Не зря он выматывал кавалеристов разъездами. Ни коням, ни людям покоя не давал. Знал, что люди устают, что коней мордуют, что злятся на него, что в какой час ни возьми, а половина его кавалерии, в седле, объезжала округу. И в этом он никакого снисхождения не знал. Требовал, чтобы всё вокруг было изведано.
Хватило ему мужицкой засады у реки.
Только-только чуть посветлело после ночи, ещё туман не развеялся, ещё роса не сошла, едва бахнула первая пушка по воротам, он едва завтракать сел, а к нему пришёл Румениге и сказал:
— Кавалерист привёл молодца какого-то. Говорит, поймали его, когда он в город пробирался.
Гюнтер принёс от повара супную чашку из толстой глины, горячую и полную кофе, сливки и масло на стол ставил, сахар. Хлеб резал. А Волков про свой кофе тут же забыл:
— А ну давай его сюда.
Уставший кавалерийский ротмистр привёл молодого парня лет семнадцати с разбитой мордой, в одежде невоенной, хорошей, но грязной, и со скрученными за спиной руками.
— В город пробирался, — говорит ротмистр, — к концу ночи пройти хотел, мы за ним поехали, а он вскачь в лес, у нас кони за ночь устали, а он на свежем был, думали, уйдёт, а он на ветку налетел да свалился. Как брали его, так за железо, подлец, хватался.
— Ну, — говорит Волков, — зачем пробирался в город?
— Никуда я не пробирался, — бурчит молодец, а сам глаза отворачивает.
Волков ни секунды не сомневался, что это гонец.
— Бумаг при нём не было?
— Нет, господин генерал, — отвечает ротмистр.
— Калите железо, жгите его до тех пор, пока всё не скажет или не помрёт, — распорядился кавалер, принимаясь за свой кофе, пока не остыл.
Ротмистр кивнул и поволок молодца прочь. Но генерал не успел завершить завтрак, уже пришли к нему Брюнхвальд, Эберст, Дорфус. Они тоже прознали, что поймали человека, что в город пробирался, и говорили с ним о делах, а офицер вернулся и привёл лазутчика.
— Всё сказал, кулаками вразумился, и пытать железом не пришлось, — сказал ротмистр. Он дал кулаком молодцу по затылку. — Ну, говори генералу, что мне говорил.
— В город я пробирался, — сказал молодой человек весьма печально.
— Кто велел? — сразу спросил Эберст.
— Полковник Майфельд, — сразу ответил лазутчик. — Сказал в город ехать к коменданту Велерингу.
— И что ты должен был сказать коменданту?
— Чтобы держали город десять дней. Что через десять дней он вернётся с людьми.
— Вернётся? Откуда? — спросил генерал.
— Из Бёльденгена. Полковник идёт туда собирать людей из окрестных мест.
Дорфус сразу стал разворачивать карту на столе у генерала, тот даже помогал ему, составляя посуду на край стола.
— Бёльденген, Бёльденген, — повторял капитан, разглядывая карту. — Значит, на западе. У самой границы с Эйпенцелем, у Юнг-Хольцкого перевала. Почему там, почему не в Мюлибахе собирают людей?
— Полковник этот ждёт райслауферов из соседнего кантона, — вспомнил Волков письмо купца Гевельдаса. — Тысяча четыреста человек их будет.
— Именно, — воскликнул Дорфус. Он поднял глаза на лазутчика. — А ну говори, мерзавец, сколько наёмников ждёт твой полковник?
— Откуда же мне такое знать, — нехотя говорит молодой человек, — знаю, что будут не все, меньше их будет. Говорили, что всего девять сотен придёт.
— А сколько уже собрал полковник? — снова спросил Эберст.
— Пока две сотни людей пришли, — отвечал молодой человек.
Офицеры стали расспрашивать его дальше, но больше он ничего ценного уже не говорил. Скорее всего, и вправду не знал. Наконец генерал махнул рукой: уводите.
— А как с ним быть? — спросил ротмистр.
— Думал, вы знаете, — отвечал генерал и знаком показал на шею: повесить негодяя. И пока ротмистр не ушёл, произнёс: — Ротмистр, вам и людям вашим двадцать талеров.
Офицер молча поклонился, но было видно, что он доволен суммой, после поволок начавшего было рыдать и клянчить пощаду лазутчика от офицеров прочь.
