Говоря о празднике Эка Даса Рудра, мы касаемся святая святых балийского мифа — его магико-мистиче-ских обрядов. Если праздник отмечается всего один раз в столетие, общество, в том числе и жрецы, может забыть о нем или, пусть неумышленно, изменить порядок его ритуалов, поэтому празднование Эка Даса Рудры вновь и вновь можно сравнивать с чудом. На Бали он отмечался в феврале и марте 1979 года, и центром торжеств был храм Бесаких.
Официальной причиной праздника было вступление балийцев в их XX век, поскольку 29 марта 1979 года, согласно балийскому календарю, — первый день 1901 года. Предшествующий ему день был самым главным праздником и так насыщенного праздниками балийского календаря. Свыше 60 тысяч балийцев прибыли в этот день в Бесаких, чтобы принять участие в крупнейшем ритуале очищения страны, проводящемся на Бали с незапамятных времен.
Балийские анналы отмечают, что последний раз Эка Даса Рудра праздновался весной 1963 года. Здесь каждый спросит: каким образом на Бали из шестнадцати лет получаются сто? Действительно, ответить на этот вопрос трудно даже образованному балийцу и жрецу-брахману. Согласно брошюре института Хинду-Дхарма, существуют две формы Эка Даса Рудры: одна строго связана со сменой столетий по балийскому календарю Сака; другая в отличие от первой называется Эка Даса Рудра Пенерегтег и считается праздником, который могут назначить священники в связи с особыми, угрожающими Бали или происшедшими на острове нежелательными событиями.
В октябре 1962 года, когда началась подготовка к Эка Даса Рудре Пенерегтегу, было много причин, чтобы провести большой ритуал очищения. Во время господства голландцев этот праздник не отмечали, поэтому возникла необходимость с помощью одиннадцати властвующих космосом богов устранить беды и неурядицы, возникшие в результате колониализма и политической неразберихи первых лет после завоевания независимости, и очистить остров от всех дурных влияний того времени.
«Эка Даса» означает «одиннадцать» — в данном случае имеются в виду одиннадцать космических богов, которых заклинают во время Эка Даса Рудры. Один из них, Рудра, бог бури, свирепая ипостась Шивы, занимаем особое место в ритуале праздника.
Именно связь с Рудрой позволяет определить, к каким далеким временам восходит в своей традиции этот праздник. Рудру мы находим в древнеиндийской мифологии, где он выступает как Ревущий, Страшный, Приносящий смерть — ипостась бога огня Агни, из которого в послеведийский период возник Шива, властелин индуистского пантеона.
К Рудре, видимо, относится и эпитет «Ужас стад», поэтому во время праздника его стараются умилостивить многочисленными жертвоприношениями животных. Как бог бури, он повелевает ураганами и разрушительными приливами, постоянно грозящими острову, поэтому его умиротворение имеет особый смысл для балийца.
В древние времена говорили об одиннадцати Рудрах, страшных ипостасях Шивы, которых нужно было почитать и умиротворять демоническими жертвоприношениями. Таким образом, Рудра, выступающий в разных ипостасях, повсеместно простирается от зенита до надира — от небес до преисподней. Он всеобъемлющий бог, включающий в себя и добро и зло. Страшным, гневным Рудра становится лишь из-за греховных деяний людей ни земле, они и пытаются умиротворить его во время. Эка Даса Рудры, стремятся добиться очищения для земли, преисполненной боли и греха. Им необходимо восстановить нарушенное равновесие между верхом и низом, между небесами и землей, между добром и злом.
Космическая система, находящая в Эка Даса Рудре свое впечатляющее проявление для верующих, основывается на уже упоминавшейся балийской символике чисел, разделяющей индо-балийский пантеон и управляющей ритмом жизни и праздников острова.
Ее основой является пришедшая из Индии «панча девата» — своеобразный компас богов. Он распределяет главных богов индуистского пантеона по направлениям стран света и в центре всего ставит Шиву. Наряду с двумя другими высшими богами, из которых Брахма восседает на юге, а Вишну на севере, мы находим в панча девате еще две ипостаси Шивы — Ишвару и Махадеву. Они соответствуют востоку и западу и символизируют тем самым движение Солнца.
На панча девате, простом компасе богов, основывается «аста локапала» — система, состоящая из восьми богов и включающая в себя промежуточные направления — северо-восток, юго-восток, северо-запад и юго-запад. Боги появляются здесь исключительно как локапалы, хранители миров, с которыми мы встречаемся в индуистском и махаяно-буддийском пантеоне. Здесь мы и обнаруживаем впервые Рудру как бога юго-запада, который, как уже было замечено, будучи богом бури, является повелителем стихийных бедствий, часто обрушивающихся на остров. Поэтому балиец боится его во всех его естественных проявлениях и пытается с помощью жертвоприношений снискать его благоволение.
В аста локапале (восьмеричной системе) центр космоса остается незанятым. Шива в ней выступает не сам по себе, а лишь в своих различных ипостасях. Но если он все же занимает свое место в центре мйроздания, то здесь уже речь идет не об аста локапале, а о «дева нава сайге», представляющей собой полную систему взаимосвязей небесных направлений. Пространственной и тем самым универсальной космической системой дева нава санга становится в результате включения в нее зенита и надира, высоты и глубины, неба и преисподней, которые занимают соответственно Парама Шива и Сада Шива. Тем самым собираются вместе одиннадцать богов, властвующих в Эка Даса Рудре. Именно их чествуют на празднике века в Бесаких, именно им предназначаются надлежащие жертвоприношения.
Из «панча ядньи» — пяти видов балийских ритуалов жертвоприношений, посвященных богам и предкам, душам умерших, священнослужителям и злым духам, основное внимание во время Эка Даса Рудры уделяется «бута яднье» — жертвоприношению злым духам, смысл которого — очищение острова, земли и космоса от всех пагубных влияний, преодоление зла, возвышение всех живых сил для лучшей, благородной деятельности и усиление жизненных сил каждого отдельного человека на благо целого, общего. Поэтому Эка Даса Рудра имеет главное значение для каждого балийца, хотя, как мне удалось выяснить во время бесед, большинство жителей острова этого в полной мере еще не осознало.
Во время праздника в Бесаких приходят целыми семьями. Здесь сила привычки выше религиозного сознания, которого брахманам привить и развить в народе не удалось. Это считается одним из главных упущений в их воспитательной работе, преодолеть которое они пытаются сегодня. Тем удивительнее свидетельства слепого доверия и исключительной набожности, их невозможно поколебать, и балиец демонстрирует их и в будни, и в праздники. Пример того — поведение балийцев во время Эка Даса Рудры Пенерегтега 1963 года.
В XVI веке, когда южнобалийское княжество Гелгел достигло вершины своего могущества, придворный священник Дангхьянг Нирарта последний раз провел Эка Даса Рудру. Затем наступил период, когда влияние голландцев в Индонезии резко усилилось.
Создается впечатление, что в последующие столетия Бали все больше и больше охватывала летаргия, хотя значительные части острова еще не подверглись колонизации. Приходили в упадок традиционные виды ремесел, музыка, танец, падал напряженный ритм праздников. Именно европейцы (например, Вальтер Шпис) помогли балийцам уже в нашем столетии осознать и воссоздать их былое звучание, пробудить сознание к восстановлению нарушенных традиций. Таким образом, принятое в 1962 году балийскими брахманами Карангасема решение о проведении в следующем году Эка Даса Рудры является еще и следствием известного роста самосознания, которое прежде приводило к Ренессансу балийской живописи, резьбы, музыки и танцевального искусства.
10 октября 1962 года в Бесаких началась подготовка к празднику нового века, который уже несколько столетий не отмечался. Центральное событие праздника, большое жертвоприношение — Таур Эка Даса Рудра — было намечено на 8 марта 1963 года. В течение 1962 гота проводились массовые сожжения, чтобы ликвидировать все захороненные на балийских кладбищах трупы и подарить богам очищенный от останков мертвых остров, как того требует древний ритуал Эка Даса Рудры.
Несколько месяцев жители были заняты изготовлением тысяч жертвоприношений, символов богов, больших рельефных изображений из рисовых зерен, имеющих прямое отношение к празднику и придающих ему подлинный блеск. Звероловы занимались отловом животных, предназначенных для жертвоприношений, — по одному экземпляру от каждого имеющегося на острове вида. В деревнях репетировали гамеланы и танцевальные группы, ибо их выступление на празднике считалось жертвоприношением богам, а они должны быть совершенными.
Однако затем произошло нечто неожиданное: 28 февраля 1963 года, в разгар подготовки к празднику, все отчетливо услышали дыхание Гунунг Агунга. Послышался подземный рокот, и над кратером блеснула ярко-красная вспышка. Вулкан, считавшийся потухшим, внезапно проснулся и начал выбрасывать огонь и раскаленную лаву, которая потекла по крутому склону.
В храме Бесаких в это время находилось 800 верующих, принесших жертвоприношения. Священнослужитель как раз совершал обряд благословения, окропляя их святой водой, когда почувствовал подземные толчки. «Это напоминало конец света», — сказал он мне потом. Но балийцы даже не поднялись, не прервали молитву. Лишь усилились их обычно тихие и нежные голоса: они желали, чтобы боги, несмотря на издаваемый горой грохот, услышали молитвы.
Они видели, как раскаленная лава стекает по склонам, как все ближе и ближе подступает она к верхним террасам храма и к ним самим, стоящим на коленях. Еще было достаточно времени, чтобы спастись бегством от неминуемой смерти, однако такая мысль могла прийти в голову кому угодно, только не балийцу. Боги могли бы спасти их, если бы они того хотели.
И чудо действительно свершилось. Поток лавы, поглотивший и опустошивший значительную часть Восточного Бали, стоивший жизни многим тысячам людей, неожиданно раздвоился перед храмом и обогнул его, а дождь из пепла почти не повредил его территорию. Вера не покинувших храм паломников была вознаграждена. Ни один из них не стал жертвой разбушевавшейся горы, потребовавшей от всего Восточного Бали ужасную дань людьми, животными и плодородными землями.
