Безводное море

Три Дворец паутины

— Но когда вы начнете поиски? — спросил Хебен, его вежливость едва подавляла его нетерпение. Они уже три дня пробыли во дворце. Они с Калвин шли медленно из-за одеяния Калвин, прогуливались по двору за стенами, соединенному с их покоями. Далеко над их головами было видно кусочек синего неба, но сад внизу был зеленым, влажным, пах цветами. Сквозь зелень не проникали прямые лучи солнца.

— Мы уже начали, — сказала Калвин.

Хебен нахмурился.

— Прости, но ты только ходишь по галереям, коридорам и садам. Близнецы где-то спрятаны, в темном углу или подземелье…

Терпение, — Халасаа шел за ними, шагал тихо, как и должен слуга. — Мы слышали.

— Улавливали пение, — сказал Калвин.

Не тут, — Халасаа коснулся уха, а потом лба между глазами. — А тут.

— И что-то услышали?

— Еще нет, — Калвин коснулась пальцем бежевой стены. Во дворе стены были такими изящными, что казались полупрозрачными. Тени двигались за ними. Они подошли к одной из таких стен, и стало видно силуэт черепа — глаза, нос и открытый рот, темные впадины прижимались к другой стороне стены.

Придворные мужчины любили пугать дам за этими стенами или стоять за шторами, что трепетали на каждом пороге. Они хотели вызвать невольный вопль, но Калвин была крепче придворных дам, она ни разу не пискнула, разочаровывая шутников. Теперь она просто провела рукой по темному силуэту и пошла дальше.

Поверхность была грубой под пальцами. Она присмотрелась и увидела, что там вырезаны фигурки не крупнее ее большого пальца, и они танцевали в процессии, держась за руки, юбки развевались. У каждой фигурки было разное выражение лица: одна гордилась, другая смеялась. Но многие для Калвин выглядели печально.

На этой панели могли быть сотни фигурок. В других местах Тремариса такую работу считали бы сокровищем, но тут это было очередная панель на стене в обычном саду, наполовину скрытая листьями. Может, она одна заметила этот рисунок. В этом дворе был десяток панелей и рисунками, и так было всюду во дворце. Каждая изогнутая стена до потолка была покрыта резьбой, миниатюрным отражением придворной жизни: маленькие люди охотились, танцевали, пировали, целовались, заплетали волосы…

Во дворце не было простой поверхности, как и прямых линий. Всюду были изгибы, арки, словно дворец был большим организмом, выросшим в пустыне, а не построенным зданием.

Хебен скривился, когда появилось лицо. Когда они вошли во дворец, он стал слугой Калвин, ткань скрывала его лицо, и он был заперт в их покоях и соседнем дворе, чтобы его родственники не заметили его и не прислали весть Ретсеку, что его изгнанный сын оказался при дворе. Но даже если бы он мог ходить свободно, Хебену было бы тут неудобно, как Калвин. Конечно, он искал помощи. Он был рыбой без воды в этом месте, или васунту в клетке, как подумала Калвин. Его уверенность в пустыне растаяла.

Калвин было не по себе во Дворце паутины. Она выросла в простых хижинах Антариса, и в Равамей у нее был домик в две комнаты. Бесконечные залы дворца, его коридоры, галереи и дворы с изогнутыми стенами, нишами и неожиданными дверями со шторами ошеломляли ее. В проходах звучал шепот, шорох, придворные и их слуги тихо ходили в своих туфельках из комнаты в комнату, передавали сплетни, разглядывали наряды друг друга, ухмылялись, скалились, затевали против друг друга.

Это поведение не было странным для Калвин. В закрытом обществе Антариса тоже делились сплетнями, там были интриги и те, кто хотел получить расположение Высшей жрицы, как и те, кто ругался с другими женщинами. Но тут все было куда сильнее развито, чем в Антарисе. Там у каждого хотя бы была полезная работа, а тут жизнью была лень и сочинение оскорблений. Где-то велась настоящая работа по управлению Меритуросом, хоть она еще не видела доказательств. Казалось, у мятежников был повод жаловаться, если Империей так плохо управляли.

Она вздохнула и коснулась руки Хебена.

— Не переживай. Если близнецы здесь, мы их найдем.

Но она не была так уверена. Сначала они хотели систематично обыскать дворец. Теперь она знала, как дворец огромен и запутан, так что подозревала, что ничего не выйдет.

Тем днем Калвин собиралась пройти с Халасаа по месту, которое придворные звали Садом гранатов: длинной террасе с уединенными нишами в тени. Там любили скрываться младшие члены королевской семьи, и Хебен переживал из-за того, что они пошли, хоть и соглашался, что это место идеально для укрытия.

— Ни с кем не говори, если можешь избежать разговора, — попросил он у Калвин. — Ты не готова к разговору с семьей императора. Прошу, не бери с собой Мику!

— Мика сегодня ищет в прачечной, — сказала Калвин. Мика, играющая роль служанки, работала без устали, искала в лабиринте крыла слуг, на кухнях и в кладовых, в подвалах, что тянулись под хорошими комнатами дворца.

— Внизу даже больше, чем сверху! — заявляла она. — И вам повезло с легкой работой!

Хебен обрадовался. А потом его лоб снова сморщился от тревоги. Он кашлянул.

— Еще кое-что, Калвин. Твои волосы.

Калвин вскинула руки к голове в защитном жесте. Она гордилась тем, что превратила свою толстую косу в закрученную веревку, которую осторожно закрепила узлом на макушке.

— А что мои волосы?

— Твои волосы прекрасны, — вежливо сказал Хебен. — Но…

— Но?

— Будь они уложены… иначе… и остальные оценили бы их красоту.

Я помогу, — вдруг зазвучали слова Халасаа в ее голове.

Калвин скептически посмотрела на друга, но он улыбнулся с уверенностью.

Мы помогаем друг другу в Спиридрелле. Я попробую помочь.

— Если хочешь, — с сомнением сказала Калвин, вытащила шпильки, что держали пучок на месте, и густые волосы упали на спину.

Руки Халасаа были ловкими и умелыми. С помощью шпилек и заколок он выстроил сложную прическу надо лбом Калвин. Она видела в зеркале, что напоминала придворную даму, но опасалась, что, если быстро повернет голову, все строение разрушится.

