Мне нравится, как смотрятся в желтоватом свете ее сочные половые губки. Сладкие на вкус и запах. Сок течет мне прямо в рот, порождая еще более яркие образы того как все будет между нами сегодня. Пальцы скользят по мокрым складкам, раздражая нервные окончания в еще зажатом теле. Ничего, к утру она сама будет тянуться ртом к моему члену, с удовольствием вылизывая его от основания до головки.
Разминаю мышцы влагалища изнутри, продолжая погружать язык в горячую сердцевину. Впитывать в себя ее нежность и мягкость, продолжая готовить к основному действию. Трогаю самым кончиком клитор, чувствуя, как девчонка вздрагивает. Пальцами левой руки разминаю попку, чувствуя ее упругость. Сжимаю резко, фиксируя, начиная бить в клитор точечно и сильно. Снова и снова, не давая опомниться. Отрываюсь лишь на мгновение.
— Трогала себя?
— Что? — не понимая, вертит головой, размазывая тушь по белой простыни. Вот нахуй они ее красили.
— Трогала себя между ногами, спрашиваю.
Она опускает голову так, что часть волос красиво свешивается, с одной стороны.
Смотрит Арина непонимающе, словно пьяная, кусая губы.
Полные, пухлые губы алого цвета, так напоминающие те, что я целовал только что.
Тут же возвращаюсь к сочной пизденке, прикусывая и посасывая. Чувствуя, как по юному, бледному телу катится дрожь, а кожа покрывается мурашками. Сжимаю руками обе ягодицы. Чуть растягивая их, удерживая в одном положении, пока мучаю ее, почти подводя к оргазму.
Знаю, когда надо ускорится, когда надо, притормозить. Сама она не скажет, но ее сжавшаяся поза, зажатая в кулаках простынь, и скулящие стоны говорят о многом. Оставляю последний миг напоследок, открываясь от горячего меда, которым она истекает.
Поднимаюсь и ложусь рядом, смотря как она дрожит с закрытыми глазами. Пальцами стираю слезы с видневшийся щеки, трогаю припухшие губы.
— Открой глаза, ничего страшного ведь не произошло, — она застывает от моих прикосновений, качает головой, кажется еще не понимая во что ввязалась, когда пришла сюда добровольно. Глажу ее по голове, мягко, по всей длине мягких шелковистых, словно из рекламы, волос, а потом резко дергаю, смотря как она раскрывает рот в крике. А потом уже глаза смотря на меня с испугом.
— Детка, давай уясним раз и навсегда. У тебя сегодня нет права на «нет». Я говорю, ты выполняешь. Все в рамках соглашения, которое ты сама подписала.
— Я не…
— Мне твои оправдания не нужны, поняла? Поняла, спрашиваю?
Она кивает, старательно делая вид, что не ревет, но слезы выдают ее. Я запрокидываю ее голову дальше, слизываю слезы с обеих щек, стараясь быть, не смотря на слова максимально нежным.
— Слушайся детка и получишь столько удовольствия, сколько не подарит не один деревенский утырок. Договорились?
Она пожимает плечами, давая понять, что услышала меня, а потом дает коснуться своих губ, дает поцеловать себя, всунуть язык во влажное тепло. Мычу не разрыва контакта.
— Возьми мой язык губами, соси его как конфету.
Она подчиняется, но на меня не смотрит, а мне нужно видеть ее яркие глаза.
— На меня смотри, не закрывай глаза.
Теперь она сосет мой язык, старательно вглядываясь в лицо. Прям интересно было бы прочитать сейчас ее мысли, хотя и так понятно. Стыд. Неловкость. Но любопытство. Эти чувства борются в ней, но по итогу победит возбуждение, которые зудит между ее красивых ножей. И пока она тщательно обсасывает мой язык, я помогу ей в этом, поглаживая маленькие розовые сосочки, разворачивая юное тело к себе.