Когда летом 1978 года мы вновь приехали на Бали, подготовка к Эка Даса Рудре, намеченному на 1979 год, у же началась. Повсюду горели башни, в которых сжигали трупы. Вовсю трудились жрецы. Злые языки утверждали, что этот праздник более всего нужен именно им, поскольку, участвуя в многочисленных дорогостоящих кремациях и в подготовке к празднику, они зарабатывают большие деньги. Некоторые во время кремации высказывали опасения, что Дурга, эта ненасытная богиня смерти, будет разгневана, не найдя на очищенной земле Бали ни одного мертвеца, и потребует от своего супруга Шивы в образе огнедышащего Гунунг Агунга снова наслать опустошительное извержение. Высказывали свое мнение по поводу предстоящего праздника и наиболее здравомыслящие люди, считая, что он потребует огромных материальных затрат и затормозит развитие острова, которое по крайней мере на юге Бали в последние годы шло довольно быстрыми темпами.
Однако приверженцы традиции и на этот раз одержали верх. 27 февраля 1979 года состоялось торжественное открытие Эка Даса Рудры. День был определен по балийскому лунному календарю — день новолуния восьмого месяца. Происходившая в тот день церемония, называемая «пемалик сумпах», относится к ритуалам жертвоприношений злым духам. Она должна очистить остров, а также макрокосм и микрокосм — мир в целом и миры отдельных людей. На церемонию приехали брахманы и представители от каждой провинции и каждой деревни.
В это утро преобладал оранжевый цвет. Многие появились в нарядных оранжевых саронгах. Оранжевыми были даже некоторые машины, стоявшие на большой автостоянке на территории храма Панатаран Агунг. Верующие несли жертвоприношения и бамбуковые жезлы, украшенные свежей листвой. Вее они поднимались наверх, к храму, где облаченные в белые одежды священнослужители принимали жертвоприношения и ставили их на длинные бамбуковые помосты.
В середине храмового двора перед помостом — «санггар таванг» — было положено жертвоприношение демонам, указывавшее на смысл этой первой церемонии. Одиннадцать маленьких молелен из бамбука показывали направления одиннадцати богов, которым на празднике было все подчинено и которые, как сказал священнослужитель, осуществлявший ритуал жертвоприношения, находили свое выражение в Сангхьянг Видхи, высшем из всех существующих божеств.
Церемония проводилась одним буддийским и двумя шиваитскими жрецами, изготовившими два вида святой воды («тиртха гуру пидука» и «тиртха панглукатан»), которая наливалась в два больших глиняных сосуда и раздавалась главным представителям балийских провинций и общин, чтобы они смогли взять с собой немного этой воды, изгоняющей демонов духа. Каплями тиртхи панглукатан очищались храмы, дома и поля, в то время как тиртха гуру пидука была предназначена для людей, и, надо сказать, когда им доставалась хотя бы капля этой святой воды, они были безмерно счастливы.
Раздача святой воды по всему острову относится к важнейшим ритуалам праздника: тем самым весь Бали включается в магическое действо, происходящее в Бесаких. Бамбуковые сосуды — «суджанг», которые приносит с собой каждый представитель провинции или общины, — это своеобразное духовное послание, идущее из одной деревни в другую и сообщающее о том, что Эка Даса Рудра начался.
Вместе с получаемой каплей святой воды каждому верующему вменяется в обязанность в течение последующих сорока двух дней праздника самому совершить паломничество к Бесаких. Сегодня для большинства балийцев это означает поездку к храму на автомобиле в составе общины деревни или рода.
Наряду с этой важной для всего Бали главной церемонией первого дня проводятся две другие церемонии, связанные с долгой подготовкой к празднику и большим жертвоприношением животных, намеченным на 27 марта, — «гурупидука» и «матурпиунинг».
Церемония «гурупидука» проводится в честь одиннадцати богов, которым на празднике подчинено все и к которым присутствующие обращаются с просьбой простить проступки и прегрешения каждого, совершенные при подготовке к празднику и во время праздника, а также и то, что еще может быть совершено.
В ходе церемонии «матурпиунинг» осуществляются жертвоприношения богам и одновременно их просят разрешить жертвоприношение животных. Смысл этого разрешения в том, чтобы путем принесения в жертву на самом священном празднике на Бали даровать животным новое, лучшее рождение, возможно, даже в виде человека.
С 27 февраля в течение сорока двух последующих дней на острове не должно быть никаких кремаций, чтобы не причинить вреда его очищению, стоившему огромных затрат. Поэтому умершего в этот период нужно быстро захоронить, а если он остается в доме, ни в коем случае не держать на специальном возвышении, куда обычно устанавливают гроб с телом для торжественного прощания, хотя, как сказал мне один брахманский священнослужитель: «Во время Эка Даса Рудры не умирают. Это было бы святотатством». Знал ли об этом молодой балиец, который 31 марта мчался на мотоцикле на большой скорости через мост и рухнул с него вместе с невестой, сидевшей сзади? Разумеется, между мыслями неданды и сегодняшней балийской действительностью — глубокая пропасть. Одна из целей института Хинду-Дхарма в Денпасаре и состоит в том, чтобы ее преодолеть. Способствовать этому могут и такие праздники, как Эка Даса Рудра, чему начинаешь верить при виде массы людей, направляющихся на праздник в Бесаких.
Утром 28 февраля в «сучи» — культовой кухне храма, как и все предыдущие дни, идут большие приготовления. Сучи состоит из двух частей — кухни, где готовят жертвоприношения и культовые блюда, и кухни для приготовления еды и напитков гостям праздника.
Во второй половине дня жрецы молятся Сангхьянгу Видхи. Эта особая церемония называется «негтеганг». Сангхьянг Видхи предстает здесь в своей женской ипостаси в виде богини риса и удостоверяет качество и чистоту всех жертвоприношений, чтобы обеспечить угодный богам ход праздника. Церемония производится перед открытыми дверьми увенчанной девятью крышами молельни древнебалийского божества Рату Кубакал, которое, кроме этого случая, не встретишь в балийском пантеоне. Здесь же он также подтверждает чистоту жертвоприношений.
Особенным очарованием отличается церемония, называемая «сунари», проводящаяся на третьей террасе главного храма. Сунари — это вид флейты, изготовляемой из бамбука и издающей звуки от дуновения ветра. Крестьяне иногда ставят ее на рисовом поле в честь богини Деви Сри. Ветер извлекает из нее удивительные звуки, которые должны способствовать росту риса.
К Эка Даса Рудре в честь одиннадцати участвующих в празднике высоких богов были сооружены одиннадцать супари, над которыми четыре года трудился знаменитый старый мастер по вырезанию флейт Пак Панде, и теперь, когда дует ветер, эти единственные в своем роде инструменты издают таинственные, низкие звуки, которые чудесным образом варьируют, хотя человеческая рука не дотрагивается до флейт.
Последняя церемония этого дня касается определения места и размеров жертвоприношений, которые будут происходить здесь спустя месяц.
После 28 февраля, фактического старта Эка Даса Рудры, начинаются бесконечные хлопоты в храме. Между двумя новолуниями, февральским и мартовским, должна быть проведена основная работа по подготовке жертвоприношений к 27 и 28 марта. По ним определяют связанное с луной значение праздника, главные церемонии которого проводятся в честь хтонических богов подземного мира, которые должны находиться в полном соответствии с ураническими небесными силами, так же как макрокосм и микрокосм, земля и человечество должны стремиться к примирению и равновесию.
Особенно подчеркивает хтоническое начало громадный, сделанный из бамбука храм у основания главного святилища Бесаких — «бапчингах». В нем сооружены высокие, украшенные флагами и платками, цвет которых соответствует цветам одиннадцати богов, помосты-троны для спустившихся с небес и поднявшихся из глубины земли богов, различных по сути и влиянию. Этот временный храм является главным святилищем проводимого 28 марта жертвоприношения и благословения Таур Эка Даса Рудры.
6 марта начались наиболее топкие подготовительные работы. В них приняли участие сотни балийцев. В сопровождении проводимых жрецами церемоний они изготовляли бесчисленное количество окрашенных в разные цвета рисовых пирожных и фигур, выстраивая из них праздничные символические сооружения высотой до пяти метров. В последующие педели активность по подготовке к празднику приобрела неслыханный на Бали размах. Времени остается слишком мало. К 27 марта все должно быть готово. Вечером этого дня, когда первая основная церемония в главном храме подходила к концу, я видел, как многие балийцы закончили работу над большими рельефными изображениями из риса с мифическими образами и символическими фигурами из нарезанного кусками и наколотого на вертела свиного мяса.
Подготовка к празднику проводилась не только в храме Бесаких. Почти на всех улицах городов и деревень устанавливали высокие бамбуковые шесты-пепджоры и украшали их кокосовыми орехами, цветами и пальмовыми ветвями — символами плодородия. Приблизительно на высоте одного метра на них или рядом с ними устанавливались подобия домиков или тарелки из бамбука для жертвоприношений.
Во всех деревнях гамеланы и танцевальные группы готовились к дню, когда они вместе со своими общинами отправятся в Бесаких. Ведь музыка гамелаиа и танцы неотъемлемая часть любого балийского праздника, и, разумеется, Эка Даса Рудры.
На балийский праздник нового века не только приезжают индуисты из Индии, Юго-Восточной Азии и Явы, но и возвращаются домой на Бали те, кто давно ушел оттуда. Индианка привозит сосуд со святой водой Ганга, тиртхой Индии. Однако и сами балийцы отправляются в путь, чтобы раздобыть где-нибудь, например на Яве, святой воды. Это единственное в своем роде путешествие, которое подчеркивает самосознание балийских индуистов, представляющих собой исчезающее национальное меньшинство по сравнению с мусульманским населением Явы или всей Индонезии. В 1967 году я видел, как у Прамбанана, великого святилища индуизма на Центральной Яве, построенного в IX веке, балийский индуистский священник совершал жертвоприношение перед крошечной индуистской общиной.
