Когда гуляешь по парку, не редко встречаешь бездомных, чуть морщишься и проходишь мимо, уверенный, что никогда не окажешься на его месте. И даже не задумываешься, что послужило причиной такого падения. Чаще всего человек сам виноват в произошедшем. Череда не тех решений, неправильный выбор и вот ты сидишь на скамейке в парке, складывая вещи по сумкам. Улыбка не сходит с лица, потому что теперь я не одна. Но я жива, я не тону, а значит все можно исправить.
— Арина, — слышу Дамира. Мы должны были встретиться, чтобы он отдал мне деньги за последний урок. Мою карту заблокировали, потому что я больше не буду получать стипендию, а новая карта будет готова через пару дней. — Где ты спала?
— Хостел, тут недалеко. Проспала, вот теперь сижу тут.
— Так, — садится он рядом. — Я понятия не имею, что произошло, да и спрашивать не буду, просто пошли ко мне.
— Я беременна, — я прекрасно понимаю, на что он намекает. И, наверное, будь я другой, ухватилась бы за этот шанс стать его любовницей, а может быть даже женой. — Все еще хотите, чтобы я пошла с вами?
— От Карима?
— Нет, — отвечаю на автомате. — Нет, не от него.
— Блин, — откидывается Дамир на спинку лавочки. — Давай хоть денег на аборт дам. Если срок маленький, можно медикаментозно.
Я встаю так резко, что мир перед глазами кружится. Мое отношение к Дамиру падает так же резко, как температура воздуха вечером. Вот было тепло, а стало дико холодно.
— Спасибо вам, за помощь. Я хочу получить свои деньги и уйти. Только свои.
— Ты дура? У тебя ничего нет, ты блин на скамейке трусы свои складываешь и хочешь рожать? Ненавижу таких идиоток, которые потом оставляют детей где попало, а порой и вовсе выкидывают.
Он бросает деньги мне на коленки и просто уходит, махнув рукой. Я спокойно складываю все себе в сумочку и смотрю ему вслед. Ничего, ничего, я справлюсь. Мы справимся, малыш. Тем более я уже продала телефон Карима и выручила довольно много денег, которых мне хватит пока я не найду работу.
Именно в этот момент звонит телефон. Мой старенький, но надежный телефон. Бабушка. Меньше всего мне нужен сейчас негатив, но я все равно беру трубку. Тут одно из двух. Либо я узнаю, что она меня ненавидит так же, как и раньше, либо она будет тем единственным человеком, который за меня порадуется.
Я нажимаю принять вызов и подношу телефон к уху.
— Да?
— Арина, — строгий бабушкин голос наводит дикую тоску по тем дням, когда мы были вместе. — Это правда? Тебя отчислили?
Закрываю глаза. Ну конечно, наша консьержка из общежития ей все докладывает.
— Да. Я совершила ужасную глупость.
— Ну, ничего, ничего, домой давай возвращайся.
— Я не могу, бабуль.
— Почему это? Бить больше не буду, погорячилась я тогда.
— Я беременна. Аборт делать не буду, не уговаривай.
Молчание в трубке дико пугает. Копчик словно коркой льда покрывается. Что она скажет? Будет орать? Будет требовать, чтобы я сгнила в аду.
— Бабушка, ну что ты молчишь?
— Пытаюсь справиться с приступом. Беременна, так беременна. Но сюда тебе нельзя. Я к тебе приеду.
— Да куда ты приедешь? А как же твое хозяйство.
— Да эти охламоны все равно все пропьют, не дай бог ребятенка твоего продадут. Такой грех на душу я брать не буду. Снимем квартиру в городе, будем вместе жить. Я помогать буду.
— Бабушка… — я так была на нее обижена. Порой кожа ощущала удары по лицу, которые она наносила с такой жестокостью. Но вот я попала в беду, а она готова мне помогать. Бросить свой дом…
Когда она приезжает, мы крепко обнимаемся, долго разговариваем. Она не извинятся, не в ее характере, но долго держит мою голову на коленях, обещая, что не оставит меня, помогать будет, поддерживать.
