Белый ворон

Глава 11 КАРНАВАЛ

Люди женятся для того, чтобы иметь детей. Но, привыкнув, они начинают ценить общество друг друга и с испугом думать, как изменится жизнь с появлением третьего. Графа мучили сомнения, как долго они с Лизой смогут любить друг друга и когда следует остановиться? Молодая женщина об этом не знала, врач ей ничего не сказал, Александра Васильевна была далеко, и супруги после всестороннего обсуждения вопроса решили, что пока беспокоиться рано, пусть всё идёт как идёт. Тем более что шло весело.

Близился карнавал. Город расцветал на глазах, пряча грязные углы и отслоившуюся ноздреватую штукатурку под цветочные гирлянды, а гнилую воду — под дробящиеся ночные огни, пёстрым плащом покрывавшие каналы. Старая столица дожей дышала праздником, словно ради него и жила остальное время. Она дремала целый год и просыпалась только на десять дней перед Великим постом, чтобы явить миру былое великолепие хозяйки Адриатики.

Сначала Воронцов вообще не хотел заказывать себе костюм. Но потом, уступив уговорам жены, выбрал пурпурную патрицианскую тогу и белую льняную тунику с золотой вышивкой по подолу. Лиза облачилась в венецианское платье XVI века с «бродячим декольте», как бы ненароком обнажавшим то одно, то другое плечо. И только волосы оставила, как прежде, потому что боялась показаться нелепой. Оба надели белые маски — уродливые, на взгляд Михаила, и, как ему показалось, разом отделившие их друг от друга. Он словно потерял жену за деревянной клювастой личиной. Лизе же всё было внове и всё нравилось, как ребёнку перед Рождеством.

От палаццо Моретта Воронцовы на гондоле отправились к мосту Риальто на Большом канале и какое-то время наблюдали общий пёстрый хаос на воде. Потом у Лизы стала кружиться голова от качки, и Михаил попросил отвезти их к какому-нибудь мосту, с которого хорошо наблюдать за карнавальными процессиями. Гондольер заверил, что деревянный Понте дельи Скальцы — рукой подать — и с него виден весь город как на ладони. Врал, конечно. Но мост и правда давал хороший обзор, пассажиры остались довольны. Если бы не толпа, готовая сбросить за перила зазевавшегося, цены бы этому мосту не было!

Воронцовы были мигом притиснуты к бортику. Кто-то кричал и бил в барабан. Яркая вереница бабочек с картонными крыльями и проволочными усами продралась сквозь целый строй римских легионеров, оставляя на их нагрудниках мучную пыльцу.

— Смотрите! Смотрите! Вон лодка дожа! — закричал кто-то над ухом Михаила. Граф на минуту отвлёкся, глядя вниз, где по каналу плыла золотая ладья с крылатым львом на флаге.

— Да нет же! Это комедианты! — раздался другой возглас справа. — Тот толстый изображает дожа. Вон у него ключи!

Лиза не понимала ни слова и была более внимательна, а муж реагировал на каждый вскрик и поминутно отвлекался. В самом начале толчеи он взял жену за руку. Её влажные от волнения пальцы несколько раз выскальзывали из его ладони, но Михаил снова находил их и в наказание за беспечность сжимал так крепко, что графиня вскрикивала, но не жаловалась.

Разодетая толпа паяцев в маленьких лодочках следовала за резной золотой гондолой дожа. Они дудели в картонные дудки, размахивали гирляндами бумажных цветов и бесстыдно обнимали друг друга, демонстрируя кто обнажённую грудь, кто ляжку. Карнавал не знает приличий. Человеку иногда нужно побыть свиньёй. Граф этого не любил и повернулся к жене, чтобы отвлечь её внимание от голозадых шутов. И в этот момент он ощутил, что его рука пуста. Пальцы сжались, хватая воздух. Потом ещё и ещё раз. Воронцов вертел головой, отыскивая чёрные кудри Лизы среди целого моря громадных шляп, чёрных старомодных треуголок, венков из шёлковых роз. Тщетно. Графиня была невелика ростом, и её плотной стеной закрывали чужие плечи и спины. Потерять её было всё равно, что потерять ребёнка. Сомнут, затопчут.

