Бессмертный грех

Глава 8 ВАСИЛИЙ

Старший оперуполномоченный Коновалов не из тех, кто, подобно толпе праздных ротозеев, станет томиться под дверью в ожидании, когда этот гаденыш Зосимов соизволит выйти. Видали, как расхрабрился? А как играет свою роль — залюбуешься! Понабрался, понимаешь, в своей Школе-студии МХАТа. Сколько раз Коновалов говорил — не берите в милицию представителей богемных профессий. Ничего, он скоро узнает, кто в доме хозяин.

Старший оперуполномоченный заперся в своей каморке площадью семь квадратным метров, гордо именуемой кабинетом. Собственно, все, что он хотел увидеть в кабинете Пожарского, он уже увидел. Хотелось бы, конечно, послушать экспертов, но они все равно сразу всего не скажут.

Выходка Леонида не испортила настроения старшего оперуполномоченного, скорее наоборот. Зосимов классно подыграл Василию, и теперь все здешние обитатели будут воспринимать капитана Коновалова так, как нужно. А нужно, чтобы они видели в нем туповатого и агрессивного охранника, не более того. Было бы хуже, если бы Зосимов проявил свое уважение к начальнику Службы безопасности, вот тогда убийца обязательно насторожился бы. С чего бы оперу из МУРа лебезить перед охранником?

Василию стоило немалых трудов отбить это убийство у окружного управления, и не потому, что местные опера мечтали заполучить себе свежий труп, конечно, нет. Их принцип прост и циничен — есть возможность спихнуть убийство на соседей или на МУР — спихивайте! Хуже всего приходилось гражданам, убитым на границе административных округов или неподалеку от нее. Милиционеры, не дрогнув, перетаскивали их тела на соседнюю территорию, снимая тем самым с себя всякую ответственность за раскрытие этих преступлений. Правда, и соседи не дремали и, по возможности, переносили трупы обратно. Один питерский писатель-детективист построил на этом целый сюжет, но без ложной скромности и с адекватной гордостью можно сказать, что питерским ментам и не снилось то, что вытворяли их московские коллеги. Рекорд России был зафиксирован в соревнованиях сотрудников УВД Восточного и Юго-Восточного округов: в течение одной ночи тело бомжа с проломленной головой поменяло дислокацию двенадцать раз. Рассвет застал несчастного в Восточном округе, милиции которого и было засчитано поражение.

Но когда Василий, закончив с осмотром места происшествия, позвонил начальнику окружного управления — своему однокурснику — и попросил его отдать труп, обнаруженный в редакции новой газеты, МУРу, тот едва не выронил трубку от изумления и тут же заподозрил подвох.

— Что, слишком простое дело? — для начала спросил он. — Хочешь на халяву «галочку» себе поставить в графе «раскрываемость»?

— Да нет, скорее тухляк, — честно ответил Василий.

— Тогда… очень известный журналист откинулся?

— Нет, никому не известный алкаш из обслуги.

— Ты хочешь сказать, что городская прокуратура возьмет такое дело?!

— Возьмет, — уверенно пообещал Василий. — Если ты отдашь.

— Я-то отдам, а вот ты — не заболел ли?

Отбив труп, Василий позвонил своему другу — следователю городской прокуратуры Георгию Малкину, теперь уже с намерением этот труп пристроить в надежные руки.

— Гоша, родной, не погуби! — заорал он, как только Малкин взял трубку.

— А что надо? — уточнил следователь.

— Возьми себе, пожалуйста, одно дельце и поручи Зосимову оперативную разработку.

— Я, Вася, себе сам дел не беру, — назидательно произнес Малкин. — Мне их навязывают злые люди. Понял?

— Понял. Но ты же можешь устроить так…

— Могу. Только объясни — зачем?

— Надо, — лаконично ответил Василий.

Следователь Малкин еще целых пять минут сопротивлялся, ругался, взывал к совести и здравому смыслу, но в конце концов сдался и труп электрика взял.

Василий тут же позвонил Леониду и радостно сообщил ему о ценном приобретении:

— С новым интересным заданием вас, лейтенант. А то, как я заметил сегодня утром, вам совершенно нечем заняться. Так что собирайте опергруппу, и ко мне. Адресок запиши.

— А что там? — настороженно спросил Леонид.

— Алкаш-электрик помер. Похоже — отравление.

— Что-о-о? — Леонид чуть не выронил трубку. — И мне надо ехать на такое?! С какого перепуга? Да прокуратура ни за что такое дело не возьмет.

