- Теперь, чтобы ни говорили люди о Когтистой Лапе, Лекое Перо не услышит их слов. Она знает правду об этом человеке, - сказала Легкое Перо, подтаскивая вязанку сучьев к очагу.
Но Когтистая Лапа не слушал ее, внимательно оглядывая прохудившийся кожаный полог.
- Для меня это зима последняя и слова мои искренни. Я могу быть спокойна за свою белую дочь и внуков.
- Мне нет дела до твоей дочери, старуха, - жестко ответил Когтистая Лапа. - Я делаю это потому, что больше не хочу терять людей своего племени.
В середине месяца Зимних Стуж пропала Сосновая Игла. Ее искали, но безуспешно. Эбигайль почти не выходила из типии, скрывая свое положение, и все время молчала. Весной, когда стаял снег в резервацию, заявились бледнолицые с ружьями в сопровождении военных из форта. Они утверждали, что сиу украли у них корову. Собственно так оно и было. Люди кое-как пережив зиму, голодали весной. Охотиться за пределами резервации, когда можно было уйти в лес, побить дичь им не разрешали. На территории самой резервации можно было найти разве что ящериц и змей. Людей попросту загнали сюда вымирать, давая скудный паек, чтобы не умирали слишком быстро. Пайки эти состояли из слежавшейся муки и тухлого мяса, да и то поставлялось все это добро не регулярно. Все знали, кто привел сюда ту тощую корову. Когтистая Лапа ворвавшись тогда в залатанную палатку Поющего Койота, дал ему в зубы и как следует пнув свалившегося мужчину, велел разделить мясо забитого животного на всех, а кости закопать в разных местах. Сама Эби отказалась есть это вонючее жилистое мясо, зато Легкое Перо с детьми съели его с удовольствием, выпив весь бульон. И вот Когтистая Лапа до хрипоты спорил с фермерами и солдатами из форта, что знать не знает ни о какой корове, и что никто из сиу не покидал пределы резервации и, что если бы корова забрела к ним, они бы, как честные люди, привели ее в форт. Когтистая Лапа знает закон. Похоже, это убедило бледнолицых, тем более ни Присли, ни Бредли никакой коровы в глаза не видели, и только пожимали плечами. Но Когтистую Лапу все равно арестовали и держали в форте три дня. Вернулся он, как всегда побитый, но с непримиримым блеском в глазах.
Наступившей весной каждая палатка воздавала хвалу Великому Духу за то, что позволил пережить зиму. Зиму пережили, но куры были основательно подъедены, только немногие хозяйки умудрились, сохранить выведенных за это время цыплят. Когтистая Лапа собрал совет, в который сейчас входили уже не вожди, а все оставшиеся мужчины племени. Он заявил, что ни он, ни бледнолицие больше не потерпят случая с коровой. Воровство, особенно у соседей, для индейцев - смерть. Фермеры не будут разбираться, еще один такой случай и вырежут всю резервацию. Конечно, тут Когтистая Лапа намеренно сгустил краски, но он не собирался выплачивать огромные штрафы за чужих хилых коров из тех денег, которые присылались резервации правительством. Он знал, что агент Присли, у которого они хранились, еще и подворовывает их. Когтистая Лапа предложил совету, те деньги, что скопились в жирных нечистоплотных ручках агента, пустить на покупку коров, чему естественно Присли неявно воспротивился.
- И где же вы будете держать этих животных? - недовольно поинтересовался он. - Дадите им свободно бродить по резервации, чтобы красть друг у друга? Или держать в загоне с лошадьми?
- Мы построим для них сараи, агент, - серьезно сказал Когтистая Лапа, и мужчины кивками поддержали его. - Дайте нам денег на коров.
- Конечно, я вам выделю часть... - начал, было Присли.
- Все деньги, агент, - оборвал его Когтистая Лапа.
- Что?! - возмутился Присли. - Это уже наглость... Как я могу доверять вам?!
- Разве я прошу лично ваши деньги?
- Иди за мной, - отрывисто велел Присли и ушел с крыльца, с которого разговаривал с индейцами.
Когтистая Лапа пошел за ним в контору. Пожалуй, в этот момент Присли понял, как обвел его этот индей, всеми правдами и неправдами доказывая свою верность, не дав призвать в полицию резервации чужаков, а тем более бледнолицых, пугая дебошами и беспорядками, а значит и неспокойной жизнью для самого Присли. Теперь вот остался он один на один с этим краснокожим бандитом без всякой поддержки, тогда как за сахема стояла вся резервация. Пройдя к письменному столу, Присли достал из верхнего ящика ключ и, подойдя к сейфу открыл его, распахнув так, чтобы индеец видел, что кроме бумаг и пачки денег которую он вынул, там больше ничего нет. Замкнув сейф, Присли вернулся с деньгами к столу и кинул пачку перед Когтистой Лапой.
- Ты видел, я отдаю тебе все, что у меня есть.
Надменно взглянув на лежащие перед ним деньги, как на жалкую подачку, Когтистая Лапа спросил:
- Сколько здесь?
- Зачем тебе это знать? - пренебрежительно фыркнул Присли. - Ты все равно считать не умеешь, и как собираешься покупать коров не пойму.
- С вашего позволения, я возьму с собой мистера Бредли.
На что Присли равнодушно пожал плечами.
- Больше не проси у меня денег, ты сам видел, их у меня нет.
- Нет?
- Нет.
Когтистая Лапа, склонив голову на бок, внимательно посмотрел на пачку денег.
- Каждый месяц резервации от правительства идет денежная компенсация за отторжение наших земель. Должны быть еще две таких пачки, агент.
- Что?! - вскинулся Присли, побагровев так, что казалось его, вот-вот хватит удар.
- Позвать мистера Бредли? Он умеет считать, - предложил Лапа.
- Послушай, - взял себя в руки Присли. - Те деньги я положил на счет, чтобы на них шли проценты, понимаешь? Проценты - это тоже деньги и неплохие.
- У резервации есть счет? Почему я не знаю?
- Послушай, Когтистая Лапа, мы ведь можем с тобой договориться, верно? Мне эти деньги были очень нужны, но я все верну не беспокойся.
- Полагаю, агенту Присли они нужнее, чем резервации... - хмыкнул индеец.
Самое паршивое, что Присли не мог понять, серьезно говорил Когтистая Лапа или насмехался над ним.
- Агент Присли ведь должен расплатиться с игорными долгами, верно? - продолжал Когтистая Лапа. - Вы ведь из-за долгов здесь, а агент?
Присли медленно опустился на стул, потирая грудь, сердце нехорошо ныло. Проклятый индей... откуда только узнал.
- Мистер Присли может не сомневаться: сахем будет молчать, пока сам мистер Присли держится подальше от миссис Уолш, - сказал Когтистая Лапа и, забрав деньги, ушел.
Но агент все же нашел выход из неудобного положения, куда его загнал проклятый индей. Поющий Койот до сих пор зло посматривал на Когтистую Лапу не в силах простить ему корову, которую он, Поющий Койот увел у фермера, а Когтистая Лапа отобрав эту жалкую добычу, разделил на все племя. Потому, он охотно вызвался выполнить просьбу мистера Присли, особенно после того, как тот пообещал ему заплатить за услугу аж три доллара. Ночью Поющий Койот крадучись покинул свое типи, а утром Когтистая Лапа в сопровождении Каменного Пера и мистера Бредли выехал из резервации. Решено было ехать не в сторону форта, а сократив путь двинуться через Волчье ущелье и вдоль Старательского ручья. В свое время здесь стоял лагерь старателей. Намывая песок из ручья, они искали в нем золото, занятие, по мнению сиу глупое и бесполезное, поэтому они то и дело разоряли лагерь, уничтожая его обитателей. Потом лагерь опустел, когда подсчитали, что людей за это время погибло в сотни раз больше, чем нашлось золотых крупинок. Каменное Перо ехал рядом с бричкой в которой сидел Бредли. Когтистая Лапа правил ею, внимательно слушая, как торговец все толковал о каком-то кредите. Из всего этого он понял одно, что кредит - это деньги и Бредли знает, где их взять. То, что он влезет в долг, Когтистую Лапу не особо волновало, ведь агент обещал вернуть те деньги, что взял у резервации взаймы. Он был в этом уверен еще и потому, что видел, насколько Присли испугался, подумав, что Когтистая Лапа может сдать его кредиторам. За резервацию в свое отсутствие он тоже не тревожился, передав свои полномочия Бегущему Волку. Все трое были спокойны, потому что те деньги, что везли, не могли прельстить шайки сброда, а с одиночной швалью они справятся. Поэтому Каменное Перо и Когтистая Лапа удивились, когда поняли, что к ним проявляют интерес. Отъехав от резервации на несколько миль, Каменное Перо обнаружил, что по их следу идут.
- Сколько? - знаком спросил Когтистая Лапа.
- Семеро всадников. Держаться поодаль. Ждут ночи, - ответил Каменное Перо.
- Что? Что случилось, сахем? - встревожился торговец смотря на их жесты.
- Не переживайте, мистер Бредли, - успокоил его Когтистая Лапа невозмутимо понукая лошадь. - Ведь вы хорошо стреляете.
Вечером они остановились на ночлег. Поужинали у костра и улеглись вокруг него спать. Ночью на них напали, расстреляв, при свете затухающего костерка, закутанных в одеяло спящих. Вряд ли семеро нападавших успели хоть что-то понять, когда с трех сторон их положили точными выстрелами в спину. С земли, неподалеку от костерка, поднялся Каменное Перо, сбросив с плеч мешковину. Из-за пологого холма вышел, держа ружье дулом вверх Когтистая Лапа. Кряхтя, вылез из брички Бредли. Они стаскивали убитых в одно место, когда Когтистая Лапа присел перед одним из бандитов лежащим на земле ничком. Подойдя ближе, Каменное Перо и Бредли узнали в нем Поющего Койота. На следующий день они въехали в С-хом, небольшой городок, недавно появившийся в силу административной и торговой необходимости, потому что фермерам, упрямо продвигавшимся на запад, осваивавшим все новые и новые земли, необходимы были товары, салун, девушки и шериф. Кстати сам шериф С-хома бесстрастно встретил подъезжающую к его конторе бричку за которой тянулись заводные лошади со странными седоками. Странными потому, что не сидели в седлах прямо, как положено, а были перекинуты через них. Шериф дождался пока ловко выпрыгнувший из брички высокий индеец не подойдет к нему. За ним, копошась и суетясь, делая массу ненужных движений, неловко выбрался грузный торговец. Второй индеец остался на лошади, не собираясь сходить с нее. Подошедший, остановился в трех шагах от шерифа и, посмотрев на его ладонь, что лежала на расстегнутой кобуре, с уважением прикоснулся к полям своей шляпы.
- Мое почтение, шериф.
Шериф выдохнул, опустил плечи и, покачав головой, сплюнул в сторону.
- Каждый раз ты меня удивляешь. Что по твоему я должен был подумать, когда двое индеев проезжают по всему городу с трупами на каждой заводной, что ведут за собой. И еще больше удивляет то, что тебя не пристрелили сразу при въезде в город.
- Это потому, что от въезда до твоей конторы, время есть только на то, что бы расстегнуть кобуру, - хмыкнул Когтистая Лапа.
- А ты позубоскаль еще, - буркнул шериф, задетый за живое замечанием о вверенном в его попечение городке. - Рассказывай, что за джентльменов ты сопровождаешь таким... неподобающим образом.
- Не знаю, как вы, - поприветствовал его, подошедший к ним Бредли. - А я так не очень понимаю тех, кто желает представиться мне темной ночью, на невнятном языке смит-и-вессона, - Бредли снял шляпу, вытер платком взмокший лоб, и снова водрузив ее на голову, буркнул: - Мы ответили любезностью на любезность.
Шериф искоса посмотрел на него, хмыкнул и, подойдя к ближайшему коню со страшной поклажей в седле, за волосы поднял безвольно свесившуюся голову.
- Ба, - протянул он, увидев лицо убитого. - А вы, ребята, везунчики. Как вам удалось одолеть этого выродка сатаны? Всю кровь мне выпил, поганец. То-то дьявол ликует заполучив, наконец, его мерзкую душонку в ад.
- Однако, хорошую же отходную молитву вы по нему прочли, шериф.
- Он того заслуживает, в отличие от вас. Пойдемте, поставлю вам хорошую выпивку за счет С-хома.
- Не стоит, шериф, - тихо сказал Когтистая Лапа. - Нам бы отдохнуть, и мы двинемся дальше.
- А ты знаешь, сахем, что за голову каждого из этих ублюдков положена хорошая награда, которая вам причитается по праву.
Когтистая Лапа и Бредли невольно переглянулись, Каменное Перо остался безучастным.
Прошел месяц. Резервация ждала Когтистую Лапу, люди мрачно наблюдали за распоясавшимся Присли. Этот человек сильно изменился. И без того наглый и грубый, он вообще потерял контроль над собой и чем дальше тем увереннее становился в своей безнаказанности. Он возобновил торговлю спиртным, не смотря на протесты Равнинных Волков. В помощниках у него ходили две личности, невесть откуда появившиеся, какого-то подозрительного вида, что таскались за агентом личной охраной с дробовиками наперевес. Бегущий Волк попросил агента приструнить этих двоих, чтобы они не обижали женщин и перестать продавать спиртное. Его под глумливый хохот разошедшаяся троица просто столкнула с крыльца. Что могли сделать индейцы, не имея оружия? Полицию Когтистой Лапы разоружили, а ее обязанность перешла к этим сомнительным типам, которых Присли пригрел у себя. День деньской они играли в карты, проигрывались, напивались, приставали к женщинам, затевали драки, словом развлекались как могли. Самым любимым развлечением этих подонков было с пьяных глаз палить из дробовика куда ни попадя, а потом смотреть куда же они все-таки попали, оба дружно обирали Присли обыгрывая его в карты и вертели им как хотели. Они, например, могли сыграть на чье-нибудь имущество в резервации: на типии, лошадь, да хоть на понравившуюся им индианку. Бегущий Волк попросил Присли не бесчинствовать, на что пьяный агент принялся орать, что бы краснокожая собака закрыла пасть и не брехала попусту о чем понятия не имеет.
- Кто вы такие?! - орал Присли стоящему перед крыльцом Бегущему Волку. - Вы даже не граждане этой страны! Собаки имеют в ней больше прав, чем вы, индеи! Вы даже ниже ниггеров. И ты мне будешь указывать, что делать?! Захлопни свою пасть, говорю! И помни: собака не может жаловаться в суд, а ты уж и подавно, так что я могу пристрелить тебя в два счета, и мне ничего не будет!