— Я все еще не могу правильно драпировать эту одежду, — пожаловалась она, кружась перед большим серебряным зеркалом.

Но они все тут потерпели поражение. Было ясно, когда они прибыли, что Хебен купил не совсем правильную одежду, и Калвин носила ее не так, как нужно. Обычному прохожему она сошла бы за аристократку. К сожалению, тут не было таких прохожих.

Халасаа взял складной стул, который носили все слуги для господина или госпожи, ведь во дворце не было постоянной мебели. Он придержал шторку, чтобы Калвин прошла. Калвин вздохнула, подобрала юбки и пересекла порог.

Многие придворные дремали днем, копили энергию на вечерние развлечения, которые длились до поздней ночи, и Калвин с Халасаа обнаружили почти пустой Сад гранатов. Они уже поняли, что днем и рано утром искать лучше всего, и они двигались так быстро, как Калвин только могла, по сонной тенистой террасе, стараясь уловить чары.

Калвин тихо сказала:

— Порой мне кажется, что это безнадежно. Мы можем всю жизнь бродить по этому Дворцу и не найти их. Мы даже не знаем, что они здесь!

Тут есть маги, Калвин. Я их ощущаю.

— Уверен, что ощущаешь не меня и Мику? — сухо спросила она, но Халасаа только улыбнулся.

Ниши сада были идеальны для тайных встреч. Несколько раз за этот похож Калвин и Халасаа натыкались на виновато выглядящие или переплетенные пары возлюбленных и быстро отворачивались.

— У них нет своих комнат? — ворчала смущенно Калвин, отпуская занавес из плюща.

Смотри, — слово Халасаа упало в ее разум, как камешек в пруд.

Калвин посмотрела.

Мужчина стоял в участке солнца между красивых колонн. Он был высоким, его длинное лицо было бледным и восковым, как у трупа, но глаза пылали, как угли. Его волосы были убраны назад, доставали почти до плеч. Он был в черном одеянии с воротником из золотого и серебряного кружева. Он смотрел на них.

Калвин задержала дыхание. В саду долго не было звуков, кроме журчания невидимого фонтана. Мужчина в черном выдерживал ее взгляд, и в глазах была угроза. Калвин ощущала себя уязвимой, словно его взгляд был ножом, что резал ее, как рыбу. Он смотрел на нее, сквозь нее, в нее. Только Халасаа рядом не дал ей упасть на колени, ослабев, как тряпичной кукле.

Он растянул белые губы в подобии оскала и отвернулся. Он исчез через миг за изящными рядами гранатов.

Калвин выдохнула и сжала руку Халасаа.

— Он… он…

Идем, — Халасаа повел ее в нишу, ловко развернул стул и усадил ее.

Это поющий, Халасаа!

Да, — Халасаа был встревожен. — И он знает, что мы такие.

— Что нам делать? Нас выгонят из Дворца!

Стоит ждать. Может, и он тут скрывается. Он не может выдать нас, не выдав себя.

— Да. Да, ты прав, — Калвин решительно встала. — Закончим поиски. Может, Хебен что-то знает о нем. Или Мика что-нибудь найдет.

Хебен не узнал их описание мужчины в черном. Мика ушла и болтала с новыми друзьями на кухне. Мика развлекалась. Пока Халасаа ходил за Калвин со стулом, Мика могла ходить, где хотела. Где бы она ни была, она могла сделать вид, что идет по поручению госпожи. При дворе было полно интриг, и слуги в проходах носили туда-сюда послания для леди или джентльмена. Никто даже не подозревал ее.

Она вернулась вечером, узнав о нем немного.

— Его зовут Амагис. Он — посол из Хатары, где бы это ни было.

— Хатара на юге, самая жестокая часть Меритуроса, — сказал Хебен. — Посол Хатары! Это чья-то шутка. Никто не живет в Хатаре. Никто туда не ходит. Там лишь сухая мертвая долина.

Калвин нахмурилась.

— Кольцо Дэрроу, которое он забрал у Самиса, назвалось кольцом Хатары.

— Может, камень добыли там давным-давно, — предположил Хебен.

Я слышал, как Дэрроу звал кольцо иначе.

— О? — Калвин взглянула на Халасаа.

— Мы о Дэрроу или Амагисе? — спросила Мика. — Мы тут ищем детей, а не скучаем по Дэрроу.

Калвин покраснела.

Мика отложила себе еды из того, что принесла с кухни.

— Выпечка неплоха. Жаль, уже все остыло.

— Ты узнала что-нибудь еще? — спросила Калвин.

Мика пожала плечами.

— Он недавно вернулся из Геллана. И все. Держится в стороне. Приходит и уходит. Никому не нравится. У него нет слуг.

— Странно, — Хебен нахмурился, шагая по комнате. — Но если бы он доложил о вас страже, нас бы уже арестовали. Думаю, мы пока в безопасности.

— И все равно его нужно избегать, — Калвин трепала вышивку на юбку. — Больше никаких вопросов о нем, Мика.

— Хорошо, — согласилась Мика. — Думаю, он маг железа, ему не нужен слуга. Если он хочет что-то поднять, он может просто спеть, не снимая перчаток.

Они не смогли купить в Териле длинные вышитые перчатки придворных, такие носили все. Богато отделанные золотой нитью и камнями, шелковыми лентами, перчатки были из кожи. При дворе было важно уметь изящно придерживать руку другого, показывая перчатки, и такие перчатки можно было получить только от мастера во дворце. Калвин прибыла без них. Она каждый день терпела смех леди, что проходили мимо нее в коридорах, она научилась прятать голые ладони в складки одеяния, когда приближался незнакомец.

— Это так странно, — пожаловалась она Мике. — Я никогда не носила перчатки, только варежки из шкурок зайцев зимой, а теперь ощущаю себя обнаженной без них. Мне стыдно ходить с голыми руками.

— Этого они и добиваются. Показать, что ты не отсюда, — Мика шмыгнула. — Глупые перчатки. Как думаешь, если у этих сэров и мадам начнет где-то чесаться, они попросят слуг это сделать за них?

Калвин рассмеялась.

— Я еще такого не видела. Наверное, да, — она понизила голос и тревожно взглянула на Хебена. — Я должна носить перчатки. Даже когда волосы уложены правильно, меня не пустят на собрания придворных без перчаток.