Теперь ему и не было нужды объяснять офицерам, что нужно торопиться.
— Либо берём город за пять дней, либо придётся выдвигаться, оставляя город у себя в тылу, и давать полевое сражение этому полковнику, — сказал Брюнхвальд.
— Боюсь, что полковник тот будет не один, думаю, что они и на юге, в Мюлибахе, собирают людей, — добавил капитан Дорфус.
— Надо брать город, нужен штурм, раз ворота уже разбиты, — произнёс полковник Эберст задумчиво. — Иначе придётся отходить к обратно к реке.
«Вот и славно, что вы это понимаете».
— Господа, — начал Волков, — прошу вас, соберите в ротах охотников, первым делом доппельзольдеров и стариков, мне надо будет триста человек в первой колонне, а во второй уже пойдёте вы, господа, с тысячею человек.
— Вам надо будет? — удивлённо или даже с негодованием спросил капитан Дорфус. — Господин генерал, неужто сам вы намереваетесь идти в пролом в первой колонне?
При этом он обвёл взглядом других офицеров, ища у них поддержки. Но полковники Брюнхвальд и Эберст молчали, они уже согласны были с решением генерала.
— От Рохи я возьму сто человек аркебузиров, и полсотни ваших, Эберст, арбалетчиков, — продолжал генерал, и не подумав отвечать капитану. — Прошу вас, господа, идите в полки и отберите людей для первой колонны.
На этом завтрак и быстрый утренний совет были закончены. Он пошёл к коню, а Дорфус, в дерзости своей не умерен, шёл рядом и учил генерала:
— Не должно первому офицеру идти в самое опасное место. Разве можно рисковать вами в земле, где каждый человек нам враг.
— Должно, — сухо отвечал кавалер зарвавшемуся молодому офицеру. — Иногда нужно первому офицеру под знаменем становиться в первую линию.
— Иногда, господин генерал, иногда, когда выхода другого нет, когда решается всё в битве.
— Сейчас именно всё и решается, капитан, вся кампания наша, может так статься, сегодня в этом проломе и решится.
Дорфус ещё что-то говорил ему, но кавалер уже садился на коня и не слушал капитана.
Покинув лагерь, что перекрывал северную дорогу к северным воротам города, он поехал на юг, туда, где били и били тяжёлые пушки.
Пруфф на этот раз не стоял на телеге, а раздобыл где-то кресло.
Генерал был удивлён, одна створка двери уже рухнула на землю, а другая криво висела на железе, вся разбитая в щепки. За нею виднелась и переломанная решётка, она тоже почти лежала на земле.
— Так что, можно уже и заходить? — спросил Волков.
— Хочу вон ту створку наземь скинуть, иначе затруднит проход колонны, — отвечал Пруфф.
— Добивайте, пойду надену весь доспех, и уже начнём строиться, — Волкову не терпелось начать дело. Аж кулаки сами сжимались.
Тут оба офицера развернулись на крик:
— Где генерал?
Из-за домов выехал всадник, а пехотинец из охраны батареи показывал ему на офицеров. Всадник увидал Волкова и чуть ли не галопом поскакал к нему.
— Говори, — жёстко, беду ожидая, произнёс генерал, когда всадник подъехал к нему.
— Господин, парламентёры в лагерь приехали.
— Кто? — не понял слышавший это Пруфф.
— Какие парламентёры? — также не понимал генерал.
— Из города, с ветками пришли, с барабанщиком. Вас спрашивают, их пока майор Роха принимает.
— Продолжайте стрелять, Пруфф, — кинул он капитану, уже разворачивая коня.
Сказал и поскакал со своим выездом в лагерь.
С барабанщиком пришёл офицер с двумя сержантами. Один из сержантов держал знамя с городским гербом. Офицер кланялся:
— Господин бургомистр спрашивает, согласится ли господин Эшбахт принять его.
— Кавалер Эшбахт, — резко поправил парламентёра Максимилиан, — лучше вам обращаться к монсеньору кавалер Фолькоф фон Эшбахт.
Парламентёр поклонился ещё раз:
— Соблаговолит ли кавалер Фолькоф фон Эшбахт принять бургомистра свободного города Висликофена господина Фабельмана?
— Что хочет бургомистр? — спросил Волков.
— Бургомистр желает поговорить об условиях откупа от осады, — отвечал ему офицер.