12 марта 1979 года, в период девятого балийского полнолуния, балийские брахманы собрались для молитвы в Бесукате, у вулкана Семеру, расположенного в восточной части Явы. Они просили богов о том, чтобы те разрешили взять у Гунунг Семеру святую воду и отвезти ее на Бали.
Вместе с небольшой группой, ожидавшей их в полночь у края кратера, они взяли из священного ключа горы воду, которая считается духом бога горы Иду Бхатаро Семеру, предка гор Гунунг Агунга и Гунунг Батура, чтобы принести эту воду в Бесаких на Эка Даса Рудру.
Индуисты во всей Индонезии мысленно следят за совершением церемонии «мендак-тиртха». В храме Джагат Ната в Денпасаре в одно и то же время два хора «кидунг» поют священные гимны и совершают жертвоприношения, чтобы пригласить бога гор Иду Бхатаро Семеру на великий праздник в Бесаких.
В ходе этой церемонии заклинают духов преисподней, которым приносят в жертву курицу. Высший жрец церемонии, Ида Багус Пемангку, неожиданно впадает в транс, что является для присутствующих подтверждением божественного присутствия Иду Бхатаро Семеру.
Тем временем на Восточной Яве процессия со святой водой возвращается в Бесукат. Затем жрецы в белых одеждах доставляют тиртху на Бали, а 24 марта — на великую церемонию в храм Бесаких.
Значение святой воды с Явы от Гунунг Семеру мы узнаем из древних текстов, относящихся к периоду Маджапахита. В 1979 году исполнилось ровно пятьсот лет, как государство Маджапахит было окончательно разрушено исламскими завоевателями, что сопровождалось переселением восточнояванской знати на Бали. Патих Саптамала, первый министр последнего князя Маджапахита, тогда предсказал, что изгнанные индуистские боги вернутся на Яву через пятьсот лет. Поэтому брахманы Бали утверждали, что доставка святой воды от Гунунг Семеру, горы, которая, согласно мифу, вместе с Гунунг Агунгом и Гунунг Батуром образует братский союз богов, в 1979 году важнее, чем во все предыдущие времена. И для них это не просто символический акт, поскольку и ислам и христианство в последние десятилетия утвердились на Бали. Балийский индуизм имеет шанс на выживание и существование в течение продолжительного периода лишь в том случае, если он станет религией всего народа. Поэтому голландские власти в начале нашего века запретили на острове всяческую миссионерскую деятельность. Лишь после получения Индонезией независимости миссионерам было предоставлено право беспрепятственной деятельности, результаты которой, правда, видны не на всей территории острова, а лишь там, где и без них существовали наибольшие связи с внешним миром, — в Денпасаре, Сапуре, Куте и прочих легкодоступных для иностранцев местах юга.
Святая вода к празднику доставляется не только с Явы, но и с Ломбока, с его самой высокой горы — Гунунг Рипджани. Если Ява, этот район происхождения индуистско-яванских династий, все еще определяет балийскую культуру, то Западный Ломбок, как и прежде, находится под влиянием Бали, и многие жители западной части этого острова и сегодня чувствуют себя больше балийцами, чем ломбокцами. Многие ломбокцы присыпают на Бали к празднику Эка Даса Рудры, чтобы почтить одиннадцать высоких богов, общих предков и встретить повое столетие, которое теперь и здесь называется «двадцатым».
22 марта в главном храме Бесаких совершается ритуал приглашения богов сойти на землю и запять свои места на тронах. Так начинается сам праздник. Спустя два дня во время церемонии, называемой «меласти», священная процессия относит символы богов к морю, где они подвергаются ритуальному очищению. В основе этой церемонии, видимо, лежит представление балийцев о том, что невидимым богам нельзя давать неочищенные жилища, а жилище духа, явившегося на праздник бога, находится в зримом символе.
Перед тем как принять участие в процессии к морю, обратимся к другой церемонии, которая, хотя и связана духовно с Бесаких и Эка Даса Рудрой, проводится в различных местах острова. Речь идет о церемонии принесения в жертву быка — «нгеед».
Происхождение этого анимистического по форме жертвоприношения, бесспорно, восходит к доиндуистским временам, и даже в балийской обстановке оно производит впечатление некоего реликта, пришедшего на Бали из глубокой древности, и, конечно, свидетельствует о неразрывной связи балийца со своими традициями.
24 марта в десяти местах острова произошло принесение в жертву быков. Подобное за последние несколько столетий ни разу не совершалось во время церемонии «пенгелем», смысл которой в очищении пяти различаемых балийцами первоэлементов — земли, воды, огня, воздуха и эфира.
Когда двумя неделями раньше над островом пронеслись страшные бури и море затопило деревни и дороги, многие балийцы были уверены, что Эка Даса Рудра, отмечаемый в 1979 году, вновь принесет несчастье, как это. уже было в 1963 году. Причину они видели в том, что Бали поглотили туризм и торговые дела и он уже не живет в ритме, предопределенном ему богами, а потому должен чувствовать их гнев. Однако вера балийца в благотворное влияние жертвоприношений столь велика, что он связывает свою единственную надежду на спасение от гнева с традиционным принесением в жертву быка на празднике Эка Даса Рудры.
Четыре быка соответствуют четырем странам света, уходящим в окружающие Бали моря, еще четыре — четырем озерам острова — Батуру, Братану, Буяну и Тамблингану. Кроме того, впервые предусмотрено принесение в жертву быков на краю кратеров Гунунг Агунга и Гунунг Батура. Вероятно, таким образом надеялись смягчить так страшно проявившуюся в 1963 году могучую силу бога вулканов всеобъемлющего Шивы и удовлетворить голод Дурги с помощью этих важнейших жертвоприношений.
Одновременно преследовалась цель с помощью десяти церемоний-нгеед очистить море, страну, озера, горы и небо — иными словами, все сущее, как его понимает балиец, и тем самым создать благоприятные условия для дальнейших жертвоприношений, прежде всего для большой церемонии очищения и освящения, которая 28 марта должна была собрать в Бесаких у подножия Гунунг Агунга почти всех балийцев.
В противоположность большому жертвоприношению животных 27 марта, которое открывает основную церемонию Эка Даса Рудры, десятикратное принесение в жертву быков — некровавое жертвоприношение. Быкам привязывают к ногам камни и живыми предают водам моря и озер.
Особенно сложна процедура жертвоприношения богу вулканов. Предназначенных для этого быков поднимают по узким, крутым тропам к краю кратера и после молитв, других жертвоприношений и окропления святой водой сбрасывают в кратер, чтобы умиротворить грозную, клокочущую внизу стихию и удержать ее от разрушительных действий.
24 марта 1979 года, когда на Бали происходило это страшное жертвоприношение, из Бесаких в трехдневный путь к морю (а затем и обратно) отправилась большая процессия.
Уже за два дня до ее старта жрецы храма вместе со своими помощниками начали одевать хранящиеся в Бесаких символы богов и готовить предметы ритуала к процессии, в которой вещам воздавались почести, как живым богам. Ведь одиннадцать богов, управляющих Эка Даca Рудрой, согласно вере балийцев, находятся как раз в этих символах, и в их честь намечена самая большая процессия из всех когда-либо существовавших на Бали.
Целью церемонии, связанной с этой единственной в своем роде процессией, называемой «меласти» или «мелис», является ритуальное очищение предметов, с которыми боги во время своего пребывания на земле вступят в соприкосновение. Наряду с этой церемонией проходит еще одна — «пекелем», при которой зачерпывают морскую воду и приносят ее в Бесаких в освященном бамбуковом сосуде «суджанге». Эта морская вода, «тиртха амерта», считается сущностью жизни и вместе с тиртхой из священных ключей, горных ручьев и озер — важнейшим элементом, обеспечивающим удачный исход Эка Даса Рудры. Создается впечатление, что в этом ритуале находит отражение магическое, идущее из глубины веков знание о значении морской воды для происхождения жизни вообще.
Утром 24 марта процессия с символами богов отправилась в путь к местечку Клоток, расположенному в 30 километрах от Бесаких на юго-восточном побережье Бали, вблизи Клункунга. Носильщики несли священные молельни, часть из которых была украшена деревянными куклами, а часть — головами змея Нага и символами мифической птицы Гаруды. Высший бог находился в ничем не украшенной, обернутой белой материей молельне. Над каждым из символов богов держали священные зонты. Несколько гамеланов сопровождали глухой, умиротворяющей демонов музыкой растянувшуюся процессию, к которой в деревнях присоединялись все новые и новые группы людей.
Вдоль всего пути на расстоянии 20–30 метров от дороги, как принято на Бали, стояли уже известные нам пенджоры — богато украшенные высокие бамбуковые шесты — символы плодородия и изображения Гунунг Агунга, которые вместе с жертвоприношениями должны были приветствовать высоких богов. Лежащие у их основания продукты, принесенные в жертву участниками процессии, предназначались для них же, чтобы они могли подкрепиться в дороге.
Час за часом все удлиняющаяся колонна сквозь пальмовые рощи и рисовые террасы Восточного Бали продвигалась к побережью. На небе ни облачка, солнце безжалостно жгло людей, несущих тяжелые паланкины, флаги, священные зонты и инструменты. Неделю уже не было обычных в это время года ливней, которые хоть как-то освежают воздух. Кажется, прошедшие до этого ливни смыли все серые краски с декорации, и она стала теперь сияющим фоном чего-то единственного и неповторимого, проходящего перед глазами как сказка или чудесный сон. Трудно связать воедино переполненные улицы, пульсирующую, особенно активную здесь, на юге, современную балийскую жизнь, которую на первый взгляд вряд ли отличишь от жизни юга Европы, с этим расцвеченным чудесными красками миражем, который вдруг появился среди мотоциклов и автомобилей и, как нечто само собой разумеющееся, отодвинул в сторону все реалии современности. Во всем, что здесь происходило, проявлялся закон своеобразной субординации, существующий в балийской жизни.
