Бестиарий

По ком звонит палантир?

Перейдя ещё одну улицу, я очутился в парке. Иду вглубь среди высоких сосен по аккуратным, сравнительно недавно выложенным, дорожкам. Пройдя эту хвойную часть парка, я оказался в его лиственной части. Помимо уже больших деревьев, здесь есть несколько совсем молодых растений.

Какой-то мужчина в сопровождении жены и примерно десятилетнего сына наклоняется к листьям, затем пытается разобрать информацию о саженцах на вбитой в землю табличке.

— Дуб? — неуверенно спрашивает он, так и не сумев прочесть надпись.

— Клён! — поправляет его жена. — Ты всегда путаешь клён с дубом.

— Не клён, а клэн! — в свою очередь поправляет жену муж, делая упор на урук-хайском выговоре.

Они идут дальше, разговаривая на смеси двух языков. Явно заставляя себя употреблять поменьше родного.

То же самое делают две пожилые женщины в кафе, куда я зашёл. Небольшое деревянное здание расположено в самом центре парка. Стоя в небольшой очереди к стойке посреди этого помещения, я слышу, как они разговаривают друг с другом за одним из немногочисленных столиков. Одна старается больше, другая почти не напрягается, лишь иногда для видимости вставляя в роханскую речь урук-хайские слова. Та, у которая получается лучше, кажется очень горда собой. Но говорить выходит явно медленнее, чем должно бы. Ведь приходиться подбирать слова.

— Пани, а якый у вас е чай? — спрашивала она у баристы, не поднимаясь со своего места.

Тут слышится звонок карманного палантира. Дама подносит его к лицу, и я слышу, часть разговора с её стороны.

— Так, цэ я, — отвечает она кому-то. — Ни моё призвыще не “ермАк”, а Е-рмак.

Она нарочито выделила ударение на первую букву. Наверное, для того, чтобы её роханская фамилия больше походила на урук-хайскую. А может, чтобы не спутали с роханским завоевателем бескрайнего Рованиона. А то и с всесильным главой офиса нашего кагана.

Дети, однако, учатся быстро, но не всегда успевают перестраиваться,особенно на людях. За мной заняла очередь мамочка с ребёнком.

— Чого бажаешь? — спрашивает она своё чадо.

— Сок! — отвечает примерно трёхлетний малыш.

— Нэ вирно, — парирует она. — Скажи, як правыльно будэ “сок”?

— Сик! — сориентировался малыш.

“Неправильно, малыш, — подумал я. — Правильно будет на “сок”, не “сик”, а “гуачи”. Так говорят далеко на востоке в империи Хань.”

Те женщины, о которых шла речь выше, сидят за столиком справа от меня. Слева же сидит парень с дамой старше себя. Судя по разговору, который я тоже прекрасно слышу, это его родственница, но не мама, что-то вроде тёти. Парень хвастается, что регулярно ходит на полигон, где учится стрелять из самострела. Объясняет глупой женщине, что надо уметь стрелять с обеих рук, приложив приклад к левому плечу и к правому. Ну, для того, что если двигаешься вдоль стены которая слева от тебя, это одно. И совсем другое, если стена справа. Не высунешься же в полный рост. Женщина кивает. А я смотрю на парня. Виду он самого неспортивного: узкие плечи, очки, тоненькие ручки и, кажется, под одеждой даже угадывается небольшой животик. Так и подмывает спросить: “Если ты такой крутой, что же не отправился на сафари?” Наверно, айтишник. Один из тех, кто в детстве не наигрался “в войнушку”.

Вы удивитесь, но, на самом деле, война — это скучно. Вопреки стереотипу, взращённому в нас валинорским кинематографом, большую часть времени солдат не бегает по джунглям с самострелом на перевес. Чаще всего мы стоим на карауле. И это неимоверно однообразно. Не происходит почти ничего. Кроме тех коротких мгновений, когда действительно бывает опасно. И эти минуты превращаются в мгновения, а вспоминаются, как целая жизнь.

