Беспредельная Римская Империя. Пик расцвета и захват мира

Встреча с императором

Наш сестерций скоро уберут в шкатулку и на какое-то время о нем позабудут. Однако индийский купец достанет его, собираясь в дальнюю поездку, которая приведет его в Персидский залив, в устье Евфрата. Он слышал от арабских купцов, с которыми у него давние постоянные связи, что ситуация в Месопотамии меняется, владычество парфян клонится к закату. Там великое смятение, римляне завоевали северную часть Месопотамии и с триумфом наступают повсюду. Не исключено, что они завоюют всю страну целиком (так и произойдет). Индийский купец знает, как высоко римляне ценят (и щедро оплачивают) товары, которые он поставляет, он много беседовал об этом с Юнием Фаустом Флором и с другими римскими купцами. И он решает отправиться в путь. Возможно, удастся завязать новые связи и начать новую торговлю. И если они дойдут до юга, он хочет оказаться в числе первых, чтобы заполучить себе лучшие каналы. Это уникальный шанс выйти на новый уровень и разбогатеть. Надо попытать удачу.

И он садится на корабль знакомых арабских купцов, возвращающихся в Персидский залив.

Монета снова тронулась в путь…

Плавание проходит спокойно; прибыв в Персидский залив, торговое судно направляется к самой южной точке Месопотамии, туда, где сливаются воды Евфрата и Тигра, образуя обширную зону высокой влажности (сегодня крайняя оконечность Ирака). В этом месте находится портовый город, будто сошедший со страниц «Тысячи и одной ночи». Это Харакс, настоящая точка соприкосновения двух миров: через него проходит весь торговый поток, идущий морем из Месопотамии в Индию и обратно. Этот город столь значим, что вместе со своим царством пользуется независимостью, своего рода Монте-Карло Персидского залива. Именно здесь наш купец решает дожидаться римлян.

Его расчет оказался верен. Через считаные месяцы его мечты сбудутся. Ситуация в Месопотамии действительно стремительно меняется. Траян неумолимо движется вперед, словно дорожный каток. Одно за другим поступают ошеломительные известия.

Император продолжает начатую год назад завоевательную кампанию. В этом году он даже перебросил через пустыню сборные мосты, по которым его армия перешла через Евфрат, предприятие колоссальных масштабов. Войска Траяна покорили города с легендарными названиями — Ниневия, Вавилон…

Затем флот из пятидесяти кораблей спустился вниз по Евфрату. Это Императорский флот. На самом большом корабле, говорят, были паруса с вышитыми золотом именем и титулами императора. Правда это или нет, неизвестно, но суда с помощью валов и других приспособлений перекатили посуху на 30-километровую дистанцию, чтобы попасть из Евфрата в Тигр, и, застав всех врасплох, завоевали Селевкию и столицу Ктесифон… Царь парфян поспешно сбежал, оставив врагу золотой трон и собственную дочь.

Теперь Траян — безраздельный владыка Месопотамии. Известно, что по случаю были выпущены монеты с надписью PARTHIA CAPTA («Парфия взята»).

Римляне победили благодаря железной организации: даже сегодня транспортировка по пустыне мостов и судов — дело непростое. Но в немалой степени и по причине внутренних раздоров в парфянском государстве.

Траян находится в зените славы. Империя достигла максимальных границ. Это происходит именно в этот период, с весны по осень 116 года.

Вскоре в Харакс доходит оглушительная новость: прибывает сам император…

Весь город с трепетом ждет этого момента: до сих пор только один император из Средиземноморья ступал на эту землю, более четырехсот лет назад. Это был Александр Великий. Именно он и основал город, дав ему имя… Александрия, как всегда. Теперь сюда направляется Траян.

Римский император уже в городе. Местный царь Аттамбел уже изъявил покорность Риму, и его царство официально стало римским данником. Над Персидским заливом поднялись римские знамена.