— Почему мой мотоцикл, — сказал один молодой балиец, — должен разрушать мою веру? Будет ли у меня завтра мотоцикл, я не знаю. Боги же вечны. Без них нет жизни.
Все, что ни делают в долгие дни подготовки к празднику — плывут ли с предназначенными к жертвоприношению быками на середину озера или в открытое море жрецы, проделывают ли долгий путь к кратерам вулканов процессии, сооружают ли в поте лица временный храм из бамбука у подножия Бесаких люди, — все служит выражением наивного откровения: «Боги вечны. Без них нет жизни».
Поскольку балиец знает, что жизнь на его острове, которому постоянно угрожают стихийные бедствия, всегда находится в опасности, он делает все от него зависящее, чтобы преодолеть эту неуравновешенность сил, угрожающее превосходство зла и добиться согласия и равновесия между богами и демонами, между силами природы и порядком, между добром и злом, что означает также — между человеком и человеком.
В единстве со своими богами, которых они несут к морю на роскошно украшенных паланкинах, балийцы чувствуют себя защищенными и сильными. Лишь когда природа, заключающая в себе многообразные силы, полностью предоставлена самой себе, несчастья нельзя удержать. Каждая процессия, каждый обряд жертвоприношения, каждое благословение, каждый процесс священного очищения — это маленький вклад в дело примирения сил, который повышает шансы человека на то, чтобы прожить, не зная горя и печали, и мирно умереть.
Лишь когда балиец остается наедине с самим собой, он чувствует себя несчастным. Когда он со своими богами, он уже не один. Поэтому балийцы никогда не устают от праздников и обрядов жертвоприношений. Они гарантируют приход богов на землю, во время которого можно чувствовать себя защищенным. Этим и объясняется живое участие жителей деревень в процессии. Чтобы быть довольным и счастливым, балийцу достаточно увидеть процессию, увидеть символы богов и с помощью жертвоприношения, пусть даже малого, заполучить их благожелательность.
В тот день церемонию очищения на побережье у Клотока предполагалось провести до наступления темноты, однако, поскольку подготовительные ритуалы затянулись, процессия вышла из Бесаких на два часа позже, около 10 часов, так что, когда, преодолев под палящими лучами солнца 30 километров, она наконец добралась до побережья, тьма уже спустилась, и время церемонии очищения пришлось сократить, ибо боги должны прибыть в храм Пура Панатаран Агунг в Клунгкунге незадолго до полуночи. Храм этот стоит на берегу моря под тысячелетними деревьями, в месте, которое, по мнению балийцев, достойно приюта богов. Храм очень старый, и лишь богатое убранство ветвями и цветами отвлекает внимание от его ветхости. Именно ветхое, несовершенное, отражающее извечный ход жизни, наиболее приемлемо как для балийца, так и для его богов и обнажает в своем постоянном изменении то, что житель Бали воспринимает как самый большой жизненный импульс — попытку сглаживания противоречий между вчерашним и сегодняшним днем, между добром и злом, между противодействующими силами, между жизнью и смертью.
Балийцы не допускают мысли, что можно строить на века, а идея возведения самому себе, как личности, памятника кажется им дикой. Протяженность времени балийцы ощущают в постоянном повторении одного и того же, что на самом деле вовсе не является в точности одним и тем же.
Недалеко от Пура Панатаран Агунга живут последние потомки князей Клунгкунга. Как и сопровождавший пас принц Бангли, они не имеют больше никакой власти, их состояние растаяло, однако в своем собственном сознании и в представлении народа они остаются представителями определенного политического порядка, который еще и сегодня выразительно демонстрируется брахманами в подобные праздничные дни.
При этом все, что составляет Эка Даса Рудру и другие большие праздники, не передает сущности празднества. Здесь нет ни точно установленного распорядка, ни ослепительного великолепия. Нет и людей, которые выпячивали бы себя на первый план. Даже самые высокие священнослужители в своих великолепных черных и красных тиарах сидят в низких молельнях, так что их едва видно окружающим, и тихо ведут свое богослужение, являя собой образец скромности. Их помощники в белых одеждах хотя и выглядят намного импозантнее, но подчеркивают, что все делается ими во имя священного обряда. Они полностью погружены в собственные мысли, их действия сконцентрированы только на богах.
Ночь в храме Клунгкунга длится недолго, а с рассветом процессия вновь отправляется в путь, чтобы преодолеть следующий, на этот раз сравнительно короткий путь, ведущий в горы к маленькому, внешне ничем не примечательному, но тем не менее очень важному храму, служащему местом пребывания богов, — Пура Табола в Сидемене.
В отличие от старого княжеского города Клунгкунга с его прекрасным водным дворцом и знаменитым залом суда, где впечатляющие картины изображают преступления и способы наказания, Сидемен — это маленькая деревня, ничем не отличающаяся от тысяч других. Древняя связь местечка с общебалийским храмом Бесаких предоставила ему особую честь принимать на одну ночь одиннадцать богов в своем расположенном на краю деревни храме.
Уже около полудня 25 марта мы добрались до Сидемена. Впереди несли старые флаги. Процессия с богами и символами, сопровождаемая отгоняющими демонов звуками гамелана, спустилась через рисовые террасы по боковой улице к храму, куда затем под приветственную музыку и ведийские гимны торжественно внесли богов.
В молельнях точно определены места богов. После того как носильщики паланкинов поднялись по крутой лестнице к храмовому двору, встречающие жрецы подвели их к подготовленным для отдыха богов местам, на которые они осторожно опустили свой священный груз, строго соблюдая порядок ритуала.
Гамелан играл непрерывно, поскольку его музыка, по представлениям балийцев, ласкает ухо богов. Исполняемые одним из жрецов приветственные гимны также способствовали хорошему самочувствию богов и тем самым, разумеется, их ожидаемой благосклонности к людям. Множество женщин и девушек из Сидемена и его окрестностей пришли сюда с жертвоприношениями почтить богов. Они толпятся вокруг молелен, в которых боги проведут ночь, и поют приветственные гимны.
Поскольку в дни Эка Даса Рудры стояла исключительная жара и задержка в первый день чуть было не привела к срыву намеченного хода процессии и тем самым всего праздника, на этот раз жрецы долго не задерживались в Сидемене и уже в час ночи отправились вместе с символами богов назад, в Бесаких.
Подобно ночным призракам, люди в сопровождении звуков гамелана совершали последний этап долгого пути. Здесь, в горах Бали, дороги не освещены. Многие деревни еще живут без электричества. Лишь отблеск керосиновой лампы вспыхивал на лицах носильщиков и на золотых украшениях паланкинов. Приближалось новолуние, а пока местность, несмотря на сияющее звездное небо с его Южным Крестом, тонула во тьме, что усиливало страхи балийца перед ночными опасностями. Наверное, поэтому участники пели заклинания против демонов, угрожающих всему хорошему и предпочитающих действовать в темные, безлунные ночи. Но балийцев в пути защищали качающиеся на ветру пенджоры, сопровождавшие процессию на всем ее пути.
Первые лучи солнца заиграли на затянутом дымкой силуэте Гунунг Агунга, который давно уже был виден, однако каждый балиец знает, что эта близость горы богов — оптический обман. На самом деле до храма Бесаких оставалось не менее трех часов ходу. Извивающийся змеей серпантин дороги то поднимался, то опускался. Первые паломники назвали этот последний отрезок пути к общебалийскому храму преисподней, ибо измученным людям кажется, что ему не будет конца.
Но вот открылась знакомая картина — большие ворота и башня-меру с черной крышей, освещенная светом с противоположной, восточной стороны острова, над которой возвышается священная гора.
Когда процессия прибыла в святая святых Бесаких, богов под пение и звуки гамелана отнесли на свои места, где они как повелители и одновременно гости людей будут находиться во время праздника.
Не перестает удивлять живущая на Бали и сегодня вера человека в живых, но невидимых богов, которые время от времени приходят к людям и находятся среди них, что хоть и нельзя узреть, но можно ощутить. Вероятно, человек желает этого соединения с невидимыми силами, чтобы справиться с невзгодами своего существования. Исходя из подобного представления и следует рассматривать балийский пантеон и его тесное переплетение с человеческим миром во всех формах проявления. Боги Бали — это грани надежды; демоны Бали — грани страха.
27 и 28 марта 1979 года отчетливо проявилось то, что означает для балийца противостояние двух миров, которое он пытается как-то сгладить средствами своей религии. Эка Даса Рудра — одно из таких средств, попытка примирить между собой прошлое и настоящее, смерть и жизнь, страх и надежду и таким путем сделать существование более легким, более приятным и, возможно, более счастливым.
Пути, которые выбирает преданный своей вере балиец, нам непонятны и кажутся даже пугающими. В любом случае они последовательны и свидетельствуют о неумолимой логике в оценке трансцендентных взаимосвязей, проявляющихся не только в индуизме, но и в буддизме. Человек поставлен здесь в систему соотносимых понятий, от которой он не может отойти даже в случае смерти, служащей выходом из одной формы существования и переходом в другую, определяемую предыдущей жизнью.
Неизбежность — одна из сторон балийской жизни. Однако в отличие от ислама, который полностью смиряется с неизбежностью, определяемой словом «кисмет» («судьба», «предопределение»), здесь как для отдельного человека, так и для общины признается возможность постоянно влиять земными человеческими действиями на внеземную сферу. Так возникла схема индо-балийской веры. Ома базируется на нескольких основных образцах поведения, которым подчинено балийское существование во всех его формах проявления.
Наша жизнь состоит из жертвоприношений и благословений. Этому круговороту мы посвятили себя, так утром 27 марта 1979 года, сформулировал философию, балийской веры один брахман, объясняя нам, европейцам, наиболее трудное для нашего понимания событие Эка Даса Рудры. Жертвоприношения и благословения, иными словами, готовность отдать и принять — вот кредо балийской жизни.
