Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт

Глава 53

Де Йонг слез с коня, чтобы открыть свои бумаги и записать все пожелания господина Эшбахта. Не дай Бог забыть что-нибудь из пожеланий господина Эшбахта. А потом, пряча грифель и закрывая папку с бумагами, архитектор уже думал, что на этом все дела с кавалером закончены, но он ошибался. Волков просил его ехать с ним дальше. И поехали они вдоль реки на юг, туда, где как раз сейчас строились и строились лачужки из глины и дерева для пригнанных кавалером крестьян. Домишки были дрянь, дранка, глина да некоторое количество бруса и кривых досок. Но ничего, ничего, для начала, чтобы зиму пережить, и это пойдёт. Кавалера радовало, что люди сами старались наладить своё жильё, клали в домах печи, за домами бабы уже разбили огороды, уже ковырялись в земле, чуть левее от берега уже как-то размечали наделы, а кто-то уже взялся и пахать хорошие куски. Козы на верёвках объедали хорошую, невыгоревшую от солнца траву на пригорках. Даже собаки откуда-то взялись, уже вдумчиво облаивали из-за угла проехавших.

«Ничего, обживутся людишки, лишь бы Ёган не ошибся, лишь бы земля тут у реки хорошей, плодородной была. Зиму переживут, я им помогу с едой, а дальше приживутся. Народец крепкий».

Проехали ещё дальше на юг, туда, за большой овраг, где уже кончалась хорошая земля и начиналась илистая грязь, не высыхающая даже в жару, туда, где были болота, которые Ёган ещё не осушил. Там было мало народа, мало новых домов, но людишки и тут уже обживались. Кавалер увидал собравшихся в кучу людей, мужики, бабы и дети среди них были. Они собрались вокруг Эрнста Кахельбаума, и, как ни странно, тут был и Фриц Ламме, а с ним ещё и крепкий человек из старых солдат. Люди были возбуждены; увидав всадников, Кахельбаум сразу направился к ним, за ним следом пошёл и Сыч, и все остальные также пошли к господину Эшбахта.

— Никак случилось что-то, — сказал господин Хайнцхоффер.

И, подтверждая его догадки, управляющий заговорил после поклона:

— Господин Эшбахт, нынче ночью двое ваших людей бежали, то были Ганс Круст и молодой Питер Вернер, с ними была баба Круста, Габи Круст. Говорят, баба была на сносях.

Дело было неприятное, но когда кавалер гнал сюда этих людей, он не сомневался ни минуты, что такое случится. Они будут разбегаться, обязательно будут, если это дело не пресечь. Что ж, вот и повод проявить твёрдость. Но сначала нужно было беглецов изловить.

— Коннетабль, — теперь при людях он обращался к Сычу именно так и всегда в вежливой форме, — надеюсь, вы их сыщете. Далеко уйти они не могли, с востока и юга река, на западе мои добрые соседи, Фейзенклеверы и Гренеры, они их непременно выдадут, но будет лучше, если мы их найдём сами. Думаю, молодые господа, — Волков в этом не сомневался, — с удовольствием примут участие в поисках. Собак я дам.

Но Сыч, как ни странно, был не так оптимистичен.

— Экселенц, — начал он, вздыхая, — у них была лошадь, только два дня назад господин управляющий, — он кивнул на Кахельбаума, — записал на них молодую кобылку.

«Это ничего не меняет, не уедут они на ней далеко», — поначалу думал Волков, но Сыч разъяснил ему:

— Они пошли к реке. Я посмотрел по следам, коняга была с ними. А у реки как раз на ночь останавливалась лодка, мужики наши её видали. Думаю, что они уплыли на ней, а коняшку отдали в оплату.

«Воровство чужих мужиков… большое преступление… На такое отважится только отъявленный злодей или враг».

— А лодка была из тех, которые тянут вверх по течению? Были при ней возница и упряжка в четыре коня? — уточнил Волков, такая лодка никуда бы не делась, она приплыла бы либо в Амбары, либо в Лейдениц.

— Нет, экселенц, нет, эта плыла вниз по реке, сейчас она уже где-то у нашей рыбачьей деревни, а то и дальше уплыла.

Вот это было уже неприятно. Кажется, какие-то разбойники украли его коня и его людей.

— Коннетабль, узнайте, кто хозяин той лодки, обязательно узнайте!

— Я всё выясню, сегодня же узнаю, была ли лодка у нас в Амбарах или была в Лейденице, что привезла, что увезла, и кто там кормчий, и откуда он.