— Хебен не может тебе добыть их?

— Хебен потратил все, что имел, — она вздохнула. — Не важно. Я справлюсь без них. Мне просто нужно быть рядом с их рассказами и банкетами, — она поежилась. — Я не хочу на эти банкеты. Ты знала, Мика, что у них нет столов и стульев, и они сидят на этих складных стульчиках, и слуги носят им еду на подносе? А потом слуги садятся на колени и кормят их золотыми вилками, чтобы они не пачкали дорогие перчатки! Я лучше посижу в наших комнатах, где мы вместе, и буду есть на полу и руками, если надо.

— Так лучше, — сказала Мика. Но она знала, что Калвин и Хебену было больно пройти так далеко, но не проникнуть на собрания двора. Конкурсы поэзии, банкеты и вечера проводились в закрытых галереях, и они не могли проверить их, пока Калвин не пригласят.

На следующий день Мика пошла на базар. Каждый день сотни мастеров и торговцев расставляли лотки на крытом рынке. Там были изделия из золота, торговцы веерами, ремонт обуви, сладости. Торговцы склонялись над грудами товаров под навесами, пока придворные и их слуги ходили вокруг.

Мика медленно шла по рядам, замерла у красивых украшений на столиках. Она посмотрела на изящную решетку с тонкой тканью, удерживающей жар солнца. Базар был в тени и прохладе, было легко забыть, что они были в центре пустыни. Она склонилась, глядя на серебряные браслеты. Они были слишком большими для запястья человека, и Мика размышляла, пока не поняла, что их носили поверх расшитых перчаток.

Леди с нагроможденными волосами стояла рядом с Микой. При виде смуглой кожи Мики и обрезанных неровно волос она отодвинулась, задрожав от отвращения. Мика ожидала этого, но ей все равно не нравилось. Ее злило, что слуга леди, загорелый от солнца и ветра, посмотрел на нее свысока.

— Надутый индюк! — буркнула Мика, двигаясь дальше.

Она нашла ряд мастеров, делающих перчатки, на столиках лежали большие сияющие перчатки. Она рьяно осматривала товары. Там была пара, что подошла бы для Калвин: не слишком яркие, но очень красивые, из кожи, выкрашенной в голубой, с золотыми птицами и лунами. Толпа давила на спину Мики, когда она склонилась, стараясь не смотреть на пару, которую хотела. Она изучала перчатки с рубинами, быстро озираясь при этом. Торговец обслуживал леди в бело-розовом, которая рассматривала зеленые перчатки с серебряным кружевом и сиреневыми лентами. Толпа за ней расступилась, и Мика увидела жуткую фигуру в черном. Наверное, Амагис! Только он так одевался при дворе. Ее сердце забилось быстрее. Вызов стал двойным — нужно было уйти из-под носа посла.

Без колебаний она схватила голубые перчатки и спрятала в своей одежде. Тряхнув головой — не слишком быстро, спокойнее — она развернулась.

— Эй! — ее схватила рука торговца. — Ты что творишь?

— Не знаю, о чем вы! — Мика пыталась вырваться, но он сжимал ее крепко.

— Чу! Ты знаешь, о чем я, девчонка! Может, ты не платишь за покупки в Слизи, или из какого ты там морского города, но мы тут платим! — он с презрением говорил о морском городе. Толпа собиралась у лотка, бормоча. Лорды и леди качали головами, но осторожно, чтобы не испортить прически.

— Морские дикари… хулиганы… нельзя пускать!

— Пустите! Я ничего не делала! — Мика была в отчаянии. Если ее поймают на краже, без проблем не обойдется. Может, их допросят, начнут пытать, выгонят из Дворца… Она вскинула голову и попыталась посмотреть на торговца как можно мрачнее, но он был возмущен.

— Раздевайся. Живо! Или я попрошу стражу сделать это!

Он не шутил. Она не могла сбежать, толпа была слишком большой. Ей придется найти способ защитить от этого остальных. Мика медленно вытащила из одеяния голубые перчатки. Толпа недовольно застонала.

— Все в порядке. Это мои перчатки.

Мика удивленно обернулась и увидела девушку в розовом, что махала слуге открыть сумку в его руках.

— Я могу заплатить серебром или золотом, как скажете, — сказала она торговцу.

— Вы так добры, миледи. Но эта… мелочь украла. В этом проблема.

— Нет, — спокойно сказала девушка. — Я попросила служанку подержать эти перчатки, пока я смотрела те, зеленые, что вы мне показывали. Я еще не решила, какие мне нравятся больше. Но теперь решила. Я беру обе пары.

— Миледи, все было не так.

— Говорите, что я вру? Я? — голубые глаза леди опасно вспыхнули. Ее светлые волосы были в форме веера, и даже Мика видела, что ее бело-розовое одеяние было очень стильным.

Торговец сглотнул.

— Миледи, я такого не говорил.

— Тогда отпустите мою служанку и прекратите шуметь из-за моих вещей, — слуга леди тихо положил на стойку пару золотых монет. Торговец убрал руки от Мики. Она яростно потерла руку, которую он сжимал. — Спасибо, — леди в розовом повернулась к Мире. — Идем, — властно сказала она. — Мне нужно к императору в полдень.

Зеваки радостно трепетали, лорды и леди с уважением пропустили даму в розовом и ее слуг. Через пару минут Мика покинула шумный базар. Толпа осталась за ними, и они оказались в тихом коридоре.

— Можешь меня благодарить, — сообщила леди в розовом. Она указала слуге, он протянул перчатки Мике. — Но объясни причину. Ты же не собиралась носить их сама?

— Они для подруги, — сказала Мика в смятении. — То есть… для моей леди.

— Вот так верность! Поразительно. Надеюсь, Иммель сделал бы так ради меня! — леди кивнула на бесстрастного слугу и рассмеялась. — Милая, я отдам тебе эти перчатки при одном условии. Твоя леди должна прийти на мой конкурс поэзии завтра. Я просто должна встретиться с человеком, у которого такая верная служанка, готовая на опасности кражи. Если она не придет, боюсь, у вас обеих будут неприятности. Ты понимаешь?

— Да, но…

Леди прищурилась.

— Ты не знаешь, кто я, да?

— Да, — сказала Мика.

Леди снова рассмеялась, отклонила голову, и украшения на волосах звякнули.