- Хорошо, - спокойно сказал Бегущий Волк. - Мы не имеем прав, но вы ведь христианин, агент. Перестаньте обижать женщин, терпение мужчин на исходе.
- Ты мне еще указывать будешь?! - разъярился Присли.
Сбежав с крыльца, он ударом кулака сбил Бегущего Волка с ног и, накинувшись на него, принялся избивать.
- Ненавижу, ненавижу вас, краснокожие свиньи! Подохни, мразь, подохни!
Мужчины двинулись было к разошедшемуся Присли, но их выстрелами отогнали, заступившие им дорогу два прихлебателя агента. Они сами оттащили Присли от Бегущего Волка, заметив, как несколько индейцев в задних рядах украдкой перебегают за угол конторы, стремясь обойти их со спины. Подобрав Бегущего Волка, люди разошлись. В резервации стало плохо. Всю ночь за деревней бил барабан, а Присли и два его молодчика, боялись выходить из конторы, в которой они находились теперь как в осаде. Решено было одного из них послать в форт за солдатами, дабы подавит индейское восстание. У Присли было много радужных планов, и он никому не позволит разрушить их, пусть даже цена этим планам будут повешенные индейцы. Пусть Присли, сквозь пальцы смотрел, как резвятся его приблудные прихлебыши, не позволял он им лишь одного - приближаться к миссис Эбигайль Уолш.
- Подумай, как будешь жить здесь без моего покровительства? Подумай как следует. Не надейся, что твой любовник вернется, - процедил как-то сквозь зубы Присли, проходя мимо Эби под пристальным взглядом Бегущего Волка. - Запомни, я здесь царь и бог и не выпущу тебя из резервации.
Белая скорее недоуменно, чем испуганно смотрела на него, положив ладонь на округлившийся живот. Ее больше занимал ребенок, что вел себя беспокойно, чем угрозы Присли. Она еще не задумывалась о том, какую опасность для нее несут слова Присли, а если бы задумалась, поняла, насколько они серьезны. Агенты - сотрудники БДИ, назначавшиеся в каждую резервацию, из-за того, что индейцы не имели ни гражданских, ни политических прав превращались по сути дела в неконтролируемого администратора, имевшего практически неограниченную власть над подопечными. Присли был доволен, Когтистая Лапа естественно не вернулся в указанный им срок, а то, что не вернулся и Поющий Койот его не особо волновало. Если этот ублюдок и появится, то никаких трех долларов не получит, агент волен будет наказать его за неподчинение, вздернув на ближайшем дереве. Эбигайль Уолш он в любом случае не был намерен выпускать из резервации, имея на нее свои виды. С этой женщиной он здесь неплохо обустроится, ему виделось, что она все будет покорно сносить из-за детей. Он позволит ей стать учительницей, чтобы до его семьи не дошли слухи, что он, якобы, держит в резервации наложницу, а так она будет находиться в ней на законных основаниях учительницы. И вот теперь им пришлось засесть в конторе, куда их загнали безмозглые краснокожие, надеявшиеся на какую-то там справедливость. На третий день осады, Присли увидел из окна поднимающуюся в прерии пыль. Выхватив у дружка бинокль, она навел его на этот клуб пыли, различив в нем мелькнувший синий мундир и множество бегущих коней. Что ж, вот и подоспела подмога. Присли потер небритый подбородок, надел мундир и вышел на крыльцо в сопровождении единственного оставшегося с ним подонка с воровато бегающими глазками. На площади перед агентством собралась вся резервация, недобро глядя на приближающийся к деревне отряд. Индейцы не ожидали ничего хорошего, готовясь к худшему. На крыльцо агентства, вышел Присли, осанисто выпрямился, озираясь с торжеством владыки. Бледнолицая шавка, оставшаяся при нем, с нетерпением ждал приближение отряда, не желая пропустить потеху, когда непокорных индсменов начнут вздергивать на виселицах.
Но когда пыль улеглась, лицо Присли вытянулось, а подонок, стоявший за ним, начал затравленно озираться. То, что они с перепоя приняли в густых клубах пыли за конный отряд, оказалось стадом коров, перегоняемых двумя ковбоями. Синий мундир принадлежал маршалу, а между двумя ковбоями в широкополых шляпах и повязанными на лицах платками, что закрывали их от пыли, безвольно болтался в седле повязанный отщепенец, посланный Присли за подмогой. Позади тащился фургон доверху набитый ящиками с товаром, которым правил усталый, но довольный Бредли. Маршал соскочил с коня и пошел к крыльцу. Он не стал всходить на него, а брезгливо поморщившись, остановился у нижней ступеньки. От Присли за милю несло стойким перегаром.
- Агент,- поприветствовал его маршал, коснувшись пальцем полей шляпы.
- Какая нелегкая занесла вас в эту дыру, маршал? - буркнул Присли. - И где солдаты за которыми я послал вон того человека? - ткнул он в сторону своего связанного дружка.
- А, - маршал огляделся, - разве есть надобность в солдатах, сэр? На вас напали? Кажется, у вас все спокойно.
- Эти свиньи, - небрежно кивнул в сторону стоящих поодаль индейцев Присли. - Вздумали бунтовать, и я решил их проучить.
- У них есть оружие? - удивленно оглянулся на молчащих индейцев маршал.
- Нет у них оружия, уж я, будьте уверены, позаботился об этом. Но с тех пор как из резервации самовольно сбежал их сахем, они совсем от рук отбились.
- Он сбежал? - сдвинув на затылок шляпу, переспросил маршал, теперь оглянувшись на двух ковбоев, что перегоняли коров. - Ну и ну... и как же зовут беглеца.
- Когтистая Лапа! - торжественно объявил Присли, уверенный, что косточки этого висельника уже белеют где-то в прерии под беспощадным весенним солнцем.
- Так, так... - пробормотал маршал. - Когтистая Лапа?
- Да! И хорошенько запомните имя этого мошенника, вора и убийцы! Да будет он вздернут на виселице без суда и следствия!
- Так это ваш человек? - не слушая его патетических возгласов, спросил маршал, кивнув на связанного.
- Да, он моя верная поддержка и опора, он смотрит здесь за порядком, но как видите двух ребят мне не хватает... и вы мне так и не объяснили, почему он повязан словно последний преступник?
- Сначала, объясните, агент, чьи это коровы. Их велено перегнать в вашу резервацию.
- Мои, - тут же нашелся Присли, ему не нравилось, что маршал задает вопросы и хотелось, что бы он поскорее уехал. С другой стороны надо бы угостит его виски, только агент никак не мог припомнить, осталась на складе хотя бы одна бутылка приличного пойла.
- И кто же их покупал для вас? - продолжал свой допрос маршал.
- Я вот его посылал за ними, - Присли ткнул толстым пальцем в Бредли, который с подозрением щурился на дверь своей лавки с болтавшимся на ней на одной дужке замком. - А вы зачем, позвольте вас спросить, здесь? Почему задаете вопросы честному человеку? Разве ваше дело не ловить всякий сброд? Но я вам вот что скажу, здесь вам поживиться будет нечем.
- Правда? Напрасно вы так думаете, сэр, потому что здесь я за вами.
- Что? Да, как вы...
- Молчать! - рявкнул маршал. - Я арестовываю вас за растрату, Присли, как и за укрывательство бандитов. Лапа, - повернулся он в сторону ковбоев и один из них, что обводил толпу людей ищущим взглядом и даже чуть приподнялся в седле, чтобы видеть задние ряды, соскочил с коня и поспешил к ним, стягивая с лица косынку.
- Это... - захлебнулся гневом Присли. - Это его вы должны вязать... Что?! Вы поверили этому краснокожему недоноску, этой змее, а не мне честному гражданину соединенных штатов?
- Да, - сказал маршал, защелкивая на запястьях Присли наручники. - Лапе как раз и верю, в отличие от вас, честного гражданина. С помощью сахема, мы поймали шайку грабителей, а вот вы укрыли двух каторжников. Кстати, коров он купил на те деньги, которые получил за поимку бандитов, так-то.
Тем временем индейцы подвели, собравшегося было улизнуть второго каторжника, которого перехватили украдкой вылезающего в окно агентства.
- Он украл деньги у меня! - орал Присли в тщетной попытке вывернуться. - Он самовольно покинул резервацию...
- Все ваши деньги краденные... стойте спокойно и не дергайтесь. А на счет того, что он самовольно покинул резервацию, так у него есть от тебя, мерзавец, разрешение, которое я и продлил. Он кстати сам попросил меня сделать это. Так что двигай ногами, да поживее. Здесь тебе больше делать нечего.
Так радужные планы агента были разрушены все тем же Когтистой Лапой вдруг посмевшим вернуться не только живым и здоровым и со стадом коров, но и с маршалом. Последнюю каплю в чашу грехов агента добавил Бредли, бегущий от лавки.
- Что ты сделал с моей лавкой, мошенник! Я разорен! Гореть тебе, Присли, в аду на веки вечные! - вопил он, потрясая кулаками.
- Удачного тебе пути, брат! - подошел к маршалу Когтистая Лапа, протягивая ему руку.
- Как? - пожимая ее, удивился маршал, пряча улыбку в рыжие усы. - Ты не у своей скво о которой переживал всю дорогу и даже еще не показал то, барахло, которое привез ей. Не уж-то понял мою правоту? Говорю тебе, сахем, не обрадуется она твоему подарку. Видел ведь мою Мадлен?
- Видел, - кивнул Когтистая Лапа. - Она бы точно не обрадовалась.
- Вот о чем я и толкую. Бабы, уж поверь мне, ничем не отличаются друг от друга. Так что ты рискуешь, сахем, преподнося ей подобное. Эх, ночевать тебе с твоим подарком не под горячим боком истосковавшейся женушки, а на холодной земле под звездами.
- И все же я иду к ней, - как-то неуверенно улыбнулся индеец.
Он не ожидал горячего приема в палатке Легкого Пера, и уж кто и встретил его искренней радостью так это сама Легкое Перо. Старушке достались все мысли и беспокойства молодой женщины, когда мужья, покидая их, уезжают в город: не нашел ли он себе там более молодой и красивой женщины, а вдруг та еще и богата и муженек тогда не захочет возвращаться домой? Что им тогда делать? Прошли уже все сроки, когда Когтистая Лапа должен был вернуться и Легкое Перо начала испытывать тяжкое разочарование. Ее бледнолицая дочь уже вот-вот должна родить, поэтому она жутко обрадовалась, когда к ним в палатку, вошел, нагнувшись, Когтистая Лапа, втащив следом какие-то тюки. Он огляделся, замирая от ужасной нищеты и сев у очага смотрел на постаревшую Легкое Перо. Ее волосы стали белыми как снег и заметно поредели, и, кажется, она лишилась еще нескольких зубов. Дети сильно выросли за время его отсутствия и если младшие: Маленький Орел и Эйлен не помнили его, то Иньян вспомнил сразу. Сама Белая, встретившая его равнодушным взглядом и отвернувшаяся к котелку, стоящему на огне, сильно исхудала. По-видимому, и ту пустую, не аппетитно пахнувшую похлебку, что она размешивала в котелке, забирал ребенок Когтистой Лапы. Он развязал тюки и принялся доставать подарки, прежде показывая их на вытянутых руках Белой. Она без всякого интереса взглядывала на них, и то лишь после того, как Когтистая Лапа передавал вещи то Легкому Перу, то детям. Рядом с Белой тоже росла гора вещей: мягкий отрез фланели, юбка, бусы и даже шляпка, гребень, теплая шаль, словом все то, что Когтистая Лапа хотел купить для нее. Легкому Перу он привез безрукавку из овчины, то, что было нужно для ее слабых и хрупких плеч и вечно мерзнущего старческого тела и какую-то мазь от ломоты в ногах. Детям сладости печенья и игрушки, из-за которых Маленький Орел и Эйлен уже подрались, и теперь громко ревели сидя перед Иньяном, сгребших все игрушки себе. Легкое Перо больше с беспокойством смотрела на Когтистую Лапу, чем на подарки. Белая опять отталкивала его, она не радовалась его подаркам, и не каждый мужчина мог стерпеть такое. Но сахем был спокоен даже, когда сидя перед Белой, так и не дождался от нее ни слова благодарности.
- Прости ее, вождь. Ребенок скоро должен появиться, и она собирается с силами, что бы дать ему жизнь, - виновато произнесла Легкое Перо.
Когтистая Лапа кивнул и потянулся за тюком поменьше.
- Мать Хении знает, что Когтистая Лапа не хочет, чтобы Белая смотрела потухшим взором.
Он развязал тюк и, вытащив оттуда стопу газет и журналов, шлепнув их перед Белой.
Ложка выпала из ее рук, и она потянулась к газетам, с загоревшимися глазами. Она жадно просматривала их, беря то один журнал, то другой, кажется с удовольствием вдыхая запах типографской краски. Когтистая Лапа потирая колени, довольно кивнул, торжествующе посмотрев на Легкое Перо. С такой же жадностью и тоской как она просматривала газеты, он смотрел на нее, ловя каждое движение. И хоть она так радовалась его подарку, тем не менее, неприязненно посмотрела на него самого, давая понять, что Когтистой Лапе пора уходить. Лапа покорился, он не ждал, что сердце его женщины так быстро оттает. Если он чего и хотел, то только порадовать ее перед родами. Теперь он каждый день просиживал перед ее палаткой, а когда весенний ветер был горяч и сух, и в типии Легкого Пера поднимали кожаный полог, Когтистая Лапа мог видеть, как Белая читает. Дети, привыкшие уже к его постоянному присутствию возле палатки, частенько сидели с ним, находясь под его присмотром. Мужчины, желавшие говорить с вождем, знали, где его найти, так что возле палатки Легкого Пера часто собирался кружок мужчин, что куря трубки, обсуждали дела резервации.
Говорили о том, что вскоре приедет новый агент, и гадали, что им ждать от него. Говорили о постройке загонов и сараев для коров. Когтистая Лапа заявил, что не сможет поехать за досками, что привезти их в резервацию может Каменное Перо и Бредли. Что на торговца можно положиться, к тому же его не смогут обмануть как индейца, хитроватый торговцы древесиной. Бредли долго упирался не желая никуда ехать, отговариваясь тем, что у него здесь много забот, пока Когтистая Лапа не пообещал, что часть досок пойдет на пристройку к его лавке. И уже имея личный интерес, торговец рьяно взялся за дело. Лапа видел, как яростно он мог торговаться даже из-за цента и был уверен, что дело в надежных руках. Теперь он мог спокойно просиживать каждую свободную минуту перед типи Белой. Когда ночью у Белой начались роды, Когтистая Лапа, сидевший в это время перед ее палаткой, ворвался в типи Смеющейся Женщины растормошив ее. Поднял он и Серую Олениху, а потом забрал детей из палатки Легкого Пера, чтобы они не слышали мучительных стонов и криков матери. Когда ребенок родился, Эби обессиленная, отвернулась к стене палатки, никак не реагируя на писк младенца. Три раза подносила его к роженице Легкое Перо и Смеющаяся Женщина и все три раза она упорно отворачивалась от него. Женщины беспокойно шептались, младенец пищал все слабее, а Эби даже не хотела взглянуть на него. Смеющаяся Женщина вышла, а Эбигайль заснула.
