Беспринципный

14
МАРИПОСА

Нью-Йорк стал полем битвы, на котором я выживала слишком долго. Каждый звук был боевым кличем. Каждый сезон давал повод бежать и прятаться, какая-то неизвестная стихия надвигалась на меня. Каждый запах был пропитан кровью. Каждое зрелище было чьей-то борьбой за жизнь.

Италия, Италия стала землей обетованной после долгой и изнурительной борьбы.

Каждый звук был музыкальным. Один друг окликает другого, что-то по-итальянски, что звучало как яростный спор, но на самом деле было дружеским подшучиванием. Лето ощущалось как теплый вечерний ветерок на моей коже. Каждый запах таил в себе обещание открывать что-то новое. Каждое зрелище было умиротворяющим. Люди болтали и смеялись на площади, ели мороженое и наслаждались жизнью.

Никогда еще я не чувствовала себя такой усталой и в то же время такой живой.

Перелет из Нью-Йорка был долгим, и я почти не спала во время него, поэтому я покачивалась на ногах, отказываясь двигаться. Но я отказывалась двигаться вовсе не из-за усталости.

Я потянула за лямки рюкзака.

— Ты не сказал мне, что я должна одеться для чего-то подобного.

Капо бросил на меня нетерпеливый взгляд.

— Ты прекрасно выглядишь.

Я осмотрела себя. Красивый синий сарафан и пара кожаных сандалий с перекрещивающимися ремешками. Видя, что я не знаю, что взять с собой, Капо помог мне упаковать чемодан в Италию для нашего долгого пребывания там. Мне нравилось все, что было в моем багаже, казалось, это соответствовало здешней атмосфере, но он не сказал мне, что мы поедем на мотоцикле с площади прямо до дома его дедушки.

— Почему ты отпустил машину. — У этого парня в багажнике мои вещи. Как мне ехать на этом, когда я в таком виде? Мне не во что переодеться.

Машина, которая, похоже, могла выдержать внезапный взрыв, привезла нас сюда из частного аэропорта, и водитель забрал все мои вещи с собой, после того как высадил нас.

Капо поднял очки и водрузил их на голову. Яркий свет ударил ему в глаза, и синева, казалось, взорвалась, как витражное стекло, когда лучи солнца коснулись его глаз. Он был одет в обтягивающую рубашку, демонстрирующую все его впечатляющие мускулы, темные джинсы и кожаные ботинки. Татуировка на его запястье выглядела еще более свирепой, когда он был без костюма, и вся его рука была выставлена напоказ. Старые часы Капо выглядели как... старые часы. Даже если они и были дорогими.

— Говори прямо, Марипоса. Ты боишься?

— Нет, не совсем. — Я колебалась, но лишь долю секунды. — Не хочу, чтобы моя Уна пострадала.

— Твоя сумка? С ней все будет хорошо.

— Не моя сумка, Капо. Кто дает прозвища сумкам? Моей Уне.

Капо сощурился.

— Ты всему на свете даешь прозвища. Вера. Путешествие. Я подумал, что у твоей сумки тоже есть имя. Так если это не твоя сумка, то о чем ты говоришь? И почему оно должно пострадать?

Я указала вниз, в направлении своей киски.

— Это моя Уна.

Он проследил за моим пальцем.

— Не понимаю.

— Моя вагина, — прошептала я.

Лицо Капо расслабилось, на мгновение на нем ничего невозможно было прочесть, а потом он разразился диким смехом.

— Уна? Где ты это слышала? Или ты сама придумала такое прозвище.

— Нет! — оборонялась я. — Джослин. Именно так она ее и называла! Она велела мне быть осторожной на велосипедах, так как они могут навредить моей Уне. После того, что случилось с... Замбони, я не хочу... может быть... испортить то, что еще может быть целым.

Замбони использовал пальцы, так что я не была уверена, сделал ли он что-нибудь, что нарушило мою целостность, так как именно тогда у меня начался цикл. Если нет, то для меня было важно поделиться этой частью меня с кем-то, кому я доверяла. Для меня было бы очень важно знать, что он не навредил мне физически. Потому что эмоционально он уж точно мне навредил.

При упоминании о Замбони все веселье схлынуло с лица Капо. Я не хотела поднимать эту тему, но Капо настаивал, и мне нужно было честно сказать, почему я не решалась ехать на байке.