— Только ты во дворце не знаешь меня! Вот это да! Я решила тебе не говорить, чтобы растянуть удовольствие. Узнаешь сама. Но завтра! И я настаиваю, чтобы твоя леди пришла на мой конкурс. Мы станем друзьями! Вот это да!

С очаровательной улыбкой и воздушными поцелуями леди пропала на лестнице, шурша бело-розовыми юбками.

Ее слуга задержался.

— Ее зовут Кила, — прошипел он. — Конкурс завтра вечером в Галерее птиц. Скажи госпоже не опаздывать, — он пропал за леди, оставив Мику стоять с раскрытым ртом.

Когда Мика вернулась в их покои, она вытащила перчатки и бросила их Калвин.

— Я достала тебе это, Кэл.

Калвин посмотрела на перчатки с потрясением.

— О, Мика! Они красивые, но… стоят не меньше трех золотых.

Мика пожала плечами.

— Не переживай. Какая-то леди заплатила за меня. Купила их для меня, — она взяла кусочек пряного пирога. — Мм, умираю от голода. Я бы съела кита!

— Какая леди? — встревожился Хебен, отрывая взгляд от своей подушки на полу.

Мика сглотнула.

— Кила, — сказала она с полным ртом.

Хебен застонал.

— Кила! Она — третья принцесса, главная сплетница двора. Мои сестры год боролись за приглашение на ее известные конкурсы поэзии, но у них ничего не вышло.

— Точно, — Мика вытерла рот. — Она хочет тебя на своем конкурсе завтра вечером в Галерее птиц, Кэл. Хочет увидеть, какая ты.

Калвин повернулась к Хебену.

— Что это за конкурс?

— Известные придворные собираются и пытаются превзойти друг друга в поэзии. Принцесса выбирает, в каком порядке они начинают, и они сочиняют куплет, а следующий человек продолжает с последних слов того куплета. И нужно остроумно оскорбить человека, что читал перед тобой. И при этом нужно не дать следующему повода оскорбить тебя. И нужно быть оригинальным.

— Они сочиняют на ходу? — завопила Калвин. — И говорят перед всеми? Как много там людей?

— О, тридцать или сорок, — сказал Хебен. — Иначе будет слишком долго, — Хебен был сдержанным, но бывал на таких собраниях и не боялся их. Но Калвин такого никогда не делала. В Антарисе ритуалы были множеством голосов, а не одним перед толпой. Калвин не любила толпы.

— Но мне придется идти, — ужасалась она. — Мы ждали этого шанса — добраться до тех галерей. Но…

Не бойся. Я буду с тобой.

Халасаа улыбался ей темными глазами. Калвин улыбнулась, но не успокоилась. Она лучше поплыла бы в море в ураган, чем стояла перед группой напыщенных придворных и сочиняла поэзию. Но у нее теперь хоть были перчатки, так она уговаривала себя, надевая их. Вышитые луны подмигивали ей.

— Богиня поможет мне, — сказала она бодрее, чем ощущала себя. Она не знала, увидит ли ее богиня за стенами, что закрывали от солнца.

— Тонкая полоска тени

На красном песке

От острого, как твой отказ, меча.

Поэта поприветствовали аплодисментами, он скромно поклонился и сел. Следующий придворный встал. Калвин со страхом увидела Амагиса в черной одежде. Она вжалась в сидение, стараясь не поймать его взгляд.

— Острый твой отказ,

Как клюв у ворона,

Напавшего на наду среди ветра.

Голос Амагиса был тихим, но властным, и от стихотворения все рассмеялись и захлопали бодрее. Третья принцесса усадила Калвин рядом с собой, склонилась и прошептала:

— Амагис в этом очень умен. Потому я его и позвала. Наду — кличка Джамина из-за робости. А Амагиса зовут вороном. Потому все смеялись.

— Вот как. Спасибо, — шепнула Калвин. Амагис холодно ждал вызова того, кто посчитает себя лучше него. Калвин была почти уверена, что он не видел ее.

Кила ткнула ее локтем.

— Давай, милая. Теперь ты. Новички не должны долго ждать.

Калвин в ужасе уставилась на нее.

— Я н-не могу…

Глаза принцессы весело сияли. Она держала руку Калвин своей ладонью в зеленой перчатке, показывая близость.

— Я тебе помогу. Вставай!

Калвин с неохотой встала со стула. Ее пронзили взгляды сорока человек, все повернулись к ней. Черные глаза Амагиса пылали на мертвенно-бледном лице. Калвин сглотнула и посмотрела поверх замысловатых причесок в конец галереи. У стен стояли слуги, что принесли стулья. Они стояли тихо и неподвижно, скрестив руки, словно были лишь мебелью. Халасаа стоял среди них, посмотрел на нее, улыбаясь яркими глазами.

Смелее, сестра!

Он шутил, но сердце Калвин билось быстрее, чем во время настоящей опасности. Кила улыбнулась ей.

— Среди ветра падает ворон, — прошептала она.

— Среди ветра падает ворон, — повторила Калвин. Ее голос был ровным и четким, годы тренировок в пении дали ей хотя бы это.

— Укушенный змеей

Под огнем солнца.

Калвин повторила эти тихие слова. Раздался испуганный смех, несколько воплей поверх аплодисментов. Калвин, похоже, сказала что-то очень смелое или грубое. Она взглянула на Амагиса. Его лицо исказил гнев. Калвин села, не поклонившись из-за ярости. Третья принцесса коснулась ее руки, смеясь.

— Укушенный змеей значит, что он разочарован в любви. А огонь солнце — что он обжигается попытками быть на месте, которое ему не подходит. Молодец! Ты смогла оскорбить дважды в одном стихотворении!

— Я бы не хотела его оскорблять, — шепнула Калвин. Кила с насмешкой прикусила губу.

— Прости! Но все будут знать, что это моя вина. Никто не подумает, что — прости за честность — новенькая при дворе, только из глуши, сможет так умело дважды оскорбить, еще и так изящно! Амагис тебя не обвинит.

Калвин даже не слушала из-за волнения следующее стихотворение, которое должно было оскорблять ее. Но она уловила что-то про палатку, сдутую ветром.