- Белая! - резко позвали ее, и она открыла глаза.
Над нею стоял Когтистая Лапа, прижимая к себе слабо пищащий комочек, закутанный в тряпье.
- У тебя родился сын, - сообщил он. - Ты не возьмешь его на руки?
Глядя в сторону, Эби покачала головой. Позади Когтистой Лапы тихо возмутилась Серая Олениха, присоединившаяся к Легкому Перу и Смеющейся Женщине.
- Хорошо, - сказал Когтистая Лапа. - Тогда я отнесу его в свою палатку, - и он повернулся, чтобы уйти.
- Нет! - слабо воскликнула Эби, приподнявшись на шкурах. - Отдай...
Когтистая Лапа подчинился не сразу, а стоял у входа, словно в раздумье. Но в его руках, шелохнувшись, пискнул младенец и только тогда Когтистая Лапа подошел к Эби, чтобы положить ей на руки ребенка. Эби тут же поднесла его к груди, которую младенец жадно взял. Ее до сих пор мутило от того, что ребенок, которого она родила, могли унести от нее. С этой минуты она не выпускала сына из рук. Когтистая Лапа, сидел рядом, не сводя глаз со своего сына и кормящей его матери.
- Какое имя дашь ребенку, отец? - тихо спросила Когтистую Лапу Легкое Перо, но Белая услышала и, повернувшись к ним, слабым голосом, твердо сказала:
- Джоном. Он будет Джоном.
Лицо Когтистой Лапы оставалось неподвижным. Дать своему ребенку имя бледнолицых считалось для сиу последним делом, тем более, если это был сын. Легкое Перо растеряно и испуганно смотрела на отца, который был волен повернуться и уйти, отказавшись тем от собственного дитя, но Когтистая Лапа кивнув, через силу произнес:
- Пусть будет Джоном. Хау!
Только когда уходил, тихо сказал Легкому Перу.
- От меня сын получит тайное имя Ничинча. Проведи для него обряд, унчина.
- Да, сахем, - с готовностью кивнула Легкое Перо.
В следующий раз, когда он захотел войти к ним в палатку, дорогу ему заступила Легкое Перо.
- Она не хочет видеть тебя, не хочет слышать о тебе, - шепотом предупредила она.
Когтистая Лапа нахмурился, сжав губы и, легонько отодвинул в сторону старую женщину, положив ей руки на плечи.
- Будет лучше, если ты не преступишь нашего порога. Будь доволен тем, что она приняла твоего сына, - снова преградила ему дорогу старуха.
Когтистая Лапа какое-то время стоял, не глядя на Легкое Перо, потом развернулся и вышел. С этого времени он мог видеть Белую и сына издали, когда она выходила с ним из палатки и, делая работу, ставила люльку возле себя. Он не мог больше курить свою трубку, в горле постоянно стоял горький ком, а мысли были еще горче. Жизнь загнала его как жестокий наездник усталого мустанга, и нигде он не видел выхода. Самого его не оказалось в племени, когда его истребляли бледнолицые. Сильные мужчины погибли, оставшиеся - сломлены. Никто не знал, что делать. И сейчас как никогда, Когтистой Лапе не хватало Хении, его молчаливой уверенности и добродушного, улыбчивого Широкого Крыла. Когтистая Лапа уставился в пыльную землю. Если бы он тогда не ушел, он бы погиб вместе с великими воинами и не знал всего этого безумства, унижения и несправедливости. Но, он был нужен Хении живя среди бледнолицых. Там он стал его глазами и ушами. Он помнил тот день, когда пришел к Хении накануне его свадьбы с Белой и сказал, что не вынесет их счастья, что он не может видеть Белую счастливой не потому что ревновал к вождю, а потому что это счастье дарил ей не он, Когтистая Лапа. Хения выслушал его и сказал, что понимает его боль, потому что сам мучился ею, и что уважает решение Когтистой Лапы поговорить с ним открыто, а не действовать исподтишка. Он согласился с тем, что Когтистая Лапа должен уйти, но попросил его, служа бледнолицым не забывать о племени. Наставали времена, когда простой слух мог предотвратить гибель целого народа. Когтистая Лапа подумал и согласился. Тогда-то собирая слухи и разгадывая намерения синих мундиров против сиу, учась жить жизнью бледнолицых, он и разузнал об Эбигайль Уолш. Чем дальше он уходил от племени, тем большее одиночество он испытывал. Он не пил огненной воды только потому, что глубоко презирал бледнолицых, но... только не Белую. Его тоска по ней порой становилась невыносимой, хоть возвращайся обратно, но зато он знал, что за чувство все время держало его истерзанное сердце. У бледнолицых его нашла Сосновая Игла. Она смотрела на него вопрошающе, ожидая увидеть его радость от встречи с нею, но он сказал, что не просил ее об этом. Тогда она стала умолять его позволить ей остаться. Он пожал плечами: пусть делает, как знает. Он не хотел ее верности, она была ему не нужна. Но вот верность Белой Хении, была ему понятна, он уважал ее. Взгляд этой женщины, ее глаза, губы помрачали его разум. Он сделал бы для нее все, не задумываясь, пожелай она или просто намекни, любую глупость, чтобы она ни сказала. Он шел на ложь и воровство, чтобы сблизиться с ней, что бы завладеть ею. Когда он крал ее любовь, он был счастлив. Он сделал бы это снова, не задумываясь, а мысль, что у него теперь есть сын от этой женщины, поднимала горячую волну к его сердцу. И даже в то время когда ее лицо обезобразила беременность, она была для него самой прекрасной и желанной. К концу месяца Падающей Листвы в резервации появился новый агент. Сойдя с рессорной коляски, он оглядел, собравшихся у агентства, глазеющих на него индейцев. Это был высокий сухопарый старик с бледным вытянутым лицом, не интересным, словно затертый тетрадный лист. Светлые скорее блеклые глаза смотрели без всякого выражения. Поджав узкие губы, он осматривал стоящих перед ним людей, будто что-то не интересное и докучающее, на что он невольно должен был отвлечь свое внимание. Видимо этот "бумажный воин" всю свою жизнь положил на поле бюрократических войн. Отдернув ладно сидящий на его сухопарой фигуре китель, он ровно спросил:
- Кто из вас, мерзавцев, является главой племенного совета?
Вперед выступил Когтистая Лапа в синем кителе и фуражке солдата конфедерата, сжимая в руке карабин.
- Ступай за мной, - коротко велел ему агент и, повернувшись, взошел на крыльцо конторы.
- Ты говоришь по-английски или только понимаешь, что тебе приказывают? - спросил он, брезгливо оглядывая контору, в которой еще стоял запах застарелого похмелья.
- Говорю, - коротко ответил индеец.
- Тогда отчитайся за проделанную работу, мерзавец, - повернулся к нему агент, стаскивая за каждый палец перчатку с руки.
Когтистая Лапа непонимающе посмотрел на него.
- Хорошо, - проговорил агент, кидая перчатки на стол и снимая фуражку служащего. - Ты набрал полицейских самовольно и кажется, создал мистеру Присли проблемы.
- Проблем не было, пока мистер Присли не заменил моих людей на беглых каторжников.
- Предупреждаю тебя, мерзавец, не создавай мне проблем, иначе пожалеешь.
- Да, сэр.
Агент выдвинул ящик стола, взял из него ключ и, пройдя к сейфу, открыл его, достав лежащие там бумаги.
- Денег, я вижу, у резервации не осталось и Присли вряд ли возместит убытки.
- Да, сэр.
- На что ушли деньги?
- Мы купили коров и строим для них сараи.
- Вы строите сараи для скота, тогда как люди продолжают жить в драных палатках?
- Мы сможем зимой согреться у огня, но ничто не спасет нас от голода.
- И последнее. Я слышал, в резервации живет белая женщина. Ей здесь не место, она должна покинуть ее, - и поскольку Когтистая Лапа молчал, агент недовольно спросил: - Ты слышал меня?
- Да, сэр. Но эта женщина вдова вождя, она здесь по доброй воле.
Агент отвел от индейца глаза, всем своим видом показывая, что считает бесполезным больше говорить с ним на эту тему, и просто приказал:
- Приведи ее.
- Да, сэр.
Когда Когтистая Лапа привел Эбигайль, следуя за ней на почтительном расстоянии, агент, коротко бросив ему: "Убирайся", минуту другую рассматривал, стоящую перед ним молодую женщину.
- Что вы делаете в резервации? - резко спросил он, после того как предложил ей сесть на стул. - Вам здесь не место. Отправляйтесь домой к родным. Как вас зовут?
- Эбигайль Уолш.
- Шенон Уолт Рейси, - счел нужным представиться агент. - Вы здесь по доброй воле? - перейдя на французский, спросил он.
- Да, - тоже ответила на французском Эби.
- Если это не так, ничего не бойтесь. Я помогу вам покинуть эти места.
- Я не могу уйти, здесь могила мужа, - спокойно сказала она. - И моих детей, вряд ли примут у меня дома. К тому же я хочу открыть здесь школу.
- Почему же она до сих пор не открыта?
- Я недавно оправилась от родов.
- Думаю, вам больше не стоит беспокоиться о школе. Правительство США возложило эту обязанность на себя. Поступило распоряжение собрать здешних детей и отправить в интернат, где их будут обучать.
Подавив панику, Эби спокойно спросила.
- Но, что может отменить это решение в отношении резервации Бурого Медведя?
Агент задумчиво побарабанил пальцами по столу и пожал плечами.
- Понятия не имею.
- Но, вы согласны, чтобы здесь была открыта школа? - с нажимом спросила Эбигайль. - Мне нужно именно ваше согласие и поддержка.
- Мне без разницы кто откроет в этой дыре школу, лишь бы программа образования, поставленная перед индейскими резервациями правительством, была выполнена. Однако вам придется хлопотать об этом самой, раз желаете иметь здесь собственную школу, я же, как представитель власти, буду надзирать за тем, чтобы все шло надлежащим образом. Так что полагайтесь только на себя.
- Но вы выправите мне соответствующую бумагу, мистер Рейси?
Тот окинул ее странным взглядом и сказал:
- Разумеется.
Рейсин не был сторонником насилия и не желал лишний раз трепать свои нервы. Зачем? Все можно разрешить незаметно и безболезненно, нужно быть только внимательным и терпеливым. В частности, он не одобрял насильное возвращение бывших индейских пленниц в лоно семьи. Как показали события, все это сопровождалось душераздирающими сценами расставания с индейскими семьями, которыми успели обзавестись пленницы и это при том, что на родине они уже были забыты, да, порой, и не нужны. Пара тройка случаев так называемого "возвращения" заканчивались смертями. Те женщины, что попадали к индейцам еще детьми, просто не принимали разлуку со ставшим уже родным племенем и чахли в своей вновь обретенной семье. Агент не хотел, чтобы с подобным скандалом было связано его имя. Он еще помнил, как чувствительно реагировала на подобные случаи слабая, но прекрасная половина американского общества. Эта Эбигайль Уолш, слава богу, еще помнила свою прежнюю жизнь, он это ясно увидел, так что, поспособствовав ей уехать из резервации под любым предлогом, пусть даже это будет открытие школы, он безболезненно и тихо вернет ее обратно, туда, где ей и надлежит быть. Вряд ли, пожив в комфорте, среди красивых вещей, она пожелает вернуться обратно. Женщины существа слабые, падкие на нарядные безделицы и совершенно безвольные перед ними. Конечно, он даст ей необходимое разрешение на выезд из резервации и рекомендацию к открытию здесь частной школы. Будет лучше, если она уедет с ребенком, тогда уже точно, здешнее небо и земля больше не увидят ее. Она слишком наивна, чтобы понять, что без связей, без средств она ничего не сможет сделать для открытия школы, а, значит, потихоньку увязнет в городской жизни и попросту не сможет или не захочет вернуться.
А Эби тем временем решила поговорить с Когтистой Лапой. Но решившись на этот разговор, она, в тоже время, начала выискивать причины, чтобы оттянуть его. Она заглянула в свою палатку, но дети были заняты: Легкое Перо что-то рассказывала им, собрав вокруг себя. Дочка тискала ручонками соломенную куклу, а племянник вперил темные внимательные глаза в лицо бабушки. Рядом с ним, прислонившись к его боку, сидел Маленький Орел. Вздохнув Эби пошла в сторону типии сахема, надеясь, что того не окажется дома. Когда она вошла в палатку к Когтистой Лапе, он удивленно посмотрел на женщину, потом медленно отложил трубку в сторону. Эби огляделась. Когтистая Лапа жил не как вождь, а даже беднее многих бедняков племени.
- Я хочу поговорить с тобой, сахем, - выказывая уважение, сказала она.
Белая чувствовала себя неловко и скованно. Все же она сама пришла к нему, а ведь была уверена, что никогда не будет иметь с ним дела.
- Какие слова ты хочешь сказать мне? - спросил он, смотря на Эби ожидающе и не без подозрительности, жестом показывая ей сесть напротив.
- Я слышала, что правительство...
Но он вдруг поднял руку, останавливая ее, и Эби вынуждена была замолчать.
- Как наш сын? - степенно спросил он.
- Но... ты же видел его не далее как час назад, - изумилась Эби.
Но Когтистая Лапа молча ждал. Он не станет разговаривать с ней, пока она не ответит, поняла Белая. Однако ей было неловко быть с ним один на один в палатке и неспокойно под его взглядом.
- Он сыт, и сейчас спит, - ответила она и тут же вернулась к насущному, стараясь побыстрей покончить с тем, с чем пришла: - Что ты слышал о школах...
- Как дочь? - перебил ее Когтистая Лапа.
- Она вместе с твоим сыном, под присмотром Легкого Пера, - ответила Эби, стараясь скрыть недоумение и своим поспешным ответом предваряя последующие вопросы.
- Моя мать, Легкое Перо чувствует себя хорошо?
- Да, как и сын Озерной Лилии и сын Осеннего Листа.
- Значит у вас все в порядке?
Эби кивнула, догадавшись, что он просто хочет как можно дольше удержать ее возле себя.