Михаилом овладела паника. На мгновение ему показалось, что он наконец нашёл руку жены. Сжал. И услышал гневный возглас по-итальянски:

— Какого чёрта? Маска! Держи свои лапы при себе!

Женщина, которую он обидел, называла его наглецом, ублюдком и искателем лёгких развлечений. Видит Бог, граф никогда бы не позарился на такую упитанную коротышку. Дамочка лет сорока истерично визжала и влепила бы ему пощёчину, если бы достала. Что при его росте было не так-то просто. Тогда скандалистка вцепилась графу в сенаторскую тогу и изо всех сил дёрнула на себя, отчего медные фибулы, удерживавшие плащ на плечах, отскочили в разные стороны.

— Злодей! Насильник! — кричала она.

Было очевидно, кто на кого нападает. А шум и драка — лишь способ познакомиться. При желании Воронцов умел быть жёстким. Даже грубым. Он перехватил в воздухе её руку за запястье и с силой оттолкнул от себя.

— Проклятье! Вот невежа! — взвыла дама, отлетев сажени на три в толпу.

Не дожидаясь, пока она опомнится, граф ринулся прочь, расталкивая людей и крича:

— Лиза! Лиза!

Ни единого возгласа в ответ он не услышал. Галдели все, и при таком шуме мудрено было различить голос жены. Но Михаил почему-то чувствовал, что поблизости её нет. Он с трудом спустился с моста и попал в столь же плотный водоворот людей на набережной. Здесь он обнаружил, что с пояса у него срезали кошелёк. Видно, горластая тётка не зря отвлекала его внимание. Поминутно графа кто-то притирал к каменному бортику, пихал локтями под рёбра и наступал на ноги.

— Лиза! Лиза! — в какой-то момент Воронцов понял, что не слышит собственного голоса.

Где-то справа мелькнуло зелёное бархатное платье с жёлтыми полосками на рукавах. Он кинулся туда, увидел женщину в цветущем огнями полумраке, показавшуюся ему Лизой. Маленькая, черноволосая. Впрочем, тут все не блондинки. Граф догнал её, схватил за руку, начал что-то кричать. Дама только смеялась, не отвечая на его упрёки и, кажется, не понимая их. В отчаянии он сорвал с неё маску и увидел молоденькое хорошенькое личико — совсем чужое. Бросив раскрашенную деревяшку под ноги, Михаил кинулся по набережной. Вдогонку ему звучал обиженный голос:

— Синьор! Синьор! Куда же вы? Вы сломали мою маску!

Его окружали хороводы плясунов, отталкивали в стороны парады и шествия. Вновь попытались обчистить двое воришек в толпе, но, наткнувшись на верёвочки от похищенного до них кошелька, с досадой больно прошлись кастетом по рёбрам — ходи с деньгами! И тут же растворились в общей сумятице. Граф даже не пытался их догнать. Его сейчас волновала только Лиза. В голове теснились страшные картины. Город, набитый разряженным сбродом в масках, был смертельно опасен для всякого зазевавшегося. Молодая женщина, одна, не понимает ни слова по-итальянски — лёгкая жертва любой шайки, орудующей в толпе. А их сейчас тысячи. Что такое Венеция — гнусная дыра на Адриатике. Отсюда, как и с берегов Испании, до сих пор воруют людей, переправляя за море — в Турцию и Египет. Будет счастьем, если Лизу украли ради выкупа. Тогда он отдаст всё. Но с ней могло произойти худшее. Разве мало здесь подонков, не думающих только о... Труп найдут в одном из каналов через много дней после карнавала. Если найдут.

Один на один со стихией танцующего города граф был абсолютно бессилен. Он попытался продраться к ратуше и найти полицию. Лодочник охотно отвёз его к длинному розовато-рыжему зданию Фаббрике Нуове с длинной аркадой. Но на дверях висел замок — стражи порядка тоже плясали где-то на площади Санта-Маргерита или, разряженные петухами, разъезжали по каналам.

Вдруг Воронцов почувствовал у своего живота холодное лезвие. Опустил глаза и увидел грязного черноусого коротышку, державшего кинжал.

— Синьор что-то потерял?

Секунду Воронцов колебался, а потом решил прибегнуть к незаконным методам.

— Да, — ответил он по-итальянски. — Потерял. И если вы и ваши товарищи, — граф уже различил в толпе несколько наглых, ухмыляющихся рож, — поможете мне найти пропажу, я обещаю богатое вознаграждение. Я русский.

