Держалась я уже неделю. Мужественно. Любой бы позавидовал моему терпению. Напору. И целеустремленности.
Да кого я обманываю?
Я устала! Дико!
Спать по пять часов в сутки, а остальные проводить на ногах — ни капли не улыбалось.
Утро как начиналось с будильника в виде, хоть и симпатичного, Ворона, так им же и заканчивался день. Не думала, что он такой любитель поесть. Остальные на кухню только во время приема пищи наведывались, не считая Адель и, порой, Бруно, которых я корыстно использовала как помощников, оплачивая работу сладостями.
За это время я успела обойти весь городок, сгоняв с детьми за покупками на щедро выделенные нам деньги. Также купила немного одежды и средства для личной гигиены, чтобы ни у кого больше не занимать. А то бегать на второй день к Агнус было уже стыдно, хоть она и не прогоняла и вела себя вполне дружелюбно.
День выдался довольно жаркий, и я время от времени, ненароком, охлаждала кожу, улыбаясь от блаженства. Иметь персональный холодильник оказалось практично и здорово. А еще это отличный светильник! Пока по погребу лазила, руками все и освещала.
Уф!
Устало выдохнула, скинув мусор в пустую бочку на улице, и присела на табуретку, отдохнуть. Ноги ныли, поэтому я принялась массировать мышцы, слегка морщась от тянущей боли. Даже на тренировках так не изматывала себя.
Всех ужином накормила, убралась, теперь сидела и провожала солнце. Маленький диск казался больше привычного земного светила, да и не резал так сильно глаза, как его товарищ. А по небу всегда плыли пушистые сероватые облака.
По сути, я вообще почти не покидала пределы кухни, не считая двух прогулок до города, где за сжатые сроки пробегалась по местам по списку, но до книжного магазина так и не добралась. Правда, удалось узнать из бесед жителей, что находились мы на богом забытом острове, точнее забытом местным Альянсом — правительственной структурой высшей власти этого мира, это я выведала из газеты у ларька. Содружество тридцати северных королевств, со своим Советом из неприкосновенных владык и Кругом, центром мирового правительства, куда входили пять Императоров.
Времени на беседы и участие в общественной жизни пиратов не оставалось. Так что, что творилось у них, я толком не знала, да и Адель не рассказывала почти ничего — она сама не понимала во взрослых делах, восхищаясь всем по поводу и без. Ребенку всего десять лет, просить от нее большего бесполезно. А Бруно не особо любил со мной поболтать, сторонясь и косясь.
Как уже выяснилось, не без помощи Адель, им всем понравились мои кулинарные старания. Или страдания…
Громкий шум заставил вздрогнуть, вырывая из неги, словно груду кирпичей уронили и стеклами посыпали. Я подскочила, ища источник грохота, и наткнулась взглядом на соседнее здание, от которого поднимался столб пыли.
А я-то еще гадала, с чего тут все как руины выглядит…
И ни минуты не мешкая, бросилась туда — вдруг помощь нужна и случилось что-то плохое. На центральной площадке под навесом никого и ничего не было, даже на ужине не вся семья присутствовала, а я и не любопытствовала, ведь легко было догадаться, что они могли уйти по своим пиратским делам. Поэтому в случае чего лишние руки могут быть полезны.
Вбежав в жилое здание на второй этаж, где находилась гостиная для пиратов, я оценила ситуацию за пару секунд, тут же с яростью уставившись на медленно загорающегося Ворона, который сидел на мансарде на перилах и подкуривал сигарету, заодно поджигая себя. Он был не только глупым, но и неуклюжим, невнимательным и рассеянным. Поэтому его такого, убогого, никто не трогал лишний раз. Но меня это ни капли не останавливало, и по рукам он часто получал чем-нибудь тяжелым, когда пытался стащить немного провизии до часа приема пищи. Обычно это заканчивалось обиженным сопением и взглядом, обещающим нелегкую жизнь. Только обещанием все и оставалось.
Спасибо, но малиной жизнь никогда не была. И вряд ли будет с учетом пиратской доли.
Окно было выбито. Присутствующие при этой сцене офицеры Виктора Блейн и Дюк никак не отреагировали на подобное издевательство и спокойно наблюдали, привыкшие, что младший братишка их босса «ненавидит» детей. Адель и Бруно же вывалились на половину в окно и кричали.
— Кошмар! Ужас!