— Откупа? — Волков даже засмеялся. — Через час ждите штурма, если отобьётесь, поговорим об откупе.
— Так вы не желаете получать выгоду? — удивился парламентёр.
— Я возьму ваш город и получу всё, — резко заговорил генерал уже без всяких усмешек. — Если надумает, так пусть бургомистр приедет говорить о капитуляции. Больше говорить мне с ним не о чем.
— Я передам бургомистру, — сказал офицер.
— Я жду час, — повторил кавалер. — Только час.
Фейлинг и Гюнтер помогли ему надеть весь доспех, кроме шлема, Максимилиан разворачивал и смотрел знамя, молодые господа тоже все были уже облачены, уже готовы, предвкушая бой. Стрелки, которых Волков намеревался взять с собой на штурм в первой колонне, уже вышли из лагеря и пошли к южным воротам.
Но тут над башней северных ворот появился трубач, и ворота раскрылись. И из них стали выходить люди, не менее дюжины, а среди них, под знаменем города, на муле, которого вели под уздцы два солдата, ехал человек.
— Не иначе как сам бургомистр едет, — удивлялся Роха.
— Неужели капитулировать надумали? — также удивлялся капитан Кленк. Он тоже был при доспехе, его люди должны были идти в пролом сразу за отрядом Волкова.
Генерал не хотел торопиться, он очень надеялся, что так и есть, что это делегация едет говорить о почётной капитуляции. Но не хотел делать преждевременных выводов. Он ждал, пока горожане подойдут. Только бросил капитану:
— Кленк, распорядитесь впустить их в лагерь.
Старый и полнокровный человек, бургомистр Фабельман принял безропотно все его требования. Он стоял перед сидящим генералом, опираясь на палку. И тот не думал предлагать ему сесть. Бургомистр потел в своей старомодной и большой шубе, его лицо, от полнокровия изрезанное сетью мелких сосудов, было почти что синим и мокрым от пота. Он ненавидел генерала и едва скрывал это, но после каждой фразы врага лишь устало кивал.
— Цитадель отдадите под гарнизон мой.
— Как вам будет угодно, генерал, — отвечал господин Фабельман.
— Приворотные башни отдадите моим людям под охрану. И городской арсенал весь беру себе.
— Да, конечно…, — бургомистр кивал головой.
— Гарнизон мой, четыреста человек, обещаете кормить, как своих солдат кормили, а офицерам еду подавать офицерскую, и всё от казны города.
— Да, генерал, — отвечал старик.
— Деньги…, — он сделал паузу. — Ну, коли сами пришли с честью, то лишнего просить у вас не буду… Четыре тысячи гульденов.
— Что ж, воля ваша, — нехотя произнёс бургомистр.
— И ещё, — генерал опять сделал паузу, — хоть в сеньоры я вам не набиваюсь, но над башнями и над городом флаги будут висеть мои.
Тут старый бургомистр встрепенулся. Глаза раньше держал вниз, а тут уставился зло на кавалера, палку своими стариковскими белыми пальцами перехватил. Волков уже думал, что сейчас перечить начнёт. Но нет, сдержался старик:
— Ваша воля.
— Да, то воля моя, воля победителя, — твёрдо продолжал генерал, — а жителям скажите, что спасли их от моих людей, если бы не приехали сейчас ко мне, так был бы вам в городе грабёж, а женщинам вашим бесчестье. Деньги… Даю вам срок три дня, чтобы золото собрать. А полкам моим пусть ворота отопрут прямо сейчас.
Бургомистр кланялся, всё это ему не нравилось, но старик понимал, что генерал прав, золото и позор уберегли город от беды страшной.
А генерал понимал, что у города нет сил отбить его штурм. Теперь он чуть-чуть успокоился.
— Капитан Кленк, — позвал он.
— Да, генерал, — отзывался тот.
— Бургомистр господин Фабельман сейчас прикажет отворить ворота, баталия ваша пусть идёт в город, возьмите цитадель, арсенал, все городские ворота под охрану.
— Будет исполнено, — отвечал ландскнехт, сразу поворачиваясь, чтобы уйти.
— Капитан Кленк, — снова окликнул его генерал. И когда бургомистр стал удаляться, добавил негромко: — Под страхом смерти запретите людям обижать горожан.
— Да, конечно, — отвечал Кленк.
«С этими разбойниками иначе нельзя, с них станется».