В моей комнате ничего не изменилось. Все те же обои, та же кровать с балдахином. Те же шторы. Словно эти десять лет я спала и вот проснулась. Тут и мои награды за участие в различных музыкальных конкурсах и дипломы за участие. Тут вся моя жизнь… Встаю, когда замечаю корочку своего альбома с секретами. И, конечно, тут все исписано сердечками и фотографиями Карима. Я верила, что мы поженимся, а вот теперь уже не очень. И дело даже не в отце, что не подпустит ко мне Карима, и не в матери, которая убеждена, что его добрый поступок — чистая манипуляция, просто он не любит меня. Он не искал меня, когда я исчезла с его горизонта, он не готов был остаться со мной, когда нашел. Быть может, сейчас, когда выяснилось, что я не обычная девочка из деревни, а дочка друзей его родителей? Да и то, ему было проще от меня избавиться, чтобы не навлекать проблем на свой брак, на свою жизнь, на выборы его отца.
Я раздеваюсь, принимаю душ, ложусь в постель. Перед глазами проносятся моменты нашей близости, такой сладкой и горькой одновременно… Я закрываю веки, чувствую, как под ними скапливаются слезы. Я ведь и тогда сильно ему навязывалась. Постоянно ходила за ним хвостиком. И кажется, он смирился с моим присутствием, а теперь… Теперь он просто отвез меня к родителям, снова давая понять, что я лишь обуза в его жизни…
И только внутренний голос шепчет: "Зачем он тогда приезжал каждый день, зачем говорил, что нужно подождать, зачем говорил, что хочет, зачем целовал так жадно, несмотря на сопротивление?"
— Не знаю! Я его совсем не понимаю…
И не понимаю, почему, несмотря ни на что, меня все равно к нему тянет? Мне все равно хочется его увидеть, обнять… Нелепая одержимость, которая ни к чему хорошему не приведет.
На следующее утро, стоит мне спуститься на завтрак, как я оказываюсь в объятиях Аллы и поверх ее плеча смотрю, как выросли Тихон с Женей. Нет, они, по сути, не изменились, лишь возмужали. И Женя стал парнем Аллы, вот это прям новость, учитывая, как сильно они друг друга ненавидели все детство.
Они неловко переминаются с ноги на ногу, невольно посматривая на мой живот.
Нам пока некомфортно друг с другом, они, скорее всего, давно похоронили меня и жили дальше, в отличие от родителей.
— Ира… — садится рядом Женя, собираясь со мной поговорить.
— Арина. Лучше Арина.
— Ладно. Арина. Карим не обижал тебя? Ты только скажи, мы с Тихоном начистим ему морду.
Тихон кивает, жуя чебурек, которые напекла сегодня мама.
Я смеюсь, качаю головой.
— Нет, не обижал.
— Если ты его защишаешь…
— Конечно, она его защищает…
— Он никогда ни к чему меня не принуждал, пап!
— Он взрослый мужик, а ты…
— Я не ребенок, хватит уже! Мне нужно к бабушке. Она, наверное, волнуется, что я не зашла с утра.
— Поехали, мне тоже нужно увидеть эту твою бабушку.
Пока мы едем в больницу на двух машинах, я тихонько болтаю с Аллой.
— Значит, ты увидела тетю Милену и пошла к Кариму?
— Да я и к Жене пошла, но тот не поверил. Карим тоже меня сумасшедшей назвал. И что, ты приехала и сразу все вспомнила?
— Ага. Как свет в голове включился.
— Я не понимаю, как могла не узнать тебя еще на первом курсе.
— Не могла. Тебе и в голову не могло прийти, что рандомная блондинка может оказаться той самой Ирой. Ну, глупость же!
— Ну, это да… Хотя все равно стыдно. А правда, что Кариму твой папа морду начистил?
— Ну, ударил, да.
— Он заслужил. Он хотел тебя спрятать от всех, представляешь?
— Но не спрятал.
— Это потому что я бы все равно за тобой пришла. Где, кстати, он тебя держал?
— Жилой комплекс в парке за магистралью. Там хорошо, и клиника рядом.
