Без белых роз

Отец и сын

Не могу спокойно смотреть, когда на скамье подсудимых — подростки. Всегда волнует один и тот же вопрос: почему это случается? Подростки. Еще не мужчины, но уже и не мальчики. Иногда тупой взгляд исподлобья, чаще опущенные глаза. И почти у каждого одинаковое последнее слово перед тем, как судьи уйдут в совещательную комнату решать его судьбу.

— Я глубоко понял, что поступил неправильно. И больше так делать не буду.

И судьи тоже задумываются: почему этот парень оказался на скамье подсудимых?

…Шестнадцатилетний Николай Малин убегал из дому. Его возвращали, а он снова убегал. Последний раз задержали в Чебоксарах, поместили в Челябинский детприемник. Потом Николай избил человека…

Классный руководитель Коли в характеристике написала:

Мать подростка, оставив четырех детей в Карабаше, приехала на суд в Челябинск. Она пытается сдержать слезы, нервно мнет платок в руках: «Я хотела как лучше. А отец пил, гулял. Сына выгонял из дома. А теперь ревет, говорит: «Погубил Кольку».

Жаль, что нет закона, который дал бы право посадить вместе с сыном на скамью подсудимых отца. Если бы отец украл вещь, его бы наказали. Если бы он бил детей, тоже привлекли бы к ответственности. А этот детей не бил. Он «просто» украл у них детство.

Бывает и по-другому. Отец не обижает жену, не пропивает зарплату. Он даже любит сына. Иногда, по настоянию жены, сходит на собрание в школу. А в праздник посадит рядом с собой парня, похлопает по плечу, мол, помощник вырос, подаст рюмку-другую красненького. Посмеется при сыне над учительницей, что домой пришла пожаловаться:

— Делать нечего, вот и ходит. Подумаешь, вместо урока мальчишка сбегал в кино!

А вскоре сын не пошел в школу, пропустив все уроки. Однажды по каким-то причинам в классе не состоялся туристический поход. Ребята выпили в «честь» такого происшествия полбутылки водки. Валерию это было не вновь: пробовал с отцом, да и каждому досталось всего по половине рюмки. Кажется, мелочь. Стоит ли об этом говорить? Но на второй раз каждый выпил стакан, на третий — целую бутылку.

Поступил сын в техникум. Первая стипендия. «Надо обмыть! — сказал отец. — Пейте, ребята! Пейте! Взрослые уже, не малолетки!»

…А потом сын ударил прохожего в лицо. Только за то, что тот сделал справедливое замечание. И вот шестнадцатилетний подросток уже перед судом.

Говорят, до этого за Валерием ничего плохого не замечали. Даже музыкой увлекался парень. Семья хорошая… И отец как отец — в меру ласков, в меру строг. А почему все-таки сын ударил человека? Случайно ли это?

Обращаюсь к вам, отец. Давайте вернемся на несколько лет назад. Возможно, все началось тогда, когда впервые при сыне сказали: «Подумаешь, пропустил урок — вот трагедия!» И сын пропустил целый день. Это вы, отец, протянули первую рюмку вина. Первую — вы. Последнюю перед преступлением сын выпил уже без вас, сам с друзьями.

Конечно, ни один отец не хочет видеть на скамье подсудимых сына. Но только не хотеть — этого мало. Необходимо, чтобы каждый родитель, оставшись один на один со своей совестью, почаще спрашивал бы себя: «Все ли я сделал, чтобы сын мой был хорошим человеком?»

…Владимир Шевцов обожал своего отца. В свою очередь, Парфен Андреевич был доволен сыном, гордился его успехами. В пример его ставили в школе.

Так было до шестого класса. И вдруг… Как выстрел из-за угла прозвучала чья-то недобрая фраза:

— Вовка, чего ты их слушаешь? Они ведь тебе неродные!

Володя не поверил. Полез драться. А слух все полз и полз. «Неродной!» — говорили соседские ребята.

— Батюшки! — судачили кумушки у ворот. — Не кричит на парнишку — боится! На своего-то и прикрикнул бы, и подзатыльник бы дал, а чужого не смей!

«Неродной, неродной», — шептали вокруг. И захотелось Володьке узнать, где же его родные. Разузнал. И потянуло его в дом родной матери. В дом, где жили его сестры и братья.

Так и началось: если отец прикрикнет — уходит в другую семью. Жил на два дома, везде с ним заигрывали — боялись оттолкнуть.

Потом появились «дружки». Если перед ними Парфен Андреевич закрывал калитку, Владимир вел друзей в дом матери. Та принимала.

Вскоре «друзья» угнали автомашину. Володька попал в колонию. Когда вернулся, не захотел работать.

— Иди, сынок, устраивайся, — уговаривал Парфен Андреевич. А сын, лежа на диван-кровати, басит:

— Родного не посылал бы! А меня тебе жалко, что ли?

И опустились руки у Парфена Андреевича.

В шестнадцать лет Володька стал пить, бывать в ресторанах, встречаться с девицами нестрогого поведения. Словом, покатился вниз.

…Да, нелегкое дело быть отцом. И право носить это имя имеет не каждый. Ведь есть среди них и так называемые родные — платят алименты, живут спокойно в Тамбове, Воронеже или в Челябинске. Как живет сын, как учится, с кем дружит? Нет дела. Вызовут такого горе-папашу в суд, а он ухмыльнется:

— Меня-то зачем? Вызывайте мать! Она алименты получает, пусть и отвечает за него.

Имеет ли право называться отцом и тот, кто, как родитель Николая Ма́лина, крадет у детей детство?

…Сгорбился Парфен Андреевич, ночами не спит. Все думает, а не лучше ли было не заигрывать с парнем, не бояться, что уйдет к родной матери, а по-взрослому поговорить с ним:

«Разве тебе жилось хуже, чем кому-то из твоих одноклассников? Разве хоть раз я несправедливо поступил с тобой? Если плохо тебе у нас, иди к родным! Но раз и навсегда определи, где твой дом!»

Больно, если бы сын ушел, зато не сидел бы он сейчас перед судом.