Платон подскочил с низкого дивана, когда увидел её. Он бегло застегнул куртку, набросил на голову капюшон и жестом руки указал на выход. Стеклянные двери разъехались, впустив в помещение холодный воздух.
– Наши снегоходы готовы! Вот они красавцы!
Рядом с внушительным крыльцом гостиницы в виде огромного шале, стояли два белых снегохода.
– А я надеялась, что он всё же будет один.
– Поверь, тебе понравится сидеть за рулем! Нет ничего более прекрасного, чем управлять этим монстром! Маневрировать между деревьями, рассекать по нетронутой целине! – Взгляд Платона задержался на скептической физиономии Кристины. – Ты просто никогда этого не делала и потому ещё не знаешь, насколько это чувство прекрасно.
– Будем надеяться, что ты прав, – выдавила она улыбку. – Куда мы поедем?
– Куда душе угодно! – засмеялся Платон и вынул из кармана карту. Он разложил её на сиденье одного их снегоходов. – Вот здесь мы, – указал он на центральное и единственное здание, не замечая, что его подруге на все эти указатели было глубоко фиолетово. – Поедем на север. Там есть огромная снежная поляна, откуда открывается потрясающий вид на лесистые вершины! Видно даже «Волчью гору»! Мы обязаны сделать там фотографии! А потом и вернемся.
– … «Волчью гору»? – усмехнулась Кристина, бросив мимолетный взгляд на карту. – Там что, бродят волки?
– До нее достаточно далеко! Но здесь повсюду горнолыжные курорты! – отмахнулся Платон. – Люди, дороги, движение! Если здесь и жили хищники, то они давно ушли подальше от людей. Я выбрал для тебя очки. Обычно девушки не любят надевать шлемы.
– Действительно, – согласилась Кристина, поправляя меховую шапку. – Я бы с такой банкой на голове чувствовала себя, как в гробу.
Платон снисходительно ухмыльнулся и помог ей надеть большие зеркальные очки. Он показал ей, как заводить и глушить двигатель снегохода. Где тормоз, где газ. В какой-то момент Кристина решила, что поступала чертовски глупо, соглашаясь на это бессмысленное «путешествие». Единственное, чего ей хотелось, так это лечь спать. И если бы Платон не настаивал на этой прогулке, они бы обо всем поговорили завтра на свежую и отдохнувшую голову. Но она уже понимала, что у него действительно имелся какой-то план и его необходимо реализовать до прихода снежной бури.
Первые несколько минут ей было очень сложно управлять неповоротливым агрегатом. Кристина плавно выжимала газ и так же плавно тормозила, но чтобы совершить поворот, приходилось с силой напрягать руки. Платон же наоборот чувствовал себя уверенно. Он устремлялся прочь и так же внезапно возвращался откуда-то позади, очевидно, описывая огромные круги вокруг ползущей, как черепаха, подруги. Потеряв всякое терпение и силы, Кристина остановилась и махнула ему рукой. Она заглушила двигатель и бессильно опустилась на руль, испытывая стонущую боль во всем теле. Ловко проскользнув между высоченными соснами с пушистыми стволами лишь на верхушке, Платон остановился рядом, заглушил двигатель и стянул свой ярко-синий шлем. Его ребячество раздражало посильнее десятков укусов комаров.
– Только не говори, что ты устала, – веселился он. Его щеки были красные от жара. Детский задор заполнил ярким блеском его зеленые глаза. – До того места, о котором я говорил, осталось ехать минут десять!
– Но я устала! – на тяжелом выдохе сказала Кристина. Она с трудом подняла голову и подтянула очки на лоб. – Платон, я чертовски устала!
– Проблема в том, что ты напрягаешь всё свое тело, входя в поворот. Ты ведь видела, когда я поворачиваю, я приподнимаюсь и наклоняю корпус в нужную мне сторону, и тогда снегоход…
– Я устала! – перебила она громким и раздражительным тоном. – Мы ехали сюда двенадцать часов! Пять на машине! Семь на поезде! У меня не соображает голова, я нуждаюсь в отдыхе, а не в катаниях на этой чертовой штуковине, будь она проклята!