В нашем случае большую часть времени мы проводили на блокпосту. И это действительно было скучно. Довольно быстро он оброс бетоном, углубился в окопы и блиндажи, ближайшие поля загадились. Не в значении испражнений и нечистот. А в том смысле, что были заселены разными гадами. До поры спящими, но в любой момент при приближении к себе, наезде или соприкосновении со стопой готовые воспрянуть, убить монстра или человека. Покалечить. Поле загажено не только с нашей, но и с их стороны. Ведь и их блокпост вон, рукой подать. В зоне видимости. Дорогу сузили бетонные заграждения. По бокам и кое-где на асфальте поселились железные ежи. Один блиндаж накрыла зелёная кикимора. Под её сеткой хорошо отдыхать, укрывшись от палящего солнца.

Сами мы тоже принарядились. Появилась единая для всех униформа. У каждого кираса и шлем. Тускло блестит сталь самострелов, которые мы держим на груди стрелой вниз. А не стрелой вверх, как во времена Союза. И главное — над всем этим развевается двухцветный урук-хайский флаг.

Первое время мы ко службе со всем рвением. Останавливали каждую повозку, проводили досмотр. Вот Наг наклоняется к стеклу очередной телеги и с любопытством заглядывает внутрь.

— Куда едем? — с вроде бы дружелюбной улыбкой, спрашивает он.

Услышав название улицы, Наг спрашивает: “А у этой улицы номер дома есть?” Это он так уточняет адрес. И всё с саркастической ухмылкой. Чисто ментовский прихват. И где он этого набрался? Не иначе, как из личного опыта общения со стражами порядка.

Читатель может подумать, что среди нас большинство — “сидельцы”. Это не так. Высокий и широкоплечий брюнет с позывным “Мани” на гражданке был бухгалтером. Отсюда, собственно, и позывной — аллюзия на эльфийское слово “деньги”. Мани очень вежлив, спокоен и интеллигентен. Он из хорошей семьи. Из его рассказов известно, что дома у него на стенах висят репродукции картин великого роханского художника, изображающие уруков. Все эти “Уруки пишут письмо кхандскому султану” и так далее. При этом сам Мани является большим патриотом Урук-хайи. Вы можете спросить: “Как же так? Почему тогда роханский художник?” Но удивляться не стоит. Для таких, как Мани, все, кто родился на территории Гондора, впоследствии ставшей Урук-хайей, или даже имеет корни отсюда, считаются урук-хайцами. Не только этот художник просто потому, что родился недалеко от Осгилиата, но и тот, что жил на берегу моря возле Пеларгира и его же, море, рисовавший, и тот, что создал знаменитый “Чёрный круг”. Все они — свои, хоть в жизни они себя никогда урук-хайцами не считали. Но их никто и не спрашивает. Такая вот историческая и культурная клептомания.

Однажды Мани поделился со мной, что хотел разыскать корни своих предков. Уруки они или не уруки? Как на полотнах вышеупомянутого художника. Жили ли они на том знаменитом острове посреди Андуина? Оказалось, есть службы, готовые оказать посильную помощь. Подняли старые церковные архивы. Оказалось, таки да, уруки в роду есть!

“Наверно, в подобных поисках, — не очень вежливо подумал я, — ты всегда найдёшь то, что хочешь найти.”

В общем, потом к несению службы мы стали относится попроще. Часто бывает, махнёшь легковушке рукой: “Мол, проезжай, давай.” Время тратишь только на грузовые повозки.

Вот отдыхающий в сторонке Джабба нашёл время для разглагольствований. Он любит вести среди личного состава разъяснительную работу, особенно касательно истории. Сейчас он нашёл меня и решил вспомнить события недавней революции. Я слушаю в пол уха, лишь изредка улавливая суть беседы.

— … да, — выныривает его голос, — роханцы дали бы нам денег. Но за это потом бы нагнули и вставили.

— Ага, — киваю я. — Зато арнорцы они чисто по любви…

Кто-то курит, кто-то пьёт чай или кофе. И разговоры, бесконечные разговоры, чтобы коротать время.

— В 1863 году в Ангмаре уже запустили метро, — проповедует Джабба сослуживцам, — а в Рохане только отменили крепостное право.

— Ну и что? — пожимает плечами кто-то неблагонадёжный. — В Валиноре тоже только отменили рабство.

