Папа и Хелен поженятся в мой восемнадцатый день рождения, как они и планировали.
С днём рождения меня.
Я сделала все, что могла, на заднем плане. Я пыталась тайком сказать Хелен, что папа очень занят и никогда не уделяет время дому, и именно поэтому мама развелась с ним.
Я сказала папе, что карьера Хелен находится на высшем уровне, и она продолжит писать свои бестселлеры вместо того, чтобы быть домохозяйкой.
Я даже опустилась так низко, что втянула в это маму. Она подошла, чтобы сказать папе, что он отвратителен за то, что привёл другого человека в жизнь своей дочери, когда выборы так близки.
Он отмахнулся от неё.
Я ненавидела себя за то, что была из тех сук, которые пытаются саботировать брак своего отца. Это не я.
Больше всего на свете я хочу видеть папу и Хелен счастливыми. Если бы только у неё не было сына. Или у неё был другой сын.
После того, как я понял, что ничего не могу и не должна делать, чтобы остановить свадьбу, я помогла Хелен с приготовлениями, и минуту назад я наблюдала, как они штампуют её.
Вчера я плакала в парке.
Прошлой ночью я плакала в подушку.
Сегодня я плакала, когда их объявили мужем и женой. Однако плакала — это преувеличение — это была пара слез, и я быстро вытерла их, притворившись, что это были слезы счастья.
Больше похоже на слёзы скорби.
В тот момент, когда я стояла там, наблюдая за союзом папы и Хелен, что-то внутри меня умерло, и я знала, что никогда не смогу вернуть это.
Я упустила время и теперь расплачиваюсь за это. Мне должно быть все равно, но это единственное, о чём я продолжаю думать: упущенное время.
Нет машины времени, которая перенесла бы меня в прошлый месяц, или в прошлый год, или в ту проклятую ночь, когда я свела папу и Хелен вместе, пока Коул целовал меня наверху.
У нас в доме небольшой приём только для друзей и семьи, и под этим я подразумеваю членов папиной партии. Они заполняют сад и болтают между собой о выборах.
Это редкий солнечный день, и он придаёт собранию сияющую ауру. Папа выглядит потрясающе в своём чёрном смокинге и галстуке-бабочке, который я лично надела на него. Хелен одета в простое бежевое платье, которое подчёркивает тон её кожи. Её волосы элегантно зачёсаны наверх, и она выглядит такой счастливой, когда кладёт руку на плечо папы.
Он тоже ласкал её руку при каждом удобном случае. Я никогда не видела, чтобы папа так улыбался без всякой официальной необходимости. Это почти, как если бы это было навсегда.
Я рада за него, правда, но все равно не могу прогнать комок в горле, сколько бы я ни глотала.
Боже. Почему я такая ужасная дочь?
Это нужно папочке. Это нужно Хелен.
Я просто должна смириться с этим и двигаться дальше. Я хорошо умею двигаться дальше. В притворстве. Быть той, кому все завидуют и кем хотят быть.
Мои пальцы тянутся к ожерелью на шее, но я быстро опускаю руку, прежде чем прикоснуться к нему.
Мне нужно держать себя в руках.
Я помогаю ребятам из обслуживания, направляя их на кухню. С тех пор как мама ушла, я всегда заботилась об этих вещах; я стала взрослой в юном возрасте. Я думаю, что теперь Хелен снимет с меня это бремя.
Не то чтобы я когда-либо считала это таковым.
Ронан и Ксандер присоединяются ко мне, чтобы украсть еду.
У Ксандера экзотическая внешность блондина с пронзительными голубыми глазами и очаровательными ямочками на щеках. Самое худшее во всём его пакете — это то, что он очень хорошо знает об этом и использует это при каждом удобном случае.
Ронан тоже. Он развил в себе харизматичную личность, которой пользуется, трахаясь со всеми, кто носит юбку.
Они оба пришли со своими родителями. Отец Ронана, граф Эдрик Астор, один из друзей папы и такой же важный спонсор, как дядя Джонатан.
Отец Ксандера, Льюис Найт, является влиятельным членом папиной партии и, по сути, его правой рукой — помимо Фредерика.
Я общалась с этими ребятами с юных лет, нравилось мне это или нет. Не то чтобы они мне не нравились — они на самом деле забавные, — но я никогда не скажу им этого, чтобы это не снесло им и без того больные головы.
Я шлёпаю Ронана по руке, убирая её от контейнера.
— Прекрати.
— Эй! — Он запихивает в рот булочку. — Еда бесплатная. Не будь снобом, дорогая.
— Снаружи есть открытый буфет.
— Нет, мой отец кидает свирепые взгляды на меня, когда я так много ем на публике. — Он крадёт ещё одну. — Я должен сделать это тайно, как настоящий джентльмен.
— Помимо всего прочего, что ты делаешь втайне, — подмигивает ему Ксандер.
— Mais bien sûr — Точно, — усмехается Ронан. — Помнишь эти сиськи?
— Ронан!
Я ругаюсь.
