Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт

Глава 32

До Шаффенхаузена от деревни Рэ один день пути, даже меньше, и идти по самым заселённым землям. Большой обоз тащить нет смысла, всегда можно взять нужное в деревнях по дороге. И снова, по негласно сложившейся в его войске традиции, солдаты рассчитывали на день отдыха. Ему это не нравилось, кавалер буквально физически чувствовал время. Кожей ощущал, как оно утекает. Но всё-таки решил дать людям отдохнуть. Один день — Бог с ними, пусть побездельничают. Тем более, что его, да и всех офицеров волновал один вопрос. И опять это был вопрос пороха.

Кажется, взяли его много, к хорошему, привезённому с собой, добавили плохого, взятого в арсенале Висликофена. Но за два дня пальбы пушки сожгли четверть того, что было. Большие пушки были неуёмны в потреблении зелья. Что ни выстрел, то полведра, что ни выстрел, то полведра. Часть ядер, которыми били забор лагеря, потом подобрали, а порох-то не вернуть. Хоть Шаффенхаузен стены и ворота, по утверждению Дорфуса, имел старые, но вдруг дело затянется. Не пришлось бы потом бросить дело на полдороге и отходить к Висликофену из-за того, что кончился порох.

Да, всё было непросто, и сколько он ни побеждал, проще не становилось. А деньки-то каждый вечер улетали, вечер пришёл — день улетел. И до окончания контрактов большинства его людей уже меньше месяца. И теперь они, солдаты и офицеры, потратят ещё один принадлежащий ему день на свой отдых. Всё, что он мог сделать, так это отправить большой кавалерийский дозор с опытным офицером во главе в сторону Шаффенхаузена, чтобы они разведали дорогу хотя бы на половину дня пути. Ну, хоть что-то.

Едва сдерживаясь, чтобы не срываться на окружавших его людей, приказал взять пленных и похоронить всех убитых. После пошёл с Брюнхвальдом смотреть, что взяли в лагере врага. И вдруг — удача, один из пленных просил его о встрече. Среди пленных наёмников ходили слухи, что Эшбахт всех их перережет, местных даст выкупить, а наёмников побьёт. Поэтому этот немолодой солдат и очень хотел тайно встретиться с Волковым. Генерал согласился. И солдат сказал, что он женат на молодой бабе и что у него двое малых детей, что без него они пропадут, поэтому он просил кавалера отпустить его. И за то он скажет, где генерал Каненбах спрятал полковую казну. Пленный оказался знаком с конюхом генерала Каненбаха и помогал ему в том. Волков сразу обещал отпустить его. И солдат указал место у восточной стены лагеря.

Сундук тут же откопали и сломали замок. И там оказалось шесть тысяч двести двенадцать отличных монет местной чеканки, которые по весу почти не уступали талерам Ребенрее. Как и обещал, кавалер отпустил солдата. Но это серебро никак не решало вопросов с порохом. Он всё ещё сомневался, что имеющегося у него зелья хватит на штурм столицы кантона. Поэтому и ел кавалер в тот день не хорошо. Без удовольствия.

Перед сном его немного порадовали кавалеристы. Вернувшись из рекогносцировки, они сказали, что за весь путь почти не встретили отрядов горцев. Был один маленький отряд, но он при их приближении спрятался в небольшой деревне, бросив две телеги обоза. Офицер-кавалерист в деревню за ними не поехал, лишь сжёг телеги и забрал лошадей.

А до рассвета Волков собрал офицеров на совет. Просил их высказать мнение. И все согласились идти на Шаффенхаузен с тем порохом, что есть, так как возвращаться в Висликофен за зельем — это потерять четыре дня. Возник вопрос, что делать с пленными. Роха предлагал порезать хотя бы наёмников, чтобы не отягощать войско. Но Волков отказался это делать. Он хотел, чтобы инициатором резни были люди Бреггена, а не он. Пусть люди кантона сами откажутся от наёмников. Мало того, он послал к пленным Максимилиана, чтобы тот сказал им, что генерал — человек богобоязненный и лишней крови человеческой не желает, поэтому он отведёт их к Шаффенхаузену, и там наниматели пусть их судьбу и решают. Максимилиан пришёл и сказал, что пленные наёмники после слов его стали грустны, так как не верили они, что кантон Брегген к их судьбе проявит участие, а не наплюёт на них, как это уже бывало. Раненых врагов убивать не стали, бросили у деревни, он велел взять с собой лишь раненых офицеров.

В общем, ещё по росе и утреннему туману войско вышло и от деревни Рэ свернуло на юго-запад к Шаффенхаузену.

— Пусть все, кто верит в Господа всемогущего, помолятся, чтобы даровал нам помощь в дороге и деле ратном, — распорядился генерал и сам был для всех примером.