— Уже взяла. Следователь Малкин в отличие от тебя трудолюбивый и любознательный человек, ему интересно, чем это у нас в стране электрики травятся. Я с ним всего-то пять минут поговорил, и он вцепился в это дело мертвой хваткой. Так что с прокуратурой все в порядке.

Леонид почему-то не выказал никакой радости по поводу такого «порядка»:

— Чтоб тебе пусто было! Не зря я так расстроился, увидев тебя на работе. Какой же я идиот, что взял трубку! Ведь подумал же — неприятно как-то телефон звонит, не иначе Коновалов балуется. И точно.

Пропустив стоны младшего оперуполномоченного мимо ушей, Василий деловито напомнил ему, что «время, значица, идет, и труп, соответственно, остывает, так что поторопись, дружок». Разумеется, после этого рассчитывать на теплое отношение Леонида не приходилось.

Закончив с обзвоном коллег, Василий приступил к сбору сведений о личности пострадавшего.

Убитый — Квасов Иван Гаврилович, 1949 года рождения — числился в штатном расписании электриком, хотя его реальные обязанности были значительно шире. За недолгое время работы в газете он проявил себя разносторонней личностью. Он мог и плотником поработать, если надо, и сантехником, и грузчиком. В зависимости, так сказать, от текущих потребностей конторы. Что называется — на все руки мастер. Один минус — пил сильно. И, приходя на работу с похмелья, болел, не мог унять дрожь в руках и донимал журналистов слезными просьбами «подкинуть червонец на излечение».

Все, к кому он обращался в первый раз, давали ему десять рублей не задумываясь, вторая просьба воспринималась менее доброжелательно, а третья, четвертая и дальнейшие уже встречали раздраженное сопротивление: «Не наглей, Гаврилыч, десять рублей, конечно, не деньги, но…»

Сегодня с утра Квасов сильно болел, а отзывчивых, сострадательных людей на его пути не встретилось, за исключением одной бессмысленной девицы из отдела общества.

— Плохо вам, Иван Гаврилович? — спросила она. — Подождите минутку.

Квасов повеселел, присел в уголок в сладком предвкушении, а девица притащила ему из буфета… бутылку минералки!

— Попейте водички, она поможет.

Ну откуда такие дуры берутся, спрашивается? И как муж с ней живет? Да она небось не замужем, кому такие нужны — ни понятий, ни представлений.

А через полчаса после этого досадного случая бухгалтер Издательского дома Нина Григорьевна, зайдя к Пожарскому подписать очередную финансовую бумагу, увидела Квасова лежащим на ковре у стола генерального директора. Бухгалтер не сразу поняла, что случилось, но ее возмутили как развязная поза электрика, так и выбор места для отдыха. К тому же в руке Гаврилыча была зажата бутылка пива. Нина Григорьевна подошла к нему с единственной целью — сделать замечание и объяснить: лежать в кабинете генерального директора с бутылкой в руках неприлично и чревато. Наклонившись над Квасовым и встретившись глазами с его неподвижным стеклянным взглядом, она поняла, что электрик мертв. И закричала.

Прибежавший на крик Василий подтвердил факт наступления смерти.

Пожарский, который тоже прибежал на крики бухгалтерши, увидев бутылку, зажатую в мертвой руке, побледнел и с тяжким стоном рухнул в кресло для посетителей. Василий вопросительно уставился на него, и Пожарский молча открыл свой холодильник и ткнул пальцем в нижнюю полку. Она вся была заставлена точно такими же бутылками.

— Опохмелился, — чуть слышно проговорил Пожарский. — Бедняга.

— Вот и не верь после этого наркологам, — сказал Василий.

Встав на колени, Василий аккуратно понюхал горлышко.

— Точно! Цианиды. Пивко-то отравленное. Вы сегодня не употребляли, Валентин Семенович?

— Употреблял. — Пожарский нервно сглотнул. — Две.

— Как чувствуете себя?

— По сравнению с ним, — Пожарский кивнул на Квасова, — просто отлично.

— Ну, это нетрудно. Даже обитатели кардиореанимации чувствуют себя лучше. Как он проник к вам в кабинет? И где вы были сейчас?

— Я просил секретаршу вызвать электрика, у меня розетка искрит. И ушел на переговоры. Я был в кабинете Мохова.

Дальнейший разговор пришлось отложить до лучших времен — Василий принялся в срочном порядке названивать в местное отделение милиции, Гоше и Леониду.