Траян вышел на улицы города и направляется в порт. Все население нижней части города приникло к окнам и высыпало на улицы, чтобы приветствовать победителя. Первыми выступают всадники, солдаты и легионеры, они берут под контроль порт. Нет никакой напряженности, но мы на войне, и рисковать нельзя. Вот и сам Траян. Он едет на коне, окруженный конной охраной. На нем великолепные, сверкающие на солнце доспехи. Этот человек поражает своим… нормальным видом. Здесь тысячелетиями привыкли лицезреть всемогущих царей, всячески подчеркивающих дистанцию между ними и простым народом. Траян не таков. Он ведет себя не как власть имущий, а как обыкновенный человек, улыбается, поднимает руку, приветствуя народ. Его забрасывают цветами и приветствуют громкими возгласами. Почести, полагающиеся, впрочем, любому победителю. Людям бросается в глаза его седина. Траян поседел очень рано, и белоснежная шевелюра — отличительная черта его внешности, благодаря которой его легко узнать на поле битвы. Всем, и врагам тоже. Через несколько месяцев во время конной атаки на город Хатру, которой он лично будет командовать, вражеские лучники заметят его голову с белоснежными волосами и постараются сразить его; стрелы пролетят совсем близко и уложат несколько человек из его личной гвардии! Это дает вам представление о том, что за человек Траян. В свои шестьдесят два он себя не жалеет. Сражается с непокрытой головой, несется в атаку на коне, шагает, ест и терпит лишения бок о бок со своими солдатами. За это он пользуется всеобщей любовью, но по этой же самой причине выглядит значительно старше своих лет. Лицо испещрено морщинами, глаза впалые.

Это отмечает и индийский торговец, стоящий в первом ряду на пути следования императора в порту. Сегодня утром он пришел сюда попрощаться с земляками, отправляющимися обратно в Мусирис. Возможно, это последний корабль в этом сезоне, скоро ветры поменяют направление. Суматоха, поднявшаяся из-за прибытия императора, задержала его на пристани близ корабля. Но вот корабль отплыл и стал медленно удаляться. С некоторой тревогой купец замечает, что императорский кортеж направляется ровнехонько в его сторону. Процессия останавливается в нескольких метрах от него. Индиец, как и другие люди рядом с ним, застывает, словно окаменев. Кортеж смотрит, как удаляется корабль. Императору докладывают, что это последний корабль на Индию в этом сезоне и что он чудом его застал.

Между тем солдаты устраивают вокруг императора живое оцепление, тот сходит с коня и в окружении охраны приближается к краю пристани. Траян взирает на воды Персидского залива, на скользящий по морской глади парус и восклицает: «Я слишком стар, чтобы отправляться в Индию, как Александр Великий!» Он произносит эти слова как бы наедине с собой, однако достаточно громко, чтобы их услышали окружающие и чтобы они попали в анналы истории и дошли до нас…

Индиец понимает, что не должен упустить предоставившуюся ему уникальную возможность. Он не говорит по-латински, но может иным способом дать понять, что у него уже есть контакты с римским миром: он достает наш сестерций и поднимает высоко над головой, показывая свите Траяна.

Император оборачивается к берегу, чтобы вернуться к коню, и тут замечает этот блеск над толпой. Он догадывается, что речь идет о римской монете. Заинтригованный, император дает знак охране, кивая на купца. Властная рука забирает сестерций и подает его императору. Теперь его держит в руках сам Траян и внимательно рассматривает с обеих сторон. По его губам пробегает улыбка. Он хорошо помнит время, когда была выпущена эта монета. Потом он сжимает монету в кулаке и переводит взгляд на море, на удаляющийся в сторону Индии корабль. Мы не знаем, какие мысли посещают его в эти минуты. Но многие историки считают, что среди мотивов, побудивших Траяна дойти до этих далеких от Рима берегов, на территории нынешних Кувейта и Ирана, был и экономический.

Разгромив парфян, являвшихся посредниками во всей торговле с Востоком, он достиг трех целей: сокрушил злейшего врага, избавился от громадных наценок, которые парфяне накручивали на каждый проходящий через их руки товар (эти поступления шли затем на финансирование войн с Римом), и получил непосредственный контроль над торговыми путями из Индии и Китая, с Дальнего Востока.