Волков молча кивнул. Да, дело было неприятное, но он был к этому готов и продолжил путь на юг. Туда, где уже чернел Линхаймский лес.

Через два часа они смогли спрятаться в его тени и чуть отдохнуть от жары, перевести дух. А ещё через некоторое время выехали как раз в то место на берег, где река меняла своё направление, остановились на высоком берегу.

Де Йонгу было уже невтерпёж. Он очень хотел знать, какого чёрта господин Эшбахт таскает его по жаре полдня, когда у него и без этого куча дел.

Они стояли на возвышенности над рекой, а Волков стал указывать рукой и говорить:

— Вон Фринланд. А вон Брегген. Мне это место очень нравится.

— Что ж, весьма удобное место, я слыхал, что все лодки и баржи, которые тянут вверх по течению, тут останавливаются на ночь, дают лошадям отдых.

— Да, вон то место, они здесь уже дорогу протоптали своими упряжками.

— И вы думаете поставить тут им место для ночлега? — догадался архитектор. — Дело может быть прибыльное, если и конюшни поставить, и корм продавать.

Волков только улыбался ему в ответ.

— Что, и причал думаете тут поставить? Только зачем он тут? — гадал архитектор.

И лишь тогда кавалер сказал, уже не улыбаясь:

— Друг мой, а сможете вы построить замок?

Дома, даже большие и красивые, дороги, пирсы, амбары, склады, конюшни, да что угодно он уже делал, строил, хоть и был Де Йонг ещё молод, но опыта у него хватало. Да, но замок! Архитектор заволновался. Это не конюшня. Что может быть важнее замка? Городская ратуша… кафедрал… дворец принца… Вот и всё, что может быть значительнее замка прославленного генерала. Замок!

— Да, я очень хочу взяться за замок, если вы мне, конечно, доверите подобное дело, — наконец отвечал Де Йонг.

— Как-то один старый архитектор говорил мне, что замок стоит двадцать тысяч золотых… У меня есть всего десять…, — начал Волков.

— Двадцать? — Де Йонг задумался, что-то прикидывая в уме. — Нет, десяти вполне хватит, двадцать — это для замка огромного, тут на берегу такой не поставить. Утопим фундамент, в подвалах будет вода.

— Мне нужны равелины от пушечного огня. На стенах должны быть площадки под пушки, я хочу, чтобы мои пушки простреливали и реку, и берег. Ворота с подвесным мостом. Башни удобные для фланкерного огня. Хочу, чтобы были конюшни на два десятка лошадей, коровник, большие склады для фуража и провианта и колодцы. А покои чтобы были новыми, с большими окнами, без этих дурацких огромных каминов, но с печами, и чтобы полы деревянные, а стены оббиты материей, чтобы спать без сквозняков. Сможете уложиться в десять тысяч золотых?

Де Йонг сразу не ответил, напряжённо считал, не произнося ни слова, только озирался по сторонам. Потом наконец спросил:

— А можно будет рубить вон тот лес? — он указал рукой на видневшийся за спиной кавалера Линхаймский лес.

— Можно, — отвечал Волков.

— Отлично, отлично…, — произнёс архитектор. И указал рукой на реку. — А тут понадобится пристань. Это сразу удешевит подвоз.

— Я так и думал, поставим.

— Десяти тысяч… Десяти тысяч может и хватить, многое будет зависеть от фундамента, от земли, надо бы покопать тут, узнать, какова тут земля, если тут камень, то ещё и на фундаменте сэкономим, и тогда будет замок не хуже большого. С реки его будет не взять, даже пролома не сделать, а с берега поставим равелины перед воротами и перед западной стеной, обведём рвом от реки. Он будет прекрасен и неприступен, — Де Йонг, кажется, загорелся этой идеей. — Я всё нарисую, всё посчитаю. За месяц всё сделал бы, не будь у меня столько разной работы.

— За месяц? — произнёс кавалер. — Это хорошо, но вы пока не торопитесь. Я ничего не могу начать, пока не решу дело с герцогом.

— А тот дом для человека герцога у причалов, что мы надумали строить…, — вспомнил архитектор.

— Будем надеяться, что он нам поможет, — отвечал кавалер.

Что ему ещё нужно было, кроме замка — да ничего. Во всём остальном он уже преуспел, а для замка нужно было замириться с герцогом. Иначе всё, что кавалер строил и делал, всё, что создавал, могло достаться кому-то другому. Ведь герцог мог и отобрать феод у заносчивого вассала.