…Старший оперуполномоченный вышел из своей каморки только через час, дождавшись отъезда и опергруппы, и труповозки. Коридор опустел, любопытствующие разбрелись по комнатам обсуждать инцидент, а двери приемной были распахнуты настежь.

Генерального директора Василий нашел в кабинете главного редактора. Пожарский, его заместитель Колос и Мохов сидели за журнальным столиком и вид имели крайне печальный.

— Пиво, значит, ваше? — прямо с порога спросил Василий.

— Мое. — Пожарский понуро кивнул. — Из моего холодильника.

— А в холодильнике как оно оказалось? И когда?

— Из магазина. Вчера вечером.

— Кто покупал?

— Мой водитель Слава. Он всегда закупает мне пиво на неделю. С запасом.

— И сколько же вам нужно на неделю?

— Бутылок восемь-десять. Я люблю пиво и пью его практически ежедневно. — Пожарский помолчал и зачем-то добавил: — С юности.

— Да хоть с детства, — великодушно разрешил Василий. — А почему вы дали потерпевшему Квасову именно эту бутылку? А, к примеру, не другую?

— Я ничего ему не давал! — взвился Пожарский. — Я покупаю пиво для себя. Или вы думаете, что я держу его для опохмела технического персонала?

— Но вчера вы угощали журналистов пивком.

— Ну, угостил. О чем это говорит? Больше не буду.

— Да они теперь и сами, надо полагать, не возьмут, — усмехнулся Василий. — Отныне у вашего пива не самая лучшая репутация. Но — вернемся к инциденту. Получается, потерпевший Квасов просто спер у вас бутылку? Видимо, в надежде на то, что бутылок много, одной меньше, одной больше, и вы вряд ли заметите пропажу.

— Выходит, так. — Пожарский почему-то разозлился. — По крайней мере, у меня он разрешения не спрашивал.

— Понятно. — Василий придвинул стул и подсел к столику. — Ну что, граждане начальники, не выпить ли и нам пивка?

Всех троих — Пожарского, Мохова и Колоса — передернуло.

— Не шутите так, Василий, — с укоризной сказал Мохов. — Тем более ваши коллеги забрали все содержимое Валиного холодильника, и пиво в том числе.

— Вот мародеры! — с уважением произнес Василий. — Но я вовсе не предлагал использовать пиво из его холодильника. Давайте купим в буфете. Вряд ли убийца так одержим охотой на вас, что решил перетравить всю редакцию.

— Вообще-то выпить надо, — подумав, согласился Колос. — Но только не пива. Сейчас надо чего-нибудь покрепче, да и на пиво, знаете ли, совсем не тянет.

— Понимаю. Лето прошло, потребление прохладительных напитков идет на убыль. — Василий повернулся к Пожарскому. — А наш злодей все же не зря рылся в холодильнике. Мы-то думали, что он — маниакальный тип, ан нет, зря обижали человека. Он ваши привычки изучал.

— И что делать? — Мохов достал из сейфа коньяк и разлил по рюмкам. — Слушай, Валентин, может, тебе уехать?

— Ну нет, — твердо возразил Василий. — Это проблемы не решит. И потом, без Валентина Семеновича нам будет сложнее вычислить убийцу.

— А с Валентином Семеновичем убийце будет удобнее довести свой замысел до конца, — огрызнулся Мохов.

— Эт точно, — согласился Василий. — Но пока ему чертовски везет — батареи пролетают мимо, пиво воруют местные алкаши…

— Но когда-нибудь может и не повезти. Извини, Валя, я правда обеспокоен. Ладно, помянем Гаврилыча, нелепый был человек, пьющий, но неплохой. И электрик замечательный…

Они выпили не чокаясь.

— Значица, так, — сказал Василий, — я проверил на вахте список всех входивших — выходивших. Только свои. Газетка новенькая, народ вас не знает, посторонних посетителей не было.

— Тридцать шесть человек! — воскликнул Мохов. — Это очень широкий круг подозреваемых.

— А мы его сузим, — радостно пообещал Василий. — Вот прямо сейчас и сузим. Нас двоих, например, легко можно исключить. Меня и Валентина Семеныча…

— Василий, — с укоризной произнес Пожарский, — Юра — мой давнишний друг. А Андрей Колос — не только друг, но и соратник. Мы вместе работаем уже много лет.