После поэзии слуги принесли стеклянные бокалы с холодными пенными напитками, придворные разошлись по галерее, держась под руки. Прикосновения к перчаткам были высшим знаком дружбы при дворе. При первой возможности третья принцесса взяла Калвин за руку. Калвин все еще была расстроена и лучше осталась бы одна и осмотрела галерею, но Кила настаивала.

— Идем, милая, не груби! Это придворная жизнь! Остроумные удары. Тебе повезло, что ты мне так понравилась. В этой комнате есть леди — и джентльмены — что выцарапали бы тебе глаза от зависти! И я — ценный друг. Мы будем дружить, Калвин, хоть ты так плохо одеваешься, — она дернула Калвин за рукав. — Твою одежду подбирали девушки Кледсека? Как их зовет?

Голубые глаза неприятно пронзали. Калвин лепетала, пытаясь вспомнить имена сестер Хебена. Ей повезло, принцессу вскоре увели дамы, с презрением взглянув на Калвин, тоже осуждая ее наряд. Калвин смогла пройти по периметру галереи в одиночку. Она долго шла с Халасаа за спиной, и когда они закончили, собравшиеся почти разошлись. Слуга с каменным лицом ждал, чтобы увести их. Калвин и Халасаа не ощутили магии. Они уходили, Кила послала Калвин поцелуй и поправила ее одеяние.

— Я научу тебя правильно драпировать, — прошептала она. — Приходи к моим покоям завтра.

— Конечно! — фыркнула Калвин, провожая ее взглядом. Принцессу увела группа ее поклонников и их слуг.

Тебе она не нравится, — Халасаа был у ее локтя.

— Да. Заставить меня оскорбить Амагиса! Как можно быть одновременно такой вежливой и грубой? Но она может пригодиться.

Она не грубее остальных в этом месте.

— Это не комплимент, — сказала Калвин. — У них хорошие манеры, но я еще ни разу не встречала таких неприятных людей.

Халасаа мирно улыбнулся, его слова были дипломатичными.

Они не отличаются от людей, что я знал.

— Напыщенные ленивцы! — после неприятного случая на конкурсе Калвин нужно было выпустить эмоции. — Ты слышал их слова о пустыне в стихотворениях? Уверена, никто из них туда даже не ступал!

Можно было жить во дворце все время, даже не увидев песок снаружи, — Халасаа помрачнел. — Это место мертвее пустыни. Оно как коралловые сады, о которых говорила Мика. Сады из тел мертвых существ, — он жил в густых лесах Диких земель, где было полно жизни, и от него это было самым страшным обвинением.

За полночь Кила услышала тихий стук в дверь. Она нахмурилась, глядя на свое отражение в серебряном зеркале, медленно сняла серьги и отдала служанке.

— Оставь меня. Рисс, — сказала она. — Дальше я справлюсь сама, — служанка поклонилась и тихо ушла. Третья принцесса, как и многие леди двора, часто принимала гостей посреди ночи.

Кила позвала:

— Можете войти.

Тяжелая штора сдвинулась на пороге, и темный силуэт появился в зеркале. Кила не оборачивалась. Она вытащила длинный гребень из панциря черепахи из волос.

— Милый, нужно так дуться все время? Ты не можешь напевать? О! Как же глупо! — она прижала голые пальцы к губам и посмотрела через плечо. — Конечно, ты умеешь петь!

Амагис стоял у ее плеча, бледное лицо было бесстрастным.

— Все шутите, миледи.

— О, да… прости за вечер, я не сдержалась. Ты же меня простишь?

— Я бы простил вас за все, миледи, — голос Амагиса был напряжен от эмоций.

— Я знаю, — Кила послала отражению поцелуй. — И я хорошо сыграла дружбу с тем немытым ребенком? Мне нужно и дальше притворяться, милый? Она утомительна.

— Да, я должен узнать, зачем они тут.

— О, хорошо. Если настаиваешь, — Кила вытащила другой гребень. Прядь гладких и шелковистых волос упала до ее талии. — Но кто она, Амагис? Почему я должна играть с маленькой наду из глуши?

— Она не маленькая наду. Следите за ней внимательно, миледи. Она — поющая, как и ее слуги.

— Так она колдует? Как необычно. Я сразу поняла, что она не из Кледсека, хоть у нее медальон, — Кила коснулась пальцем золотого кулона на своем лбу. — Я сразу поняла по ее лицу. Мне сказать императору? Их выгонят вот так, — Кила щелкнула пальцами.

— Нет. Пока — нет. Я хочу узнать, почему она здесь. Она может быть заодно с мятежниками. В Териле беспорядки. Лидеры мятежников могут затевать что-то против дворца, используя чужую магию. Или даже против императора. Убийца мог идеально так пройти во дворец, ведь опасной ее посчитает только другой волшебник.

— Милый, ты шутишь! Та кроха опасна?

— Даже маленький наду может укусить императора. Или даже, — добавил Амагис медленно, словно мысль только появлялась в голове. — Тому, что выше императора.

— Думаешь, она хочет навредить мне? — Кила развернулась на стуле.

— Тебе или… нашему господину, — признал Амагис.

— О, ему, — Кила повернулась к зеркалу. — Он далеко. Разве ты не должен сильнее переживать за меня?

— Конечно, конечно, — Амагис смело поднял прядь светлых волос рукой в перчатке и погладил. — Не бойтесь, миледи. Никто не посмеет навредить вам. Ничто не собьет планы нашего господина.

— Наши планы, — протянула Кила. На миг ее холодные голубые глаза встретились с его темными в зеркале. А потом она стала очаровательной принцессой. — Амагис! Ты хмуришься. Ты знаешь, что при мне тебе запрещено хмуриться.

— Простите, миледи. Прибытие этих поющих обеспокоило меня.

Кила едко сказала:

— Ты не любишь других магов, да? Лучше, чтобы был только ты. И дети, конечно…

— Миледи, не говорите о них! — Амагис оглянулся на штору над порогом. — Я много раз говорил вам, это священная тайна! Если хоть кто-то, мои братья-маги или император, узнают, что я поделился этими знаниями, еще и с женщиной, хоть вы и необычна, последствия будут ужасными!

— Если ты так думаешь, не стоило вообще говорить мне о них, — сказала Кила, вытаскивая шпильки. — И разве это важно? Господин скоро будет тут, и он будет императором и лордом волшебников, а я буду императрицей, так что никто не будет переживать, знаю я или нет!