– Я прекрасно понимаю тебя…
– Нет, Платон! Черта с два ты меня понимаешь! Для тебя важно только то, чего хочешь ты!
– Я приготовил для тебя сюрприз, Кристина, – сдерживая в себе эмоции, объяснил Платон. – Не я один старался его реализовать. И, поверь, ты будешь счастлива, когда я…
– Что? – снова перебила она. – Сделаешь мне предложение в лесу?! По-твоему я буду прыгать от радости, а потом мы вернемся в гостиницу и я попрыгаю на тебе?!
Платон часто заморгал, явно пораженный услышанным.
– Откуда ты знаешь, что я хочу сделать тебе предложение?
Кристина не сдержалась. Запрокинув назад голову, она посмотрела на низкое серое небо и издала пронзительный стон разочарования. Потому что в её представлении мужчина обязан быть намного более сообразительным, чем… Платон ещё такой ребенок!
Когда она снова взглянула на его застывшую физиономию, ей хотелось заплакать от собственной тупости. Потому что в том, что она сейчас оказалась здесь, виновата только она сама.
– Кто тебе сказал об этом? – Платон даже собственный шлем не удержал, и тот свалился в снег. – Я ведь никому и ничего не говорил… Разве что администратор… Тебе эта курица рассказала?!
– Какая курица? О чем ты?
– Администраторша гостиницы! Сотрудники курорта установили фейерверк и…
– Боже, Платон! Остановись же! Я не выйду за тебя замуж! – прямо сказала Кристина. – Ни сегодня, ни завтра, никогда. Мы с тобой встречались полгода, временами было даже весело. Но я ничего к тебе не чувствую. Совсем, – пожала она плечами. – И приехала я сюда с тобой только для того, чтобы в нормальной и спокойной обстановке объяснить тебе, что между нами ничего серьезного не может быть. Но всё пошло не по плану, когда ты решил притащить меня сюда! – взмахнула она руками.
– Что ты говоришь, Кристина? – не верил он своим ушам. – Мы ведь с тобой созданы друг для друга! Нам было так хорошо вместе, я не понимаю…
– Бога ради, Платон! – взмолилась она. – Мы с тобой просто жертвы обстоятельств!
– Каких ещё обстоятельств?
– Наши отцы лучшие друзья! Мы не могли не общаться друг с другом! Вместе росли, отмечали праздники! Лего собирали! Мы и переспали-то случайно, подумали, что могли бы и отношения построить, но ничего не вышло! Потому что мы… Мы с тобой созданы для дружбы, но никак не для создания семьи!
– Ты сказала, что мы ставим отношения на паузу, – напомнил он, лихорадочно бегая глазами по заснеженной земле.
– А ты не заметил, что за четыре месяца этой паузы я ни разу с тобой не связалась? Ни разу не ответила на твое сообщение и телефонный звонок?
– Ты была занята учебой! Я решил, что после окончания университета… Я не понимаю! Неужели это всё из-за того танца на осеннем балу? Я не виноват, что организаторы поставили мне в пару Эрику!
– Да мне плевать, с кем ты кружился на этом бессмысленном балу, где богатые мальчики и девочки ищут себе верного спутника жизни! Мне вообще на всё это плевать, Платон! Я ничего не чувствую к тебе! В данную минуту я вообще тебя ненавижу, потому что у меня раскалывается голова, у меня пустой желудок и я очень сильно хочу побыть в тишине и покое, но ты мне этого не позволяешь сделать! Ты маленький мальчишка! Наивный! Зеленый, как стручок лука! Ты мечта семнадцатилетних девочек, но не моя точно!
– Из тебя что, Чужой выходит? Почему ты так говоришь со мной, Кристина?
