(Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Дмитриева)
О посаднике Добрыне. Въ лета благочестивых великих князей наших русскыхъ живущимъ новогородцемъ в своей свободе и со всеми землями в мере и совокуплении, прислаша немцы от всех седмидесяти городов посла своего. Биша челомъ архиепископу новогородцкому, и посадником, и тысяцкимъ,[1] и всему Великому Новугороду, глаголюще: «Милыи наши съседы! Дайте намъ место у себе, посреде Великого Новагорода, где поставити божница[2] по нашей вере и обычаю». И новгородцы отмолвиша им, рекуще: «Милостию Божиею и его пречистыя Богоматери и отца нашего господина архиепископа благословением и молитвою у нас, в вотчине господ наших великих князей русских, в Великом Новегороде, стоят все церкви православныя, нашей веры христианьскиа. Ино кое причастие свету къ тме? Так же и вашей божницы быти как в нашем граде?»
Бе же тогда посадник степенный[3] Добрыня именемъ. И немцы, слышавше жестокий ответъ от архиепископа и от всего народа, и своимъ лукавствомъ биша челомъ посаднику Добрыне и даша ему посул великъ. О семъ бо и Соломонъ рече: «Все послушают злата». Посадник же Добрыня и съ злыми своими советники повели немцом говорити старостам купецкимъ и купцомъ новгородцкимъ: «Толко нашей божнице — храму святых верховных апостолъ Петра и Павла — не быти у вас въ Великомъ Новегороде, ино вашимъ церквамъ у нас, по нашим городомъ, не быти же».
И, то слышавше, старосты купецкие и все гости новогородцкие начаша бити челомъ господину своему отцу архиепископу, имя рек, и всему Великому Новугороду, рекуще: «Пожалуйте, поволите немцомъ поставити ропату[4] по их обычаю и вере, и место имъ дайте, где полюбят, занеже не будет их божницы зде, ино нашимъ церквамъ у ихъ не быти». Таже и посадникъ Добрыня за старость и за гости начат говорити: «Толко не будет наших церквей по немецкимъ городомъ, ино нашим гостем новгородцкимъ велми будет нужно». И архиепископъ и новгородцы, послушав посаднича совета и гостей своих челобитья, поволиша немцомъ поставити ропату, а место имъ укажет посадникъ, где будет прилично. И немцы избраша себе место посреди града, в торгу, где стоит церковь деревяна святаго Иоанна Предотечи.[5]
Посадникъ же Добрыня, ослеплен мздою и наученъ диаволомъ, повелелъ церковь святаго Предотечи снести на ино место, а то место отвелъ немцом. Предотеча же Господень не терпя вражия навета и его злаго советника, что испоругалъ святый его храмъ мзды ради. В нощи убо той услыша понамарь тоя церкви Предотечевы глас, глаголющь ему: «Заутра на третьемъ часу дневномъ иди на Великий мостъ[6] и повели новгородцемъ смотрити Добрынина посаднича чюда». И понамарь заутра възвести новгородцомъ, якоже слыша. И абие стекошася множество народа на Великий мостъ видети — что хощет быти?
И како же поеха посадник Добрыня с веча къ своей улицы чрез Волхово въ насаде[7] с людми своими, и внезапу прииде вихръ и, вземъ насад, възнесе на высоту яко боле дву саженей[8] и удари о воду. И ту потопе посадникъ Добрыня къ дну, а прочих всех переимаша в судех в малыхъ перевозники. И тако неводы, мрежами и ужи едва възмогоша вывлещи тело его из реки. За свое же лукавьство не получи и погребениа, яже есть обычай православнымъ.
Сия ми поведа игумен Сергий Островьского манастыря[9] от святого Николы, отець Закхиевъ, нынешнего игумена Хутиньского.[10]
О той же ропате. И якоже совръшиша немцы ропату свою, и наяша иконников новгородцких и повелеша имъ написати образ Спасовъ на ропатнемъ углу, на полуденней стране в верху, на прелесть христианом и на соблазнъ. И якоже написаша иконописцы образ Спасовъ на ропате, а архиепископа не доложа, и открыша покровъ, и абие въскоре томъ часе прииде туча з дождемъ и з градом, и выбило градом и место то, идеже былъ написан образ Спасовъ, и левкас[11] смыло дождемъ, якоже не явитися ни знамению писаниа.
Сиа же до зде.
О посаднике Добрыне. В годы правления наших благочестивых великих князей русских, когда жили новгородцы по своей воле и со всеми землями были в мире и союзе, прислали немцы от всех семидесяти городов послов своих. И били они челом архиепископу новгородскому, и посадникам, и тысяцким, и всему Великому Новгороду, говоря так: «Милые наши соседи! Дайте нам место у себя, посередине Великого Новгорода, где мы могли бы поставить божницу по нашей вере и нашему обычаю». И новгородцы ответили им, говоря так: «Милостью Божьей и его пречистой Богоматери и благословением и молитвой отца нашего господина архиепископа у нас, в вотчине государей наших, великих князей русских, в Великом Новгороде, стоят только церкви православные, нашей веры христианской. Разве может свет со тьмой соединиться? Так и ваша божница как может стоять в нашем городе?»
