Библиотека литературы Древней Руси. Том 7 (Вторая половина XV века)

ОРИГИНАЛ

Благослови, отче![245]

Понеже убо онем великым божественымъ мужем, иже въ посте и подвизе просиавшим, иже потолику велику победу на враги мужескы показавше и мира сего вся красная и суетная, иже вмале услажаемая, преобидевъша, проразумевъше, яко вся суть временъная, потом без вести бываемая — аще велика, аще мала — подобна сени и сну преходяща или цвету утренему, иже при вечери усыхающу и отпадающу — техъ убо святых житиа же и повести и древним онем списателемъ нужна бяху и неудобна яже о нихъ подробну написати ради тех высокого житиа и любви еже къ Богу, ныне же последняго рода нашего кто житие тех изрещи възможеть или по достоинъству похвалити, ихже житию и сами аггели удивишася и похвалиша, ихже имена написана быша на небесехъ — иже Пресвятаго Духа силою крестъ на рамо вземше и многокозненаго и прегръдаго змиа своими ногами, посрамивше, низложиша и конечному безъвестию предашя, и сего ради Царствиа Небеснаго сподобишася, и тем райскиа двери отвръзени быша, и внидоша, радующеся, в радость Господа своего?

Но понеже не тако просто святым похваляемым, яко от нас похвалъ требующе, но яко похвала святыхъ обыче на Самого Бога въсходити и превъзноситися — и в лепоту, Спасъ бо Сам рече: «Приемляй вас Мене приемлет»,[246] «Слушаяй вас Мене слушаеть».[247] Не бо о единех апостолехъ сие речеся, но и о всех святых, иже верою работавших Ему.

Иное же похваляем святых, яко инех въздвигнути хотяще къ зелному тех преизящьству и любве еже къ Богу. Сихъ бо похвалъ послушающим и Богови вниманиемъ тех внимающих и отсюду приходящим боголюбезных и в самехъ тех повестей произволяющим пребытокъ обилный и много мздовъздание, паче же помышляюще: «Такови они человеци беху, якоже и мы, и подобострастни прочим человеком, но не бяше тех произволение, якоже прочим человеком». Но вместо телеснаго покоя изволиша зелныя труды и болезни, и вместо сна всенощное стоание, и вместо веселиа радостнотворный плачь, и вместо человечьскых молвъ выину съ Богомъ беседование. И к Нему, якоже по некыих степенех, дьнь от дьне приближающеся, и глас всегда тех бяше: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое!».[248] Не бо ти уклониша сердце свое въ словеса лукавствиа, ниже елей грешникъ техъ помаза главы, но бяху ревнующи онем древним Богу угодившим мужем, ходивъшим въ овчинах и козияхъ кожах, по вся дьни лишаеми, скорбяще, злостражюще, в пустынях скитающеся, въ горах и вертьпах, в пропастех земных Господеви работающе и въ своихъ удехъ Господа прославляюще. Темже и Богъ тех прослави, якоже пишет: «Прославляющаа Мя прославлю».[249]

Отнуду же иже въистинну ныне похваляемый нами всесветлую вину настоащаго слова предлежить. Днесь основанию начало приати хощетъ — иже сихъ ревнитель достохвалный Кириилъ да глаголеться.

Помыслит же кто, яко иныя ми земли суща и не ведяще опасно яже о святем. И въправду, не бо своима очима видехъ того блаженнаго, ниже пакы что таковых бываемое, но, еще ми сущу далече, слушах о святем, колика чюдеса творить Богъ его ради, — зело удивихся. И сего ради, овогда повеленъ бывъ тогда самодръжцем великым княземъ Василием Василиевичем[250] и благословениемъ же Феодосиа митрополита всеа Руси[251] приити въ обитель святаго и тамо своими ушесы слышати бывшая и бывающая чюдеса от богоноснаго отца, темьже и великъ труд подъемъ далечяйшаго ради растоаниа местом. Но понеже усердиемъ и любовию еже къ святому, якоже некыим ужемъ длъгымъ, влеком, путь преидох и обитель святаго достигъ.

Видехом тамо настоателя тоя обители Касиана именем,[252] достойна игуменом глаголатися, мужа, от многых лет въ трудех постничьскых състаревшася. Сей убо множае начат ми глаголати нечто о святем написати, бяше бо велию веру имея къ блаженному Кирилу, иже самовидець бяше блаженаго и многым его чюдесем сказатель ми истинный бысть. Обретох же тамо и иных многыхъ от ученикъ его. Яко столпи непоколебимии въистинну пребывающе, иже многа лета живше съ святым, въ всем ревнующе учителю своему, якоже научени бывше отъ него. И ничтоже предела отечьскаго не разорися от них, но тако пребывающе бяху благодатию Христовою в постех и в молитвах и бдениихъ, безмолствующе: якоже видяше отца творяща сиа, тщахуся собою и делы исправити, якоже бы рещи: «Сии — род ищущих Господа и ищущих лице Бога Иаковля».[253] Паче подобно глаголати: «Сии — древеса доброплодна, ихже насади Господь Богъ нашь».[254] И бяше видети образъ техъ житиа доволенъ и кроме писаниа къ извещению тех добродетелей.

Ихже азъ въпросивъ о святем, начаша беседовати ко мне о житии святаго и о чюдесех, бывающих от него: овъ — сиа, ини же — подобна тем. И на многы различны части глаголанна бе святаго действиа. Елма же азъ слышавъ от самовидца того житиа паче же достовернейшая отъ самого того ученика Мартиниана именем,[255] бывшаго игумена тезоименитнаго манастыря, Сергиева зовома, иже от малаго възраста живша съ святым Кирилом, иже ведый известно о святем. Съй по ряду сказаше мне о нем, ихже слышавъ, зело удивихся.

Темьже желаниемъ и любовию еже къ святому множае огня разждигаем, аще и грубъ сый, не наученъ внешней мудрости, но понеже понуженъ бывъ и разсудивъ, яко неподобно святаго чюдесем по разньству глаголатися, и сиа вся, елика слышах, въедино събравъ и помощи убо Божиа прося, святаго же и приснопамятного отца боговещателных молитвъ надеяся, по достижному къ иже по Бозе живущим истине дателем опасним, руку прострох къ повести, яко да не умолчано будет праведное и да не забвению глубине предано будет иже пред многыми леты бывшее, но на общую всем преложится ползу хотящим слышати, якоже явить и ныне.

Съй убо преподобный отець нашь Кириилъ родися от благочестиву и христиану родителю. Крестиша и во имя Отца и Сына и Святаго Духа и нарекоша имя ему въ святемь крещении Козма. Устрабившу же ся отроку и божественому Писанию извыкшу, прочее растущу ему въ всяком благовеинъстве и чистоте и просвещеном разуме, и сего ради от всех любим бывает и почитаем. Таже иже посреде время преиде, и родителя его, земная оставльше, к Господу отходят, того же предиреченнаго Козму, сына своего, предавше сроднику своему Тимофею именем.[256] Бяше бо тъй предиреченный Тимофей околничий у великого князя Дмитреа, богатьствомъ и честию паче инех превосходя тогда, Сему бо яко сроднику своему вручает сына своего, еже пещися и промышляти яже о нем. Богъ же, иже сирым отець и скорбящим утеха, свыше зряше, проведый же напоследокъ хотящаа быти от него и яже имяше въ серци добродетель.

Прежереченный же Козма, о немже нам слово, яко виде родителя своа къ Господу отшедша, въ мнозе размысле бяше и недоумеяшеся, что сътворити. Желаше же и въ иноческая одеатися, но никтоже смеаше руковъзложение сътворити о нем ради велможа оного. И тако бяше прилежа къ церкви Божии, постомъ же и молитвами преспевая. Видев же предиреченный Тимофей тако въ благых преуспевающа, множае паче начатъ любити его за бывающую в нем добродетель, темже и зело радовашеся о немъ. Елма же доспевшу ему в муж съвръшенъ, сподобляет и седаниа на трапезе с собою, по мале же и на казначий бывает его имению.

Но онъ тако в мысли своей дръжаше, якоже и прьвее: како бы възмоглъ быти инокъ, — рачением же симъ и любовию къ Богу, якоже некым огнем распалаем. И сего ради в печали мнозе бяше о сем и никомуже тайну свою поведати смеаше, но тако въ уме си дръжаше и по манастыремъ отходя, где бы моглъ улучити желаемое ему иночьское пребывание. Но не мощно ему бяше от преждереченнаго велможа. Что же онъ? Аще и мирьская ношаше, но вся иноческая дела тому бяху; глаголю же постъ и молитва, и милостыня, и прьвее всех къ церкви хожение, конечное же и выше всех телесная чистота и незлобие, с неюже всякъ узрит Господа. Поминаше же слово, глаголющее: «Блажени чисти серцем, яко те Бога узрят».[257] Темьже и всем тогда и преже иночьскаго житиа инок познавашеся. Что же по сих?

Богъ, хотя желание оного Козмы исполнити, споспешьствова ему таковым смотрениемъ сице скончати ему иже от многых лет иноческаго образа желаниемъ образом сицевым.

Случися убо приити Махрищьскому игумену Стефану,[258] мужу сущу в добродетели съвръшену, всем знаем великаго ради житиа. Сего пришествие уведевъ, Козма течеть убо с радостию к нему, много бо время преиде, отнелиже ожидааше его. И припадаеть къ честным того ногам, слезы от очию проливая, и мысль свою сказуеть ему, вкупе же и молить его еже възложити на нь иночьскый образъ. «Тебе, — рече, — о священная главо, от многа времени желах, но ныне сподоби мя Богъ видети честную святыню твою. Но молюся: Господа ради не отрини мене грешнаго и непотребнаго, подражавъ своего Владыку: Он бо не отрину, но приимаше грешникы — мытаря же и блудника. Темьже убо и ты мене приими грешнаго, якоже Онъ тех приалъ есть. Твоа бо, — рече, — и твоеа святыни дело се, аще въсхощеши». Сиа же и ина многа глаголющу и молящуся ему, и понеже игуменъ Стефан умилися о словесех его, видевъ толико усердие и плач, и от сего разумевше, яко съсудъ хощет быти Святому Духу, еже и бысть последи. Сиа же бяше Божиа смотрениа бываемое, но паче Оного промышлениа бяше дело.

Темьже и от слезъ велит ему престати, глаголя: «Престани, чадо. Якоже изволится Богови, тако и будет». И тако помышляше, како и коим образом възложити на нь иночьский святый образ и сътворити его инока. «Аще, — рече, — възвестим вышереченному Тимофею, но не попустит сему быти. Аще ли пакы и молим его, но не послушает нас». Умысли же и таковое, еже просто тако и несъвръшено възложити на нь иночьская, еже и сътвори.

И възложив бо на нь иночьское одеание, и нарече имя ему Кирил, прочее же на Божии воли остави. И тако сему бывающу, приходит предреченный Стефанъ к Тимофею оному, тому же от мирскых молвъ опочинути хотящу в полудне. Пришедшу же Стефану къ дверем и тлъкнувшу, възвещено бысть Тимофею приход Стефановъ. Имяше же велию веру къ Стефану игумену, и яко прииде Стефан, въставъ Тимофей и поклонися ему, благословениа прося. Елма же к сим игуменъ Стефан: «Богомолець вашь Кириилъ благословляет», — рече, оному же въпросившу от именованиа, и «Кто есть Кириил?» — глаголаше. Игуменъ же отвеща: «Козма, — рече, — бывший слуга вашь. Ныне же ему изволися быти иноку, Господеви работати и о вас молити». Онъ же, яко услыша, тяжко си внят слово, вкупе же и скорби исполнився и некая досадителная изрекъ словеса Стефану. Стефанъ же игуменъ, стоя, рече: «Повелено ны есть от Спаса Христа: “Идеже аще приемлютъ вас и послушают, ту пребывайте, а идеже не приемлют вас ниже послушають, исходяще оттуду, и прахъ ихъ прилепший от ногъ ваших отрясайте пред ними въ сведетельство им”».[259] И тако Стефанъ прочее отиде, ничтоже ино глаголавъ.

Жена же того Тимофея, Ирина именем, благочестива и боящися Бога, тяжко си внят Стефаново, паче же Христово, слово. Начят мужа своего увещавати, яко такова мужа оскорби, паче же поминаше реченное тем слово. Мужь же ея раскаявся о словесех, глаголанных къ Стефану, ведый его мужа свята. Темже и въскоре посылаеть възвратитися к нему. Тому же пришедшу, Тимофей прощениа прошаше, вкупе же и Стефанъ прощение приносяше. И сему тако бывающу, и Козму, нареченнаго Кириила, остави на своей воли быти ему, якоже хощеть. И тако Стефанъ отиде, радуяся, яко приобрет брата.