То же самое он сделал при завоевании Дакии: избавился от жестокого врага и одновременно захватил золотые рудники.

В самом деле — похоже, именно после посещения порта Харакса Траян вернулся в Вавилон, чтобы внести ясность в экономическую сторону прямого выхода на Восток, установив, помимо прочего, подати и ставки пошлин, которыми должен будет облагаться прямой путь из Индии (и Китая) в Рим.

Траян отдает монету одному из своих гвардейцев и садится на коня. Солдат бросает монету купцу и тоже взлетает в седло. Вскоре кортеж удалится, оставив порт и потрясенного купца. Индиец долго будет еще рассказывать о знаменательной встрече своим детям и внукам.

Сестерций, сменивший уже столько владельцев, от рабов до философов, от проституток до легионеров, еще не завершил свой путь.

И правда, индийский купец, имеющий недюжинный деловой талант, наладив несколько многообещающих контактов, избавился от сестерция, от которого ему в Индии никакой пользы, хотя бы потому, что серебро низко ценится (будь это золотая монета, дело бы обстояло иначе). Так, однажды утром в одной из таверн Харакса он выменял статуэтку из слоновой кости, которую привез из родного города, на отличный металлический ларчик с римским замком, прибавив к статуэтке наш сестерций.

Рука, берущая сестерций, в эти недели лишила жизни много людей. Это рука центуриона. Доблестного мужа, память о подвиге которого дойдет до наших дней: он находился в плену в городе Аденистры (Adenystrae), и, когда на горизонте показались готовые к штурму римские войска, он вместе с товарищами сумел сбежать из-под стражи, убить командира вражеского гарнизона и открыть легионерам ворота города.

Центурион вернется в Вавилон вместе с Траяном. Будет свидетелем того, как император приносит жертвоприношения в большом царском дворце, а именно в комнате, где за четыре столетия до того принял смерть Александр Великий. Он будет там, когда начнут поступать вести об одновременных восстаниях против римлян в ряде мест Месопотамии и об усилиях Траяна восстановить контроль над ситуацией. Это будут мрачные месяцы, с многочисленными жертвами с обеих сторон. Руки центуриона снова обагрятся кровью, когда будут сровнены с землей такие города, как Нисибис, Эдесса и Селевкия: солдаты, пленные, женщины, старики и дети — все без разбору попадут под безжалостный карающий меч римлян…

Дело в том, что римляне, точь-в-точь как войска США в начале войны в Ираке, слишком сильно «выдвинулись вперед», не прикрыв тылы и не укрепив завоеванные территории по периметру. Парфяне, собрав силы, нанесли сокрушительные удары.

Но Траян, разбив врага в решающем сражении, не в состоянии контролировать столь обширную территорию. Он желает решить дипломатическими методами то, что не может сделать силой оружия, потому что в его распоряжении осталось слишком мало людей и сил.

Он поставит во главе парфянских территорий вассального царя Партамаспата. И вернется домой, на римскую землю. Многие историки считают, что Траян планировал вернуться в Месопотамию в будущем году, чтобы решить проблему раз и навсегда.

Письмо, которое он направит Сенату, следующего содержания: «Эта территория столь обширна и бесконечна и столь неисчислимо расстояние, отделяющее ее от Рима, что у нас нет возможностей управлять ею. Так что мы даем народу царя, который подчинен Риму».

Итак, наш сестерций вместе с римскими легионами пускается в обратный путь долгими маршами по бескрайним ближневосточным пустыням. К берегам Средиземноморья. К Антиохии.

Антиохия

Это третий по величине город Римской империи, расположенный на берегу реки Оронт, недалеко от ее впадения в Mare nostrum, как называют римляне Средиземное море. К сожалению, до наших дней от этого города почти ничего не дошло, если не считать великолепных мозаик. Но в античности город величали «Антиохия Великая» и «Антиохия Прекрасная». Юлий Цезарь возвысил ее до ранга метрополии, и все императоры вносили свой вклад в ее украшение, включая роскошную императорскую резиденцию. На сохранившихся мозаиках, когда-то украшавших дворцы и термы, можно увидеть городские виды с улицами и домами, театром, фонтанами, людными площадями, бегающей детворой, проходящими мимо женщинами, носильщиками, прилавками, тавернами и т. д. Есть и многоэтажные дома. Такие мы и видим перед собой, следуя за центурионом, который, расквартировавшись и как следует намывшись в термах, отправляется в город, получив увольнение.