Последние слова решили дело. Как видно, здесь не догадывались, что на свете есть бедные русские. Так часто и привычно соотечественники Михаила сорили деньгами.

— Сколько?

— Каждому по двести.

Воры исчезли, оставив графа напротив Дворца дожей и договорившись найти его через час-полтора. Ожидание в бездействии было худшим из всего. Наконец чернявый коротышка появился у ступеней с наигранно унылым лицом.

— Вы ничего не узнали? — в отчаянии воскликнул граф.

— Нет, отчего же? — покачал головой тот. — Женщину, которую вы описали, увезли люди из вентов. На гондоле в сторону залива. Сейчас она находится на вилле Сан-Серволо к югу отсюда. Это охраняемый особняк, и вам туда не пробраться. Добрый совет, синьор: бросьте это дело. Если карбонарии взялись за вашу жену, вам её не вернуть. Только зря сломаете шею.

Воронцов гневно хмыкнул.

— Если я повышу ставку, вы поможете мне проникнуть в дом? — высокомерно осведомился он.

— Нет, — чернявый помотал головой. — Мы не связываемся с карбонариями. Бережём свои глотки. Эти люди слон на ветер не бросают. Сказали, убьют Каносу, и убили. К тому неё мы хотим с ними одного и того же. Так что, простите, синьор, им о вас всё известно, и они приняли свои меры.

Сквозь толпу к говорившим уже пробирались трое стражей порядка. Когда не надо, они являлись с безукоризненной точностью.

— Не пытайтесь сопротивляться, синьор, — шепнул чернявый. — Этим тоже платят «угольщики». Вас арестуют на сутки, потом выпустят. Где тогда будет женщина, неизвестно.

С этими словами он полоснул себя по предплечью кинжалом, бросил лезвие на плитки набережной и заверещал от боли:

— Режут! Благородные сеньоры! Режут среди карнавала!

Окровавленной рукой вор схватил Воронцова за тогу, но тот оттолкнул от себя негодяя и пустился наутёк через толпу. Полицейские следом. Эти увальни годились только на то, чтобы шайка чумазых пострелят раскручивала их, как шар, в разные стороны. От них граф непременно ускользнул бы, но у вентов в толпе имелось, как видно, немало добровольных помощников. Ему подставили ногу, и он грянулся оземь, а сверху навалились люди. Ощущение было такое, будто его под собой погребла кавалерийская лошадь. Прежде чем Михаил успел выдохнуть, ему заломили и скрутили руки. И уже в таком виде передали неспешно приближавшейся полиции. Один из стражей порядка держал в руке кинжал как вещественное доказательство не совершенных графом преступлений.

— До окончания карнавала вы будете задержаны, — сказал ему сержант. — А там разберёмся. Ступайте впереди меня и не вздумайте бежать.

Михаил злобно ухмыльнулся. Нет, он не вздумает бежать. Пока его не выведут из этой толпы, где, кажется, каждый второй служит карбонариям. А там он сам разберётся с этими боровами. Лишь бы попасть в тихое местечко. Нельзя позволить посадить себя под замок. Иначе он не поможет Лизе. Где она будет завтра? Бог весть.

Пока шёл, граф успокоился и взял себя в руки. Лиза жива. Не похищена на турецкие галеры и не зарезана где-нибудь под мостом. Это внушало надежду. Но что от неё надо итальянским заговорщикам?

Полицейские посадили арестованного в лодку и мимо праздника повезли куда-то по каналу. Вскоре их гондола свернула в боковое ответвление, где было не так шумно. Центр города притягивал публику, как сияющий огнями шар. Золотое сердце Серениссимы пульсировало уже позади. Снова запах гнили и тины ударил в лицо Михаилу. Он подождал ещё немного, пока вокруг воцарится темнота, нарушаемая лишь светом большого фонаря на носу полицейской лодки. Арестант сидел между двумя стражами, но это не имело значения.

Улучив момент, Воронцов резко ударил их локтями в бока, вскочил на ноги и, с силой качнув гондолу, черпнул бортом воды. Судёнышко перевернулось, и все четверо оказались в канале. Михаил поплыл, полагаясь только на свои ноги. Это не так уж трудно, если вытянуться в струну и шевелить ступнями, как ластами тюленя. Сзади он слышал крики, барахтанье, проклятья. Полицейские старались выловить друг друга. С лодкой им пришлось проститься. В кромешной тьме они не видели беглеца, да и не могли его поймать. Им стоило позаботиться о себе.