Отодвигаюсь, чтобы посмотреть на них еще ближе, смотреть, как легко они из плоских превратились в камушки, как хорошо реагируют на мои действия. Тяну их, отпускаю, смотря, как грудь покачивается. Отличная грудь, которую не каждый хирург сможет создать. Я поднимаю ее ладонями снизу вверх, утыкаюсь в ложбинку, сжимаю свое лицо тесным пленом.
Ложусь на спину, заставляя малышку лечь на себя. Вылизываю соски, прикусываю их, удерживая Арину так, чтобы пах терся об уже влажную промежность, давлю на задницу, пока член горит, синим пламенем. Отодвигаю от себя Арину, кивая на себя.
— Раздень меня, — накрываю бедра и устраиваю ее удобнее на себе. Она вся красная от стыда, в глазах еще отголоски страха, но пальцы спокойно принимаются расстегивать рубашку, открывая впервые, я уверен, мужское тело. А еще я уверен, что ее первый раз проходит со мной на чистых простынях, а не в гараже местного барыги Рашида, потому что, судя по слухам, он тоже хотел ее купить, но предлагал слишком мало. Да, ей очень со мной повезло.
Ей еще многому придется поучиться. Например, действовать проворнее, когда стягивает брюки. Смотреть более игриво, когда спускает с меня боксеры. И она научится. С такими братьями совсем скоро она станет одной из многих, кто за красивую жизнь платит телом. Возможно, через пару лет мы снова увидимся, и наш секс будет более спонтанный и быстрый, на эмоциях и голой ностальгии. Ведь никто никогда не забывает первого.
А пока я наслаждаюсь каждой эмоцией на лице Арины. Тем, как краснеют ее щеки, как сжаты губы в постыдном для нее возбуждении.
Она стягивает брюки по ногам и хочет встать, но я указываю ей место.
— Вернись сюда, — чуть поднимаюсь и обхватываю тоненькое запястье с настолько прозрачной кожей, что видно бьющуюся венку. Подтягиваю ее обратно, чтобы села на меня.
Она не смотрит на член, что бьется об ее плоский животик, пока она попкой давит на мои яйца. Опускает голову, закрывая лицо волосами. Но меня это не устраивает. Я хочу, чтобы она видела, чтобы наслаждалась тем, что сегодня испытает. Я поднимаюсь к ней так, чтобы наши лица были на одном уровне. Убираю волосы с лица, поднимаю их и делаю узел на макушке, максимально приближая лицо ее. Губы к губам, втягивая носом ее прерывистое дыхание.
— И что дальше? — поднимает она-таки взгляд, цепляясь за мой.
— Расслабься, малышка, и тебе будет хорошо.
— Если буду слушаться.
Киваю с улыбкой.
— Это только ради тебя. В твоей голове миллион запретов, границ и стен, которые нам с тобой не нужны сегодня. Сегодня ты должна ощутить полную свободу, можно сказать, заново родиться и стать.
— Шлюхой, — подсказывает она, вызывая улыбку.
— Женщиной, умеющей получать удовольствие и дарить его другим, — шепчу в эти сжатые в недовольстве губы и прижимаюсь к ним. Скольжу языком, не прерывая зрительный контакт. Обнимаю грудь, чуть сжимая, поглаживая большим пальцем сосок. Другой рукой мягко поглаживаю шею, иногда сжимая и подталкивая к нужным действиям.
Удивительный опыт. Обычно с женщинами не нужно церемониться, ведь они сами знают, что делать, а тут приходится сдерживаться, ласкать, готовить. И в этом что-то есть, словно готовишь новый проект по застройке или рисуешь новый мост. Нужна тщательность и внимательность, ведь если ошибешься, то кто-то может погибнуть, а тут девочка уйдет, ненавидя секс. Я же не могу это допустить?
Целую долго, основательно. У самого возбуждение, как еле сдерживаемый поток воды. Хочется без церемоний, нагнуть и выебать, но я терпеливо и методично вылизываю ее рот, щеки, шею, наконец, снова слыша музыку из ее всхлипов и стонов.
