Бестиарий

Дырявая кожаная оболочка.

Тем временем подошла моя очередь, и я оказался перед стойкой кафе. За спиной девушки-баристы (как сейчас правильно говорить — баристорки) стояла колонка, из которой доносились звуки радиоволны названной в честь ещё одного летающего монстра: "Радио-Байрактр". Это сейчас модно. Так называют не только радиостанции, но и детей. Если мальчик, то тот же Байрактар, а если девочка, то Джавелина. А что? Красивое имя.

Музыка прервалась новостями, в которых диктор наигранно жизнерадостным голосом сообщал о чём-то плохом, что произошло "на Рохане". Именно так: не "в", а "на". Эта шутка, обыгрывающая устоявшееся выражение "на Урук-хайе", видимо, казалась кому-то очень смешной.

Заказав своё традиционное “валиноро-с-молоком”, я обратил внимание на стекло, под которым лежали сладости. Кроме разного рода тортиков и пирожных, созвучных по названию с именем одного из арнорских королей, здесь лежали актуальные патриотические пряники. На одном из них с помощью глазури был изображен стоящий на берегу моря воин в доспехе и показывающий знак победы из двух пальцев плывущему вдалеке кораблю. Под всем этим подпись: “Роханский военный корабль, иди на х…”. Заканчивалась надпись ругательным словом. Впрочем, не стоит обращать внимания на то, что в кафе дети. Они давно втянуты взрослыми в свою игру. Само выражение — известный мем. Его пишут не только на пряниках, но и на плакатах вдоль дорог, клеят на заднее стекло самоходных повозок и колесниц. Забывая, что сразу после того, как тот самый воин произнёс, ставшую крылатой фразу, он, благополучно, с чувством выполненного долга, сдался в плен.

На другом прянике изображён всадник назгула с таким же победным жестом и надписью: “Я вирю в прывыдив”. Что на урк-хайском означает: “Я верю в привидения”. Это было отсылкой к ещё одном пропагандистскому мифу об урук-хайском назгуле, сбившем десятки роханских коллег. Причём, от сообщения к сообщению, число сбитых вражеских назгулов росло всё больше и больше. Всадника называли “Прывыд Минас-Тирита” (“Призрак Минас-Тирита”). Наверно потому, что его никто никогда не видел. Потом, даже сами пропагандисты признали, что это был фейк. Но всегда будут люди, которые верят.

Впрочем, у нас “на нуле” (на переднем крае обороны) свои призраки…

Белый подошёл, когда Наг вёл “среди меня разъяснительную работу”.

— В урук-хайском языке падежей больше, чем в любом другом, — рассказывал он. — Например, там есть… там есть… не помню, как это в падежах называется… но говорят “я був пишов”...

— Ага, — кивнул я, — так сколько там падежей?

— Ну, я точно не помню…

— Ты это сам придумал или рассказал кто? — уточнил я — А то ты и повторить толком не можешь.

— Мне рассказали, — ответил Наг, — но источник надёжный.

— Ок, — согласился я. — Если урук-хайский такой “чудовый”, что же ты его не используешь?

От потери лица Нага спас наш командир.

— Мужики, — обратился он к нам, — нужны добровольцы, чтобы вытащить тело с поля.

Мы сразу поняли, о каком теле идёт речь. О трупе той самой девушки, которую мы вынудили бежать по загаженному смертоносными тварями полу. Все опустили глаза. Никому не хотелось рисковать.

— Это нужно, чтобы похоронить её “по-людски”, — не отступал Белый.

— Я пойду, — спокойный голос бестиария раздался за нашими спинами.

Мы обернулись и невольно расступились, когда он сделал шаг вперёд.

— Хорошо, — кивнул Белый. — Тебе зачтётся. Принесёшь мне какой-нибудь бланк… подпишу, что акцептовал.

— Нужен дужий пакет, — сказал человек с белой бородой и со своим уникальным акцентом.

— Будет тебе пакет, — согласился Белый.

А потом мы смотрели, как бестиарий осторожно идёт по засиженному монстрами полю, аккуратно делая каждый шаг. Очень спокойно и размеренно. Кажется, даже с закрытыми глазами, прислушиваясь лишь к одному своему внутреннему голосу. Обратно он двигался уже с чёрным целлофановым мешком на плече, ставя ноги точно в те места, куда наступал до этого.

Белый принял мешок и сразу забросил его в большой открытый кузов самоходной телеги. Я старался не смотреть в ту сторону, когда услышал его голос.

