Рука, в которой я держу стакан с водой, трясётся так, что пока я доношу его до рта, половина выплёскивается, залив мне рукава и платье на груди.
- Ну нет, так дело не пойдёт! – Тати решительно отбирает у меня питьё.
Достаёт из кухонного буфета резной стеклянный флакончик. Добавляет из него в воду несколько пахучих капель, и сама подносит стакан к моим губам.
- Пей маленькими глоточками, — требует, рассматривая моё лицо и хмуря брови.
Я делаю несколько глотков и сижу, испуганно открыв рот. С ужасом смотрю на подругу, пока та выкладывает продукты из корзины на кухонный стол.
Кухня у Тати большая и очень уютная – со светлыми кружевными занавесками на окнах. С мебелью цвета липового мёда и деревянными полами, застеленными пёстрыми домоткаными половичками.
На подоконнике горшки с цветами. На двери висят пучки душистых трав, отгоняющих своим острым, пряным запахом летучих насекомых.
Бо́льшую часть времени, если только не заняты в лавке, мы проводим именно здесь. Пьём чай, болтаем. Читаем книги или сводим записи в учётной книге. Рассказываем друг другу о своём прошлом.
Удивляемся, как странно судьба сдала нам карты в этом мире – в прошлой жизни я была прилично старше Тати, а в этой она называет меня девочкой.
Только о будущем почти не говорим. Мне попросту страшно загадывать наперёд. А Тати по жизни фаталистка и считает, что вера в фатум делает жизнь более гибкой и оставляет большее пространство для манёвров. "Любая проблема — это замаскированная удача" - такой у нее девиз.
Может быть, в этом я не совсем с ней согласна. Но готова признать практичность такой философии: поскольку случиться может что угодно, не стоит ничего планировать заранее...
- Так что произошло, Федерика? Я вышла из дома на каких-то полчаса, а вернувшись застаю тебя бледную, трясущуюся и с безумными глазами.
- Он здесь, Тати. Работорговец Али. Он здесь, в столице. На нашей улице…
Застонав, я сгибаюсь пополам. Ложусь грудью на колени, и лежу, с силой втягивая воздух в лёгкие.
- Твой хозяин здесь? Ты уверена? Может быть, тебе показалось – мало ли в мире похожих мужчин? – в голосе Тати появляется тревога, ещё больше увеличивая мой страх.
- Это был он, мне не показалось, — я мотаю головой, пытаясь разогнать собравшуюся в ней муть.
Перед глазами снова встаёт картинка, выбитая трафаретом на моей сетчатке: светлая булыжная мостовая, солнце бликует в стёклах домов и лавочек на другой стороне улицы.
По тротуару идут беспечные люди, на которых я только что любовалась, завидуя их спокойствию. И в следующий миг появляется крупная лошадь, такая же белоснежная, как волосы сидящего на ней мужчины.
На плечах Али длинный светлый плащ с алым подкладом. Высокие, почти до колен чёрные сапоги покрыты пылью. Руки в перчатках уверенно держат повод. К седлу приторочена плотно набитая кожаная сумка.
Его красивое лицо викинга спокойно, в светлых глазах всегдашний холод и равнодушие…
Сглотнув комок в горле, я выпрямляюсь и начинаю рассказывать.
- Он ехал по нашей улочке, когда я выглянула в окно. Очень близко к нашей лавке. Ехал медленно, ровно посередине мостовой.
- Он не увидел тебя?
Я мотнула головой:
- Нет, я почти сразу отскочила от окна и спряталась за шкаф.
- Тогда, что ты волнуешься? Мало ли зачем он приехал, – Тати пожимает плечами.
– Через две недели в столице состоится праздничная ярмарка в честь очередной годовщины правления короля Цварга, чтобы ему сдохнуть в грязной канаве. Перед ярмаркой будет три дня больших торгов рабами. Наверняка твой Али на нее приехал, — подруга строго смотрит на меня поверх очков, которые всегда носит дома. – Или что-то ещё было с этим Али?