Тот, кто родился, рожден заново под влиянием своей предыдущей жизни. Представление о некоем спасителе, как учит христианство, не относится к балийской картине мира. Спасения как такового здесь не существует. Не находит места в балийской религии и мысль о буддийской нирване. Здесь имеются лишь пути вверх и вниз, путь на небеса богов и путь в низшее, животное состояние, подняться из которого и родиться заново человеком можно с большим трудом. Но такая возможность имеется, существования без всякой надежды нет. Не исключено, что эта мысль легла в основу ритуала принесения в жертву животных. Этот суровый ритуал, свидетелями которого мы стали 27 марта, берет свое начало в доиндуистской истории острова. Жертвоприношение, как объяснили нам, делается с одной целью: дать приносимому в жертву животному возможность родиться заново, и на этот раз человеком.
Таким образом, не бесчувственность и жестокость и не страх перед собственной бедой служат причиной принесения человеком в жертву животных, а лишь мысль о возвышении всего живущего, сглаживание противоречий между верхом и низом, между надеждой и сомнениями, между богами и демонами. II все же это большое жертвоприношение, «мапепада», — по сути дела, жертва злым духам и демонам, подземным силам, влияние которых должно быть ограничено и приведено в равновесие с силами добра.
Не одну неделю охотники на Бали и соседних островах старались поймать и доставить в Бесаких по экземпляру всех видов животных, встречающихся в Индонезии. И вот утром 27 марта 1979 года на кухню храма было доставлено свыше шестидесяти животных — лишь незначительная часть фауны.
Опасные животные, такие, как тигр и крокодил, находились в деревянных ящиках; олень и антилопы были заперты в клетках; крупный рогатый скот стоял привязанный к деревянным столбам; кошка и собака мучились на коротких поводках; свиньи визжали, привязанные за ноги к бамбуковому шесту; прилетевший из Австралии орел рвался на волю, делая отчаянные попытки улететь, — увы, цепь крепко держала его за ногу.
Храмовая кухня превратилась в своеобразный зоопарк, обитатели которого в муках проводили здесь свои последние часы. Преисполненный страха взгляд антилопы, лежавшей в клетке, придавленной бамбуковой решеткой, выражал то, что и должен выражать взгляд пойманного, лишенного всякой возможности двигаться животного. Однако балийцев, поглощенных изготовлением украшений для храма и жертвоприношений, это не очень трогало, ибо им все это видится в ином свете. Для них последние мучительные часы животных — время перехода в другую, лучшую, счастливую жизнь. Ведь они рассматривают пойманных и ожидающих своей участи животных как самых привилегированных экземпляров вида, ибо они не только получили возможность участвовать в величайшем празднике века, но и смогли извлечь из всего этого неслыханную пользу для своего будущего существования. Им предстоит самое прекрасное, что только может представить себе балиец: стать человеком на этом острове.
Уже рано утром 27 марта сотни машин и прочих видов транспортных средств прибывали на большую автостоянку, расположенную на площадке ниже храма. Час за часом бесконечные вереницы балийских женщин, несущих жертвоприношения, поднимались к храму. Слышны были шарканье их шагов, тихая речь, прерываемая резкими голосами, звучавшими иногда из громкоговорителя организационного комитета, который разместился в специально оборудованном для этого павильоне. Там же мы облачились в саронги и повязались набедренным поясом, чтобы иметь возможность принять участие в церемониях.
На центральном командном посту огромного предприятия все планируется, как в генеральном штабе, и хотя проходит с определенными трудностями и задержками, но согласно ритуальному предписанию. Кажущаяся туристу вольной балийская жизнь на самом деле подчинена строгому распорядку, включена в систему координат магических ритуалов, которым они следуют неукоснительно.
27 марта 1979 года к восходу солнца в Бесаких на мапенаду собрались тысячи людей. Они поднимались вверх по улице и затем по покрытым белой материей крутым лестницам к Воротам смерти и, проходя через них, вступали на территорию Пура Панатаран Агунга, где жрецы принимали жертвоприношения, освящали их и окропляли паломников тиртхой. Сотнями они становились на колени в алтаре — святая святых Бесаких. Когда жрецы пели свои заклинания, пришедшие поднимали сложенные над головой ладони, повторяли жесты с цветами, зажатыми между средним и указательным пальцами, пребывая в молчаливом благоговейном раздумье, затем забирали обратно свои жертвоприношения и, не глядя на происходящие рядом обряды, спускались вниз, выходили из храма и после короткого пикника уезжали домой. Таким образом, внешние рамки праздника как бы составляли исполняющие роль статистов бесчисленные массы жителей Бали, придающих ритуалу значение, фон и авторитет.
Наряду с элементом постоянного движения здесь присутствовали и статические элементы — гамелан, помощники жрецов и множество светских помощников. У всех у них была в ритуале определенная миссия, и они терпеливо ждали своего часа, потом их сменяли новые группы. Все это совершалось в безукоризненном порядке, как хорошо подготовленный спектакль театра марионеток, как представления ваянга, заполняющие время между поздним вечером и утренней зарей: праздничные дни в Бесаких, в соответствии с балийским ритуалом, не дают участникам никакого перерыва для отдыха.
В священной кухне, заполненной криками животных, в это время заняты приготовлением последней пищи для подготовленных к жертвоприношению животных, которым она должна помочь родиться заново и обрести желанную, человеческую жизнь. Жрецы делят животных по их мифическому местоположению, чтобы отметить соответствующими цветными платками. Так, белая корова, как священное животное высшего бога, получает белый платок Шивы, орел — черный платок Вишну, поскольку, согласно индуистской мифологии, Вишну летал на сказочной птице Гаруде. В соответствии с цветом платка животным определяется место, на котором они должны умереть после совершения трех кругов вокруг храма.
По громкоговорителю дают указания по формированию процессии, которая теперь на кухне храма получает свою, определенную ритуалом очередь. Так, в отдельные группы собрались носильщики тигра, крокодила и змей; те, кому предстоит провести вокруг храма крупный рогатый скот, лошадь и четвероногую дичь; те, кто понесет клетки с птицами, сумки с мелкими животными и насекомыми. Здесь из корзины достают роскошного павлина, там ведут собачку или из клетки выпускают дикую кошку и надевают на нее поводок. Возня, которая со стороны напоминает скорее рынок, где торгуют животными, чем священный обряд, занимает все предполуденное время.
Громкие удары гонга отделяют одну часть церемонии мапепада от другой. Их всего четыре. О первой уже сказано — это определение соответствующего животному цвета и последующее разделение их на группы. Она уже закончена. Во второй части животных в порядке очередности вводят в большой центральный двор храма Пура Панатаран Агунга, и жрецы окропляют их специально предназначенной для этой церемонии тиртхой. Теперь животные готовы для великого освящения, осуществляемого двумя жрецами и сопровождаемого пением и жертвоприношениями, причем животных ритуально очищают и кормят кусочками жертвоприношений. Священный обряд сопровождают звуки гамелана.
В третьей части церемонии процессия со всеми предназначенными для жертвоприношения животными совершает троекратный обход вокруг главного храма. Два жреца шагают впереди и ведут одетого в черное и красное представителя корпорации «панде» (кузнецов), который обеими руками держит обнаженный меч для совершения обряда. Его ведут потому, что часто при таких обрядах эти главные исполнители, придя в состояние транса, падают. И кузнец, который сегодня выступает в роли палача, не столько идет, сколько плывет впереди своих жертв, производя впечатление глубоко погруженного в себя человека. Когда процессия из-за непривычных для животных крутых лестниц, по которым их ведут, время от времени приостанавливается, сопровождающим приходится силой удерживать его на месте. Священный меч, который он держит, принадлежит к самым древним реликвиям Бесаких, хранящимся в Пура Рату Панде.
За кузнецом несут покрытый белой материей символ душ всех животных, приносимых сегодня в жертву. (этим символом для балийца связано желание возрождения на более высоком уровне.
Непосредственно за мужчиной, несущим символ душ, следует бык, которого ведут для кровавого жертвоприношения. Это одиннадцатый бык. если считать десятерых, принесенных в жертву на море, в озерах и в кратерах вулканов. На нем белая попона (цвет Шивы). Он, одиннадцатый представитель своего вида, как бы принял это магическое число. Одиннадцать быков для одиннадцати проявлений высшего божества — Сангхьянг Видхи, а также для священного триединства — Шива, Брахма, Вишну — и, наконец, для одиннадцати Рудр. Все это показывает, как глубоко укоренился в сознании балийцев высокий смысл этой процессии, внешне мало похожей на священную. За быком следует гамелан, отбивающий дикие ритмы, которые выражают заключительный аккорд этой процессии — сознание неизбежной смерти и новое рождение.
Трижды, слева направо, и каждый раз поднимаясь по покрытой белой материей лестнице к главному святилищу, процессия огибает центральную часть храма. Над важными по своему мифологическому значению животными — белой коровой и орлом — во время процессии несут священные зонты, которые должны подчеркивать разницу между безымянными созданиями и существами, связанными с богом. После третьего круга, центром которого был святая святых — алтарь в Пура Паптаран Агунге — кузнец «убивает» всех бывших в процессии животных, символически занося над ними священный меч. Это должно еще раз показать богам, что торжественно введенные в храм животные принесены в жертву в соответствии с ритуалом очищения и этих животных, и всех, участвовавших в ритуале, и сделать возможным для них новое, желанное рождение.
После этого символического умерщвления животных доставляют к месту жертвоприношения, и теперь начинается четвертая, наиболее важная в Эка Даса Рудре часть церемонии мапепада. В соответствии с богами, с которыми связаны разные виды животных, определяются места жертвоприношений внутри храма и вокруг него. Восемь небесных направлений, центр, а также зенит и надир являются установленными священным космосом Шивы местами, где должны состояться жертвоприношения Поэтому, чтобы подтвердить соответствие Эка Даса Рудре и одиннадцати богам, животных, которых будут приносить в жертву вокруг храма, делят на одиннадцать групп. Белой корове, гусю и утке отведено место с восточной стороны храма, пестрой корове — с южной, собаке — с юго-западной, быку — с западной, антилопе с северо-западной, лошади — с северо-восточной, обезьяне и орлу — с северной стороны — это все направления Вишну.