Пришедшу же ему, възвещает Кириилу вся, елика сътвори Богъ о нем. Тогда Кириилъ свобод от всех бывъ, радуяся бяше, хвалениа велия Богу исповедуеть и Пречистей Его Богоматери, отнудуже и Стефану благодарение велие въздааше. Темже и вся, елико имеаше, расточи и дасть убогым и ничтоже себе остави ради телесныа нужда. Не помянувъ ктому ни старости, ни продлъженых лет живота, но от всех нагъ бывъ, никоеяже споны имея, ниже попечение, по Глаголющему: «Не пецитеся о утренем».[260]

И сему тако бывающу, отходит игуменъ Стефанъ в монастырь Пречистыя Успению на Симоновъ нарицаемо, поим съ собою Кириила. И тако предасть его въ руце архимандриту тоя обители Феодору именем,[262] мужу велику въ добродетели и в разуме. И ту абие Феодоръ приемлет его с радостию и тако постризает его съвръшено и дасть ему то же наименование Кириилъ.

Бяше же тогда имеа житие в монастыри том некто Михаилъ,[263] иже последи бысть Смоленьску епископъ, мужь велико житие по Бозе преходя въ молитвах и въ посте и бдениихъ и въ всяком въздержании. Сему бо Кириил ученикъ Феодором врученъ бывает. Сего видевъ, Кириилъ възревнова добродетелному его житию и всем умом повиновашеся ему. И опасно зряше того в молитвахъ протяжное, безъгневное же и въ трудех любомудрое житие, видевъ же того безмерныа труды, тщащеся собою вся та исправити. И тако бяше старцю повинуяся въ всемъ, и сице с постом вменяше наслаждение, и въ зимное время наготу вменяше теплоту, и тако великым въздръжаниемъ всякым томяше плоть свою, по реченному: «Плоть изнуряа, душю же просвещая». Сна же мало нечто приимаше, и сиа тому седящу. Моляше же и старца чрез два или три дни ясти, но не попусти ему старець, но повеле ему съ братиами хлебъ ясти, и сиа не до сытости. Егда же старець в нощи Псалтырь чтяше, сему повелеваше поклоны творити, и сие многажды бываше до времени клепанию.[264] В соборе же тщашеся прьвее всех обрестися на пении.

Глаголють и сии, яко внегда стояти оному Михаилу нощию на своемъ обычнем правиле, с нимъ же и святому Кириилу стоащу. И егда случашеся старцю Михаилу ис келии изыти, тогда многыми виды преобразующася диавола видяше Кириилъ, странными некими и страшными образы хотяще святаго устрашити. Но Исусовымъ званиемъ сии без вести бываху. А иногда же Михаилу сущу съ ним в келии на правиле, слышашеся отвне тутьны некиа и толкание въ стену. Но обаче силою крестною по молитве без вести бывааху.

Бысть же у великого того подвижника время немало, никоея же своеа воля имый, токмо неразсуднаго послушания. По сем же повелениемъ архимандрита Феодора отходит въ хлебню и тамо болми начят въздержатися, воду нося и дрова секый и хлебы тепьлыя братиамъ принося, темже и теплыя молитвы от них приимаше. И понеже много спешение еже въ службе показаше — толико бо стоаше на молитве, яко иногда всю нощь без сна пребывати, и се многажды творяще — темьже и от всех чюдимъ и похваляем беаше. Ядь же его бяше толико егда отъ глада не пастися ему, иногда же тако ядяше, яко да токмо братии не познано будеть его въздержание. Питие же ничтоже ино не бяше кроме единоа воды, и тъ въ жажду — и сице убо многыми времены. Плоти своей врагъ немилостивый бываше, поминая апостольское слово: «Егда телом немощьствую, тогда духом силенъ есмь».[265]

Егда же по некоему времени случашеся святому Сергию приити в монастырь Владычица нашеа Богородица ради посещениа братиничя своего, архимандрита Феодора, и прочихъ иже тамо братий, прьвее всех прихождаше въ хлебню къ святому Кириилу и наедине на многь часъ беседующе беаху о ползе душевней. Якоже рещи, обою душевную бразду делающи: овъ сеа семена добродетели, ов же напоая слезами, «Сеюще бо съ слезами, радостию пожнуть».[266] И сим тако беседующим час или множае, тогда уведевъ архимандритъ Феодоръ пришествие блаженаго Сергиа, абие съ братиами прихождаше к нему и любовьное о Христе целование приимаху. И отсюду бо удивление бяше всем, яко всех оставль, и самого архимандрита Феодора, к тому единому Кириилу прихождааше. Темже отъ всехъ чюдим бяше и хвалим. Тъй же, утаитися хотя, подобно оному страдаше, иже въ тме светило посреди стъкла утаити хотящему. Сътвори же въ хлебни время немало.

Таже посылаем бывает въ магерницу, сиречь в поварню, и тамо болми въздержашеся, в памяти всегда имеа огня неугасимаго и вечнаго мучениа, ядовитаго червиа. И на огнь часто взирая, глаголаше к себе: «Терпи, Кирииле, огнь съй, да сим огнем тамошняго възможеши избежати». И оттого толико умиление дарова ему Богь, яко ни самого того хлеба могущу ему без слезъ вкусити или слова проглаголати. Темже вси, видяще его толико труды и смирение, не яко человека, но яко аггела Божиа посреди себе имеаху. Он же, утаити хотя зрящим добродетель, юже имеаше, урод мняшеся быти притворениемъ, яко да не познан будет подвигомъ делатель.

Темже начат некая подобна глумлениа и смеху творити, егоже виде настоатель запрещение тому даяше, рекше епитемию, о хлебе и воде дний 40 или множае. Он же с радостию сиа приемляше и усердиемъ пощашеся, и пришедшимъ уреченым от отца поста днемъ, и Кириилъ пакы иное уродство творяше, яко да множайшее запрещение прииметь от настоателя, еже и бываше. Иногда бо и въ шестих месяцехъ повеленъ быв настоателем ничто же ино вкушати, токмо хлеба и воды. Тъй же блаженый Христа ради урод, егда запрещение приимаше, много радовашеся, яко свобод бывъ поститися, рекше, яко да рекуть, зряще тако постящеся: «Запрещениа ради постится, а не по своей ему воли». Якоже горделивый славам и честем радуется, тако смиреномудрый о своем бесчестии и уничижению радуется. И понеже сиа, якоже рекохом, многажды творяше запрещениа ради, дондеже уведе настоатель, яко смирениа ради тако притворяет уродство, и тако прочее, аще творяше смеху подобно, но запрещение не даяшеся ему. Ведяху бо вся, яко Бога ради сиа творить, утаити хотя своего смирениа любомудрие.

И прииде же ему по сих помыслъ еже изыти от поварни въ келию — не покоя ради, но яко да от безмолвиа болше умиление стяжати в келии. И сиа не на своей воли имяше, ниже настоателю глаголаше, но вся на Пречистую възлагаше, глаголя: «Аще Пречистая сама въсхощеть, весть бо еже ми будеть на ползу сиа творить». И абие помолившуся ему, помысли архимандрит некую книгу писати и сего ради блаженому Кириилу повелевает изыти от поварни в келию и тамо книгу писати. Яко услыша Кириилъ, отиде в келию, разсудивъ, яко Пречистая его не презре, но прошение его приатъ.

И тамо тако подвизашеся въ писаниих и молитвах, нощьных коленопреклонениих. Но не толико ему бяше умиление, елико въ поварни бяше, темже Пречистую моляше даровати ему умиление, еже прежде имяше.

Помале же убо настоатель пакы и в поварню посылаеть его братиамъ службу съвръшати. Кириилъ же рад бысть, яко сие услыша, и иде прочее въ поварню, и пакы множайших подвигъ касашеся, и множае оттуду умиление стяжа. Пребысть же святый в той службе 9 лет въ всяком въздержании и злостраданиихъ, въ дни отъ огня угараем, в нощи же студению померзаемъ. Не бо в техъ летех взыде овчяа кожа на тело его, но тако страданми удручаше тело свое.

Посемъ же повелениемъ настоателя и священьству сподобляется. И служаше по неделям, якоже и прочии священници. И егда простъ бываше чредина своего, пакы в поварню отхождаше и службу съвръшаше, якоже и прежде. И тако многа времяна бяше тружаяся.

Потомъ же в келии безмолъствовати начатъ. Но повелениемъ великаго князя и благословением митрополита и всего церковнаго събора избранъ бывает архимандритъ Феодоръ на Ростовьское архиепископство, блаженаго же Кириила поставиша вместо Феодора архимандритом. Темже отсюду болшим трудом касаашеся, труды къ трудом прилагаше. «Емуже, — рече, — много дано будеть, множае и взыщется отъ него».[267] И пакы: «Тако да просветится свет вашь пред человекы, яко да видят ваша дела добрая и прославят Отца вашего, иже есть на небесех».[268] Темже тако бывающу и манастырьская добре правяхуся. Николиже бо възнесеся мыслию сана ради высоты или что от въздержаниа остави, но тако пребываше, въ всем съблюдая свое смирениа любомудрие. Къ всемъ бо — великым и малым — нелицемерну любовь имяше и всех радостию купно творяше: приимаше старых убо яко братию, юных же яко чада. Темьже от всех славим бяше и почитаем.

Мнози отвсюду князи и велможи прихождаху к нему ползы ради и того безмолвие пресецаху, темже помысли оставити начальство и в келии безмолъствовати, еже и сътвори, оставль бо настоательство и в келию свою отиде. Братиамъ много молившим его же не отлагати настоательства санъ, но тъй никакоже послушаше их и тако прочее въ тризнище подвига болшаго вшед — безмолъствовати начятъ, никоеже ими попечение от внешних.

Елма же убо сим тако бывающим, понеже не мощно бяше обители без настоятеля быти, възведоша на архимандрию некоего Сергиа Азакова — последи же бысть и епископомъ на Резани — вместо блаженаго Кириила. И Кириилу безмолъствующу; но не мощно бяше граду укрытися, верху горы стоащу. Елико бо онъ славы человеческиа бегает бяше, толико убо Богъ множае прославляше его. Темже вси прихождаху к нему от различныхъ странъ и градовъ ползы ради. Бяше бо и слово его «солию растворено»,[269] и вси въсласть послушаху его. Видев же иже въ него место поставленъ архимандритъ Сергий Азаковъ, яко мнози отвсюду приходят къ блаженному Кириилу, себе же яко презираема зря, начат зело негодовати на блаженнаго. Последовашя бо ему реченное премудрым: «Не весть злоба предпочитати полезное, ниже зависть оставляеть познати истинну».[270]

Но что убо блаженный Кириилъ творить по сих, яко позна убо зависть от Серьгиа, бывающу на нь? Не оскорбися, ни же тому пререкова, ни гневу место даеть. Отходит оттуду въ древний монастырь Рожества Пречистыя и тамо безмолъствуеть бяше. Помышляше же се еже негде далече от мира уединитися и тамо безмолствовати. Много с таковым помыслом боряшеся, выну моляся Богу и Пречистей Его Матери, глаголя: «Пречистая Мати Христа Бога моего! Ты веси, яко всю мою надежю по Бозе на тебе възложихъ от юности моея. Ты убо, якоже сама веси, настави мя на путь, в немже възмогу спастися». И тако ему многащи молящуся.

Бяше же обычай святаго по многом своем правиле и славословениих въ глубокий вечеръ, егда хотяше нечто мало сна вкусити, и абие последи Акафисто Пречистыя[272] пояше. Тако бо всегда творяше. Случи же ся ему въ едину от нощий молящуся, вечеру глубоку сущу, и Акафисто Пречистей по обычею поющу пред образом ея, и егда доиде места, писаннаго въ икосе,[273] «Странно рожество видяще, устранимся мира и умъ на небо преложимъ», абие слышит гласъ глаголющь: «Кирииле, изыде отсюду и иди на Белоезеро, тамо бо уготовах ти место, в немже можеши спастися». И абие съ гласом онем свет велий явися тогда. Отворив же оконце келии, видит свет, сиающь къ полунощнымъ странамъ Белаго езера. И гласом онем, яко перстом, показаше место то, идеже и ныне монастырь стоит. Темже святый Кириилъ от гласа оного и видениа радости многы исполнився. Разуме бо отъ самого того гласа святаго и видениа, яко не презре Пречистая прошениа его, и всю нощь бяше дивяся бывшему съ гласом видению, и не бяше ему она нощь яко нощь, но яко день пресветлый.