Не желая, чтобы у Замбони была власть испортить наше время с ним - мою первую поездку в Италию!; да куда угодно - я решила попытаться поднять ему настроение. Я усмехнулась.

— Джослин наблюдала за мной из окна, когда я играла на улице с Райанами. Всякий раз, когда я надевала платье, и она чувствовала, что я становлюсь слишком «свободной» в нем, она стучала в окно и кричала: «Мари! Опусти платье, а то вся округа увидит твою Уну!» Потом она еще некоторое время продолжала стучать. Все соседи считали ее сумасшедшей.

— Да, но она была хорошим человеком.

— Джослин и Папаша относились ко мне как к своей.

— Я знал, что так и будет. Джослин всегда хотела иметь детей, а Мистер Джанелли очень любил их. Я знал, что там ты будешь в безопасности.

— Ага, — я выдохнула, смахивая несколько маленьких завитков волос, выбившихся из моих каскадных косичек. Я пробормотала что-то о том, как сильно скучаю по ним по-итальянски.

Капо с минуту наблюдал за мной.

— Полагаю, что причина, по которой ты так хорошо помнишь итальянский, услышав слова, заключается в том, что твои родители говорили с тобой только по-итальянски. Когда я привел тебя к Джослин, она говорила с тобой только по-английски. Они не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что ты говоришь по-итальянски.

Я не знала, что на это ответить, но мысль о родителях, которых я никогда не знала, заставила меня почувствовать тяжесть на сердце.

Капо, казалось, уловил это.

— Мы в Италии. Все, что было в Нью-Йорке, остается в Нью-Йорке. — Он обнял меня за талию, притягивая ближе. — Что скажешь, mia moglie²⁸, готова ли ты ехать со мной? Клянусь, что твоя Уни не пострадает, — его губы растянулись в широкой ухмылке. — Под моим неусыпным контролем она в полной безопасности. И ни окрестности, ни жители деревушки не увидят ее во всей красе. Сядь поближе ко мне, чтобы твое платье не развевалось веером. Мы оба знаем, как я отношусь к мысли о том, чтобы делиться с кем-то тем, что принадлежит мне. Я не делюсь.

Я рассмеялась над тем, как нелепо звучит Уна из его уст. Но он был прав. Италия была слишком совершенна, чтобы тратить время, проведенное здесь, на вещи, которые невозможно изменить.

— Ты? Делиться?— игриво усмехнулась я. — Ни за что на свете.

— Ты не ответила мне, Бабочка.

—Sì! Facciamolo!²⁹ Ага! Давай сделаем это!

Капо отпустил меня, перекинув ногу через сиденье. Я расположилась позади него, прилипнув к нему, как клей, а он протянул мне шлем, как только я устроилась удобнее. Капо завел мотоцикл, и я почувствовала, как машина вибрирует у меня под ногами. Я обхватила мужа руками, держа крепко.

Он провел для меня живописную экскурсию по городу, прежде чем мы отправились на окраину. Время от времени мы останавливались на светофоре, но чем дальше мы удалялись от центра, тем меньше было светофоров. Капо набрал скорость, и я чуть не закричала, чтобы он ехал быстрее.

Меня накрыло ощущение полной свободы. Ехать, и ни о чем на свете не переживая.

Мы ехали так некоторое время, следуя извилистыми дорогами, огромные горы вдали становились все ближе и ближе, но, наконец, мы выехали на подъездную дорогу, которая, казалось, была длиной в три мили. По обеим сторонам тропинки росли сотни деревьев. Рабочие собирали фрукты. Ящики были полны лимонов и красных апельсинов. Капо говорил мне, что его семья владеет цитрусовыми рощами.

Чуть дальше по дороге виднелись ворота, а за ними открывался открытый участок земли, и в центре него располагалась огромная вилла. Она была из желтовато-коричневого кирпича, с зелеными ставнями и такой же черепичной крышей. Две другие виллы располагались по обе стороны от главной виллы, но я не была уверена, жили ли там постоянно люди. Маленькие тропинки, обсаженные зеленью, вели от одного места к другому. В воздухе стоял сильный запах шоколада.

Прежде чем мы остановились, люди начали высыпать из главной виллы. Чертовски много людей.

— Вот дерьмо, — пробормотала я.