Мы приезжаем в эту клинику, идем толпой в палату.
— Стойте, — торможу отца, чье решительное выражение лица пугает. — Ей семьдесят лет. Она пережила инсульт. Давайте вы не будете толпой заходить и орать.
— И ты предлагаешь просто спустить ей это? Она прекрасно знала, кто ты такая. Тебя искала вся страна. Мало того, что она тебе возраст сменила. Так еще и имя.
— Она виновата, но давай сейчас я ее спрошу, а
16:37
ты будешь спокойно стоять рядом, пожалуйста!
Отец трет переносицу, потом поворачивается к маме, которая прячет улыбку за ладонью.
— Вот как на нее орать? Ей только крыльев не хватает.
— Я тебе поору.
— Ладно, егоза, слово тебе, но если она начнет быковать, я в стороне не останусь.
— Хорошо. Ты не посадишь ее?
— Надо бы….
— Не надо. Она уже никому не сможет причинить вреда.
— Вред ты причиняешь себе тем, что всех так легко прощаешь. Арина, так нельзя. Люди жестоки, они тебя обидят.
— Но теперь у меня есть ты и братья. И Карим.
— Лучше, блять, молчи. Пошли к твоей старушке, я очень хочу знать, как она все это провернула.
Бабушка бледнеет, как только видит, с кем я зашла. Ее всю трясет, но я тут же накрываю ладонью ее руку.
— Бить он тебя не будет, просто задаст пару вопросов. Вернее, я задам, а он постоит.
— Ты вспомнила?
— Да. Вчера.
— Я все гадала, когда это случится, все ждала, что однажды за мной придут и меня накажут.
— А потом решили, что раз не пришли, то можно врать и дальше.
Бабушка вздыхает, устраиваясь поудобнее.
— У меня была дочь. Она вышла замуж за пьяницу и ублюдка. Сначала родились парни, потом Арина. Другая Арина. Родители умерли, а мне осталось воспитывать этих троих дьяволят. Они постоянно убегали, воровали, курили уже тогда. Ей было девять, когда она ушла. Сначала я даже была рада, особенно после того, как она украла дорогую икону, а на деньги купила себе сладостей. Я пошла за ней только через два дня, искала ее. Но вместо нее обнаружила светловолосого ангела, лежащего на берегу в ночи. Всю продрогшую и замерзшую. Я забрала ее домой, отогрела, накормила, я просто стала называть ее Ариной, убедила, что она и есть моя внучка, что родили умерли, что Витя и Степа — ее братья.
Ты не помнила ничего, и я просто вложила в твою голову новые воспоминания.
— А братья? — сижу реву, вытирая слезы краем одеяла. — Они же видели фотографии пропавшей девочки. Как они одну приняли за другую?
— Они так часто где-то гуляли, что просто не обратили на это внимание. Совсем еще пацаны были тоже.
— Вы понимаете, что совершили преступление?
— Понимаю. Но я же ее спасла.
— Да вы не… — папа готов сорваться, но я беру его за руку, чуть сжимаю.
— А где настоящая Арина? Неужели вам никогда не было интересно ее найти?
— Нет. Я лишь надеялась, что у меня никто не заберет тебя. И когда тебя купили, я так боялась, что тебя заберут. Что ты уйдешь и бросишь старуху, — срывается она на громкий рев, а отец шипит мне в ухо.
— Что значит, купили, Арина? Кто тебя купил?
— Это уже не важно…
Отец бросает мою руку и уходит из палаты, я подтыкаю одеяло бабушке и иду за ним. И тут, как назло, Карим стоит, пытается пройти через братьев.
Ну, почему все так не вовремя?
Отец уже летит на Карима, но его тормозит дородная медсестра.
— Никаких драк в больнице. Идите на улицу.
Я переглядываюсь с Аллой, стыд заливает лицо. Теперь еще и все узнают, что я была куплена, как шлюха. Неужели Карим скажет всю правду?
На улице отец берет Карима за грудки, рычит в лицо.
— Что значит, купили? Объясни, блять, раз уж пришел!
Карим кидает на меня быстрый взгляд, а я качаю головой.