— Он жив? — вторил парнишка.
— Что произошло? — я бросила взгляд на жирного Блейна, доедавшего сардельку и смеявшегося над выходкой Ворона.
Порой я удивлялась, как этот мужчина держался на ногах, точнее, как они еще не переломились от его лишнего веса. Но двигался Блейн вполне резво и живо, не ощущая неудобств. Как-то случайно стала свидетельницей его муштры пиратов, не входящих в ближний круг. Никогда не думала, что человек может обладать такой силой, способной зашибить с одного удара, но решила не попадаться ему под горячую руку.
— Да Ворон опять не в духе. Новенького пацана избил, — ответил Дюк и широко улыбнулся, даже не делая попытки пойти и помочь ребенку.
Но сейчас… под горячую руку у меня попадет кое-кто другой. И простым ударом половника или лопатки не отделается.
Я закипала. Точнее, охлаждалась, ощущая, как руки заледенели. Дышать стало тяжело, и воздух с хрипом вырывался из грудной клетки.
— Остынь, Роза. Это вполне нормально. Может, пацан передумает и сбежит. Или умрет. Ведь нам не нужны слабаки. Хе-хе-хе, — снова зашелся смехом Блейн.
Злость рождалась из глубины, охватывая сознание, лишая четкой картины восприятия. Была только ярость, пылающая и жадная.
— Какого хрена… ты творишь? — прорычала, смотря на сутулую спину Ворона.
После чего рванула на мансарду и опустила холодную руку на горящую шубу.
Мужчина дернулся, хмуро разглядывая меня, а после чего убрал сигарету и выпрямился. Огонь на накидке стал затихать, а я ощутила страх маленьких теплых лепестков.
— Чтобы больше не видела подобного… — я сощурила глаза и посмотрела на землю.
Внизу среди металлолома сидел мальчишка и пытался стереть с лица кровь, с дикой яростью взирая на своего врага номер один в лице Ворона.
А ведь они казались мне цивилизованными людьми. Пираты… позволить избить ребенка и оставить все как есть. Да разве это нормально?!
С кем же я связалась…
Даже высота не остановила меня, когда спрыгнула вниз с балкона, помочь. Я абсолютно не почувствовала падения, как ударилась ногами об железяки, и даже не покачнулась, когда выпрямилась. Негодование так переполняло меня, что эти мелочи казались смешными и пустыми.
Он выбросил ребенка с высоты в кучу металла, где тот легко мог погибнуть! Присутствующие просто тупо смотрели на все это, а остальные посмеивались. И никто не остановил безумство Ворона.
Я подбежала к мальчишке, что-то шипящему сквозь зубы. Одной рукой он придерживал потрепанный и запачканный цилиндр, а второй стирал бегущую кровь. Я подхватила его на руки, вовсе не ощущая вес и проигнорировав возмущенный писк, и потащила ребенка в свое логово. Кроме меня ему вряд ли кто-нибудь помог бы.
Раздались мелкие торопливые шаги, и вскоре нас нагнала Адель, с беспокойством заглядывая мне в лицо, и с плохо скрываемым любопытством посматривала на руки.
Когда я опустила на них взгляд, то чуть не выронила и так изрядно сопротивляющегося мальчика.
Они мало того, что были белее снега, так еще и чешуйчатыми, с длинными острыми ногтями, точнее когтями.
Мамочки… кем я стала?..
С таким потерянным выражением я добрела до кухни, стискивая мальчишку в руках, как игрушку. Удивительно, как еще не задушила беднягу.
— Отпусти… — пыхтел он. — Сумасшедшая! Отпусти меня!!
Пытался даже покусать, только чешуя оказалась крепче детских зубов.
Я остановилась у бочки, наполненной холодной водой, и вздохнула. Подхватила ребенка одной рукой, второй стащила с него цилиндр, набрасывая себе на голову, и с эффектом неожиданности окунула мальчика по плечи головой вперед.
Досчитала до трех и вынула. Ребенок с хрипом втянул воздух и закашлял. Как только пришел в себя, забил ногами в воздухе, пальцами пытаясь убрать мои руки, которые я крепко сжимала на его талии.
— Больная?! Ты в своем уме?! — орал он.
— Тц, когда истерить прекратишь?
— Отпусти меня!!!
— Задержи дыхание.
— Чт?..
Я снова окунула его. Вытащила и повернула к себе.
— Ну?