Нам удивительно везет снять квартиру возле детской студии, где как раз требуется преподаватель по музыке. Мне набирают группу, которую я веду несколько раз в неделю и не редко даю частные уроки взрослым.
Деньги мы особо не тратим, откладываем, внимательно следим, чтобы все витамины были пропиты, а все анализы сданы. На первое УЗИ идем вместе, гадая, кто же там у меня. А когда ребенок начинает шевелиться, то именно бабушка трогает мой живот, а на ее лице написано настоящее счастье.
Мы мало говорим, поэтому она так и не спросила, чей ребенок, а я не рассказываю.
Я же не спрашиваю, о чем она говорит с братьями, а она не рассказывает. Только иногда выходит из нашей единственной комнаты, чтобы на них поорать и что — то выяснить.
— Братья?
— Да, у них дом отбирают, они к нам просятся.
— Бабушка, нет!
— Да конечно нет, за кого ты меня принимаешь. Деньги надо перепрятать.
Мы копим, чтобы, когда я пойду в декрет, мы ни в чем не нуждались. Скопилось уже довольно много, больше пятиста тысяч, а этого нам точно хватит на первое время с достатком.
Был уже февраль, холодный и противный, когда я возвращалась домой из садика, в очередной раз звонила в клинику, где лежала Алла. Надеялась услышать новости, когда вдруг услышала ее голос.
— Арина! Арина! — это настолько меня поразило, что я встала прямо посреди дороги. Мне начали сигналить. Я тут же ушла с дороги, переложила телефон в незамёрзшую руку.
— Алла? Ты очнулась?
— Блин, да! Я уже неделю как, а ты не звонишь…
— Я всегда раз в неделю справлялась о тебе. Как ты?
— Никаких телефонных разговоров. Говори адрес, я приеду.
— Алла, Карим…
— Ничего мне не объясняй, я на такой эйфории после сна, что готова даже себя простить за ту гадость, которую тебе сделала. Адрес, Арина.
Я сомневаюсь. Мне страшно, что она увидит живот, расскажет Кариму, а он… Он что — то сделает. Может быть, тоже отправит на аборт, как Дамир предлагал. Ведь у него свадьба в конце апреля, я слежу за новостями Марины. Знаю, что они активно готовятся. Знаю, что Карим участвует в строительстве новой магистрали, как раз недалеко от нашего района. Иногда я проезжаю там, даже вижу его машину, но ни разу его самого.
— Ты мне должна пообещать, что ничего не скажешь Кариму. Что наша встреча останется в тайне от него.
— Да плевать мне на него.
— Пообещай или я заканчиваю разговор.
— Ого, какая ты стала дерзкая. Где моя согласная на все подружка?
Ее растоптали на стояке в тот вечер, когда назвали шлюхой.
— Алла, я не шучу.
— Да поняла, я поняла. Хорошо. Ничего никому не скажу. Жу — жу — жу.
Последние слоги вызывают улыбку, словно я снова в садике, где дети повторяют за мной вот такие короткие песенки.
— Я тебе на телефон пришлю. Ты же не сменила номер?
— Нет, нет, когда мне было менять, я спала же.
Адрес я назвала кафе, правда в другом районе подальше от меня. Стояла и ждала, когда придет Алла, чтобы посмотреть, не обманула ли она меня, и пришла ли одна.
Аллу не узнать. От цветущей и яркой девушки не осталось и следа. Передо мной дико похудевшая девочка с впалыми щеками и потемневшими волосами.
Выхожу к ней, и Алла ахает.
— Боже, Арина, какая ты красивая!
— Ты живая, — это все что я могу сказать, тут же обнимая ее. Пусть она предательница, но я так за нее переживала. Я так хотела, чтобы она пришла в себя. Ходили с бабушкой в церковь, ставили за ее здоровье свечки.
— Давай сядем, а то долго стоим.
