пуповина и, наконец, самое важное — послед. Балиец называет их «четырьмя старшими сестрами» новорожденного — «канда мпат». Они сделали возможным и защитили рост ребенка в чреве матери. Почему их функция должна закончиться вместе с его рождением? Ни один балиец не понял бы этого. Как со смертью тела не прекращается жизнь души, так и действие особых, важных сил, дарящих жизнь не родившемуся еще ребенку, не может просто прекратиться вместе с вступлением его в этот открытый и поэтому опасный мир.
С этими дарящими жизнь силами связано не меньше проявлений радости и почитания, чем с самим ребенком. Как только он появляется из чрева матери, этим силам делаются жертвоприношения, чтобы не испортить им настроение, иначе когда-нибудь, в минуту опасности, их помогающее и защищающее действие может быть направлено против человека.
Строгий ритуал определяет, как обращаться и как следует хранить земные проявления «старших сестер», среди которых послед обладает наибольшей силой. Его кладут на банановый лист и вместе с небольшим количеством околоплодной жидкости и политой кровью земли родительского кампунга зарывают в желтой скорлупе кокосового ореха около лестницы спальни — справа от входа, если новорожденный мальчик, и слева, если девочка.
Захоронение пуповины также сопровождается обрядом жертвоприношения. В некоторых деревнях из пуповины делают браслет для ребенка, который должен защитить его от злых сил. Над люлькой вешают первый в его жизни жертвенник, изготовляемый отцом иногда с помощью сестер. В качестве оберега, охраняющего ребенка, над люлькой вешают также вырезанную из дерева фигурку небесной феи.
В течение года на висящий над ребенком жертвенник ежедневно кладут жертвоприношения в виде цветов или фруктов, преимущественно экзотический фрукт с чешуйчатой кожурой — салак. Он должен сделать милостивым Кумару, младшего сына Шивы, бога младенцев, и облегчить путь новорожденного в жизнь. Когда мать дает ребенку грудь, она должна предварительно брызнуть несколько капель в направлении четырех стран света. Это должно означать пищу для «четырех старших сестер».
На двенадцатый день ребенок получает первое имя, которое, впрочем, не остается на всю жизнь, а неоднократно меняется в различных праздничных ситуациях. Наречение именем также связано с жертвоприношениями в честь Кумары и его отца Шивы, чтобы добиться их благосклонности и показать им, что дальнейшая судьба нового гражданина Земли с полным доверием передается в руки могущественных богов.
Первая большая церемония очищения, которая прежде всего касается матери, ставшей нечистой из-за беременности и родов, происходит через сорок два дня. Вся семья сопровождает мать в торжественной процессии к месту ежедневного омовения, чтобы совершить там жертвоприношение богу воды. В тот же день богу Брахме делается в кухне жертвоприношение рисом, окрашенным в красный цвет, и производится первое очищающее омовение младенца святой водой, которое делается для того, чтобы смыть с него все нечистое, связанное с предродовым периодом, рождением и первыми неделями жизни. Одновременно ребенок получает свое первое украшение, которое может быть очень дешевым, простым, а может быть и дорогим, например тонкий золотой браслет.
Теперь спрашивают у балиан-манака, который способствовал появлению ребенка на свет, кто из предков семьи вновь родился в этом ребенке. В результате долгих, таинственных сеансов, при которых никто не должен присутствовать, священнослужитель пытается приоткрыть завесу тайны. С помощью одурманивающих благовоний он вводит себя в состояние транса, чтобы представить своим внутренним взором прошлое и тем самым предков семьи. Большинство семей не имеет средств для финансирования этих долгих сеансов. Имя вернувшейся души, как утверждает священнослужитель, он узнает лишь после недельных интенсивных усилий, а это дорого обходится семье новорожденного.
Если роды прошли нормально и ребенок появился на гнет здоровым, то в первые дни ему предстоит перенести ряд испытаний, которые, согласно балийской вере, вполне обоснованны. Так, мать может начать кормить ребенка грудью лишь через два дня. В этот период ребенку дают кокосовое молоко (в последнее время даже начали использовать для этих целей сгущенное молоко) и некую магическую кашу, которая, по мнению врачей, абсолютно не усваивается новорожденным. Поэтому сейчас делаются попытки отменить этот опасный для жизни младенца обычай. Однако на Бали ничего не делается быстро. Если где-то сегодня старые обычаи соблюдаются не слишком строго, то в других местах, особенно в отдаленных горных деревнях, они все еще соблюдаются неукоснительно, к тому же там нет никакой медицинской помощи.
Особенно плохо приходится ребенку, если его мать умирает во время родов. Хотя в балийских деревнях еще нет мало-мальски приемлемого искусственного питания, кормить ребенка грудью может лишь женщина из его семьи. Мать, потерявшая своего ребенка, не имеет права быть кормилицей, поскольку она считается нечистой.
Много волнений вызывает в деревне появление на свет близнецов. В то время как рождение близнецов одного пола означает благосклонность богов, рождение разнополых близнецов свидетельствует о том, что боги гневаются, а это влечет за собой тяжелые последствия для всей семьи. Раньше близнецов умерщвляли, а семью изгоняли из деревни. Для искупления совершенного греха она должна была жить сорок два дня на определенном месте — в хижине недалеко от кладбища или у перекрестка дорог, посещаемого злыми духами. По истечении этого срока семья могла вернуться в деревню, но должна была осуществить такую массу дорогостоящих церемоний очищения, что зачастую разорялась.
Изгнание несчастных родителей из деревни осталось в прошлом. Церемонии же очищения обязательны и сегодня, поскольку балийцы верят, что иначе будет слишком мало воды для риса и деревню постигнет неурожай или падеж скота.