Длинное лицо Амагиса стало серьезнее обычного.

— Господину нужно прибыть и провести революцию раньше, чем мятежники проведут свою, — сказал он. — Временя неприятные, миледи. Рябь идет по всей империи, я видел это в пути. Странное написано на звездах. Если мятежники преуспеют, наш мир будет перевернут. Повторю, миледи, следите за девочкой.

— Да, да. Почему не наблюдать за ней самому?

— Ах, миледи, — прошептал Амагис, поднимая прядь к губам. — Я лучше будут наблюдать за вами.

Кила улыбнулась, шпилька упала на пол.

Императорский двор был во Дворце паутины столько поколений, что все давно потеряли счет. Но придворные в чем-то напоминали своих предшественников, живших в пустыне, когда они брели со стадами хегесу и спали в палатках, и вещей их хватало на сумки на спине хегесу.

Перемещение двора из одной части дворца в другую было памятью о тех днях, и всю легкую мебель переносили с места на место. Там были ширмы из слоновой кости, такие тонкие, что свет проникал сквозь них, а еще легкие плетеные подстилки, шторы и подушки. Даже самые замысловатые шкафы, где хранились наряды придворных, были из легкого ценного дерева, и они были на колесиках, чтобы легко перекатывать их по извилистым коридорам.

В тот день Калвин пригласили смотреть на процессию Середины лета из покоев Килы. Третья принцесса всегда была в центре всего, даже в плане комнат, и из галереи снаружи был прекрасный вид на весь парад.

— Прости, что не смогу быть с тобой, милая, — с сожалением сказала Кила, — но у меня есть роль. Было бы приятно смотреть, как все проходят мимо! Но тогда, конечно, я не смогла бы увидеть самое прекрасное создание из всех — себя! Это бриллиантовое колье милое, да? Или лучше сапфиры?

Теперь Калвин, Халасаа и Мика сидели у края галереи с другими зрителями. Мика так склонилась над перилами, что Калвин боялась, что она свалится на голову пятому принцу.

— Смотри! У него золото в волосах! Вот это вид! Думаешь, Хебен хотел бы это увидеть? Посмотри на того! У него перчатки доходят почти до шеи! — радостно пища, она повернулась дернуть Калвин за руку, но запуталась и впилась в рукав незнакомца.

Пожилой джентльмен в алом и золотом отпрянул, насколько позволяла толпа, и посмотрел свысока не на Мику, а на Калвин. Мику он вообще не замечал.

— Прошу прощения, сэр, — поспешила сказать Калвин.

— Леди, что не держат слуг под контролем, не должны портить парад для остальных, — заносчиво произнес джентльмен.

— Этого не повторится, — сказала Калвин, отодвигая Мику за себя.

— Говорят, жители пустынь никогда не моются, — джентльмен сморщил нос. — У них нет на это воды.

— Мы чистые, как вы, — парировала Мика. — Даже чище, ведь не прячемся за запахами духов, — она хмуро посмотрела на мужчину, от которого сильно пахло чем-то странным.

— Мика! — прошипела Калвин, но мужчина, к счастью, отошел и не услышал ее. — Мика, иди в наши комнаты, если не можешь молчать.

— Ты все время мне тут приказываешь, — ворчала Мика. — Ты так боишься этих наглецов, что думаешь, что и я должна их бояться. Тебе-то хорошо, — едко добавила она. — Ты высокая, тебе видно. А я ничего не вижу!

Да, Халасаа и Калвин отлично видели придворных в Длинной галерее. Там были леди в замысловатых нарядах, волосы были собраны так высоко, что они старались не шевелить головами. Там были лорды и принцы в одежде воинов, которая не бывала в бою веками: неестественно яркие и начищенные нагрудники, изогнутые мечи, резные наручи, их волосы тоже были уложены сверху. Музыканты собрались во дворе, тихо настраивали флейты, начали тихо бить в барабаны.

Амагис, серьезный и зловещий в своем черном, стоял недалеко от третьей принцессы в серебряно-золотом одеянии. Калвин взглянула на Мику, а та тихо запела. Даже Халасаа едва слышал ее в гуле взволнованной толпы. В галерее внизу украшение на вершине прически Килы дрогнуло. Та испуганно ощупала волосы, опустила руки, убедившись, что все в порядке. Калвин поняла, что ее очередь, и посмотрела на седьмую принцессу за ней.

Халасаа посмотрел на Калвин, его глаза сияли.

— Бросаешь вызов? — прошептала Калвин. Она ощущала себя шаловливой маленькой девочкой, какой была в Антарисе. И она хотела показать Мике, что совсем не боялась. Она запела две быстрые ноты, высокая и чистая песня ветра.

Гребень зашевелился, повернулся и выпал, стукнул о землю. Волосы Килы упали на ее лицо. Она отчаянно схватила волосы, словно могла пальцами в перчатках удержать завитки на месте. Но ее волосы уже спутались, став гнездом. Покраснев от гнева, принцесса убежала из галереи под смех, что стал громче без нее. Многие в дворце не любили Килу.

Мика скрыла смех ладонями.

Халасаа покачал головой.

Она не простит это унижение.

— Хорошо, что она не знает, кто это сделал, — Калвин немного стыдилась, но не смогла сдержать смех. Она не видела, как Амагис учуял магию и поднял резко голову, как ворон при виде добычи.

Музыканты не ожидали смятения, но сели и заиграли. Шепот толпы утих, зрители на балконе увидели, что прибыла семья императора.

Первыми шли императрицы — их было семь. Самая старшая жена в желто-лиловом одеянии была старой и морщинистой. Она утомленно прислонялась к резному креслу, которое несли два крупных слуги. Ее волосы, выкрашенные в черный, делали ее лицо еще старее, ее губы и глаза были так сильно накрашены, что Калвин видела их даже издалека. Первая императрица была возраста Марны, но Высшая жрица выглядела достойнее, и ее лицо носило годы опыта и мудрости с гордостью.

Младшие императрицы следовали друг за другом, их несли в резных креслах. Некоторые были популярнее других, все они были из разных Кланов. Разные части толпы радовались императрицам. Самая младшая жена, Седьмая, была беременна. У нее выпирал большой живот, и ее лицо было опухшим и печальным. Она предпочла бы лежать в комнате на подушках, а не участвовать в параде и пире. Калвин сочувствовала ей, девушка на вид была не старше Мики.