И понеже убо сим тако бывающим, по мале времени прииде Ферапонтъ[274] от Белаезера, едино пострижение имый съ святым. Начат же его блаженый Кириилъ въпрашати, есть ли места тамо на Белеезере, идеже мощно безмолъствовати иноку. Ферапонтъ: «Ей, зело, — рече, — суть многа места къ уединению». Блаженый же видениа ему не поведа, но тако просто въпрашаше его. Таже по времени, съгласившеся, оба изыдоша отъ монастыря, идеже святый жилище имяше.

И тако, Богу поспешьствующу им, пути касаются и многы дни шествие творяще, и приидоша на Белоезеро. И тако обхожаху многа места, но нигдеже святый не възлюби места к житию, но искаше указанного ему места, на неже Пречистою преже, еще си в древней обители, званъ бяше.

По обхождении же многых местъ, последи приидоша на место, идеже ныне манастырь стоит. И абие позна святый прежде указанное ему место и взълюби его зело. И сътворивъ молитву, и рече: «Се покой мой въ векы века. Зде вселюся, яко Пречистая изволи его. Благословенъ Господь Богь отныне и до века, иже услыша моление мое». И тако крестъ въдрузивше на месте, и благодарный канонъ отпевше в похвалу Пречистые Владычице нашея Богородици и Приснодевыа Мариа. Тогда убо блаженый Кириилъ вся явленна сътворяеть спутнику своему Ферапонту, — како Пречистая явися ему еже въ древней обители и глас, бывший къ нему, еже изыти отъ древняа обители и в сиа места приити. «Еже и не погрешихъ, — рече, — помощию наставляем Пречистыа Богородица». Ферапонтъ же услыша, и оба прославиша Бога и Пречистую Его Матерь.

И тако нача копати келию въ земли, а прьвее сень потыкше. И тако сему бывающу, и время некое препроводивше вкупе. Но не съгласни бяше обычаи в них: Кириилъ бо тесное и жестъкое хотяше, Ферапонтъ же пространное и гладкое, и сего ради другъ от друга разлучашеся: блаженый же Кириилъ остася на месте том, Ферапонтъ же отиде прочее оттуду — не далече, но яко 15 поприщь или нечто мало множае, и обретъ место тамо близъ езера Паское зовомо, и ту вселися, и церковь създа тамо во имя Пречистыа Владычица нашея Богородица и Приснодевы Мариа, честнаго ея Рожества. Събраша же ся и братиа к нему. Есть же монастырь на месте том зело красенъ, много имуще братий, Господеви работающихъ, даже и до сего дне. Темже и монастырь онъ прозвася Ферапонтовъ даже и доднесь.

Место же оно, идеже святый Кириилъ вселися, боръ бяше велий, чаща, и никому же ту отъ человекъ живущу. Место убо мало и кругло, но зело красно, всюду, яко стеною, окруженно водами. Глаголють же тако, яко тамо живша земледелца некоего Исайю именемъ близ места того, идеже ныне манастырь есть Пречистыя. Пред многыми леты пришествиа святаго Кириила звонъ велий слышашеся от места того. Пред пришествием же святаго не токмо звонъ слышашеся от места того, но яко и певци поюще бяху. Сие же не единому Исайе звонни и гласи слышахуся, но и многим окрестъ места того живущим. Темже и прихождааху мнози въ время звона, хотяще известно уведети, откуду звони и песни. Но сиа ушесы слышаху, и очима же ничтоже можаху видети, но токмо дивляхуся и не просту быти вещь познаваху.

Святый же, якоже преже рехом, ископа келию в землю и в ней подвизашеся противу невидимаго врага кознем. И прихождаху к нему два христианина, въ окрестъных местех святаго живуще: Авъксентие именемъ, прозванием же Вранъ нарицаем, другый же Матфей, Кукосъ нарицаем, иже последи бысть пономарь[275] тоя обители. Ходящу же святому по той пустыни, и темъ двема человеком с ним, ненавидяй же добра врагъ, ведый, яко оттуду изгнанъ быти хощеть святым, и сего ради на нь подвизается, наложи бо сонъ таковъ святому, яко и стоати от сна не могущу и хотяше мало възлещи. Рече же къ сущим с ним человекомъ: «Пождита вы ту, дондеже мало усну». Они же не оставляху его, глаголюще: «Иди въ келию свою и тамо покой приимеши». Он же, не могый братися, побежаем сном, но видевъ место таково къ упокоению сну, възлеже мало поспати. Уснувшу же ему толико, абие слышить глас, напрасно глаголющь: «Бежи, Кирииле!» Онъ же, отъ необычнаго гласа въспрянувъ, прочее от места отскочи. И абие въ том часе вражиимъ наветомъ древо велие падеся и удари въпрекы место, на немже святый лежаше. Разумевъ же святый диавольское наветование быти, темже яко добръ и съвръшенъ подвижникъ истинне моляше Господа и Пречистую Его Матерь еже отъяти сонъ от него, еже и бысть, многащи бо день и нощь без сна пребывая, яко мощи до конца победити безсониемъ съпротивным. Диаволъ же виде, яко ничтоже възмогоша ухищрениа его, сего ради яко посрамленъ прочее отиде множае побеженъ, нежели победивъ. Сиа убо о сем тако.

По семъ же святому лесъ посекшу и место отребившю и въ едино събравши хврастие оно, мысляше бо зелие некое насеяти, заеже быти скудно место бяше и пусто. И тако хврастие оно зажегшу, но и тако диаволъ не преста, ратуя на святаго: ветру велию бывшу, и дыму съ пламенем отвсюду святаго окружившу, и от дыму не ведущу, камо бежати. И абие видит некоего человека въ образе предреченнаго Матфея Кукоса, имша за руку, глаголюща ему: «Иди въслед мене!» И абие изыде ничимже не вреженъ бывъ, но съхраненъ помощию Владычица нашеа Богородица.

Мало же время иже по сих преиде, приидоша два брата къ святому от Симонова, любима ему, паче же и единомыслена ему, имя единому Зеведей, и другому же Дионисие. Ихже видевъ святый и зело възрадовася, и приатъ их с великою любовию, и сице бяху тому съжительствующу. И бяху Зеведей и Дионисие съ святым живуще, вся, елика видяху от него, тщахуся таковая и делом исправити, еже и бываше по силе темъ. Таже по сих начаша приходити къ святому мнози отвсюду, овы ползы ради, инии же хотяще съжительствовати с ним. Моляху его еже сподобити ихъ иночьскому образу, он же по мноземъ прошении приимаше техъ и сподобляше ихъ аггельскаго образа. И прииде же к нему Нафанаилъ некто, иже последи бысть келарь[276] тоа обители, и инии неции от братиа приидоша к нему.

Некый же человекъ, Андрей именемъ, близъ обители святаго живяше. Ненавидети начат святаго, заеже ту вселися святый. Съ убо Андрей, диаволом наученъ бывъ, помысли еже съжещи святаго. И единою нощию ему пришедшю, страх велий нападе на нь, и сего ради прочее от страха побеже. А иногда же ему пришедшу глубоко в нощи, и, огнь къ стене приложивъ, прочь бежаше, да не уведенъ будеть злым делатель. И отшед негдь далече, стоаше, зря, когда келиа сгорить съ святым. Но ничтоже бяше видети: он бо толико отхожаше, и огнь угасаше. Сиа же многажды творяше, но паче безделен или, якоже бы реши, посрамленъ отхождаше помощию Пресвятыа Богородица. И огню тогда святаго устыдевшюся, еже горети паче погасаше. Видев же преждереченный Андрей и убояся. Ово страху нападающу на нь, овогда же и огню не могущу горети.

Абие же въ чювъство прииде, познавъ свое съгрешение. Приходить къ блаженному и, свой грехъ обнаживъ, начат каятися, исповедуя святому, како хотяше съжещи его, и како огнь угасаше, и како страх нападаше на нь, егда хотяше пакость сътворити святому. Святый же, наказавъ человека того не послушати того лукаваго съветы, прочее отпусти его. Сам же начят пети канонъ благодарениа Богородици, святым своим покровомъ его покрывающи.

По мале же пакы тъ Андрей приходить къ святому, святый же иночьскому образу сподобляет его. И тако прочее пребываше в послушании блаженаго Кириила, дондеже къ Господу отиде. Сиа убо самъ всем братиамъ, каася, поведаше.

Но понеже убо братиамъ тогда съ святым суще, нужда бысть церковь въздвигнути ради общаго събраниа. И помолиша блаженаго о създании церковнем. Но понеже место оно далече человечьскых жилищь отстоаше, и древодели не бяше, и сего ради вся братиа нужно си имяху. Святый же Кириилъ, якоже обычай ему бяше исперва, вся, еже аще требоваше, на воли Пречистей възлагаше быти, иже никогдаже прошениа не погрешаше. И тако молитвовавъ къ Пречистей, и древоделники, никымь же позвани быша, приидоша. И тако церковь поставлена бысть во имя Пресвятыа Владычица нашеа Богородица и Приснодевы Мариа, честнаго еа Успениа.

Слышано же бысть иже въ странах тех живущим, яко церковь поставлена бысть, и обитель хощеть умножитися, и удивляхуся убо, паче же и помышляху, яко Кириилъ многа имениа принося с собою, и паче еже слышавше, яко архимандритъ бяше Симоновъской обители былъ, и оттуду стяжаниа велика привнидоша ему.

Темже некий боляринъ Феодоръ именем, и наученъ бывъ диаволом, мняше бо, яко многа богатства приидоша съ святымъ, темъже посылаеть нощию разбойникы, и да, пришедше на нь, възмут стяжаниа его и пакость ему сътворят. Яко приидоша разбойници и близ манастыря святаго бывше, видят убо множество человекъ кругъ манастыря блаженаго: овы лукы стреляюще, инии же иная делающе. И сташа далече негде, зряще таковая и помышляюще, аще прочее отидут, и приидуть на святаго. И мног час стоавше разбойници, но сии от манастыря прочее отити не хотяху. И тако разбойници отидоша безделни, ничтоже зла не възмогше сътворити святому.

Въ грядущую же нощь пакы послании разбойници приидоша и пакы по тому же образу видеша человекы иныя, множае прьваго. Такоже и тыя, яко некыа вои, стрелюяще. И сего ради убоявшеся паче и отидоша и възвестиша болярину своему, како прьвое и второе прихождаху на святаго и како много вои видеша стреляющих.

Феодоръ же, яко услыша, дивляшеся, помышляше же, яко некий от велмож прииде къ святому молитвы ради, и посла в монастырь блаженаго Кириила, хотя известно уведети, кто суть бывшии в монастыри вчера и третиемъ дни. И якоже уведеша, яко никтоже есть бывъ множае недели в манастыри том, и възвестиша Феодору. Слышав же сиа, Феодоръ в чювство прииде и раскаася о съгрешении. Разуме бо святаго человека Божиа суща его быти, и яко Пречистая покрывает его от находящих золъ, и сего ради бояся, да не паче месть приимет от Бога, заеже такова мужа хотяше оскорбити. Темъже скоро течет къ святому, каяся съ слезами о съгрешениих и исповедуа ему бывшее: како послалъ бяше разбойникы на нь, и видение, иже видеша, прьвое и второе. Блаженый же Кириилъ утешивъ его, еже не стужитиси о сем, рекъ ему: «Веруй ми, чадо Феодоре, яко ничто ино не имею в жизни сей, разве ризы сие, яже на мне видиши, и мало книжиць».

Феодоръ же удивися простоте мужа и безъимению, паче же помощи Божии, бывшей на немъ. Отиде прочее в дом свой, глаголя: «Благодарю тя, Господи Человеколюбче, яко не остави мене грешнаго врагом уловлену быти и не попусти мне оскорбити твоего угодника!» Оттоле же предреченный Феодоръ стяжа велию веру къ святому, и не яко человека имяше его, но паче яко аггела Божиа.

Темъже егда хотяше къ святому ити благословениа ради, паче же празднику приходящу, тогда меташе мрежа в ловитву, глаголя: «Боже, во имя Твоего угодника Кирила даждь намъ ловъ», — веру бо имяше къ святому несуменну. Николиже без рыбъ не бяше: иногда осетръ или два уловивъ, къ блаженному приношаше. И тако многа времена творяше, и николиже къ святому тщама руками прихожаху.