Граф ещё некоторое время плыл параллельно каменной стене канала в надежде встретить пристань, мостки, лестницу — какой угодно спуск к воде. Взобраться на него без рук было трудно. Но ещё труднее держаться на воде, не имея возможности даже зацепиться пальцами за плитки облицовки. Наконец Михаил заметил нечто вроде парапета. Толкнулся об него — высоко. Ещё и ещё раз. С восьмой попытки ему удалось в буквальном смысле выброситься на камни. При этом граф почувствовал себя морским котиком из французского зверинца, который выпрыгивает из воды за мячом. Он больно ударился руками, рассадил костяшки пальцев. Но был жив. И свободен.

Карнавал шумел где-то далеко. Полежав несколько минут, Воронцов собрался с силами и встал. Хорошо, что его связали, а не надели наручники. Возле первого же дома он саданул ногой по ветхой двери — заперто. Ещё раз, только сильнее. Здесь не Германия — в нищенских лачугах двери из ящиков. А то и плетёные. Иной раз тростниковые циновки заменяли занавески над входом. Брать всё равно нечего.

В кромешной темноте Михаил шагнул внутрь. Наступил на спящего. Кому карнавал, а кому праздновать нечего. Не терпящим возражений голосом гость потребовал света и нож. Люди завозились. Через минуту слабый масляный огонёк коптилки осветил грязное чрево жилища. Испуганная женщина жалась к столу. Из углов, как крысята, на незнакомца таращились человек пять детей. Разного возраста и цвета. Арапчата, белобрысые немчики, горбоносые евреи. Очевидно, мать была уличной. Ей бы самое время зарабатывать на карнавале, но молодость и красота в такой сырости сгнивают рано.

Воронцов протянул вперёд связанные руки и кивком показал на них. Женщина взяла со стола ржавый хозяйственный нож, покрутила его в ладони, как бы раздумывая, стоит ли помогать незваному гостю или лучше пырнуть его в живот. Её взгляд был прикован к пальцам графа. Четыре крупных золотых перстня. Он надел их специально, по настоянию Лизы, чтобы больше походить на патриция.

Михаил проследил за глазами проститутки и резко мотнул головой.

— Дёрнешься, убью, — пригрозил он.

Женщина вздохнула и покорно принялась перепиливать верёвку на его запястьях. Как только она справилась с работой, граф знаком приказал ей положить нож, отойти от стола и затушить огонь. Комната вновь погрузилась в темноту. Воронцов сделал несколько шагов и, уже оказавшись за порогом, стянул с пальца один из перстней. Драгоценность со стуком упала в тёмный провал двери.

Теперь нужно было как-то добраться до дома, переодеться, взять оружие и искать проклятую виллу Сан-Серволо. Граф чувствовал, что силы вот-вот оставят его. Уже брезжил рассвет. Крики из центра города становились всё глуше. В сером предутреннем тумане он брёл по набережной, плохо соображая, куда именно идти. Ему повезло, на воде покачивалась отцепившаяся лодка с одним веслом. Он вплавь достиг её, отбуксировал к пристани и уже оттуда забрался внутрь. Приноровившись управлять стоя и гребя то справа, то слева, Воронцов направил лодку сквозь туман, чувствуя себя Хароном на Стиксе. Часа через полтора он достиг палаццо Моретта, совершенно вымотанный и задубевший в мокрой одежде.

Уже издалека Михаил заметил на ступеньках сгорбленную фигурку, кутавшуюся в плащ. Как тень, выскользнувшая из Аида, она не знала, что делать на солнце, среди живых. Удар носа лодки о камень пристани заставил её вздрогнуть и поднять голову. Граф не вскрикнул только потому, что заранее знал: это Лиза. Он не спас и не защитил её. Она вернулась сама. По её смертельно усталому грязному лицу текли слёзы, на запястьях были синяки, нижняя губа припухла.

«Я убью их. Каждого», — гнев искривил Михаилу рот.

— Нам надо уезжать, — устало сказала жена.

Граф с трудом поднял её на руки и понёс в дом.