— Отлично. Вычеркиваем всех четверых. И мою Сашу тоже вычеркиваем. Она, конечно, девушка не вполне нормальная, но батарею от пола ни в жизнь не оторвет — хлипкая очень. Теоретически можно предположить, что она наняла киллера. Но, насколько я знаю Саню, она предпочитает тратить деньги на кофточки и брючки, а на все другое у нее вечно не хватает. Впрочем, как и у большинства лиц ее пола и возраста. Соответственно, всех девушек до пятидесяти пяти кэгэ весом мы не то чтобы вычеркиваем, но подозреваем меньше. Идем далее. Странности с обысками вашего кабинета начались еще на прежнем месте работы, так? И мы все дружно решили, что эти загадочные обыски и последовавшие покушения взаимосвязаны. А если нет? Подумайте, ведь у человека, который разворачивал вашу колбасу, были все возможности ее отравить. Во всяком случае, это куда проще, чем бросать на вас батарею. Так?

— Так, — растерянно ответил Пожарский. — Конечно, так.

— Вот и славно. — Василий потер руки. — Значит, у нас как минимум две версии. Одна — что убийца имел отношения к обыскам вашего кабинета. Другая — что не имел. Тогда что?

— Что? — тупо спросил Пожарский.

— Первая — проще, вторая — сложнее. Если придерживаться первой, ну той, что имел, то осталось посчитать, кто из ваших бывших коллег по предыдущей редакции перешел работать сюда. Круг не так уж широк, господа. А также нам предстоит выяснить, нет ли среди ваших журналистов друзей или знакомых того самого Первозванного, про которого вы мне давеча рассказывали. Логично? Если он сам здесь не был, то мог ведь и попросить кого-то по-дружески сыпануть яду в пиво. Логично?

Мохов, Пожарский и Колос дружно кивнули.

— Вот. Значит, направление поисков мы определили.

— Мне не нравится, что вы с подозрением относитесь к моим сотрудникам, — пробурчал Пожарский. — Этих людей я знаю не один год. Я сам их сюда перетащил.

— А я готов поручиться за каждого из них! — с пафосом воскликнул Колос. — И нашим сотрудникам могут не понравиться ваши подозрения.

— Да кто ж им, родным, скажет о подозрениях? Вы? Или Юрий Сергеевич? — Василий вопросительно посмотрел на Мохова, и тот протестующе замахал руками. — Вот. И я не скажу. Наоборот, буду с ними дружить и чаи распивать. А возможно, не только чаи. Кстати, почему бы нам не выпить еще по одной? За второе, точнее, третье рождение Валентина Семеныча. Да-а, редко такое встречается. Вы не в сорочке, вы в комбинезоне родились.

— За это можно было бы выпить, — мрачно возразил Пожарский, — если бы вместо меня не погиб человек.

— Человек погиб не вместо вас, а сам по себе, — жестко перебил его Василий. — И терзаться вам не из-за чего. Не вы его отравили, не вы. Ладно, мне надо задать несколько вопросов вашей секретарше.

Мохов подошел к столу и нажал кнопку селектора.

— Танечка, зайди, пожалуйста.

В кабинет вошла невзрачная девушка с красными, заплаканными глазами.

— Ну-ну-ну!.. — Мохов укоризненно покачал головой. — Что ж ты все плачешь-то?

— Я никогда не видела мертвых, — всхлипнула Танечка. — Страшно.

— А Гаврилыча ты когда успела увидеть? Его ж не ты нашла.

— Когда на носилках несли по коридору.

— Так он же пленкой был закрыт.

— Так я же знала, что там покойник! — Девушка твердо стояла на своем.

— Хорошо, дружок, скажи-ка лучше: кто сегодня заходил в приемную? А главное — в кабинет Валентина.

— В приемную — все понемножку. Здесь сейчас кто только не толпится. А в кабинет — никто. — Она повернулась к Пожарскому. — Валентин Семенович, вы же запираете свой кабинет, уходя.

— Да! Действительно! — Пожарский хлопнул себя по лбу. — Как же я сразу не сообразил!

— А как же туда проник электрик? — спросил из угла Василий.

— Я открыла, — ответила Танечка. — У Валентина Семеновича искрила розетка, и он попросил позвать Гаврилыча.

— Значит, у вас тоже есть ключи от кабинета?

— Дубликат, — испуганно кивнула Танечка. — Ой, а вы что — меня подозреваете?!

— Конечно, нет! — Василий улыбнулся со всей возможной теплотой, на какую только был способен. — Вот ни боже мой. А скажите, милая Танечка, никто не мог взять эти ключи из вашего стола, когда вы выходили из приемной?