Елмаже убо сим тако бывающимъ, и происхождааше слава повсюду о блаженнемъ Кирииле, и Кириилово имя, яко освящение некое, на всех языцехъ обношаашеся, и добродетель яко пръстом показоваше того, овем смирение мужа хвалящим, овем же еже въздръжателное и въ словесехъ полезное сказующим, овем же нищету и простоту другъ другу поведающим. Темже и мнози, мирьская презирающе, иноци бывааху.

Тогда же прииде и Игнатие некый, мужь съвръшенъ и великъ в добродетели, молчалных чинъ имуща. И толико жестоко житие проходааше, аще инъ никтоже таковых, яко и образъ по блаженем Кирииле всем быти братиамъ. Глаголет же ся о нем таково, яко по многом своем въздръжании и коленопреклонениих въ всех тридесяти летех пребысть не лежа на ребрех, но тако стоя просто мало сна вкушаше или мало приседе. Нищету же его, юже възлюби, нестяжателное — несть что глаголати. Иже в том чину много поживъ, къ Господу отиде.

И много отвсюду къ блаженому приходяще бяху, и в мале времени братии множае бывше.

Бяше же уставъ блаженаго Кириила: въ церкви никомуже съ инеми не беседовати, ни же вне изъ церкви исходити преже кончаниа, но всемъ комуждо въ своем уставленом чину и славословлениихъ пребывати. Тако и къ Еуангелию и святыхъ иконъ поклонению уставъ по старчеству съблюдаху, да не некое другое размешение будет в нихъ. Сам же блаженый Кириилъ николиже, въ церкви стоя, къ стене преклонися или без времене поседи, но нозе его бяху яко и столпие. Такоже и къ трапезе идуще, по старчеству месте исхожааху. На трапезе же, кождо ихъ по своих местехъ седяще, молчаху, и никогоже бяше слышати, но токмо четца единаго.

Братиам же всегда трои снеди бывааху, разве постныхъ дний, в нихже есть Аллилуйа.[277] Сам же блаженый от двоихъ снедей приимаше, и сиа тому не до сытости. Питие же его ино ничто же не бяше, разве единоа воды. Въстающе же от трапезы, отхождааху в келиа своя, молчаниемъ благодаряще Бога, не уклоняющеся на некиа беседы или, от трапезы идуще, ко иному некоему брату приходити, кроме великыя нужда.

Единою же случися некоему от ученикъ его, Мартиниану именемъ, от трапезы ити к некоему брату некиа ради потребы. Егоже видевъ святый къ иной келии уклоншася, призывает его к себе и въспросивъ его: «Камо идеши?» Он же рече, яко: «Нечто тамо до брата имех орудие и сего ради хотех ити къ нему». Святый же, яко поношая, ему глаголаше: «Тако ли съхраняеши чинъ манастырьскый? Не можеши ли ити прьвое в келию свою и длъжное молитвовати, таже, аще нужно ти бяше, къ брату ити?» Он же, яко осклабився, рече, яко: «Пришедшу ми в келию, ктому не могу изыти». Святый же рече ему: «Сице твори всегда: прьвое в келию иди, и келия всему научит тя».

Бяше же о семъ обычай таковъ яко: аще кто к некоему брату принесет грамоту или поминокъ, грамоту, не распечатавъ, приношааше къ святому, такоже и поминокъ. Такоже, аще кто хотяше вне послати от манастыря послание, не написати без отча повелениа никтоже не смеяше, послати.

В манастыри же и в келии ничтоже не веляше имети, ниже своимъ звати, но вся общая, по апостолу, имети,[278] яко да сего ради не раби будем темъ, ихже нарицаемъ. Сребряно же или златое весма отинуд не именовашеся в братии, кроме манастырьскыя ксенодохиа, сиречь казны. Оттуду вся к потребе братиамъ имяху. Жаждею же кто одръжим бываше, в трапезу идяху и тамо съ благословениемъ жажду устужаху. Хлебъ же и вода или ино что таково в келии никакоже обреташеся, ничтоже бяше в келии видети разве иконы. Но тако попечение токмо имуще — еже другъ друга смирением и любовию превъсходити и первее на пение въ церкви обрестися. Тако и на дело манастырьское, идеже аще прилучаашеся, съ страхом Божиим отхождааху и бяху работающе не яко человеком, но Богови, или пред Богом стояще. Не бяше в них никоего празднословиа или мирьская пытати или глаголати, но яко кождо ихъ молча съблюдааше свое любомудрие. Аще же кто и глаголати хотяше, но ничто ино, разве от Писаниа, на ползу прочиимъ братиам, паче же иже Писаниа не ведущим.

Много же бяше различие и устроениа тех житиа, комуждо бо от братии образъ же и меру правилом блаженый даяше. Умеше рукоделие делаху, в казну отношаху. Себе же ничтоже без благословениа не делаше. Вся бо от казны, якоже и преже рехом, имяху — одеаниа же и обуща, и прочая же к телесней потребе. Сам же святый отинуд ненавидяше видети на себе некую лепоту ризную, но тако просто хождааше в ризе раздранней и многошвене.

И моляше же всех и запрещааше не имети отинуд свое мудрование и готовым быти ко всякому послушанию, да тако плод Богови приносится, а не своей воли.

Бяше же се обычай блаженаго Кирила: по отпении заутреняго славословиа и по своем обычнем правиле приходити в поварню видети, кое братиам будет утешение. Моляше же и служителя блаженый, да елико мощно делати къ братскому упокоению. Иногда бо и сам способъствоваше имъ своима рукама к тех учрежению и тако всякыми виды упокоение братиамъ готовляше. Мед же или ино питие, елика пианства имут, никакоже в манастыри обретатися повеле. И тако блаженый симъ уставом змиеву главу пианства отреза и корень его прочее исторже. Устави же не токмо же при своем животе меду и иному, елика пианства имуть, не быти, но паче и по своем преставлении таковым не обретатися заповедавъ.

И се убо бяше блаженаго удивленна достойно Божие дарование, яко николиже от усердиа можаше слез удръжати, егда служаше божественую литоргию, тако и въ чтениихъ, егда чтяху или сам чтяше, наипаче же въ своем келейном правиле. От сего убо бяше познати, колико усердие и веру имяше къ Богу.

Бяше же таково, егда неции недостатки случаашеся в монастыри, братиа понуждаху послати святаго к некыим христолюбцем еже просити у нихъ на потребу братиам. Он же никако сему не веляше быти, глаголя: «Аще Богь и Пречистая забудеть нас на месте сем, въскую есмы в жизни сей?» И тако братию утешааше и учаше еже у мирьскых не просити милостыня.

Бяше некто святаго ученикъ, Антоние именем, великъ сый по Бозе житием и разсужение имея въ иночьскых и въ мирскых. Сего убо блаженый Кирилъ единою летом посылаше купити еже к телесней потребе братиам — рекше одеждю и обущу, масло же и прочая. Ктому же из монастыря не исхождаху, аще не некая нужда прилучашеся. Аще кто от мирскых присылаше милостыню, яко от Бога та посланая приимаху, благодаряще Бога и Пречистую Его Матерь.

Прииде же княгини благочестиваго князя Андрея,[279] егоже и отечьство бяше место то, Агрепина именем.[280] И та благочестива и милостива зело, веру имяще къ иноческому образу, паче же къ блаженому Кирилу, и хотяше братию учредити рыбными снедьми. Но святый не повеле рыбы ясти в пост Великый. Княгини же, яко благочестива, и моляше его, яко да простит братию ясти рыбу. Он же никакоже попусти ей, глаголя: «Аще сице сътворю, то сам азъ уставу манастырьскому разорител буду по реченному: “Еже съзидаю, сиа самъ и разоряю”. Паче же имуть и по моем преставлении глаголати, яко Кирилъ повеле в пост рыбу ясти». И сиа убо святый творяше, да никакоже разорится манастырьскый обычай, паче же уставлено от святых отець. Княгини же, учредивъ братию постными снедми, и отиде прочее в домъ свой, и святаго крепкое в подвизе похваляа.

Некый же братъ, Феодоръ именем, еже си живый далече растоаниа местом обители святаго Кирила, елма же слышалъ бяше от многыхъ яже о святемъ, и прииде в монастырь, и молить святаго же съжительствовати ему. Святый же приатъ его и съ братиами причте, и живяше некое время съ братиами. Ненавидяй же добра диаволъ сему брату Феодору възложи ненависть на святаго. Елико прьвее веру имяше къ блаженому, толико последи начат его ненавидети, елико не мощи поне видети его, ниже гласа его слышати. И тако онъ братъ мыслию побежаем, приходит къ предреченному старцю Игнатию и свою мысль ему сказуеть и ненависть, юже имяше къ святому, и яко: «Хощу, — рече, — от обители изыти». Старець же крепляше его, глаголя: «Терпи, брате, понеже от врага есть бываемое тебе». Брат же утешився, послуша старца и рече: «Се пожду едино лето, аще переменится старець къ мне».

Прешедшу же единому лету, не престааше врагъ, ненависть нанося брату на святаго. Прочее же не могый с помысломъ братися, приходит къ святому, хотя ему исповедати свой помыслъ и ненависть, юже имяше к нему. И яко прииде в келию святаго и видевъ мужа, устыдевся святолепных его сединъ и срама ради ничто же не рече, о немже прииде. И тако хотяше прочее от келии святаго изыти, святый же, яко прозорливый даръ имея, позна брата, яко утаи помыслъ и старцу не глагола, о немже прииде. И удръжа брата, и начятъ ему глаголати всю, елико имяше, ненависть на святаго, и коим помыслом прииде к нему. Брат позна, яко ничто же святаго не утаится. Срама вкупе и студа исполненъ, прощениа прошааше, о нихъже к нему съгрешаше неведениемъ. Святый же, утешая его, глаголаше: «Не скорби, брате Феодоре! Вси бо съблазнишася о мне, ты же единъ истинъствова и позна мене грешника быти. Кто бо есмь азъ грешный и непотребный?»

Брат, виде святаго тако смиряющася, множае съкрушаше себе, вину исповедая, еже на святаго туне имяше. Святый же, яко виде брата кающася и съкрушающа себе, отпусти его прочее, рекъ: «Иди, брате, с миром в келию свою. Ктому не приидет на тя таковая брань». Оттоле же прииде брат в чювъство и каяся бяше о съгрешении и отсюду велию веру стяжа къ святому. Жив же брат в том манастыри прочаа лета живота своего въ всяком целомудрии, донележе и къ Господу отиде.

Елма убо и се немало дарование блаженому бяше от Бога. Егда прихождаше кто странных въ обитель ону, мнози бо тогда от различных странъ и градовъ прихождаху къ святому, ови хотяще видети святаго и ползоватися от него, инии же изволяюще съжительствовати ему, святый же, яко прозорливъ даръ имея, еще тем входящим в монастырь, и прозорливым окомъ разсмотряше их и братии, ту прилучившимся, поведаше, яко: «Съй братъ с нами хощеть съжительствовати, съй же хощеть прочь отити». Темже обои събывахуся по пророчьству святаго.

Брат преждереченный Зеведей прииде некогда къ святому благословитися. Святый же оконца келии открывъ и видить лице Зеведея оного черлено суще. И рече ему: «Что, брате, случися, тебе быти?» Он же вину въпрашаше. Святый же рече ему: «Вижу тебе, брате, не постничьское лице имуща, но мирьское и паче упитовающихся». Устыде же ся тъй Зеведей, начатъ въздержатися, яко да не ктому будеть поношенъ святым.

Приведоша человека некоего къ святому, Феодора именемъ, зле стражуща от нечистаго беса. Святый же начят Бога молити и Пречистую Его Матерь о злостражущем Феодоре. Готовый же къ услышанию молящихся Богъ и Пречистая Непорочная Мати Его не презре молениа святаго своего угодника Кирила. Темже исцеление получивъ, тотъ Феодоръ ктому не хотяше из манастыря прочь изыти, да не ктому тажде постражеть от лютаго беса. Темже и молит святаго еже пострищи его въ иночьскый образъ. Святый же, видевъ его усердие и приатъ его, и въ иночьскаа одеваеть его, и с прочими братиами причте, и нарече имя ему Феофанъ. Пребысть же въ обители блаженаго Кирила в целомудрии и послушании и въ всяком смиреномудрии множае 10 лет, дондеже къ Господу отиде.