Однако Антиохия переживает не лучшие времена: повсюду видны следы сильнейшего землетрясения, произошедшего, когда наш сестерций находился в Индии. Треть города разрушена. Это была трагедия громадного масштаба.

В те дни в Антиохии было особенно людно. Траян расквартировал здесь свои войска. В городе находилось огромное количество солдат, а также множество людей, стекшихся отовсюду, чтобы получить аудиенцию, совершить сделку, участники посольств и просто любопытные, желавшие поглазеть на императора. Римский историк Дион Кассий описывает землетрясение с такой точностью, что возникает ощущение, будто своими глазами наблюдаешь катаклизм. Это рассказ человека, не обладающего научными знаниями о землетрясениях, однако он поразительным образом верно выявляет динамику событий:

Это землетрясение совпало по времени с кровопролитнейшим иудейским восстанием, которое впоследствии назовут второй Иудейской войной (первая, возможно более известная, волна сопротивления вспыхнула за полвека до того при Нероне и была подавлена Веспасианом).

Некоторые считают, что разрушение этого города было предсказано как предвестие скорого пришествия Мессии, и следовательно, землетрясение стало искрой, от которой занялись пламенем восстания низшие слои иудейских общин, в особенности в сельской местности, восстания, которое всех застало врасплох, не только римлян, но и саму иудейскую элиту.

В действительности, по мнению историков, мотивы были иными. Прежде всего легшее на плечи иудейского населения всей империи бремя fiscus Iudaicus, подати, наложенной Веспасианом после разрушения Иерусалимского храма.

Другой причиной стали трения между еврейской и греческой общинами, в особенности в Египте. Греки сумели навязать римским властям дискриминационные меры в отношении евреев, которые в результате ощутили себя людьми второго сорта.

Имели место массовые расправы с мирным населением, греками и христианами, были разрушены и преданы огню целые города на территории от Киренаики (где все началось) до Кипра, Месопотамии, Египта. Александрия благодаря своим стенам превратилась в подобие крепости, где укрылись бежавшие из сельской местности тысячи людей, прежде всего греки. Город устоял и не был захвачен. Что и говорить, тот факт, что Траян находится далеко в Месопотамии, прибавил храбрости восставшим.

За подавлением восстания последовали жестокие, безжалостные репрессии. И они продолжаются до сих пор: пока мы с вами в Антиохии, в сельских районах Египта и во всех восставших областях ведется настоящая охота на людей.

Как знать, сколь многие из тех, кого мы видели и встречали в Египте и в Северной Африке, расстались с жизнью. Нам этого не узнать. Празднично одетые женщины на лодке, греческие философы… А торговец из Путеол Юний Фауст Флор? Он ведь вернулся в Египет в самый неподходящий момент, когда вспыхнуло восстание. Может быть, он застрял в Александрии, а может быть, немедленно отплыл, опередив развитие событий. Мы никогда этого не узнаем. Но восстание огнем прошло по многим областям империи. Восстали даже еврейские общины в Месопотамии.

Но иудейский бунт — не единственная дурная новость. За время нашего отсутствия в империи произошли и другие серьезные события.

Воспользовавшись военными предприятиями Траяна в Месопотамии, из-за концентрации сил на Востоке оголившими прочие границы, совершили нападения многие пограничные народы: в Мавритании, на нижнем Дунае. Имели место даже атаки со стороны нескольких британских племен. Именно там, где мы с вами находились несколько глав назад…

Что и говорить, империя переживает не самый спокойный период. Но повседневная жизнь идет своим чередом.

Убийство

Центурион проходит сейчас по уцелевшему району Антиохии; высокие здания здесь пострадали меньше, чем в других районах города.

