4. Кирилл Коновалов

— Вот что могло его так распидорасить? — вопрошал у меня Милош, стаскивая останки в одну кучку. Торс, рука, вторая, обе ноги. Не хватало только головы. И в радиусе ста метров ее не было, — смотри, какой срез. Будто он просто расползся по швам. Как кукла, — он сунул мне под нос руку Витьки. Кажется, правую. Конечность, и правда, была будто срезанная. Но что интересно, место соединения руки с телом было словно запаянным. Не как при ожоге плавится кожа, а будто на отпавшую часть тела наросла новая чистая гладкая кожа. Эдакая конечность живого манекена, которая случайно выпала из крепления. Я видел многое, но такое встречаю впервые.

— И где, блять, это несчастье потеряло голову? — сокрушался говорливый серб, — Я ее не чувствую даже, будто тут ее и не было.

— Может, ее и не было? — спросил я у самого себя.

— Может, и не было, — пожал плечами Милош и, поморщившись, отогнал сизый дымок от моей сигареты, — Бро, ну не кури ты. Знаешь же, как забивает нос.

— Прости, — затушил сигарету и сунул бычок в карман толстовки, и достал телефон. Набрал номер, который помнил наизусть. Трубку взяли сразу же.

— Слушаю, сын мой, — Сергий в своем репертуаре.

— Здравствуй, отче. Слышал уже?

— Слышал, конечно, — хмыкнул тот в ответ, — фотки сделайте, гляну, что это могло быть.

— Сейчас Малой приедет, сделает. Ты же знаешь, у меня руки из жопы, фото — не мой конек.

— Ну, значит, Малой. Шеф просил передать, чтоб, как закончите на месте, расползались спать. Нина все равно только завтра приедет. Ну, ты знаешь.

— Знаю, отче, знаю.

Отец Сергий, в принципе, как и Сашка, попал к нам после встречи лицом к лицу с нечистью. Так мало того, что выжил в этой встрече, так еще и вышел из нее победителем. Забить нательным крестом малого ракшаса, который доедал девочку, это дорогого стоит. После этого инцидента наш босс зубами выгрызал к нам в отдел боевого батюшку. И выгрыз-таки. Его появления мы с Милошем ждали как манны небесной. Да и просто интересно было глянуть на этого монстра в рясе. На удивление, Сергий примчал к нашему офису на байке, в черной кожанке, а не на каком-нибудь другом виде транспорта. Рослый, со смолянно-черной бородой, его запросто можно было принять за матерого байкера. Но нет. Более кроткого и спокойного человека мир не видывал. Мы долго расспрашивали его, как же ему удалось одолеть ракшаса, на что он лишь смиренно улыбался в бороду и отвечал: «На то была воля божья». Ну воля и воля, пусть так. Позже мы узнали, что поп наш — служивший, прошедший две компании на Кавказе, и самая первая встреча с нашими извечными противниками была там. Тогда-то молодой отец, только что получивший свой сан, окончательно и уверовал в силу божью. А в том приходе, в который он был направлен после Кавказа, и где погибла девочка, гулявшая ночью, давно творилась какая-то дичь. Об этом знало церковное руководство, но решили замолчать. И отправить туда Сергия. Почему не обратились к нам — неизвестно. Но русская православная церковь известна своим умением хранить секреты.

Сергий не был оперативником в прямом смысле этого слова, как я или Милош, но у него очень хорошо получалось находить информацию, да и знание старославянского было огромным плюсом. К нам в души он не лез, что добавляло еще больше нашего уважения к нему, но иногда, после особенно тяжелых операций, его слово, его спокойствие, помогало унять боль и снять груз с души.

Как правило, насколько мне известно, в спецотделы, подобные нашему, попадали только православные. Возможно, это зависит от территории нахождения, а возможно, просто так получалось, не суть важно. Меня крестили еще младенцем, Милоша так вообще вырастил в горном монастыре православный старец, который во времена печально известной кровопролитной войны сербов с албанцами, случайно нашел в лесу одиноко сидящего и плачущего мальчика, всего оборванного и перепачканного в крови. Подумав, что парнишка сирота, забрал к себе в приход, где обучал его праведной жизни. Когда же Милош начал оборачиваться, взялся за его воспитание с утроенной силой. Убить нечистого по рождению, но воспитанного в строгости и смирении уже подростка, старец не дал никому, как и не стал делать этого сам. За что ему мое личное и персональное спасибо. После тихой смерти своего приемного отца, Милош уехал в Россию, а нательный крест его отца всегда висит на его шее.