Поверье, что рождение близнецов разного пола приносит несчастье деревне, основано на предположении, будто в чреве матери близнецы имеют половое сношение, т. е. совершают кровосмешение и тем самым гневят богов. В соответствии с адатом браки между близнецами были разрешены лишь в княжеских и брахманских семьях, поэтому на представителей обеих высших каст не распространяются предписания об очищении при рождении близнецов.
В течение трех месяцев после рождения ребенок не может входить в соприкосновение с землей. В это время мать или старшие сестры и братья держат его на руках. Через сто пять дней (три балийских месяца) он впервые в торжественной обстановке касается земли. Для детей из княжеской касты, ксатриев, табу устанавливается на двести десять дней.
День первого соприкосновения ребенка с землей является одновременно и первым большим праздником в его жизни. В этот день собираются все родственники, чтобы вместе с самым молодым их представителем совершить большое жертвоприношение, к которому ведется длительная подготовка. Женщины в течение многих дней были заняты приготовлением бесчисленных даров для жертвоприношения Шиве и другим богам. Крестьянский двор тщательно убирается, земля очищается, после чего специально приготовленной для церемонии святой водой приглашенный на праздник брахманский священник пандалу совершает культовые обряды очищения, в результате чего ребенок и его четыре магические сестры получают новые имена. Этот праздник балийцы называют «телубуланин», а в литературном языке он носит название «тиганг сасихин».
На этом трехмесячном празднике особенно отчетливо видны три аспекта любого обряда — жреческий, повествовательный, относящийся к мифу, и, наконец, общинный, связанный с коллективом людей, которые его проводят. В то время как действия жрецов, такие, как чтения священных текстов, имеют индо-яванское происхождение, основные элементы обряда коренятся в древних доиндуистских верованиях, о которых мы слишком мало знаем, чтобы сказать что-то определенное.
После того как гости собрались во дворе, священнослужитель занимает свое место в павильоне перед многочисленными дарами, предназначенными для жертвоприношения, чтобы подготовить себя к продолжительной медитации, тихо проговаривая монотонные молитвы и прерывая себя звоном колокольчика, который он держит в руках, но при этом строго соблюдает священное положение рук мудры. Смысл этой медитации, происходящей в стороне от ребенка и гостей, состоит в том, чтобы пригласить на праздник самого Шиву. Жрец предлагает свое тело богу, чтобы тот избрал его местом пребывания, и, только когда он убеждается, что дух Шивы вселился в него, священник начинает приготовление святой воды.
Вновь бормоча заклинания, он переводит руки из одной позы в другую, не давая никаких пояснений относительно заклинаний, этих священных молитв, смысл которых должен быть сокрыт, иначе они потеряют свое магическое действие. Большую роль в церемонии играют колокольчик с ручкой из четырех стилизованных когтей Гаруды и разложенные перед жрецом цветы.
Все это имеет, помимо прочего, и свою практическую сторону. Поскольку приготовление святой воды, как мы знаем, является монополией брахманских священников и одновременно главным поводом их участия в церемонии, они, естественно, не выдают секреты приготовления святой воды, которая имеет на Бали такое же основополагающее значение, как святое причастие в христианстве. «Без святой воды балиец… потерял бы смысл жизни и чувствовал себя как животное» — так говорил яванский учитель, с которым я познакомился на Бали. Хотя он был мусульманином, но с глубочайшим уважением относился к религии балийцев. «Это единственная религия, — сказал он мне, — которая действительно имеет формирующую жизнь силу. Эта религия не позволяет вести себя шумно, как ведут многие христиане или мусульмане. Она требует человека всего целиком и полностью наполняет его. Я думаю, что без этой религии балийцы погибнут, как рыбы, лишенные самого главного для них — воды».
Недалеко от жреца, в другом павильоне, восседает чтец, который постепенно повышающимся топом читает древнебалийские тексты. Находящийся тут же переводчик переводит их на язык народа, по парод не слышит его.
Народ тем временем толпится перед домом родителей. Там идет истинно народная игра, которая известна здесь с незапамятных времен, однако и сегодня смотрится с большим интересом. В пей особенно охотно участвуют дети. На место наряженного ребенка, который лежал в своей люльке, кладут одну или несколько так же наряженных кукол с лицами, выкрашенными белой краской. Эти куклы — не что иное, как завернутые в пестрые тряпки фрукты, которые были принесены для жертвоприношений. Жрец для виду даже окропляет их святой водой.
Здесь же совершается обряд по выяснению судьбы ребенка. В сосуд, наполненный водой, кладут маленькие фигурки животных, стебли риса, фруктовые косточки, монеты, амулеты, а также золотые и серебряные украшения. Мать опускает крошечную ручку ребенка в воду — он выдергивает ее из воды. Так повторяется несколько раз. Если при этом ребенок схватит монетку, все дружно пророчат новому гражданину Земли богатство.
Наступает момент, когда жрец должен выполнить свою высокую миссию посредника между людьми и богами. Родители приносят ребенка к павильону с многочисленными жертвоприношениями, посреди которых перед сосудом со святой водой сидит священнослужитель. Он несколько раз окропляет ребенка, чтобы смыть с него все нечистое, затем срезает два волоска с головки малыша и обвивает ее широким стеблем травы, которая считается священным растением.
Между тем близкие родственники раздевают фигурки, изображающие детей, и под громкие крики и улюлюканье выбрасывают их на улицу. Теперь люлька свободна для ребенка, и родственники могут разойтись с сознанием того, что все необходимое для счастливого будущего нового жителя Земли сделано.
