Он не вернется.
Он больше не позвонит, не приедет, не напишет.
Карим больше не вернется!
Эти слова через рупор звучат в моем мозгу.
А еще чертов внутренний голос, который орет, что ты сама его оттолкнула, сама дала понять, что не примешь, не поймешь, не будешь второй.
Боже, это же Карим. Это любовь всей моей жизни, а теперь у меня нет жизни…
Ничего нет.
— Арина, пойдемте ко мне, я напою вас чаем.
— Не трогайте меня!
Всегда, всегда человеку нужно обвинить того, что открыл ему глаза на правду. А может быть я не хотела их открывать. Может быть, меня устраивало носить шоры, потому что так я была счастлива, потому что так Карим был со мной. А теперь…
Что у меня есть теперь? Ни бабушки, ни братьев, ни учебы, ни жилья.
— Арина, я понимаю, вы расстроены.
— Вы понимаете? — хрипло выдаю, отшагивая от мужчины, который вмешался. Карим бы забрал меня и все бы объяснил, а я бы доказала, что у меня никого кроме него… Да я даже подумать не могу ни о ком… — Вы ничего не понимаете. Мы любили друг друга. Мы любили… Я любила…
— Понимаю, понимаю, — стоит рядом Дамир и слушает мои рыдания. Зря, пожалуй, смысла в них нет. Это была лотерея, в которую я проиграла.
Поставила на кон все, что у меня было и осталась у разбитого корыта. А теперь, теперь надо забрать вещи из общежития и куда — то пойти.
У меня есть немного денег, я смогу снять ночлег. Комнату или хостел.
Дамир предлагает остаться у него, но теперь я явно вижу в его взгляде интерес, который мне не нравится.
— Я пойду, правда.
— Я понял, вы девушка самостоятельная. Но рассчитываю, что вы и дальше будете вести уроки Закира.
— Да, спасибо. Только я не уверена, что это будет удобно. Меня выгнали с учебы, в этом районе снимать жилье довольно дорого, так что я…
— Я могу порекомендовать тебя нескольким семьям в качестве репетитора. Это хорошие деньги. А метро у нас довольно быстрое.
— Зачем это вам, Дамир? Я не буду с вами спать. Ни с кем не буду больше.
— Не скрою, планы в отношении вас у меня самые неприличные, но я готов подождать, пока ваши чувства придут в норму.
— Мне приятно конечно, Дамир, но ждать придется очень долго, всего доброго.
Разворачиваюсь и иду в сторону общежития. Мне даже подниматься на этаж не надо. Все мои вещи лежат прямо здесь, у порога. Все запихали так, словно объявили пожарную тревогу. Ничего не перекладывая я вытаскиваю все это прямо так, сажусь рядом и чувствую, как остатки сил покидают меня. Утыкаюсь носом в телефон, перечитывая короткую переписку с Каримом. Всего две недели счастья, когда была уверена, что встретила любовь всей своей жизни, пусть и при таких странных обстоятельствах. Таких грязных и порочных.
Все было ложью. Ложью с самого начала. Карим умело манипулировал мною, а я так хотела верить. Хотела допустить мысль, что принц меня полюбит по настоящему. Что есть на свете счастье и любовь.
Стираю с экрана слезы, набираю номер клиники, где лежит Алла.
Думать о ком — то кроме себя оказывается гораздо легче.
Потому что даже если на минуту допустить жалость к себе, то захочется туда, рядом с ней, где спокойно, где хорошо. Где нет боли, пожирающей изнутри как рак, нет слез, из — за которых не видно уличных фонарей, нет воспоминаний, которые крутишь и крутишь, словно поставив на повтор.
Мучаю себя тем, что просматривал видео с помолвки Карима и Марины.
Они на самом деле подходят друг другу. Хорошо смотрятся, наверняка будут ладить. Они из одного высшего класса, а мой путь другой. Пусть сложнее, тяжелее, но однажды он увидит меня и будет кусать локти, потому что выбрал не меня.