До города дошли с трудом, дорога стала камениста и шла всё вверх и вверх, а ближе к Шаффенхаузену стала ещё и извиваться, кони сбивали копыта, но тянули и тянули пушки и телеги. Даже привыкшие к его походам солдаты, и те подустали.

— Скажите людям своим, что дело это последнее, коли возьмём город, так повернём вниз к реке, — Волков, видя, как измотаны его солдаты, говорил это офицерам.

И не врал им, в общем кампания подходила к концу, он чувствовал, что людям приходится делать над собой усилия, чтобы двигаться. Генерал боялся, что боевой дух слабнет в его войске с каждым днём, и солдаты всё больше ждут окончания своих контрактов.

Подошли к Шаффенхаузену, а город-то не прост. Волков даже обозлился на Дорфуса, почему он говорил, что город слаб. Где он слаб? В каком месте? С какой стороны к нему подступиться? Стены слабы, низки, башни стары, мосты сто лет не поднимались? Так всё это городу и не понадобится, если в нём найдётся тысяча людей, что не захотят Шаффенхаузен сдать.

Южной стеной город повёрнут к большой горе. Так и уходит на неё своим южным краем и самой южной стеной. С запада и севера его обтекает река, хоть и мелкая из-за сухого лета, но весьма быстрая.

Через неё было два моста. Большой деревянный и малый старый каменный. В том-то и дело, что мосты были. Один сожгли, второй разломали частью. Горожане, наученные горьким опытом Висликофена, уж постарались. Они и стену северную, что была за рекой и с большими воротами, вроде как стали укреплять.

Приехал Пруфф, он всегда прибывал последний — капитан не отходил от своих пушек, а они всегда тянулись в конце колонны — встал рядом с офицерами и, лишь взглянув на город, сказал:

— Дурни, укрепляют эту стену, и пусть, мы её бить не будем. Пушчонки у них там… Раз, два… Три, кажется, пушки вижу, затеют возню, а я тут много ниже их пушек буду. Да и далеко по стене бить, ядра будут силу терять.

Его уверенность в словах, его тон сразу приободрили офицеров, но полковник Брюнхвальд спросил:

— А какую же будем?

— Так восточную, вон и горка хорошая есть, почти что со стеной вровень, — сразу отвечал артиллерист. Он махнул плетью на восток, — вон, оттуда бить будем, я ещё с дороги приметил, что стена там крива. Древняя стена, долго не простоит.

— А пушки? — спросил Волков, разглядывая город врага, — они же их перетащат на восточную стену.

— Обязательно перетащат, — обещал Пруфф, — так что подраться придётся.

— А победите? — с некоторой неуверенностью спрашивал генерал.

— А как иначе? У нас картауна есть, у них калибры маленькие, картауне не чета, да и пушкари, — артиллерист поморщился, — когда эти городские олухи стреляли в последний раз? Неведомо. А у моих людей так звон от пальбы в ушах уже сколько времени не унимается? Поглядите на их одёжу, там места нет без прожжённых дыр. Нет, моим людям эти городские не ровня.

Тут с ним трудно было спорить. Волков и сам видел, он порой удивлялся, как наловчились часто и точно бить канониры Пруффа. Ни ядром, ни картечью не мазали.

— На ту сторону реки придётся переходить, — заметил капитан Кленк.

— Придётся, придётся, — соглашался Пруфф и снова указывал плетью, — вон те посады с восточной стороны частью разберём, — он махнул плетью ещё раз, словно смахивал что-то безжалостно, — частью пожжём к дьяволу.

— Будь я на их месте, увидав пушки, сразу сделал бы вылазку, — заметил Брюнхвальд.

— Истинно, истинно, — сразу согласился артиллерист, — так и сделают. Как господин Шуберт разровняет мне площадку, как только сожжём домишки вокруг и выставим орудия, жди вылазки.

— Господин полковник, — заговорил Волков. — Восточная стена ваша, перед воротами поставьте палисады.

— Будет исполнено, господин генерал, — отвечал Брюнхвальд.

— Господин капитан, — продолжал Волков.

— Да, господин генерал, — откликался Кленк.

— Южнее пушек выставьте сильные пикеты, чтобы со склона горы к позициям артиллерии не подобрались. Господин фон Реддернауф, у вас дело всё то же, я хочу всё знать, всё видеть, что происходит вокруг, и сейчас, и ночью тоже.

— Да, генерал, — отвечал кавалерист.

— Инженер Шуберт, вам быть в подчинении у капитана Пруффа. Майор Роха, начинайте жечь посады, где вам укажут артиллеристы.

Кажется, он отдал все нужные распоряжения, но ещё одно дело было. Да, и для этого ему потребовался не кто иной, как молодой прапорщик.

— Максимилиан, — окликнул знаменосца генерал.

— Я здесь, — отозвался тот.

— Хочу, чтобы вы съездили к стене и переговорили с ними.

— С кем? — немного растерялся знаменосец. — Горцами?