Однако не все балийские семьи имеют средства, чтобы отпраздновать тиганг сасихин в предписываемый день. Многие отмечают его в деревенской общине, и объектом празднования бывает не только трехмесячный малыш, но и другие, еще не освященные дети, что позволяет сократить расходы.
Часто можно видеть, как семья со своим ребенком и помощником священнослужителя идет к какой-нибудь горе или к морю, где совершает ту же церемонию, но в очень упрощенном варианте, причем присутствует лишь самый узкий круг родственников — родители, бабушки, дедушки, братья и сестры.
Часто для балийцев эта церемония служит одновременно и желанной семейной прогулкой, о которой потом еще долго говорят. Тогда этот праздник связывают с жертвоприношением богам гор или моря, чтобы они были благосклонны к ребенку. После пикника жертвоприношения богам съедаются. Лишь разложенные на земле жертвоприношения для демонов и злых духов нельзя трогать. Они остаются на съедение животным.
Если говорить о тепле родного дома, которое делает детей счастливыми, то балийских детей можно отнести к самым счастливым детям на земле. Я редко видел детей, окруженных большей любовью и заботой, чем на этом острове. Первые три месяца ребенок ощущает тепло тела матери, сестер и братьев, а когда начинает ползать по чисто убранному кампунгу, за ним постоянно следит множество глаз, чтобы уберечь его от опасности.
Балийский ребенок все свое время проводит со взрослыми. Слова, которые мы так часто говорим детям: «Это еще для тебя рановато», здесь немыслимы. Куда бы ни шли мать или сестры, малыш обязательно с ними — на руках, на коленях или за спиной, пока он еще не научился ходить. И позднее вся семья внимательно следит за тем, как это крошечное существо передвигается на своих маленьких ножках, а старшим сестрам доставляет истинное удовольствие качать его на коленях.
Жизнь взрослых тесно связана с жизнью детей, и наоборот. Пока мать кормит малыша грудью (а этот период обычно продолжается на Бали очень долго), он уже прислушивается к звукам гамелана — и не от случая к случаю, а постоянно. Очень рано он знакомится с театром теней и танцами, устраивающимися в деревнях на каждом празднике. Сидя на коленях у старшей сестры, которая держит ручку малыша в своей руке и делает ритмичные движения в такт музыке, он усваивает танцевальный ритм.
Когда по утрам в домашней молельне мать или сестры совершают ежедневный обряд жертвоприношений в честь богов и предков, ребенок находится рядом. Оп видит, как готовятся в доме большие жертвоприношения для храмовых праздников и кремации усопших. И скоро он уже сам в состоянии лепить рисовые шарики и красить их. Очень рано, в три или четыре года, девочка делает свои первые танцевальные па. И когда родители говорят: «Может быть, ты станешь когда-нибудь знаменитой исполнительницей легонга», они говорят это с полной серьезностью.
Родители на Бали почти никогда не бьют своих детей. Они терпеливо объясняют ребенку, что он сделал неправильно, и объясняют, как надо сделать лучше. Взрослые никогда не преуменьшают достижений ребенка, даже если успехи его слишком скромны. Они чаще всего говорят примерно так: «Это было сделано действительно хорошо, но если ты попробуешь сделать еще раз, то получится лучше».
Всего несколько лет назад на Бали почти не было школ и, следовательно, не существовало обязательного обучения. Сегодня большинство детей ходят в школу, где их учат совсем не тому, чему учат в родительском доме. Когда молодое поколение вырастет, это противоречие может привести к конфликтам.
Дети носят школьную форму западного образца: девочки — юбки и блузки, мальчики — шорты и рубашки. Это дает основание полагать, что они в дальнейшем будут жить иначе, чем их родители.
Балийская школа в отличие от родительского дома не является школой религиозной. Она получает директивы и учебные планы из Джакарты. А там прежде всего заинтересованы в развитии и углублении национального индонезийского духа. И это особенно отчетливо проявляется в различии между балийскими и общенациональными праздниками.
17 августа 1978 года я присутствовал на праздновании Дня независимости в Денпасаре. Для всего индонезийского народа 17 августа — большой национальный праздник — день, когда (в 1945 году) Сукарно объявил о независимости страны, которую затем в течение четырех лет пришлось отстаивать в упорной борьбе с голландцами С тех пор 17 августа повсеместно, в том числе и на большой площади перед губернаторским дворцом в Денпасаре, устраиваются парады. В то время как в дни балийских праздников лицо улицы определяют традиционные наряды, в День независимости преобладает военная форма.
Большой праздник должен отмечаться высокими спортивными достижениями молодежи. В День независимости перед нею ставят весьма конкретные задачи: младшие школьники должны пройти маршем восемь, старшие — семнадцать, а студенты — сорок пять кило метров.
Поэтому перед праздником улицы Бали ежедневно после полудня буквально переполняют марширующие колонны. Лица ребят очень серьезны. Мягкие, нежные улыбки юных балийцев сменило выражение решимости, переходящее в фанатизм. Ведь дело касается чествования, призов и наград.
Но вот мальчик или девочка, которые в колонне шагали в йогу с остальными представителями индонезийской национальной молодежи, возвращаются в родительский дом, где господствуют свои традиции и где они то и дело слышат о богах, готовых прийти им на помощь, и о демонах, от которых исходят опасность и зло. И здесь, дома, они, эти дети, уже подчинены действию не всеобщего закона Индонезии, а адата, древнебалийского порядка жизни и общины, а он так же строг и беспощаден, как и всеобщий. Долго ли еще продлится действие этих противоречащих друг другу законов, сейчас еще трудно сказать.