За 18 лет нашего знакомства, своевольный, блудливый, немного распиздяйский серб стал мне роднее кровного брата. Несколько раз прикрывал меня, вытаскивал из таких жоп, что вспоминать страшно. Впрочем, как и я его. Не зря говорят про русских и сербов — один цвет, одна вера, одна кровь.

Сашка пришел к нам полгода назад, после года лечения и реабилитации. Хмурый, замкнутый лопоухий двадцатилетний паренек, он до боли напоминал мне себя самого. В больницу он попал после инцидента на военных учениях. Тогда на группу солдатиков-срочников и пару офицеров напала упыриная стая. И эти твари, не смотри, что тупые как пробки, действовали хитро. Сначала устранили офицеров, как потенциальную угрозу, а потом принялись за молодое мясо. Сашку нашли без сознания, но живым… Рядом с ним лежало несколько разорванных автоматными очередями упыриных тел. Санек был готов биться до конца. Об этом красноречиво говорила зажатая в руке граната. Почему его не сожрали- загадка. Что-то спугнуло, наверное.

Узнав его историю, отец Сергий сказал, что из таких, как Малой, и вырастают настоящие защитники православных земель. Готовые умереть, но не сдаться. На память сразу же приходили моряки Севастополя, которые рвали себя и вражеские танки связками гранат, когда кончались патроны, солдаты, которые закрывали собой амбразуры и пулеметы, гордые, пусть и не православные полицейские, которые под дулом пистолета говорят «Работайте, братья», летчики, подрывавшие себя на чужой земле, чтобы забрать с собой побольше игиловцев и кричащие перед подрывом: «Это вам за пацанов», офицеры, вызывающие огонь на себя. Перечислять можно бесконечно долго. Сколько их таких было за все время существования мира? Потом, в курилке, босс наш сказал, что парня он специально забрал к нам по двум причинам. Первая: в отделе царила дружеская, почти семейная обстановка, что ему сейчас было необходимо больше всего, так как парень — детдомовский. Вторая: у нас одни из самых долгоиграющих оперов, с огроменным опытом. Парня нужно натаскать, у Малого будет большое будущее. Возможно, его после пары тройки лет отправят командовать собственным отделением, а может — как достойную замену нам.

Санек влился в коллектив моментально и стал меняться на глазах. Из загнанного в угол зверька, который огрызался почти на каждое слово, и пытался показать свою молодецкую удаль, превратился постепенно во вдумчивого, последовательного оперативника, который принимает взвешенные решения. Он перестал пытаться завоевать свое место в выдуманной им же самим иерархии между нами тремя. Он не сорвался после первого задания, хотя мы и караулили его, опасаясь необдуманных импульсивных действий, но нет. После крещения огнем, он не стал напиваться, как делают это многие, не стал пускаться во все тяжкие. Он просто… уснул. Проспал он в отделе что-то около суток. За все наши попытки разбудить его, наша Нина грозилась нас всех поубивать, если мы не дадим ребенку заспать стресс. Ведь сон — лучшее лекарство.

Ну, а наша Нина — это нечто! Бодрая старушка с огненно-рыжими волосами, ярко-красным маникюром, и дико красивыми зелеными глазами была душой нашей маленькой компании. Я без стеснения мог назвать ее матерью, столько она нянчилась со мной, с Милошем, с Сашкой. Она — тот самый крепкий цемент, что удерживает трех, ну хорошо, пока еще двух с половиной вспыльчивых мужиков на поводке. Где ласковым словом, где теплым объятием, а где и жестким, но не обидным материнским подзатыльником. Таить обиду на нее было невозможно. Одним своим присутствием она разряжала напряженную атмосферу. А еще она нас лечила. Если отец Сергий лечил души, то Нина лечила тело. Снадобьями, зельями, и хирургическим скальпелем. Внимательный слушатель, еще более опытный врач, она ставила на ноги безнадежно покалеченных максимум за три месяца. Несколько раз ее пытались переманить в другие отделы, но Нина была непреклонна и всегда возвращалась к нам — «своим мальчишкам», как она нас называла.