Вдруг раздается крик. Он поднимает голову и видит, как падает вниз нечто, по виду напоминающее белое покрывало. За долю секунды он осознает, что это женщина в белой тунике, кричащая и размахивающая руками. Он ловит последний испуганный взгляд несчастной. Затем тело с глухим звуком ударяется о землю.

На несколько мгновений центурион, хотя и не понаслышке знаком со смертью, стоит в оцепенении, как и все присутствующие. Затем бросается к бездыханному телу. Женщина скончалась на месте, ее волосы разметались вокруг спокойного лица. Лишь по пальцам рук и ног пробегает последняя судорога. Вокруг головы начинает растекаться по камням лужица крови.

Люди стараются понять, откуда она упала. Центурион заметил в одном окне лицо в момент ее падения. Теперь это лицо снова появилось в окне. Это муж.

Несколько минут спустя к месту трагедии подойдут два вооруженных стражника, раздвигая толпу, разглядывающую тело с тем нездоровым любопытством, которое в таких случаях совершенно бесполезно, оно лишь посягает на достоинство погибшего человека.

Никто и не думает накрыть ее покрывалом. В этом мире, где со смертью сталкиваешься каждый день на улицах или в общественных местах, таких как, скажем, большой амфитеатр Антиохии (где людей разрывают на куски дикие звери), потребности в этом не ощущается. Это примерно то же, что укрывать мертвую кошку или птицу. Стражники с центурионом во главе быстро поднимаются в здание, из окна которого выпала женщина. Несколько раз стучат и, не получив ответа, сообща высаживают дверь. В небольшой квартирке (cenaculum) все вверх дном, повсюду следы жестокой ссоры. Внезапно показывается муж. В смятении, он пытается заставить нас поверить в то, что жена упала из окна, развешивая белье. Но три свежие царапины на его щеке говорят о другом… Что же произойдет?

Убийство жены в римскую эпоху — преступление нередкое. (Как, к сожалению, и в наше время: каждые два дня в Италии от рук приятеля, мужа или бывшего мужа погибает женщина.) Достаточно прочесть некоторые эпитафии на римских гробницах, чтобы убедиться в печальной действительности:

Тем временем на улице собралась огромная толпа. Все слышали о случае, произошедшем ровно столетие назад, при Тиберии. Тогда в деле оказался замешан претор Плавт Сильван, обвиненный тестем Луцием Апронием в том, что выбросил жену из окна.

Судебный процесс проходил в одной из базилик форума, собрав огромное количество публики; обвиняемый отстаивал свою невиновность, заявив, что жена сама выбросилась из окна, пытаясь покончить с собой… О деле, разумеется, гудел весь город. Внимание к процессу выросло настолько, что пришлось вмешаться императору Тиберию. Он лично отправился в спальню погибшей женщины, где все еще были видны следы отчаянной борьбы. Плавту Сильвану во избежание позорного смертного приговора и ради сохранения семейного имущества, которое в противном случае подлежало конфискации, было рекомендовано покончить с собой.

Этот случай убийства заставляет нас задаться вопросом, насколько опасна жизнь в римских городах. И много ли насилия в римском обществе по сравнению с нашим? Ответ, как увидите, далеко не очевиден.

Опасны ли римские города?

Возьмем в качестве примера Рим. Это самый большой город империи, следовательно он сталкивается с наиболее серьезными проблемами в плане безопасности. Хотя приходится признать, что Антиохия и Александрия Египетская не многим уступают столице в рейтинге самых опасных городов империи. Однако по Риму в нашем распоряжении больше данных и свидетельств современников.

Ходить ночью по улицам Рима, не сделав завещания, могут только безумцы — так считали древние. И правда, Рим — самый густонаселенный город в истории Запада до эпохи промышленной революции, он насчитывал около миллиона жителей или даже более того. Все его проблемы многократно умножены по сравнению с другими городами. Включая преступность.

Когда имело место насилие? Во многих ситуациях. Попробуем проанализировать их по порядку, как сделал профессор Йенс-Уве Краузе.