Де Йонг, озадаченный, поехал на север к своим домам и домишкам, к пристаням и особнякам, а Волков со своим людьми поехал по течению реки на запад, к рыбачьей деревне. Там он надеялся найти Мильке, а заодно и узнать, как там его гарнизон на том берегу реки. Как там Брюнхвальд, Пруфф и Вилли, есть ли от них вести.

Мильке он не застал, тот уехал ещё утром в Эшбахт, но зато сержант Жанзуан сообщил ему, что в гарнизоне появилась хворь. И что только вчера привезли с того берега двух болезных. Волков поверить не мог, что у Карла Брюнхвальда в войске завелась хворь. У хороших, знающих командиров такое бывало редко. Впрочем, у всяких офицеров оно могло случиться. Волков предупредил сержанта, что на лодке могут проплыть беглые мужики, на что сержант заметил, что тут перед ним за день в обе стороны иной раз проплывает три десятка лодок и барж, и за всеми ему не уследить. Волков с ним был согласен.

И кавалер, ещё раз оглядев крепкий форт, что построил на пригорке Жанзуан, поехал домой, заодно приглядывая места для дороги, которая ему была тут нужна.

А дома его ждало письмо. От красавицы сестры, от фаворитки Его Высочества, от графини Брунхильды фон Мален. И писала графиня ему, что остановилась она в Малене проездом в своё поместье Грюнефельде и что желает встретиться с ним и поблагодарить, а также рассказать, что творится при дворе Его Высочества и о чём там говорят.

Волкову очень хотелось поехать, но было уже поздно, он не успел бы в город до закрытия ворот. Да и устал он, поэтому до рассвета решил отдохнуть. Но рано ему лечь не довелось, и причиной на сей раз были не его женщины, а его вернувшийся из Ланна племянник Бруно Фолькоф и молодые господа, что были там с ним.

Племянник был великолепно одет. Не зря портные Ланна считались вторыми в мире после портных из Ламбрии. Юноша был великолепен; то ли сам, то ли посоветовали ему, но теперь он был одет в белое и синее. Белый колет, белый берет с синим пером и белые чулки великолепно сочетались с синими панталонами, маленьким синим плащиком и синими мягкими туфлями.

— Господин Габелькнат посоветовал мне этот костюм, он в ваших цветах, дядя, — крутился перед кавалером молодой человек.

— Хороши, что ж тут скажешь, — произнёс Волков.

— Ваша невеста сойдёт от вас с ума, — добавила Бригитт.

— Да? — спросил у неё Бруно. — Вы так думаете, господа Ланге?

— Я в этом уверена, молодой господин, — отвечала красавица. — Вы юны и прекрасны, жена будет вас ревновать к служанкам. Уж поверьте.

— Эх, хоть бы знать, какова она, — говорил Бруно мечтательно, — может, она и не стара ещё и не отвратна.

— Успокойтесь, племянник, и не обольщайтесь, — сразу прервал его мечтания кавалер. — Женщины из таких семей имеют за собой всегда достойное приданое, а с подобным приданым вам она и молодой, и красивой должна казаться. А для сердца так заведёте себе истины сердечного друга.

— Я всё помню, дядя, — заверил его Бруно, покосившись на госпожу Ланге. — Я буду с невестой ласков, какая бы она ни была.

— Прекрасно, снимите эту одежду, чтобы не пачкать, и пять дней, пока не поедем на встречу, не надевайте её. Кстати, как там Ланн, что говорят в нём?

— О, генерал, — воскликнул Габелькнат, — весь город только и говорит о вас, нас с господином Бруно каждый день приглашали на ужины, все хотят о вас слышать, и вашу племянницу, госпожу Агнес, тоже встречали на приёмах. Её там все очень уважают. Все разговоры лишь о том, что мы побили горцев, — молодой человек рассказывал это с нескрываемой гордостью, ведь он тоже имел к успеху отношение, он тоже был там, — все удивлены, вы в одно лето и побили мужиков, и принудили к миру упрямых горцев. Все о вас говорят, но почему-то в церквях за вас молебнов не устраивали.

Волков улыбался, слушая его, но улыбка его была ненастоящей, это чтобы не волновать их, и Бруно, и Бригитт, и Габелькната, и всех других. Он-то как раз знал, почему в его честь в церквях Ланна не было молебнов. Он знал, что не мир между ним и горцами нужен был архиепископу, архиепископу как раз нужна была война. Вот и не было молебнов, так как курфюрст Ланна и Фринланда был этому миру не рад. И казалось Волкову, и небезосновательно, что прошлой любезности меж ними уже не будет. Да, и теперь мир с сеньором, с герцогом Ребенрее, был ему ещё более необходим.