— О, а вот и Саня, — Милош пихнул меня в плечо, поведя носом по верху, — Сейчас подойдет.

И правда, матерившийся Санек продирался к нам сквозь густые заросли.

— Привет, — буркнул он, натягивая на покрасневшие от холода уши ворот куртки и, пожав нам руки, увидел то, что осталось от Виктора. Увидел, замер, и присвистнул:

— Вот это нихрена себе… А где голова?

— А хер его знает, — пожал плечами я, — Милош всю округу обнюхал, головы нет.

— А она вообще была? — задал тот же вопрос Малой, подходя ближе и осматривая останки.

— Была. Это Витек. И у нас есть свидетель. Он подвозил мою знакомую девушку сегодня утром. И она сейчас сидит дома, ждет опроса.

При мысли о Варваре почему-то стало тепло. Как-будто разом кончился дождь и осень сменила вне графика весна. На раздавшийся звонок, я ответил чисто машинально словами, которых от себя никак не ожидал.

— Да, Булочка, — и только потом посмотрел на номер абонента. Незнакомый, кстати.

Звонила Варя. Поставила пироги и ждет нас. Мило. Коротко переговорив с ней, увидел ржущего беззвучно Милоша, и удивленно смотревшего на меня Малого.

— Булочка? — переспросил серб, — А ей идет! Хоть она и не в моем вкусе, но я б ее попробовал! Сдается мне, она сладкая.

— Рискни, и тебе пиздец! — рычу в ответ, непроизвольно сжимая руку в кулак.

В душе начинает ворочаться горячая ярость, готовая выплеснуться наружу. Сашка бледнеет, Милош делает шаг назад. Видя испуг в глазах Малого, удивляюсь самому себе. Что за нахер? С каких пор я воспринимаю Милоша, брата и друга, как соперника? И почему так раздражает присутствие Малого?

— Кир, — осторожно протягивает Малой, — По-моему, тебе надо наведаться к Нине…

— Да, Саш, спасибо, — киваю я ему, моментом успокаиваясь.

Милош все еще смотрит с подозрением. И вдруг тянет воздух носом. Замирает, но ничего не говорит, а лишь начинает улыбаться. Пожимаю плечами и закуриваю. Так тебе и надо, нюхач. В ответ серб разгоняет сизый дымок и показывает фак. Фыркаю. Тоже мне, детский сад. Малой смотрит на все это, качает головой, и начинает фоткать останки.

Закончив с необходимыми мероприятиями, направляемся в сторону девятиэтажки Вари. По пути встречаем местных полицейских, объясняем ситуацию, показываем корочки, и просим оцепить место происшествия. Они явно довольны тем, что висяк у них забирают, поэтому соглашаются постоять на страже. С этими ребятами мы работаем не в первый раз. Парни толковые, но слабонервные. Поэтому точно знаю, что никто из них не сунется туда, пока не приедет наша машина, чтобы забрать останки, которые Малой упаковал в мешки.

Варвара открывает дверь сразу, пропустив нас в квартиру. И провожает на кухню, где на маленьком обеденном столе стоит, без преувеличения, тазик румяных, ароматных пирожков! И вазочка с печеньем, и блюдце с медом, и четыре больших кружки с горячем чаем.

— А откуда… — Милош посмотрел на стол.

— Курила на балконе, видела, как вы к дому пошли, — пожала Варя мягкими плечиками, — и решила, что вы точно не откажетесь от горячего чая. Да и пирожки только из духовки. Чего-то более серьезного нет, простите. Я не ждала сегодня никого, — на последних словах чувствую, как становится стыдно.

На маленькой кухне места всем не хватало, поэтому Малой и Милош втиснулись за стол, Варя села на стул у гарнитура, ну а я остался стоять, прислонившись к стене. Пирожки были просто божественны. С улыбкой наблюдал за Варей, которой явно доставляло удовольствие видеть, как оголодавшие парни уплетают выпечку со скоростью пылесосов, не переставая нахваливать домовитую девушку.