- Теперь можешь говорить, - наконец разрешил он. - О школе на земле нашей резервации.
- Ты ведь уже слышал, что решено обучать детей либо при резервациях, либо в школах-интернатах. Интернаты не приемлемы для нас, потому что дети будут разлучены с родителями, их увезут из дома и будут воспитывать как белых людей.
Когтистая Лапа кивнул, соглашаясь с тем, что так оно и будет.
- Не лучше ли открыть школу здесь. Я буду учить детей племени Бурого Медведя.
Когтистая Лапа молчал, а Эби продолжала:
- Я говорила с агентом, он недоволен тем, что я живу в резервации и мне необходимо утвердиться здесь на законных правах.
- Зачем?
- Что? - не поняла Эби.
- Зачем тебе оставаться здесь? Ты можешь отдать своих детей учиться в интернат и быть при них. Ты можешь жить в довольстве, а не в нищете, как живешь сейчас.
- Да, - вздохнула Эби. - Но... я не могу... Я думала об этом, и может, поступлю так в скором будущем, но не сейчас... Я не могу оставить Легкое Перо и у меня есть долг перед Хенией. Я обещала ему.
Она подняла на него глаза, их взгляды встретились и Когтистая Лапа вздохнул.
- Заботу о племени предоставь старейшим, за матерью Хении я присмотрю, а Хения... думаю, ты выполнишь свое обещание, если будешь просто жить хорошо и счастливо.
Они помолчали и Эби тихо спросила:
- Тебе... не хочется, чтобы я оставалась здесь?
Когтистая Лапа взял трубку.
- Ты желаешь говорить о нас? Хорошо, будем говорить.
- Мы должны прояснить наши отношения, сахем.
- Для меня они ясны, что не ясно тебе?
- Я останусь в резервации. Мы будем часто видеться и решать общие дела...
- Тогда почему бы тебе не разрешить мне войти в твою палатку, не понимаю? - перебил он ее.
- Что измениться, если ты будешь есть и спать в палатке Легкого Пера? Я все равно не разрешу тебе прикасаться ко мне. И это не из-за того, что я хочу мучить тебя, после Хениия не могу принять другого.
Когтистая Лапа долгую минуту сидел молча, стискивая зубами чубук своей трубки.
- Твоя верность успокаивает меня. Я буду ждать.
- Я не смогу дарить тебе наслаждение. Лучше тебе не ждать, найди другую женщину.
- Ты мне уже подарила наслаждение...
- Что?
- Здесь и сейчас... Это был наш первый разговор, когда мы мирно беседовали. Ты можешь приходить ко мне и говорить о чем захочешь. Я не взгляну на тебя как мужчина, мне нравиться сидеть с тобой и просто говорить.
- Хорошо, - отступилась она, поняв, что и он на время отступился. - Я хочу создать здесь частную школу, вложив в нее свои деньги.
- Нет, - отрезал Лапа.
- Нет? Ты не хочешь школы? - изумилась Эби, он не переставал удивлять ее.
- Я хочу школу, но не хочу, чтобы ты тратила на нее свои деньги. Их, как приданое ты потом передашь Эйлен.
- Но, тогда школы придется ждать долго, - растерялась Эби, Когтистая Лапа все время ставил ее в тупик.
- Ждать школы придется долго, - согласился он. - Но я готов подождать, лишь бы на нее тратилось правительство.
- Пусть так и будет, - согласилась Эбигайль. - Я могу вести уроки и в специально отведенной для этого палатке, пока правительство будет строить для нас школу. К тому же... - она запнулась, подходя к тому главному, из-за чего вынуждена была прийти к Когтистой Лапе. - Я могу более подробно узнать о том, как обстоят дела с учебой в других резервациях и сколько мне будет положен оклад как учительнице. Для этого я должна ехать в город.
- Уехать?
- Чтобы быть учительницей я должна иметь соответствующую бумагу. Чтобы получить ее, мне нужно явиться в бюро по делам индейцев.
- Ты поедешь в город, - твердо сказал Когтистая Лапа и внимательно посмотрел на нее. - Ты ведь беспокоишься о детях? Я отец и присмотрю за ними.
- Я хочу взять с собой Эйлен.
- Хорошо, - согласился он и на том Эби, попрощавшись с ним, ушла.
А ведь Когтистая Лапа прав. Это был действительно их первый разговор, когда они говорили без ненависти друг к другу. Белая возвращалась к себе, качая головой от удивления. Если бы ей сказали, что когда-нибудь, она придет к какому бы то ни было согласию с Когтистой Лапой, она посчитала бы это полным бредом. Но вот сейчас они были единодушны и, что самое удивительное, их единодушие было достигнуто легко, без ругани и обоюдного раздражения.
Эбигайль Уолш приехала в форт, куда отвез ее в бричке к поезду следующим в Че-ртон Когтистая Лапа. В пути их, как водиться в здешних краях, опять обстреляли. Столкнув Эбигайль, держащую на руках Эйлен, с брички, и соскочив с нее за ними, Когтистая Лапа отстреливаясь, залег за повозкой. Нападавших было четверо и они, явно рассчитывали на неожиданность и на то, что индей выехавший из резервации окажется безоружным. Это были пришлые, потому что напасть на Когтистую Лапу, начиная от форта Че-ртона, Клинфорта и Иссенда не решался никто, себе дороже. Если бы эта шайка была из здешних, то знала бы, что Когтистую Лапу застать врасплох не просто. Сахем, садясь в бричку, предусмотрительно клал ружье на колени, а потому сразу ответил выстрелами на выстрел, уложив, скакавшего на них всадника и это дало ему время укрыться. Протянув ружье Эбигайль, он знаком показал, чтобы она прикрыла его, а сам, петляя, перебежками пробрался к убитому всаднику. Взяв у него карабин и патроны, вернулся обратно, пригибаясь под выстрелами.
- Будешь промахиваться, останусь с тобой на ночь в гостинице, - тихо пригрозил он паниковавшей Эбигайль, невесело усмехнувшись, когда увидел, что она действительно испугалась этого.
Теперь они отстреливались вдвоем против троих. Потом обе стороны залегли и словно чего-то выжидали. Эйлен перестала плакать, прячась за мать, прижималась к земле и вела себя смирно. Кто-то из нападавших, решив поменять укрытие, шевельнулся, на что Когтистая Лапа мгновенно отреагировал. После его выстрела послышался болезненный стон, и двое оставшихся бандитов подняв руки и побросав карабины, попросили отпустить их. Пока Эбигайль держала их на мушке, Лапа полностью разоружил сдавшихся и, привязав их коней к своей бричке, отпустил. К облегчению Эбигайль, Лапа ссадил ее с Эйлен у одной из гостиниц, оставив наслаждаться цивилизацией: теплой комнатой с чистым постельным бельем и стейком с картофелем, который она тут же заказала в номер.
- Я вернусь, - коротко сказал он, и отправился к шерифу.
Это были блаженные часы отдыха рядом с притихшей Эйлен, которой все здесь было в диковинку, и все хотелось потрогать, и посмотреть. Когтистая Лапа вернулся под утро, посадил ее на поезд, и шел рядом с вагоном до тех пор, пока паровоз набирал скорость. На ее поспешный вопрос, где он был всю ночь, что выглядит таким вымотанным, он ответил, что вместе с шерифом и его людьми выслеживали тех бандитов, что напали на них. Двое оставшихся в живых, разделились, уходя от погони каждый в свою сторону.
- А раненый? - спросила Эбигайль.
- Они добили его, - коротко ответил Когтистая Лапа.
Приехав в Че-ртон, она поселилась в недорогом пансионе с несколько чопорной хозяйкой, миссис Оттон. Однако эта дама никогда не отказывалась посидеть с Эйлен, так что Эбигайль смогла вдоволь походит по магазинам и галантерейным лавкам, посидеть в уличном ресторанчике, читая свежие газеты и даже сходить в городскую библиотеку. Первое, что бросилось ей в глаза, было то, как сильно изменилась мода. Стало меньше рюшей, оборок и цветов, шляпки стали крохотными почти без полей, силуэты строже. Появились удобные блузки и жакеты, и, кажется, начали отказываться от корсетов. У мужчин цилиндр сменил котелок. Ее платье, в котором она приехала в форт Иссенд, выглядело старомодным и Эбигайль, в первую очередь, озаботилась своим гардеробом.
Через три дня она зашла в местное бюро по делам индейцев, которое располагалось в небольшом одноэтажном дощатом доме. Собственно контора состояла из приемного кабинета и архива, как было указано на табличке ведущей туда двери. В кабинете сидел чиновник в мундире. При виде Эбигайль он встал и любезно предложил ей присесть, всем своим видом выражая недоумение, что могла забыть здесь эта элегантная дама. Сев и пристроив на коленях бархатный ридикюль, Эбигайль подняла с лица вуаль, и с милой улыбкой произнесла:
- Я бы хотела открыть частную школу в резервации Бурого Медведя.
Чиновник минуту другую растерянно смотрел на нее. Она произнесла это так, будто речь шла о приобретения очередной модной шляпки.
- Видите ли... э-э... мадам... - он просто не знал что сказать, но она вдруг протянула ему узкую ладонь в кружевной перчатке, в тайне радуясь, что тяжелая жизнь в резервации не погубило в ней очаровательной легкомысленности.
- Простите, мою бестактность. Я Эбигайль Уолш, - представилась она.
- Уолтер Вайгер, - вскочил со своего места чиновник, не зная приложиться ли к дамской ручка, либо просто пожать тонкие пальчики, но Эбигайль Уолш уже убрала свою руку.
- Видите ли, мадам, - сказал он, садясь на место и сложив руки на столе, упорно глядя в сторону. - Я не совсем правомочен решать такие вопросы, - он вздохнул с огорчением человека, вынужденного отказывать. - Частные школы позволяют открывать только миссионерским общинам. Вот если бы вы имели к одной из таких общин, хоть какое-то отношение... - и он вопросительно посмотрел на нее.
Но Эбигайль Уолш дернув плечиком, лишь беспомощно улыбнулась:
- Увы...
- Да, - кашлянул Уолтер Вайгер. - Видите ли, я не совсем... я не могу решать подобные вещи. Я всего лишь мелкий чиновник, надзирающий за положением дел в резервациях этого штата, - оправдывался он.
- Я понимаю, сэр, - кивнула Эбигайль, - но тогда, что же мне делать? – с простодушной беспомощностью спросила она.
- Отказаться от этой безумной идеи, - последовал тут же ответ.
- Это невозможно!
- Одного вашего добродетельного порыва доброй христианки, будет недостаточно. Вас ждет бумажная волокита и не совсем приятный визит к дикарям. Но если вы хотите иметь собственного представителя, то в моем лице...
- Что вы имеете ввиду, говоря о визите к дикарям? - перебила его Эбигайль.
- Вам нужно будет разрешение самих краснокожих на открытие у них школы. Но ведь невозможно, чтобы вы ехали договариваться к ним сами.
- А кроме этого? - спросила миссис Уолш, кажется, пропустив самое страшное мимо ушей.
- Кроме этого вам потребуется лицензия на ведение учебной деятельности, для чего вы должны будете заключить от своего имени договор с правительством, но, мадам... будут ли все ваши хлопоты стоить тех денег, что вы заплатите за необходимые бумаги?
- Думаю, будут, - улыбнулась Эбигайль, положив на стол стодолларовую купюру.
Мистер Уолтер Вайгер мог еще пригодиться ей в будущем. Этим же вечером она написала письмо Люси Эндертон в Бостон. Ей нужна была помощь. Зная, что не скоро получит от нее ответ, Эбигайль задумалась о необходимости вернуться в резервацию Бурого Медведя. Хотелось ли ей вернуться? Слишком сильно было искушение остаться в Че-ртоне, но долг перед Хенией был сильнее, да и перед Легким Крылом и детьми, которые снились ей каждую ночь, особенно сын Лапы, Ничинча-Джон, самый маленький и слабый из ее детей. Но она устала мерзнуть, устала голодать, устала от мужских домогательств, устала от нищеты и вечной тревоги. Первые два дня она отсыпалась благодаря умнице Эйлен, тихонько игравшей необычно нарядными и красивыми игрушками. Занятая ими, она совсем забывала об обеде и ужине, и только материнская тревога, что ребенок без присмотра и не накормлен, заставляла Эбигайль подниматься и что-то делать. Миссис Оттон очень помогала ей с Эйлен, кажется, она не на шутку привязалась к малышке, и помимо обилия сладостей, которыми закармливала ее, начала наряжать как куколку, чем очень смущала Эбигайль. Когда же Эбигайль захотела вернуть ей деньги за детские платьица, фартучки, кружевные панталончики и шляпки, старушка расплакалась от обиды и Эбигайль, чтобы помириться, пришлось просидеть с миссис Оттон целый вечер, выслушивая за чаем печальную историю ее одиночества. Если бы не случай, неизвестно как долго собиралась бы Эбигайль обратно в резервацию.
Каждый день она ходила по книжным лавкам, рассматривая детские книжки и азбуку. Индейцы не знали алфавита и записывали все важные события рисунками. Как облечь их мягкий плавный язык в буквы? Приходилось полагаться только на английскую азбуку, как-то объяснить ее. Из газет Эби поняла, что хоть и создавались школы-интернаты, но единой образовательной программы не было, как не существовало единого учебника и хоть каких-то инструкций для учителей. От этого была путаница не только в детских головах, но и в головах преподавателей, учивших кто во что горазд. Уолтер Вайгер был так любезен, что дал ей адреса учителей преподающих в резервациях Расшитых Рубах, Черных Ртов, Серая Вода с тем, чтобы она списалась с ними, попросив более четких рекомендаций. Так вот, ходя по книжным лавкам, она столкнулась с Бредли. Неожиданно оба обрадовались этой встрече, хотя в первую минуту торговец и не признал в элегантной даме, жену индейца. После бурных приветствий, Бредли сказал, что иногда заезжает в Ч-ртон, чтобы забрать товар со здешних складов и помяв в руке шляпу, он тихо сказал:
- Легкое Перо умерла.
Эбигайль опешила, потом прижав ладонь к губам, сдерживала слезы.
- Думаю, пока я добирался до вас, Когтистая Лапа должно быть уже похоронил ее.
Эбигайль разрыдалась, она не простилась со своей свекровью, со своей настоящей матерью. Бредли довел ничего не видящую от слез Эбигайль до пансиона, где она, справившись с собой, представила его миссис Оттон. Пока хозяйка пансиона, хлопотала за столом, угощая гостя чаем, Эбигайль придя в себя, объявила, что возвращается в резервацию вместе с мистером Бредли. От такого известия миссис Оттон, предчувствуя разлуку с Эйлен, страшно расстроилась.