– Потому что мне осточертело делать то, что ждут от меня окружающие! – закричала она, глядя ему в глаза. – Понимаешь? Осточертело! Я ненавижу природу! Ненавижу эти гребаные снегоходы, лыжи, горы, свежий воздух! И ты знал об этом, но всё равно посчитал нужным «познакомить» меня со всей этой чепухой, потому что считаешь, что только ты способен привить мне любовь к зиме и всему этому бреду! – Кристина встала на ноги и с силой пнула снегоход, который от её удара даже не шелохнулся. – Я поехала сюда с тобой, чтобы в очередной раз продемонстрировать свое воспитание, свою проклятую вежливость и постараться объяснить тебе, что я не та, за кого ты меня принимаешь! Иногда я бываю грубиянкой! Иногда мне хочется поколотить боксерскую грушу от невозможности просто быть собой!
Очередная волна усталости сдавила плечи. Кристина опустила голову, вздохнув так глубоко и продолжительно, что белый пар почти спрятал её лицо.
– Я очень надеюсь, что ты поймешь меня, Платон, – произнесла она намного тише. – Что мы сможем остаться друзьями или хотя бы делать видимость, что всё в порядке. Прошу тебя, просто поехали уже отсюда!
– Пойму тебя? – фыркнул он. – После того, как ты назвала меня зеленым стручком лука? Раз уж на то пошло, что мне мешает назвать тебя истеричной стервой, которую природа обделила мозгами, зато всучила внешность застенчивой милашки?! Бог мой! Какая же ты двуличная мерзавка! Я ведь в жизни не слышал от тебя столько гадостей!
– «Гадостей»?
– А ты считаешь, что «наивный маленький мальчик» – это завидный комплимент?! Хочешь сказать, что я для тебя слишком молод что ли? Тебя привлекают зрелые мужики? И сколько у тебя их было? Может ты и с моим отцом путалась?
Обалдев от услышанного, Кристина влепила ему пощечину, но очевидно, что совершенно безболезненную, ведь ладонь пряталась в теплой перчатке.
– Идиот! – окинула она друга озлобленным взглядом. – Я ведь всегда знала, что ты обидчивый маленький мальчик, да вот только подумать не могла, что настолько!
Платон дерзко усмехнулся её выходке. Он бегло поправил подшлемник, натянул шлем и поднял наверх зеркальный экран, чтобы Кристина могла его услышать. А ещё увидеть смеющиеся глаза.
– Хочешь знать правду? На осеннем балу, пока ты вела все эти красивые светские беседы, мы с Эрикой трахались в одном из номеров. Мне приходилось закрывать ей рот, потому что она стонала так громко, что её могли услышать на другом конце отеля!
– Жаль тебя расстраивать, конечно, но нам с девчонками она тогда сказала, что в одном из номеров её трахал дилетант, у которого вроде и член есть, но он совершенно не умеет с ним обращаться. И, знаешь, что, дружок? – дерзнула Кристина. – Я сразу поняла, кто именно это был, ведь думала то же самое всякий раз, когда ты пыхтел на мне, как паровоз!
– Пошла ты! – бросил Платон и запрыгнул на свой снегоход. – Дорогу сама найдешь!
– Хреновый из тебя кавалер!
Он завел двигатель и рванул с места так агрессивно, что примятый снег отскочил на Кристину.
И почему она надеялась, что ей удастся сохранить самообладание? Что Платон поведет себя, как взрослый и адекватный мужчина, и они оба смогут достойно решить все разногласия?
– Какой же ты глупый маленький мальчик, – со вздохом сказала она, садясь на снегоход. – И какая же я глупая и тупорылая девочка, которая согласилась приехать к черту на рога.
* * *
Снежная буря накроет «Волчью гору» меньше, чем через час, хотя синоптики прогнозировали её появление намного позже. Взгляд угольных глаз медленно прошелся по высоким сугробам за окном, под которыми прятались уличные светильники и молоденькие низкие ёлочки. Не помешало бы завести трактор и почистить дорожку, да вот только был ли в этом смысл, учитывая, что снегопад усиливался на глазах.
