Банда Гимназиста

Глава XXVIII

Георгий и Андрей долго молчали. Старицкий напряженно вглядывался вдаль, туда, где по сверкающей глади озера скользила легкая прогулочная лодка. Рябинин старался осмыслить услышанное.

– Как я понял, разбойный промысел принес тебе немалые барыши, – наконец проговорил Андрей. – Почему же теперь, когда на всей территории России установился мир, когда большевики заключили дипломатические договоры и свободно торгуют с Западом, когда можно беспрепятственно уехать в любую страну, ты продолжаешь здесь оставаться? Что это, привычка жить в мире лжи и постоянной опасности или все же любовь к Родине?

– Какие громкие слова! – усмехнулся Георгий. – Ты, я вижу, так и не избавился от интеллигентского пафоса… Все намного банальнее, Миша. Денег у меня действительно немало, побольше, чем у любого ушлого нэпмана. И уехать за границу теперь никто не запретит: выправляй паспорт и – скатертью дорога! А вот как вывезти капиталы? Многие советские граждане, имеющие солидные средства, хотели бы перебраться в благополучный буржуазный рай. Думаешь, им нравится здесь унижаться и прикидываться простачками? Не все, брат, так легко. На границе багаж отъезжающих за кордон старательно проверяют: стоит только найти драгоценности или валюту, – вмиг потащат в ГПУ для объяснений. Там быстренько прочистят мозги и обчистят карманы. Денежки конфискуют, а уж потом – лети белым лебедем в свой Париж!

Андрей пожал плечами:

– Однако ходят упорные слухи о возможности перевести капиталы в западные банки…

– Э-э, дружок, это по силам только серьезным дельцам! Они работают с каким-нибудь Внешторгом или даже ВСНХ. За спиной таких воротил – «верные друзья» из высоких советских бюрократов. Да и за теми крепко следит ГПУ.

Есть один способ оставить родину: уйти контрабандными тропами. Слышал я, будто некоторым удалось выскользнуть на волю. На Балканах, в Финляндии преспокойно живут себе фартовые воры и налетчики, именитые жулики и оборотистые спекулянты. И все же недобрая молва идет о румынской и польской границах. Поговаривают, что полно на кордоне легавых, а некоторые шайки контрабандистов даже управляются агентами ГПУ и существуют только для того, чтобы обманом схватить барыгу с золотишком или белогвардейского шпиона. Я посылал людей приглядеться к проводникам этих тайных троп.

Крестник твой, покойный Федька, после третьей поездки в приграничные с Польшей и Румынией места сказал: «Не верю я проводникам, атаман, хоть убей. Немало среди них ссученных и легашей. Трекают важно [178], забожиться честью варнацкой могут, а только не урки они!» Так что мы отказались уходить через западные границы. Подумывал я прощупать финскую, да пока не успел.

Георгий повернулся к Андрею и шутливо подмигнул:

– Вот если бы я, как товарищ комэск, служил на китайской границе, так уж сумел бы найти лазейку. Верно?

– Да, – кивнул Рябинин. – Там я все тропы знал, хоть армию мог провести.

– Вот видишь! А мы – люди в этом не сведущие, боялись просчитаться.

– Не беда, – Андрей невесело улыбнулся. – Банде Гимназиста и без того неплохо живется. Кстати, ты как-то сказал, что собираешься переехать в другой город!

Старицкий вздохнул:

– Была мысль выйти на свет, покончить с лихим промыслом…– Его лицо скривилось. – Хотел обосноваться по-человечески, дела вести честным образом… Только вот не верю я большевикам. Упрямо ворчат по углам «стойкие партийцы», что нэп – «отступление». А отступать коммунисты ох как не любят! Рано или поздно начнется их победоносное наступление!.. Кто знает, как получится?..

В голове у Андрея мелькнула неожиданная догадка.

– Скажи честно: дерзкий налет на Госбанк – это часть продуманного плана, способ разделаться с такими махровыми уголовниками, как Фрол? – в упор спросил Рябинин.