Танечка отрицательно помотала головой:

— Они не в столе лежат, а в сейфе.

— А ключ от сейфа?

— В кармане. — И в доказательство секретарша вынула из кармана ключ. — Вот. Всегда при мне.

— Спасибо, мы вас больше не задерживаем, — кивнул Василий.

Девушка опять всхлипнула и ушла.

— Понятно, что ничего не понятно, — подытожил Коновалов, когда за секретаршей закрылась дверь. — Итак, в приемной крутилась вся редакция. Но кабинет был заперт. Кстати, а замок насколько надежен?

— Более чем, — заверил его Пожарский. — После всех этих историй с вторжением в мой холодильник и компьютер я позаботился. Суперзамок, хай-класс.

— Нет таких замков, которые невозможно было бы вскрыть, — возразил Василий.

— Да, но время! — Пожарский поднял вверх указательный палец. — Таня если и выходит, то ненадолго. А народ в приемной всегда толпится. Когда замок-то вскрывать?

— Ночью, вестимо, — хмыкнул Василий. — Пиво-то было куплено вчера.

Пожарский опять нажал кнопку селектора.

— Таня, кто сегодня ночью дежурил на вахте?

— Морозов.

— Позвони-ка ему домой и соедини меня с ним.

Однако и допрос сонного вахтера Морозова ничего не дал. Он клятвенно заверил начальника, что вчера все сотрудники газеты ушли с работы раньше, чем Мохов и Пожарский. Главный редактор и генеральный директор, как и подобает начальникам и капитанам, покинули редакцию последними.

— Ничего не понимаю! — Василий сжал голову руками. — Не в трубу же он влетел, отравитель ваш.

Пожарский нахмурился, почесал переносицу и неуверенно сказал:

— А окно? Допускаете вы такую возможность? Мне кажется, я вчера вечером оставил окно открытым. Второй этаж — это не очень высоко.

— Интересная мысль, — задумчиво сказал Василий. — Пойду, пожалуй, прогуляюсь под вашим окошком.

— Подождите, Василий, — вскинулся Мохов. — Люди ждут объяснений, я пообещал, что соберу всех сегодня и расскажу, что и как. Что говорить-то? Что пытались убить Валентина?

— В принципе шило в мешке не утаишь. — Старший оперуполномоченный задумался. — Но сегодня лучше играть в несознанку. Скорее всего — инфаркт. Завтра или послезавтра эксперты подготовят заключение, вот тогда что-то прояснится. Темните, изображайте растерянность, призывайте к спокойствию.

…Проходя мимо комнаты Саши, Василий с сомнением посмотрел на закрытую дверь, прислушался, помялся, но все-таки решил зайти. Саша сидела за столом и что-то сосредоточенно чертила на листке бумаги. Увидев Василия, она нахмурилась и бумажку спрятала.

— Саня, детка, как ты? Не испугалась?

— Тамбовский волк тебе детка, — мрачно ответила Саша. — А трупов я не боюсь с тех пор, как познакомилась с тобой.

— В смысле — я страшней любого трупа? — кокетливо спросил Василий.

— И в этом смысле тоже.

— Ну прости меня, был не прав, мерзавец и подлец, больше не буду. Простишь?

— Нет. — Саша гордо задрала подбородок. — Предателей не прощают.

— А если я представлю справку от врача, что у меня случилось временное помутнение сознания?

— У тебя помутнение постоянное. — Саша отвернулась. — Временными у тебя бывают только просветления. Не подлизывайся, ничего не выйдет.

— А если я на колени встану?

— Да? — Саша заинтересовалась. — Давай, вставай.

— Тогда простишь?

— Посмотрим.

— Нет, мне хотелось бы гарантий.

Саша помотала головой — в том смысле, что никаких гарантий, все по обстановке.

Василий с сомнением посмотрел на паркет, взял со стола газету, расстелил ее на полу и лишь потом, кряхтя, опустился на колени.

— Смотри, жестокая! Лучший сыщик родины у твоих ног, как половая тряпка.

— Без газетки было бы убедительнее, — улыбнулась Саша.

— И это говоришь ты, сотрудник газеты? — Василий сделал большие глаза. — Нельзя так презирать собственную работу, хотя она действительно мерзкая, здесь я с тобой согласен.

Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге возник Неволяев. Увидев стоящего на коленях начальника безопасности, он замер и широко открыл рот. Василий, скосив глаза на фельетониста, нервно затараторил:

— Божественная! Как только я увидел вас, сразу пропал. Вы — как утренняя роза, заляпанная росой. Ваши ручки, ножки, глазки… Душа моя трепещет, как чубчик на ветру. О! Не отвергайте!

— Ах, встаньте, Василий, — томно проворковала Саша, скосив глаза на Неволяева. — Не смущайте меня. Право, не знаю, что вам ответить. Мы так недавно знакомы. И пока давайте останемтесь друзьями. Нет-нет, не пугайтесь, вы милый, но… Поймите, мы должны поближе узнать друг друга.

— Да! — истерически заорал Василий. — И я о том же. Поближе! О!

— Только без пошлости! — Саша подняла глаза и как бы с удивлением посмотрела на Неволяева. — Что вам, Эдуард?

Василий, сопя, обернулся и с гневом обрушился на фельетониста:

— Опять? Что ты лезешь-то всюду? Я ведь предупреждал.

— Так кто ж знал? — Неволяев трусливо попятился. — Пардон. Резво забираешь.

— Что?! — Василий грозно поднялся с колен, и Неволяева как ветром сдуло. — Я не сильно подпортил твою репутацию, Санечка?

— Думаю, нет. Наоборот. Против слухов о моей неотразимости я ничего не имею. Заляпанная роза! Да ты, Вася, поэт. Расскажи мне про убийство. Как я понимаю, Гаврилыч спас генерального? Практически закрыл его своим телом?

— Что особенно трогательно, он, совершая свой героический поступок, ошибочно считал, что нарушает закон. Вот бывают неизвестные герои, а бывают герои в несознанке. В МУР со мной поедешь?

— Сейчас? Нет. Хочу поприсутствовать на траурном собрании. Завтра поеду, если ты не передумаешь.

— Не передумаю. Видишь, какой я добрый?

— Никакой ты не добрый, просто тебе что-то от меня надо, — улыбнулась Саша. — Ведь правда?

— Неправда, — соврал Василий. — Просто я тебя нежно люблю, вот и вся причина.

— Что тебе надо? Ну, говори! — потребовала Саша.

— Расскажи мне о Первозванном, — попросил Василий.

— Ничего себе — куда тебя занесло! — изумилась Саша. — Ты решил заняться историей христианства? Андрей Первозванный — это апостол, брат апостола Петра, проповедовал Евангелие.

— А мне сказали, что Первозванный — это такой журналист, который специализируется на разнообразных непристойных сплетнях и вымыслах. И эти, с позволения сказать, проповеди он публикует в газете «Вечерний курьер», — перебил Василий. — А в остальном — святой, конечно.

— А-а… — Саша нахмурилась. — Да, есть такой. Сволочь редкая. Действительно, специализируется на пасквилях и прочей компрометирующей заказухе.

— А среди сотрудников вашей редакции у него друзья есть?

— Надеюсь, что нет. — Саша задумчиво почесала нос. — А знакомые — наверняка есть, во всяком случае, все мы, то есть те, кто пришел сюда из «Курьера», его знаем. А зачем тебе его друзья? И он сам?

— Затем, что он — враг твоего Пожарского.

— Ой! — Саша взвизгнула. — Вспомнила! Ну точно — Пожарский же его высек! Как я могла забыть? То-то фамилия генерального сразу показалась мне знакомой!

— Насколько я помню, поначалу ты его фамилии не знала. Говорила, что для тебя он просто Валя, и все. Ладно-ладно. — Василий попятился. — Я же не ссориться, а мириться пришел. Поузнавай, девочка, с кем здесь этот Первозванный дружит, ладно? А сейчас — пойдем-ка погуляем.

— Ты что — обалдел? — Саша покрутила пальцем у виска. — Там холод собачий, и дождь, кажется, накрапывает.

— Александра, — нахмурился Василий, — что за разговоры? Нам просто необходимо подышать свежим воздухом.

— Высуни голову в форточку и дыши, — посоветовала Саша.

— Ладно. Только потом не говори, что я не подпускаю тебя к расследованию, — кивнул Василий. — Я-то думал, что тебе интересно будет узнать, как преступник проник в кабинет Пожарского.

Расчет старшего оперуполномоченного оказался верным — Саша вскочила и бодро побежала вслед за ним.

…Кабинет Пожарского находился на втором этаже. Невысоко, но ровная стена здания, без карнизов и прочих архитектурных излишеств, представляла серьезную преграду даже для опытных скалолазов.