- Ах, - сказала она дрожащим голосом, промокая невольно выступившие слезы батистовым платочком. - Вы же все равно должны вскоре вернуться в Че-ртон за этой самой лицензией и письмами из Бостона, так зачем же возить нашего ангелочка по опасным местам. Я слышала, что прерия кишмя кишит бандитами.
- И, правда, - поддержал ее Бредли. - Не дело таскать дите туда-сюда. Один раз повезло уберечь от шальной пули, другого раза может и не быть.
- О Господи! - в ужасе всплеснула дрожащими руками миссис Оттон, напугавшись еще больше и сердце Эбигайль сжалось от страха, когда она вспомнила о нападении на нее и Когтистую Лапу по пути в форт.
Тогда с ними был Когтистая Лапа, а сейчас она возвращается с Бредли, который вряд ли сумеет защитить ее и ребенка. Оставить Эйлен у миссис Оттон оказалось самым верным решением и Эби начала собираться в дорогу. В назначенный час Бредли ждал ее на вокзале, откуда отходил поезд до форта. Оттуда они должны были добраться до стойбища Бурого Медведя. С Че-ртона Бредли вез два тюка ситца и кое-какой галантереи, а в форте у железнодорожных путей его ждал фургон нагруженный крупой, кофе, мукой и сахаром. При миссис Оттон Бредли и Эбигайль не решались говорить о делах резервации, на этот счет Эбигайль старалась держать старую даму в неведении, не зная, как она отнесется к ребенку полукровке и, не желая ставить ее перед недвусмысленным выбором. Хозяйка пансиона знала только, что Эбигайль Уолш вдова и этого было довольно, чтобы проникнуться к постоялице и крошке-сироте горячим сочувствием. Бредли все это прекрасно понял и лишнего не болтал, но теперь, благополучно усевшись в поезд, с тюками и баулами, заняв свои места, они могли спокойно поговорить. Только Эби было не до разговоров, она молча переживала смерть билзкого человека и ее не покидало гнетущее чувство, что она осталась в этом мире одна.
На железнодорожной станции форта их встретили двое из Равнинных Волков, стерегущих фургон Бредли с товаром. Увидев Эбигайль, сиу сочувственно смотрели на нее, она кивнула, приветствуя их. До резервации доехали без особых приключений. Зато в родном стойбище ее возвращение стало неожиданностью. Женщины, побросав свои дела, окружили ее, трогая и гладя платье, ридикюль и шляпку качая головами от восхищения. Мужчины провожали Белую взглядами, когда она направилась прямиком в агентство. Для Рейси ее появление стало не очень-то приятным сюрпризом. Но он успокоился, когда узнал, что жена вождя вернулась ни с чем, и даже без дочери, которую оставила в Ч-ртоне, и что после того как отдаст дань уважения умершей свекрови, уедет обратно, в чем он ей, конечно же, всячески поспособствует. Переговорив с мистером Рейси, Эби поспешила к своим. Она привезла два баула подарков, и едва вошла в палатку Иньян-Ашкия и Маленький Орел бросились к ней. Ничинча-Джон лежал на руках Когтистой Лапы, сидевшего здесь же. Эбигайль резанула по сердцу нищета и убогость палатки, а Когтистая Лапа, похоже, не сразу узнал в появившейся нарядной даме перецеловавшей всех детей по очереди, Эбигайль. Она сдержанно поздоровалась с ним, потом к радости детворы, выложила из баула подарки. Пока они шумно занимались ими, Когтистая Лапа рассказывал о смерти Легкого Пера. Ее индейская мать, скончалась легко, без мучений. Перед смертью она вспоминала о своей дочери и просила сахема не оставлять ее девочку. Она шептала, что Хения зовет ее, что он ждет ее на охотничьих лугах в окружении мирно пасущихся бизонов, что он в белой замшевой одежде, а на груди у него тяжелое ожерелье из медвежьих когтей. Он сказал, что умирающая видела и Белую, что стояла перед ней большеглазой девочкой с косичками, в красивом платьице и последние ее слова были словами благодарности Великому Духу за это чудесное видение.
- Где Эйлен? - вдруг спросил Когтистая Лапа, оборвав свой рассказ. - Почему ты без дочери?
- Я оставила ее у миссис Оттон. Эта добрая женщина очень привязалась к Эйлен и пообещала присмотреть за ней. Я решила, что будет лучше оставить ее погостить у нее, чем лишний раз подвергать ребенка опасности, - кажется, Эбигаль больше убеждала в том саму себя, без Эйлен ей было не по себе.
- Как ни добра эта женщина, но это чужой человек, - проговорил Когтистая Лапа, и за его сдержанностью Эбигайль угадала недовольство и беспокойство.
- Сахем, - устало вздохнув, проговорила она, снимая шляпку и вынимая шпильки из волос. - Я тебе очень благодарна, что ты присмотрел за детьми, но... не мог бы ты покинуть нас?
Когтистой Лапе не нужно было произносить слов упрека, их донес его взгляд и выразительное молчание. Но он не мог опуститься до просьб, мальчики смотрели на него. Справившись с собой, Когтистая Лапа вышел и, вдохнув холодный воздух, посмотрел на странно расплывшиеся перед глазами звезды. Эта женщина продолжала ранить его. Когда-то он нанес ей одну смертельную рану, в ответ она снова и снова наносила их его сердцу.
На следующий день он ждал Эбигайль у ее палатки, не смея войти в нее. Она вышла к нему в индийском платье и леггинах, с распущенными волосами и раскрашенным в знак траура лицом. На руках она держала Инчинчу-Джона, рядом шли старшие мальчики, держась за руки. Оба были причесаны, умыты и хорошо одеты. Когтистая Лапа повел Белую за стойбище, туда, где высились помосты с погребенными соплеменниками. Они остановились возле свежесрубленного помоста, на котором лежала завернутая в тяжелый бизоний полог Легкое Перо. Мальчики уселись на землю, Эбигайль устроилась рядом, укачивая мирно спящего Джона, поглаживая его темные легкие волосенки. Когтистая Лапа, стоя к ним спиной подняв руки к небу, молился, выводя монотонное: "Хей-я, хей-я...". Состояние Эби было созвучно ровному печальному настрою его молитве, уносимой ввысь вольным ветром. Укачивая на руках сына Когтистой Лапы, она последовательно вспоминала те дни, когда Легкое Перо еще полная жизни и сил, терпеливо сносила капризы своей бледнолицей пленницы. Эти воспоминания были так ярки, будто Эби смотрела на себя со стороны и они будили грустную улыбку. Эби не испытывала тяжелого горя, как тогда, когда только узнала о смерти своей индейской матери, в тот момент она действительно испытала огромное отчаяние и одиночество. Она знала, что Легкое Перо сейчас с Хенией, что ей хорошо и спокойно. Она знала это, как и то, что оба не оставят ее и будут хранить ее и детей.
Когда они вернулись в палатку Легкого Пера, Эби, позвав женщин, приготовила угощение, отварив много мяса и пожарив лепешки, раздавая сладости и печенья, которые привезла с собой из города. В палатку Легкого Пера приходили все, кто мог прийти. Женщины иногда плакали, мужчины сидели со строгими лицами, чинно принимая угощения. По обычаю, Белая раздала вещи принадлежащие Легкому Перу, женщинам. Смеющейся Женщине досталось ее праздничное платье из мягкой замши, расшитое бисером и иглами дикобраза. Когда ушел последний гость, Когтистая Лапа предложил Белой разобрать палатку Легкого Пера и перебраться с детьми к нему. Она промолчала, потому что не знала теперь, как быть с детьми и школой. Легкое Перо была той основой в ее жизни, на которую всегда можно было положиться, не оглядываясь с тревогой назад.
- Делай то, что должна, - коротко сказал Когтистая Лапа. - Я позабочусь о мальчиках, - и, немного помолчав, добавил: - Я приму любое твое решение.
Эби непонимающе посмотрела на него.
- Ты думаешь, что я не вернусь? Я рвусь в Ч-ртон, потому что тревожусь за Эйлен.
- Ты много пережила, и где лучше отдохнет твое сердце, как не у родного очага?- покачал головой Когтистая Лапа.
- Думаю, будет лучше, если Джон поедет со мной, сахем.
- Нет.
- Впереди зима. Он еще слишком слабый, чтобы пережить ее.
- Он останется со мной и братьями.
- Прошу тебя, подумай...
- Сын останется со своим отцом.
- Ты погубишь его! Ты этого хочешь?! - закричала на него, потеряв терпение Эби.
- Нет, - последовал невозмутимый ответ.
Своей бесстрастностью он доводил ее до бешенства. Ей хотелось завизжать, затопать ногами. Но на них блестящими глазами смотрели дети, забившись в темный угол типи.
- Ненавижу тебя... ненавижу! - свистящим шепотом говорила она ему. - Я всегда знала, что ты отвратителен... ты просто гадок и мерзок! Видеть тебя не могу! Если ты не отдашь сына, я никогда, слышишь, никогда не вернусь сюда!
По тому, как он сжал и разжал кулаки, она видела, Когтистая Лапа близок к тому, чтобы ударить ее.
- Не возвращайся, - глухо бросил он и вышел, так резко откинув кожаный полог, что чуть не сорвал его.
Три дня Эбигайль упрашивала его, но упрямство Когтистой Лапы оставалось непробиваемым. Она ползала у него в ногах, умоляя отпустить Инчина-Джона с ней в Чер-тон, но он даже не смотрел на нее. Стойбище чутко следило за разгоревшимся скандалом в семье сахема.
- Что ж, этого следовало ожидать, - сказал ей на прощание агент Рейси. - И скажу прямо: так вам проще будет забыть этого мерзавца. Вы сделали правильный выбор, хотя, понимаю, он был нелегким.
Никогда еще они не чувствовали такой вражды и отчуждения друг к другу, как в этот раз, и все же, Когтистая Лапа сам отвез Эбигайль в форт на поезд до Че-ртона. Сидя рядом с ним на скамейке возницы, Эбигайль смотрела на темную осеннюю степь и рощицы вокруг, вдыхая холодный воздух, пахнущий палой листвой. Держась одной рукой за край скамьи, другой придерживая шляпку или схватив концы накинутой поверх жакета шали, она то и дело косилась на ружье, лежащее на коленях сахема.
После отъезда Эбигайль Уолш ротивостояние Рейси и племенного совета нарастало, становясь все напряженнее. Рейси то и дело отправлял в БДИ жалобу за жалобой, выставляя индейцев жалкими и ни на что не способными лентяями. Со своей стороны Когтистая Лапа мало что мог предпринять. Так рассказывал Эбигайль приехавший весной Бредли, не скрывая своего сочувствия к индейцам, бившимся, словно рыба об лед.
- Можете себе это представить? Ну, да Лапа ведь не молчит. Я не знаю, что замышляет мистер Рейси, верно одно, что ничего хорошего. Он все время донимает Лапу требованиями начать возделывать землю и закупить для того зерно. Только вот не родился еще на свет божий человек, который переупрямил бы Лапу. Сахем заявил, что они не будут взрыхлять землю, потому что на ней ничего не вырастет, и они только разоряться на покупке зерна. Он сказал мистеру Рейси, что собирается прикупить добрых лошадок и заняться их разведением. Уж в чем в чем, а в этом индейцы соображают хорошо. На что Рейси заругался, что они просто на просто ленивые ублюдки и что он их заставит пахать и сеять. Сахему нелегко отстаивать земли племени, а ваши слова и поступки лишают его силы духа, - не упустил случая выговорить ей Бредли.
- А что говорит племя?
- Люди поддерживают его в этом.
- Я тоже так считаю и хочу помочь. Племя действительно поднимется за счет разведения лошадей. Думаю, подать запрос отсюда, через голову агента. Нужно, чтобы Когтистая Лапа приехал в Чер-тон.
- Все это хорошо, - вздохнул Бредли. - Но вряд ли Рейси выпустит из резервации Лапу.
- Об этом не беспокойтесь, - подумав, сказала Эбигайль. - Мистер Вайгер напишет письмо, в котором вытребовает Когтистую Лапу в Чер-тон, чтобы подтвердить согласие племени на строительство школы в резервации.
- Думаю, ваша затея сработает, - кивнул Бредли. - Если желаете, я отвезу это письмецо Рейси.
В это же время Эбигайль получила радостное известие. Люси и Эндрю письмом извещали ее о том, что планируют приехать в Чер-тон. Лапа приехал на удивление быстро, через неделю, после того как мистер Брэдли увез с товаром и письмо Эбигайль к агенту Рейси.
- Ты приехал? - то ли удивилась, то ли спросила она, когда у ворот пансионата, остановилась бричка, и с нее спрыгнул Когтистая Лапа.
- Ты позвала, - так же коротко ответил он.
- Мистер Рейси?
- Он был против, но ничего не смог сделать против бумаги с гербом.
- А, дети? С кем ты оставил их, сахем?
- За ними присмотрит Бредли и Ночная Выпь. Дети не против.
Эбигайль улыбнулась. Жизнь идет своим чередом, вот и мистер Бредли распрощался наконец с холостяцкой жизнью, приняв к себе молодую вдову. Появление в пансионате Когтистой Лапы вызвало фурор. Миссис Оттон смотрела на него с ужасом, смешанным с любопытством. Сахем, к его чести, старался держаться неприметно, что у него плохо получалось. Видя, что дикарь ведет себя смирно и почтительно, миссис Оттон уже не так дичилась и шарахалась, а после того, как Эйлен увидев Когтистую Лапу потянула к нему ручки радостно лепеча:"Атэ, атэ...", и вовсе перестала сторониться, умильно поглядывая на свирепого индейца, держащего на руках малышку и что-то нежно с улыбкой напевающего ей, от чего девочка заливалась звонким веселым смехом.
- Зачем ты вызвала меня? - спросил Когтистая Лапа, когда уложив расшалившуюся Эйлен, ни в какую не желавшую спать но, в конце концов, уснувшую на коленях отца, он и Эбигайль остались одни.
- Разве Бредли тебе не сказал? Нам нужно подумать, что делать дальше. Ты ведь хочешь отстоять свое право разводить лошадей и чтобы мистер Рейси не вмешивался в это? Нужно юридически закрепить твое право, иначе конца и края не будет претензиям и бестолковым требованиям агента. Словом, у тебя должна быть бумага с гербом, которая бы отбила у него охоту своевольничать.
- Если такое возможно, то я приехал не зря, - кивнул Когтистая Лапа.