— Ты и ты — со мной! — скомандовал командир.

И Наг с Джаббой неохотно сели в кузове рядом с телом. Я поднял голову и встретился глазами с Белым.

— И ты…, — указал он на меня.

Командир сел за руль, а я расположился рядом с водительским сиденьем. В таком составе импровизированная похоронная команда двинулась от нашего блокпоста в сторону тыла.

Под впечатлением от задачи, которую нам предстояло выполнить, ехали молча. Пока не увидели стройную фигуру, идущую с нашей стороны по обочине асфальтированной дороги в том месте, где гигантский мост, по которому мы ехали, сливался с очередной возвышенностью. Наша телега притормозила, и мы узнали Кири. Его самострел был у него за спиной, а в руках Кири держал какой-то холщовый мешок. Голова помощника бестиария была опущена так, будто он что-то обронил и теперь разыскивает свою пропажу.

— Подбросить куда? — спросил Белый, останавливаясь возле Кири.

Тот поднял лицо и отрицательно покачал головой. Я обратил внимание, что его волосы немного отросли, и небольшая чёлка выбивается из-под шлема. Отчего тонкое лицо Кири могло бы даже сойти за женское, если бы не этот пронизывающий ледяной взгляд и жесткие складки у рта. Ну и шрам. Впрочем, привидится и не такое. Женским обществом мы тут не избалованы. Я мысленно одёрнул себя от подобных сравнений.

— Что ты тут делаешь? — спросил Белый.

Кири приподнял мешок, и в нём что-то глухо и угрожающе звякнуло.

— Покажи, — попросил Белый, выходя из телеги, и Кири развернул горловину.

Заглянув туда, наш командир удовлетворённо кивнул.

— А-а-а-а…, ясно, собираешь урожай, — констатировал он, — ну-ну…

— Что там? — с любопытством спросил я.

— Лепестки, — ответил Белый, когда мы тронулись в путь. — Это такие бестии, которых забрасывают из катапульт в наш тыл. Наступишь на такой лепесток и, считай, калека. Если повезёт. Так что Кири правильное дело делает. Любой наступить может. Я и ему… подпишу, что акцептовал.

Белый невесело улыбнулся.

Много дней и даже лет спустя, когда я впервые увидел монстров, проезжающих по этому же мосту, но уже в пределах Минас-Тирита, то удивился, как страшно и инородно выглядят эти огромные тёмные и скрежещущие басом силуэты среди жилых кварталов. Я ехал в своей колеснице. А они двигались, погасив свет, в сторону фронта по противоположной стороне дороги, выдыхая клубы чёрного густого дыма с характерным маслянистым запахом.

Сейчас мы тоже встретили двигающихся навстречу нам боевых единорогов мало чем отличимых от вражеских циклопов. Разве что тем, что над головой у них развивался двуцветный урук-хайский флаг. А вместо черного глаза — огромный рог выполняющий ту же функцию. На голове переднего из них сидел воин. Он помахал нам рукой. Мы посигналили ему.

Вдруг что-то взорвалось справа от телеги. По моим ощущениям, буквально у меня за спиной. Телегу подбросило и повело. Белый едва справился с управлением. Трясущееся транспортное средство пришлось остановить.

— Что это? — спросил я. — По нам стреляют?

— Колесо пробило, — ответил командир. — Сейчас выйдем, проверим. Но выходи осторожно. На дороге могут быть те же лепестки.

— Все живы? — спросил Белый у сидящих в кузове Нага и Джаббы, когда вышел из телеги.

— Не все, — ответил Наг. — Мы с Джаббой живы, она — по-прежнему нет.

— Ясно, — пробурчал Белый опускаясь на корточки перед разорванной покрышкой и, то ли комментируя увиденное, то ли отвечая на чёрный юмор Нага.

Я подошёл, осторожно ступая и глядя себе под ноги. Встал рядом.

— Это действительно был лепесток, — сказал Белый, указывая на разорванную в клочья резину. — Дайте сюда запаску!

И Джабба протянул ему из кузова полностью готовое запасное колесо. Там лежало несколько подобных. Что значительно больше, чем в такой же телеге мирного времени. Покрышки на войне — расходный материал. Они лопаются постоянно. Если не от такой вот нечисти на дорогах, то от осколков и прочего мусора. Не говоря уже о том, что часто приходиться ездить по бездорожью.