— Нет, — задумчиво сказал Василий, — без спецприспособлений здесь не обойтись.

И тут же рухнул на колени.

— Сколько можно, — томно повела плечами Саша. — Ты перебарщиваешь. Постоял уже на коленях, хватит, вставай.

Василий ее призыву не внял, а, наоборот, опустился на четвереньки и, свесив голову вниз и мелко перебирая руками и коленями, двинулся вдоль стены. Проходящая мимо немолодая сотрудница отдела политики, увидев бредущего на четвереньках старшего оперуполномоченного, замерла как вкопанная и изумленно уставилась на Александру.

— Вот, собачку выгуливаю, — смущенно разъяснила Саша. — Скулил, дверь ногтями корябал… Расстройство желудка у него, что ли?

Сотрудница испуганно попятилась.

— Не бойтесь, он не кусается, — попыталась успокоить ее Саша. — Только лает.

— Не верьте ей, — поднимаясь на ноги, сказал Василий. — Кусаюсь еще как. И прививку от бешенства она мне в этом году не делала.

Бедная женщина опрометью кинулась к воротам, а Василий торжественно ткнул пальцем в землю:

— Смотри!

Саша присела на корточки и уставилась в тот клочок земли, на который указывал Василий.

— Что это?

— Лестница. Просто лестница. — Василий с хрустом потянулся. — Ну почему я такой умный? И почему я всегда оказываюсь прав?

— Ты хочешь сказать, что отравитель Гаврилыча влез в кабинет Пожарского по лестнице? — обрадовалась Саша.

— Влез, подлюга, — ласково сказал Василий. — А потом — вылез. Во дурак!

— Почему дурак? — не поняла Саша. — По-моему, неплохо придумано.

— Считаешь, неплохо? — хмыкнул Василий. — Ты так считаешь? Вот поэтому я — великий сыщик, а ты — простой журналист.

Саша спорить не стала, потому что ждала дальнейших объяснений.

— Где-то он лестницу взял? Его могли там видеть. Как-то он лестницу сюда волок? Его тоже могли видеть. Так что шанс вычислить злодея у нас, считай, уже есть, причем — огромный. Ну-ка, где здесь у вас может оказаться переносная лестница?

Не составило особого труда выяснить где. Завхоз подсказал. Оказалось, что инвентарь — от швабр и тряпок до лестницы и ведер — хранился в каморке, в которую можно было проникнуть как из помещения редакции, так и с улицы. Завхоз уверял, что ключи от подсобного помещения лежат в общем железном ящике на вахте. Теоретически, любой сотрудник редакции имеет возможность их взять.

Василий зашел в каморку, оглядел лестницу и с легким сердцем отбыл в управление. На двери его комнаты висела самодельная табличка: «Коновалову вход строго воспрещен».

— Это почему же? — добродушно поинтересовался Василий, распахивая дверь.

Леонид даже не повернул головы. Он сидел за своим столом, а на столе Василия рядком стояли шесть мусорных корзин и две стационарные плевательницы из «мест для курения».

— Ого! — Василий с уважением присвистнул. — Откуда столько помоек?

— У соседей попросил. — Леонид тяжко вздохнул. — Сейчас Гоша приедет, у него к тебе тоже ряд претензий.

Гоша, то есть Георгий Малкин, — любимый следователь сотрудников убойного отдела. Большинство своих дел об убийствах Малкин вел в тесном контакте с Коноваловым и Зосимовым, и оперативники любили Гошу за добрый нрав, сговорчивость и профессионализм. Гоша терпимо относился к нарушениям сроков расследования, да к прочим формальным моментам тоже.

Следователь городской прокуратуры отмазывал, выгораживал и прикрывал сотрудников убойного отдела изо всех сил. У многих этот альянс вызывал ехидные улыбки. А всему виной — поразительная разница в весовых категориях капитана Коновалова и майора Малкина. Человек-гора Коновалов, бывший омоновец ста восьмидесяти пяти сантиметров роста и ста десяти килограммов живого веса, и бывший математик Малкин, рост которого не превышал ста семидесяти сантиметров, кругленький, пузатенький, с ямочками на щеках и всегдашней ласковой улыбкой.

К тому же следователь Малкин писал стихи. То есть не совсем стихи, но рифмованные вирши, по большей части переделанные из популярных песен и классических, известных каждому еще по школьной программе стихотворных произведений, за что получил прозвище Песенник МВД СССР. Гошины стихи, как правило, отличались корявостью, но никому и никогда не приходило в голову высказывать в их адрес критические замечания. Напротив, коллеги не скупились на восторженные отзывы типа: «Гениально!», «Красиво!» или «В самую точку!».