Степенным же посадником был тогда Добрыня. И немцы, услышав непреклонный ответ архиепископа и всего народа, по своему лукавству били челом посаднику Добрыне и дали ему посул великий. Об этом ведь и Соломон сказал: «Золота все послушаются». Посадник же Добрыня, вместе с злыми своими сообщниками, велел немцам вот что сказать старостам купеческим и купцам новгородским: «Если нашей божницы — храма святых верховных апостолов Петра и Павла — не будет у вас в Великом Новгороде, то и вашим церквам у нас, в наших городах, тоже не бывать».
И, услышав это, купеческие старосты и все купцы новгородские начали бить челом господину своему отцу архиепископу и всему Великому Новгороду, так говоря: «Окажите милость, разрешите немцам поставить свою ропату по их обычаю и вере, и место им отведите, где они захотят, потому что если не будет их божницы здесь, то и нашим церквам у них не быть». Тогда же и посадник Добрыня в поддержку старост и купцов начал говорить: «Если не будет наших церквей по немецким городам, тогда и нашим купцам новгородским очень будет плохо». И архиепископ, и новгородцы, вняв совету посадника и челобитью своих купцов, разрешили немцам поставить свою ропату, а место им укажет посадник, где подойдет. И немцы выбрали себе место посередине города, на торгу, где стоит деревянная церковь святого Иоанна Предтечи.
Посадник же Добрыня, ослепленный мздой и подстрекаемый дьяволом, велел церковь святого Предтечи перенести в другое место, а то место отвел немцам. Предтеча же Господень не стерпел навета дьявола и козней его злого сообщника, который надругался над святым его храмом за мзду. В ту же ночь услыхал пономарь той церкви Предтечевой голос, сказавший ему: «Завтра, когда наступит третий час дня, иди на Великий мост и вели новгородцам смотреть на чудо, которое свершится с Добрыней-посадником». И пономарь назавтра возвестил новгородцам об услышанном им. И сразу стеклось множество народа на Великий мост смотреть — что же произойдет?
И вот когда посадник Добрыня с людьми своими поехал с веча на свою улицу в насаде через Волхов, то внезапно налетел вихрь и, подхватив насад, поднял его на высоту более двух саженей, и ударил им о воду. И тут пошел посадник Добрыня ко дну и утонул, а остальных всех выловили перевозчики на малых судах. А тело Добрыни неводами, сетями и веревками едва смогли извлечь из реки. За свое лукавство не удостоился он погребения, какое свершается по православному обычаю.
Это рассказал мне Сергий, игумен Островского монастыря святого Николы, (духовный) отец нынешнего игумена Хутынского монастыря Закхея.
О той же ропате. Когда немцы построили ропату свою, то наняли новгородских иконописцев и велели им написать образ Спасов на ее стене, на южной стороне вверху, чтобы прельщать и соблазнять христиан. И вот когда написали иконописцы Спасов образ на ропате, не сообщив об этом архиепископу, и сняли покров, то сразу в тот же час нашла туча с дождем и с градом, и выбило градом то место, где был написан образ Спасов, и левкас смыло дождем, так что и следа не осталось от того, что было изображено.
На этом закончим.
Повесть эта входит в число тех памятников новгородской литературы, в основе которых лежат устные легенды местного происхождения. Β произведении ярко отразились особенности новгородского средневекового быта, обусловленные тесными торговыми связями Новгорода со странами Западной Европы. Торговые интересы новгородских купцов заставляют новгородцев согласиться с постройкой в городе неправославного храма; но сторонникам чистоты православия трудно примириться с этим, и вот создается легенда, согласно которой посадник Добрыня, за взятку потворствовавший немцам и отведший под их божницу то место, где раньше стояла православная церковь, жестоко наказан. Римско-католическая церковь действительно существовала в Новгороде и была основана там очень рано (в летописных записях упоминается уже в XII в.). Посадник Добрыня — историческое лицо, он был посадником в начале XII столетия (ум. в 1117 г.). В. Л. Янин считает, что «существуют заметные признаки достоверности этой легенды» (Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 88, примеч. 173). Сама легенда, по-видимому, возникла очень рано, не позже XII в., но «Повесть» была написана значительно позже. Β тексте ее названы игумен Островского монастыря Сергий и игумен Хутынского монастыря Закхей. С. О. Шмидт («Предания о чудесах при постройке новгородской ропаты». — Историко-археографический сборник. Изд. МГУ, 1962, с. 319—325) обратил внимание на то, что имя игумена Островского Никольского монастыря Сергия названо в новгородских грамотах начала второй половины XV в. Е. А. Рыбина («Повесть ο новгородском посаднике Добрыне». — Археографический ежегодник за 1977 год. М., 1978, с. 79—85) отметила, что хутынский игумен Закхей назван в грамоте, датируемой 1477/78 г. Следовательно, Повесть не могла быть написана ранее второй половины 70-х гг. XV в. Ярко выраженная антибоярская направленность Повести, слова в начале ее ο новгородской независимости, явно ощущаемое в Повести осуждение новгородских обычаев, — все это говорит ο том, что она была написана уже после утраты Новгородом самостоятельности, т. е. опять-таки не ранее конца 70-х гг. XV в.
Мы не можем сказать, какова была направленность первоначальной легенды ο Добрыне, но характер Повести свидетельствует, что произведение это было создано в демократической среде и в Повести на первый план выступают уже не религиозные мотивы, а антибоярские: обличается продажность посадника, его готовность посягнуть за взятку на самое святое для новгородцев.
Повесть публикуется по списку первой половины XVI в.: РГБ, Волоколамское собр., № 659, лл. 352—354.