Вы могли стать свидетелем сцен насилия при взимании долгов кредиторами. Или же по самым ничтожным поводам. Например, из-за того, кто кого должен пропустить на дороге. В обществе, в котором, как сегодня в Индии, огромное значение придавалось сословным различиям, побои, удары палкой или камнем по первому поводу были почти нормальным явлением. Как следствие, бо́льшая часть конфликтов имела место в общественных местах (к удовольствию прохожих) — на улицах, рынках и даже в термах.

Вошел в историю переданный Плинием Младшим случай с представителем сословия всадников, которого в термах слегка подтолкнул раб, расчищавший путь своему господину. Он набросился не на раба, а на его хозяина, избив его до потери сознания за то, что посягнул на его достоинство, позволив своему рабу коснуться его. Нам, живущим в другом обществе, трудно понять эти ситуации, но в Индии, где кастовая система устанавливает поистине непроницаемые преграды между людьми, подобную реакцию сочли бы нормальной.

Если подобные вещи случаются еще сегодня в одной из великих мировых демократий (в которой, следует сказать, касты запрещены государственным законом, но в повседневной жизни кастовые законы остаются незыблемыми), что же удивляться реакции древнеримского всадника?

В термах сцены насилия могли быть связаны и с воровством. Известен случай, как на одну молодую женщину и ее свекровь в термах напали другие женщины, чтобы украсть у них драгоценности.

Другим виновником насилия был алкоголь, это касалось в основном молодых мужчин. Потасовки в питейных заведениях были обычным явлением; кроме того, возвращаясь домой веселой компанией, пьяные частенько нападали на одиноких прохожих.

Отсюда дававшийся в ту эпоху совет никогда не ходить по ночным улицам в одиночку, а только в компании, с факелами и лампами, чтобы хорошо освещать темные улицы.

Трактиры, таверны и постоялые дворы пользовались самой дурной «ночной» славой: их хозяева сами имели сомнительную репутацию, а их заведения не только привечали клиентов, готовых по любому поводу дать волю кулакам, но и давали приют весьма подозрительным личностям, среди которых были и убийцы, и воры, и беглые рабы, — так, по крайней мере, утверждает Ювенал.

Кроме того, на улицах Рима наводили страх молодежные банды. Если мы под этим термином понимаем разнузданных подростков из низших социальных слоев, то в римскую эпоху не всегда было так, часто ситуация была обратная: группы юношей из богатых семей шатались по улицам и совершали правонарушения. Это они, трезвые или в подпитии, вышибали двери лупанариев и скопом насиловали проституток или ловили на улицах одиноких женщин; это они нападали на прохожих и грабили магазины. Известно, что этим в молодости грешил Нерон, избивавший с дружками прохожих.

Наконец, грабежи: ночные улицы под покровом темноты были для них идеальным местом. Особенно в отношении пьяных прохожих. Тут не обходилось и без убийств.

Итак, если проанализировать, преступность жила не на периферии или в местах с дурной славой, а в самом центре города и в общественных местах.

Несмотря на все это, римские улицы были менее опасными, чем улицы наших городов. Интересно сравнить некоторые данные. К концу республиканской эпохи ввиду общей опасности очень многие люди носили при себе оружие. Ножи, кинжалы и мечи были всегда наготове.

Со временем ситуация в обществе стала более спокойной. Кроме того, с основанием империи Август издал закон, запрещавший ношение оружия, исключение составляли охота или путешествие (Lex Iulia de vi publica et privata — «Юлиев закон о публичной и частной жизни»). С этого момента быть уличенным в ношении оружия в общественном месте стало чревато серьезными последствиями. То, что происходит сейчас: попробуйте-ка выйти на улицу с автоматом через плечо или с помповым ружьем — и увидите, что будет… Все это привело к сокращению обращения оружия. Если в Средние века или в наше время оружия на руках достаточно, в результате чего нередки летальные исходы в случае потасовок, стычек и грабежей, в Римской империи происходило обратное. Небольшое распространение оружия приводило к тому, что в случае конфликтов в ход шли кулаки, палки и все, что оказывалось под рукой, — камни и т. д. Соответственно, и жертв было меньше.

Скажем, из примерно трехсот погибших при извержении Везувия в Геркулануме лишь один человек имел при себе оружие — меч. Это был солдат, следовательно он имел право на ношение оружия.

Что грозит убийце

Разумеется, убийства случаются и в римскую эпоху. Особенно в городе с миллионным населением.

Что говорит закон в случае поимки убийцы? Если посмотреть, что происходит в IV веке в случае драки с летальным исходом, поражает тот факт, что закон не «равен для всех», а «более равен для некоторых и менее — для других»…

Все зависит от того, к какому социальному слою относится убийца. Если он относится к низшему классу (humiliores), ему выносится фактически смертный приговор: ad metalla, то есть ссылка в рудники и карьеры (до самой смерти), либо ad gladium (damnatio in ludum gladiatorium),[142] иначе говоря, в Колизей — сражаться с такими же осужденными — либо в гладиаторскую школу.

Если же убийца принадлежит к высокому сословию, его отправляют в ссылку с конфискацией половины имущества.

Одним словом, индийский кастовый принцип явно присутствует в римском обществе…

Убийство может произойти и в рамках семьи. Мы были свидетелями того, как муж выбросил из окна жену. Насилие внутри семьи широко распространено.

Жестокость отца семейства (pater familias), подвергающего физическим истязаниям рабов и детей, не преследуется по закону, за исключением вопиющих случаев. То же самое, если жертвой является жена: битье кулаками, сечение палками и розгами — самое обычное дело. По мнению профессора Краузе, к концу эпохи Римской империи бо́льшая часть женщин в африканских городах подвергалась избиениям со стороны мужей. Так что убийства порой случаются именно в домашних стенах. Если мужчину на убийство толкают алкоголь или вспышка гнева (например, при обнаружении супружеской неверности), с женщинами все совсем по-другому. Не говоря о том, что, судя по документам, женщины совершают убийства гораздо реже, нежели мужчины, методы у них более «утонченные».

Прежде всего, в отношении мужа не бывает вспышек гнева, а бывает умысел: то есть жена терпеливо размышляет о том, как и когда разделаться с мужем (зачастую чтобы иметь возможность жить с любовником). И затем, излюбленное женское оружие весьма своеобразно — это яд…

В республиканском Риме наделал шума ряд отравлений, в которых было замешано более ста пятидесяти женщин. Сам Катон Старший заклеймил эту слабость к яду знаменитой сентенцией: все женщины — прелюбодейки и отравительницы…

Комиссары Коломбо античного Рима

Профессор Краузе подчеркивает один примечательный факт. Когда виновные не принадлежат к той же семье, что и жертва, в большей части случаев они принадлежат к тому же общественному кругу, иными словами, знают друг друга. Иначе чем объяснить тот факт, что рабов жертвы могут допрашивать под пыткой? Это указывало на то, что виновные известны в доме, потому что являются родственниками или знакомыми.

Показательный случай имел место в Сирии к концу римской эры. Мужчина был убит ночью во дворе собственного дома. Рабы не только не защитили его, а спрятались, позволив убийцам скрыться. Наследники погибшего подали в суд, и были арестованы пятеро земляков жертвы. Они так и остались за решеткой ждать смерти, несмотря на отсутствие против них неопровержимых улик.

Интересны два аспекта этого дела, проливающие свет на систему правосудия в римскую эпоху. Во-первых, тюрьма не является приговором, как в наши дни. В римскую эпоху приговор прост: тебя или оправдывают, или приговаривают к изгнанию, к растерзанию дикими зверями (ad bestias), к гладиаторским боям, к рудникам и т. д. Никто не получает в качестве приговора тюремное заключение. Римлянин бы изумился, сочтя подобное наказание слишком мягким.

В римские времена тюрьма является лишь местом временного пребывания, в ожидании приговора. Отсюда преступник будет направлен куда-то еще.

Второй любопытный аспект — как в случае преступления (кража или убийство) дело попадает в суд. В римские времена не существует организованного корпуса полиции, как сегодня, нет летучих бригад, спешащих на место преступления с завывающими сиренами. Конечно, существует пожарная охрана, которая совместно с квартальными капитанами (vicomagistri) патрулирует улицы; тот же Август учредил в Риме небольшие посты городской полиции (cohortes urbanae), эквивалент итальянских комиссариатов, но что касается контроля за жизнью улицы и расследований, то тут широко практикуется метод «сделай сам». Сами горожане разнимают дерущихся, присматривают за чужаками и т. д.