Уровень образования на Бали среди населения до сих пор слишком неравномерен. Между множеством неграмотных, которые составляют нижний слой общества, и балийцами, принадлежащими двум высшим кастам и говорящими (а часть из них даже читает) на трех балийских языках[8], пролегла огромная пропасть, мост через которую нельзя перекинуть только с помощью начальной школы. Ведь всему тому, что формирует и определяет балийская жизнь вплоть до сегодняшнего дня, школа не учит. Таким образом, основное различие между «наукой», получаемой детьми в родительском доме, сводящейся к посвящению в религиозные и культовые тайны, и школьными знаниями будет существовать и дальше. В решении этой проблемы пытается оказать помощь Хинду-Дхарма — институт в Денпасаре — своеобразное высшее религиозное ведомство на Бали.
Балийский учитель, которого я спросил относительно уровня образования и знаний балийцев в религиозных вопросах, сказал:
— Эту проблему, как и все на Бали, следует рассматривать с разных точек зрения. Уровень образования балийца в смысле того, что он должен знать и понимать, зависит от его касты и от уровня образования его семьи. Ребенок, дед которого был брахманским священником, естественным образом врастет в магико-мифическую среду своей семьи и научится многому, что позволит ему в один прекрасный день самому стать священником. Однако то, что было ему завещано в семье, это, собственно говоря, не знания, а мировоззрение. Таким образом, у него формируется мировоззрение, подобное тому, которое было у его деда, его родителей и родных, то есть между поколениями не существует различий. Знания ребенка, полученные им в школе, — это осведомленность, не имеющая ничего общего с его будущими задачами брахманского священника. Поэтому, если мы говорим о молодом балийце сегодняшнего дня, мы должны различать его внутренний и внешний мир. Его внешний мир во многом идентичен внешнему миру его однокашников, в то время как его внутренний мир базируется на знаниях семьи и поэтому уходит корнями в далекое прошлое. Говоря откровенно, большинство простых балийцев не понимают многое из того, что они делают в религиозном плане. Участвуя в обрядах, они совершают то же самое, что делали их родители, потому что им говорят: ты должен это делать! Однако они делают так не потому, что поняли и осознали это, а из-за боязни, что с ними произойдет нечто ужасное, если они не будут совершать обряды жертвоприношений так же, как это делали их предки. Поверьте мне, вся жизнь балийца проходит на фоне страха, и причина его — невежество. Лишь в том случае, если балиец строго соблюдает все предписанные ему правила, он преодолевает страх и на его лице появляется улыбка, которую на Бали можно видеть повсюду. В борьбе с этим страхом институт Хинду-Дхарма пытается что-то предпринять. Например, объясняет школьникам, как, впрочем, и взрослым, многообразные взаимосвязи балийского индуизма, смысл окропления святой водой, обрядов жертвоприношений и очищения — этих трех главных аспектов в религиозной жизни балийца.
— И вы считаете, что это поможет побороть страх? — спросил я скептически.
— Знаете, в этом деле определенных успехов за последние годы достигли на Бали христианские миссионеры. Они развернули кампанию по изменению мышления под девизом «Борьба со страхом». Насколько же легче было бы брахману победить страх с помощью ясного, однозначного толкования своей сложной, но исполненной смысла религиозной системы.
— Следовательно, разъяснение необходимо в интересах религии, а не против нее, — заметил я.
Именно это я и имею в виду, — подтвердил он. — Ведь разоблачение религии, подобно христианской миссионерской деятельности, приведет к новым конфликтам. Думаю, главное не то, что человек верит, а то, что в своей вере он чувствует себя как бы дома, уютно. Балийская вера могла бы передать сокровенность и правильное понимание мира лишь тому, кто знает и правильно понимает ее смысл и ее законы.
Когда он говорил о настоящей, глубокой вере балийца, я вспомнил о некоторых ее жестоких предписаниях, например в отношении рождения разнополых близнецов, но возражать не стал. На Бали не стоит дискутировать по вопросам веры, тем более что собеседник убежден в ее непоколебимости.
Наступление совершеннолетия было и остается важнейшим событием в жизни молодого балийца. Заканчивается счастливое, хотя уже и обремененное обязанностями детство, и делается первый шаг в мир ответственности, в мир, где царят боги и демоны. В это время отмечается второй большой праздник в жизни человека — церемония подравнивания зубов путем подпиливания. Самый благоприятный момент для этого, как и все важные сроки, определяется на Бали жрецом с помощью астрологического календаря.
Правда, для девушек высших каст существовал, а кое-где существует и сегодня праздник, время которого определяется не по астрологическому календарю. Его устанавливает природа: конец первой менструации. Приглашается жрец, и происходит праздничная церемония очищения.