Волков не счёл нужным отвечать, а лишь с укором посмотрел на прапорщика и продолжил:

— Возьмите трубача, четверых гвардейцев и ветки зелени. Подъедете к стене и крикните им, что я желаю говорить со старшим.

— А если они не захотят?

— Не загадывайте, скажите, о чём я прошу, а уж коли спросят, зачем, так ответите, что, дескать, не знаю я, что делать с пленными солдатами и пленным генералом. И если не захотят они о них говорить, так я всех пленных велю казнить прямо здесь, под стенами, чтобы горожане полюбоваться могли. Буду казнить и тут же в реку мёртвых кидать. Так и скажите.

Максимилиан кивнул:

— Да, генерал, сейчас же и поеду.

— Максимилиан, — остановил его генерал.

— Да, генерал.

— Горцы хамы, будут браниться, задираться, так вы не отвечайте, не поддавайтесь, за хладнокровие вас и выбрал.

— Да, генерал, — ответил прапорщик и пошёл исполнять наказ.

А генерал, хоть время шло к вечеру, взяв с собой людей, поехал к южной стороне города посмотреть склон и гору. Он хотел знать, можно ли из южных ворот вывести незаметно людей для вылазки.

А стрелки Рохи тем временем, под вой старых баб, тащивших из домов всё, что можно было спасти, и угрюмые проклятия не спрятавшихся в городе мужиков, стали поджигать первые дома, что были возле пригорка, на котором суетились сапёры и артиллеристы. Роха, Шуберт и Пруфф стояли на пригорке, который выравнивали под пушки сапёры. И артиллерист указывал майору, которые дома жечь. Пруфф снова направлял свою плеть и говорил:

— Вот все те дома, что левее кирхи ихней, к дьяволу.

— Вон те? — уточнял Роха.

— Да, будут мешать мне. И те, что у реки, тоже запалите, чтобы вся стена была у моих ребят как на ладони.

— Сейчас запалю.

А Пруфф продолжал:

— Господин Шуберт, — он опять указывал плетью, — тут, фронтом к стене, поставьте мне корзины, насыпьте их землёй, пусть корзины будут в рост человеческий. Как они на эту стену пушки перетащат, сии корзины будут весьма полезны, для укрытия от их огня. Тут насыпь сделайте, уклоном от бруствера, чтобы орудия после отката сами назад скатывались. Чтобы прислуга меньше уставала.

— Каков угол уклона? — спрашивал инженер.

— Двадцати градусов будет довольно.

В общем, все люди его были при деле, хоть и не видел он сам, что они делают, но был уверен в том, что делают они всё как надо. Так как те, кто делать всё правильно не умел, на войнах не часто до седых висков доживали.

Волков, объехал город по кругу и убедился, что Пруфф выбрал стену для устройства пролома верно. Генерал увидел, как сапёры и артиллеристы, дружно помогая лошадям, уже тянут через реку картауну. На берег летит пепел и лёгкие угольки от горящих домов, лошади волнуются в реке, когда ветер доносит до них жар и дым, но возницы упрямо ведут их на другой берег, прямо в пожарище, а сапёры укладывают на берег доски, чтобы колёса тяжеленных орудий не вязли в сыром речном берегу. Жаль, что сегодня орудия не успеют сделать по стене ни одного выстрела. Ну ничего, Пруфф и Шуберт дело своё знают, может, уже на рассвете спесивые горожане услышат раскаты рукотворного грома, от которого станет им не по себе.

Всё шло по плану. По его плану. По его желанию.

Он уже объехал весь город, уже пообедал, уже поговорил с Шубертом, а Максимилиана всё не было. Генерал начал волноваться. Но, слава Богу, тут прапорщик появился.

— Ну, чего же вы так долго?

— Ответа ждал, — отвечал молодой человек.

Кавалер отставил стакан, уставился на прапорщика:

— И что же они сказали?

— Сказали, что ландаман даст ответ утром.

— Ландаман? — Переспросил генерал. — Так и сказали «ландаман»?

— Так и сказал, там на воротах сержант какой-то был, я с ним говорил.

Волков задумался:

«Ландаман. Значит, он в городе. Это хорошо. Даст ответ утром. Это прекрасно. Значит, при удаче с ним самим дело иметь придётся. Хотелось бы говорить с ним лично, а не его помощниками. Было бы превосходно, если бы удалось вместо войны закончить тут всё переговорами. Начать нужно с вопроса с пленными и попытаться закончить миром».

Он понимал, что всё это совсем не просто. Спесь горская, заносчивость не дадут горцам пойти на мир просто так, даже на хороших условиях буду они кичиться былыми своими победами, славными предками и прочими пустяками. Но у него были весьма веские аргументы. Их было несколько. И один из них сейчас, несмотря на сумерки, как раз устанавливался на пригорке артиллеристами.

Да, у него были аргументы. Теперь главное было вытащить ландамана на разговор.