Не существует полицейских в духе лейтенанта Коломбо. Родственники жертвы сами должны провести расследование, допросив рабов, соседей, собрав улики и т. д. Установив в ходе расследования личность виновного, они обращаются к адвокату и направляются прямехонько в трибунал. С этого момента вступает в действие механизм римского процессуального права с его дуэлью между обвинением и защитой.

Так завершались расследования в античном Риме.

Все же иногда до суда не доходит, если стороны приходят к взаимной договоренности. Обвиняемый — чтобы избежать сурового приговора. Обвинитель же избегает таким образом расходов на процесс, получив к тому же достаточное возмещение урона, к примеру в денежном эквиваленте.

Такое часто бывает в случае сексуального насилия по отношению к девушке из бедной семьи со стороны состоятельного мужчины.

Позднее появится еще один институт, позволяющий разрешить вопросы, не обращаясь в суд, — Церковь. Служители Церкви будут посредниками в переговорах между сторонами или, принимая во внимание их авторитет в общине, будут выносить собственные религиозные «приговоры». А в эпоху поздней античности будут образованы настоящие «епископальные суды».

Общество более мирное в сравнении с нашим?

Теперь можно подвести итоги по вопросу о преступности на улицах Рима и других городов империи, развенчав многие мифы.

Первый вывод заключается в том, что, как показывает профессор Краузе, в римском обществе не существует так называемого преступного мира. То есть не существует фигуры «профессионального» преступника, в духе Аль-Капоне или столичной «банды Мальяна». А если и встречается (разбойники), то скорее как исключение из правила.

Кражи зачастую совершаются из сиюминутной необходимости, — скажем, ремесленник или мелкий торговец не упускает удобного случая, «берет, что плохо лежит», чаще всего будучи стеснен в средствах, а затем возвращается к своей обычной деятельности. Либо преступниками становятся «на время» по какой-то особой причине (скажем, раб, которому приказано совершить нечто противозаконное).

В Риме не существует организованных банд или криминальных группировок, подобно мафии, ндрангете, каморре, восточным бандам, китайским и т. д. И в этом — первое существенное отличие от нашего общества: римские преступники, как правило, действуют единолично или прибегая к помощи друга или родственника. Наши же преступники действуют, создавая криминальную сеть: банды, семьи, приемы в члены и т. д.

Второй вывод: в римскую эпоху, несмотря на то что в обществе практикуется гораздо больше физического насилия (избиения рабов, членов семьи, стычки…), в ходу, как мы говорили, гораздо меньше оружия, чем сейчас.

Третий вывод следует из анализа числа обращающихся в суд:

— римлянин не склонен к самоуправству с применением насилия;

— есть доверие к правосудию. Хотя оно не «равно для всех», поскольку дает преимущество высшим классам общества и защищает их, простые люди все-таки идут в суд, не занимаясь самосудом.

Кто хотел получить немедленное возмещение за понесенный урон, обращался в органы правосудия.

В Средние века и эпоху Ренессанса человек, чья честь была задета, вынимал шпагу, римлянин же отправлялся в суд.

Также факты говорят о том, что в повседневной жизни римское общество было более спокойным, чем о нем думают, и уж точно на порядок спокойнее, чем в последующие эпохи.

Это противоречит образу, создаваемому многочисленными романами и голливудскими фильмами, которые представляют римское общество циничным, насквозь пронизанным насилием и интригами, где по малейшему поводу идут в ход кинжалы. Что и говорить, это было время, непохожее на наше, может быть, даже другая планета, где рабство, педофилия и смертная казнь были частью повседневности. Но оно парадоксальным образом было и более цивилизованным, мирным и демократичным, чем эпоха за́мков, прекрасных дам, рыцарей и куртуазной любви, периода, в отношении которого часто используется весьма красноречивое выражение: плащ и шпага…