Приведу описание этого торжественного события из знаменитой книги Мигуэля Коваррубиаса «Остров Бали», вышедшей в 1937 году. «Мы были приглашены в Белалуан на церемонию очищения Маде Рай, одной из танцовщиц легонга, как раз достигшей совершеннолетия. Когда мы прибыли в дом Маде Рай, ее одевали во внутренних покоях. Вокруг нее хлопотало множество женщин, которые украшали ее платками, драгоценностями и цветами. Почетная трибуна гостиного зала была заполнена жертвоприношениями — гирляндами из пальмовых листьев, фруктов и цветов. В павильоне священнослужитель высокого сана — педанда — сидел скрестив ноги и ждал начала церемонии очищения. На его лице лежала печать подчеркнутого превосходства по отношению к тем, кто стоял вокруг него и проявлял любопытство к лежащим перед ним ритуальным принадлежностям. Выход Маде Рай был поистине триумфальным: она восседала на плечах местного силача Регога, ее приветствовали взрывы хлопушек фейерверка. На ней был торжественный наряд ее касты — расшитая аппликациями из золотых пластинок юбка, парчовый платок прикрывал ее юную грудь, в ушах блестели золотые серьги, а на голове красовалась корона из золотых лепестков. Девушку опустили на циновку перед жрецом, который встретил ее магическими заклинаниями и ритуальными жестами рук. Затем он окропил ее святой водой и осыпал цветами. Перед пей положили различные жертвоприношения, луну из пальмовых листьев, кропило и сексуальные символы, в то время как она обмахивалась веером грациозными движениями рук, присущими только танцовщицам. Затем освященную жрецом святую воду вылили девушке на ладони через решето для риса. Она выпила воду со священным трепетом и вытерла влажные ладони о свой лоб. На этом церемония очищения закончилась, и Маде Рай отправилась в пура-дадья, семейный храм предков, чтобы там помолиться. Целая процессия несла ее на кресле-троне, впереди которого шагали молодые люди с флагами и копьями. Когда процессия дошла до храма, Маде Рай опустилась на колени на подушку перед главной молельней и начала молиться вместе с другими членами своей семьи, в то время как старые люди произносили «кекавин» — стихи, воспевавшие красоту «дедари» — небесных русалок. Затем процессия вернулась в дом, где гостей стали развлекать играми и танцами, празднуя день, когда маленькая девочка Маде Рай, которая еще вчера ходила по деревне и никто не обращал на нее внимания, в свои четырнадцать лет стала вдруг прекрасной молодой женщиной».
В то время как здесь совершенно определенно идет речь об одном празднике в длинной цепи церемоний очищения, то есть о празднике, который, несомненно, берет свое начало из традиций балийского индуизма, церемония подпиливания зубов относится, вероятно, к более древнему, доиндуистскому времени. Мы знаем, что этот обычай существовал у некоторых африканских, а также индонезийских племен, для которых обряд подпиливания' зубов являлся составной частью религии племени.
На Бали, насколько мы можем проследить историю этого обычая, подпиливались лишь четыре резца и оба клыка верхней челюсти. В последние два года подпиливание зачастую производится чисто символически, поскольку стоматология не рекомендует этого делать. Однако никто еще не пытался отменить праздник из-за советов врачей. Сегодня среди балийцев принято считать, что этот обряд имеет гуманное значение и полностью вписывается в мир этических представлений балийского индуизма. Подпиливание шести верхних передних зубов должно сдерживать молодого, темпераментного мужчину от безрассудного проявления своих страстей. Нижние зубы, напротив, остаются нетронутыми, чтобы полностью не убивать чувственную жизнь. Речь идет о том, как сказал мне один священник, чтобы найти золотую середину между страстью и аскетизмом, между чувством и разумом.
Церемония подпиливания зубов со всеми ее жертвоприношениями, приглашением священнослужителей и многочисленных гостей представляет собой довольно дорогое удовольствие, которое, если включить и приготовления, продолжается, как правило, больше недели. Поэтому священный обряд совершается чаще всего сразу над несколькими мальчиками и девочками.
Летом 1975 года я присутствовал на церемонии подпиливания зубов на одной из главных улиц Денпасара. Праздник начался принесением в жертву животного. Был убит молодой бык, его голову положили перед домом. На белой ткани разложили другие жертвоприношения для злых духов и демонов. Семья несколько раз прошла торжественной процессией справа налево вокруг квартала. Оживленное движение столичного транспорта застопорилось, однако никто не проявлял по этому поводу признаков раздражения. Боги и те люди, которые в данный момент общаются с богами, все еще имеют на Бали право первоочередности.
Когда процессия проходила по белой простыне, на которой были разложены бычья голова и другие жертвоприношения, жрица окропила проходящих святой водой, чтобы защитить участников праздника от действий злых демонов. Тем временем педанда занял место в специально сооруженной для него справа от входа в дом башне из бамбуковых жердей, чтобы он мог приготовить там святую воду для юношей и девушек, которые, обуреваемые разными чувствами, сидели на скамье и ждали того великого момента, когда они, невзирая на сильную боль, должны будут показать себя храбрыми и мужественными. Как мальчики, так и девочки были одеты в дорогую одежду из шелка и парчи. На головах красовались шапочки с золотым ободком — традиционный головной убор балийца, принадлежащего к определенной касте.
В полдень первые трое юношей вошли в специально оборудованный павильон, где около одного из углов, выложенного дорогими платками и покрывалами, старая жрица расположила многочисленные жертвоприношения, принесенные родственниками виновников торжества. Сидя, они выслушали молитвы жрицы и, держа цветок между указательным и средним пальцами, придали рукам позу мудры, означающую поклонение и почитание. После этого мальчики положили голову на белые подушки, и жрица потерла им десну слабым обезболивающим средством. Затем она взяла напильник и начала производить священный обряд над первым юношей. По его перекошенному лицу можно было попять, что процедура проводилась по-старому и подпиливание делалось отнюдь не символически. Каждый по окончании обряда поднимался как будто оглушенный. Глядя на девочек, можно было предположить, что они переносили боль легче, чем юноши. А может быть, жрица обращалась с ними не столь сурово?
Когда подпиливание было закончено, дети, уже ставшие взрослыми, предстали перед священнослужителем, который спустился с башни со святой водой, чтобы окропить их. Они встали перед ним на колени и приняли благословение, положив руки ему на голову. В это время старейшина рода ушел в домашний храм, чтобы сообщить предкам, что обряд подпиливания зубов свершился. На этом официальная часть праздника закончилась.
Однако для многих, прибывших сюда издалека, праздник только начинался. Для гостей в доме и в саду была расставлена изысканная еда. Приглашенный кукольник-даланг должен был занимать гостей пьесой из «Рамаяны» всю ночь, поскольку, по старому обычаю, никто не должен спать, пока виновники торжества, которые не имеют права покидать дом в течение трех дней, не пойдут в составе процессии к берегу моря или к реке, чтобы принять там первое очищение уже как взрослые.