Весь вечер Эбигайль расспрашивала, а он рассказывал ей о мальчиках, об Иньяне-Ашкия, Маленьком Орле, и о Ничинче-Джоне. Когтистая Лапа уверял, что мальчики окрепли и растут настоящими мужчинами. На следующий день она повела его в магазин мужской одежды и галантереи. Недовольство приказчика тем, что он вынужден обслуживать индейца, Эби смягчила щедрыми чаевыми, так что расторопный малый постарался на славу. Когтистая Лапа даже позволил Эбигайль расплести его косы и тщательно расчесать густые волосы, которые она собрала на затылке в хвост, что больше соответствовало его костюму. Но, не смотря на то, что вновь приобретенная одежда придавала ему цивильный и даже щегольской вид, отлично сидя на фигуре, необузданность и дикую силу индейца не зашоренного цивилизацией, некуда было деть. И уж точно он мало походил на слугу, послушно сопровождающего свою хозяйку, каким его представила приказчику Эбигайль. Когда приказчик сунул ему коробки с одеждой, а Лапа нехотя взял их, то снова с подозрением оглядел на бледнолицую даму и ее краснокожего слугу. Теперь Когтистая Лапа шел с этими коробками рядом с Эбигайль что, она это видела, вызывало открытое возмущение у прохожих, что нисколько не трогало сахема.
- Тебе лучше идти позади меня, - сказала ему Эбигайль. - Тогда ты будешь выглядеть просто слугой, а не возмутителем устоев и не привлечешь ничьего внимания.
Он ее выслушал, но по-прежнему шел рядом, не собираясь держаться позади женщины.
- Как же ты жил в городе, - недовольно выговаривала ему Эби, - раз пренебрегаешь здешними правилами поведения.
- Я жил один, без женщины, - последовал короткий ответ Лапы.
Видимо Сосновую Иглу он в расчет не брал. Вернувшись в пансионат, Когтистая Лапа занялся Эйлен, желая немного поиграть с ней. Он посадил ее на плечи и бегал с ней по двору, изображая лошадь, под довольный смех малышки, когда Эбигайль вновь позвала его.
- Нужно пойти в библиотеку и просмотреть подборки газет. Следует знать законы, на которые мы можем опереться. К тому же, будет неплохо, если ты снова оденешь свой костюм и немного пройдешься в нем.
- Будто я не носил костюмов, - недовольно ворчал Когтистая Лапа, бережно ссаживая Эйлен со своих плеч и ставя на ножки, отчего девочка бурно протестовала.
Так это было на самом деле или нет, но справиться с галстуком сахем и бывший разведчик Хении так и не смог. Он неслышно подошел к приоткрытой двери комнаты Эбигайль. Она умывалась, склонившись над тазом, а когда выпрямилась и опустила полотенце, то увидела в зеркало стоящего в дверях ванны Когтистую Лапу, встретив его взгляд вопросительным взглядом. Он был без пиджака, в расстегнутой рубахе с развязанным галстуком и когда шагнул к ней, повернулась навстречу. Она не шевельнулась, когда он медленно подошел, и даже не вздрогнула, когда мужчин коснулся ладонью ее щеки. Дернув галстук, висевший черной атласной лентой под поднятым воротничком рубашки, он тихо спросил:
- Что мне с этим делать?
Эбигайль подняла руки и быстро завязала галстук под пристальным взглядом Когтистой Лапы. Он не уходил, а приблизив к ней свое лицо, прижался жесткой щекой к ее щеке и с наслаждением потерся. Она не ответила на его ласку. Еще на что-то надеясь, он прижался горячими губами к ее губам и, не веря, поднял голову, вглядываясь в нее. У него было чувство, что он прикоснулся губами к холодному граниту. Она смотрела перед собой остановившимся взглядом. Ее лицо было напряженным, словно замороженным. Она его не видела. Она его не хотела. Она его не чувствовала. Мужчина посмотрел на нее глазами человека испытывающего боль, готового испытывать ее снова и снова и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Когда, они вышли из ворот пансионата на улицу, все повторилось снова. Когтистая Лапа, заложив руки за спину, степенно шел на полшага впереди Эбигайль.
- Что ты делаешь? - остановилась она, сдвинув брови.
Он смерил ее взглядом.
- Ты, конечно, понимаешь, что должна будешь восстановить мою гордость, - с ухмылкой заметил он ей.
Вздохнув, Белая приготовилась к трудному разговору.
- Для чего ты сюда приехал? Бороться за то, что осталось у твоего племени или показать всем свою драгоценную гордость?
- Следи за языком! Гордость - это, то, что у нас осталось.
- В городе другие обычаи и другие обстоятельства. Смирись ради людей, из-за которых ты здесь, - стояла на своем Эбигайль, хотя знала непробиваемое упрямство Когтистой Лапы.
- Тебе тоже придется отвыкать, что за тебя будут ставить палаточный столб.
- Я не жду этого больше ни от кого, - отрезала Эби. - Я спрашиваю: ради чего ты здесь?
- Перестань так разговаривать со мной, женщина!
- Хорошо. Тогда подумай о том, где придется жить твоим детям.
Дети были слабостью Когтистой Лапы, и он смолчал, лишь сверкнув на нее глазами.
- Иди вперед, не оглядывайся. Я буду рядом, - сказал он какое-то время спустя.
Но когда они вошли в здание библиотеки, гордость Когтистой Лапы вновь подверглась испытанию. Сидящая за конторкой сухопарая дама с замашками чопорной старой девы, поджала губы при виде посетителей.
- Простите, мэм, но собакам, неграм и индейцам входить сюда запрещено, - заявила она.
Эбигайль недоуменно оглядела пустое помещение библиотеки, после чего подняв брови, высокомерно заметила:
- Но никого из вышеперечисленных я здесь не вижу.
- Но вот же! - Возмущенно ткнула пальцем в сторону Когтистой Лапы старая дева.
Эбигайль оглянулась на него, беззаботно скалящего зубы, с выжидательным интересом наблюдающего за ними. Вся эта ситуация, его, похоже, только забавляла.
- Вы имеете ввиду моего слугу? Простите великодушно, но мне без него никак не обойтись. Уверяю вас, это смирное и безобидное существо, которое не будет буянить, бросаться на посетителей и уж тем более кусаться...
- Но... - попыталась возразить библиотекарша, трясясь от возмущения и страха, который нагнал на нее индеец-слуга весь вид которого, по ее мнению, говорил об обратном.
- Кроме того, - решительно перебила ее Эбигайль. - Я заплачу вам штраф в двойном размере, - и она знаком показала Когтистой Лапе следовать за ней, что он и сделал.
Но проходя мимо библиотекарши улыбнулся так, что поверг старую деву в шоковое состояние. Индеец... настоящий дикарь... и где?! У нее в библиотеке! Эби заняла стол в пустующем читальном зале. Когтистая Лапа устроился за соседним, развалившись на стуле и вытянув в проход ноги.
- Если не хочешь, чтобы тебя выгнали взашей, веди себя прилично, - напомнила ему Эбигайль.
На что индеец никак не отреагировал. Эбигайль нахмурилась, но настаивать не стала, зная, что это бесполезно и он все сделает по-своему. Отложив ридикюль и зонтик на стул, она подошла к разложенным на столе подшивкам газет и принялась перелистывать их. Они были за текущее полугодие, и в них не было ничего, что было нужно ей. Она направилась к конторке, чтобы попросить подшивку газет за последние пять лет, бросив на ходу Когтистой Лапе:
- Иди за мной.
Но индеец не шевельнулся, лишь сложив руки на груди, наблюдал за ней.
- Мисс, прошу вас, подшивку за последние пять лет.
- И 189... год включительно? - уточнила библиотекарша.
- Да, если можно.
- Сию минуту, мэм, - сухо ответила библиотекарша и деловито направилась вглубь помещения за книжные шкафы. Появилась она оттуда, с трудом неся тяжелую стопу подшитых газет.
- Вы взяли за два года сразу? Но они, же неподъемные, - забеспокоилась Эбигайль.
- Вас-то это не должно тревожить, - буркнула старая дева, у которой от натуги вздулись вены на шее, и побагровело лицо. С усилием приподняв подшивку, она шлепнула ею о стойку конторки. - У вас для этого есть слуга, - показала она подбородком на Когтистую Лапу.
"А толку!" - невесело усмехнулась Эбигайль, и взялась за подшивку, собираясь перетащить ее к себе на стол. Но тут подшивку подняли, перехватив из ее рук и Эбигайль осталось только последовать за Когтистой Лапой к своему столу. Положив стопу газет, индеец неспешной мягкой походкой вернулся к конторке.
- Не хочет ли, мисс, взять в помощь еще одни руки? - услышала Эбигайль его голос, похожий на благодушное урчание сытой пумы, чем кажется, досмерти напугал бедную библиотекаршу.
Вскоре Эбигайль перестала обращать на них внимание, занятая поисками нужного материала. Она прочитала все, что было связано с индейским вопросом с начала 90-го года, но по большей части это были возмущенные заметки о разбойных нападениях краснокожих на фермы и прииски старателей. Она, пролистывала всю подшивку, когда рядом с ней вдруг положили еще одну стопу газет. Подняв глаза, она увидела удаляющуюся спину Когтистой Лапы и подвинула к себе подшивку за два прошедшие годы, с удивлением прислушиваясь к воркующему голосу индейца, смущенному лепету библиотекарши, и невольно посмотрела на них. Что стало со старой девой, вдруг помягчевшей и превратившейся в довольно привлекательную женщину. Перегнувшись через конторку, этот единственный барьер между ними, Когтистая Лапа, что-то с улыбкой говорил ей. Библиотекарша, смущенно опустив глаза, то и дело нервно дергала плечиком. Ее, прежде строгое, лицо раскраснелось, смущение сделало ее прелестно беззащитной, а растерянность и удовольствие молодили. Куда подевались ее сухость и резкость? Эбигайль с изумлением наблюдала, как библиотекарша вместо того, чтобы в очередной раз дернуть плечиком на тихую тираду Когтистой Лапы, вдруг кивнула, бросив на него полный обожания взгляд. Неприступная твердыня пала к ногам дикаря, а прежде непробиваемая защита рассыпалась в прах. Эбигайль не очень удивилась, когда Когтистая Лапа по-хозяйски зайдя за конторку, прошел за библиотекаршей за книжные шкафы.
Покачав головой, она занялась изучением газет и невольно увлеклась, столько всего произошло. Местная "Чер-тон газетт" давала намного больше материала, чем центральные газеты и индейский вопрос все больше освещал в своих статьях некий мистер Бертран Гранжер. Он много и по делу писал о положение аборигенов, и только благодаря ему Эбигайль восполнила свой пробел в столь необходимых сейчас знаниях. Суть его статей была такова, что правящие круги поняли, что одними процедурными мерами сокрушить племенную организацию индейцев невозможно, а потому нанесли удар по ее экономической основе - общинной собственности на землю, внедрив в резервации частную систему землепользования, дробя тем общину. Мистер Гранжер уверял, что договоры Вашингтона с отдельными племенами стали основой индейской политики США в конце 1860-х годов и, что в последующие десятилетия практически все племена, получили право оставаться на своих территориях или территориях, специально выделенных для них Вашингтоном. Но все же шло постепенное сокращение резервационных земель из-за обнаруженных там полезных ископаемых. В ходе судебных тяжб индейцы неоднократно добивались от правительства денежной компенсации за отторжение их земель и за незаконное пользование ими. Журналист писал, что еще в конце XVIII века правительство навязывало индейцам договоры об "уступке" земли. Сами же коренные жители помещались в резервациях, считавшихся непригодными для жизни, с выплатой единовременной суммы и "вечной" годовой рентой индейской общине. В течение многих десятилетий эти земли под разными предлогами урезались, несмотря на обещание "опеки" со стороны правительства. А с 1842 г. делами по "замирению" аборигенов занималось уже Бюро по делам индейцев, потому что сами коренные жители считались "некомпетентными", чтобы вести свои дела. Гранжер разоблачал чиновников БДИ в состав которой входила и метисная индейская верхушка, что погрязла в коррупции и самоуправстве, разбазаривая земель и денежные фонды резерваций. Но главной ошибкой правительственной политики Гранжер считал то, что Федеральные власти решили, будто бы племенное землевладения ставит под угрозу всю программу "окультуривания" индейцев. Все началось с 1859 года, когда суперинтендант по делам индейцев Орегона и Вашингтона Э. Гири высказал идею распределения резервационных земель между "индивидуалами". В 1875 г. индейцам предоставили право воспользоваться Законом о гомстедах 1862 года, при условии, что они выйдут из своего племени. Однако воспользовались этим правом немногие, и в 1887 г. Конгресс принял "закон Дауэса", по которому все резервационные владения подлежали разделу на индивидуальные участки площадью в 160 акров на каждую семью. Оставшиеся "излишки" шли по аукционной продаже среди белых граждан. Журналист Гранжер был как бы и не против того, что бы этот закон поспособствовал разрушению индейского племени, потому что тогда каждый коренной американец мог получить американское гражданство при условии выхода из общины и ведении на своем участке "цивилизованного" фермерского хозяйства. Но он задавался вопросом, будет ли такое хозяйство конкурентоспособным. Он не без сарказма замечал, что первые десятилетия "опеки" отмечались еще более энергичным, чем до Гражданской войны, наступлением на индейские земли. Завершив индейские войны, федеральное правительство приступило к ликвидации остатков независимости своих подопечных, уничтожая традиционную форму их социальной организации - племени. А Закон 1871 г., вообще ликвидировал независимое положение индейцев. Статус подопечных был откровенным нарушением не только гражданских, но и человеческих прав коренных американцев. С одной стороны, они находились в полной зависимости от конгресса, а с другой - не имея права голоса, не могли влиять на действия правительственных органов. Подобное положение развязало федеральному правительству руки для проведения жесткой политики в отношении индейцев, получившей название политики патернализма. Ее цель - "цивилизация диких индейцев", с тем чтобы они "в перспективе стали неотъемлемой частью общества не как американские индейцы, но как американцы индейского происхождения". Патернализм насильственно "подгонял" их традиционную культуру под евроамериканский стандарт.
"Дав индейцу право собственности на владение индивидуальным участком земли, мы тем самым заставим его трудиться... Он уразумеет, что достичь уровня американской цивилизации можно, лишь работая в поте лица. Голод и нищета, на одной стороне, и предприимчивый гражданин - на другой - вот его альтернатива. И мы как опекуны индейца должны сделать за него этот выбор", - не без сарказма цитировал мистер Гранжер американских законодателей.
Писал он и внутриплеменной полиции, введение которой чуть не привело к гражданской войне в ряде племен, разделив их на "своих" и "чужих". Там полицейские и простые общинники сталкивались в кровавых схватках. Эби посмотрела в сторону Когтистой Лапы, поступившего прозорливо, не пустив в полицию чужих и набрав ее из Равнинных Волков.