“А вообще, — подумал я, — у Валинора и Мордора было больше общего, чем кажется на первый взгляд. Наверно, у людей всегда так — какое государство не строй, всё равно выходит Нуменорская империя. Легионы, ипподромы, олигархат, государственное лицемерие, коррупция, декларативная свобода и реальное рабство, массовые зрелища, призванные затуманить взгляд.”

Я отвлёкся, отошёл. Потом слышу, в другой компании то же самое рассказывает Наг.

— Это тебе Джабба только что рассказал? — интересуюсь у него.

Оказывается, нет. Скорее всего, просто в палантире подписаны на одно и то же. А потом выдают, как свои озарения.

Но поток телег и колесниц через наш блокпост не утихает. Людям надо как-то жить. Линия боевого соприкосновения прошла по живому. Разделила друзей и родственников. Кто-то живёт с одной стороны, а работает с другой. Кто-то пересекает “границу”, чтобы получить пенсию у одних и у других.

Вот останавливается миниатюрная колесница, и оттуда выходит высокая светловолосая девушка, которая своей улыбкой сразу озаряет всё вокруг. Мы, невольно, втягиваем животы, расправляем плечи и принимаем как можно более бравый вид, автоматически улыбаясь в ответ.

— Слава Урук-хайе! — подбадривает она нас.

— Героям слава! — подхватывает мы.

— Ребята, какие вы все молодцы! — хвалит она, хотя приехала с другой стороны. — Когда это всё уже закончится? Когда выгоним уже наконец этих орков?

— Можно сделать с вами селфи? —улыбается она, глядя на Джаббу.

Джабба смущён, но доволен. Она подходит, она достаёт из кармана палантир, вытягивает его в руке, склоняется гному на плечо и делает губки бантиком. Джабба показывает два пальца, символизирующие победу и эльфийскую руну “в”. Девушка зовёт следующего. К ней выстраивается очередь. В конце концов мы собираемся чуть ли не всем отрядом. Она становится посередине. Кто-то взял её палнатир и отошёл с ним, чтобы в кадр влезли все. Потом меняется с Нагом. Становится на его место на снимке. А Наг берёт в руки палантир и отходит на место съёмки. В этот момент к нему сзади подходит Белый. Он бесцеремонно вырывает палантир, и веселье заканчивается.

— Э-э-э-э, командир… — обиженно выдыхает Джабба.

Он выражает общее недоумение. Что тут такого? Все устали, а тут хоть какое-то развлечение. Да ещё и признание. И благодарность. Это так важно для воина.

— Идиоты! — резко бросает Белый.

И неожиданно хватает девушку за руку, вырывает её из нашего круга. Потом, упирающуюся, тащит к блиндажу.

— Командир! Командир! — удивлённо и возмущённо кричим мы.

— Фейхоа! — восклицает Джабба.

Кажется, он даже готов к бунту. Белый в это время кладёт палантир девушки к себе в карман. Её саму толкает в блиндаж, не отпуская при этом руку. Блиндаж — тут единственное строение с дверью. И её рука остаётся торчать в этом дверном проёме. Белый с силой захлопывает деревянную дверь, зажимая её руку. Девушка истошно кричит и плачет. У всех у нас повышается адреналин. Когда мужчина слышит женский крик, у него всегда запускается рефлекс “защищай самку”. Мы готовы набросится на нашего вожака.

— Признавайся! — орёт он на неё в свою очередь. — Говори, сука!

Дверь ударяет ещё раз. Что-то хрустит. Это кость или дерево? Девушка истошно орёт. Но дверь прижимается ещё сильнее. Не отпускаю руку своей жертвы, Белый достаёт из кармана её палантир, но тот оказывается заблокирован.

— Пароль, быстро! — орёт он и делает ещё больнее.

Девушка что-то пропищала, и Белый получил доступ к волшебному амулету.

— Сюда! Ко мне! — командует он нам. — Вот, смотрите, идиоты! Вы думали вас благодарят?

Он что-то показывает на палантире, но видно не всем. Зато слышно его объяснение.