Ещё около получаса мы потратили на замену колеса, с усилием откручивая приржавевшие болты, а затем закручивая их обратно. И только потом продолжили свой путь.

Белый свернул с моста на одном из многочисленных съездов. Кажется, этот поворот был не сильно востребованным. Мы проехали ещё какое-то время и остановились возле небольшого озера. Впрочем, озером эту лужу-переросток назвать можно было с большой натяжкой. Почти по всему периметру его берега поросли густой растительностью и покрылись вязкой тиной. Проход к воде был только с нашей стороны. И то был завален каким-то мусором, а углублённый берег отгорожен от дороги утопленным в почву бетонным блоком. Кажется, это озеро тоже когда-то было частью той бывшей полноводной реки, что когда-то текла под гигантским мостом.

— Вытаскивайте, тут мы её и похороним, — скомандовал Белый.

Джабба первым выпрыгнул из телеги. А Наг начал подавать ему завернутое в чёрный мешок тело. Я же, наступив на высокое колесо, заглянул в кузов в поисках шанцевого инструмента. Но не обнаружил ничего, кроме коротких сапёрных лопаток. Ну что ж, надо было позаботиться об этом заранее. Но как-то на эмоциях вылетело из головы.

— Вот, — протянул я лопатки товарищам, которые стояли возле лежащего на земле мешка, — придётся копать этим. Ничего лучше нет.

— Нет, копать мы не будем, — неожиданно объявил Белый.

И мы с удивлением посмотрели на него.

— А что тогда? — удивился Джабба. — Ты же говорил, что мы похороним её “по-людски”.

— Хоронить мы никого не будем, — отрезал командир. — Наша задача — избавиться от тела.

— Разве это не одно и то же? — удивился я.

— Избавиться от тела, не так просто, как это показано в валинорских фильмах, — ответил Белый. — Горит оно так себе. В любом случае остаётся пережаренный “шашлык”. Ведь человек, по большому счёту, это жидкость в кожаной оболочке. Уж вы мне поверьте. А столько кислоты, как иногда показывают, ни у кого нет. Разве что на химическом заводе. Так что избавиться от тела — это проблема.

— Ну а почему нельзя просто закопать? — не сдавался Джабба.

— Глубоко закопать у нас не получится, — возразил командир. — А даже если получится, могила будет заметна. Её смогут найти, раскопать.

— Ну и что? — не понял Наг. — Она же враг. Хотела, чтобы нас разбомбили.

— Это ты военному прокурору расскажешь, — огрызнулся Белый. — Оно тебе надо?

— Так зачем надо было говорить нам про похороны? — опять Джабба.

— Завтра к нам должны приехать журналисты с камерами. Надо было оставить тело возле блокпоста? — повернулся к нему Белый. — Начнутся лишние вопросы. Мы же не сдали её в военную комендатуру.

Все замолчали, опустив головы.

— Короче, так, — продолжил Белый с нажимом, — надо её утопить так, чтобы не всплыла.

— Привяжем кирпич к ногам? — спросил Наг.

— Кирпич может отвязаться, а верёвка перегнить, — возразил Белый. — Да у нас и нет ни того, ни другого. Я не брал с собой, чтобы не возникло вопросов. А вам, мужики, я доверяю.

— Как утопить так, чтобы не всплыло? — обратился командир ко мне. — Ты же у нас хиллер. Должен разбираться в подобных вещах.

— Я прошёл короткий курс ПМП, — ответил я, — в университете на хиллера не учился. И вообще не согласен с тем, что надо топить.

— А, ну окей, — кивнул Белый. — Пусть все узнают. Там, на гражданке, не поймут. Поднимут вой. Это не им сидеть в окопах под обстрелами, которые наводят такие вот. Такие, кого ты пожалел. Хочешь остаться чистеньким? Рук не замарать? Или хочешь, чтобы твоих боевых товарищей посадили? А воевать кому? Тем болтунам из тыла? Нее… они тоже мараться не захотят. У них лапки. Им легче в социальных сетях флажок на аватарку поставить. В лучшем случае, откупиться через волонтёров для очистки совести.

Я молчал.

— Ну?! Так как? Поможешь? — опять спросил Белый.

— Если подумать, — помедлив, заговорил я. — Тело из воды всплывает из-за того, что полости внутри наполняются газами. Как рыбий пузырь. По уму надо их проткнуть. Пусть наполнятся водой.

— Что за полости? — спросил командир.