Некогда же вина недоставшу къ церковней службе, и нужда бяше литоргии быти. Темже священникъ приходить, възвещает преподобному, яко вина не имуть. Святый же призывает еклисиарха Нифонта и въпросив его, аще вина не имут. Онъ же сказа ему, яко не имуть вина. Повеле ему святый принести съсуд, в немже бяше обычно вину быти. И отыде же Нифонтъ принести съсуд, якоже повеле святый, и обрете съсуд онъ исполненъ вина и паче преизъобилующь, и текущь прочее. И о сем въ удивлении быша вси, ведяху бо, яко вина не бяше: токмо единъ съсуд и тъй сухъ. Темже вси прославиша Бога и Пречнстую Его Богоматерь, темже съсуд тъй с вином на время много къ церковной службе не умалися, но паче изъобиловаше, дондеже иное вино принесено бысть.

По неколицех же летех бывшу гладу в людех немалу. И таковаго ради утеснениа и нужды мнози от неимущих прихождааху въ обитель святаго. Нужди ради глада святый же повелевааше даати хлебы просящим к тех насыщению. И тако дааху по вся дни нищим хлеба доволно. Не бяху бо тогда села, отнудуже хлебъ приимаху, но нечто мало имяху от приномисыя тем милостыня — брашна, елико довлети братиамъ токмо. Но якоже слышавше окрестъ тоя обители живуще человеци, яко питають приходящих глада ради, и сего ради множайши начаша приходити и тамо насыщатися. Но елико брашна взимаху оттуду, толико паче множахуся и преизобиловаху. Видевше же хлебникы бывающее, глаголаху: «Якоже прежде вино умножив, не сущу ему, то паче может и брашна умножити». И тако малыми брашны препиташася людие мнози, изобилова помощию Владычица нашеа Богородица и Приснодевы Мариа и молитвами святаго Кирила, даже и до новаго хлеба сиа быти тако. Възвестиша же святому чюдо бывшее сама та братиа, иже своима рукама брашно емлющихъ: «Елико бо, — рекоша, — приходяще, взимахом брашна, толико паче множае обретохом исполнену бывающу и не суть умаляеме мучницы». Святый же благодать въздааше Богови, творящему дивная и преславьная.

По сем же, аще некогда недостатци некако бываху въ обители, но братиа ничтоже смеаху глаголати святому о семъ, видяще вси: еже просит у Бога и изъобилно приемлеть.

Иногда же келиам загоревшимся в монастыри том, братиамъ не могущим утолити, пламени възвышающуся и превъзношаашеся и вся купно обьяти. Святый же, взем честный крестъ, течяше тамо, идеже келиа горяше. И бяше ту некий мирянин, из града пришедше, иже видевъ святаго, скоро с честным крестом грядуща, яко посмияваяся святому бяше. Видяше, яко неутолимо все огнь обьятъ и угасити немощно. Святому же пришедшу и противу пламени с честным крестом ставшу и Бога молящу, и абие в том часе огнь, устыдився молитвы святаго, угасающи. Понашающа мирянина гневъ Божий постиже: вси бо уди тела его разслабешася. Познавше мирянинъ тъй свое съгрешение, — заеже святому поноси и сего ради пострада, и начатъ святаго съ слезами молити, прося от него прощениа. Святый же помолився о нем и честным крестомъ знаменавъ его, и прочее здрава сътвори, иже, повсюду проходя, и проповедаше святаго чюдеса.

Слышана же быша святаго преславная чюдеса не токмо въ окрестных местех монастыря святаго, но и далече суща, въ туждиихъ странах. Приидоша же и до князя Михаила Белевскаго. Князь бо Михаилъ пребысть съ княгинею своею, Марию именемъ, 8 лет, чада не имуще, и сего ради в печали велице бяху о своем безчадстве. Слышавше же о святемъ Кириле, яко вся, елика аще просить у Бога, приемлеть, темъже посылаеть некая два от боляръ своих ити къ святому и молити его, яко да помолить Бога и разрешить их неплодства. Святому же яко прозорливу и се паче не утаися. Яко приидоша от князя Михаила посланнии, и не поспевшимъ им от князя посланиа вдати, и рече имъ блаженый: «Понеже, чада, велик путь преидосте, трудившеся, но верую Богови и Пречистей Его Матере, яко труд вашь не вътще будеть. Князю же вашему дасть Богъ плод детородиа». Они же начаша дивитися, како се уведе, о немже они приидоша суть, но понеже познаша человека того Божиа быти, и посланиа давше от князя святому. Святый же повеле упокоити их от пути.

Тоя же нощи видить предреченный князь Михаилъ въ сне старца некоего светлоносна сединами украшена, три съсуды некыя дръжаща в руце своей и глаголюща къ князю: «Приими, еже просилъ еси от мене». Такоже тоя нощи и княгине Марии явися тем же образом, такоже и три съсуды некыя дасть ей. И възбнувъ же князь Михаилъ от сна своего, и размышляше от видениа сна своего, паче же о старце, явльшемся ему. И начат видение поведати княгине своей Марии, она же изъ устъ его слово въсхитивъ и рече, яко: «Мне таков же старець явися и три съсуды некыа дасть ми, и рекъ: “Приими сие, еже просила еси от мене”». И видевше же, яко съгласна видениа обоихъ быша, и назнаменаша день, в онже сиа обои видеша.

И сему убо тако бывающу, и триемъ днемъ уже минувшимъ, блаженый же Кирилъ отпущает посланныхъ боляръ от князя Михаила. Повеле же келарю дати тем полъдругаго хлеба на путь. Бяше бо мужей 8 пришедшихъ от князя Михаила. Рече же нмъ святый: «Идете с миром к пославшему вас князю и от нас благословение и благодарение въздадите. Рцете же ему се: еже просили есте, дасть вам Богъ. Прочее же не скорбите». Рекоша же они: «Отче, повели, да дадут нам хлебы и рыбу на путь, яко далече имамы путь шествовати, и места суть пуста, и не будеть намъ где купити хлебы». Святый же рече, яко: «Послах вам хлебъ дати на путь». Они же реша, яко: «Даша нам полъдругаго хлеба и мало рыбиць». Святый же рече: «Идете с миром, яко сиа доволна будеть вам, даже и до дому вашего изъобилуеть». И тако отидоша прочее, размышляюще о хлебе, где купят, путь бо ихъ бяше яко 20-мъ днем шествие или множае. Хлеба же, иже бе с ними, помышляху единаго дни имети пищу.

Прешедшимъ же им до прьваго обиталища, начаша варити нечто мало от рыбъ, иже святый дасть имъ. То егда бысть варено, тогда много бысть видети рыбъ. Седшим же им ясти, взяша полъхлеба оного и начаша ясти, ядоша и насытишася, и полъхлеба единаче бяше видети цела сущи. Такоже от рыбъ мало бяше варено, но святаго молитвами много паче изобиловаше. И тогда познаша истинну, реченную святымъ, и ктому бес печали бяху о пищи. И преидоша же многым днем путь шествиа дому своего, токмо едином полухлебъ изъядше, другый же целъ с собою имяху.

Яко приидоша къ князю и сказаша ему святаго словеса, пророчьскы реченная к ним, о немже пришли суть, яко: «Нам — рече, — не поспешившим вдати от вас посланиа, и рече к намъ святый: “Понеже, чада, великъ путь преидосте, трудившеся, но верую Богови и Пречистей Его Матери, яко дасть князю вашему плод детородия”». Сказаша же чюдо о хлебе, яко: «Полъдругаго хлеба повеле нам дати на путь и рече, яко: “Доволна вам сиа будуть, даже и до дому вашего изобилуеть”. И се убо единаго полъхлеба доволна быша в весь путь нами, другый же целъ имамы с собою. Рече же нам: “Идете къ князю вашему съ миром и рцете ему: еже просили есте у Бога, даруеть вам Богь. Прочее не скорбите”».

Възрадова же ся радостию великою князь тако и съ княгинею своею и дарми почте пришедшихъ от святаго. И повеле же им хлебъ принести, иже от святаго принесше. И тако убо хлебу принесену бывшу, князь Михаилъ въставъ и принесеный хлебъ от святаго с верою великою, яко священие некое, приемлет. И причастися от него и съ княгинею своею, и всемъ иже в дому его даша вкусити от хлеба того. И елици бяху тогда студеною болезнию одръжими, сиречь трясавицею, или инеми некыми недугы, и вси исцелеша благодатию Христовою и помощию Владычица нашея Богородица, споспешествующе молитвы святаго Кирила и от него принесеннаго хлеба вкушениемъ.

Въпроси же ихъ князь: «Который день бяше, в онже къ святому приидоша?» Они же сказающе ему, и разумеша, яко тъй день бяше, в онже видениа видеша, темже величааху и славляаху Бога, творящаго дивная чюдеса святым своимъ угодникомъ Кирилом. От тогоже дни родишася у князя Михаила два сына и дщерь едина, — яко видеша въ сне три съсуды приемша, и рекше трех чадъ прижитие. Оттоле же предреченный князь Михаилъ велику веру стяжа къ святому. Многу милостыню посылаху в монастырь святаго тако и съ княгинею своею Марьею, молящеся о них молити.

Сиа убо сама та княгини Марья исповеда единому от инокъ обители тоя достоверну Игнатию именем. Сей же мне сказавъ, азъ же слышах от него достоверну быти, писанию предах, яко да не забвена будуть святаго чюдеса.

Некый же человекъ, Афанасий именем, властелинъ сый власти Сямы[281] нарицаемыа, — сему Афанасию случися болезнию великою одръжиму ему быти: вси бо уди тела его разслабншася, и не можаше отинуд двигнутися. Бе же ту некый человекъ, Мартинъ именем, начат Афанасию сказывати о святемъ Кириле — колика исцелениа даруеть Богъ всем приходящим его ради. «Но послушай мене, — рече, — благъ съвет тебе съветующа: аще възможеши ити къ блаженому Кирилу, и всяко надежю не погрешиши; аще ли ни, поне посли к нему и моли его, яко да поне помолится о тебе. Никто же бо не бысть тощь надежди, о немъже онъ помолися». Веровавъ же Афанасий Мартину тому, бяше бо от иних многа чюдеса слышалъ, яже творяше Богъ святымъ Кириилом.

Темъже надеждею и верою посылает къ святому и молит его, яко да помолится о немъ. Святый же помолився о нем и священную воду посылает к нему. И абие помощию Божиею и Пречистыя Его Матере чисто воды священныа, от святаго принесеной, вкусивъ и от нея покропився по всему телу, исцеление получи и бысть здравъ молитвами преподобнаго Кирила.

Ниже се да умолчано будеть, бывшее блаженым отцемъ Кириломъ. Некогда пославшу святому на езеро рыбы ловити, и темъ ловцемъ отплувшем, посреди езера бывшим, бысть буря велиа въ езере, и волны паче превъсхождаху и възвышахуся, и смертию претяще. Темьже, злостражуще от волнъ, не можаху къ брегу приити, и уже живота отчаявшимся, смерть предочима имуще. Некый же человекъ, Флоръ именемъ, стоя тогда на брегу езера, зря беду и погыбелъ ловцемъ, скоро притече къ святому и сказуеть ему беду, яко: «Ловци, — рече, — въ езере утопают!» Святый же слыша, скоро въста и, крестъ в руце вземъ, течаше и на брезе езера бывъ. И знамение крестное сътвори крестом, егоже ношааше, и абие в той час преста езеро от волнениа своего и в тишину велию преложися. И ловци от истоплениа избывше и на сухо приставше, глаголаху къ святому, яко: «В велице беде быхом, аще не бы ты предварилъ молитвою своею къ Богу». И того дни ловци тии яшя множество рыбъ паче прьвых дний.

По сих же временехъ принесенъ бысть некый человекъ в манастырь святаго, зело болезнию одержим, и молит святаго еже пострищи его въ иночьская. И понеже прошениа его святый не презре, одевает его въ святый иночьскый образ и нарече имя ему Долмат. И болевшу ему дни некыя, и уже къ концю приближашеся, и священных таинъ Христовыхъ требоваше. Священнику же помедлевшу священиа ради службы. Пришедшу же священнику, святых таинъ хотяща причастити, и обрете брата умерша. Прочее шед священикъ тъй възвестити преподобному о вещи тъй, яко брат преставися и не поспе причаститися святых таинъ. Святый же, яко услыша, зело оскорбися и скоро оконце келии затвори, и прочее с плачем обратися къ Богу на молбу.