— Верни шапку, — посмотрел из-под бровей серыми глазами.
— Никуда не денется, — я внимательно разглядывала его.
Лоб разбит, кровь смешивалась с водой, но до сих пор шла. Появляющиеся синяки и шишки. Руки в ссадинах. А в глазах, отдающих ноткой безумия, читалась то боль, то растерянность, то ненависть, с которой он прожигал меня.
— Успокоился? — я спросила с участием и мягко улыбнулась.
— Я и был спокоен, — пробормотал.
— Ну-ну, своим истерическим визгом, наверное, до города докричался, — я усмехнулась и прошла в кухню, где стянула с крючка одно из чистых полотенец и приложила к его лбу. Кровь хоть шла не сильно, но мешала.
Адель за всем этим наблюдала с широко открытыми глазами, где читалось непонимание. Для нее оказалось непривычным видеть такую опеку, особенно к незнакомому человеку.
Руки стали возвращаться в исходное состояние. Сначала исчезли чешуйки, втянувшись в кожу, а после поменялся цвет на нормальный. Но тут от пережитого стресса их начало мелко потряхивать. Адреналин, появившийся внезапно ни с того ни с сего, схлынул, принося усталость и опустошение. А также вопросы. Свою внезапную вспыльчивость внятно объяснить не могла, да и не до оправданий было.
Натекло за нами изрядно, отчего девочка бросилась к швабре, в попытке навести порядок. Я ногой отодвинула табуретку от стола к мойке и поставила на нее мальчишку, с удовольствием разминая руки. Хоть он был худ и легок, но таскать эту юлу то еще испытание. Потянулась к пуговицам на его грязной и изодранной рубашке, но мальчишка отшатнулся, вжавшись в металлическую стенку и смотря на меня дикими глазами.
Фыркнула:
— Она мокрая и грязная, да и абсолютно бесполезная.
— По твоей вине она мокрая!
— А грязная по твоей? — я усмехнулась. — Тогда сам снимай и повесь на край, я простирну, а после подыщем тебе чего приличного. Сам умоешься? Надо будет раны обработать.
— Справлюсь, — буркнул он, отложив окровавленную тряпку в мойку, и стащил рубашку, повесив ее на край, после потянулся к крану, но на полпути сморщился и ухватился за плечо.
— Что такое? — я покосилась на него.
— Ничего, — он отвернулся и уже другой рукой открыл кран.
— Смею заверить, я упрямей тебя, — закатила глаза и села рядом на второй табурет. — Дай руку.
Мальчик недоверчиво сощурился.
— Поверь, вправить смогу нормально, хоть и больно будет. Хотя, куда уже больше после того полета…
Он нехотя повиновался и спустя секунду после резкого движения взвыл, хватаясь за край мойки. Я погладила его по спутавшимся и мокрым черным волосам и поднялась.
— Теперь обмойся, а я пока едой займусь.
Решила для начала ему дать жидкого, после нескольких дней голодания, а по нему это видно, будет трудновато усвоить тяжелую пищу, поэтому в ход пошел оставшийся с обеда суп. Поставила кастрюльку на огонь, краем глаз наблюдая, как мальчишка сначала вымыл с мылом руки, а потом принялся за лицо, шипя от боли. Но кровь более-менее остановилась, не заливая все вокруг.
— После ужина свожу в баню, чтобы хорошенько отмылся, — добавила, гипнотизируя взглядом кастрюлю.
— Я все! — довольно отозвалась Адель, которая до этого активно работала шваброй, прислушиваясь к нашей перепалке.
— Молодец, — я улыбнулась девочке, отчего она радостно засветилась, и достала с верхней полки печенье, сунув ей две штуки. Пекла я их сама. — Теперь беги, отдыхай. Завтра с утра буду ждать. Я пригляжу за мальчиком.
Адель кивнула и выскочила во двор, закрыв за собой дверь. Оставшийся ребенок потянулся к чистому полотенцу, которое висело на крючке у мойки.
— Я закончил. Цилиндр верни, — раздалось за спиной.
Хм-м, а он мне нравится. Может, не отдавать?.. Только почистить его и привести в божеский вид — и красотень. А еще одеться в подходящие вещи и достать трость. Именно!
Коварную мысль пришлось прогнать:
— Куда ты на мокрую голову-то наденешь его? Ничего с цилиндром твоим не случится.