— Понял, Левицкий! Ты будешь кусать локти! Наверняка. Может быть…
Запал пропадает, как и вера в собственные силы. Она становится все меньше.
Меня выгоняют с крыльца, я заказываю такси и гружусь в него с вещами, чтобы поехать до местного хостела.
Когда я оказываюсь в комнате, я долго смотрю в окно, куда через стекло бьется мотылек.
Словно пытается пробиться к свету через твердое препятствие. Вот так же и я пыталась, пыталась сквозь разницу классов и самообман обрести счастье.
Нахожу на шее подвеску, сжимаю крепко, чувствуя, как края крыльев впиваются в кожу ладони… Я сжимаю еще сильнее, тяну, а потом дергаю со всей силы, срывая бабочку… Они живут так мало, так же мало прожили наша с Каримом любовь.
Я подхожу к окну, хочу выкинуть, но рука не поднимается. Я просто убираю в дальний карман рюкзака, возвращаясь к жалости, которая с каждой секундой обуревает меня все больше.
Чтобы хоть немного стало полегче, я ложусь поспать. Просыпаюсь от звонка на телефон. Оказывается, уже утро и это удручает. Потому что я надеялась потянуть момент забытья чуть дольше.
Это из декана, просят забрать документы до десяти утра. Время уже девять. Даже не запариваюсь насчет прически, вяжу на макушке узел, ищу в куче сваленных вещей свой студенческий, когда натыкаюсь на папку с выпиской.
Глазами пробегаю текст, словно там есть ответ на все мои беды, словно что — то заставляет меня скользить по медицинским терминам, останавливаясь на рекомендации обращения к гинекологу по месту жительства в связи с обнаружением… беременности.
Беременности?
Поднимаю глаза на имя… Мое.
Может быть тут какая — то ошибка? Не может быть, чтобы я была беременной.
Эти вопросы помогают мне пережить позорное отчисление. Только когда разрезают студенческий я срываюсь и снова начина реветь в голос. Я так мечтала петь. Я так мечтала собирать огромные залы. А теперь все мои мечты свалены в кучу, как те вещи в моей комнате за пятьсот рублей сутки.
После отчисления я еще долго смотрю на вуз, словно это поможет туда вернуться. Словно хоть что — то мне поможет…
Почти час стою, рассматривая каждую деталь здания, деревья, скамейки, за год обучения все стало мне таким родным и близким. А теперь… Чем мне заниматься, если не музыкой. Как мне жить без музыки и Карима.
Телефон в кармане вибрирует, и я открываю напоминалки. Прием у врача.
Это так кстати, что даже страшно.
Я иду к гинекологу, сажусь на кресло и морщусь, когда мне вставляют зеркало.
— Холодно…
— Не была никогда на осмотре?
Она заканчивает, задает ряд простых вопросов, а потом снимает очки, внимательно меня осматривая.
— Рожать будем?
— Р… рожать? Кого рожать?
— Ну не маленькую зверушку явно. Беременна ты говорю. Пара недель, но лучше сделать УЗИ.
— Вы ошиблись, я не могу быть беременна. Я просто не должна быть беременной сейчас, когда у меня ничего не осталось. НИ-ЧЕ-ГО!
— Ну, вот на УЗИ и выясним.
— Но у меня нет денег… Вы же щупали, все там нормально.
— Ой, трахаться они хотят, а презервативы купить — нет. А потом аборты и отказники на каждом шагу. — Ладно, пойдем, сделаем тебе УЗИ. Да не смотри так. Бесплатно сделаем.
Она что — то говорит, осматривает меня, задает вопросы, а я сижу ровно и пытаюсь осознать, что беременна. Когда пробиваешь дно жизни, снизу кто — то стучится.
— Я беременна. Боже!
— УЗИ покажет и не ори, ты тут не одна.
— Я беременна, понимаете, у меня ничего не осталось, но я беременна. И это осознание приносит в мою затянувшуюся тучами жизнь, счастье и радость.
Беда в том, что даже позвонить некому и поделиться радостью.
Похоже, никогда и не было.