Помале же прииде братъ, служай предреченному Долмату, и толкнувъ оконце у келии преподобнаго, и възвести блаженому Кирилу, яко Долматъ живъ есть и еще святых таинъ требуеть причаститися. Святый же призвавъ священника и посылаеть его святых таинъ причастити брата. Священникъ же тъй не хоте пререковати святому, видевше, яко брат умерлъ бяше, но иде тамо, святые тайны имея с собою. И обрете Долмата жива седяща. И тако священникъ тъй въ удивлении велице бывъ и славу въсылаа Богу. И святыхъ таинъ братъ причастився и съ всеми братиами простився, мирно и тихо къ Господу отходить.

Прииде же княгини Иванова Карголомьская[282] слепа и не видящи на много время и молить святаго еже помолитися о ней. Святый же елико мощно помолися о ней и священною водою покропи тоя очи. И абие прозре и бысть здрава, якоже и прьвее, славу въздая Богови и того угоднику блаженому Кирилу.

Боляринъ же некто Ромонъ именем, Александрович, далече от обители святаго жилище имея, а святаго не видалъ бяше своима очима, но токмо слышалъ бяше великая о нем. Сему убо Роману в болезнь велию впадшу и зело изнемогающу, начат молити Пречистую Богоматерь, да облегчит ему болезнь. И тако молящуся, в сонъ тонок сведенъ бысть. Видит въ сне светоносную некую жену, явльшуся, и старца некоего светолепна за руку держаща и глаголюща Роману: «К сему, — рече, — посли, и воду священную да прислет к тебе, и тако исцелееши. Кирилъ имя мужеви», — рече.

Въспрянув же человекъ от сна и поведа всем явление бывшее. Темъже скоро посылает къ святому в манастырь и молит его, яко да помолится о нем. Святый же помолився о нем и священную воду посылает к нему. И воде же святой принесеной бывше, и абие иже болезнию одръжимый приемлет воду, съ всякою верою и усердиемъ вкушает от нея, и абие от болезни пременися и бысть здравъ помощию истиннаго Бога и Пречистей Его Матери и молитвами святаго Кирила. И егда устрабися от болезни, въставъ и иде къ святому и съ женою своею и детми. И якоже прииде въ обитель святаго, токмо от видениа, явльшися ему въ сне, святаго позна и пад пред ногама его и поклонися, избавителя его своему недугу нарицаше. Нача же ему подробна сказовати, како Пречистей моляшеся, и явление, ему бывшее, вся по ряду сказаше пред всеми братиами. Темже съгласно славляху вси и благодаряху Бога и Того Пречистую Матерь, яко везде призываема помогает.

Таже Романъ тъй молит святаго еже освятити воду, да погрузится в ней. Святый же молениа его не презре, но идеть на реку и воду освятивъ. Мразъ же зелный тогда бяше, и сего ради предреченный боляринъ не смеяше внити в воду. Святый же рече: «Не бойся, но дръзай!» И абие вшедшу ему в воду, и вода на теплоту преложися молитвами святаго. И изшедшу же ему от воды, и всем бывшее чюдо сказоваше, яко: «Токмо, — рече, — снидох в воду, мнехся, яко въ укропе стояти!» Оттуду же тъй Романъ стяжа велию веру къ святому и, милостыню многу давъ манастырю, прочее отиде в дом свой, благодать въздая Богу н Пречистей Его Матери, творящему преславная святым Своим угодником.

Инъ же боляринъ именем Романъ Ивановичъ, съй велию веру имый къ Пречистей Богоматери и ея угоднику блаженому Кирилу, даяше на всяко лето по 50 меръ жита, иногда же множае. Изволи же ся тому предреченному болярину предати оно село съ всем дому Пречистей, Кирилове ограде. И посылаеть грамоту къ святому на та села. Святый же, яко приатъ посланую грамоту, и начят размышляти в себе: «Аще села въсхощемъ видети и дръжати, болми будеть в нас попечение, могуще братиамъ безмлъвие пресецати, и от нас будут поселскиа и рядникы. Но паче лучши есть жити намъ без селъ, луче убо есть единого от братии душа паче всякого имениа» . И тако убо любомудрая душа попечение духовно имеяше братии! И темже пакы отсылаеть ту грамоту к тому къ предреченному болярину и другую грамоту написа, глаголя: «Аще изволися тебе, человече Божий, дати село к манастырю, дому Пречистыя, в препитение братии, се убо даеши по 50 меръ жита, даи же убо, аще хощеши, по 100 меръ братиамъ, и сими убо доволни будем. Села же своя самъ имей, не бо суть намъ потребна и полезна братии». И тако села святый не въсхоте приимати. Боляринъ же тъй сътвори по глаголу старца и даяше манастырю по 100 меръ жита, иногда же и множае. По преставлении же блаженаго Кирила пакы тая весь приложена бысть манастырю Пречистыя, иже есть и доныне в память его.

Ни же се да умолчано будеть бывшее чюдо блаженаго Кирила, яже от неложных устъ поведаемое бывшее.

Бяше убо благочестивый князь Петръ, сынъ великаго князя Димитрея Ивановичя, бяше же у него княгини Евфросиниа именем. Бяху живуще въ всякомъ благочестии и любве, но чад не имеяху лет 11 и месяць 6 и сего ради обои в печяли бяху, ради тех неплодствий. Имяху же велику веру къ святому и достословущему тогда блаженому Кирилу игумену. Помысли благочестивый князь Петръ Дмитриевичь послати къ святому Кирилу, яко да помолить Бога и Пречистую Его Матерь, яко да разрешить тех неплодство и дарует тем плод детородиа. И понеже сим тако бывающим, тогда случися по некоем лете смертоносие велие в людех бывшее, бяше же в самом томъ отечьстве граде Дмитрове благочестиваго князя Петра. И сего ради забывше печали, яже о неплодствии бывающе, болми сами о себе множае в печали бяху, зряще по вся дни смертоносным серпом отечьство свое, паче же град, пожинаем, темже и самемъ такоже, яко и прочим, смерти надеющимъся.

И сего ради, таковаго нашедшаго Божиа прещениа ради, скоро на Белоезеро посылаютъ предпомянутому блаженому Кирилу болярина некоего, Козму именемъ, яко да помолить Бога и раздрешить тогда нашедшее прещение в людехъ, паче же и о нехъ молитися. Идущу же тому Козме и обитель святаго достигше и преподобнаго отца Кирила видевши, и хотящу тому послание дати от князя, тъй самъ блаженый Кирилъ, яко прозорливъ даръ имея, самъ позна о немъже. Съ братиею елико мощно молитвовавше о них и воду священную и просфиру посылаеть к ним, и повелевает, неколико дний постившеся, тако и съ княгинею священной воде и просьфире причаститися, причастившеся — окропитися. Назнамена же блаженный Кирилъ писаниемъ милостивное о людех быти от Бога и неплодству тех разрешитися, еже последи обои бывше молитвами святаго Кирила.

Пришедши же предпомянутому Козме и просфиру и священную воду принесшу и писание вдавшу, и богочестивый князь Петръ радости исполнися и приатъ с великою верою и сътвори вся, яже повеле ему святый. И постившеся неколико дний тако съ княгинею своею и с людми, в то же время животворящему кресту принесену бывшу от града Владимера к нему ради тогда належащаго смертоносиа, темже благочестивый князь Петръ отходит въ град Дмитровъ и молебная съвершают, около града ходяще, град же и люди принесеною водою от святаго кропяще. И тако сим бывающим и нощи приходяще, благочестивый князь Петръ яко в сонъ тонокъ сведенъ бысть. Виде некоего светоносна старца явльшися и две свещи в руку дръжаща и глаголюща тому: «Се еже просилъ еси, и даруеть ти Богъ сына». Възбнувъ благочестивый князь Петръ Дмитриевичь от сна и от видения позна святаго Кирила явление быти, темъже и радости велиа исполнися. В то же время благочестивая княгини Евфросиниа зачатъ сына. Помале же благодатию Христовою недугъ преста в людех.

По семъ же времени 9 месяцемъ прешедшим, случися приити Тимофею, слузе благочестиваго князя Петра Димитриевича, въ обитель святаго Кирила. Егоже видевъ, блаженый Кирилъ рече: «Ныне вам есть подобно радоватися, понеже княгини ваша родила есть сына, князя Ивана». Той же Тимофей подивися глаголомъ святаго Кирила и назнамена день же и час, въ ньже святый изрече, бяше бо того дни память святаго Пантелеимона. По семъ же единой недели прошедши, и прииде слуга от князя къ святому благодарение въздати тому, яко его ради молитвы дарова ему Богъ сына. По сем же Тимофей приходить къ князю и сказует прочее проречение святаго Кирила, — яко в самый день тъй, въ ньже княгини роди сына, на Белеезере Кирилъ блаженый уведе и всем сказаша. От того же лета благочестивый князь Петръ Дмитриевич стяжа велию веру къ блаженому Кирилу, тако и съ княгинею своею благодарение велие Богу исповедаше, творящему преславная чюдеса угодникомъ своим Кирилом. По сих же и княгини благочестивая Ефросиниа роди дщерь, якоже и преже явися святый, две свещи в руце имея, якоже бы рещи и двоихъ чад прижитиа.

Некогда же празднику приспевшу святых Богоявлений, принесоша человека некоего, болезнию одръжима. Не поспевшу же ему, егда вода освящашеся, яко погрузится въ иордани,[284] но прииде в монастырь, святому идущу къ церкви пети божественую литоргию. Человекъ же тъй опечалився, въ скорби велице бяше, заеже не поспе к подобному времени. Възвестиша же блаженому о человеце томъ, святый же рече: «Рците человеку тому, да внидеть в воду без сумнениа. Верую бо Богови и Пречистей Его Матери, яко исцелееть». Веровавъ же человекъ тъй словесем святаго Кирила и погрузися въ иордани трищи, и оттоле бысть здравъ благодатию Христовою и Пречистей Его Матери и молитвами святаго Кирила. И тако отиде в дом свой, радуяся.

По сихъ же приведена бысть жена слепа къ святому Кирилу, 3 лета ничтоже видящи. И моляше святаго, да помолится о ней и священною водою помазати тоя очи. Хотяше же святый искусити, аще помилова ю Богъ. Рече же к ней святый: «Аще что видиши?» Она же рече: «Вижю книгу, юже в руце имееши», бяше же святый тогда книгу имеа в руце своей. Таже по сих рече: «Вижю езеро и люди ходяще». И тако вся просто начатъ видети и бысть здрава молитвами святаго Кирила, Святый же виде, яко помилова ю Богь, и прозре, велию благодать Богу въздааше и Пречистей Его Матери.

Много же иных слепых приводяху къ святому. Святый же, приемъ вино токмо с водою, и помазаше тех очи во имя Христово, и тако прозираху и отхождаху в домы своя, и славяще и благодаряще Бога и Его угодника Кирила, творящаго таковая чюдеса.

Бяше же Германъ, ученикъ святаго Кирила. И егда посылаше его святый рыбы ловити ко утешению братиамъ, и которую рыбу повелеваше блаженый ловити, глаголя Герману: «Понеже, чадо, сию или ону рыбу братиа требують». Отходя же Германъ ловити, и Богъ тому Герману поспешьствоваше благословениемъ святаго, и тую рыбу уловляше, юже святый повелеваше ему, — ничимъ же инемъ, токмо удицею. И от сея доволно бяше всем братиамъ къ утешению. Тогда бо неводом не ловляху, точию егда праздникъ Успениа Пречистыя прихождаше.

Съй убо Германъ, егоже выше помянухом, много лет пожи в манастыри том въ всякомъ послушании и целомудрии, яко и мноземъ, видевшим тогда безмерное смирение того и труды, дивитися и похвалити. Въ дне бо тружаяся бяше же, попечение имея о ловитве, молитва же его никогдаже изъ устъ не исхожааше, в нощи же въ бдениихъ и коленопреклонениихъ, въ церкви же на пении стоа, никакоже къ стене приклонися.