– А как же иначе? – Георгий рассмеялся. – Это была игра по-крупному, ход ва-банк. Или легавым пришлось бы уложить всех нас, пусть даже и меня, или – фортуна склонялась в мою сторону. В новой жизни, жизни честных обывателей, нет места для таких, как Фрол и Агранович.

Федька никогда бы не смог зарабатывать деньги честным трудом, со временем он вновь стал бы налетчиком. А Яшка – и того хуже. Задолго до нападения на Госбанк Фрол получил приказ прикончить Аграновича; не зацепи ты Федьку – пришлось бы его убирать мне.

– Вот, значит, как решил «высший судия» – Гимназист! – покачал головой Андрей.

– Зря смеешься. Кем и где были бы эти «видные жиганы», не будь меня? Давным-давно гнили бы в тюрьме или в могиле. Не забывай, что только благодаря моему уму, воле, осторожности шайка пятый год жирует, покупает себе лучшие гардеробы и баб, каждое лето нежится на курортах. Я сломал их разнузданную лихость железной дисциплиной, воровское легкомыслие – продуманной конспирацией. Я создал организацию, каких мало осталось в России!

– Уголовную организацию! – уточнил Рябинин. – Банду, промышлявшую грабежом, разбоем, темными махинациями и убийством. Почетно для дворянина!

– Как и то, что потомственные дворяне лижут сапоги гепеушникам, убийцам своих отцов, – жестко парировал Георгий.

– Не смей! – грозно прикрикнул Андрей. —

И давай-ка оставим этот спор.

– Хорошо, – Старицкий пожал плечами. —

А только, хочешь, обижайся, хочешь нет, но придется согласиться, что мы живем в непростые времена, двуличные. Не мы одни скрываемся за масками, обращаем одно лицо к людям, а другое внутрь себя, – все кругом лгут! Большевики – от желания сохранить и укрепить власть, остальные – от страха или ради корысти. Это время лицемеров, время Януса.

– Насчет Януса ты прав, – Андрей нахмурился. – Однако не забывай: Янус – бог всякого начала; одно его лицо обращено в прошлое, другое – в будущее.

Ему вспомнилось, как в раннем детстве он случайно наблюдал избиение строптивой собаки. Хозяин обучал ее командам, а пес упрямился и с жалобным воем сносил удары сыромятного поводка. Маленький Миша зажмурил глаза и наугад побежал по аллее. Вот и сейчас ему захотелось закрыть глаза и не видеть окружающего, забыть неприятный и мучительный разговор.

Рябинин отмахнулся от гнетущих мыслей, поднялся и пошел к воде. Он с шумом умылся, отплевываясь и фыркая, затем причесался и вернулся к Старицкому.

Георгий же старался понять, отчего на душе его стало вдруг легко и спокойно. Захотелось выпить клюквенного киселя с пирогом или, на худой конец, похлебать постной окрошки.

– Так как же мы поступим, Миша? – искоса глядя на Андрея, спросил Георгий.

– А никак, – вздохнул Рябинин. – Пусть все останется как есть. С одним условием, на котором я буду настаивать.

– Изволь.

– Ты должен распустить свою шайку, но при этом остаться в городе. Как поступить с подручными, решай сам. Только чтоб о банде Гимназиста никто больше не слышал. А там – посмотрим.

– Договорились, – вставая с земли, кивнул Старицкий.

Он заглянул Андрею в глаза:

– А что будет с нами, Миша?

Рябинин коротко обнял Георгия и, с трудом преодолевая подкативший к горлу комок, прошептал:

– Не знаю, Жорка… Прости меня… За то, что не сдержался и завел этот… никому не нужный разговор…

Старицкий уткнулся в плечо друга и отрывисто бросил:

– Ты меня прости… За все.

Андрей почувствовал, что еще мгновение, и его нервы не выдержат. Он оттолкнул Георгия и быстро пошел к поселку.

– Куда же ты? – крикнул ему вслед Старицкий.

– В город. Доберусь поездом, – не оборачиваясь, отозвался Рябинин. – Не провожай меня.