У обоих не было сил на расспросы. И оба боялись их. Воронцов осторожно положил Лизу на кровать, но не посмел прикоснуться к её плащу в страхе перед тем, что может там увидеть.

— Уходи, — выдавила она.

И он ушёл. Повалился в соседней комнате на диван и впился зубами в тыльную сторону ладони.

Лиза никогда не рассказывала мужу о том, что с ней произошло. На мосту её пальцы выскользнули из его ладони, и при следующем колебании толпы молодую графиню оттёрло от спутника.

— Михаил! — крикнула она, но Воронцов её не услышал. Слишком громко гремели литавры и дудели трубы на ладье дожа.

— Миша!

Уже несколько рядов голов отделяли её от мужа.

— Миша! Да пустите же вы!

Её не понимали и всё дальше оттирали к спуску с моста. И тут графиню схватили за руку и резко дёрнули назад. Она вскрикнула от неожиданности, но уже в следующую секунду ей зажали рот под раструбом маски.

— Тихо, — произнёс на ухо голос по-русски. В тот момент она его не узнала. Маски сильно искажали тембр. — Не бойтесь, вам не причинят вреда.

Человек крепко держал Лизу за локоть и подталкивал вниз. Она сделала отчаянное усилие, пытаясь вырваться, но её только ещё крепче стиснули с обоих боков и повлекли вниз к каменной пристани, возле которой качалась лодка. Трем взрослым мужчинам не составило большого труда увести одну женщину. Крепко держа графиню за запястья, её насильно усадили на деревянную скамью. В отчаянии она вскинула голову, ища глазами мужа. И увидела, как Михаил, уже обнаружив её пропажу, мечется по мосту. Лиза вцепилась зубами в ладонь, зажимавшую ей рот. Похититель с бранью отдёрнул руку. Женщина успела закричать:

— Миша!

Её голос сорвался. Чугунная ладонь ударила Лизу по лицу, припечатав губы к зубам с такой силой, что она почувствовала во рту вкус крови.

— Молчать! — рявкнул над ухом смутно знакомый голос. — Подчиняйтесь, и вам ничего не грозит.

Лодка прошла мимо Дворца дожей в окружении сотен сияющих и поющих гондол. Никому не было дела до её пассажиров. Со стороны казалось, что они разыгрывают спектакль под названием «Похищение». Многие им аплодировали. На соседних лодках изображали, то лавку аптекаря с травами и медицинскими ступками, то застенок инквизиции с толстым палачом в маске и страшной шипастой клеткой в форме человеческого тела.

Лиза и вообразить не могла, кто захватил её в плен. Лодка выскользнула из каналов на морской простор и двинулась к югу лагуны. На ней поставили парус, и ночной ветер туго ударил в плотный холст, раздувая его, как кожу на барабане. Едва оживлённое побережье осталось позади, разбойники перестали зажимать жертве рот, предоставив ей возможность кричать вволю.

— Кто вы? Чего хотите? Ну, отзовитесь же! Отвечайте!

Её по-прежнему крепко держали за запястья, потому что время от времени она начинала отчаянно вырываться. Но не произносили ни слова в ответ, хотя Лиза обращалась к ним то по-французски, то по-русски — один из негодяев знал её родной язык.

Наконец она устала и сникла. Сидела сгорбившись, сжавшись и больше не донимала похитителей. Лодка плыла вдоль песчаной намывной косы. Вскоре по правому борту замаячил берег, заросший кипарисами. Судёнышко причалило в виду тёмной громады какой-то виллы с колоннами и широким квадратным фасадом, на ковре которого светилось всего несколько окон. Графиню со всеми предосторожностями проводили туда, отвели на второй этаж и оставили в полутёмном зале с тлеющим камином.

Сначала она никого не заметила, но по ощущениям могла бы поклясться, что не одна. Портьеры не шевелились. Мгла по углам оставалась неподвижной. Однако Лиза чувствовала, что за ней наблюдают, а потому застыла на месте. От окна отлепилась фигура высокого мужчины.

— Вот и вы, сударыня, — сказал он, облокотившись на спинку кресла. — Прекрасная дама в замке благородного разбойника. Нам позавидовал бы сам Шиллер. Кстати, вы прокусили мне руку, что свидетельствует о вашей страстности. Вряд ли увечный супруг в силах её удовлетворить.