Долгожданная тишина растекалась сладким ликером по венам. Даже холод стен из темного бруса не мог помешать наслаждаться каждой секундой приятного одиночества. Как только теплые полы достигнут заданной температуры, а дрова в печи разогреют её мощный корпус, в доме станет теплее и появится успокаивающий запах дерева. Он заполонит каждую комнату, им пропитается каждая вещь.
Допив остатки виски в тяжелом стакане, он вернулся на кухню. Пакеты с продуктами всё ещё лежали на полу и сами по себе они не разберутся. Он поднял их на широкий кухонный островок, ведь пол уже был теплым, а в пакетах лежало сливочное масло, сыры и прочая еда, которая имела способность быстро таять. Разобрав один пакет, он принялся за следующий, как вдруг угольные глаза вновь устремились к огромному окну от пола до крыши. Снегопад за ним манил, сугробы взывали быть рассеченными или вовсе уничтоженными широкими лыжами снегохода. А потом вдруг в окне появилась маленькая птичка с желтым воротничком. Она быстро махала крыльями, будто нарочно старалась удержаться на одной высоте и быть замеченной. Усмехнувшись, он отломил маленький кусочек багета, раскрошил его в ладони и сдвинул в сторону тяжелую дверь из толстого стекла. Удивительно, но увидев человека на столь опасном расстоянии от себя, птица не улетала. Она продолжала парить в том же месте. Примяв ладонью пушистый снег, он высыпал крошки на ровную и небольшую площадку. Стоило ему только закрыть за собой дверь, как птица тут же опустилась в импровизированную тарелку, но клевать крошки не стала. Она чудно крутила головой, то ли заглядывая в дом, то ли просто разминая свою шею.
– Что такое? – спросил он её. – Замерзла и хочешь в тепло?
Усмехнувшись, он повернулся, чтобы продолжить раскладку продуктов в холодильник, как вдруг эта непрошеная гостья громко стукнула клювом в стекло.
– Что тебе надо? – улыбался он. – Семечек у меня нет. Ешь, что предлагают!
Будто обидевшись, птица резко подпрыгнула и улетела прочь, но уже через пару секунд снова зависла на той же высоте, привлекая к себе внимание.
Он усмехнулся и даже посмотрел по сторонам, решив, что кто-то пытается его разыграть. Впрочем, странный какой-то розыгрыш: одинокая птица стучится в окно, он угощает её крошками хлеба, даже разговаривает с ней, а эта негодница явно ждет от него чего-то другого.
Ждет от него. Ну, да! Как же!
Опустошая очередной пакет, он украдкой поглядывал в сторону незваной гостьи. Она то улетала, то возвращалась на то же самое место. И это было очень… удивительно. Чертыхнувшись про себя, он снова открыл дверь и выглянул на холодную улицу.
– Чего тебе? – Это было даже смешно. Он говорил с птицей! – Может, угостить тебя виски? Но предупреждаю, с ним что-то не так. Я тут пригубил немного, а уже разговариваю с птицей.
Пернатая гостья резко взлетела ввысь, а потом приземлилась на заснеженный подоконник гаража. Просидев там не дольше секунды, она снова взлетела, а потом так же зависла в воздухе прямо напротив автоматических ворот.
– Ты издеваешься? Кататься хочешь?
Ещё с секунду птица махала крыльями, а потом снова исчезла, будто растворившись в огромных белоснежных хлопьях.
– А виски и впрямь испортился, – пробубнил он и задвинул тяжелую дверь.
Но не прошло и пяти секунд, как негодяйка снова стукнула в стекло своим клювом. Вокруг нее лежали ароматные крошки, но она намеренно их игнорировала.
– Кажется, я схожу с ума, – пробубнил он себе под нос. Птица снова взлетела, снова зависла в воздухе. Эта чертовка определенно чего-то добивалась! – Ты не успокоишься, да?
Пернатая снова опустилась на крошки и стала крутить головой в разные стороны. Задержав на ней продолжительный и настороженный взгляд, он полушепотом спросил:
– Рома?