Процессия отправилась в путь рано утром. Она прошла от Денпасара через Куту к морю, где после молитвы в честь предков и нового окропления святой водой, произведенного священником, было завершено первое очищение молодых людей, которые отныне стали полноправными членами семьи, рода и общины.
После обряда подпиливания зубов молодые люди, прежде занимавшие места в первых рядах во время представлений ваянга, танцев или ночного гамелана, перебираются в задние ряды. Это они делают отнюдь не потому, что хотят уступить место младшим, а из личных побуждений. Полутень задних рядов, куда не доходит свет ламп и факелов, создает благоприятные условия для первого флирта. И если вначале это лишь беспомощные, безобидные прикосновения рук, то уже очень скоро балиец и балийка начинают понимать, как наилучшим образом воздействовать на противоположный пол.
Предположение многих туристов, что распространенное хождение юношей «рука об руку» свидетельствует о росте гомосексуализма, — не что иное, как заблуждение. Во время таких прогулок приятели делятся своими победами над слабым полом. На Бали вообще принято откровенно рассказывать друг другу об интимных делах. И тем не менее демонстрация чувств балийцам несвойственна. Если на берегу моря вы увидите обнявшуюся индонезийскую парочку, то можно с уверенностью сказать, что они с Явы, а точнее, из Джакарты, где атмосфера большого города способствует распространению западных нравов. А если рассказать балийскому другу, что балийская девушка предложила европейцу провести с ней ночь, он будет убежденно доказывать, что это неправда, подкрепляя свои слова устойчивым оборотом: «Это все плохие люди с Явы».
Отрицание всего, что связано с Явой, на Бали очень распространено. И тем не менее любой княжеский род Бали, если он ведет свое начало от древнеяванского рода, гордится этим. До сегодняшнего дня многое в традиционной религии и культуре Бали является древнеяванским. Правда, народ об этом ничего не знает. Его отрицание направлено против шумных, крикливо одетых яванских туристов, которые по большим праздникам приезжают на Бали и с помощью громких транзисторов демонстрируют прогресс и высокий технический уровень.
Балиец — это тихий, но эмоциональный и гордый человек. Однако он не романтик, что угадывается по весьма деловой форме, в которой он выполняет свои религиозные обязанности, по отношению людей, особенно молодых, друг к другу.
Приехавший на Бали будет поражен тем, что в языках этого острова нет ни одного слова, обозначающего любовь, хотя играемая повсюду с успехом в самых разных вариантах пьеса, составленная по мотивам «Рамаяны», представляет собой высокую песню любви. Однако, если присмотреться, это древнее сказание индийского эпоса скорее не о любви, а о супружеской верности. Именно сомнение героя Рамы в верности своей похищенной жены Ситы доказывает, что недоверие и подозрительность оказываются зачастую сильнее, чем любовь, и здесь даже счастливый конец не спасает положения.
В любви для балийца важны не романтизм, а простое обладание друг другом. Он не знает ни поцелуев, ни подготавливающих слов, знает лишь ощущение теплоты и нежности, которые возникают при трении лиц и ведут к все большей близости.
Романтика любви, как разъясняет Коваррубиас в своей книге о Бали, — это путь к желанной цели в обществах, которые возвели между полами строгие моральные барьеры. Там, где секс считается грехом, романтические грезы должны облагородить и прославить любовь. В большом дифференцированном словаре балийца с его совершенно естественным отношением к телу и его функциям нет слов для платонической любви. Его призывные вопросы всегда весьма конкретны: «Хочешь?» или: «Хочешь спать со мной?»
В большинстве случаев девушка заранее, до того как услышала вопрос, приняла решение. Глаза ее вспыхивают, и она убегает, позволяя ему быстро догнать себя. Любовная игра напоминает скорее игру зверей, чем влюбленных людей. Они быстро сходятся и наслаждаются радостью жизни. У них есть время друг для друга, много времени. И существует только одно табу. Это дни менструации. В это время женщина считается нечистой, и ни один мужчина не рискнет дотронуться до нее.
Легкость, с которой они находят друг друга, и несложные отношения полов делают любовную тоску на Бали редким явлением. Если девушка не хочет быть с молодым человеком, он быстро находит утешение с другой. А если он нашел ту, которую искал, то он не мешкает с браком, поскольку целью совместной жизни балиец, как и прежде, считает рождение ребенка, особенно сына.
Однако еще и сегодня для женитьбы решение партнеров не является главным. Главное — одобрение семьи. Правда, и здесь намечаются перемены. Молодежь становится самостоятельнее. Если и раньше она пользовалась добрачной свободой, которую в семье молчаливо и терпеливо сносили, то сегодня молодые люди требуют все большей свободы, в частности свободы самим выбрать партнера для совместной жизни.
Раньше существовала единственная возможность настоять на своем, пойти против воли родителей — это украсть невесту. Разумеется, у молодых людей возникали определенные трудности, ибо все на Бали определялось (да и сейчас определяется) традиционным законом семьи и рода — адатом. Кстати, ни один балиец не захочет порвать семейный союз, иначе его ждет одиночество.
Со временем развились и усовершенствовались формы сватовства и похищения невесты. Последнее сегодня, хотя полностью и не принимается родителями, встречает определенное понимание.
