Я не могла поверить, что это происходит со мной снова. И не важно, сколько при этом мне лет. Не важно кто мои родственники. Все, все и каждый считает своим святым долгом решить за меня.
— Я хочу уехать.
— Ты на сносях, куда ты поедешь? С ума сошла? — отец встает, но я отхожу качаю головой. — Мы хотим для тебя лучшего, Арин. И это явно не уголовник.
— А может ты наконец поймешь, что я дети сами могут решать? Ты постоянно вспоминал, как твой отец ограничивал тебя, поэтому ты делал много глупостей по молодости, поэтому играешь в такого хорошего парня. Но по сути делаешь тоже самое! Ты манипулируешь и не терпишь, когда тебе перечат.
— Арин, остановись…
— Тихон хотел заниматься спортом, но ты забрал его и сделал бизнесменом. Женя хотел поехать в США, но ты не смог его отпустить. Ты такой же как твой отец, не отрицай этого! Ты не должен был меня забирать в Питер, потому что прошло бы пару лет и прошла бы моя влюбленность.
— Или бы ты родила в шестнадцать.
— И что?! Ну вот и что, пап?! Тебе денег было бы жалко? Или может стыдно признаться, что не такой уж ты идеальный? Почему чье — то мнение тебя волнует больше, чем мнение своих собственных детей?! Почему?! — срываюсь на крик, чувствуя, как задыхаюсь. Отворачиваюсь и убегаю с территории дома, прямо к морю. Добегаю до кромки воды, пока сердце заходится от частоты ударов. Снимаю сандалии и мочу ноги в теплой волне. Слезы душат. От обиды на отца, на семью, на себя, что так разговаривала с любимым папочкой.
Это больше не моя семья, как бы мне сильно этого не хотелось. Они давно меня похоронили…
— Я скучаю, — вдруг слышу голос отца за спиной. — Скучаю по времени, когда вы все были маленькими. Когда нуждались во мне. Домашние вечера, прогулки, путешествия. Мне стыдно, но я не хотел, чтобы вы вырастали… И понял, что счастливое время кончилось не когда Тихон хотел уехать по контракту в Канаду, не тогда, когда Жене предложили обучение в США, а когда застал тебя в постели Карима.
— Ничего не было… Он бы…
— Да я понимал это! Но я мог удержать пацанов, но никогда бы не смог удержать тебя… — поворачиваюсь к нему лицом… Руки в карманах, напряженный вид. — Только тебе решать, как строить свою жизнь. Вам всем решать… Просто мне так хотелось, чтобы вы всегда были рядом…
Иду к отцу, давлюсь слезами, пока он меня обнимает.
— Мы никуда не денемся.
— Херня, Арин, сама знаешь. Ты уже простила этого ублюдка, верно? Несмотря ни на что простила. Как Алена когда — то простила Никитоса. Как Диана Артура. Как я своего отца… Просто как по мне все это всепрощение ведет к тому, что об тебя будут вытирать ноги. А я бы не хотел, чтобы об тебя вытирали ноги, понимаешь? На всех остальных мне плевать, но ты моя дочь…
— Я не позволю вытирать об себя ноги, пап. Больше нет. Но я не могу жить с мыслью, что кто — то решает за меня. Этого и так было слишком много.
— Понятно… Вот родишь и поймешь меня.
Смеюсь с вырвавшимся рыданием, целую папу в щеку.
— Скорее всего так и будет. А может я пойму это, когда мне исполнится пятьдесят.
— Скорее всего, — смеется отец, потом становится серьезным, когда я спрашиваю.
— За что сел Карим? Ну, то есть, как вообще могли посадить сына президента.
— Слушай, Артур не смог это замять. На стройке произошел взрыв, погибли строители. Все документы подписывал Карим. Понятно, что на десятки лет его не посадят. Но будет суд.
— Почему я ничего не слышала об этом?
— Ну… Мы забрали тебя на следующий день, плюс отрубили все новостные каналы. Русских новостей ты тут не увидишь.
— Молодцы вы конечно, — шагаю от отца, но застываю, когда отчаянная мысль приходит в голову.
— Тогда, когда он приходил, он сказал, что не любит меня… Почему?
— Это было мое условие. Чтобы на время разбирательств твое имя даже ненароком не всплыло.
— Ну пап…
— Родишь спокойно, потом разбирайтесь с тем, что наворотили, а сейчас ты должна думать не о Кариме, а о ребенке.
Злюсь на отца очень сильно, на всех, кто участвовал в этом заговоре. Пусть он и был рассчитан на мою безопасность.
— Я хочу с ним увидеться.
— Это даже не смешно. Тебя не пустят в самолет.
— Думаешь у президента нет частного.
Отец сощуривает глаза, чуть наклоняя голову.
— Еще замуж за него выйти не успела, а пользуешься привилегиями?
— Может и не выйду, но сейчас я хочу его увидеть и услышать правду, а не ту ложь, которая была придумана для моего спокойствия по вашему мнению.
— Я позвоню Артуру.
— Спасибо, — киваю я и ухожу к дому, где вся семья стоит и очевидно ждет истерики или скандала, но я только чувствую вину перед теми, кто погиб. Потому что если Карим и совершил ошибку, то только потому что был занят мною.