— Теперь приподнимись, ноги шире, вот так, — контролирую каждое движение, удерживая бедра на весу, сам балансируя на грани взрыва. Она сама должна сесть на член, сама должна прочувствовать каждый миг этой эротической пытки. — Садись на член.
Она непонимающе дергается, медленно опускает взгляд, потом резко зажмуривается. Качает головой.
— Может, вы сами, я не..
— У тебя все получится, ты будешь сама все контролировать, сама решишь, что пора.
— А как же слушаться? — эти капельки пота на ее висках что-то невероятное! Я слизываю их, наслаждаясь вкусом ее кожи, ее тела.
— Одно другому не мешает, давай, я и так на грани, как ты меня заводишь.
Она выпускает струю воздуха, вцепляется коротко стрижеными ноготками в мои плечи, пока рукой подставляю головку к гостеприимно раскрытой щели. Она натыкается ровно так, что меня торкает, сжимаю челюсти, обнимаю Арину, взимается в лоб.
— Давай, давай, не томи!
Она садится ниже. Ее тело дрожит, а на глазах выступают слезы. Еще немного до самой преграды, что упругим барьером не дает члену продвинуться дальше.
— Один рывок, и все, Арин. Больно только в первый раз.
Она кивает, прекрасно понимая, что сегодня неизбежное случится. И ее смирение прекрасно. Она закрывает глаза и опускается полностью на член, словно ныряя в пропасть. Вскрикивает тихо, как кошечка мяукнула, уткнувшись мне в плечо.
Член словно в кипятке, настолько горячо и влажно. Я сам мучаюсь, сдерживая животное желание просто ебать ее до потери пульса. Но меня научили быть терпеливым, потому что терпение вознаграждается.
Давайте честно, что мне мешало прямо там, на остановке схватить эту глупышку, посадить в машину, выебать и бросить там на обочине? Даже пойди она в полицию, никто бы ей не поверил. Но я подождал сутки, чтобы увидеть, как она почти добровольно входит в комнату. Такая сладкая и беззащитная! Действительно, котенок.
— Котенок, посмотри на меня, — поднимаю подбородок, пока самого жестко трясет, член так сильно пульсирует, что вот-вот брызнет. Ариша хочет встать, но как только тугое влагалище пытается освободиться, меня как током бьет. Оргазм быстрый, острый, сильный накрывает так скоро, что я просто вжимаю в себя Арину и жду, когда буря стихнет.
— Все? — спрашивает она спустя минуту, когда последние конвульсии стихают. Я лишь усмехаюсь, снимая ее с себя, смотрю, как член измазан белесо-красными разводами, а из розовой расщелины вытекают остатки спермы. — Все?
Какой нетерпеливый тон, даже агрессия на фоне боли.
— Пойдем, — собираю сперму и рисую на животе, к груди, по соску. — Помоемся.
— Может, я пойду, вы же все?
— Котенок, я еще не настолько стар, чтобы после одного оргазма ложиться спать, — слезаю с кровати, подхватываю котенка на руки и несу в ванную, где уже набрана вода. Ставлю Арину на ноги и иду к шкафчикам, где всякие масла и даже свежие лепестки роз, как просил.
Арина стоит, вся сжавшись, пока я наливаю аромомасла в ванную и бросаю лепестки.
— Зачем это?
— Хочу, чтобы ты перестала так трястись, — залезаю в ванную и подаю руку. Сажусь так, чтобы ей было удобно лечь на мое тело. Ее собственное напряжено, как камень. Как же тебя расслабить? Поговорить? — На кого ты учишься? Ты же учишься?
— Ну, да. На учителя музыки.
Господи, как благородно.
— Нравится?
— Да, мне не терпится приступить к работе, если честно. В нашей школе.
Смотрю, с амбициями тут совсем беда.
— На каких инструментах ты играешь?
— На фортепьяно, гитаре и флейте.
Пока мы валяемся в ванной, глажу ее тело, лаская то животик, то грудь, то между ног. И чем больше мы разговариваем, тем больше она мне доверяется. Я тоже не молчу.
— А я все детство рисовал. Испортил множество обоев, когда стоял в углу.