Она вдруг замечает мой живот и замолкает.
— Аринаааа…
— Молчит, ничего не говори.
— Нельзя, чтобы Марина узнала. Нельзя, чтобы вообще кто — то узнал. Хотя бы до рождения.
— Я и не хочу.
— Где ты живешь? На что — ты живешь? Тебе нужны деньги? Если что, я сегодня плачу. Официант, ну где наше меню!
Тараторит она так, что начинают ныть виски. Успокаивается, только когда мы садимся рядом.
— Все нормально, Аль, я не голодаю, правда. Бабушка так скучает по своему саду, что теперь у нас все подоконники заставлены помидорами, огурцами и зеленью.
— Специальные лампы, все дела? У меня тоже бабушка увлеклась, а деда заставляет ездить с ней по магазинам и таскать чернозем.
— Хорошо им. Как ты… Ты что — то чувствовала?
— Порой казалось, слышу маму, брата, отца, всех по очереди, а порой полный туман, в котором почему — то ищу тебя. Чувство вины, наверное.
— Я сама согласилась.
— Но я тебя фактически заставила, убедила. Ты же такая блин… Тебя в чем угодно убедить можно, даже в том, что сыну президента запрещает видится с тобой его отец.
— Дура я, да?
— Да конечно! Господи, я еще тогда подумала, какая ты дура, что в такое веришь. Артур Каримович, конечно строгий, все дела, но в личную жизнь детей не вмешивается. Ну, правда, сейчас выборы через два месяца, так что скандалы не нужны, но вообще он мировой мужик.
— Ясно. Значит Карим просто хотел со мной поиграть.
— Да пошел он. Я ему все рассказала. Как только очнулась, рассказала, что сама тебя заставила, что Марина там была, что тебя найти надо.
— А он? — жадно впитываю информацию.
— Ну что он, Арин, он говорит, что я подружку выгораживаю. Что он давно все знает и доверяет Марине как себе. Короче забей, мы тебе нового классного мужика найдем. А хочешь, я тебя с братом своим сведу.
— Нет уж, не надо.
— Или с Женей Садыровым. Будешь почти Кадырова. Хотя он, конечно, тот еще козел и лучший друг Карима, но ты представь, как тот будешь локти кусать. И ведь ни разу ко мне не пришел… А когда — то говорил, что любит. Урод…
— Уроды они…
Нам, наконец, приносят еду, напитки и мы жадно накидываемся, словно не ели много лет.
— Я приходила тогда, — рассказываю. — Но меня не пустили. Сказали только родственникам.
— Да, родители охрану поставили, сами по очереди дежурили все время. Больные капец…
— А почему так? Я читала там просто авария…
— Ну… Меня же сбили. Я ехала рассказать все Кариму, а меня сбили прямо у ресторана.
— Нашли, кто?
— Не поверишь никогда. Профессор.
— Что? Ты шутишь? Зачем ему это было?
— Ну, по моей версии его подговорили, а по его версии он боялся, что вскроется правда, что не ты его споила, а он тебя. И мол, где ты, он не знал, поэтому сбил меня. На Каршеринге.
— Его быстро вычислили?
— Да почти сразу. Не успел он новый чай заварить. У моих предков в этом плане разговор короткий.
— Его убили?
Алла поджимает губы.
— В тюрьме… Я думала мои родители постарались, типа месть, но они говорят не причем. Так что кому верить — не знаю. Прости меня, Аль, это все из — за меня. Я тогда на сторону Марины встала, думала ты мужика ее увести хочешь…
— Я хотела, — смеюсь я, а Алла стирает слезы. — Просто не знала, что он чужой.
— Да и пошел он. Пусть катится колбаской, все они.
— Точно.
— Давай, поднимай свой безалкогольный коктейль, будем пить.
Мы болтаем еще почти час, когда я выхожу из кафе, чтобы спустится в метро. И прямо возле него натыкаюсь на кирпичную стену.
— Привет сестренка, совсем родню свою забыла.