— Фотография сохраняет и координаты, — объясняет он. — Сейчас бы она уехала, переслала её кому надо. И, о-па, у врага уже есть точные координаты нашего блокпоста. Легко навести катапульты или что похуже. А вы рады стараться, кретины!

— Да…, хуавей, — чешет за ухом Джабба, — я как-то и не подумал.

— И что с ней теперь? — хмуро спрашивает Наг.

— А ничего, — отвечает Белый и отпускает дверь.

Затем выволакивает из блиндажа стоящую на коленях и рыдающую девушку и ставит её на ноги.

— Отпустим? — спрашивает Наг.

— Ага, — соглашается Белый. — Отпустим.

Грубо берёт блондинку за волосы и поворачивает лицом к полю.

— Смотри, — обращается к ней, — вон там твои.

Белый указывает на загаженное поле.

— За этим полем. Туда и ступай. Но не по дороге, а напрямик. А то — пристрелю.

Белый подталкивает девушку в спину. Она делает шаг, но едва не падает. Плакать она уже прекратила. Лицо уже не напуганное, а просто злое.

— Ай-яй-яй, — укоризненно вздыхает Мани, — девушка, как вам не стыдно? Мы же приехали сюда вас защищать.

— Если бы не вы, нас бы не от кого было защищать, — зло бросает она.

— Ну, вперёд! — командует Белый и выпускает стрелу ей под ноги. — Давай!

Девушка ступает на поле. Но ничего не происходит. Она идёт медленно и осторожно, но Белый выпускает стрелу поверх её головы.

— Быстрее! — кричит он. — Пока я не передумал! Ну, шевелись!

Ещё одна стрела пролетает над её головой.

— Заслужила, — вздыхает Наг.

Девушка бежит и тут — хлопок. Совсем не громко, но мы, автоматически, слегка приседаем. Там, где она только что бежала, зависло облачко чёрного дыма, оставленного вырвавшимся на свободу ифритом. Дым рассеялся, и со своей придорожной насыпи мы смогли разглядеть тело. То, что ещё секунду назад было девушкой, конвульсивно дергалось. Может быть даже жило. Если это можно назвать жизнью.

— Пусть лежит там, — ответил на незаданный вопрос Белый.

Но в этот момент раздался щелчок, и ещё одна арбалетная стрела свистнула в воздухе. Тело девушки дёрнулось последний раз и застыло навсегда.

Все начали оглядываться и тут же заметили Кири. Помощник бестиария спокойно стоял чуть в стороне от нас и перезаряжал свой дальнобойный самострел. Затем он обвёл нас холодными зелёными глазами, будто пересчитывая и запоминая каждого.

В этот момент за нашими спинами недалеко от дороги, на которой все стояли, что-то вспыхнуло. В воздух поднялся фонтан из комьев земли и чёрного дыма. Оглушительно грохнуло. Мы попадали на землю, а на асфальт рядом с нами упали куски обожжённого дёрна.

Первой мыслью, мелькнувшей в голове, было что-то про ещё одного ифрита. Но нет! За полем в стороне врага, видимо привлечённый звуками выстрелов и взрывов, из-за холма, приглушённо урча, выполз циклоп. И направил в нашу сторону единственный тёмный, как бездна, глаз. Глаз вспыхнул, и тут же вспыхнуло в стене насыпи, на которой лежала дорога. Асфальт, над тем местом, где полыхнуло, раскололся, как высохшая в пустыне глина, поднялся, будто под ним надулся огромный пузырь, а затем опал, образовав провал. Опять ударило по ушам.

— Циклоп! — заорал Белый. — Все в укрытие!

Кто-то бросился в блиндаж, кто-то за бетонные блоки, но слава Эру, до них не добрался. Через мгновение ещё одна вспышка, и блоки разметало, словно ветки, а всё окружающее пространство стало усеяно бетонным крошевом. Мы укрылись за насыпью. Спустя мгновение громыхнуло совсем близко, но иначе.

Осторожно выглянув из своего укрытия, мы обнаружили бестиария, который стоял за лафетом похожей на самострел-переросток баллисты, до этого укрытой в придорожной посадке, и подносил к ней очередной болт размером с копьё. Мгновенно переведя взгляд вдаль на циклопа, мы увидели, что тот пятится назад и прячется за гребнем холма.