— Ой, не зря вы стали архитектором. Мне понравился новый мост.
— Мне тоже. А моему отцу нет.
— Почему?
— Ну, он такой, требующий совершенства, и всегда ищет, к чему придраться. Но я не в обиде. Так я и сам становлюсь лучше. Вот, например, сейчас, — я разворачиваю кошечку к себе, чуть сжимая ногами бедра. — Я с самой лучшей девушкой. Ты невероятная, Арин.
— Зачем вы…
— Тихо, тихо, верь мне, — целую горячие губы, тяну руку между наших тел, трогаю нежные волоски. — Скажи мне лучше, больно киске?
Она качает головой, а я киваю и с улыбкой ее целую, подставляя член к сладкой щели. Вставляю медленно, помогая себе дойти до тугой стенки. Именно в нее толкаюсь сначала медленно, позволяя Арине привыкнуть, а потом сильнее, с каждым всплеском воды увеличивая темп.
И снова глаза в глаза, ни на секунду не обрывая контакта, чтобы увидеть, когда испуг и презрение сменится подступающим возбуждением, полным подчинением даже не мне, а собственному удовольствию… Но пока Арина как замороженная, но и я сразу не сдаюсь.
В комнате заставляю ее выпить еще вина и еще немного поговорить.
— Знаешь, в моей жизни очень не хватает этого, — курю в открытое окно, выглядывая из-за штор. Прекрасная ночь для прекрасной нимфы. Сама же Арина сидит на кровати, прижимая к себе одеяло, держа в другой руке бокал.
— Чего?
— Бескорыстия. Все девушки хотят от меня денег, а такой, как ты, я не встречал. Ты помогаешь бабушке, и это невероятно благородно. Мне кажется, если я и женюсь когда-нибудь, то именно на такой девушке. Чистой. С принципами.
Она хлопает ресницами, внимая каждому слову, и я вижу это в глазах. Расцветающую, как цветок, надежду. Надежду, что она окажется еще одной красоткой из популярного фильма. Надежду на счастливый финал с домиком и выводком.
Мы смотрим, друг на друга, не отрываясь. Я тушу сигарету в пепельнице и иду к кровати. Медленно, осторожно, словно спрашивая разрешения. Она теряется, когда тяну к себе одеяло, оголяя бледное тело со следами своих засосов. Прекрасное. Совершенное. Роняю себе подушку на пол и встаю на колени, двигая Арину на край кровати, сразу раздвигая ноги.
Сжимаю уже готовый член, подставляя к припухлым губкам.
— Смотри, котенок, разве это не прекрасно?
Она молчит, но уже смелее заглядывает на стыковку, потом резко поднимает глаза.
— Что может быть правильнее секса двух половинок, нашедших друг друга в этом жестоком мире? Мы нашли друг друга, Ариш, и я сейчас очень счастлив!
Вот и все. Вот она, нужная эмоция, надежда, волнение и возбуждение, что помогает проникнуть во влагалище почти без труда. Я дергаю бедра на себя, вбиваюсь сразу и резко, принимаясь двигаться на износ. Прошу сквозь шумные выдохи.
— Обними, обними меня.
Она удерживается за шею, а я встаю и начинаю откровенно натягивать на себя девчонку, что с каждым движением стонет все громче.
— Карим.
— Да, да, кричи мое имя, думай обо мне, кайфуй со мной, — реву зверем, кидая шлюшку на кровать и разворачивая на живот. Никуда теперь не денется, будет кончать, как миленькая. Ставлю на четвереньки и вхожу сзади, потянув за волосы.
— Карим, это…
— Никакого стыда, Арин. Это только между нами. И ты невероятна хороша в этом!
Целую шею, кусаю кожу, трахая ее так, как и хотел. Жестко, грубо, сквозь крики и стоны. Нахожу пальцем комочек нервов, усиленно тру, чувствуя, как влагалище сжимается, не хочет меня отпускать.
Арина кончает красиво содрогаясь в моих руках, пока мну ее титьки, пока сам загибаюсь от желания кончить.