Я молчу, глядя в сторону. Потом облизываю пересохшие губы и хриплю:
- Сначала он просто ехал, не глядя по сторонам. А прямо напротив твоей лавки вдруг натянул поводья и остановился.
По моим плечам пробегает озноб, когда я вспоминаю, как Али принялся скользить глазами по фасаду дома и по вывеске. Медленно, тщательно, словно запоминая каждую деталь.
Потом задумчиво прошёлся ледяным взглядом по окнам, и мне показалось, особенно надолго задержался на том, откуда смотрела на него я.
- Постоял, постоял и поехал дальше. Я кинулась к двери и заперла лавку, — завершаю я рассказ.
- Это я заметила, — ворчит Тати. – Стучалась, стучалась. Пришлось заходить в дом через заднюю дверь.
- Я не слышала стук - убежала в кухню и сидела там до твоего прихода, — признаюсь я, и снова клацаю зубами от страха.
- Что мне делать, Тати?
Подруга встает, и принимается перебирать посуду в буфете, выставляя её на стол – приближается время обеда.
Я кидаюсь помогать ей. Но руки всё ещё дрожат, и когда я чуть не упускаю тарелку на пол, Тати велит мне сесть.
Сама накрывает на стол и наполняет наши тарелки ароматным овощным рагу. Строго велит мне:
- Садись и ешь, думать будем после.
Я вяло ковыряюсь в тарелке, почти силой заталкивая в себя еду под требовательным взглядом Тати.
- Может твой Али просто любитель книг? – задумчиво спрашивает подруга, когда с рагу покончено и мы пьём фруктовый взвар, заменяющий здесь десерты. - Увидел мою лавку и решил получше её запомнить, чтобы потом прийти и купить книги?
- Может, и так. Я о нём ничего не знаю. Но он показался мне хорошо образованным, — признаю́сь я.
От слов Тати и приятного ощущения сытости ужас помаленьку начинает выпускать из меня свои когти, и я уже готова спокойно рассуждать.
Может, и правда, ничего появление работорговца не значит? Приехал в столицу и приехал. А что на этой улице очутился – так я тоже на неё от городских ворот каким-то образом выехала, когда добралась до Эризеи.
К тому же через одну улицу от нас располагается сразу несколько больших постоялых дворов. Вполне возможно, туда Али и направлялся.
Так, уговаривая себя, я всё больше успокаиваюсь и после обеда возвращаюсь в лавку, расположенную на первом этаже дома Тати.
До самого вечера разбираю тот самый дальний стеллаж, раскладывая книги по темам. Иногда выхожу помочь Тати с многочисленными покупателями, вдруг дружно ринувшимися к нам в лавку.
Лишь когда магазинчик закрыт и мы при свете свечей садимся ужинать, мои мысли снова возвращаются к Али.
- Тати, скажи, нет ли у тебя каких-то родственников, у которых я могу пожить, пока не закончится эта ярмарка и мы не будем уверены, что работорговец убрался из города? Боюсь, пока он здесь, я не смогу чувствовать себя спокойно, — спрашиваю с надеждой.
Женщина с сожалением качает головой:
- У меня никого не осталось, дорогая. Детей у нас с мужем не получилось родить. Братьев и сестёр у той девочки, чьё место я заняла, тоже не было.
Все мои подруги или далеко живут, и к ним тебя не отправишь. Или, наоборот, чуть не на соседней улице – смысла к ним переезжать нет, только лишние вопросы вызовем.
- Может есть домик в деревне, где я могу отсидеться? – не сдаюсь я.
- Дома в деревне тоже нет – я продала его, чтобы расширить своё дело после смерти мужа.
Тати задумывается, покусывая губы и странно на меня поглядывая.
- Ты что-то придумала? – спрашиваю осторожно – что-то в её взгляде настораживает меня.
Ответить подруга не успевает - во входную дверь кто-то стучит. Громко и очень требовательно.