В 1883 г., - читала Эби дальше, - сразу за созданием полиции, возникли суды по индейским делам, которые предоставляли индейцам самостоятельность в судопроизводстве. Но с 1885 г. разбор дел уже передавался в ведение "белых" судов.
В глазах зарябило, а потому, когда возле ее стола остановились, Эбигайль с готовностью отвлеклась. Подняв голову, она смотрела на Когтистую Лапу и библиотекаршу, стоящих рядышком и кажется вовсе, не замечавших ее. Индеец, что-то нашептывал на ухо старой деве, которую и старой девой-то язык уже не поворачивался назвать. Эбигайль тактично кашлянула:
- Будьте любезны, передать мне эту подшивку.
Оба посмотрели на нее так, будто только обнаружили, что кроме них на земле существует еще кто-то. Не без досады Когтистая Лапа шлепнул подшивку на стол перед Эби и, тут же по знаку библиотекарши подхватил уже просмотренные ею. Эби листала новую подшивку, привычно пробегая глазами страницы пожелтевших от времени газет, прищурив утомленные глаза. Библиотекарша и Когтистая Лапа вновь удалились за стеллажи. Выписав адрес редакции "Чер-тон газетт", Эбигайль подойдя к конторке, постучала по ней:
- Мисс, будьте добры принять газеты обратно. Когтистая Лапа, я закончила и ухожу. Встретимся в пансионате.
Она повернулась, чтобы уйти, когда из-за книжных шкафов появился сам Когтистая Лапа, размашистой походкой направляясь по проходу к ней. За ним семенила раскрасневшаяся библиотекарша, торопливо застегивая верхнюю пуговицу блузки. Ее прическа была в полном беспорядке. Мимо Эбигайль Когтистая Лапа прошел к столу, на котором громоздились подшивки газет, и, взяв их, двинулся к полкам, а смущенная библиотекарша встала за кафедрой, не смея поднять на Эбигайль глаз.
- Всего хорошего, - попрощалась Эбигайль и вышла из библиотеки.
Судя по тому, насколько поднялось солнце, стоял полдень, а это значит, она могла успеть сделать все, что запланировала. Остановив, мчавшегося мимо мальчишку-разносчика газет с остатками утреннего выпуска, она купила одну из них и, повесив ридикюль и зонтик на сгиб локтя, развернула газетный лист, сразу же увидев статью подписанную знакомым именем.
- Почему не ждешь меня? - цепко ухватили за ее локоть.
Обернувшись, Эбигайль недоуменно посмотрела на Когтистую Лапу.
- Но... - едко проговорила она. - Но, разве ты не с мисс из библиотеки?
- Почему я должен быть с ней? - в свою очередь удивился Когтистая Лапа.
- Потому что, судя по вашему тесному общению, похоже, что вы собираетесь продолжить ваши отношения, - сказала Эбигайль, высвобождая свой локоть из его пальцев.
- Что, ты говоришь? - вдруг развеселился индеец. - Уж не подумываешь ли ты женить меня на этой мисс? Я лишь показал ей, чем индеец отличается от собаки.
Слушая его, Эбигайль рассеяно сложила газету.
- Значит, ты подал надежду женщине лишь из-за того, что она была предубеждена против тебя?
- А как еще я мог отомстить за "собаку"? - довольно улыбнулся Когтистая Лапа. - И разве я ей что-нибудь обещал? Ничего страшного нет в том, что глупая женщина узнает, что индей лучше собаки.
И, давая понять, что разговор окончен, Когтистая Лапа шагнул вперед. Но Эбигайль вдруг подняв зонтик, оттолкнула индейца, не позволяя пройти перед ней.
- Для тебя ничего не значит разбить чье-то сердце, только потому, что тебе не понравилось, что она сказала? Господи помилуй! Ты невыносим! Ты страшный человек, - возмущенно воскликнула она и, вдруг улыбнувшись своей стервозно-светской улыбкой, мило склонила голову на бок: - Не забывай - ты слуга и идешь позади меня.
Не обращая внимания на ходящие желваки индейца и раздутые в молчаливом возмущении ноздри, будто ему вместо куска мяса подсунули камень, Эбигайль повернулась и, не спеша пошла вперед, раскрыв над собой зонтик. Но ей пришлось подавить свое возмущение, когда Когтистая Лапа, обогнав ее, все же упрямо шел перед ней.
- Стой! - прошипела она ему вслед, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.
Никто еще не выводил ее из себя настолько как этот человек. Но как бы тихо ни окликнула его Эбигайль, он все же услышал и, остановившись, оглянулся, смотря на нее сузившими глазами. Эбигайль подошла к нему, глядя холодно и прямо.
- Ты, не способен понять моих слов, индеец? - процедила она сквозь зубы.
- Ты угрожаешь мне? - растянул он губы в улыбке.
- Еще раз повторяю - здесь ты мой слуга, - отчеканила Эбигайл, игнорируя его бешенство. - Советую идти за мной, иначе тебе живо укажут твое место.
- Между негром и собакой? - недобро глянув на нее, все так же вызывающе улыбался Когтистая Лапа.
- Не будь глупцом, - бросила Эбигайль, и, обойдя его, пошла вперед.
Когтистая Лапа больше не обгонял ее, но держался позади так, что невозможно было понять, что он кого-то сопровождает. Создавалось впечатление, что индеец шел куда-то сам по себе. Они проходили мимо уличного кафе, в которое зашли. Эбигайль хотелось еще раз почитать статью мистера Гранжера, и увериться, что она не ошиблась в своем выборе.
- Принеси мне кофе, - небрежно бросила она, кладя ридикюль и газету на свободный столик. - Сейчас же, - припечатала она, не в силах простить ему библиотекаршу.
Лицо Когтистой Лапы потемнело.
- Хорошо, - с тихой угрозой сказал он. - Я твой слуга. Но я буду выполнять твои приказы, когда захочу, - и со значением посмотрел на острие зонтика, давившего на его ступню в замшевом сапоге.
- Убери, - приказал он.
Эбигайль отвела зонтик и кивнула в сторону буфета.
- Не забудь упомянуть, что ты слуга, - напомнила она ему в спину, разворачивая газету. - Иначе тебе ничего не продадут.
Когтистая Лапа как будто не услышал ее слов. Эбигайль прочла статью и уже взялась за какую-то газетную сплетню, когда Когтистая Лапа поставил перед ней чашку кофе и тарелку с кексом. Сложив газетный лист, Эбигайль удивленно взглянула на кекс с марципаном, но ничего не сказала. Себе он взял большую кружку крепкого сладкого кофе, такой, какой любил. Отпив немного из своей чашки, Эбигайль сказала:
- Нам придется нанести визит мистеру Гранжеру.
- Кто этот мистер?
- Репортер.
Когтистая Лапа не смотрел на нее, но она знала, что он внимательно слушает то, что она говорит.
- Именно мистер Гранжер напечатал о договоре, который подписал Бурый Медведь семь лет назад и в котором закреплялись за племенем границы земель, а теперь мы довольствуемся жалким пятачком бесплодной резервации. Кстати, о том, что нас загнали в резервацию, мистер Гранжер тоже написал, но на этот раз не упомянул о ранее подписанном договоре. Я хочу поговорить с ним об этом.
- И ты уверена, что этот мистер до сих пор ждет твоего прихода? - насмешливо поинтересовался Когтистая Лапа.
- Ты ведь умеешь читать? - положила перед ним газету Эбигайль, ткнув пальцем в строчку внизу небольшой статейки. - Прочти это.
Когтистая Лапа взял сложенную газету и медленно по слогам прочел, после чего вопросительно взглянул на нее.
- Я хочу попросить его о встрече.
- Тогда ешь кекс, и пойдем к этому человеку.
- Но я не хочу кекс, - поднялась было Эбигайль, но Когтистая Лапа не сдвинулся с места.
- Сядь, - велел он. - И съешь то, что я тебе принес.
Ошеломленная его властным тоном, а больше тем, что не посмела его ослушаться, Эбигайль села.
- Почему ты каждую мелочь превращаешь в проблему? - проговорила она, беря ложечку. - Я не просила тебя приносить мне кекс.
- Но я его принес. Ешь.
Эбигайль посмотрела в свою пустую чашеку и кружку Когтистой Лапы, которая тоже оказалась пуста. Пришлось, чуть ли не давиться кексом всухомятку, и только после того, как Эбигайль доела все до последней крошки, Когтистая Лапа поднялся и предупредительно выдвинул стул, помогая Эбигайль выйти из-за стола. Что ж, если эта маленькая уступка могла, хоть на время, сделать их отношения не такими напряженными, Эбигайль нисколько о ней не жалела. К тому же кекс оказался на удивление вкусным.
Она остановила пролетку, и назвала адрес редакции "Чер-тон газетт". Из пролетки они вышли возле одноэтажного здания из красного кирпича с закопченной каминной трубой. Над единственной дверью висела синяя вывеска редакции газеты города Чер-тона. Когтистая Лапа сошел с пролетки, не потрудившись подать Эбигайль руки.
- Подожди меня здесь, - велела она ему, взявшись за латунную ручку двери.
Помещение редакции представляло собой большую залу, разделенную легкими перегородками на множества секций. В соседнем помещении громыхал печатный станок, там находилась типография. Эбигайль спросила служащего в черных нарукавниках надетых поверх рукавов синей рубахи и мятом матерчатом козырьке на голове, где она может найти мистера Гранжера. Служащий посмотрел на нее поверх круглых очков и сказал:
- Сейчас обеденное время, мэм. Вы найдете его в баре "Капитолий", что за углом.
Они говорили громко, чтобы услышать друг друга, сквозь размеренный грохот печатного станка. Поблагодарив его, Эбигайль вышла из издательства и в сопровождении Когтистой Лапы завернула за угол. Служащий оказался прав, бар, чье громкое название не оправдывало его средней руки обстановки, она нашла сразу. Спустившись по трем каменным ступеням, Эби вошла в открытые двери заведения. Этим ясным солнечным днем в его полутемном зале горели газовые рожки. Посетителей не было, кроме сидящего в углу, попыхивавшего трубкой, высокого, сутуловатого молодого человека, лет тридцати, тридцати пяти, с копной рыжих волос и россыпью веснушек на белой коже, какая только бывает у рыжих людей. Он читал книгу, рядом высилась кружка недопитого пива. Подняв глаза он посмотрел на вошедших, и вскинулся, сверля Когтистую Лапу взглядом.
- Мистер Гранжер? - спросила Эбигайль, протягивая ему руку.
- Да это я, - сказал он, вставая и пожимая ладошку Эби. - А... - перевел он взгляд на Когтистую Лапу, ему просто не терпелось спросить об индейце.
- Это Когтистая Лапа - вождь племени Бурого Медведя.
При этих словах глаза журналиста загорелись.
- Хау, - тут же подыграл Когтистая Лапа, заставив Гранджера буквально задохнуться от восхищения.
- Ух, ты! Настоящий вождь! - с мальчишеским восторгом воскликнул Гранжер. - Да вы садитесь, садитесь, - и, увидев, что Лапа настороженного оглядывает бар, тут же сказал: - Уверяю вас, завсегдатаи здесь лояльны к любому цвету кожи.
- Я хотела бы, чтобы вы проконсультировали нас, - начала Эбигайль. - Я читала все ваши статьи о резервациях и положении мндейцев, они беспристрастны и написаны со знанием дела. Но у нас...
- У вас? - со значением переспросил Гранжер, переводя взгляд с нее на Когтистую Лапу и обратно.
- В племени Бурого Медведя живут близкие мне люди, - пояснила Эбигайль. - Поэтому судьба этого народа мне небезразлична.
- Племя Бурого Медведя, - задумчиво пробормотал журналист. - Сиу. Кажется это племя небезызвестного Хении.
- Имеют ли индейцы право предъявлять земельные иски правительству согласно архивам Верховного суда США по Делам о Земле? - спросила Эбигайль, оставив его реплику без ответа.
- Такие прецеденты правительство даже не рассматривало. А что? У вас проблемы с арендой? - ответил Гранжер, внимательно посмотрев на свою собеседницу.
- У нас проблемы с агентом резервации Бурого Медведя. Он требует возделывать плохую скудную землю, а это совершенно безнадежное занятие. Индейцы не понимают, что от них хотят, - сказала Эбигайль.
- Ох, уж эти агентства… по мне так одно жулье, - недовольно пробормотал репортер. –Думается мне, ваш агент знает чего хочет. Докажет, что индейцы не способны работать на земле, заставит их отдать ее в аренду фермерам, и на этом нагреет руки, да набьет свои карманы. Не соглашайтесь ни на какие уговоры продать землю. Для индейцев это не приемлемо. Пусть она остается в собственности племени.
- Да, но племя может разводить лошадей. Вождь уже закупил несколько породистых жеребцов. Есть ли здесь выход для племени?
- Так, так, - сунув в рот трубку, пыхнул ею Бертран. - Дайте-ка подумать... Разумеется, выход есть и отличный. Не знаю, известно ли вам, но в 1891 году к закону Девиса была внесена некая поправка. Слушайте внимательно: «Когда земля подходит только для выпаса скота, земельные участки будут выделены в двойном количестве», и по этой вот поправке ваше племя имеет право получить земли ровно в два раза больше чем оговорено законом Девиса! И ее уже, черт возьми, не растащат.
Эбигайль и Когтистая Лапа невольно переглянулись.
- Мистер Рейси будет упорствовать, - вздохнула Эби обреченно. - Боюсь, он просто заставит племя принять нужное ему решение. Вождь не потерпит этого, произойдет стычка, в которой его же и обвинят.
- Перспектива мрачная, вполне предсказуемая и, черт ее побери, реалистичная. А так и будет! Но раз мы это знаем, то можем избежать именно такого поворота событий.
- Но как?- в порыве надежды прижала руки к груди Эбигайль.
- Миссис Уолшь, есть такая могучая вещь как общественное мнение. Против этого бессильны даже правители, что и доказал незабвенный Шекспир.
- Мне как-то не верится в силу общественного мнения, - с безнадежностью покачала головой Эбигайль.