Животных, приносимых в жертву во внутренней части храма, также делят на одиннадцать групп: птицы — на северо-востоке, рептилии — на западе, рыбы — на севере. Жукам определен зенит, мухам и другим летающим насекомым — центр, змеям — надир и т. д.
Надо сказать, что форма принесения в жертву животного здесь иногда лишена ожидаемого священного достоинства. Так, двухметрового крокодила, заключенного в деревянный ящик, относят к «джанди бентар», распахнутым воротам, символизирующим место смерти и тем самым путь в новую жизнь, и. не открывая ящик, начинают исступленно тыкать острыми железными прутьями в отверстия. Приблизительно так же выглядит принесение в жертву тигра. Мы наблюдаем не укладывающееся ни в какие рамки, лишенное всякой религиозной торжественности действо по убою животных, которое полностью выпадает из общего, носящего торжественный характер праздника нового века. Здесь не чувствуется даже атавизма, дикости и первобытности, которые могли бы проявиться в сохранении и воспроизведении жертвоприношения такого числа животных. Человек у громкоговорителя отдает распоряжения, и команда палачей, которым уже безразличны таинство и культовое содержание ритуала, хладнокровно осуществляет убийство.
Вызывает сомнение, нужны ли подобные реликты в столь изменившемся окружающем мире. Тот, кто сегодня на Бали носится по улицам на мотоцикле, не испытывает тех чувств благоговения и трепета перед окружающим миром, которые испытывал его предок, живший в ритме природы и в постоянном общении с животными. Прежде жертвоприношение было продуманной и взвешенной частью всей жизни, которую сегодня нельзя воссоздать даже с помощью праздничного великолепия Эка Даса Рудры и подобных больших празднеств.
Именно принесение в жертву животных в Бесаких сделало это несоответствие, это нарушение единства мироздания, называемого Бали, таким очевидным. Если некоторые из жертвоприношений, например принесение в жертву белой коровы, орла и антилопы, проводились в полном соответствии с древним ритуалом, причем выполнявший жертвоприношение полностью осознавал, что совершает ритуальный обряд, то сцены бойни не имели ни малейшего отношения к первоначальному значению обряда. Только расчленение жертвенных животных вновь проявляет древний смысл жертвоприношения. Шкуру аккуратно снимают и раскладывают вместе с головой и ногами, как будто животному еще раз хотят придать его прижизненную форму. Балиец называет эти сложенные, повторяющие очертания животного части «винанган урип». Мясо разрезают на мелкие куски и используют для других жертвоприношений богам, связанным с мапепада. Так, перед бамбуковым храмом у основания Бесаких выставляют принесенную в жертву свинью. Над головой как бы смотрящей вниз свиньи образуют из шампуров подобие звезды. На шампуры нанизывают кусочки свиного мяса, символизирующие ушедшую жизнь.
28 марта 1979 года храмовая гора Бесаких стала своего рода кулисами одной из наиболее значительных церемоний — Таур Эка Даса Рудры, праздника нового века, который проводится у основания храма в сооруженном специально для этой цели бамбуковом храме, называемом «банчингах», размером пятьдесят на пятьдесят метров. Банчингах — это архитектурный образ божественной «системы одиннадцати», лежащий в основе Эка Даса Рудры. Каждый из приглашенных на праздник богов имеет в банчингахе свое место, определенное в соответствии с его небесным направлением и убранное тканями, соответствующими его цвету.
Слева от входа стоит павильон, построенный из нескольких бамбуковых свай, с крышей, сложенной из листьев. Ранним утром 28 марта в этом павильоне красочными танцами открывается пестрый альбом балийской истории. Музыка ударных и смычковых инструментов, сопровождающая танцы, не похожа на знакомое звучание балийского гамелана, а скорее напоминает китайскую оперу: голоса танцоров, пением сопровождающих свои грациозные движения, уводят вас мысленно к традиционным песнопениям Срединного царства, с которым Индонезия на протяжении столетий поддерживала культурно-экономические контакты.
В празднике Эка Даса Рудры, в его временном пристанище банчингахе, действительно нашло свое непосредственное выражение то, что исстари свойственно балийцам, — чувство объединенного творчеством сообщества, единого всегда — в беде и радости, в добре и зле. Здесь есть основания вспомнить о брахманском мифе сотворения, о Праджапати, от которого, согласно индуистской вере, берут свое начало все зачатия, рождения и возрождения, короче говоря, все формы существования на земле. Это означает, что в своей ипостаси Ваджрапати, бога огня, вместе с землей он создал воздушное пространство и ветер, вместе с ветром — небо и неразрывно связанных с добром богов неба, адитьев, которые в конечном счете создали луну, звезды и вселенную. Подобно тому как множатся в этом мифе творения адитьев, представители морального мирового порядка, носители добра, так из других соединений возникают восемь Васу, небесных богов, и одиннадцать Рудр, созданий, существующих между небом и землей.
Праздник непосредственно связан с древнеиндийскими представлениями о круговороте жизни — зачатии, рождении и перерождении. То, что относится к Рудре, бесспорно, имеет свою основу в уже давно сформировавшемся дуализме этого божества, которое, подобно более позднему Шиве, повторяет доброе и злое и способно как на благодеяния, так и на уничтожение.
Рудра является олицетворением балийского представления о жизни и сплетении всех ее обстоятельств в одну систему добрых и злых сил. Эка Даса Рудра в связи с этим может рассматриваться как праздник — объединение всех содержаний веры, мыслей, представлений и надежд народа в священном, помогающем балийцам и всему миру обряде основополагающего значения.
Религиозно-исторический экскурс представляется мне необходимым, чтобы за комплексом церемоний Эка Даса Рудры отчетливо определить смысл праздника, выходящего за пределы Бали. Ведь балийцы считают, что Эка Даса Рудра — не только имеющий отношение к их острову ритуал очищения земли, но и с точки зрения многочисленных, угрожающих земле опасностей ритуал очищения всего мира, который благодаря жертвоприношениям и медитации людей может проложить путь в лучшее, то есть в сбалансированное будущее.
То, что Рудра — именно тот бог, которому балиец посвятил свой самый большой, самый важный праздник, определяется не только тем, что из Рудры в более позднее время появился всемогущий Шива. Балийцы вряд ли способны на умозрительные рассуждения такого рода. Намного вероятнее здесь идея об отождествлении. Рудра, как он представлен в немногих гимнах «Ригведы», — это бог, владения которого не ограничиваются только небесами, воздушным пространством, но включают в себя и землю, бог, в котором олицетворяется балийское представление о жизни и деятельности как богов, так и демонов.
Итак, вернемся к празднованию Таур Эка Даса Рудры. В танцевальном павильоне звучат мелодии, напоминающие китайскую музыку. Все новые и новые роскошно одетые танцоры демонстрируют отрывки из богатого репертуара балийских легенд и историй. Их танец сопровождается равномерным шорохом шагов проходящих мимо балийцев, которые, как вчера и все последующие дни, за исключением Ньепи, Нового года, понесут в храм жертвоприношения, чтобы вымолить благословение у богов.
Громкоговоритель сообщает, что наступил день новолуния девятого месяца, последний день 1900 года по календарю Сака (Шака). Никогда еще в Бесаких не было столько народу. Тысячи машин застряли на дороге у Клунгкунга. Полицейские машут жезлами, указывая на обочину, чтобы освободить дорогу для ожидаемого в Бесаких президента Индонезии Сухарто и его эскорта.
Люди движутся по обе стороны дороги, как пестрая змея, с тысячами жертвоприношений. Они быстро поднимаются по крутым ступенькам храма и стоят плотными группами, ожидая своей очереди, а затем, отдав жертвоприношения и получив благословение, вступают в четырехугольник, где несут службу жрецы.
То, что вчера было основной целью паломников, святая святых — Бесаких, сегодня по своему значению отступает на задний план, на передний выступает банчингах агунг — великий бамбуковый храм, внутри которого двадцать три высших жреца готовят главный обряд жертвоприношения Таур Эка Даса Рудры. Этот храм уже окружили тысячи людей, которые не только хотят принять участие в большом обряде жертвоприношения, по и надеются увидеть своего президента Сухарто. По узкому проходу, идущему от верхней стоянки автомобилей к храму, министры, дипломаты, губернаторы поднимаются к большому гостевому павильону, расположенному на холме напротив банчингах агунга. Гостей провожают на их места девушки из Карангасема в нарядных золотисто-оранжевых платьях с высокими венками из цветов на голове. Затем перед лестницей, ведущей к верхнему храму, открывается широкая площадка, где танцовщицы исполняют приветственный танец реджанг. Этот чарующий плавностью движений древний ритуальный танец сменяется танцем воинов «барис геде». Танцоры в высоких шапках, в ярких одеждах, со щитами и копьями в руках сопровождают танец дикими криками. В последний раз я видел этот танец в 1963 году после извержения Гунунг Агунга на полях, покрытых застывшей лавой, вокруг Бесаких. Тогда он исполнялся как танец умиротворения разрушительных сил горы. Сегодня Гунунг Агунг, освещенный солнцем, спокойно и величаво возвышается над храмом, над людским морем. Те, кто тогда были свидетелями катастрофы, возвращаются мыслями в дни, последствия которых Бали именно здесь, на востоке, не преодолел по сей день.
Завершают поток почетных гостей президент Сухарто в черной древнеяванской одежде, его жена и дети, одетые по-балийски. Приветствуемый народом, он проходит в павильон для почетных гостей. Кольцо за ним смыкается, люди стоят голова к голове. Взгляд их устремлен на банчингах, откуда по громкоговорителю объявляют о начале главной церемонии. Большое жертвоприношение злым духам и угрожающим жизни демонам должно помочь миру вновь обрести нарушенное равновесие.