— Уф, — сыто откинулся на спинку стула мой капитан и, так же, как и Сашка, растекся по сидению, — спасибо, хозяюшка, — кивнул ей с благодарностью, — ваши пирожки настолько волшебны, что я готов позвать вас замуж, лишь бы только вы всегда так же готовили для меня, — и хитро глянул на меня, сверкнув глазами. Непроизвольно вырывается рычание, дергается верхняя губа.

— Тихо, тихо, шеф, — смеется капитан, — Я же сказал, что меня интересуют только пирожки. За них можно продать душу.

Варя недоуменно переводит взгляд с меня на серба и обратно, а смелый и отчаянный Саня подбирается, готовый в любой момент начать растаскивать нас с Милошем. Если раньше наши с капитаном подколы носили шутливый характер, то сейчас я готов был вырвать ему все зубы. Медленно и по одному. Потому что эта девочка — моя. А я свое не отдаю.

Девочка — моя. С чего я это решил? Вдруг она не свободна, или влюблена в кого-нибудь. Прислушался к себе. Все внутри буквально ревело о том, что я пойду в разнос, если увижу ее с Милошем или с каким другим мужчиной. Все они — соперники, чужие, которые зарятся на мое. Она — моя. Мое. Точка.

Милош хмыкнул и впился зубами в печенье, а Санек снова повторил:

— Товарищ майор, думаю, вам завтра стоит зайти к Нине Петровне.

А Варя смотрела прямо на меня своими огромными серыми глазищами. Омуты, настоящие омуты. Смущенно откашлявшись, я кивнул Малому:

— Да, я помню, спасибо еще раз.

После сытого завтрака, приступаем к опросу. По сути, Варвара Миронова 1995 года рождения, не видела ничего подозрительного. Только на мгновение ей показалось, что что-то промелькнуло мимо в тот момент, когда она выходила из такси. Витя с ней по дороге не говорил, никто ему не звонил, все было по стандарту сервиса-агрегатора.

Закончив опрос, мы засобирались по домам. Небольшой коридорчик нас всех не мог вместить сразу, поэтому одевались и выходили по одному. Места было настолько мало, что мне пришлось встать за спиной у Вари, как тогда на балконе, чтоб ребята могли нормально одеться и выйти. И снова руки потянулись к ней, и снова себя одернул. Не при Сашке. И тем более, не при Милоше. Сашка выскользнул из квартиры первым, тепло попрощавшись с гостеприимной хозяйкой, а Милош… Эта такса-переросток начал снова провоцировать. Галантно поклонившись Варе, он взял ее нежную, с короткими ноготками, ладошку, и запечатлел на ней поцелуй. Меня прошибло током от пяток до макушки. Снова поднялась волна дикой злобы, желание порвать в клочья наглого серба нарастало в геометрической прогрессии. А после он громко и демонстративно втянул воздух, сверкнул глазами и вышел. Варя, повернувшись ко мне и окатив с ног до головы запахом сдобы, спросила:

— Кирилл, а почему он так, — она запнулась, подбирая слова, — Так нюхал воздух?

— Ему просто не хватало воздуха от переедания, — ляпнул я первое пришедшее в голову, моля всех известных мне богов, чтобы Варвара не стала подходить ближе. Иначе я не удержусь.

Но боги сегодня были ко мне глухи. Она стояла слишком близко, слишком… Кровь била набатом в висках, грозя разорвать к херам собачьим сосуды, и я резко притянул слабо пискнувшую Варвару к себе, крепко стиснув. Уткнулся носом в макушку, вдыхая полной грудью аромат непослушных волос.

— Булочка, — со стоном протянул я, сжимая ее все сильнее, а она в ответ попыталась обхватить меня руками за пояс. Длины рук не хватило.