Имяше же духовную любовь к некоему Димитрею, ученику Христофорову,[285] иже последи бывшаго игумена тоя обители. Иже тъй Димитрей велико житие имяше по Бозе. В недугь же впадшу тому, часто прихождаше к нему духовный ему другъ Димитрие и посещая болезнь его. Но понеже времени пришедшу, и Герман мирно преходить къ Господу въ онъ некончаемый векъ. По преставлении же Германове времени некоему прешедшу, случися предреченному Димитрию в недугь телесный впасти. И тако ему недугомъ одръжиму, явися ему предреченный Германъ, глаголя: «Не скорби, брате Димитрие! По друземъ бо дни, еже есть понеделникъ, к нам преидеши». Тогда тъй Димитрие радости великыя исполнися посещениемъ любимаго ему и духовнаго брата Германа. Поведаше же тъй Димитрие иже ту прилучившимся братиамъ явление того духовнаго ему брата, блаженаго Германа. Пришедшу же дни тому, реченному Германом, и Димитрие с надеждею к Господу к вечным обителемъ преходит, память добродетелий своихъ труд оставил.

Ученикъ же блаженаго Христофор, о немже преже мало сего въспомянухомъ, имеаше брата по плоти Съсипатра именем. Сему убо Съсипатру случися в недугь великъ впасти. Братъ же его Христофоръ, видевъ брата изнемогающа, сжалиси и, шед, възвести преподобному Кирилу о брате, яко зело болить и хощеть уже умрети. Святый же, яко осклабився, рече: «Веруй ми, чадо Христофоре, яко ни единъ вас перъвие мене умрет. По моем же преставлении мнози от вас отидуть тамо съ мною», еже и бысть помале тако, якоже прорече святый. Тогда бо бяше смертоносие велие въ окрестных местех манастыря. В манастыри же тогда никтоже от братиа боле. Братъ же онъ Съсипатръ, аще и много поболе, но последи пременися от недуга и бысть здравъ.

Прииде же некый человекъ, живый в окрестных местех обители святаго, Павелъ именемъ, моляше святаго о человеце некоем, глаголя, яко: «Болезнь люту имат, но помолися о нем, яко да болезнь пременится». Святый же не токмо не послуша того Павла, но паче не повеле оному человеку болящему ни в манастырь принестися. И тако болящему вне манастыря лежащу, изъ устъ бо его и ноздрей кровавая пена течаше. Егоже видевъ, инъ человекъ, ужикъ си ему, любимъ святому, часто бо к нему прихождааше, зело о человеце сжалиси. И приходить къ святому, и възвещаеть о человеце, вкупе же и молит его, да помолится о нем. Преподобный же отвеща: «Веруй ми, чадо, яко та болезнь не от прилучая прииде ему, но заеже прелюбодействова сиа стражеть. Но аще обещается престати от греха, верую Богови и Пречистей Его Матери, яко исцелееть. Аще ли же не тако, и горшая сихъ постражеть». Шед же человекъ онъ, възвести Иакову — тако бо бяше имя его — глаголанная святымъ. И абие познавъ человекъ тъй свое съгрешение и паче устрашився, яже бо въ тме бывшая въ свете услыша. И якоже обещася, и, милосердовавъ святый, иде къ человеку болящему. Человекъ тъй съ слезами начат молити святаго и своа съгрешениа исповедати от сердца, иже и самому блаженому не утаено бяше. Темже святый помолився о нем. Прочее человекъ тъй здравъ бысть от болезни своея. Святый же епитемью[286] дасть ему еже о гресех. Дасть же человекъ тъй нечто елико по силе милостыню святому и манастырю. Святый же повеле братиам по силе молитвовати о немъ, яко да простить ему грех. И отиде же человекъ здравъ въ домъ свой, поя и славя Бога и Пречистую Его Матерь и святому Кирилу велие благодарение въздая, яко его ради исцеление получи не токмо в телесных, но и въ душевных.

Такова убо дарованиа святому даровашеся ради великаго его усръдиа и любве еже къ Богу, понеже Спасово есть слово глаголющее: «Просите и приимете»[287] и пакы: «Без мене не можете творити ничесоже».[288] Не бо единемъ учеником сиа глаголаше, но и всемъ верующим. Темже блаженый Кирилъ не некоем повелениемъ, но Христа призываниемъ и Пречистей Его Матери. Кирилово же бяше молитвеное токмо и человеколюбное страстей человечьскых. «Туне бо, — рече, — приасте, туне и дадите».[289]

И понеже убо блаженый Кирилъ виде себе от старости изнемогша, и различныя и чястыа болезни на нъ находящая и ничтоже ино възвестити могуще, разве смертный приход, помысли же написати благочестивому князю Андрею Димитриевичу последнее свое писание множайшаго ради потвержения общаго житиа. Много бо желаше и печашеся, да ничтоже не разорится общаго житиа, но елико при того животе, но паче множае и по смерти. «Умершу бо, — рече, — праведнику, оставить пекущагося». Написа писание, имущее сицевъ разумъ:

«Во имя Святыя и Живоначалныя Троица, — Отца, глаголю, и Сына и Святаго Духа, Имже всяческая быша, и мы Темъ.

Се азъ, грешный и смиренный игуменъ Кирилъ, вижю убо, яко постиже мя старость. Впадохъ в частыя и различьныя болезни, имиже ныне съдръжимъ есмь, — человеколюбие, от Бога бываемое, якоже и ныне вижю и познаваю, ничтоже ино възвещающе ми, разве смерть и судъ Страшный Спасовъ будущаго века. И сего ради въ мне смутися сердце мое, грознаго ради исхода, и страх смертный нападе на мя. Боязнь и трепет Страшнаго судища прииде на мя, и покры мя тма недоумениа. Но что сътворити, не свемъ. Но възвергу, по пророку, печаль свою на Господа,[290] да Тъй сътворить о мне якоже хощеть, хощет бо всемъ человекомъ спастися и в разумъ истинный приити.

Темъже симъ моим последним писанием предаю манастырь, труд своих и своея братиа, Господу Богу Вседръжителю, и Пречистей Его Матери, и господину духовному ми сыну, благочестивому князю Ондрею Димитриевичю еже пещися и промышляти о манастыри и Пречистыя дому.

Духовнаго же ми сына священноинока Инокентиа[291] благословляю в мое место игуменом быти.

Сего ради, господине князь Андрей, Бога ради, и Пречистей Его Матери, и своего ради спасениа, и мене ради, нищаго своего богомольца, какую еси любовь имелъ и доселе къ Пречистей Богоматери и к нашей нищете, при моем животе, тако бы еси и по моем животе имелъ любовь и веру к манастырю Пречистыя и свой привет сыну моему Инокентию и къ всей моей братии, котории имуть по моему преданию жити, игумену повиновение имети.

А иже не въсхощет по моему убогому житию жити в манастыри том, имат нечто от общаго житиа чина разорити и игумену не повиноватися, о семъ убо тебе, своего господина и духовнаго ми сына, благословляю и съ слезами молю: да не попустиши сему тако быти, но паче ропотникы и расколникы, иже не хотяще игумену повиноватися и по моему убогому житеицю жити, прочее из манастыря изгонити, яко да и прочая братия страх имуть.

Милость же Божиа и Пречистыа Его Матере да есть всегда с тобою и съ твоею благочестивою княгинею и съ благородными чады».

И от сего благочестивый князь Андрей много печяшеся о семъ, яко ни единому от словесъ, реченному святымъ Кириломъ, не оставлену быти еже не исправитися. Велику бо веру и любовь имяше к дому Пречистыя Кирилова манастыря. Не токмо домы великыя и езера приложи к той обители и, елико мощно, толико, тщашеся всяческыми доволы и красотами церковь Пречистыа удовлети и украсити. Книгы же, много написавъ, церкви приложи и иными многами добротами исполнивъ, иже суть и доселе многы виды того великаго дааниа.

И понеже, якоже преже рехом, блаженный Кирил видевъ себе от старости изнемогша и к концю приближающася, призывает весь ликъ тоя обители — бяше бо их тогда 53 братий, иже с ним Господеви работающих противу силе своей — и пред всеми единому от ученикъ своих, Инокентию именемъ, сему вручает манастырьское строение, игумена того нарицает, аще и тому не хотящу. К сим сведетеля Бога предлагая, яко да ничтоже разорится от чина манастырскаго: якоже виде от него, сия и творити веляше. Сам же крайнее безмлъвие любомудръствовати хотяше.

Елма бо от великаго въздержаниа и стояниа и нозе его не можаху въ стоянии служити, но тако седя н свое правило дръжаше и николиже молитва изъ устъ его не исхожаше, паче же Исусова. Аще бо и телесною силою слабяше, но ничтоже от подвига правила своего не оставляше. Немощенъ же бысть пакы къ церкви на своихъ ногах ходити, но токмо — егда хотяше божественую литоргию служити. Никогдаже бо не оставляше еже по праздником службы съвръшати, и от ученикъ же того немощьныя уды рукама подкрепляеми и к церкви приносими. Пребысть же в таковой болезни, подвизаяся, ничтоже от правила своего оставити, время немало, темже и телесной крепости изнемогши, и уже хотяше к Господу отити. И Пятидесятной же недели пришедши, в нюже исшествие Святаго Духа, на апостолы бывшее, празднуется, и тогда убо божественую литоргию съвръшив и святых таинъ причастився. Наутриа же в понеделникъ той же недели, на память святаго Кирила Александръскаго,[292] теломъ начятъ изнемогати иже душею крепкый. Прихождаху к нему братиа вся тоя обители, видяще его изнемогающа и къ Господу хотяща отнти, скорбяще, рыдаху, аще бы им мощно от великаго усердиа и любве, иже к нему имуще, съумрети с ним.

Тогда глаголаху неции от ученикъ его, плачющеся: «Понеже, отче, нас оставляеши и къ Господу отходиши, и, тебе не сущу с нами, место оскудееть, мнози преселници будем от манастыря сего». Святый же рече им: «Не скорбите о семъ, но паче по сему образу разумеите: аще получю некое дръзновение къ Богу и Пречистей Его Матери, и делание мое угодно Богови будеть, не токмо не оскудееть святое сие место, но и болма распространится по моимъ отшествии. Токмо любовь имете межу собою!»

Сиа братиа слышаще, от рыданиа не можаху престати. Святый же утешаше ихъ, глаголаше: «Не скръбите въ день покоа моего. Уже бо мне час есть почити о Господе. Предаю же вас Богови и Того Пречистей Матери. Тъй да съхранить вас от всех искушений лукаваго. И сынъ мой Инокентий съй да будет с вами игуменъ в мое место, и сего имеите, яко и мене, и съй ваши недостатъкы исполнит». Сиа и на многа, утешая их, глаголаше, и бяше тако радуяся и веселяся, якоже некто от далних и туждиихъ странъ въ свое отечьство приходяще. И никоея же печяли имяше, но паче надеждею будущих веселяшеся. О единомъ бо точию попечие имяше и моляшеся: да ннчтоже от общаго житиа не разорити и да не будуть в нихъ раздоры или свары. О семъ бо паче и здравъ печяшеся.

И таже часу отхождениа его къ Господу приближающися, вся братиа к нему прихождаху и целоваху его съ слезами, последняго благословениа просяща. Тъй же, яко чадолюбивый отець, всех облобызаше, всехъ миловаше и всемъ последнее благословение оставляше, и от всехъ же прощениа и самъ прошаше. И в самый убо тъй час, вънже хотяше телеснаго съуза разручитися, святый пречистых и животворящих таинъ Христа Бога нашего причастився и пречистую свою трудолюбную душу мирно и тихо к Господу отдасть, еще молитве въ устехъ его сущи. Отсуду же бяше благоюхание некое всемъ слышатися.

Братиа же тогда что не хотяху от скорби сътворити, лишение отца умилно зряще. Врачя отщетившеся, не тръпяху; учителя отъяти, рыдаху; кормнику не сущу, недоумевахуся; вся болезненая тогда предлежаху. Таже и лице его просветися и бяше светло множае паче, егда в жизни бяше; и не бяше на лици его никоеяже черности, ни смяглости, якоже обычай есть умершимъ бывати.

Темже на одре положивше честно и на своих главахъ къ церкви того священныя мощи принесоша съ всякою подобающею честию и псалмопениемъ, яко отца провождаху.

Предреченный же слуга его Авксентие на селе тогда трясавицею боляще и зело стражющу и от тоа болезни яко въ иступлении ума бывшу, видит блаженаго Кирила пришедша и крестъ в руце своей дръжаща и иного священника, Флора, велико житие по Бозе имея, И тако Кирилъ знаменавъ честным крестомъ Авксентиа, и абие в той час исцеление получи и бысть здравъ. Въспрянув же человекъ тъй, обрете себе здрава и абие скоро с радостию тече къ блаженому Кирилу, хотя ему исповедати, яко да того явлениемъ исцеление приимша. Не ведяше же, яко святый преставился есть. Пришедшу же ему в монастырь, и обрете святаго уже къ Господу отшедша и от ученикъ надгробными песньми провождаема, притекъ же къ святымъ того мощемъ, съ слезами облобызаше, вкупе же и чюдо святаго всем исповедаше, како явися ему святый и исцеление дарова ему. Темже братия яко мало нечто от печяли пременившеся.