Бамбуковый храм, окруженный морем людей, олицетворяет вселенную. Одиннадцать центров, каждый из которых символизирует одну из сторон мироздания, украшены флагами и вымпелами ритуальных цветов. В каждом центре находится посвященный одному из троицы богов — Шиве, Брахме или Вишну — «санггар таванг» (сооружение типа высокого алтаря), далее — алтарь для бога солнца Сурьи, молельня для жертвоприношений и молельня, в которой выполняли ритуал оба специально выделенных для этого брахманских священнослужителя.
Одновременно в одиннадцати местах осуществляется невидимое для присутствующих и тем не менее имеющее главное значение для Таур Эка Даса Рудры большое жертвоприношение демонам. Оно выполняется двадцатью тремя брахманскими священнослужителями как посредниками между богами и собравшимися людьми. Каждое направление обслуживают один шиваитский и один буддийский священнослужитель. Двадцать третий из них — «сеиггуху», изгоняющий вселившихся в людей злых демонов, сидит несколько ниже, чем брахманские священнослужители, однако в этой первой части жертвоприношения он играет важнейшую роль: изгоняет зло во всех его проявлениях и функциях.
Звук священного колокольчика возвещает о начале жертвоприношений. Голос из громкоговорителя объясняет коленопреклоненным людям значение праздника Эка Даса Рудры. От Рудры, который в древнее, доисторическое время дал название празднику, ритуал ведет к имени, используемому сегодня как всеобъемлющее понятие богов балийского индуизма — к Сангхьянг Видхи Ваке — наивысшему божеству. В том, чтобы заклинаниями вызвать его во всех проявлениях и со всеми силами, и состоит смысл этого ритуала, который должен очистить Бали и сделать весь мир лучше. Много надежд связано с ритуалом жертвоприношения — представители маленького народа перед лицом своих собравшихся богов просят спасти весь мир.
После того как священнослужители очистили и освятили бесчисленные жертвоприношения, приготовили святую воду и спели гимны богам, они отдают собравшимся распоряжение начать молитву Сангхьянг Видхи — воплощению всех божественных сил.
Коленопреклоненные верующие семь раз поднимают над головой сложенные ладонями руки с зажатыми между пальцев цветами. Священные напевы мантр сопровождают долгую молитву. Затем священнослужители вступают в толпу, разбрызгивают тиртху и разбрасывают рисовые зерна, которые верующие с помощью капель святой воды приклеивают ко лбу и вискам.
Представители деревень получают тиртху и «паси таур» — освященные зерна риса, чтобы раздать их всем индуистским семьям на Бали. Для этого перед каждым балийским домом сооружается маленькая молельня из бамбука («санггар кукук») и украшается белым флажком, на котором изображена фигура Сангхьянг Ганаса, или Ганеши, сына Шивы со слоновьей головой, разрушителя всех препятствий.
Банчингах Пура Панатаран Агунга так же преходящ, как власть злых духов, против которых направлена проводящаяся здесь церемония Ее целью является очищение макрокосма, природы во всех ее проявлениях. Вокруг банчингах сооружены новые бамбуковые конструкции с искусно составленными, высоко вздымающимися жертвоприношениями, посвященными церемонии сопровождения — мапеданан. Эта церемония направлена на очищение микрокосма, человеческого мира, мира всех существ. Поэтому она имеет истинно народный характер. Своего апогея она достигает после завершения священных ритуалов, которые здесь, как и везде, включают в себя жертвоприношения, очищение и благословение, когда участники могут опустошить праздничное поле и куски священных жертвоприношений взять с собой домой. Ведь этим «сувенирам» приписываются особенно действенные магические силы, заручиться поддержкой которых желает каждый, даже образованный балиец. Принц Бангли с удовлетворением показывает мне кусок принесенного в жертву крокодила.
После состоявшейся в банчингах Пура Панатаран Агунге большой церемонии Таур Эка Даса Рудры мероприятия этого последнего дня 1900 года по календарю Сака еще не закончены.
Хотя президент Сухарто после короткого обращения ко всем собравшимся уже возвращается домой, в Джакарту, и находится по дороге в аэропорт, а большинство балийцев — участников Таур Эка Даса Рудры отправились в обратный путь в свои деревни, в главном храме Бесаких начинается еще одна церемония — большое жертвоприношение — «пуджа арспан видхи» — в честь Сангхьянга Видхи и всех его ипостасей. Оно относится к Дева Яднйа — ритуалам жертвоприношений богам. Только это жертвоприношение восстанавливает желанное равновесие всех элементов праздника. Три брахманских священнослужителя заклинают Сангхьянга Видхи, чтобы его свет над очищенной от демонов землей больше никогда не угасал.
Одиннадцать богов должны благословить просящих. Их снимают с высокого трона и трижды проносят по внутреннему двору, а затем поднимают на буйволе в священные молельни — «бале песеланг» и «кембангси-ранг», предусмотренные для главных ритуалов жертвоприношений. Там священнослужители проводят церемонию чистого соединения обоих элементов создания — «пурусы» и «прадханы». Под пурусой имеется в виду начало всего живого, первочеловек, от которого произошло все человеческое существование. Прадхана же означает материю, из которой состоит все сотворенное. Лишь чистота материи и творения гарантирует в процессе создания возникновение человеческих существ, пользующихся расположением богов и достойных их содействия и защиты.
Священнослужители направляют свои песнопения и мантры к достижению этой цели, о чем проникновенно сообщают собравшимся перед ними богам. После этого богов относят обратно в их тронный павильон. Тихо заканчивается церемония, в которой принимает участие лишь несколько человек, — заканчивается день Таур Эка Даса Рудры.
Бесаких погружается в сумерки. Храм опустел. Остались лишь обрывки цветной материи. Последние паломники спускаются по крутому склону к автостоянкам. Ведь еще до полуночи все они должны быть дома, даже если их деревня находится далеко. Ньепи — завтрашний первый день Нового года не позволяет, чтобы кто-то находился на улице. Первый день каждого Нового года нужно встречать тихо, не занимаясь никакими делами, — этого требует балийский обычай. И никто не рискует нарушить его.
Расположенный у подножия затянутого тучами Гунунг Агунга в этот вечер (28 марта) Бесаких одинок и пуст. Лишь внизу идет бойкая торговля рисом и фруктами. В ресторане ни души. Последние автомобили трогаются со стоянки и исчезают в темноте.
Мы свернули с южной главной дороги в горы на Бангли, где намерены провести последний вечер года с друзьями. У дома князя Бангли нас встретил оглушительный шум. Дети и внуки князя собрались во дворе с металлическими крышками, сковородками и другими кухонными принадлежностями, из которых старались извлечь неистовые звуки, эхом отзывавшиеся в других домах и дворах. Кажется, весь Бангли превратился в преисподнюю от этих диких ритмов.
Смысл детской потехи в конечном счете заключался в самом празднике Эка Даса Рудры — в окончательном изгнании всех злых духов, с тем чтобы встретить Новый год не отягченными никакими заботами. Когда дети с шумом и смехом потянулись в дом, к расположенной неподалеку башне дворца, раздались глухие равномерные звуки большого кулкула. Еще не отзвучали последние звуки этого балийского колокола, как издалека донеслись ритмы гамелана. Они быстро приближались. Яркие отблески огня легли на дорогу, ведущую к дворцу. Послышалось — пение. Молодежь Бангли устроила грандиозное факельное шествие. Процессия с песнями и музыкой гамелана шла по улицам, прощаясь со старым годом, наверное, правильнее сказать, со старым столетием.
Уезжаем из дома принца Бангли поздно вечером, однако у нас еще достаточно времени, чтобы до полуночи успеть добраться до своей квартиры в Сануре. По дороге везде наблюдаем одно и то же: в Клунгкунге, Гианьяре, в деревнях, на побережье тысячи молодых балийцев шествуют с факелами и музыкальными инструментами — кажется, остров превратился в одно сплошное море огней.
Когда я по приезде к себе в Санур последний раз выхожу на улицу, то поражаюсь совершенно противоположному зрелищу: огни исчезли и над островом воцарилась мертвая тишина. Ни из одного рыбачьего дома не слышно звуков радио, а лодки рыбаков, которые в обычное время находятся в море, сейчас лежат на песке с убранными парусами.
В полной тишине наступает утро 29 марта — Ньепи. Не слышно ни малейшего звука, не видно ни одного человека. Лишь где-то по улице пробежит кошка. Так проходит целый день. Люди не зажигают огонь в домах, не готовят пищу, даже не перекинутся друг с другом словом. Молчание — заповедь этого дня, и балийцы строго соблюдают ее.
После тихого дня — Ньепи, когда весь остров кажется вымершим и даже в гостиницах царит тишина, следует 30 марта — начало балийского XX века, который вступает в свои права демонстрацией жизненной силы. Храм Бесаких, напоминавший во время Ньепи мертвецкую, 30 марта вновь заполняется бесчисленным множеством паломников, которые не смогли побывать здесь во время Таур Эка Даса Рудры.
[Очевидно, типографский дефект. Нумерация страниц идет нормально, но какая-то часть текста явно пропущена. — Примечание оцифровщика]
ло создано их прилежным трудом и их высоким мастерством. Распаковываются корзины лишь перед священнослужителем, перед глазами богов, чтобы принять цветы для поклонения и тиртху, а в заключение вместе с освященными жертвоприношениями отправиться на веселый пикник на склоне горы.