А потом шли принцессы. Кила привела волосы в порядок и поспешила на парад. Даже с чуть спутанными волосами она была самой красивой и хорошо одетой принцессой из десяти. Остальные рядом с ней были бледными. Толпа громко вопила ей. Мика ткнула Калвин локтем.

— Остальные принцессы кисло выглядят, да? — прошептала она.

Потом шли принцы, и их был целый отряд. Самис когда-то был среди них, вспомнила Калвин. Было сложно представить его, властного и наглого, среди этой толпы. Он всегда хотел быть первым, выделяться. Пятьдесят принцев шагали в сверкающей броне, одинаковые на вид, и Калвин почти ощущала его недовольство. Первый принц с золотым обручем на голове шагал впереди остальных, он не был самым старшим, сильным или красивым, но как-то завоевал расположение императора и был назначен наследником отца. Он был пухлым и избалованным, самодовольно улыбался.

Мика прошептала:

— Почему принцев так много, а принцесс всего десять?

— Хебен говорил, — тихо сказала Калвин, — что они следили, чтобы принцесс не было много.

Глаза Мики расширились.

— Они убивали их?

— Шш! Они зовут это подношением пустыне…

— Ужасно! — громко сказала Мика и хмуро оглядела толпу. — Убийцы! — яростно буркнула она.

Наступил черед императора. Толпа притихла, пока проходил Его величество. Не было криков и аплодисментов, как при параде его жен и детей, толпа зрителей молчала. Люди сняли перчатки и подняли их над склоненными головами, как флаги, выражая уважение. Калвин спешно сняла свои перчатки и сделала так же. Никто не смотрел на лицо императора. Но Калвин было так любопытно, что она не удержалась и взглянула на фигуру в большом резном кресле, которое медленно несли вперед.

Она много слышала о старости и слабости императора, но все еще поразилась морщинистой фигуре с желтым, как бумага, лицом, в кресле, что возвышалось над ним. Он был не больше ребенка, одежда была ему велика, он поглядывал без интереса на тихую толпу в извилистых коридорах. Он прошел мимо Калвин и остальных и поднял голову. Он встретился взглядом с Калвин, и она невольно поежилась, ведь его глаза были такими же, как у Самиса: темными, жестокими и беспощадными. Его холодный взгляд будто говорил: «Кто ты, чтобы глазеть на меня?».

Она заставила себя смотреть, не дрожа.

«Я — дочь Тариса, колдунья. Я — слуга богини. Я не буду кланяться тебе», — она подумала о голодных людях Терила и ощутила укол гнева. Но она помнила — они убили сына этого мужчины. Ее взгляд опустился.

Толпа молчала, опустив головы, пока шаркали ноги слуг императора. А потом люди стали кашлять, болтать, надевать перчатки и уходить. Теперь пройдет большой мир в банкетном зале.

Мика вытянула руки над головой.

— Тебе лучше идти, Кэл, если хочешь увидеть тот зал. Только сегодня двери открыты.

Калвин сжала губы, она не любила толпы, и эта процессия уже была испытанием. Слушать шум еще полдня было бы невыносимо. Но ничего не поделать.

Она надевала перчатки, когда ощутила это.

Сначала она подумала, что ей показалось. Она застыла и закрыла глаза. Кто-то толкнул ее сзади.

Мика рявкнула:

— Смотри, куда идешь! — она потянула Калвин к стене, толпа двигалась мимо. — Что такое? Ты в порядке? Ты же не упадешь в обморок?

Халасаа оказался рядом с ней. Калвин поняла, что и он ощущал это.

Тут. Рядом.

— Да, — они сгрудились, став препятствием для движения толпы, что обходила их. Темные глаза Калвин и Халасаа смотрели друг на друга, похожие, сияющие. Рядом были чары.

Еще рано.

Калвин кивнула.

— Вокруг слишком много людей. Мы вернемся во время пира, когда коридоры будут пустыми, — она повернулась к Мике и тихо сказала. — Иди к Хебену. Скажи, что мы нашли, что искали.

Еду раздавали в конце банкетного зала: слуги окружали длинные столы как муравьи. Халасаа прошел к столам, чтобы у Калвин была еда перед собой, и вернулся с кусочками мяса хегесу в маринаде, а еще кусочком марципана с модели дворца, что гордо стояла на центральном столе.

Калвин словно впервые увидела дворец, сияющая белизна на красной ткани. Это было так давно. Она с болью подумала о Тонно, ждущем на «Перокрыле», и Трауте на острове. На миг она подумала о Дэрроу в лодке, где бы он ни был. Что он сказал бы, узнав, что они тут?

Модель дворца была уже отчасти разбита. Слуги состязались за лучшие части для хозяев, жадные руки оторвали восточную часть, оставив лишь горку крошек марципана. Кто-то схватил оставшиеся стены и оторвал. Башня упала в пруд из крема.

Придворные притихли, пока ели. Лорды и леди сидели группами, их слуги стояли на коленях рядом с подносами. В дальнем конце зала на платформе сидела императорская семья и близкие. Калвин была рада, что сегодня не была лучшей подругой Килы. Она видела, как скучала третья принцесса, открывала рот для угощений, что слуга аккуратно опускал на ее язык. Первый принц сидел рядом с ней, пытался привлечь ее внимание, но Кила игнорировала его. Наследник императора злился.

Калвин поискала взглядом Амагиса, она переживала, чтобы он не заметил их отбытие. Она заметила его у края платформы. Он был спиной к залу, смотрел на семью императора, может, на саму Килу.

Калвин могла лишь делать вид, что ела с подноса, что Халасаа держал рядом с ней. Она тревожно разглядывала зал, искала лучшего момента уйти незаметно. Она видела музыкантов, танцовщиц и жонглеров, ждущих у дверей сигнала начинать развлечения. Тогда будет лучше всего уйти.

Но музыканты не успели усесться в центре, на платформе возникло смятение. Одна из императриц пронзительно закричала, почти все в королевской семье вскочили на ноги. Калвин встала, но не видела, что случилось, как не видел и Халасаа.

А потом они услышали шепот, летящий по залу.

— Император… император упал… ему плохо!