Мне показалось, что Капо усмехнулся, но я не была уверена. Мое сердце забилось быстрее, а желудок сжался в комок. Мне никогда не приходило в голову, что его семья может быть такой большой. Судя по количеству людей, выходящих из дверей, для того, чтобы разместить их всех использовались все три дома.

Организатор свадьбы никогда не упоминала, сколько гостей будет присутствовать. Она просто сказала, что все, что я захочу, Мистер Маккиавелло велел ей исполнить в точности так, как я того пожелаю. Мне и в голову не приходило, что я должна произвести впечатление на всех этих людей.

Как только Капо выключил двигатель мотоцикла, они бросились прямо к нам. Я не знала, кого обнимаю, кто целует меня в обе щеки, а кто держит на расстоянии вытянутой руки, говоря по-итальянски так быстро, что я не успеваю уловить сути сказанного.

Наконец Капо сжалился надо мной и притянул к себе, взяв ситуацию под свой контроль. Я была слишком занята, пытаясь всех запомнить, но думаю, они проделали то же самое с ним. Когда ему удалось вырваться, он вцепился в меня и начал знакомить со всеми.

Мне нужен еще один дневник, чтобы все записывать. Сестры его матери - Стелла, Элоиза, Канделора и Вероника - выделялись на общем фоне, поскольку они воспитывали его. Мать Капо звали Ноэми. Я слышала, как Стелла сказала ему, что та будет им гордиться. Потом она взглянула на меня.

Все его дяди, кузены… Я бы сделала все возможное, чтобы не перепутать имена или не запутаться в родственных связях. Я заметила, что все зовут Капо Амадео. Интересно, почему? А потом я удивилась, почему он не дал мне выбора называть его так. Либо Мак, либо босс, либо Капо, но никак не Амадео.

Море людей внезапно расступилось. В толпе воцарилась тишина. Затем в очереди появился пожилой мужчина, Канделора помогала ему. На нем была широкополая шляпа и старомодный костюм с подтяжками. Несмотря на то, что было видно, как он боролся за каждый вздох, мужчина держал голову высоко поднятой. Оттенок его кожи был оливковым, но при этом была в нем и какая-то болезненная бледность. Его карие глаза были живыми, хотя тени кругами залегли под ними. Когда он улыбнулся, его седые усы дернулись.

Капо подбежал к своему деду еще до того, как он дошагал до нас. Старик хлопнул его по щекам и сказал что-то слишком тихо, чтобы я могла расслышать сказанное. Капо повернулся ко мне и что-то сказал в ответ. Когда старик, наконец, добрался до меня, он постучал по шлему, все еще висевшему у меня на голове, и я разразилась смехом. Я забыла снять эту чертову штуку.

— Дай мне тебя рассмотреть, — улыбнулся он. — Позвольте мне взглянуть на женщину, которая решила взять в мужья моего внука. Посмотрим, хватит ли у нее ума справиться с ним.

Я сняла шлем, положила его обратно на байк, и снова повернулась к нему лицом.

— Ах! Bellisima³⁰. — Он взял меня за обе руки, сжал, наклонился и поцеловал в обе щеки. — Я Паскуале Раньери. Можешь звать меня Нонно, если хочешь.

— Это Марипоса, — сказал Капо, стараясь не отставать от Нонно. Его дед не дал ему возможности представить меня. — Моя жена.

— Еще нет! — усмехнулся Паскуале. — Амадео говорил тебе, что я заставил его дождаться июня, прежде чем он сможет жениться?

Я посмотрела на Капо, потом на Паскуале. И отрицательно покачала головой.

— Нет.

Нонно пренебрежительно махнул рукой в сторону Капо.

— Ты выйдешь замуж в тот же день, что и я. Я отказался присутствовать на свадьбе моего внука, если он не согласится на мое условие. Я также отказываюсь умирать раньше, но это между мной и... — он поднял лицо к небу.

— Я уверена, что это будет нечто особенное, — прошептала я, сжимая руку Нонно. Она была холодной, даже в жару, и ничего, кроме кожи и костей, но мне нравилось, как она ощущалась в моей. Он мне понравился. Сразу и безоговорочно. Нонно успокоил меня.

— Марипоса, — медленно повторил он мое имя и смотрел на меня с минуту, прежде чем снова улыбнулся. — Такая красивая маленькая бабочка.