— Легкие, желудок, — ответил я. — Может быть, мочевой пузырь.

— Отлично! — согласился Белый. — Ножи у всех есть?

Наг и Джабба кивнули.

— Колите! — скомандовал Белый.

— Ты — желудок, — он указал на Нага.

— Ты — лёгкие, — это Джаббе. — Я, так и быть, возьму на себя мочевой пузырь.

С этими словами он развернул мешок, достал нож —не мультитул или раскладную игрушку, а настоящий боевой с широким длинным лезвием и гардой (такие были у каждого из нас). Чтобы не возиться, вспорол целлофан по краю, раскрыл его, и мы увидели изуродованное монстром тело. Его поза была какой-то неестественной, как у сломанной и брошенной на пол куклы. Одежда кое-где обгорела. Само тело посечено осколками так, будто его уже кромсали ножом. Кровь на ранах запеклась и почернела. Запахло сладко и омерзительно. В тусклые едва прикрытые глаза лучше было не заглядывать.

Белый присел на корточки, расстегнул на трупе пуговицу обтягивающих джинс, раскрыл молнию и развернул куски ткани, закрывающие низ живота. Затем он с мерзким звуком вогнал туда свой нож. Крови не было.

Я старался не думать о трупе, как о человеке. В конце концов, это уже не та девушка. Душа давно покинула тело. Действительно, осталась только дырявая кожаная оболочка.

Белый поднялся.

— Теперь ты, — скомандовал он Джаббе.

— Вот такая вот маракуйя, — выдохнул гном.

Сел на колени возле груди трупа, достал нож, ухватил его обеими руками и с силой опустил на грудную решётку. Раздался хруст. Нож вошёл в тело, но как-то не так глубоко, как, казалось бы, должен. Джабба потянул его назад, но нож не выходил из раны. С видимым усилием, его, в конце концов, удалось освободить.

— Куда бьёшь? — недовольно заговорил Белый. — Там же рёбра. Это не так-то просто. Бей снизу, под грудную решетку. Через живот. Лезвие длинное. Достанет.

Джабба рывком задрал верхнюю одежду, обнажив неестественно белый, даже синеватый живот. И ударил, направив нож остриём к голове лежащего тела. Вошло легко. Как и вышло.

— Теперь ты, — Белый подтолкнул бледного с трясущимися губами Нага.

Но тот справился с собой, наклонился и вогнал нож в оставленный открытым живот.

— Ещё… ещё бей! — подбодрил его командир. — Вдруг только кишки достанешь. Да протяни, протяни. Порежь.

И Наг колол и резал, пока, наконец, не поднялся. Потом, взяв труп с двух сторон, Наг и Джабба, раскачав, бросили его в темную воду с бетонного парапета. Тело слегка задержалось на поверхности, а затем неожиданно резко скрылось под водой. Несколько раз булькнуло.

— Молодцы, мужики! — подбодрил всех Белый. — Вы сделали то, что было нужно. Теперь я действительно могу вам доверять. Вы — моя гвардия!

Хмурые, мы сели обратно в телегу. На те же места, что и по дороге сюда. Обратно ехали молча и без приключений. Лишь подъезжая к блокпосту почувствовали запах гари. Когда приехали, то увидели притаившегося за дорожной насыпью единорога.

Нас встретил Мани.

— Здесь такое было! — возбуждённо заговорил он. — Прибыл наш единорог. И давай с циклопом перестреливаться. Одного подбил. Но не насмерть. Просто обездвижил. Так из-за холма выехал другой и, ловко развернувшись, прикрыл товарища лобовой бронёй. Видно, что не простой. Опытный. Ждал так, пока не подъехали грузовые телеги и не затащили подбитого циклопа на тросе обратно за холм. Только потом свалил и сам.

Мы с Белым вышли из телеги, оглядывая свежие рытвины, оставшиеся от недавней перестрелки между монстрами. Следом из кузова выпрыгнул гном. Я обернулся, ища глазами Нага. Он остался сидеть, привалившись к борту и, кажется, спал.

— Что с ним? — спросил я у Джаббы.

Тот лишь развёл руками.

Я подошёл ближе и заглянул в кузов. Наг выглядел неестественно расслабленным. Тем не менее, его глаза были открыты и пялились куда-то сквозь меня. На полу валялся использованный шприц с сильным обезболивающим, по-видимому, извлечённый из индивидуальной аптечки. С левой руки свисал грязно-оранжевый жгут.