- И напрасно, - живо отозвался энергичный мистер Гранжер. - Я расскажу вам одну историю, и вы поймете, что не нужно недооценивать силу общественного мнения. Так вот, на улице Сан-Франциско был убит генерал Ричардсон - начальник полиции, маршал Соединенных Штатов. Убит сутенером и влиятельным политиком Чарльзом Каре за то, что пренебрежительно обошелся в театре с его постоянной любовницей. Этот Каре, веривший в могущество своих друзей в коррумпированной полиции, дал себя арестовать. Он знал, что никто не осмелится его судить, и нагло заявил на суде, что считает себя невиновным. Возмущенная пресса объявила войну преступному миру Калифорнии. Возглавлял борьбу некто Джеймс Кинг Уильямский. Он изо дня в день выступал против коррумпированных чиновников, раскрывая их злоупотреблению властью. Для честных людей он стал героем-правдолюбом, а для преступного мира - человеком с которым нужно разделаться, - Гренжер взволновано стиснул зубами чубук трубки. - И вот 14 мая 1856 года в передовице, он смело взялся за Джеймса Р. Кейси, бывшего обитателя тюрьмы Синг-Синг. В статье Кинг писал, что Р. Кейси подтасовал результаты выборов при избрании его в окружной муниципальный совет, хотя его даже не было в списках кандидатов. Разъяренный Кейси потребовал от Кинга опубликовать опровержение и извинение. Тот отказался. Меньше чем через час после этого, он уже валялся на улице Монтгомери с пулей в груди. Его агония длилась шесть суток. И тогда население Сан-Франциско взбунтовалось. В считанные часы собрался комитет бдительности, и за два дня в него записалось 3 500 человек, среди них многие служили в милиции штата. Горожане были настроены на линчевание. Друзья Кейси, осознав грозившую ему опасность, упрятали его в тюрьму. 18 мая горожане начали штурм тюрьмы. Перед ее воротами была установлена пушка, и глава комитета дал шерифу Скейнелу пять минут на то, чтобы выпустить обоих заключенных - Кейси и Кора. Он вынул из кармана часы и начал считать минуты. Точно через пять минут ворота распахнулись. Кора и Кейси привели в штаб-квартиру комитета, и 20 мая начался их процесс. В тот день после полудня умер Джеймс Кинг Уильямский. Сан-Франциско погрузился в траур. Закрылись все магазины, все рабочие прекратили работу, улицы оделись в черный креп, зазвонили колокола всех церквей. Похороны состоялись 22 мая и прошли необыкновенно торжественно, и когда публика в слезах выходила из церкви, направляясь на кладбище, все увидели болтающиеся на виселице тела Кейси и Кора. Для казни убийц комитет выбрал день похорон, - Гренжер замолчал, окончив свой рассказ.
- Не могу не согласиться, что общественное мнение может продавить любое решение, но... возможно ли, что так же будут отстаивать интересы индейцев? - после недолгого молчания проговорила Эби, впечатленная его рассказом.
- Гм, что-то такое было. Дайте-ка, мне время подумать. Эй, Стив, пиво, пожалуйста! - крикнул он в сторону барной стойки и повернувшись к собеседникам, спросил: - Что будете вы, друзья мои?
- Апельсиновый сок, пожалуйста, - попросила Эбигайль.
- Вождь? - спросил его Гранжер.
- Воды, - сказал Когтистая Лапа и, перейдя на язык сиу, проговорил, обращаясь к Эбигайль: - У тебя щеки пунцовые. Заболела от внимания мужчины?
- Он больше уделяет внимание тебе, чем мне, - ответила она ему, тоже на сиу.
У Гранжера загорелись глаза и он, показав на обоих чубуком трубки, спросил:
- Это вы сейчас на сиу общались? Слушайте, вы ведь пара? Нет?
Эби смотрела недоуменно, а сахем невозмутимо, потому этот вопрос повис в воздухе.
- Миссис Уолшь, все хочу спросить, если позволите? По тому, какое горячее участие вы принимаете в судьбе резервации Бурого Медведя, вы не родственница Белой? Нет? Жаль…Белая была большой любовью Хении, такой, что он решился на расставание с ней, чтобы не подвергать опасности, а она, вместо того, чтобы забыть мужа, вернулась к нему. Ходят слухи, что Белая умерла от тоски на его могиле. Это правда? Вы что-нибудь слышали об этом?
- Нет, - ответила Эбигайль, тогда как Когтистая Лапа сидел с каменным лицом.
- Жаль, жаль... - огорчился Бертран Гранжер.
Бармен принес им требуемое: сок, пиво, воду и, составив все с подноса на стол, ушел. В бар зашло еще несколько человек, и бармен суетился, обслуживая их.
- Ах, да, точно... вспомнил. Был подобный прецедент, - выпрямился на своем стуле Гренжер. – Небезызвестный нам генерал Трехзвездный Крук, что более десяти лет сражался с индейцами, вдруг начал испытывать к ним уважение и сочувствие, после того как понка прекратили сопротивление и он должен был сопроводить их в резервацию под конвоем солдат. На него произвели впечатление слова Стоящего Медведя: "Богу угодно, чтобы землю мы отдали белым, а сами умерли. Может быть так и надо, может быть..." Крук был взволнован услышанным и пообещал Стоящему Медведю сделать все возможное для возвращения понка на Индейскую территорию. Крук обратился к издателю газеты, выходившей в Омахе, Томасу Генри Тибблсу и заручился поддержкой прессы. Пока Крук задерживал выполнение приказа о переводе понка в резервацию, Тибблс распространил историю о злоключениях индейцев сначала в городе, затем в штате и с помощью телеграфа - по всей стране. Церковные деятели Омахи направили обращение на имя министра Шурца с просьбой об освобождении понка, но тот так и не ответил на него. Зато молодой юрист из Омахи Джон Уэбстер добровольно и бесплатно предложил свои услуги, а вскоре к нему присоединился главный адвокат Центральной Тихоокеанской железной дороги Эндрю Попплтон. Юристы должны были быстро подготовить дело Стоящего Медведя к суду, ведь Крук со дня на день ждал приказа отправить понка с Индейской территории в резервацию, и тогда уже ничего нельзя будет сделать. Все силы были брошены на то, что бы привлечь судью Элмера Данди на свою сторону. Процесс начался с того, что судья Данди, как и было обговорено, предъявил Круку обвинение в законе о неприкосновенности личности и приказал доказать свои полномочия на арест понка. В ответ Крук представил приказ из Вашингтона, а окружной прокурор принялся отрицать право понка на свободу передвижения, так как "индейцы не являются лицами, на которых распространяется этот закон". Так начался гражданский процесс "Стоящий Медведь против Крука". Адвокаты понка Уэбстер и Попплтон доказывали, что всякий индеец является таким же юридическим лицом как и белый и может пользоваться теми же свободами, что прописаны в конституции. Тогда прокурор заявил, что Стоящий Медведь должен подчиняться правилам разработанным для индейцев правительством, Уэбстер и Попплтон возразили, что Стоящий Медведь, как и любой индеец имеет право выйти из племени и встать под защиту законов США. Решение судьи Данди гласило, что: всякий индеец является "юридическим лицом", на которого распространяется закон о неприкосновенности личности, что право отказа от гражданства, в данном случае, выход из племени, является неотъемлемым как для краснокожего, так и для бледнолицего. Когда заседание закрылось, Стоящего Медведя освободили из-под стражи прямо в зале суда. Правительство выделило его племени сто акров "ничейной земли" и индейцы вернулись в родные места.
- Стоящему Медведю повезло? - хмыкнул Когтистая Лапа.
Вместо ответа репортер посмотрел за его спину.
- Вам лучше встать, друг мой, иначе неприятностей сейчас не оберешься, - сказал он.
Когтистая Лапа молча встал и только потом глянул через плечо. В бар ввалились трое сомнительных джентльменов в мятых сюртуках, нечищеных штиблетах и засаленных котелках, правда у одного из них на голове высился драный шелковый цилиндр, а под воротничком красовалась бабочка.
- Так вот, - продолжал репортер, привлекая внимание Когтистой Лапы к себе. - Бюрократы и политиканы, конечно, восприняли решение судьи Данди как угрозу резервационной системе, потому что, сами понимаете, это лишает доходов многих предпринимателей. Стоящего Медведя и понка выставили как отщепенцев. Далее уже генералу Шерману было приказано переправить людей Стоящего Медведя обратно в резервацию и, предвидя возражения в связи с недавним решением судьи Даньди, указано, что: "Освобождение понка в Небраска по закону о неприкосновенности личности является особым и единичным случаем".
- Каким Дьяволом занесло тебя сюда, краснокожая тварь, а? - грубо прервали репортера Гренжера. Один из зашедших в бар скверно пахнущих джентльменов, хлопнул по плечу Когтистую Лапу. - Ты мне весь аппетит испортил, знаешь ли.
Когтистая Лапа, молча, смотрел на него.
- Эй, Честер, отойди-ка на минуточку, приятель! - выкрикнул из-за соседнего стола его дружок в цилиндре.
Тот нехотя, но послушно сдвинулся в сторону, и тут же мимо него со свистом пролетела бутылка, которой явно метили в голову индейца. Все в баре замерло. Однако индеец, вместо того, чтобы уклонится, вдруг нагнул голову, подставляя под стеклянный снаряд лоб, о который бутылка ударилась и разбилась вдребезги. С дьявольской усмешкой индеец вперил горящий взгляд в метнувшего. По его лбу и переносице стекала струйка крови, на которую он не обращал внимания. Хозяин бара заметался за своей стойкой не зная, что предпринять.
- Ладно, - выкрикнул Честер вскакивая и в азарте откидывая полы мятого пиджака, доставая из-за пояса револьвер. - Выдержит ли твоя башка вот это, краснокожая тварь! Не вздумай уклоняться и на этот раз, - и он, щелкнув курком, прицелился в лоб сахема.
Вдруг перед ним встала женщина, и револьвер дрогнул в его руке. Мужчина облизал вмиг пересохшие губы. Незнакомка была красива. Он узнал ее, она все это время сидела спиной к нему.
- Э-м, - произнесла незнакомка, чуть улыбаясь, смотря то на револьвер, то на него. - Кажется, вы хотите выстрелить из этого? - и она осторожно коснулась пальчиком вороненого дула.
Мужчина нервно вздрогнул и переступил на месте, ошарашено глядя на нее. Когтистая Лапа позади нее заметно напрягся, а репортер, кашлянув, сказал:
- Ты бы убрал пистолет, любезный.
- Отойдите от грязного ублюдка, мэм, - проговорил Честери не думая опускать револьвер. - Я пристрелю его и тогда мы с вами побеседуем.
- Грязного ублюдка? - еще шире улыбнулась красавица, оглянувшись в замешательстве. - Но я вижу лишь моего слугу. Ах, боже, - приложила она пальчики ко лбу. - Никак вы хотите причинить мне убыток? Если вы выстрелите в него, вам придется возместить мне ущерб в немалую сумму. Но если вы располагаете подобными средствами, ради бога не стесняйтесь.
В это время, репортер, встав, коротко ударил в ухо "любезного джентльмена", тогда как, Лапа легко и быстро передвинул Эби себе за спину. Завязалась короткая потасовка, короткая потому что здоровый индеец и репортер, оказавшийся мастаком уличных драк, живо справились с тремя назойливыми посетителями, не дав стычке, перерасти во всеобщую драку. На удивление быстро прибыли полисмены, вызванные барменом, собственно трель свистка постового прозвучала уже с началом драки. Ввалившиеся гурьбой полисмены, благоразумно не стали пускать в ход дубинки, да и не зачем было, так как порядок был уже восстановлен. К тому же они узнали знаменитого не только в их городе мастера разоблачительных статеек и поостереглись своевольничать. А поскольку все кто был в баре, свидетельствовали против троих зачинщиков драки, то последние и были повязаны. Правда полисмены не без подозрения косились на окровавленное лицо индейца, но дама, с которой был репортер, уверяла, что это ее слуга. Тем и обошлось.
- Вы хорошо деретесь, мистер, - не смог не признать Когтистая Лапа, пожимая руку репортеру и вытирая с лица кровь, поданным Эби платком.
К удивлению Эбигайль, тому явно польстила короткая похвала сахема.
- Здесь не выживешь, если не сумеешь постоять за себя, вождь. Одно время у нас тут было очень не просто, - усмехнулся репортер. - Преступность, грабежи и все такое. Дело доходило до курьезов. Как-то одному господину пришлось очень поздно возвращаться домой, - начал рассказывать он с той тонкой улыбкой, которая дает понять, что речь идет о самом рассказчике, - и вот у закрытого ресторана из окон которого пробивался слабый свет, к нему подошел какой-то джентльмен и вежливо спросил который час. Господин столь же вежливо поднес к свету дорогие часы в виде луковицы, приложив к ним ствол своего револьвера, и предложил джентльмену самому посмотреть на циферблат. В тусклом свете хорошо был виден барабан его шестзарядника, как и стрелки часов. Оба уже готовы были разойтись, когда они посмотрели друг на друга, узнав, что не далее этим вечером обедали в одном ресторане.
Над этой историей посмеялись, но когда распрощались с мистером Гранжером и вышли из бара, Эби выговорила Когтистой Лапе:
- Я знаю, тебе все нипочем, но подумай о том для чего мы здесь. Не будь таким безрассудным.
Вернувшись в пансионат, они застали миссис Оттон в компании двух ее приятельниц мисс Клейман и мисс Которел, которые частенько захаживали к ней. По тому, с какой готовностью дамы повернулись к вошедшим Эби поняла, что они навестили миссис Оттон специально, что бы посмотреть на "дикого краснокожего", произведшего небывалое впечатление на их подругу. Кровь, после удара бутылки оставшаяся на лице Когтистой Лапы, которую он небрежно вытер, подтвердило их мнение о "кровожадности индейцев" от которой у них, похоже, перехватывало дух. Эбигайль была любезно приглашена к столу, чтобы разделить их компанию. Когтистая Лапа, как слуга, остался стоять у дверей, и Эбигайль, предложившая было отослать его, начала нервничать. Мисс Клейман никак не могла успокоиться из-за Когтистой Лапы. Более того к ней присоединилась еще и мисс Которел. На пару они принялись обсуждать Когтистую Лапу, полагая, что молчаливый индеец ни слова не понимает по-английски. Эбигайль волновало не столько то, что сейчас чувствует Когтистая Лапа, с невозмутимым видом выслушивая то, что говорят о нем дамы, сколько то, что он может выкинуть в следующий момент.
- Он выглядит таким диким, даже в этом костюме, - с придыханием проговорила мисс Которел.
- Ах, вы ничего не понимаете, он не просто дик, он дико красив! - закатила глаза мисс Клейман. - Иметь такого слугу... Боже, как же повезло миссис Уолш.
- Что вы имеете ввиду? - наивно спросила мисс Которел.
И мисс Клейман с готовностью склонилась к ее уху. Эбигайль невольно вытянула шею, чтобы лучше слышать, заметив, как и Когтистая Лапа, чуть повернув голову, прислушивался с невозмутимым видом.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги