Беспредельная Римская Империя. Пик расцвета и захват мира

Торговец янтарем

Сквозь темную чащу с громадными деревьями пробирается небольшой караван повозок. Ветер играет кронами, словно следуя ритму древнего танго. Этот величественный танец сопровождается бесконечным свистом, напоминающим далекое завывание. Кажется, что взвыли все волки здешних бескрайних лесов.

У странника в последней повозке напряженное лицо. Он то и дело с тревогой смотрит по сторонам и вверх. От взгляда его темных глаз не ускользает ни единое движение в глубине чащи и за стволами деревьев.

Здесь нападение германцев может произойти в любой момент, поскольку мы движемся на юг параллельно границе и вблизи от нее. И все-таки это вряд ли возможно. Данная дорога всегда патрулируется, и небольшие отряды конной охраны расположены в стратегических точках невдалеке друг от друга.

Мужчина все знает, он неоднократно колесил по этой дороге. Однако его особенно волнуют не столько возможные внешние опасности, сколько то, что находится внутри его повозки: много янтаря.

Так и есть. Этот человек — торговец янтарем. Но так много этого сокровища ему пока не доводилось перевозить.

Наш сестерций, как вы уже догадались, перешел к нему. Он оказался в сдаче, полученной при покупке пары новых сандалий у лавочника в Могонтиакуме (ныне Майнц). А тот в свою очередь взял его от центуриона, зашедшего приобрести прекрасные расшитые женские босоножки. «Для моей невесты», — сказал он…

Торговец янтарем зашел в лавку пару минут спустя, вернувшись из дальнего заграничного путешествия, во время которого он совершенно разбил свою прежнюю обувь. Но дело того стоило: в странствии ему удалось купить куски янтаря невиданных размеров и качества.

Почему римлянам так нравится янтарь?

Янтарь добывается из Балтийского моря. Местные жители собирают его на своих холодных берегах. Ни один римлянин не осмелится добраться туда. Это слишком опасно. Но существует развернутая сеть мелких местных торговцев и перевозчиков, которые несут, словно муравьи, кусочки янтаря в сторону Римской империи. Распространители перемещаются по артериям троп, известных им одним, которые и составляют «янтарный путь». Можно провести сравнение с европейским Шелковым путем — по нему текут миллионы сестерциев, настоящая золотая река, несущая свои воды к римской цивилизации. Конечный пункт находится в Аквилее, военном городе у границ империи, по соседству с нынешним Триестом. Здесь простые кусочки затвердевшей смолы превращаются в шедевры ювелирного искусства.

На самом деле янтарь открыли не римляне. Он ценился уже шесть тысяч лет назад. Даже микенские женщины и правители украшали себя янтарными ожерельями. От них не отставали египтяне, греки и этруски…

Из янтаря изготавливали кулоны, бусы, кольца, игральные кости, женские туалетные принадлежности (шкатулки для цветных порошков для лица или тарелочки в форме раковины с лопаточками для крема). А также малюсенькие статуэтки. Об их высокой ценности отзывался Плиний Старший: «…маленькая янтарная статуэтка человека была более дорога, чем человек (раб), живой и здоровый».[46]

Почему же янтарь так желанен? Из-за его цвета, редкости, но прежде всего благодаря электростатическим свойствам, которые в древности казались магическими. Действительно, при трении янтарь заряжается электричеством и притягивает волосы на голове или на коже рук. Воистину сверхъестественное качество. Греки называли янтарь electron, к этому термину восходит наше «электричество»…

Янтарь хорошо продается среди римлян еще и потому, что ему приписывают целебные свойства. Плиний Старший, великий исследователь природы, погибший в Помпеях при извержении Везувия, обладавший немалым военным опытом, в своей «Естественной истории», известном натуралистическом трактате энциклопедического масштаба, пишет: «И поныне крестьянки по ту сторону По носят янтарь вместо ожерелья на шее, более всего для украшения, но также и для врачевания опухолей шейных желез и болей горла, причиняемых разными тамошними водами».[47]

Янтарь действительно притягивает, и до сих пор распространено поверье, что он снимает головную боль и изгоняет кошмары, вероятно благодаря насекомым, которых он «пленил».

Эти насекомые, как известно, умерли сорок пять миллионов лет назад, когда капли смолы из доисторических стволов заключили их в свои вечные объятия. Мы знаем об этом благодаря научным исследованиям палеонтологов. Но какое объяснение могли дать сами римляне подобному явлению?

Поражает, насколько убедительное истолкование дает Плиний Старший — в эпоху, когда слово «окаменелость» еще не существовало. Удивительно наблюдать, как в нескольких строчках разворачивается его рациональная мысль, в духе изысканий лейтенанта Коломбо.[48]

«Янтарь рождается из сока особого вида сосны… То, что это была сосна, доказывает запах, производимый янтарем при трении, и тот факт, что он горит абсолютно так же, как смоляной факел, с похожим запахом. О том, что янтарь был жидким при рождении, свидетельствуют отдельные тела, различимые внутри прозрачного куска, такие как муравьи, комары и ящерицы, прилипшие однажды и оставшиеся в застывших тисках навсегда…»[49]

Таково объяснение рационального римлянина. Однако многие из его соотечественников дали бы мифологическое истолкование: кусочки янтаря — слезы, пролитые элиадами (дочерьми Солнца) в знак скорби по Фаэтону, возжелавшему прокатиться на колеснице Аполлона и низверженному в реку Падус (совр. По). Это название прозвучало не случайно. Ведь именно здесь находится конечная точка «янтарного пути», проложенного от балтийского побережья…

Наш торговец, разумеется, не задается подобными вопросами — ему важно продать товар и «сделать бизнес». Он уже многое преодолел. Благодаря германскому эмиссару и отличным связям ему удалось приобрести редчайшие экземпляры необработанного янтаря и доставить их в обход классического пути на границу империи. Такой труд заслуживает вознаграждения.

Янтарь оказался превосходного качества: эта разновидность именуется «фалернской» — из-за сходства с одноименным благородным вином. Он прозрачен и напоминает горячий мед.

Человеческий товар: повозки с рабами

Теперь торговец имеет только одну цель: побыстрее добраться до Италии, чтобы продать свой ценный товар. Дорога среди лесов ему совсем не нравится. Поэтому он примкнул к каравану торговцев рабами, с их повозками-клетями, внутри которых теснятся десятки германцев. Охранники, сопровождающие и контролирующие телеги с человеческим товаром, призваны отразить возможные атаки.

Рассмотрим эти повозки. Если бы мы провели сравнение с современными автомагистралями, то без труда сблизили бы их с фургонами для перевозки животных, иногда обгоняемыми нами на трассах. Сколько раз мы спрашивали себя: что станет с той овцой, коровой или свиньей? И знали ответ: их ожидала короткая жизнь с незавидным концом в супермаркете или мясной лавке. А потом наша машина набирала скорость, грузовик оставался далеко позади и испарялся из памяти.

Римляне реагируют так же. Сколько раз римский мужчина, женщина или ребенок видели, как мимо них проезжают те самые повозки, груженные человеческим товаром? Сотни раз… Возможно, они на минуту отвлеклись, проводили их взглядом, с любопытством рассматривая лица рабов. А затем вернулись к своим обыденным заботам. Рабство — совершенно привычная вещь. Никто не возмущен. В этом — одно из огромных различий между нами и Римской империей.

Но и у нас еще есть рабство, в области секса и нелегалов-иммигрантов. При такой демократии, как наша, где готовы защищать даже права кошек и собак, подобное недопустимо. Чудовищна сама мысль, что до сих пор существуют работорговцы. Но еще ужаснее то, что есть люди, готовые покупать или использовать невольников. В некотором смысле работорговцы и их клиенты никогда не исчезали и сегодня живут среди нас. И совсем не похожи на чудовищ. Более того, зачастую тот, кто пользуется сексуальными услугами девушек-рабынь или нанимает на работу нелегальных иммигрантов, выглядит вполне нормальным человеком, который, возможно, сидит в ресторане за соседним столиком.

Подойдем ближе к веренице из четырех повозок с рабами. Парадоксально, но факт: подобная сцена никогда не описывалась в исторических книгах.

В первую очередь поражает вид самих повозок, скрипучих и шатких, где малейшее движение перерастает в землетрясение. Колеса сплошные, без спиц, наподобие круглых столешниц. Оси — из железа, но в детских повозках они деревянные.

Рассмотрим людей. Это германцы. У всех сальные, спутанные волосы, особенно у женщин. Они словно прекратили заботиться о себе. Полуголые, грязные. Остатки жалких одежд порваны или истлели. После многих дней пути никто и не помышляет о стирке. Перед нами — лишь живой товар. И потом — запах. Он, пожалуй, поражает больше всего: телеги источают зловоние. Никто не только не моется вот уже много дней, но и не выходит… по нужде, которая справляется здесь же, «на борту».

Наши глаза стараются, естественно, поймать взгляды рабов, но это удается нечасто. Все развернуты спиной к решеткам, словно решив закрыться от мира. Кто-то стоит на ногах, другие сидят. Никто не разговаривает. Они вперили взоры в землю, смятые судьбой, которая в одночасье превратила их из свободных мужчин и женщин в вещи. И теперь их ждет жизнь, полная мучений. До самой смерти. Может быть, скорой. А как бы вы себя чувствовали?

Особенно впечатляет детское молчание. Подойдем к самой маленькой из повозок. Тут никто не плачет и не протестует. У них также закончились слезы. Один малыш скорчился в углу без движения. Поза неподвижного тельца, лишенного всякой помощи, воплощает собой всю антигуманность рабства. Острое страдание столь очевидно, что пронзает сердце. Вот, пожалуй, самая жуткая сцена, виденная нами в этом путешествии. Отчаяние ребенка, обреченного на рабство, бесконечно. Словно угас свет будущего — не только для него, но и для всего человечества.

Мужчины, женщины и дети, которые молча едут навстречу своей печальной участи. Нельзя не думать об иных эшелонах, которые почти две тысячи лет спустя, в тех же самых землях, по рельсам совершат обратный путь, груженные обреченными на истребление людьми.

Одна девочка смотрит на нас. Лицо обрамлено прутьями решетки. Взгляд ее невозможно понять: в нем нет мольбы, злобы или печали. Она просто смотрит на нас, и все. Таков взгляд тех, кто перегорел и чье сердце опустошено. В свои годы она могла бы играть с другими детьми, а вместо этого окончит дни, услаждая ночами греческого лавочника, или, что хуже, в борделе на далматском побережье.

К нам приближается охранник и теснит прочь, свирепо сверкая глазами. Мы вынуждены остановиться. Но ангельское лицо, удаляясь, продолжает смотреть на нас.

Работорговец

К подобному зрелищу нам невозможно привыкнуть. Неужели ни один римлянин не возмутился торговлей людьми?

На самом деле римляне ненавидят любого работорговца (mango). Человек, чье состояние может достигать невероятных размеров. Человек без принципов. И мы в этом сейчас убедимся. Дверь деревянной повозки, по виду вполне напоминающей дом на колесах, открывается, из нее высовывается работорговец, который обозревает небольшой караван. Сквозь приоткрытую дверь нам удается рассмотреть целую передвижную «квартиру», с кроватью, крытой шкурами, с сидящей белокурой девушкой, без сомнения рабыней.

У мужчины маленькие беспощадные глазки, длинный нос, тонкие губы. Торчащий живот говорит о хорошем питании, а множество колец свидетельствуют о его обширной торговой деятельности. Он и вправду ни на секунду не останавливается. Постоянно бывает на границах, куда доставляют «груз» его германские «поставщики», захватывающие людей из соседних племен и привозящие их ему на продажу. В других случаях он следует за легионами во время полицейских пограничных операций или в момент набегов. Его повозки наполнены не только пленными воинами, но и женщинами и детьми, похищенными во время военных рейдов по деревням за пределами границ. Когда же нет крупных военных операций, существуют другие источники пополнения рабского товара: он посылает своих приспешников в города подбирать детей, покинутых родителями. В любом городском центре имеется место, куда их подбрасывают по ночам или ранним утром, — храм, колонна, угол улицы или свалка. Почему детей бросают? Потому что родители не хотят или не могут воспитывать их. Из-за бедности или многочисленности семейства. Рожденные проститутками тоже становятся подкидышами… Кроме того, есть дети, отвергнутые «благочестивыми» семьями, когда есть подозрение, что они стали плодом измены или просто оказались нежеланного пола…

Сломать младенцу руку или сделать хромым — довольно распространенное дело, потому что они чаще востребованы теми, кто нуждается в малолетних рабах, просящих милостыню.

И римских граждан могут похитить. Речь идет о свободных гражданах, пропадающих внезапно, например в деловых поездках. Ими также пополняют невольничий рынок… Эту сторону дела мы сможем рассмотреть в течение нашего путешествия в другой точке Римской империи.

Прибытие в Италию

Через несколько дней караван переходит через Альпы и готовится к пересечению Паданской равнины. Они удлинили путь, поднимаясь высоко над уровнем моря. Похолодало. Горы еще покрыты снегом. Однако никто не отваживается штурмовать вершины в древнеримскую эпоху. Альпинизм не развит, время «любителей гор» еще не настало. Горные хребты считаются враждебным местом, опасным и запредельным. Как сегодня — пропасти. Нет желающих подняться на вершину, кроме разве что редких охотников за горными козлами или сернами. Поразительно, но где-то там, наверху, среди ледников Альп, еще ждет своего открытия мумия ледяного «человека из Симилауна» (тирольского доисторического человека, чьи останки были обнаружены в леднике в полной сохранности, вместе с топором, луком, стрелами, одеждой и пр.). Представьте, что в древнеримскую эпоху она провела там во льдах уже три тысячи пятьсот лет, то есть больше времени, отделяющего нас от Рамзеса II. Но пройдет еще две тысячи лет, прежде чем мумию обнаружат и изучат.

Караван пересек горные хребты. Несмотря на то что германцы привыкли к экстремальным условиям, уже трое рабов скончалось от холода, голода и суровых испытаний перевозки. Другие натерли раны на щиколотках и шее от железных оков и ошейников.

Работорговец излил гнев за упущенный куш, подвергнув жестокой порке собственных слуг, прекрасно осознавая, что в этом не их вина. В каждом путешествии неизбежны людские потери среди рабов.

Но теперь необходимо преодолеть еще одно, последнее, препятствие — таможню.

Прохождение таможни: уловки и проверки

Римские таможни располагаются в стратегических точках по всей империи, и не только непосредственно на ее границах, как было бы логично предположить, но и между землями двух близлежащих провинций. Каждый вид товара, проникающий в их пределы, должен быть обложен налогом, несмотря на то что он привезен с территории империи.

Можете себе представить длинные ряды таможенников, которые ищут любой повод разжиться лишней монетой… Все это разворачивается в данный момент. Наш караван замер на долгие часы.

Закон предельно прост: все, что необходимо в пути, не облагается пошлиной. Поэтому повозки, быки, мулы, кони, «чемоданы» с одеждой и весь прочий скарб usum proprium,[50] в частности кольца, личные украшения, документы, карманные солнечные часы, не требуют налогообложения.

Все остальное облагается пошлиной. И речь идет действительно обо всем: два брата в небольшой повозке спорят с таможенником, собирающимся обложить платежом урну с прахом отца, которую они везут домой на захоронение в семейном склепе. Мертвый должен быть оплачен. Остается определить цену… Именно вокруг этого вопроса разворачивается спор…

Таможенники, или portitores, запрашивают в первую очередь список ввозимых вещей, так называемый professio. Налоги между тем вполне приемлемы, они составляют около двух процентов от стоимости товара и могут достигать максимум пяти процентов.

Однако совершенно другой вопрос — предметы роскоши. Шелк, драгоценные камни, дорогие ткани облагаются пошлиной в 25 процентов. Ясно, что нашему торговцу янтарем придется расстаться с приличной суммой денег. Но он, как полагается, все предусмотрел, ибо является «человеком мира»… Так, он намекнул, что хотел бы поговорить с глазу на глаз с управляющим таможней. И когда тот взошел на малую крытую повозку, он заплатил кругленькую сумму золотыми монетами за частичную проверку янтаря и вложил в руку таможенника прекрасный камень, чтобы осмотр на этом и завершился… «Сделаешь великолепное украшение своей жене», — сказал он. Разумеется, самые ценные и крупные куски янтаря расположены внизу, в надежном укрытии, поэтому они ускользнули от глаз таможенников, которые проверили материал среднего качества, специально выставленный торговцем напоказ.

На самом деле притворяются обе стороны. Таможенники прекрасно знают, что если бы продолжили проверку, то обнаружили бы более ценные куски, однако и при данном раскладе все остаются довольны: управляющий снял с купца высокую для пограничных налогов сумму (хватит даже на неплохой остаток, чтобы разделить его среди коллег). Торговец, со своей стороны, знает, что заплатил лишь часть пошлины и прилично сэкономил. В результате молодая жена таможенника получит изысканно отделанное ожерелье.

По правде сказать, двое мужчин встречаются не впервые, и всякий раз между ними действует молчаливое соглашение о неполной проверке товара…

Как будто ничего не изменилось за два тысячелетия…

Главный таможенник сходит с колесницы и приказывает своим подчиненным скрепить печатью разрешение на проезд для торговца янтарем. Те понимают с полуслова и знаком показывают небольшой повозке отделиться от каравана и продолжить путь.

Вскоре раздаются радостные восклицания одного из таможенников. На дне мешков у задержанного на границе погонщика мулов обнаружены великолепные серебряные блюда… Ясно, что тот намеревался, используя свой смиренный облик бедняка, провезти роскошные вещи. А вдруг они похищены? Или его послал хозяин, желающий избежать проверки? Нам неизвестно. Мы знаем только, что в данном случае чутье таможенников не подвело. Опыт подсказывает им, что некоторые бедные на вид, безвестные странники могут преподнести массу сюрпризов и подарков. И они научились определять их…

И что дальше? Закон прост: все будет изъято. Но виновник может выкупить изъятые вещи, разумеется по цене, которую ему назначат таможенники! То есть как минимум вдвое превышающей истинную стоимость предметов.

Сокрытие рабов

Совсем иная ситуация складывается с повозками с рабами.

Работорговец нервно расхаживает взад-вперед, подгоняя таможенников, потому что его «товар» зачах от холода. Однако эти действия лишь усугубляют тщательность проверки. Задетые его резким и нахальным тоном, контролеры принимаются шарить повсюду, в том числе и среди личных вещей, в поисках незадекларированных предметов. Обыскиваются даже сопровождающие охранники и все члены каравана.

Хозяин волнуется не из-за проверок. Он чист и знает, что ничего обнаружено не будет. На самом деле он лукавит в другом. Гибель нескольких рабов снизила будущую выручку, и поэтому он пытается провезти двух невольниц под видом членов своей семьи. Одна — это светловолосая девушка, которую мы мельком видели на кровати в повозке. Другая — девочка с остановившимся взглядом. Он одел их в приличные одежды и посадил рядом с собой во главе повозки, заявляя, что перед нами — его жена и дочь.

Выбраны именно они, молодые и красивые, поскольку это — его самый ценный товар и на рынке за них можно много выручить. Кроме того, можно рассчитывать на их молчание. Одна затравлена и запугана работорговцем, который угрожал ей расправой. Другая никогда не говорит… Такой трюк уже проходил не единожды. Но он рискован.

Римский закон в этом отношении ясен, как напоминает Лайонел Кэссон, доцент Нью-Йоркского университета и крупный специалист в области путешествий в древности: если на границе некто скрытно пытается провезти раба, выдавая его за члена семьи, а раб тем временем выдает свое истинное происхождение, то последний немедленно освобождается. Он прекращает быть рабом.

Начальник таможни обращает внимание на девушку и малышку… и начинает подозревать. Неудивительно, что у работорговца красивые жена и дочь. Однако одна деталь выбивается из этой истории: взойдя на повозку, он видит только одну кровать. И для одного человека это ложе кажется узким, а уж для пары и подавно. И где тогда спит девочка? Даже на полу нет места.

Он понимает, что здесь что-то не так. Осматривает обеих, сидящих в повозке, и поражается растерянному взгляду ребенка. Такое выражение глаз невозможно забыть. Глава таможни все понял… Но как освободить ее? Ведь сама она не может заявить, что рабыня…

Он придумал следующее. Снимает шлем. Подходит к девочке и с улыбкой начинает тихонько напевать колыбельную на германском наречии. Такие песни поет новорожденной дочке его жена (молодая женщина, которая получит янтарное украшение). Он женился на получившей свободу рабыне (так называемой либерте), также уроженке Германии. Однако сложно установить, из того ли она племени, что и малышка. Германские народы многочисленны, их обычаи и диалекты разнообразны. Но лингвистическая основа у всех едина. Как знать, может, ему и удастся расшевелить девочку…

Начальник таможни смотрит ребенку прямо в глаза и запевает первый куплет… но ничего не происходит. Начинает второй… безрезультатно. Пробует нежно на ушко девочке пропеть третий… Она обнимает его маленькими ручонками. Ее глаза наконец заблестели. И раздается громкий крик «мама!»…

Словно лист, несомый течением, ее судьба снова неожиданно совершила крутой поворот. Начальник берет ее на руки, а затем протягивает руку и тянет также девушку-«жену» в здание таможни. Работорговец с жаром бросается на них, стараясь удержать, но замирает, когда два других таможенника, наблюдавшие за сценой, обнажают клинки и приставляют к его груди и горлу. Тот поднимает руки в знак повиновения и отступает к колеснице. Он понял, что игра проиграна.

Освобождение

Колонна повозок, согласно правилам, остановлена и сгруппирована у края дороги, чтобы не задерживать проезд остальных. Посылают за женой начальника таможни. Она входит в комнату-кабинет своего мужа и обнаруживает там малышку с темно-синими глазами и всклокоченными белокурыми волосами, закутанную в покрывало и с кружкой молока в руках.

Женщина произносит всего несколько слов на знакомом наречии — и девчушка бросается ей навстречу, ища защиты в складках длинных одежд.

Требуется совсем мало времени, чтобы выяснить, что торговец ей не отец, а светловолосая девушка — не ее мать. Сложнее заставить заговорить последнюю, окаменевшую от страха. Но и в этот раз с помощью жены таможенника и общего для женщин языка лед постепенно растапливается.

Обеих поймали в самом сердце Германии «ловцы людей» из их же народа, а затем перепродали работорговцу.

Начальник таможни, собрав своих людей, направляется к работорговцу и официально заявляет, что тот освобожден от надзора за двумя рабынями, как предписывает закон. Мужчина выпучивает глаза и багровеет от ярости, но не имеет права возражать. Заплатив свою таможенную пошлину, он командует колонне возобновить движение.

Сотрясаемые резкими толчками, качаясь, повозки отправляются дальше по направлению к Паданской равнине. В клетках никто не оглядывается назад. Все ожидают разрешения собственной участи на первом же невольничьем рынке, который не за горами. Это вопрос нескольких дней.

Таким образом, караван, груженный разными судьбами, удаляется, поскрипывая, сворачивает и скрывается за поворотом.

До последнего момента его провожает взглядом девочка, сжимающая руку новой мамы… Итак, начальник таможни уже понял, что сегодня его семья пополнилась новым членом…

Милан того времени

Торговец наконец прибыл на Паданскую равнину. Он мог бы направиться в Аквилею, где существует развитый рынок янтаря. Но он предпочел пройти здесь, поскольку знает отличного покупателя для своих необработанных кусков. Это одно из самых видных семейств древнего города, именуемого… Медиоланум. То есть Милан.

Размеры Милана в древнеримскую эпоху, естественно, не соответствуют настоящим: достаточно сказать, что место, где впоследствии будет воздвигнут замок Сфорца, ныне самый центр мегаполиса, в период правления Траяна находится за городской чертой. Несмотря на это, Милан играет большую роль на шахматной доске императорского Рима. Он оказался необходимой базой в тылу для кампаний Юлия Цезаря, а в дальнейшем Август повелел обнести его длинным рядом оборонительных укреплений.

Каков же его размер? Попробуйте поставить одну за другой шесть-семь площадей Миланского собора — и обойдете поселение от края до края в границах его республиканских укреплений. Итак, Медиоланум не громаден, но обладает всем необходимым: форумом, термами, красивым театром и даже протяженным цирком для колесничных и конных бегов в стенах города, что необычно для римского центра (как правило, они располагаются за его пределами). А стадион «Меацца» (так же известный как «Сан-Сиро») римской эпохи, то есть амфитеатр для гладиаторских боев, наоборот, находится за стенами. Таким образом, миланцам приходится выходить за ворота, чтобы попасть на зрелища.

Медиоланум — романский вариант кельтского имени. Действительно, семь веков назад его основало племя инсубров.

По мнению некоторых ученых, селение было названо Медиоланум, поскольку занимало срединное положение на перепутье дорог. С самого основания его сердце совпало с местом современного городского центра — Пьяцца дель Дуомо.

В те времена, разумеется, не было никакой фигуры Мадонны, возносящейся в небеса. Однако на ее месте возвышалась иная сакральная женская статуя, располагавшаяся внутри важного храма. Речь идет о Белизаме, богине искусств и ремесел, связанных с огнем. Полибий, греческий историк, живший за двести лет до рождения Христа, уподоблял ее Минерве.

Внутри этого храма, своеобразного собора кельтского времени, хранились истово почитаемые штандарты времен войны с кельтским народом — галлами-инсубрами, прозванные «бессменными».

Пришедший сюда издалека, после долгого путешествия, узнает в Медиолануме знакомые очертания: протяженную линию низких стен с башнями на равном расстоянии друг от друга. Струйки дыма поднимаются там и сям над древними защитными укреплениями, свидетельствуя о населенном пункте, живущем в полную силу. Именно этот факт радует торговца янтарем, который устал от долгого странствия и мечтает о термах. Он ускоряет ход повозки и становится мелкой точкой вдали, вскоре исчезающей в жерле ворот города.

Места в стиле Виа Монтенаполеоне[51] в Медиолануме

Пройдемся по улицам Милана, в районе Театра (нынешний театр Ла Скала вырастет в нескольких кварталах отсюда, недалеко от своего «предка»).

Сестерций снова поменял владельца.

Теперь он покоится в кошельке одного из членов той самой зажиточной миланской семьи, что приняла у себя торговца янтарем. Все пировали, пока он раскладывал свой товар. Но в тот момент сестерций уже распрощался с ним. Монета перешла в другие руки, когда он заплатил рабу семейства за надзор за повозкой. И вот она уже лежит в кошельке одной из дочерей богатого миланца, купившего янтарь для изготовления украшений.

Это — красивая женщина, высокая, худощавая; черные волосы на затылке собраны в сложнейшую прическу, причудливую, словно фараонов головной убор. Они приподняты надо лбом и образуют замысловатую конструкцию, напоминающую папскую тиару. Подобное чудо сотворено с помощью легкого деревянного каркаса, оплетенного черными волосами, привезенными из Азии. Вот оно — настоящее «наращивание» римской эпохи.

Поражают, однако, ее одежды: они высочайшего качества и, безусловно, очень дорогостоящие. Никто на улице не обладает столь дорогой одеждой. Сегодня мы бы сказали, что на ней все исключительно «фирменное».

Ее сопровождает другая женщина, подруга, равного с ней положения, о чем повествует схожесть одежд. Обувь изготовлена из тонко выделанной и ароматизированной кожи (римляне умели специально обрабатывать кожу, чтобы она источала приятный запах, к сожалению, в наши дни никто не перенял это изобретение).

На обеих женщинах — тончайшие туники, соблазнительно облекающие их тела. Ленты из ярко-красной ткани крест-накрест перехватывают грудь и сходятся на талии, подчеркивая юные формы.

Если прохожие мужского пола обращают внимание на их физические достоинства, то женщины, подглядывающие из окон или из глубины торговых лавок, в первую очередь смотрят на их одежды. И эти взгляды полны зависти.

Прежде всего поражает шаль-палла из чистого шелка, наброшенная на плечи.

Крайне сложно приобрести шелк подобного качества, лишь богачам удается достать его. Его привозят издалека, из-за границ Римской империи, непосредственно из Китая. Материал прибывает сюда благодаря бесконечной цепочке торговцев, пересекающих далекие жаркие пустыни, снежные горы Азии и просторы тропических океанов.

Данный вид одежды, в силу его редкости, по праву должен находиться в музее, а не здесь, посреди улицы.

Несомненно, обе женщины принадлежат к сливкам медиоланского общества. Это можно заключить также, глядя на их охранников-рабов, элегантно одетых и следующих за парой на близком расстоянии.

Главным образом впечатляет раскованность женщин, открытый смех, манера, с которой они приобретают в магазине покрывала или драгоценности у мелкого лавочника на углу улицы. Платят легко и непринужденно, что говорит об их достатке. Это доставляет им удовольствие, ведь они сами, а не мужья или братья распоряжаются деньгами.

Мы вполне можем представить и сегодня подобное зрелище на одной из элегантных улиц современного Милана или любого другого города.

Но насколько обычна такая сцена для эпохи, о которой мы повествуем? Мы привыкли рассуждать о строгости правил, определяющих поведение женщин во времена Древнего Рима. Однако эти две дамы совершенно не вписываются в рамки такой схемы. Итак, их «эмансипированность» — это норма или исключение?

Эмансипированная женщина

Подобное крайне раскованное поведение на деле является плодом долгого и поступательного процесса эмансипации римской женщины, начатого несколько поколений тому назад.

Конечно, утекло немало воды со времен римской архаики, когда женщина молча сидела на скамеечке, пока муж, возлежа на ложе триклиния, наслаждался трапезой с гостями.

Теперь римские женщины по закону могут свободно распоряжаться наследством и деньгами семьи, без вмешательства мужа или брата. Они едят, возлежа, на пирах, посещают термы и — о ужас! — пьют наравне с мужчинами. Провоцируя ярость некоторых авторов-женоненавистников (поскольку сама мораль общества того времени была женоненавистнической), например Ювенала, который в своих «Сатирах» в какой-то момент говорит: «…подобно змее, свалившейся в бочку… женщина пьет и блюет. Тошнит, понятно, и мужа: он закрывает глаза, едва свою желчь подавляет…»

Ювенал был особенно ядовит в своих суждениях о независимых женщинах, слишком свободных по его мнению.

За историю Римской империи женская независимость действительно достигла уровня, сравнимого с тем, что сегодня переживают страны Западной Европы. Удивляет, сколько общего с нашей эпохой можно обнаружить с этой точки зрения, а также в области взаимоотношений в браке. Например, развод.

Если вы думаете, что разведенный или разведенная — типичные фигуры для современности, где теряют смысл традиционные семейные ценности, — вы заблуждаетесь. Римляне в этом смысле шагнули даже дальше.

Здесь абсолютно естественно встретить мужчин или женщин, разведенных не единожды, а несколько раз подряд.

Развестись настолько просто, что в жизни многих женщин неоднократно сменяются мужья. Это происходит еще и потому, что за всем стоит приданое и расчет… и истории обретают бесконечные линии развития, достойные мыльной оперы. Попытаемся понять, каков же этот «мир второго тысячелетия»… двухтысячелетней давности.

Разводы… и никаких детей

Две дамы продолжают свой путь по улице. В какой-то момент к ним присоединяется привлекательный мужчина. Он хорошо одет, с приятными манерами, притягательной улыбкой. Он берет под ручку черноволосую женщину и продолжает идти вместе с ними. Этот человек — ее новый ухажер…

После нескольких лет брака с мужчиной старше себя черноволосая женщина «организовала» развод, и теперь она нашла нового спутника, с которым собирается вступить в брак.

Разумеется, новый претендент гораздо привлекательнее и моложе предшественника… однако этот человек, по мнению многих, считается охотником за приданым. Он тоже недавно разведен и вот уже некоторое время ищет достойную «женскую партию».

Охотники за приданым довольно распространены в римском обществе и наводняют его, словно акулы, в поисках своих жертв. Даже Марциал упоминает о них в «Эпиграммах». Давайте послушаем:

(Под кашлем подразумевается хлипкое здоровье, болезнь, которая сведет ее в могилу. Таким образом, Гемеллу, охотнику за приданым, достанется все наследство Марониллы.)

Троица скрывается в глубине улочки, смеясь и громко переговариваясь, под постоянным надзором двух рабов-теней…

Как мы уже говорили, подобная группа — совсем не редкость в римском обществе, еще вероятнее то обстоятельство, что ни у кого из троих нет детей. Они нежелательны.

Никто не имеет детей, все разводятся… как же так? Во многом корни стоит искать в древности.

В рамках римского брака во времена республики все дела решались в пользу мужа, а не жены. В браке «cum manu» (лат. «с рукой») забота о жене («manus») передавалась от отца к мужу, словно это была вещь или домашнее животное. В общем, жена переходила из-под отцовского надзора под контроль супруга (вот почему вплоть до наших дней существовала традиция похода жениха к будущему свекру за «рукой» дочери. Речь идет не буквально о руке, а о власти над дочерью. То есть судьба будущей супруги решалась ее отцом).

Разумеется, римская женщина в отношениях такого типа не могла решать, бросать мужа или нет. Она находилась под его patria potestas[53] в той же степени, как и их дети. А муж мог отречься от нее в любой момент и по любому поводу.

Постепенно, с концом республики, эта форма брака исчезла и сменилась супружеской формулой «sine manu» (лат. «без руки»), согласно которой власть над женщиной оставалась в семье ее рождения. Это означало, кроме прочего, что и женщина имела право выгнать мужа в любой момент. А если жена происходила из состоятельной семьи, а муж — нет, то в случае развала брака он оказывался без средств к существованию.

Подобное право вручило римской женщине громадную власть и известную независимость от мужа.

Стоит добавить еще один основополагающий факт, освободивший ее еще больше: римский Сенат проголосовал за закон, позволяющий женщине участвовать в управлении всеми денежными средствами и имуществом, доставшимися ей по наследству от отца (то, чего не случалось прежде: всеми богатствами распоряжались ее муж или брат).

Итак, с завершением эпохи республики женщина стала экономически независимой и обрела в браке одинаковые с мужем права. Для развода было достаточным поводом, чтобы один из двух супругов в присутствии свидетелей выразил такое желание, и оба незамедлительно оказывались разведенными. Куда более скоростная процедура, чем в наши дни.

Развод стал настолько легкодоступным, что распространялся, как жирное пятно. И наступила настоящая «эпидемия супружеских разводов», как утверждал Жером Каркопино, один из крупнейших исследователей Древнего Рима.

Действительно, если взять «великие имена» римской эпохи, то перед нами пройдет череда многажды разведенных персонажей. Об этих вещах умалчивают исторические источники. Вот некоторые из них.

Сулла: в старости, после четырех разводов, в пятый раз женился на девушке, в свою очередь разведенной.

Цезарь: был разведен один раз.

Марк Порций Катон Утика: развелся со своей женой Марцией, но впоследствии вновь женился на ней, главным образом из-за денег, поскольку к тому времени она уже успела обзавестись новым мужем, а тот умер, значительно умножив ее состояние…

Цицерон: выгнал Теренцию, с которой имел детей, после тридцати лет брака, ради девушки Публилии, гораздо моложе себя и неслыханно богатой. Однако изгнанная жена не впала в депрессию и, как истинная эмансипированная женщина, пережила еще два замужества…

В основе подобных «сердечных порывов», как вы поняли, чаще всего лежали деньги, в том числе и потому, что в случае развода женщина имела право взять обратно все приданое, кроме тех средств, которые судья мог отписать мужу на воспитание детей и в качестве возмещения убытков.

Свобода выбора количества браков

Итак, богатая дама императорской эпохи и во времена правления Траяна — это имеющая власть общественная единица. Она независима, имеет законное право распоряжаться собственными средствами и, наконец, способна удерживать при себе мужа (даже очень известного), особенно если он взял ее в жены из-за денег…

Не случайно поэтому женщины, подражая мужчинам, вступают в брак по нескольку раз.

Впервые в истории они поступают так по собственному выбору, по любви или ради выгоды, но не по принуждению, как случалось ранее с их предками. В раскопанном в Ватикане некрополе обнаружены надгробия мужей некой Юлии Трепты. Она установила памятники один за другим (как знать, что почувствовал третий избранник, если предположить, что таковой имелся).

Вызывает улыбку то, что для первого мужа был сделан целый алтарь отличного качества, в знак любви. Для второго супруга — памятник низкого качества, с краткой эпитафией общего характера…

Описывая это общество, кажущееся по многим показателям более прогрессивным, чем наше, Сенека говорит: «Ни одна женщина не собиралась краснеть [от стыда] за свой развод, учитывая, что даже многоуважаемые дамы завели привычку вести свое летоисчисление не по именам консулов, а по именам собственных мужей».

Жером Каркопино с явным сарказмом описывает изменения нравов римской женщины со времен республики до времен империи: «Женщина, которая [прежде] была радикальным образом подчинена власти своего правителя и хозяина, ныне ему достойно противостоит, если не превосходит его. Она следовала режиму совместного владения имуществом, а теперь живет по законам почти полного его разделения. Раньше она гордилась своей плодовитостью, ныне страшится ее. Она была верна, а теперь непостоянна и порочна. Разводы были редкостью, а теперь случаются столь часто, что, как пишет Марциал, этот процесс равносилен узаконенной измене».

Демографический спад в Римской империи

Спад рождаемости — еще одна особенность этого периода, дополняющая женскую эмансипацию. Римское общество на протяжении поколений переживало хроническое снижение рождаемости, подобное тому, что много лет наблюдается в странах современной Западной Европы.

В наше время причины стоит искать в том, что женщины не стремятся рано выйти замуж, а наоборот, делают это поздно (соответственно, с возрастом женщине сложнее забеременеть), а также в общем подорожании жизни (затраты на жилье, автомобили, покупки, коммунальные платежи и пр.), что снижает вероятность образования многодетной семьи. Помимо этого существует постоянное навязывание жизненных клише, призванных оправдать общество потребления, где деньги вкладываются в первую очередь в качество жизни, а не в потомство (в отличие от идеалов наших дедов, которые считали семейные колена вложением в будущее, настоящей пенсией)… Каковы же причины спада рождаемости в Древнем Риме?

Они туманны. Существуют многочисленные гипотезы. Например, масштабные отравления свинцом, содержащимся в вине. Но этот довод не слишком убедительный в приложении к целому народу. Или виной всему узаконенный отказ римских женщин (высших слоев общества) иметь детей ради сохранения стиля жизни, не скованного материнскими обязанностями, и молодого, притягательного тела, не деформированного повторяющимися беременностями, к тому же небезопасными, как мы увидим впоследствии.

Действительно, в круговороте замужеств и разводов дети могли показаться тяжким ярмом.

Однако все эти объяснения плохо вяжутся с естественной склонностью женщины к продолжению рода и воспитанию детей. Итак, как отмечалось, причины неясны, но проблема остается. Как обнаружил Каркопино, «существует устрашающее число надгробных стел, поставленных освобожденными рабами (либертами) [вместо потомков] своим хозяевам».

Разумеется, у империи имелись свои противоядия. В высших слоях общества распространяется обычай усыновления. Так, в старости многие богачи усыновляют вполне зрелых людей, чтобы обеспечить продолжение своей фамилии.

Чтобы противостоять падению рождаемости, появляется традиция освобождения рабов при жизни или по завещанию, дабы освежить кровь римского общества, которое по природе своей многонационально (но монокультурно, что первостепенно).

«Фоторобот» эмансипированной римской женщины: vivere vitam (да здравствует жизнь)

Какие человеческие типы представляют собой эти эмансипированные женщины? Если бы нам удалось пригласить их домой на ужин, кто бы оказался перед нами? Конечно, прошло немало веков, но есть способ это обнаружить. Если попробовать прочесть между строк в творениях Ювенала, то по его карикатурам римской женщины нам удастся составить настоящий «фоторобот» ее подлинной личности.

Мы откроем для себя женщину необычайно прямолинейную, остроумную, мудрую, способную поддерживать за столом разговор на любую тему, от поэзии до международной политики. Это — женщина, которая старается быть в курсе всего, стремится понять свое время и, прежде всего, выразить собственное мнение. Вот почему мужчины так напуганы (и критически настроены).

Ювенал в шестой из своих «Сатир» повествует, что женщины перестали вышивать, играть на лире, петь, читать вслух… Ныне они увлекаются политикой, интересуются новостями со всех уголков империи, жаждут собрать точнейшие данные о текущих событиях, городские сплетни в городе и высших кругах. Они «осознают всю серьезность угрозы, нависшей над правителем Армении, и до того безрассудны, что с шумным нахальством излагают генералам, в присутствии онемевших мужей, свои теории и планы», пишет Каркопино.

Римские женщины, таким образом, вливаются в социум, выходят из дома, сбросив свою паранджу, сковывающую умственные и общественные действия. Они расхаживают по улицам, посещают театр, Колизей, болеют в цирке на колесничных бегах. А также ходят в термы и раздеваются там. Наслаждаются водными процедурами вместе с мужчинами, что является невиданным революционным шагом для римского мужчины эпохи архаики.

И прежде всего это эрудированные женщины, любительницы чтения, сочинения, интеллектуальной беседы. Это — современные женщины. Женщины настоящие.

В том числе и в сексе. Почему лишь мужчине дозволено вкусить удовольствия жизни? Ведь теперь и женщины обрели экономическую независимость и могут разводиться когда захотят. Кто-то добавил, что поскольку они столь свободны, то во многих случаях становятся простыми… сожительницами своих мужей. Возможно, но и муж может проводить время с любовницей в одной из комнат их дома. И такая ситуация считается законной и принимается римским обществом. И что же? А то, что, очевидно, жизнь этих женщин характеризуется одной фразой: vivere vitam.

Но каково число женщин, охваченных этой эмансипацией? Как мы отмечали, их много, но не все. Более того… Те, что живут в среде простонародья или в сельской местности, все еще имеют древние взгляды на семейные отношения.

Справедливо полагать, что данная революция нравов затронула лишь богатые классы крупных городов. В остальных же областях, в бедных слоях населения, в самых отдаленных от «светскости» местах, в семейной жизни правят архаические порядки.

Естественно, данные о женской доле, дошедшие до нас в письменных источниках, в массе своей принадлежат перу мужчин. Было бы интересно узнать, что бы сказали сами женщины.

Брак в десятилетнем возрасте

Троица из двух женщин и будущего супруга одной из них только что скрылась за углом. Во время прогулки они не заметили девушку, проходящую вплотную к стене. По виду ее одежд мы предположим, что перед нами — представительница низших слоев общества. Она идет, опустив голову, укутавшись в невзрачную паллу. Она следует за мужчиной, отставая на пару метров. Муж шагает впереди, не обращая к ней ни единого слова. Он гораздо старше девушки и запросто может сойти за ее отца. Каков же тот мир, в котором живет эта женщина? Сейчас мы это выясним. Это мир, состоящий из страхов и смертей, поджидающих миллионы женщин на каждом углу.

Римское женское население подобно медали: с одной стороны — эмансипированная часть, только что нами исследованная, с другой — древние традиции.

Жизнь женщин, связанных с традиционными отношениями, непроста. Их детство длится крайне мало, как при Траяне, так и в прочие периоды империи. Их очень рано выдают замуж. Иногда в тринадцать лет, но иногда и раньше, в десять!

В подобных случаях, однако, по договоренности между сторонами, молодожену запрещается вступать в половую связь с женой-ребенком. Эта традиция останется навсегда в римском мире и будет продолжена в дальнейшем в Византии. Но нам известно о мужьях, которые нарушали соглашение и наносили непоправимый вред здоровью малолетних жен, вызывая постоянные разрывы у девочек.

Столь ужасная традиция выдавать замуж девочек в очень раннем возрасте, то есть прежде чем они вступят в репродуктивный период (и сейчас подобная практика распространена в странах третьего мира, особенно в исламских), может поразить того, кто, как мы, привык к образу женщины, стремящейся выйти замуж как можно позже, в возрасте, в котором римлянки империи зачастую уже давно покоились в земле.

Действительно, перед нами — одно из кардинальных различий между обществом нашего времени и Древнего Рима. Почему же их заставляют вступать в брак такими юными?

Причин предостаточно, но главная заключена в том, что им предстоит нарожать множество детей, зная, что многие умрут и что самим им уготована недолгая жизнь. Очень недолгая…

Но — обо всем по порядку. Детская смертность в Древнем Риме крайне высока, на уровне показателей стран третьего мира, а то и выше. В некоторых случаях она достигает 20 процентов. То есть один младенец из пяти погибает в первый год жизни.

Иногда этот показатель удваивается.

Вот, например, что выяснилось при изучении некрополя Портус в Изола-Сакра (в Остии). Там обнаружен могильник, который был исследован более других (2000 захоронений, из них в 800 сохранились полные скелеты). Ученые стояли перед лицом пика детской смертности, достигавшей 40 процентов в течение первого года жизни ребенка…

Таким образом, каждая римская супружеская пара осознает, что должна произвести на свет много детей, если хочет быть уверена, что выживет хотя бы один. Закон подталкивает граждан в том же направлении: первый римский император Август, будучи свидетелем страшного демографического спада, постановил, что для получения особых экономических субсидий и налоговых послаблений одна римская женщина должна была родить хотя бы троих детей (а либерта — как минимум четверых!).

При всем желании, римской женщине непросто прийти к подобному показателю. Естественно, этому отнюдь не способствует хроническая сложность заиметь детей, которая, как было сказано, буквально объяла все римское общество.

Боязнь родов у женщины угадывается в изобилии святилищ, возведенных в честь божеств женского плодородия (как правило, связанных с водой или некими чудодейственными источниками), а также подтверждается наличием вотивных приношений (ex voto), обнаруженных археологами. Можно себе представить то колоссальное социальное давление, которое эти женщины должны были вынести на своих плечах…

Иногда причиной временных проблем с деторождением является скверное питание, довольно распространенный фактор в ту эпоху. Но наши предки об этом не ведают и мало что могут предпринять…

Есть еще и временной фактор. Женщины осознают, что, в отличие от мужчин, их жизнь коротка. И причина заключается как раз в родах. За отсутствием навыков в области медицины и гигиены, подобных современным, акт произведения на свет ребенка в те времена превращается в истинный героический подвиг.

Роды: русская рулетка

У римской женщины риск умереть во время родов в тысячу раз больше, чем у нашей современницы-итальянки.

Данные красноречивы: если сегодня в Италии примерно одна из десяти тысяч женщин умирает при родах, то в римскую эпоху (как показали бы специальные расчеты) смерть настигает примерно одну из десяти. Настоящая русская рулетка.

Женщин в основном убивают устранимые в наши дни осложнения при родах (как то: плацента, мешающая выходу ребенка, неправильное положение плода и пр.). Но даже если роды заканчиваются благополучно, дело довершают внезапные кровотечения.

К этому стоит добавить чудовищные смертоносные инфекции, развивающиеся в послеродовой период.

Учитывая подобные опасности и тот факт, что женщинам приходится переживать роды по нескольку раз в жизни, неудивительно, что лишь немногие из них достигают преклонного возраста или переживают собственного мужа.

Одна из надгробных стел, найденная в Салоне близ Сплита, под именем усопшей рабыни содержит следующую красноречивую надпись: «…той, которая страдала 4 дня в родах, но так и не разродилась от бремени и завершила свою жизнь. Воздвиг Юстус, товарищ в рабстве».

Если сами роды сопоставимы с выполнением военной миссии, то остаток жизни сопровождается еще более серьезными трудностями для многих римских женщин.

Рядом с эмансипированными дамами, которые, как мы проследили, добились равноправия в отношениях с противоположным полом, живет множество женщин, чье существование определяется другими людьми.

Девочку выдают замуж, потому что так решил отец. В юном возрасте она вступает в брак с человеком гораздо старше себя, зачастую с одним из приятелей отца. Между супругами вполне может быть разница в четверть века. Нередко о свадьбе договариваются, когда девочке исполняется четырнадцать лет (это — минимальный возраст для супружества, установленный законом). Но ее могут уже заранее послать жить в дом будущего мужа.

Разумеется, в подобном случае (как и во всех вариантах договорных браков) женщины связывают свою жизнь с нелюбимыми мужчинами.

Что же происходит потом? Римский закон и мораль диктуют женщине очень четкие правила поведения: абсолютную верность супругу и публичную сдержанность. Подобно той, что проявляет девушка, следующая по дороге за своим хозяином-мужем. Теперь он вошел в ворота, ведущие в их небольшие апартаменты на втором этаже невзрачного здания. Она проходит за ним и оказывается в своей «тюрьме».

Аренда транспортного средства (city car) в Древнем Риме

На рассвете некая девушка и ее громадный слуга спешат по главной улице города. Прохожих не видно. На середине улицы лишь две собаки ссорятся из-за кости, которую выбросили сегодня ночью при уборке харчевни. Девушка покрывает голову длинным полотнищем паллы, защищаясь от холода. Однако ее спутник, огромный раб, словно не чувствует холода. На нем — туника, сквозь ткань которой проступают мышцы мощной груди. Это — германец с предупредительным взглядом и преждевременно поседевшими волосами.

Он без видимых усилий несет два огромных баула, наполненные всем необходимым для путешествия. Так и есть. Девушка планирует совершить небольшую поездку и взяла с собой в спутники слугу.

А кстати, что берут с собой древние римляне, отправляясь в дорогу? Этим вопросом некогда задался Лайонел Кэссон, автор фундаментального труда на данную тему.

Больше всего места занимает кухонная утварь, ибо в пути придется готовить пищу самостоятельно. Также берут туалетные принадлежности, одеяло, полотенце, кое-какое белье и одежду на смену, удобные сандалии и тяжелые башмаки от дождя и снега и, естественно, шляпу, предохраняющую от осадков или солнца, в зависимости от погоды.

Кроме того, надо предусмотреть подходящую одежду для тех мест, которые предстоит пересечь: легкую накидку (лацерну) для погожих дней, длинный шерстяной плащ с капюшоном (биррус — аналог арабского бурнуса), пенулу — римское пончо от дождя и т. д.

Не стоит забывать и подарки для человека, который готов принять нас или которого мы намерены навестить. И еще несколько вещей. На самом деле, за исключением случаев поездки в колеснице, с собой берется немногое.

Если вы знакомы с кем-то, проделавшим пешком неблизкий путь до Сантьяго-де-Компостела, он наверняка расскажет вам, что быстрее всего усваиваются две походные истины: во-первых, брать с собой минимум необходимого (то есть самую малость вещей, желательно легких, потому что все равно придется регулярно стирать) в невесомом рюкзачке. И во-вторых, после первых двух или трех дней настоящих страданий входишь в ритм равномерного шага, позволяющего преодолевать десятки километров в день. Так вот римляне в определенном смысле ежедневно совершают паломничество в Сантьяго-де-Компостела: они привыкли много ходить. Гораздо больше нас с вами.

А деньги? Где их прячут путешественники? В привычных мошнах, подвязанных к поясу, или в небольших мешочках из тончайшей кожи, закрепленных на веревке на шее под туникой. Так делают и в наши дни: достаточно присмотреться к ассортименту магазинов duty-free в аэропортах — россыпь искусно изготовленных легчайших сумочек и кошельков.

Вместе с деньгами кладутся ценности.

Женщинам, разумеется, не советуется привлекать внимание к надетым драгоценностям: кольца, серьги, браслеты и ожерелья необходимо спрятать. Кое-кто кладет их в обшивку своего лифчика-строфия, а кто-то зашивает в невидимые складки одежды. Именно так поступила девушка, заполучившая наш сестерций.

Но этого недостаточно. Надо собрать и другой багаж. Психологический. Римляне истово верят в вещие сны. Они содержат вести, которые нужно учитывать, невзирая на их краткость. Своего рода эсэмэски от богов.

Как и в неаполитанской каббалистике,[54] здесь каждый сон имеет точное толкование и являет собой настоящий светофор для отъезжающих. Приведем несколько примеров.

Зеленый свет — тем, кому снится безоблачное звездное небо либо боги — Афродита или Меркурий, покровители путешественников.

Осел и мул — тоже добрые знаки. Они говорят, что в дороге нечего опасаться, но она будет… медленной.

Желтый свет светофора — для тех, кто увидит во сне газель. Нужно обратить внимание на свое самочувствие. Если парнокопытное активно — странствие пройдет хорошо, а если хромает или ложится — это недоброе предзнаменование.

Красный свет — тому, кому приснятся кабан (сильные бури), сова (грозы и бандиты на дороге) или куропатка (опасность оказаться жертвой мошенничества или подвергнуться нападению разбойников). Дионис и Диоскуры, посетившие вас во сне, также несут дурные вести.

Наконец, доброе предсказание — встретить во сне статую божества, которая как будто шевелится: можно смело отправляться в путь, благосклонность богов — на вашей стороне.

У нас будет возможность вернуться к этим вещим знакам, когда настанет час взойти на парусник в Остии и пересечь Средиземное море. Тогда же нам откроются и другие суеверия, связанные с путешествиями.

На соседних улицах наша пара часто замечает небольшие группки, направляющиеся к окраинам города. Это слуги со свертками, узлами и баулами. Они сопровождают хозяев, собравшихся в путь. С тех пор как в городе запрещено разъезжать на повозках после восхода солнца, большинство нагружает вещами своих рабов или наемных рабов-грузчиков, чтобы те отнесли все до ждущих у ворот города колесниц. Иногда случается переносить и самих хозяев. Вот довольно тучная дама разлеглась в носилках, которые с трудом тащат четверо рабов. К счастью, идти им недалеко.

Добравшись до городских ворот, девушка и раб направляются к нескольким, уже открытым, конюшням. Останавливаются, чтобы ознакомиться с ценами, которые выставлены на табличках. Затем заходят внутрь. Эти конюшни представляют собой древний аналог бюро автопроката AVIS или HERTZ. Только здесь в аренду берут… колесницы! Увидев входящих, раб-грек незамедлительно показывает им варианты транспортных средств, имеющихся в наличии.

Вот — небольшая бирота, то есть двуколка, рассчитанная максимум на двух ездоков. Рядом — эссеум, повозка побольше и поэлегантнее. Мы можем сравнить их с легкой бричкой и с роскошным тарантасом. Грек перечисляет имена знатных горожан, чей выбор некогда пал на эти колесницы (поди узнай, так ли это)…

Здесь же стоят несколько раед — открытых четырехколесных возков — и одна каррука похожей конструкции, но с перекрытием: это родственница повозок из вестернов про Дикий Запад. Она схожа с семиместной каретой для многочисленной семьи. Некоторые разновидности карруки располагают лежачими местами и являются своеобразными домами на колесах римской эпохи.

Для самых громоздких колесниц, однако, помимо кучера, необходим помощник, который бы, находясь на земле, держал коней под уздцы и шагал рядом с повозкой. Знаете, как называется этот несчастный путешественник? Курсор… Такой термин мы сегодня используем в компьютерной лексике (палочка, подмигивающая нам в конце печатной строки).

Девушка выбирает колесницу в глубине каретного двора. Это конвиннус. Он невелик, прост в управлении и с легкостью может быть назван «авто для города», аналогом «смарта» римской эпохи, широко распространенным на дорогах империи. Единственное отличие от современности в том, что его можно использовать и для загородных поездок, не в сутолоке городского движения. Центры многих крупных городов, по сути, являются пешеходными островками, поскольку, как мы уже упоминали, днем движение колесниц по городу запрещено.

Договорившись о цене и оплатив аренду транспорта, двое садятся в повозку. Раб берет вожжи. Кони вскидывают головы и неспешно пускаются в путь. Как только конвиннус проходит сквозь городские ворота, раб хорошенько стегает лошадей, и они переходят на рысь. Сквозь волны развевающихся грив девушка видит белую дорогу, ведущую за горизонт. Она улыбается. Путешествие началось.

Они обгоняют небольшой караван богатея. Помимо бесчисленного скарба, на повозки погружена практически разборная квартира, готовая к ежевечернему возведению. Сложилось так, что богачи не спят на постоялых дворах, а возят все необходимое с собой. Слуги соорудят большую палатку со стульями, столами, удобной кроватью, коврами и пр. Разумеется, будет принесена посуда и утварь для приготовления еды. Все это очень напоминает роскошные сафари-рейды нашего времени, в которых турист после поездки на внедорожнике в сопровождении рейнджера возвращается в лагерь на ужин, поданный лакеями в ливреях, а затем ночует в разбитых чертогах-палатках, укомплектованных кроватью, столами, душем и туалетом.

На пути нашим странникам встречается еще один путешественник, адвокат, возлежащий на носилках. Он вслух зачитывает текст защитной речи, которая должна прозвучать в следующем городе. Жестикулирует и громко говорит. Восемь рабов, несущие его на спинах, не обращают внимания на это «включенное радио».

Те, кто, как он, предпочитает носилки повозке, делают это по единственной причине: в них не трясет. Однако путешествие обещает затянуться. А кто спешит? В римское время, в отличие от сегодняшнего дня, никто не торопится… Не исключено, правда, что на первой же почтовой станции рабов сменят два мула.

Кого можно встретить на «солнечной магистрали»[55] империи?

Путешественники кардинально отличаются от тех, которые сегодня наводняют наши магистрали. В отличие от нас римлянами движут иные причины. Среди них мало туристов, и никто не стоит в пробках, возвращаясь после уик-энда. Подавляющее большинство путешественников составляют те, кто передвигается с места на место по работе. Прежде всего это члены государственного аппарата. Существует постоянное перемещение «государственных служащих» любого ранга. От чиновников и сборщиков налогов до крупных шишек императорской власти. Например, управляющих провинциями.

Их кортежи, состоящие из сотрудников, помощников, солдат, всякого рода персонала и рабов, впечатляют своими размерами… Возникает ощущение, будто перед нами настоящие императоры.

Но если случится проезжать императору, это становится большим событием. Все замирает, как бывает в наше время, когда на время проведения соревнований перекрывают улицы, блокируя движение транспорта. Шествие императора превращается в истинный парад, сравнимый с празднованием 2 июня.[56] Все стекаются сюда, чтобы увидеть самого могущественного в мире человека.

Лишь один кортеж превосходит по протяженности императорское шествие. Желательно его никогда не встретить. Речь идет о легионах. Легион на марше, включающий тысячи солдат, повозки с ранеными и погибшими и разобранные орудия, способен перекрыть трассу на долгие часы.

А если вдруг, по неблагоприятному стечению обстоятельств, вам доведется встретить целое войско в походе — останавливайтесь и разбивайте лагерь. Вам, возможно, придется задержаться на несколько дней. Так действительно произошло, когда Траян решил вторгнуться в Дакию и призвал к бою многие легионы.

Представим суматоху на дорогах, любопытство и страх населения маленьких городков провинций, через которые полилась подобная река солдат и транспорта. А также сделки, заключенные предприимчивыми дельцами, пользующимися положением тысяч людей в походе…

Между тем можно провести некоторые параллели с современностью. На пути встречаются транспортные средства, сравнимые с нашими грузовыми фургонами (медленные повозки, запряженные быками), с нашим частным транспортом (колесницы и возки), мотоциклами (всадники), велосипедистами (наездники на мулах), и, наконец, масса пешеходов. Подметки были наиболее распространенным средством передвижения в древности.

Любопытное уточнение касается лошадей. Они были гораздо мельче известных ныне пород. То есть чуть больше пони… Поэтому рискнем назвать их «мотоциклами» той поры, из-за их компактности и маневренности. В городах невозможно было увидеть крупных лошадей, таких как показывают нам в ковбойских фильмах. А если бы такие лошади и появились в империи, то римляне сочли бы их великанами. И конечно, посчитали бы неповоротливыми и невыносливыми в дорогах и битвах, не приспособленными к бездорожью.

Приведем еще один интересный факт: лошади вообще редко могут нам встретиться, потому что использовались в основном для войны, почтовой службы и охоты. Плюс ко всему большинство людей не могли себе позволить содержание коня. Поэтому по дорогам чаще, чем лошади, курсировали ослы.

Кроме обычных людей, на дорогах встречается много больных, которые совершают паломничества к святилищам, чтобы просить богов о здоровье. Либо путешественники в направлении известных термальных мест. Это — близкие нашему мироощущению стороны античности.

Случается, что римляне путешествуют «автостопом». Чаще всего их подбирают крестьянские повозки. Такое путешествие длится очень долго. Оно скучно и невыносимо для чувствительных ушей. Стоит ужасный скрежет…

Дорожные станции обслуживания и постоялые дворы

На девятой от Медиоланума миле странствия появляются красные черепичные крыши каких-то жилищ. В этом месте в Новое время вырастет городок Меленьяно, и вполне вероятно, что древнее ядро города составляли именно эти дома. Перед нами — mutatio, придорожная станция обслуживания, вроде тех, что снабжены бензозаправочным насосом, а также мастерской срочной помощи на дороге. И точно, здесь находятся конюшни, где можно заменить уставших лошадей (отсюда и название) на свежих (другими словами — залить полный бак). Здесь же конюхи, ветеринары, кузнецы и ремесленники, готовые починить колесницы (самая настоящая ремонтная мастерская). Более того, как в любом придорожном заведении, здесь можно поесть. Вам, конечно, не предложат прославленных сэндвичей под названием «Нерон», «Охотничий» или «Юлий Цезарь», но можно откушать простые и сытные блюда из ягненка, поросенка, а также творог с лепешками.

Практически всегда вблизи дорог существуют трактиры. Здесь имеется все: от койки до шлюхи. Но тот, кто совершает остановку, как правило, не ночует, ведь и мы поступаем так же в наших придорожных кафе. Здесь перекусывают, меняют лошадей, а затем уезжают. В течение дня, проведенного в дороге, можно до захода солнца встретить один или пару таких сервисных точек. А затем, словно по мановению волшебной палочки, на пути появляется большой постоялый двор. Римляне называют его mansio. Между двумя постоялыми дворами никогда не бывает больше 50 километров. Таково среднее расстояние проходимого за день пути. Здесь странник может перекусить и выспаться, а также сменить лошадей и… хорошенько выкупаться. Почти всегда при постоялом дворе имеются небольшие термы. И не только: для почтальонов и курьеров предусмотрена даже бесплатная смена одежды.

Для обеспечения безопасности передвижения с течением лет будут возведены полицейские пункты (stationes), с патрулями, следящими за порядком на дороге. Вдобавок в некоторых областях устанавливались контрольные посты с часовым, по одному на каждую милю.

Злоупотребления и использование служебного транспорта в личных целях

Но отнюдь не все путники могут воспользоваться услугами придорожных станций и постоялых дворов. Во всяком случае, не бесплатно.

Подобные точки обслуживания предназначены для тех, кто состоит на государственной службе, то есть разъезжает по заданию властей. Например, курьер-вестник: он должен каждый раз представлять специальное письмо (diploma), которое уполномочивает его менять лошадей и мыться в термах.

Эта сервисная система, так называемая cursus publicus, была изобретена Августом главным образом для рассылки государственной корреспонденции по территории империи. Курьеры (speculatores) могут быстро сменить лошадей и поспать, чтобы затем снова продолжить путь. Вполне удачное предприятие, если представить, что после этого почта ускорится лишь с изобретением локомотива.

Тот, кто путешествует по своим делам, может рассчитывать на подобные удобства только за плату. Разумеется, многим власть имущим хотелось бы обладать дипломом, однако требуется получить одобрение императора. Действительно, только он или же его уполномоченный представитель может подписать диплом. Многие даже оказывают давление, чтобы обзавестись разрешением. Другие в официальном порядке просят императора сделать для них исключение и подписать бумагу. Так случилось с Плинием Младшим, правителем Вифинии, провинции в Малой Азии, который в 111 году (то есть «совсем недавно» по отношению к изучаемой нами эпохе) обратился к самому Траяну со следующими словами: «Мой господин, я до сих пор не предоставил диплом никому… Между тем моя жена узнала, что умер ее дед, и, поскольку ей нужно было добраться до своей тетки, мне показалось жестоким отказывать ей в выдаче диплома…»

Конечно, злоупотреблений со стороны власть имущих было предостаточно, с фактами передачи и даже продажи дипломов (подобное преступление каралось смертной казнью).

Сегодня мы могли бы сравнить с императорским разрешением полномочия использовать в личных целях служебную машину с водителем и мигалкой…

Известны отдельные случаи с участием государственных чиновников, которые в обход правил пытались реквизировать у постоялых дворов имеющихся лошадей (там содержалось до сорока голов коней и мулов) либо старались устроить на ночлег в своих комнатах друзей и родственников.

Когда быстрая и легкая повозка с девушкой и рабом выезжает с постоялого двора и продолжает путь, навстречу ей галопом несется всадник. Он врывается во двор и на ходу соскакивает с коня. Это — императорский вестник (speculator). Управляющий догадывается о срочности дела по озабоченному выражению лица курьера. Он очень молод, весь в веснушках и красных пятнах от напряжения. Юноша достает диплом из кожаного футляра-тубуса, висящего наперевес, и подает управляющему с просьбой выдать самого быстрого скакуна. Мужчина немедленно приказывает запрячь коня и разворачивает документ ради формальности, даже не вчитываясь. Затем внимательно смотрит в глаза молодого человека: «Парень, все в порядке?» Тот жадно пьет из кувшина, и струйки воды стекают ему на грудь. Жена управляющего, принесшая юноше воды, просит пить не спеша. На лице женщины играет материнская улыбка. Она видит в нем одного из своих детей, взятых на службу в один из северных легионов, XXII легион Фортуны Перворожденной. Хозяева узнали о приграничных стычках от другого курьера, проезжавшего здесь несколько дней назад. Затем новости прекратились. Вестники не должны ничего сообщать посторонним, однако некоторые новости все же просачиваются. Такие, как весть о крупной победе над варварами. И юноша, слегка волнуясь, подтверждает, что грядут поощрения и повышения для всех. Его документ адресован как раз на север, в Могонтиакум, командующему легионом.

Управляющий улыбается, кладет руку на плечо юноше и вручает ему флягу доброго вина со словами: «Возьми и употреби с пользой, но только после скачки!» Молодой человек смущенно благодарит, а затем впивается зубами в лепешку с пресным сыром, приготовленную женой управляющего. Но завершить трапезу нет времени. Конь готов и запряжен. Одним махом юноша взлетает в седло, не нуждаясь в табуретке, подставленной конюхом. Потом оборачивается и, улыбаясь, прощается с хозяевами постоялого двора. Еще секунда, и он уже скрылся за воротами в облаке пыли…

Скорость римского курьера составляет в среднем 7 километров в час, с учетом остановок из-за перемены коня. Подобная цифра означает прохождение 70 километров в день (в отличие от 20–30 километров, проходимых пешеходом, и 35–45 километров у едущих в колеснице).

Лайонел Кэссон подсчитал, что, двигаясь таким образом, курьер, выехав из Рима, может прибыть в Бриндизи за семь дней, в Константинополь — за двадцать пять, в Антиохию (в Сирии) — за сорок, а в Александрию Египетскую — за пятьдесят пять дней.

На самом деле, когда приходится «жать на газ», вестникам удается увеличить скорость втрое и покрывать до 210 километров за одни сутки, с учетом ночной скачки. Здесь используется уже знакомая нам система с ездой без передышки или с краткими остановками, напоминающими пит-стоп в «Формуле-1».

Так произошло, например, с вестью о мятеже в рядах легионов в Могонтиакуме, в Германии (где находится «штаб» нашего XXII легиона Фортуны Перворожденной), в 69 году. Понадобилось всего восемь или девять дней, чтобы об этом узнали в Риме.

Во всех этих придорожных структурах простым путникам не запрещено есть и спать, но только тогда, когда имеются свободные места. И потом, придется платить за услуги из своего кармана, в то время как держатели диплома все получают бесплатно. Кроме того, если вы заняли комнату, но прибыла официальная делегация, а мест не оказалось, вас попросят освободить помещение без лишних церемоний.