— Что? Ты не показала нам свои, поэтому нам пришлось передать их на аутсорсинг. — Ронан смотрит на моё декольте. — Если только ты не передумала.
— Я могла бы.
Я открываю ещё несколько контейнеров на прилавке.
— Правда? — И Ронан, и Ксандер почти кричат.
— Правда. Но у меня есть одно условие.
— Я в деле.
Ксандер ухмыляется.
— Moi aussi — Я тоже. — Ронан проглатывает еду во рту. — Кто-нибудь занимается сексом втроём?
— В каком состоянии? — Спрашивает Ксандер.
— Дрочи, кактус.
Я бросаю на них самодовольный взгляд.
Выражение их лиц меняется, когда в первую очередь они понимают, что я всё равно никогда не планировала делать этого. Иногда они могут быть такими драматичными.
— Пасс, — вздыхает Ксандер.
— Сильвер, mon amour — моя любовь, твои сиськи прекрасны, но недостаточно красивы, чтобы я причинил вред Рону Астору Второму.
— Рон Астор Второй? — Спрашиваю я.
— Это его член.
Ксандер закатывает глаза.
— Фу, я не могу поверить, что ты дал имя своему члену.
— Все здоровые мужчины так делают. Не моя проблема, что ты сближаешься только с психами.
Ронан ухмыляется и выхватывает ещё один десерт из моих пальцев, чтобы съесть его, как будто он умирал с голоду.
— Итак, новая семья, да?
Ксандер шевелит бровями, показывая мне ямочки на щеках.
— Это просто Хелен.
Я продолжаю выполнять свою задачу.
— И Коул.
Ронан следует за мной, как щенок, чтобы украсть из каждого контейнера, который я открываю.
Я отмахиваюсь от его рук.
— Что? Я пробую их для тебя, chéri — дорогая. Ты должна поблагодарить меня. В любом случае, на чём я остановился? Верно, Коул. Как ты могла забыть его?
Не повредит попробовать.
Сегодня я не смотрела ему в глаза. Я проходила мимо него каждый раз, когда могла. Я не смотрела на его отглаженный костюм, которым так гордится Хелен. Я молчала, когда люди поздравляли нас с тем, что мы стали братом и сестрой.
Я просто держала рот на замке и играла в голове «Лунную сонату». Я притворилась, что нахожусь где-то далеко отсюда.
Где-нибудь, где он не будет принимать поздравления и вести себя так, как будто это самый счастливый день в его жизни.
Почему я не могу этого сделать?
Просто почему?
— Где Эйден?
Вместо этого я спрашиваю.
Он появился вместе с дядей Джонатаном, но потом куда-то исчез из виду.
— Зачем? — Ронан усмехается. — Ты скучаешь по нему?
Ни за что на свете.
— Нам нужно сделать снимки.
— Он, наверное, играет в шахматы против самого себя. — Ксандер отпивает из бокала шампанского и морщится. — Это дерьмо ужасно. У вас где-нибудь есть водка?
— У нас нет никаких отношений с мафией, уж большое спасибо.
— Ты не должна быть сукой из-за этого.
Он на всякий случай портит мои тарелки, прежде чем убежать.
Я чуть не ударила его сковородкой. Ронан крадёт ещё одну булочку и тоже убегает, прежде чем я успеваю его поймать. Он почти сталкивается с мамой на выходе.
— Мне очень жаль, мисс Дэвис. — Он берет её руку в свою и целует тыльную сторону. — Это только, мне кажется, или вы стали ещё красивее с годами?
Она смеётся, звук хриплый.
— Ты такой милый, Ронан.
Он кланяется ей, как подобает джентльмену, которым он никогда не будет, и уходит.
Мама присоединяется ко мне у стойки, двигаясь уверенной, женственной походкой. На ней красное платье. Без шуток. Её золотистые локоны уложены как у актрисы, и у неё идеальный макияж, сделанный для моделей.
Когда я сказала ей, что она не должна выглядеть лучше невесты, она сказала: «Чепуха. Ты хочешь, чтобы СМИ сказали, что Синтия Дэвис убита горем из-за повторного брака своего мужа? Мне нужно выглядеть как можно лучше».
Это было после того, как она заплакала в ванной, и я обняла её, тоже плача, но по другим причинам.
Да, теперь я понимаю, что мои родители никогда не будут вместе, но я потерял и кое-что ещё.
— Сколько раз я тебе говорила, что ты не обязана этого делать, Куколка? — Она с отвращением смотрит на контейнеры. — Твой отец платит людям за это.
— Я просто хочу помочь.
— Выйди на улицу и сделай снимки. Это будет твой величайшей помощью. Но не смей играть на пианино и казаться слишком счастливым для него.
— Я отойду ненадолго.
У нас есть эта ужасная новая семейная фотография, которую нам нужно сделать.
— Хелен ужасно выглядит в этом платье. Ей следовало приложить больше усилий.
— Мам…
— Что? Я просто говорю. Я надеялась на некоторую конкуренцию, но у неё даже нет шансов. Ещё со школы она всегда была ботаником.