Налила в глубокую тарелку до краев суп и поставила на стол, после добавила приборы и корзинку с хлебом, которая осталась проигнорирована. Мальчик уселся и активно заработал ложкой. Я со вздохом устроилась рядом, наблюдая за ним.
Похоже, придется просить надбавку за то, что нянчусь с детьми. Вот кто? Кто просил меня во все это ввязываться? Реагировала бы на мелочь как Ворон, отпугивая нелюдимостью и мстя за непонятные обиды, если они были, или комплексы. Но мне надо было всех детей собрать, приручить, прикормить и обнимать, обнимать, обнимать. А если сбегут, то догнать и продолжить.
Просто у меня было четыре младших сестры, о которых я всю жизнь заботилась и одаривала теплом и любовью. Хотя из всех девочек только одна мне отвечала взаимностью, а остальные плевались, кривились и визжали на мои проявления тепла и любви.
Я скучаю по ним…
Растеклась по столу от печальных воспоминаний и тяжело вздохнула. Мальчишка приподнялся и перегнулся через тарелку, хватая цилиндр и кладя его рядом с собой. Я снова вздохнула, косо и обиженно посмотрев на ребенка, который подавился от такого взгляда.
— Меня зовут Роза, — улыбнулась ему, не поднимая голову от стола.
— Винтер Двейн.
— И что такой замечательный ребенок забыл у пиратов?
Он разом помрачнел и опустил ложку, прекратив выгребать остатки еды. Быстро разобрался-то. Хорошо, хоть не торопился.
— Я давно уже не ребенок! — бурно возразил мальчик. — И я собираюсь убить как можно больше людей, — его взгляд потемнел.
Внимательно посмотрела в серые глаза, напоминающие грозовое небо. В них отражались лишь ненависть и ярость, необъяснимые мне. Я не могла понять, как ребенок его лет мог спокойно говорить подобные вещи. Что такого могло произойти? Что ему сделали?..
Я протянула руку и положила ему на голову, потрепав волосы, тем самым стараясь разрядить напряженную остановку. Двейн раздраженно скинул кисть и поморщился. Хех. Смешной.
— Видимо, тебе сделали очень больно.
— Да что ты знаешь о боли! — он подскочил, сжав кулаки и вперив в меня гневный взгляд.
— Верно. Ничего не знаю, — я покачала головой и подхватила посуду, чтобы убрать в мойку.
— Ты издеваешься?!
— Ни капли, — улыбнулась и принялась намывать тарелку. — Я всю жизнь прожила как принцесса, в окружении четырех младших сестер, судьба которых мне сейчас неизвестна. И единственную боль, которую я терпела, это после травм от поединков. Когда была моложе, любила драться, — пожала плечами и убрала чистую посуду в шкаф.
Упоминание о сестрах, что-то изменило в его взгляде. Тоска и ужас. Страх одиночества.
Хотелось бросить все, подойти и обнять. Забрать себе все эти чувства и сделать ребенка счастливым. Он выглядел таким потерянным и беззащитным. На нем лица не было от горя.
— Ты больше не один.
Мальчик вздрогнул.
— Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я открыта для тебя.
Растерянность. Он не верил мне.
Забавный.
— Ладно. Мыться идешь?..
— Странно, что ты отделался только царапинами и шишками после такого полета… — задумчиво пробормотала я, замазывая йодом ссадины на коленях мальчишки.
Он стоически терпел мои выходки весь вечер и явно шел к медали за храбрость и мужество. Конечно, не обходилось без колких фразочек в мой адрес, но они все встречали стену моего игнора и успешно разбивались об нее.
Правда, на мои слова на этот раз мальчишка ничего не ответил, лишь смешно и грозно блеснул глазищами и поджал бледные губы. Явно собирался молчать как партизан. А это значило, что мое замечание имело основание.
После того, как я провела час на лавке около бани, вглядываясь в небо и прислушиваясь к звукам ночи, Двейн выбрался, завернутый в мягкое полотенце по самый нос, и одарил меня возмущенным взглядом. Он никак не мог смириться, что я потребовала у него всю одежду для стирки, исключая трусы — тут мне пришлось поднять белый флаг и дождаться завтра, когда и решила заняться поиском новых вещей. Отвела мальчишку назад на кухню и усадила на табуретку, приготовив все для обработки ссадин. Он был весь покрыт ими. Я только вздыхала и затирала ранки под тихое шипение и ворчание.