Это особенно характерно для южной части Бали, где под влиянием туризма деревенский союз не функционирует больше в унаследованной от предыдущих поколений строгой форме замкнутого общества рисоводов. Многие молодые люди, работая служащими в отелях, получили незнакомую до сих пор самостоятельность и финансовую независимость, и их свободному выбору партнерши не оказывается больше никакого значительного противодействия. К тому же похищение, зачастую на такси или мотоцикле, это не больше чем шалость, в которой охотно участвует жизнерадостная деревенская молодежь. Ведь у каждой пары, решившей пожениться и выступающей против воли родителей, есть свои тайные помощники, которые предоставляют ей убежище и выступают перед родителями девушки в качестве посредников.
В отдаленных горных деревнях похищение невесты и сейчас сопровождается многими традиционными семейными обычаями. Часто вследствие брака молодых людей, принадлежащих к разным кастам или к враждебным друг другу семьям, начинаются споры, которые длятся неделями. До того, что произошло с Ромео и Джульеттой, на Бали, правда, не доходит, поскольку балийцы благоразумнее и на жизнь смотрят реалистичнее, чем народы с непоколебимым кодексом чести. В случае, если до брака ожидается ребенок, его будущее имеет большее значение, чем связанное с традициями желание родителей, поэтому чаще всего семья молодого человека сдается, и свадьба проводится в доме жениха.
Как все праздники на Бали, свадьба по своему размаху и расходам зависит от предоставленных родителями средств. Чем больше родителям невесты нравится жених, иными словами, чем состоятельнее он, тем сильнее их стремление сделать все возможное, чтобы свадьба стала событием, о котором потом долго можно вспоминать.
Уже рано утром на свадьбу прибывают первые гости, и вскоре они и их подарки заполняют весь двор. Гостей угощают кофе или чаем и сластями; над празднично украшенным двором непрерывно плывут звуки гаме-лана.
Жениха и невесты еще не видно. В одном из павильонов профессиональный рассказчик (с переводчиком) читает различные отрывки из «Арджуна Виваха», великого классического повествования древнего Бали.
Тем временем заканчивается торжественная процедура одевания невесты Сопровождаемая женихом, она выходит к гостям, которые должным образом восторгаются ею. Теперь в соответствии с древним обычаем жених с невестой готовят небольшое блюдо из риса и листьев акации. Затем они занимают место на мягких подушках среди жертвоприношений: она — стоя на коленях, он — сидя в позе лотоса. Они торжественно приветствуют друг друга, поднимают вверх руки, в которых держат цветы, и кланяются друг другу, что доставляет много радости гостям, наблюдающим за этой церемонией, говорящей о том, что супруги всегда будут делать друг для друга все, что в их силах. Потом появляется педанда (у простых людей это может быть и его помощник), чтобы провести ритуал очищения святой водой. Молодые становятся на колени вплотную друг к другу, выполняют мудру поклонения, держа цветы между указательным и средним пальцами и подняв руки над склоненной головой. Священник окропляет их приготовленной святой водой из золотого или серебряного сосуда, украшенного тонкой чеканкой.
Этой продолжительной церемонией официальная часть свадьбы заканчивается. Однако гамелан продолжает звучать. Подруги невесты исполняют традиционные танцы. Поздно вечером, когда молодая пара уже ушла, даланг со своими помощниками устанавливает сцену для ваянга, чтобы позабавить тех, кто неутомимо будет праздновать до рассвета, и своим несравненным искусством кукольника увести их фантазию далеко-далеко, в стародавние времена «Рамаяны» — истории счастливой и одновременно несчастной четы — Рамы и Ситы.
Когда брак заключен, жизнь, по балийским понятиям, приобрела свой смысл. Теперь нет необходимости в каком-то особом обряде посвящения или освящения. Ход жизни теперь определен ритмом работы и праздников общины, рода и деревни.
Мужчина как член банджара имеет право обсуждать все вопросы, касающиеся жизни деревни. Поскольку он рисовод, он должен вместе со своими старшими родственниками-мужчинами обрабатывать рисовые поля и ухаживать за ними, ведь на Бали этим занимаются только мужчины.
Лишь во время сбора урожая на поле могут появиться и женщины, чтобы помогать срезать стебли риса с помощью традиционных маленьких бамбуковых ножей. И здесь во время менструации строго соблюдается табу, нарушение которого ведет за собой божью кару и опасность для урожая. Согласно древнему поверью, которое существует у многих народов Индии и Юго-Восточной Азии, от месячных исходит роковая, даже смертоносная волшебная сила, поэтому страх перед женщиной в этот период настолько велик, что с ней стараются по возможности даже не встречаться. На Бали верят, что мужчина, который коснулся хотя бы капли крови в период менструации, станет нечистым, неизлечимо заболеет, а затем вследствие этого загрязнения умрет.
Не исключено, что в этих древних представлениях о временной нечистоте женщины следует искать и причину того, что на Бали не существует супружеских отношений в том смысле, в каком мы их себе представляем. Супругов разделяет рабочий день, да и во всем остальном у них действительно очень мало общего.
В балийских домах, куда меня приглашали, женщина ни разу не сидела с нами за одним столом. Зачастую она вообще не появлялась или же появлялась только для того, чтобы поставить на стол еду, приготовленную ею на кухне. Даже во время вечернего танца или представления ваянга мужчины и женщины сидят отдельно. На этот счет всегда существовала традиция, согласно которой на спектакле ваянга мужчины сидят перед ширмой кукольника, а женщины — за ней. Лишь молодое поколение из понятных соображений держится парами; впрочем, после свадьбы все сразу же меняется.
Жизнь балийца в значительно меньшей степени определяется семейными отношениями и в большей — обстоятельствами, связанными с общиной. Деревенские собрания, банджар и сека, с их многообразными действиями определяют жизнь женатого человека неизмеримо больше, чем повседневная домашняя жизнь, важнейшие запросы которой также связаны с общиной.