— Мы можем перестать говорить о Хелен?
— Отлично. Я не могу поверить, что твой негодяй отец пригласил всю тусовку, — шипит она себе под нос. — Как будто он хочет смутить меня и заставить меня выглядеть жалкой перед ними.
Или он просто хотел, чтобы они разделили его счастье. Но я этого не говорю, иначе мама сошла бы с ума. Она все равно постоянно думает, что я на его стороне.
— Ты можешь уйти, мам. Тебе не обязательно оставаться.
— Синтия Дэвис сбежала со свадьбы своего бывшего мужа. Ты хочешь увидеть это в завтрашних заголовках? Я думала, ты на моей стороне, Сильвер.
Я на обеих ваших сторонах. Мне хочется закричать, но я не делаю этого, потому что это напугает её больше, чем сами слова.
— Ну, ты? — Настаивает она, нахмурив брови.
— Конечно, это так.
— Это моя Куколка. А теперь иди сюда. Дай мне посмотреть на тебя.
Она берет меня за руку и разворачивает, чтобы полностью рассмотреть моё нежно-розовое платье с юбкой из тюля. Он останавливается немного выше моих колен и плотно облегает грудь и талию. Мои волосы прямые и спадают на поясницу густыми светлыми прядями. Я накрасила губы светло-розовой помадой в тон.
— Я так горжусь тем, как ты выросла и стала прекрасной леди, Куколка. С днём рождения.
Она целует меня в щеку, и я тут же чуть не срываюсь.
Папочка и Хелен действительно поздравили меня с днём рождения этим утром, но, похоже, теперь они совсем забыли обо мне. Не то чтобы я их виню, но все же.
Это первый раз, когда мама на шаг впереди всех.
— Твой отец — эгоистичный ублюдок, раз назначил свою свадьбу на твой день рождения. — Отвращение написано у неё на лице. — Он хотел испортить твой особенный день.
— Мам…
Я замолкаю.
— Что? Я всего лишь констатирую факты. — Она достаёт свой телефон и подводит меня к себе. — Давай сфотографируемся.
Мои губы изгибаются в автоматической улыбке, когда я смотрю в камеру. Теперь это приходит ко мне слишком естественно, мне даже не нужно останавливаться, прежде чем я притворюсь.
Мама публикует снимок в Твиттере с подписью: «Мне очень весело в восемнадцатый день рождения моей единственной дочери. Эта девушка прямо здесь — будущее. #Матьидочь #Копияменя».
Почти сразу же появляются комментарии о том, как она похожа на мою старшую сестру, а не на мою мать, или о том, как я стала такой же потрясающей, как она.
Это тот тип комментариев, на которых мама преуспевает. Тип, который она делает скриншоты и отправляет мне в нашем чате. Она сохраняет каждый, который говорит, что я пошла в неё, а не в папу, а затем пересылает это нам обоим.
Я не могу удержаться, чтобы украдкой не взглянуть на её запястье. Оно прикрыто толстыми часами, но я никогда не смогу забыть, что скрывают эти часы. Всю оставшуюся жизнь я буду постоянно беспокоиться о том, что мамины черные мысли однажды возьмут верх и я потеряю её.
Коул всегда говорил, что я мамина марионетка и что я становлюсь, как она, но этот ублюдок не видел, что я сделала. Он не вошёл в лужу крови и чуть не упал в обморок.
Если быть её марионеткой позволит мне спасти её, я не возражаю. Вот почему я никогда, никогда не враждую с ней. После развода я научилась запирать все свои мысли и чувства внутрь, надевать маску и двигаться дальше.
Это был самый безопасный выбор для всех.
Только не для меня.
Та же волна, что и раньше, вот-вот снова накроет меня, и у меня нет уверенности, что я смогу сдержаться, когда мама будет рядом.
Как бы сильно я ни хотела защитить её, иногда я ненавижу это. Я ненавижу то, что не могу спать по ночам, думая о том, что она могла бы делать, или что я должна звонить ей первым делом утром и пять раз в день, как навязчивый парень.
Я не должна был испытывать эти приступы беспокойства ежедневно с тех пор, как мне было долбаных одиннадцать.
— Я собираюсь забрать камеру из папиного кабинета. — Говорю я ей.
Она отвечает, что нам это не нужно, так как мой претенциозный отец заплатил тонне фотографов, но я все равно отклоняюсь и ухожу из виду.
Я игнорирую весь хаос в доме и улыбаюсь папиным друзьям, принимая их поздравления. Я ускользаю от их обычных вопросов о том, за кого бы я проголосовал, если бы мне дали выбор между папой и мамой.
Как только я вхожу в папин кабинет, я закрываю дверь и прислоняюсь лбом к прохладной поверхности.
Мои плечи трясутся, а голова вот-вот взорвётся от накопившихся мыслей, теснящихся в ней.
— Почему этот день не может уже закончиться? — Бормочу я себе под нос.
Затем голос, раздающийся позади меня, тасует все мои карты.
— Уже скучно, Бабочка?