Несколько минут ничего не происходило. Взмокший Джабба, по лицу которого катились струйки пота, сдвинул шлем на затылок, освежая запревший лоб. В этот момент перед насыпью, без всякого предупреждения, вырос очередной огненный шар и взметнул очередной фонтан гравия и земли в небо. Мы тут же втянули головы в укрытие, как сурикаты в саваннах Харада. Бестиарий выстрелил в ответ, но стрела из его баллисты не попала в циклопа. Тот вылез из-за своего холма чуть в стороне от того места, где был раньше. И бестиарий просто не успел как следует прицелиться.

— Хурма! Хурма! Хурма! — я услышал, как рядом кричит Джабба.

Обернулся и увидел, что всё его лицо залито кровью. Настал мой черед применить навыки хиллера. Первый раз на этой войне.

Правда, рана Джаббы оказалась просто царапиной. Когда я вытер кровь с его лица, то обнаружил лишь глубокое рассечение на лбу. Видимо, отброшенный взрывом камушек угодил в свободное от шлема место. Вот вам и урок — никогда не снимайте шлем и носите его правильно. Пусть даже очень жарко. В итоге, я залепил рану широкой белой накладкой, приклеив её пластырем к вискам.

А, тем временем, бой продолжался. Циклоп вылезал из-за холма каждый раз в непредсказуемом месте, так, что бестиарий не успевал прицелиться, выпуская стрелы почти наугад. Но и циклоп не мог толком пристреляться, мигая свои единственным глазом и разрушая полотно дороги тут и там.

— Вон! Смотри! — мы обернулись на зов Нага.

Он указывал за наши спины туда, где в сторону огромного бетонного моста бежал Кири.

— Испугался? — немного удивился Мани.

Помощник бестиария добежал до одной из огромных железных арок над мостом, к которой крепились ванты. Не все подобные конструкции сохранились. Но эта была в порядке, так как на ней располагались антенны палантирной связи. Эти вышки берегли обе противоборствующие стороны. Ведь и те, и другие пользуются палантирами даже на войне, в том числе и для чисто военных нужд, вроде координации и связи.

Кири начал ловко карабкаться, закинув свой самострел себе за спину.

— Кажется я понимаю, — кивнул Белый.

— Что? Что? — хором спросили мы.

— На самом деле у циклопа есть ещё один глаз. Стеклянный, — ответил он. — Его не видно издалека, но именно им он и целится. Если выбить этот глаз, то циклоп, понятно, останется жив. Но ослепнет и станет бесполезным для метания своих огненных шаров. До тех пор, пока глаз не заменят.

Мы кивнули. И дальше молча наблюдали, как Кири, взобравшись на вершину, пока сам бестиарий перестреливался с циклопом, снял со спины самострел, аккуратно прицелился и, когда циклоп скрылся с точки зрения стоящего на дороге бестиария, но остался видимым для сидящего выше Кири, выпустил свою стрелу.

Самого попадания мы не видели, но циклоп исчез и больше не появлялся. А когда стало ясно, что и не появится, перед Белым возник бестиарий, протягивая свою бумагу.

— Подпиши, что акцептовал, — попросил он.

— Извини, не могу, — к нашему удивлению командир развёл руками. — Монстр жив.

— Без ока, — со своим неповторимым акцентом возразил бестиарий, — не опасен.

— Я бы рад, ты понимаешь, — заупрямился Белый. — Но сейчас с отчётностью строже. Хоть бы какое вещественное доказательство. А так не могу… извини.

Бестиарий ничего не ответил,молча развернулся и ушёл.

Где-то под утро, когда особенно темно перед тем, как вскоре будет светать, наш командир Белый, спящий у себя в блиндаже, почувствовал прикосновение к плечу. “Наверно мышь”, подумал он. Ведь эти зверушки частые гости в наших убежищах и не стесняются лазить прямо по спящим. Но фонарик включил. И увидел, что рядом с его кроватью сидит Кири. Тот молча протянул разбитый стрелой стеклянный глаз циклопа. В другой руке он держал бланк, который до этого требовал завизировать бестиарий.