— Александр? — не поверила Лиза.

— А вы ещё смеялись надо мной, дорогая, — с нескрываемым отвращением бросил он. — Полагаете, я занят пустяками? Слышали про убийство князя Каносы? Это только начало. Можете не сомневаться, когда займётся общий пожар, Россия не останется в стороне.

— Александр, вас повесят, — всё ещё потрясённая встречей, проговорила молодая женщина.

Короткий смешок был ей ответом.

— Когда в Петербурге якобинский конвент будет слушать дела бывшей аристократии, а вашего мужа-генерала отправят на гильотину, вы вспомните мои слова. И пожалеете, что выбрали кумира вчерашнего дня, не позаботившись о дне завтрашнем.

— Я вас не понимаю, — резко оборвала его Лиза. — Немедленно верните меня домой. Низко удерживать даму против её воли.

— Против воли? — Раевский обошёл кресло и схватил графиню за руку. — Думаю, вы всю жизнь мечтали именно об этом. И в роли похитителя представляли меня.

С последним Лиза спорить не стала.

— В Париже вы испугались. И погубили свою жизнь. Теперь я решил действовать сам. Что бы вы сейчас ни говорили, я вижу вас насквозь. Вы в восторге от того, что происходит.

Лиза вспыхнула.

— Кто дал вам право?

Раевский только ещё крепче стиснул её руку.

— Зачем дамы приезжают к отверженным изгоям? За тем, чего не дают им мужья.

Графиня ощутила на своей щеке горячее дыхание и попыталась отвернуться.

— Я знаю вас, как свои руки, — шептал Раевский. — Вы всегда хотели этого. Потому и сбежали из гостиной, когда я пришёл навестить вас. Не могли перенести моего присутствия. Боялись, как бы муж не заметил вашего возбуждения. Он не пара вам, Лиза. Только я могу сделать вас счастливой.

Молодая женщина уклонилась от поцелуя и упёрлась ему руками в грудь.

— Вы уже подарили мне одиннадцать лет счастья! Остальное время я решила провести без вас. Да отпустите же!

Ей становилось трудно дышать. Кожа на лице горела. Как видно, кузен не принимал её сопротивление всерьёз и ждал, что она вот-вот расслабится в его объятиях.

— Ты сама не знаешь, как любишь меня, — шептал Александр. — Вспомни, я всегда угадывал твои желания.

— Оставьте меня! — собрав все силы, Лиза оттолкнула его. — Я чужая жена! Я живу с другим человеком, мне хорошо с ним!

Это была последняя капля. Раевский ударил графиню ладонью в лицо.

— Дрянь! — волна негодования захлестнула его. — Надо же, какая дрянь! Ей хорошо!

Он толкнул женщину в грудь, так что она упала в кресло. А потом несколько раз наотмашь ударил по щекам.

— Хорошо? Тебе хорошо? А так?

У Лизы из носа закапала кровь.

— Я покажу тебе, что такое хорошо, — бросил Раевский, нависая над ней. — И если после этого ты всё ещё захочешь уйти к своему старому дураку, я не буду тебя удерживать.

Он схватил ворот платья и с треском рванул на себя.

— Не надо! Александр! Пусти! Пожалуйста! Я беременна!

Он её не слышал. Задрал подол, растянул ноги, как лягушонку, и слил свою ненависть.

Потом откинулся, встал. Лиза, зажмурив глаза, всё ещё всхлипывала.

— Хорошо? — насмешливо осведомился Раевский. И сам же утвердительно кивнул. — Хорошо.

Гнев уже схлынул с него, и через несколько минут он почти пожалел о сделанном. Но упрямая обида заставляла его внутренне одобрять себя. Полковник скосил глаза в сторону кресла. Лиза, поскуливая, оправляла платье. Почувствовав, что на неё смотрят, она шарахнулась назад, вжалась в спинку, но потом собралась с силами и выпрямилась.

— Теперь я могу идти? Надеюсь, ты не рассчитывал, что после случившегося я захочу остаться?

Вообще-то именно на это он и рассчитывал. Не рассчитывал только на насилие. Но она сама вывела его из себя. Пусть теперь убирается.

— Убирайся, — выплюнул он. — Когда человек не умеет ценить добро, его ничем не проймёшь!