Однако многие деревенские общины не довольствуются общей молитвой и освящением жертвоприношений. Они хотят принести богам все, что наполняет их повседневную жизнь. Балийцы приходят со своими гамеланами, с танцовщицами и танцорами и часто остаются до глубокой ночи — играют и танцуют, чтобы доставить радость богам. Это также жертвоприношение в честь неба — балийцы приносят свои жертвоприношения. Женщины и девушки несут их на голове на этот раз в закрытых плетеных корзинах, а не как во время ежегодного местного Одалана (празднования дня возникновения храма), когда роскошные жертвоприношения бывают высотой до двух метров. На этот раз путь слишком далек и труден, и нельзя быть уверенным, что искусные сооружения из риса и фруктов с орнаментами из пальмовых листьев смогут выдержать поездку по отнюдь не самым лучшим дорогам. Поэтому они тщательно упаковали то, что бы-автомашин, так что на узкой горной дороге на Бесаких часто возникают километровые пробки и между застрявшими автомобилями пробираются вереницы людей — терпеливо, без спешки и толкотни: в ожидании встречи с богами балийцы не думают о времени. Перед первым полнолунием века, перед днем 12 апреля 1979 года, они обязательно должны прийти в Бесаких. Ведь между Таур Эка Даса Рудрой, последним новолунием балийского 1900 года, и первым полнолунием 1901 года находятся самые священные дни балийского календаря, когда все они приезжают в автобусах и на грузовиках целыми деревенскими общинами. Иногда сто и более человек втискиваются в автобус или кузов грузовика, но у всех счастливые, довольные лица. Они должны побывать здесь, вблизи богов, ибо верят, что все боги сейчас в храме Бесаких, чтобы видеть, принять и благословить жертвоприношения, что означает не только гарантию счастья и здоровья на весь год им самим, но и залог здоровья и благополучия их семьям, предкам и будущим поколениям на все новое столетие.
И вот тысячи их снова поднимаются по крутой дороге к храму. Обширных стоянок не хватает для множества жителей. Публика, для которой они устраивают многочисленные представления, вдруг полностью для них исчезает. Танцы приобретают здесь совсем другое значение и исполняются более проникновенно, удивляя своей новизной и свежестью. Так, мы наблюдали кечак, исполняемый жителями деревни Батубулан здесь, в Бесаких, и кечак, который танцевали специально для туристов в Денпасаре несколько дней назад. Разница такая же, как между оригиналом и стократно повторенной копией.
В воскресенье, 8 апреля, наплыв балийцев в Бесаких достигает своей вершины. Вереницы машин вытягиваются на многие километры. Сотни тысяч людей проделывают бесконечный путь к храму, как настоящие паломники. Пришедшие терпеливо ждут у больших ворот храма того часа, когда они смогут войти в маленький двор главного святилища, чтобы возложить свои жертвоприношения и встать среди сотен других на колени, помолиться и получить те несколько капель тиртхи, которые служат для них высшим счастьем и означают самое святое, что они могут ожидать в своей жизни.
Однако и Дурга, ночная супруга Шивы, пожирающая людей, на празднике сотен тысяч не остается без дела. Утром в понедельник мы видим лежащий на обочине дороги старенький автобус, сплющенный в результате столкновения, стоившего жизни почти половине из шестидесяти его пассажиров. Грузовик, который вез сто с лишним человек, на повороте, пропуская встречный транспорт, свалился в пропасть. Никто не может назвать пока число жертв. Многие получили тяжелые увечья.
И тем не менее в Бесаких побывал почти миллион балийцев из двух с половиной миллионов жителей острова. Тот, кто сможет себе позволить, придет сюда еще раз, 12 апреля. В этот день Эка Даса Рудра, праздник, отмечаемый раз в сто лет, кончается и наступает обычный годовой ритм праздничного календаря.
В день полнолуния после Нового года в Бесаких ежегодно отмечается Бхатара Турун Кабех. Все боги Бали приходят в этот день на землю, в материнский храм острова. Они приходят вместе с обожествленными предками людей, близость которых, так же как и близость бо гов, в этот день ощущается особенно отчетливо.
Уже задолго до рассвета тысячи балийцев опять поднимаются к святая святых храма — алтарю. Бамбуковый храм, сооруженный для Эка Даса Рудры у основания главного храма, стоит заброшенный. Еще недавно украшенный флагами, кусками материи и вымпелами, он пребывал во всем своем преходящем значении и достоинстве, сегодня же это временное сооружение пустует — в противоположность вечному храму, к которому стремятся паломники и который они скоро вновь покинут, чтобы, приходя и уходя, вечно ощущать присутствие богов и предков. Порой создается впечатление, что балийцы считают этот день более важным и значительным, чем Эка Даса Рудра. Как ежегодный праздник, он им ближе, чем праздник нового века, в котором многие участвовали случайно, временно исполняя обязанности и тех, кто уже умер, и тех, кто еще не родился.
На переднем дворе Пура Панатаран Агунга, храма, в котором состоится сегодня главная церемония, слышны длинные, высокие звуки флейт гамбу — оркестра, куда также входят металлофон, барабан и какой-то крошечный струнный инструмент. Некоторые из идущих мимо паломников садятся полукругом, чтобы посмотреть танцы, исполняемые девушками в чудесных праздничных нарядах и в белых венках. Грациозными движениями тел и тонкой игрой пальцев они приветствуют богов. Одновременно с ними наверху, в Пура Панатаран Агунге высокие жрецы Бали в красных и черных тиарах приветствуют богов звоном колокольчиков, священными движениями рук и таинственными заклинаниями на древнебалийском языке брахманов. Каждый из бесчисленного множества паломников становится свидетелем лишь крошечного отрезка этой многочасовой церемонии в святая святых, и лишь очень немногим выпадает счастье присутствовать на ней от начала до конца.
Здесь, так же как во время Эка Даса Рудры, делают большое жертвоприношение злым духам перед святилищем Падма Тига, в котором находится и почитается наивысшее из всех божеств — Сангхьянг Видхи Вака в тройственной ипостаси Шивы (Шива, Садашива, Парамашива).
Жертвоприношение, состоящее из свиной головы и искусно выполненной композиции из кусков свиной туши, пальмовых листьев и фруктов, жрецы многократно окропляют тиртхой из серебряных сосудов. В заключение они зажигают благовонные палочки, а демонам делают другие жертвоприношения, в том числе поросенка и утку. Помощники священнослужителей приносят пальмовые циновки, так как прибыли губернатор Бали доктор Мантра с супругой, бургомистр Амлапуры, которому, как старшему отпрыску княжеского рода Карангасе-мов, вменено в обязанность заботиться о храме Бесаких, и другие высокопоставленные лица. Они садятся перед местом жертвоприношений. Тем временем все новые и новые толпы народа протискиваются в средний двор храма, отделенный белыми лентами от правой части храма, где сейчас происходит главная церемония.
Жрец в черной одежде и черной тиаре, который вместе с другим жрецом в красной тиаре заклинал богов спуститься на землю, теперь проходит сквозь ряды высокопоставленных лиц и окропляет их тиртхой. Хор поет священные гимны богам. Собравшиеся, совершая молитву, держат, как обычно, между пальцев цветы, в то время как верховный жрец произносит молитву в своей молельне.
Когда обряд жертвоприношения закончен, жрецы и жрицы в среднем коридоре святая святых расстилают длинную белую материю. По этому покрывалу от одиннадцатиярусной главной башни богов спускается процессия с паланкинами богов и трижды обходит внутреннее помещение Пура Панатаран Агунга. Танцовщицы реджанга идут впереди. Их жесты говорят о том, что они находятся в состоянии транса. Эта сияющая неземной красотой процессия в свете солнечных лучей с вытканными золотом священными зонтами под звуки гамелана и песнопений проходит перед богато украшенными храмами и черными, поднимающимися высоко вверх башнями богов. При этом вокруг нее происходит постоянное движение: верующие со всего Бали непрерывно, приходят и уходят. Богов после троекратного обхода храма вносят в левую заднюю молельню, где верховные жрецы встречают их торжественными песнопениями и звоном колокольчиков. Здесь боги будут находиться до окончания праздника.
После того как боги заняли свои места, выступают танцоры в традиционных одеждах, исполняющие «барис». Своей воинственностью, а также тем, что в руках танцоров игрушечные ружья вместо копий и щитов, танец напоминает об освободительной борьбе балийцев против голландских колонизаторов.
Когда около полудня большая церемония закончилась, паломники, как и в Эка Даса Рудре, продолжали подниматься к Пура Панатаран Агунгу по крутой лестнице, проходя сначала через широкие, а затем через узкие ворота. В конце концов их не очень интересовали события праздника. Для них самое главное — ощутить присутствие богов, а в том, что боги там присутствовали, был уверен каждый, кто приходил в храм.
От первого полнолуния нового года, от памятного 12 апреля 1979 года в течение последующих одиннадцати дней Бесаких стоял открытый для паломников Эка Даса Рудры. Две большие церемонии — 20 и 23 апреля — предвещают, что дни присутствия богов подходят к концу. Еще раз совершается жертвоприношение, чтобы искупить вину за ошибки и небрежности, допущенные при выполнении ритуалов перед глазами неподкупных богов. Наконец 23 апреля после новых жертвоприношений и последней процессии богов происходит прощание с небожителями, которые, как считают балийские жрецы, еще никогда не находились на земле так долго, как в этот, 1979 год, во время Эка Даса Рудры.
Кстати, этот день завершения Эка Даса Рудры очень характерен для системы балийского распределения времени, поскольку он точно совпадает с кануном важнейшего балийского праздника, Галунгана, который начинается 24 апреля большими приготовлениями в семьях и в банджарах. Это праздник, отмечаемый на всем острове в память о борьбе между богами и демонами, из которой благодаря дальновидности Индры боги, то есть носители доброго начала, вышли победителями. Поэтому Галунган — праздник благодарения богам. Он дает толчок к началу многочисленных местных праздников и церемоний, продолжающихся вплоть до дня Кунингана 5 мая. И в этот же день, в известной степени завершающий Галунган, в разных местах острова начинаются храмовые праздники, длящиеся по три дня и сменяющиеся аналогичными праздниками в соседних местностях.
Таким образом, можно сказать, что на Бали существуют не столько праздники, сколько праздничный ритм. Его бесконечная последовательность, соответствующая балийскому ощущению жизни, нигде не доходила еще до моего сознания столь ясно, как здесь, во время Эка Даса Рудры, апогея апогеев, не предусматривающего ничего другого, кроме интервала в космическом ходе событий, к которому каждый балиец умеет приспособиться, как хотят того его боги.