Даже с возрастом балиец не становится более привязанным к дому. Пожилой балиец — обычно член существующих в деревне групп, к совету которого с уважением прислушиваются, даже если он сам, после того как его сыновья женятся, уже выходит из состава деревенского совета мужчин, поскольку в случае женитьбы сыновья становятся преемниками отцов в совете. Однако это, разумеется, не означает, что опыт стариков уже никому не нужен.
Как рождение человека не означает для балийца вступление в незнакомый мир, так и смерть не значит окончательного прощания с этим миром. Рождение и смерть лишь промежутки бесконечного существования, бесконечного бытия, в котором имеются высоты и глубины, но нет конца. Даже церемонии последнего очищения душ, согласно балийской вере, не являются чем-то окончательным, поскольку в миллионолетиях все повторяется и ничто в действительности не исчезает и не пропадает.
Поэтому балиец не боится смерти. Бессмертная душа оставляет «джеро» — тело, смертную оболочку человека, чтобы перейти в другую форму жизни, которая может быть разной, однако на нее могут в известной! степени повлиять образ жизни самого человека и определенные духовные обряды после его смерти.
Когда балиец умирает, собираются его семья, друзья и родственники, чтобы проститься с усопшим, оплакать его смерть и высказать соболезнование самым близким. Женщины, как предписывает обычай, приносят рис, фрукты и кур.
Если усопший не князь и не брахман, то после обряда священного омовения и церемонии освящения его жрецом, во время которой ему кладут в рот кусочек золота или драгоценный камень, означающие символическую еду для начала нового пути, его заворачивают в простыни и несут на кладбище, где он должен быть похоронен уже в день смерти, чтобы не вызывать гнева богини усопших или злых духов. Душа умершего в это время находится в освященном лампионе — цветном фонарике, который вешают перед домом на высоком бамбуковом шесте.
Дом, в котором кто-то умирает, с момента наступления смерти считается нечистым. Те, кто посетит этот дом, также становятся нечистыми и могут снова прийти в храм лишь после того, как пройдут церемонию очищения.
Смерть балийца в деревне на некоторое время меняет ход жизни в ней и в банджарё. Деревенский храм должен быть закрыт. Покрытые шипами листья пандануса перед его воротами показывают, что в деревне царит нечистота. Намеченные праздники независимо от их предназначения отменяются или переносятся. Деревенское собрание обсуждает возникшие в деревне проблемы не только религиозного, но и практического характера. Эти вопросы продолжают оставаться насущными для семьи и деревни и после того, как покойник давно уже похоронен. Устанавливается время его кремации, определяется, как будут проходить торжества, предусмотренные в связи с этим событием, даже если все это будет проведено спустя месяцы или даже годы.
Брахманы и князья, посвященные в жрецы, не предаются земле. Их кладут в гроб, который устанавливается в самом красивом павильоне их двора, и там они находятся до тех пор, пока не придет определенный жрецами и астрологами наиболее благоприятный день для кремации. До этого момента они пребывают в священном сне в кругу своих самых близких, которые ежедневно приносят им еду и напитки, как будто они действительно еще живы.
В соответствии с балийской верой, жизнь и смерть, как любая двойственность человеческого существования, относятся к «рува бинеда», к противоположностям, причем в качестве третьего элемента, связующего звена обеих крайностей выступает сон.
Балийское учение о противоположностях основывается на извечном противоречии мужского и женского начал, точнее говоря, отца и матери. Балиец действительно верит, что отражение собственного «я» в глазах другого — не отражение в зеркале, а, напротив, существование настоящих маленьких людей, а именно отца и матери.
В глазах каждого человека, как считает балиец, живут души его родителей: в правом глазу — душа отца как символ луны, в левом — душа матери как символ солнца.
Эти символы душ отца и матери балийцы называют «атма» и верят, что они, подобно мужу и жене в действительной жизни, стремятся к соединению, которое находится в середине, между бровей. Благодаря соприкосновению с «мртой» — соком жизни, они также соединяются в живое единство. Однако во сне этой общности нет, и атмы отца и матери могут соединяться или разъединяться.
Поскольку атма во сне после отделения от мрты свободна, то есть не соединена ни с телом, ни с атмой другого пола, она может оставить человека и блуждать вне его тела. При этом она встречается с другими атмами, принадлежащими другим умершим, которые еще не родились заново, но и не нашли путь к одному из небес, открытому человеческим душам.
При таких странствиях атмы душа может не найти вновь своего тела. Тогда человек во сне умрет. Самой распространенной причиной смерти, как верят балийцы, является неправильная встреча в человеческом теле сил отца и матери, воды и огня.
Эта вера основывается на следующем представлении. /Мать символизирует божество огня и тем самым солнца, отец же олицетворяет божество воды, которая считается экстрактом огня. Пока вода входит в солнце и вновь выходит, подобно тому как крис (короткий балийский меч) входит в ножны и выходит из них, жизнь пульсирует по своему внутреннему закону: мужчина — женщина, отец — мать. Однако, если огонь попадает в воду, он гаснет — жизнь заканчивается. Поэтому, когда «ножны входят в крис», как представляют балийцы, наступает смерть.
Знание этого закона о смертельном исходе зачатия, создании нового, является для образованного балийца вспомогательным средством регулирования смерти и самоопределения дальнейшего пути души. Намеренно объединяя души отца и матери, причем допуская, что душа матери вошла в душу отца, посвященный в тайпу балиец по собственному желанию может положить конец своей земной жизни, сделав так, чтобы душа через родничок покинула тело и таким образом попала прямо на небеса и приобщилась к спасенным душам. Тот, кто знает это учение и умеет применять его, может, как сообщил мне брахман тоном, не допускающим ни тени сомнения, достичь высшего блаженства, даже если он был на земле грешником и злодеем.