В полном одиночестве Лиза спустилась на первый этаж. Увидела на кресле возле двери плащ из мешковины, взяла его, ни у кого не спрашивая, и побрела через парк к морю. На пристани графиня заметила лодку, а в ней дремавшего рыбака. Вероятно, он по утрам привозил на виллу свежую рыбу.

Знаками объяснив ему, куда ей надо, и посулив денег, Лиза наняла его до города, а там уже показала пальцем, как плыть. Поднялась к себе в комнаты, вернулась, расплатилась и села на ступеньки перед гостиницей ждать мужа. Ей было горько оттого, что один мужчина, которого она любила, поступил с ней так жестоко. А второй не спас. Впервые в жизни Лиза чувствовала полное, абсолютное одиночество.

Приезд Михаила не взволновал её. Окинув мужа взглядом, графиня поняла, что и ему досталось. Вероятно, он искал её и попал в какую-то передрягу... Но теперь это не имело значения.

Пролежав час на диване лицом вниз и устав жалеть себя, Воронцов встал. Он сам согрел воды, налил медную ванну с розовым маслом, положил на дно шёлковую простыню. Принёс Лизу из спальни. Сам раздел и вымыл её, постоянно придерживая рукой, как ребёнка. Она молчала, только глубоко вздыхала и первое время уклонялась от его рук. Потом заплакала и, наоборот, потянулась к нему. Он обнял её, мокрую, целовал в глаза и гладил по голове. Всё молча. Затем вытер и отнёс обратно в кровать, надел чистую, пахнущую лавандой сорочку, накрыл двумя одеялами и сел рядом, держа за руку.

Через четверть часа её робкие всхлипывания перешли в ровное дыхание. Лиза заснула. Она спала недолго. Может быть, часа два. Открыла глаза, обрадовалась, увидев Михаила, не поняла, почему у него такое хмурое, осунувшееся лицо. Потянулась и от боли сразу всё вспомнила.

Он не дал ей снова заплакать. Поднял на руки, носил по комнате, качал как маленькую. Пел какую-то глупую колыбельную песенку по-английски, которую, помнится, Катя пела своим детям. Лизе стало тепло, постепенно она успокоилась.

— Ты разведёшься со мной?

— Я тебя люблю.

— Но ты не можешь быть уверен...

— Я тебя люблю.

Она знала все его ответы. И позволила ему напоить себя горячим красным вином. Согласилась пригласить доктора Штольца. Во время визита врача вела себя послушно, хотя дрожала всем телом.

Осмотрев её, немец оставил графиню в спальне и вызвал Михаила в другую комнату.

— Прямой угрозы плоду нет, её жизни тоже. Но она перенесла шок. Будьте с ней как можно более терпеливее. Всё наладится. — Доктор протёр лысину. — И уезжайте, наконец, из Венеции, это несчастный для вас город.

Воронцов заплатил врачу и приказал собирать вещи. Но у него было ещё одно дело, без которого он не мог покинуть Серениссиму. Вечером, уложив жену и дождавшись, пока она заснёт, Михаил поцеловал её согнутый кулачок, откинутый на подушку.

Потом поднялся к себе, переоделся, взял своего дамасского Слона и ушёл, никому ничего не сказав. Вернулся он только под утро. Долго мылся. Сжёг свою одежду, так же как накануне платье Лизы. А кавказский кинжал среди оружия мужа графиня увидела только несколько лет спустя. Воронцов так и не решился с ним расстаться, хотя элементарная предосторожность требовала выбросить клинок в залив.

Не владея языком, Лиза не прочитала в венецианских газетах новость: на вилле Сан-Серволо было обнаружено шесть трупов. Двое из охраны. Ещё двое отдыхавших в караулке. И трое в разных комнатах второго этажа. Михаил не стал разбираться, кто именно, беспокоить жену расспросами. Все — люди из вентов. Пусть понимают, с кем связались. Мнят себя кумирами ворья и хозяевами полиции! Если такая дрянь заведётся в России, он их собственными руками перевешает.

Венецианские власти почли случившееся внутренним разбирательством карбонариев и не стали вмешиваться. Лиза кое о чём догадывалась, но не проронила ни слова. Сам же Михаил так и не узнал о роли Раевского, который накануне был отозван по делам «добрых родственников» в Милан.