Все. У Коновалова сорвало все предохранители. У нас большая разница в возрасте, почти 12 лет, нахер ты ей нужен, старпер? Потом. Похуй, на все похуй, пока она вот так тихо постанывает мне в грудь, гладя мою спину мягкими теплыми руками. Мое!!! Внутри раздалось умиротворенно-возбужденное порыкивание моего второго я. Моя дьявольская, адски опасная часть, которую я не слышал почти 18 лет, благодаря стараниям Нины, снова проснулась и заворочалась, возбужденно принюхиваясь

Ошарашено отстраняюсь от Вари, которая возмущенно смотрит мне в глаза, заглядывая в душу. Прошу, девочка моя, беги, пока не поздно. Беги от меня!!! То, что она видит там, в душе, заставляет ее отшатнуться, и прикрыть ладошками такой красивый ротик.

— Я… мне… — я все еще слышал теперь уже недовольно-возмущенное ворчание второго я, — Вар, — голос стал хриплым и слова давались с диким трудом, застревая в горле комом, а Варя сделала еще шаг назад, — Нам нельзя… — нет, нет, только не это! — Мне надо идти!

Пролетел пулей мимо застывшей в испуге Булочки, даже не надев ни куртку, ни кроссовки. Похуй, надо уйти дальше, нельзя! Нельзя в городе! Под ногами хлюпали лужи, и толстовку насквозь промочило уже. В кармане спортивных штанов разрывался телефон мелодией бабок-ежек из «Летучего корабля». Смахнув зеленый значок, услышал голос Нины:

— Он проснулся?

— Да, черт возьми, да! — мне казалось, что я орал в трубку, на самом деле, натужно хрипел, срываясь на рык.

— Держись, я рядом уже. Кирилл, держи его, не дай вырваться в городе! — а то я, блять, сам не знаю!

Ноги сами несли мимо того пустыря, где лежало тело Виктора, несли дальше, вглубь, туда, где не будет никого.

Господи, я стану самым ревностным верующим, если ты дашь силы удержать дьявола внутри! Голова грозилась лопнуть по швам, распасться на кусочки. Вдох-выдох, вдох-выдох. Не помогает! Твою мать!!! Нельзя, нельзя в городе, твердил я, как молитву, которая тоже была бесполезна. Поздно. Слишком поздно. Моя рука, и так щедро наделенная волосом, стала на глазах обрастать густой буро-черной шерстью. Природа была щедра на шерсть для Кирилла Коновалова. Грудь, живот, плечи, спина и даже жопа были покрыты волосами. Некоторые мои пассии звали меня медведем. Знали бы они, как были близки к правде.

Послышался визг тормозов, гулко хлопнули две дверцы, и вслед за мной в большую лесопосадку ввалились Нина и Милош.

— Успели, — выдохнула наша штатная Баба Яша и кивнула Милошу, который уже скидывал куртку и обувь, — Держи его, сынок.

Зверь внутри меня ощетинился, обнажил клыки и приготовился к прыжку. Нет, блять, нет!!!

— Шеф, спокойно, — серб примирительно поднял руки ладонями вперед, — Сам знаешь, по-другому не получится, — и сделал скользящий шаг в мою сторону..

Хрупкий металлический корпус телефона хрустнул в изменившейся ладони. Пизда телефону, с каким-то глупым сожалением подумал я, краем ускользающего человеческого Я отмечая, как Милош кубарем летит в кусты от почти незаметного взмаха бурой лапы, сминая и беспощадно ломая маленькие деревья. Из груди рвется оглушающий, дикий рев. А через долю секунды из кустов, тех, в которые улетел серб, на меня несется огромный, больше теленка ростом в холке, серо-подпалый волк. Удар лобастой головы опрокидывает на спину и злит еще сильнее. Не дав отскочить волку в сторону, хватаю его ладонями за голову, крепко сжимая. Чувствую, как хрустят кости черепа, обычно такие крепкие, что не всякая пуля его возьмет. Волк протестующе скулит, скребет острыми когтями по животу, пытаясь вырваться, но вязнет в густой медвежьей шерсти. Проснувшийся после долгой спячки Бер торжествующе ревет. Жертва в руках, сопернику не жить. Это моя территория!!! Это моя самка!!!

Что-то больно колет в бок. Бер не обращает внимания. Он захвачен уничтожением соперника. Внезапно огромное тело отказывается подчиняться, волк все-таки вырывается из смертельной хватки и валится рядом.

Спасающая темнота накрывает с головой.

Загрузка...