Но перед этим процессом был небольшой спор по поводу, кто будет проводить обработку. Его недовольные протесты с «я — сам!» были задавлены моим упрямством.
Двейн был мил. Чертовски мил.
Интересно, какая история у этого одиннадцатилетнего мальчишки? Как Судьба обошлась с ним?..
— Все, — я поднялась с колен, убирая баночку и ватку в коробку, где хранилось все по мелочи из лекарств и средств первой помощи. — Пойдем тебя спать укладывать? Пока у меня поспишь, а завтра уже разберемся и с одеждой, и со спальным местом.
Мальчишка отрубился быстро на моем матраце, а мне вот где теперь спать…
Когда я вышла на кухню, к двенадцати часам, на посту уже сидел Ворон. Он жевал яблоко, стащенное с фруктовой вазочки на столе. Теперь она у меня всегда стояла и пополнялась, ведь дети, да и младший брат Виктора, любили из нее таскать плоды. Чистая белая скатерть. Везде уют, чтобы радовать глаза. Не знаю, как их, но мои точно.
Я смерила мужчину мрачным взглядом, который он проигнорировал. Как, впрочем, и всегда.
Хотелось подойти и высказать ему все о его мерзком характере, из-за которого страдали невинные дети. К черту взрослых, пусть по раз двадцать в день избивает этих пиратов, но мелочь-то зачем ломать? Им всем и так за жизнь досталось. Одна я тут, наверное, ходила не ущербная и не обделенная. Я буквально выросла на шелках, и мое очередное «хочу» исполнялось по щелчку, по одному лишь зову. Может, и не знаю о жизни столько, сколько они все, но одно точно уяснила — дети зависят от нас, и они беззащитны. Это мое мнение, мои мысли. Да, я понимаю, что у нас разные миры, а, следовательно, и менталитеты, но по глазам детей видно, как простые мелочи приводили их в искренний восторг, радовали и скрашивали дни. А это говорило о многом.
Как только он доел яблоко, оставив от него хвостик, вынул из кармана смятую бумажку, где было написано очередное «Извини».
— Одними извинениями ты не сменишь гнев на милость у этого ребенка, — сказала я, стоя напротив него. — Что бы ни вело твою «ненависть», но ты должен с ним помириться.
Ворон лениво скосил на меня взгляд, намекая, что мои попытки напрасны, большего не дождешься, женщина.
Захотелось его стукнуть. Взять и ударить в челюсть, отчего я даже сжала кулак, сведя брови. Скольких сил мне пришлось приложить, чтобы спокойно выдохнуть воздух и успокоиться. Забить на него. Ведь в противном случае и мне в ответ могло влететь не только от него, но и от Виктора, а с ним я тем более не хотела связываться.
Ладно, мне еще надо вещи Двейна простирнуть, чем и занялась. Вскоре рубашка и шорты висели на створке окна.
Я села за стол, удобно устроив голову на столешнице на скрещенных руках, и прикрыла глаза.
Надо хотя бы немного отдохнуть, а потом можно проснуться и замесить тесто… испечь пирогов и порадовать себя и команду.
Проснулась я от холодных прикосновений.
В кухне было темно, только лунный свет освещал помещение и рядом стоявшего бледного Двейна, укутанного в покрывало. Я с вопросом посмотрела на него, ощутив на плечах тяжесть, к которой коснулась. Мягкие теплые перья. Шуба Ворона?
Хм…
— Посидишь со мной? — тихо спросил ребенок, в голосе которого явственно читалась надежда.
— Конечно, — зевнула и улыбнулась, с трудом поднимаясь со стула и выходя из-за стола.
Тело занемело от одного положения.
Снова уложив мальчишку, я села рядом, поперек матраца, накинув на себя шубу Ворона, которую нагло стащила с собой. А нечего было ее оставлять где попало. Теперь она моя. Мягкая и теплая, слегка отдающая запахом табака и яблок.
Просидела я так менее пяти минут, после чего мальчишка подхватил подушку и положил мне на колени, чем порядком удивил. Схватил за руку… и не отпускал ее всю ночь, крепко сжимая.
— Спокойной ночи, — прошептала, поглаживая по голове.
Так что же случилось с этим ребенком?..
С таким вопросом, крутящимся в голове, я и уснула, перебирая пальцами мягкие волосы Двейна.
И зря я терзалась в догадках. Лучше бы не поднимала эту тему…