Придворные поднялись на ноги, забыв о банкете, подносы упали на пол. Лорды, леди и слуги поспешили к платформе, жутко желая увидеть, не помня, что на императора нельзя глазеть.

— Где лекари? Назад, отойдите! Прочь! Расстегните ему воротник, снимите перчатки! Как вы смеете его трогать! Я не ниже тебя рангом… — принцы кричали приказы, но никто не помогал императору.

Халасаа коснулся рукава Калвин. Они повернулись и выскользнули из взволнованной толпы. Халасаа, пока толпа не видела, забрался по резной стене, вставляя пальцы ног в выемки в резьбе. Калвин в перчатках и тяжелом одеянии могла лишь смотреть.

— Что видно? — спросила она.

Халасаа был неподвижен, словно статуя.

Мужчина мертв.

В центре давки возникла брешь. Принцы и императрицы со слугами отошли, освободив место вокруг мелкого тела императора. Халасаа успел взглянуть, и брешь сомкнулась: желтое лицо, уже восковое от смерти, обмякшие руки, ужасно голые без перчаток, сжатые на расшитом одеянии. И шепот разнесся по залу, словно ветерок над песком.

— Он мертв… император мертв… наконец-то мертв!

Халасаа спрыгнул со стены, они с Калвин ушли из зала. Никто не заметил их. Все были поглощены ужасом и волнением, после стольких лет случилось немыслимое, еще и при дворе. Император умер. Многие придворные не знали другого правителя. И двор, где все мгновения каждого дня подчинялись церемониям и строгим правилам этикета, оказался в хаосе. Никто не знал, что теперь будет. Император был центром активности двора. Без него вся ткань империи могла распуститься.

Они с Халасаа поспешили по широкому извилистому коридору, что вел из Зала середины лета. Калвин сняла перчатки и сунула их за пояс, побежала, подобрав юбки. Коридоры были почти пустыми. Чиновник средних лет, неловко натягивающий перчатки на бегу, крикнул Калвин:

— Вы слышали? Он мертв, император мертв! — чиновник остановился, выдохнув, посреди коридора. — Первый принц затевал это годами! Они столкнул его с платформы!

— Нет! — крикнула Калвин. — Я видела это… принца не было рядом с ним!

— Тогда яд, — сказал чиновник под нос. Все правила поведения были забыты. Он был крупным и наглым мужчиной, который в обычный день и не заговорил бы с женщиной без перчаток в коридоре. Но этот день был необычным.

Идем. Нужно спешить, — Халасаа был впереди нее, готовый завернуть за угол. Калвин вдруг растерялась. Этот коридор или другой вел к покоям Килы? Белые туннели выглядели одинаково. Но Халасаа ощущал направление, как птица, и он без заминки юркнул за поворот, потом еще, и они оказались в галерее, откуда смотрели процессию. — Тут, — сказал Халасаа в ее голове.

— Да, — выдохнула Калвин.

Чары еще были там. Мерцали в воздухе, хоть она не слышала их. Они ощущались всюду. Только давка и смятение толпы помешали уловить их раньше. Чары были ясными, как эхо колокола, как дыхание. Без колебаний они с Халасаа пошли на зов, пока не добрались двери покоев Килы.

Они остановились. Калвин еще не была в спальне Килы, только в приемной принцессы. Тяжелая шелковая штора свисала с арки. Калвин взглянула на Халасаа.

Он был решителен.

Нужно войти.

Внутри могли быть слуги, собирать вещи принцессы, но им нужно было рискнуть. Чары исходили изнутри. Калвин отодвинула занавеску.

Комната была пустой. Ни ширм, ни шкафов, ни подушек или зеркал. Слуги унесли все в комнаты Килы в летней части Дворца. До конца дня опустошат и покои, где оставались Калвин, Хебен и остальные. Плавные изгибы стен и потолка были голыми, выделялась сложная резьба, черная, бежевая и серая, не скрытая яркими гобеленами. Длинное окно впускало слепящий свет в комнату, вуаль не приглушала его, и свет резал, как нож.

Калвин прошла к стене. Им с Халасаа не нужно было говорить. Они знали, что были все ближе с каждым шагом.

Вдруг голос зазвучал из глубины покоев.

— Бери те стулья, Рисс, а я сложу эти. Это последние… — Халасаа коснулся рукава Калвин и кивнул на маленький проход. Там были не шторы или ширмы, как во всем Дворце, а дверь. Она открылась от прикосновения Калвин. Они забежали в проем, пригибая головы. Калвин закрыла дверцу за ними.

Они оказались в темноте, свет проникал только из-за дверцы. Пока глаза привыкали, Калвин увидела, что они стояли у лестницы. Потолок был очень низким, они не могли выпрямиться. Стены изгибались вокруг них, как сжимающая рука.

Калвин и Халасаа поднимались в темноте, лестница вилась. Ступени были неровными, и было сложно не споткнуться, не удариться о края лестницы.

Через время сквозь стены стал пробиваться свет, словно камень был веком на глазу, и они увидели путь. В сером свете, уставшие, они взбирались, пригибая головы у потолка. Калвин в тишине протянула руку за собой, и Халасаа сжал ее ладонь и отпустил. Чары все звенели вокруг них, становясь все сильнее.

Ступени сужались. Калвин согнулась вдвое, и Халасаа сказал ей:

Я не могу идти дальше.

— Жди меня здесь, — шепнула Калвин. Она говорила тихо, но голос казался громким после тихого подъема, когда слышно было только их шаги и дыхание. Калвин пошла дальше одна.

На вершине лестницы была дверца, пара к той, что была внизу, но еще меньше. Она доставала до талии Калвин. Халасаа никак не пролез бы туда. Калвин была высокой, но худой. Она сможет протиснуться.

Она думала, что будет заперто, но дверь открылась. Она согнулась и заползла в проем.

Солнце ударило ее, как молот. Она оказалась на крыше самой высокой башни Дворца паутины, высокого тонкого шпиля, который она видела в первый день, который пронзал небо, будто игла. За белизной Дворца была со всех сторон красная пустыня, до горизонта тянулось чистое синее небо.

Крыша была в три шага шириной. Невысокая стена была по краю, до колен Калвин. Солнце жгло крышу, сделало ее белой, и у края было немного тени. В тени лежал ребенок.