Пожалуйста, не надо! Я не хочу, чтобы они знали! Не хочу!
— Арину хотели продать Джамалу, владельцу местного рынка в их городке. Я выкупил ее, сделал вид, что использовал. На утро мы расстались, но встретились на дне города, где Арина пела.
Я вздыхаю. Слабая версия, но лучше той грязи, что была на самом дне.
Все-таки родителям о детях нужно знать далеко не все.
— Ты не рассказывала…
— Меня спас сын президента, ты бы поверила?
Алла пожимает плечами. Мы вместе наблюдаем как отец отпускает Карима, чуть толкая его.
— Спасибо, если это правда.
— Правда. Карим говорит правду.
— А теперь ему пора.
— Мне нужно переговорить с Ариной. Я не уйду без этого,
— Говори.
— Наедине.
Отец показывает Кариму фигу, а потом рявкает.
— По машинам.
— Пап, — прошу тихо. — Дай нам пять минуты. В знак благодарности, что он спас меня от ужасного человека и привез домой. Пожалуйста.
Отец морщится, словно ему тяжело позволить это. Но кивает.
— Две минуты.
Мы стоим друг на против друга, чувствуя, как кончается время, которое нам отвел мой отец.
— Обустроилась? В вашем доме.
— Там все тоже самое. Словно в детство вернулась. Марина, наверное, рада без ума.
— Да не совсем, учитывая, что мы расстались вчера.
— Расстались? Это, потому что я Садырова? Типа теперь я достойна самого сына президента.
— Да, примерно так я вчера и думал, но знаешь, родители порой говорят очень мудрые вещи. Мама дала понять, что не стоит к тебе лезть, если не люблю, а просто хочу вернуть свою игрушку. И я бы пиздец многое отдал, чтобы вернуть ее, — подходит он ближе, но соблюдает дистанцию. — Но стоит мне подумать, что игрушкой детства была Ира Садырова, как меня ломает от стыда. Я нихера не понимаю, что чувствую и чего хочу, понимаешь? Разве что впервые быть с тобой честным. Сказать, что не смогу доказать тебе свою любовь, лишь желание. Вот в нем я уверен…
— Честным это хорошо. Но я бы лучше жила с мыслью, что тебе запрещает отец, чем с мыслью, что все что между нами было далеко от любви.
— Хочешь жить во лжи?
— Я думала тут, что и в детве свято верила, что мы поженимся, но ведь это были только мои фантазии. А ты рано или поздно нашел бы себе девушку, а я бы тебя возненавидела. Переспала бы с кем — то из школы и на этом великая детская любовь закончилась.
— Ну или случилось бы беременна в шестнадцать и автоматная очередь мне в зад от твоего отца.
Мы улыбаемся друг другу, но только радости нет, лишь горькая грусть и желание вцепится в его лицо с криками, как сильно ненавижу. Ненавижу за нелюбовь.
— Арин, — то, что он называет мое имя просто бальзам на душу. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, понимаешь? А еще я хочу видеть своего ребенка, если ты позволишь.
— Боюсь, если не позволить возле нашего дома появится армия.
Карим усмехается, а за спиной орет отец.
— Уже прошло шесть минут.
— Думаю можно переписываться. Я сообщу тебе, когда он родится и ты сможешь его навестить. И… Мне жаль, что с Мариной так получилось. Вы были хорошей парой.
— Все к лучшему, — он тянет руки, но я отступаю. Он так легко признавался в любви, когда у нас все только начиналось, так легко давал обещания, когда мы жили вместе и так легко отказывается от меня, словно ничего этого не было. Словно я для него лишь неприятность, которую нужно поскорее забыть. — Арин…
— Прощай, Карим. Будь счастлив.
— Да, и последнее, тут папка. Документы на квартиру и рояль.
Он уходит, кивая мне, а я прижимаю папку к себе и возвращаюсь в семью. Семью, которая принимает меня, но вряд ли теперь сможет понять. Понять как сильно мне больно не от предательства Карима, не от того, что он не искал меня, даже не от того, что хотел женится, потому что, я Садырова. Больно, потому что не любит.
Он меня не любит.