Вот и сейчас, протиснувшись в дверь, Гоша начал с высокой лирической ноты:

— Из незавершенного. То есть над текстом придется еще поработать. Но в общих чертах так:

— Так ты теперь пишешь инструкции для злодеев? — удивился Василий. — Занятно. До сегодняшнего дня я полагал, что ты на нашей стороне.

— Я до сегодняшнего дня тоже полагал, что ты наш. Но после твоих гнусных выходок, после того, как ты повесил на нас совершенно неподведомственный труп, я уже так не думаю. Леня, а ты не замечал за ним в последнее время странностей? Я имею в виду, не проявлялась ли нездоровая страсть к мертвечине? Может, он заделался некрофилом?

— Да что вы взъелись? — Василий аккуратно снял со стола мусорные корзины и поставил у стены. — Трупом больше, трупом меньше. К тому же я сам намерен заниматься этим убийством. Вам-то чего волноваться?

— Да? Но висит-то оно на нас с Гошей! — воскликнул Леонид. — И если ты его не раскроешь…

— Раскрою. Иначе я не стал бы воровать этот труп. И к тому же — где ваше чувство долга? Где неуемное стремление искоренить преступность?

Леонид и Гоша выразительно переглянулись, и следователь обреченно уронил голову на руки.

— Кто этот странный человек? — пробормотал он глухо. — Кто этот маниакальный тип? Неужели это наш друг Вася Коновалов? Тот, кто неоднократно и очень убедительно доказывал нам, что преступность искоренить невозможно. Нет, это не он. Это коварный инопланетянин, принявший облик капитана. У тебя нет с собой святой воды, дабы покропить?..

— Гоша имеет в виду водку, — пояснил Василий.

— Водкой покропить? — Леонид с осуждением посмотрел на Гошу. — В этого гада брызгать водкой? После того как он нас так капитально подставил?

— Повторяю, я раскрою это убийство, — сказал Василий. — Раскрою. Вот увидите.

— Как? — Гоша присел к столу Василия. — Как раскроешь?

— Да там делов-то на три дня. Вычислить, кого допек этот Пожарский, и схватить за руку. К тому же, поскольку имеет место хорошо оплачиваемая халтура, я намерен, дорогие мои, с вами поделиться.

— Другое дело! — Леонид оживился. — Так бы и сказал. А то «сам раскрою», «сам вычислю»…

— Куда я без вас, — льстиво пропел Василий. — Гоша в свойственной ему душевной манере пусть допрашивает потихоньку тех, на кого мы укажем, а тебе, лейтенант, мы поручим семейную жизнь Пожарского. Так сказать, интимно-бытовую сторону.

— Ты полагаешь, искать нужно там? — Леонид скептически пожал плечами.

— Нет. Я склоняюсь к тому, что злодей окопался в газете. Но проверить нужно все.

— А на кого ты мне укажешь? — Гоша взял блокнот. — Кого допрашивать?

— Желательно — всех. Для вида. Чтобы не насторожить убийцу. Так, формально — что видели, что думают, где были… А вот службу генерального директора — там четыре человека всего — тряси поосновательней. Идет?

— Или так, — задумчиво произнес Гоша. —

— Меня смущает «раздавленье», — честно признался Леонид. — Разве есть такое слово? Но по мысли — замечательно. И совет правильный. А про отравленное пиво ты еще не сочинил?

— Не все сразу. — Гоша задумался. — Может, так?

Ну как?

— Великолепно, — зааплодировал Леонид. — Просто блеск. И, кстати, очень подходит для воспитательных целей. Эти стихи обязательно нужно ввести в школьную программу.

— Ладно, — Василий стукнул ладонью по столу. — Утро вечера мудренее. Завтра начнем. Да, Гоша, меня не забудь допросить, а то неудобно получится.

— Не волнуйся, — успокоил Гоша. — Такой возможности я не упущу. Допрошу, и с пристрастием, то есть с применением пыток. Надо же иногда себе праздники устраивать.

— Давай-давай, — добродушно усмехнулся Василий. — Но вам меня не подловить, гражданин начальник. Ни в жизть. И пыток я не боюсь.

— Посмотрим. — Гоша мечтательно закатил глаза. — Это я только кажусь добрым следователем, а на самом деле — чистый зверь.