Надгробное пение съ многою честию скончавше и съ многою светлостию землею покрыша многострадалное и трудолюбное тело и съсуд Пресвятаго Духа в лето 6935-го, месяца иуниа в 9.

Добре упас врученную ему паству и на пажити животныа наставивъ. Таковы подвигы блаженаго Кирила, такова исправлениа, такова чюдеса, дарованиа, такова того исцелениа.

Бяше блаженый Кирилъ, егда прииде на место то, летомъ шестимдесятим, пребысть же на месте том лет 30, яко всех летъ житиа его девятдесятъ.

Множайша же и ина чюдеса, при животе бывшая блаженаго Кирила, и множества ради, и паче же и пред многыми леты бывшее, писанию не предашеся. Сиа же нечто мало, отчасти быша написано токмо, да не вконець умолчана будуть святаго повести.

Сему же тогда тако бывающю, и стаду осиревшю от богоноснаго отца, Инокентие бывает игуменъ тоа обители, якоже блаженый Кирилъ повеле еще си живъ. Темже тщашеся вся, елико виде от отца, собою делы исправити. Подобно же есть рещи о игумене Инокентии: не тако просто, ни яко прилучися блаженый Кирилъ тому манастырьское строение вручаеть, но ведый его издетска житие велико имуща. О чистоте же телесней несть что глаголати! И бывша в послушании у Игнатия, мужа велика пред Богомъ, 11 лет, и никояже своеа воля имый.

И симъ тако бывающим, по преставлении же блаженаго Кирила единому лету токмо прешедшу и осени наставшей, братия тоя обители, яко едино съгласившеся съ блаженым Кириломъ, от сего житиа к Господу изыдошя числомъ множае 30 братий, по проречению блаженаго Кирила, иже рече къ ученику своему Христофору: «Веруй ми, чадо, яко ни единъ вас прьвее мене от житиа сего не изыдеть. По моемъ же преставлении мнози от вас приидуть въслед мене», — еже и бысть. Последи же всех тех братий и игуменъ Инокентий к Господу отходит.

По преставлении же игумена Инокентиа бысть в него место вышепомянутый Христофоръ игуменъ тоя обители. Съй убо Христофоръ много книгъ написа святому манастырю своею рукою. И никакоже възнесеся мыслию, заеже таковой обители игуменъ бывъ, но тако бяше въ всяком благочинии и смирении, съблюдая своего житиа любомудрие, яко да ничтоже останет делы неисправлено, елико виде блаженаго Кирила творяща. Толику же нищету ризную възлюби, елико промежю старець не знати его, яко игуменъ есть.

И понеже попущениемъ Божиимъ и междусобным ратем тогда бывающим,[293] тъй игуменъ Христофоръ, многыхъ от плененых искупивъ, и на своих местех пакы насадивъ.

Посла же некогда князь Егоргий Дмитриевичь[294] к нему, яко да приидет и видить его. «Имамъ к тебе, — рече, — духовная словеса глаголати». Он же отвъща, яко: «Николи же обыкохъ исходити вне от манастыря, и сего ради не могу чинъ манастырьскый разорити». Посла же князь Егоргий второе и третие, моляше его приити, обаче к сему не преклонися. Видевъ же князь Егоргий, яко не прииде, подивися крепости его и сего ради весь пленъ, елико плененыхъ, отпусти, к симъ же и многу милостыню манастырю дасть.

И понеже искони обыче Богу прославляющих Его прославити не елико при животе, но и по преставлении, не оставляет бо Богъ Своего угодника Кирила прославити его чюдесы и по преставлении, якоже и при животе случися того.

Приведоша человека некоего, Феодора именемъ, бесом мучима люте, в манастырь блаженаго Кирила. Съй убо Феодоръ бяше человекъ некоего властелина именем Василиа, иже за премногое его таковое мучение, зря всегда в дому своем того Феодора, бесомъ съкрушаема, прочее от дому своего того отсла. Страдаше бо тако 11 лет бесомъ мучим. И яко приведоша къ гробу блаженаго Кирила, и абие исцеление получи и бысть здравъ помощию Владычица нашея Богородица и молитвами святаго Кирила.

Заповедь же приатъ тъй Феодоръ от настоателя еже мяса никакоже не ясти. Бывшу же тогда тому Феодору съ инеми сено косити, и всемъ мясо ядущимъ, начат и тъй Феодоръ мясо ясти, забыв заповедь, данную ему, еже мяса никакоже ясти. Сему же тако бывающу, и по ядении мяса пакы бес нападе на нь и нача его мучити паче прьваго. И прииде же по семъ в чювство и свой грех позна, заеже преступити данную ему заповедь сиа стражеть. И пакы прибегаеть в манастырь блаженаго Кирила и чюдотворивому гробу притекъ и съ слезами прощениа прошаше, иже и получи благодатию Христовою и молитвами преподобнаго Кирила. И тако пребываше многая лета, служа той обители въ всякомъ послушании, егоже и азъ видехъ тамо.

Бысть же таково преже преставлениа блаженаго Кирила. Боляринъ некто, именемъ Даниилъ Андреевичь, имея велию веру къ Пречистей Матери Божии и къ блаженому Кирилу. Сему Данилу изволися по своемъ преставлении село предати Пречистыя манастырю. И пришед некый брат тоа обители, Феодосие именем, възвещаеть святому, яко: «Данилъ Андреевичь по преставлении своемъ предасть село монастырю нашему, но, аще хощеши, посли, да видена будуть, елика суть в селе томъ». Святый же села не въсхоте приати и рече, яко: «Аз не требую селъ при моемъ животе. По моемъ же отшествии еже от васъ, якоже хощете, тако творите». Брат же, яко поносимъ бысть от святаго, и оскръбе на блаженаго, заеже не послуша его и села не въсхоте приати.

По преставлении же блаженаго Кирила предреченный брат Феодосие видевъ чюдеса, бываема от гроба святаго, яко тако и по преставлении того прослави Богъ. И прииде ему въ умъ, яко оскорби блаженаго Кирила, пререкова ему о селе. И многы дни тако скорбяше и печялию съкрушаше себе. По некоем же времени, тако Феодосию мятущуся мыслию, и блаженый Кирилъ явися в видении некоему от ученикъ своихъ, Мартиниану именем, и рече ему: «Рци брату Феодосию, да не скорбит, ниже стужает ми, яко ничтоже имею на нь». Сказа же предреченный Мартинианъ видение се брату предпомянутому Феодосию. Феодосие же яко прощение приать, утешися и славу всылаше Богу, творящему преславная святым Своим угодникомъ Кириломъ. По сем же приведоша в манастырь блаженаго некую болярыню, Феодосию именемъ, бесомъ мучиму, и моляше игумена Христофора, яко да помолится съ братиею о ней. Игуменъ же молитвовавъ по силе о ней, к сим же повелеваеть и священнику Евангелие чести над главою ея. И абие помале бес из неа изыде и свободна бывши от нечистаго беса, и отыде здрава в дом свой, хваля и благодаря Бога и Пречистую Его Матерь и святаго Кирила.

И тако симъ бывающимъ, и игуменъ Христофоръ от житиа исходить, державъ настоятельство того манастыря лет 6. Ничтоже остави еже не сътворити, яже виде от блаженаго Кирила творимая. Никоеяже сладости кроме братиа усладився, ниже коему пристрастию себе остави обладану быти, но тако въ всякомъ въздержании и добромъ исповедании духъ свой Господеви предасть. И в него место бысть игуменъ тоя обители Трифанъ именемъ,[295] иже ради добродетели его последи бысть архиепископъ града Ростова, мужь разсудливъ въ иночьскых же и мирскых. Иже и тъй тщашеся всячьскы и елико мощно, да ничтоже общаго житиа и обычея манастырскаго разорится и да ничимъже повредится. Елма же и братьство немало бяше, церкви же мала, к тому же и ветха, юже самъ Кирилъ поставилъ бяше, и помышляше же игумен Трифанъ съ братиею иную церковь вместо тоя, болшую, въздвигнути, иже Богу помагающу и Пречистей Его Матери и молитве святаго Кирила поспешьствующу.

И тако сицевымъ образомъ пришед убо единъ от велмож, Захариа именемъ, въ обитель Пречистыя Кириловы ограды. И видевъ житие тех велико по Бозе, зело ползевася и помысли, аще мощно, в той обители въ иночьскиа одеатися. Но не случися тому тако быти. Темже, яко от Бога наученъ, дасть сребра много игумену и братии къ церковному зданию. Прием же сиа игуменъ, тщашеся въскоре еже от многа времени желаемое ему о церковнемъ здании, елма же Богу поспешьствующу, и церковь велика основана бысть. И понеже таковому великому делу наченшуся, и много делатель требоваху, имъже и събранымъ бывшим, дело въскоре спешаху.

Но понеже глад велий тогда в людехъ, иже въ окрестныхъ манастыря живущеи бяше, и начяша мнози приходити в манастырь глада ради хлебнаго. И вси приходящеи, кождо ихъ, насытився, отхождааше. Всем бо требующимъ и даяху, паче же убожайших чаде. Но понеже келарь тоя обители, яко видевъ многыхъ събравшихся къ церковному зданию, паче же и иныхъ множество, глада ради хлебнаго приходящихъ в монастырь, и яко умаленъ быв верою и помышляше в себе, егда како не достануть брашна толико множьству. И сего ради умали паче даати хлебъ приходящимъ в манастырь глада ради. Тогда и брашна в мучници множае оскудеваху и маляхуся. Егда же обилно всем требующим даяху, тогда и брашенъ множае исполньшеся. Видевше же таковое чюдо хлебникы манастыря того, иже своими руками брашно емлюще бяху, — яко егда множае даяху приходящимъ глада ради, тогда множае умножахуся брашна и изобиловаху, а егда оставиша даяти хлебъ убогымъ, тогда паче меры начинаху брашна скудети, — темже и възвестиша некым великым от старець тоя обители о вещи. Они же, яко услышаша о семъ, паче и ти удивишася, възвестиша игумену о таковом. И повеле игумен даяти и кормити всех требующих. И симъ тако бывающимъ, и брашна умножахуся и преизобиловаху. Бяху же ядущи тогда хлебъ в манастыре томъ на всякъ день яко шестьсот душь или множае. И тако сиа быша и до новаго хлеба.

Темже помощию Божиею и церковь прекрасна въздвижена бысть въ славу и хваление истинныа Матери Бога нашего, честнаго ея Успениа. По сих же иконами и инеми красотами, иже церквам подобна, украшена бысть, — есть даже и до сего дне. Аще и не глаголомъ, вещми же паче проповедуеть и свое благолепие всемъ зрящим являет. Якоже бы рещи: «Свята церкви Твоа дивна вправду».[296]

Таже по сих и трапеза велика и красна поставлена бысть. Темже и манастырь тогда болшими распространити тщахуся. Тогда бо, при блаженомъ Кириле, тесно бяше обьято место оно, заеже братьства тогда не много бяше. Егда же въсхоте Богь болшими дарованми и чюдесы прославити Своего угодника, тогда множае братство умножаашеся. Сего ради и величайшаго места требоваше к манастырьскому строению, якоже бы рещи: «Ветхая мимоидоша, и се быша нова»[297] — кроме обычая и устава, яже блаженый Кирилъ уставилъ бяше, общаго житиа правило, иже есть даже и доныне недвижно молитвами и укреплениемъ богоноснаго отца.

Некоимъ же временемъ минувшим, некоего попа сынъ, Иванъ именемъ, съй убо от лютаго беса мучимъ бяше люте, связанъ руками же и ногами. Толико же бяше бешение и злое мучение того Ивана, елико и очи завязавше привести его великою нуждею в манастырь. Очи же его бяху кровавы, устрашающе всехъ, гласы же некыа неподобныа испущая: овогда рыкая, яко скот, иногда же пятловым гласом страшно и грозно поаше. И сего ради страненъ и страшенъ позоръ являшеся. Всех бо биаше, всем лаяше. Но что много глаголю: и на самого того Бога хулу глаголаше, — не тъй бо глаголаше, но живый в немъ бесъ усты его глаголаше. Игуменъ же съ братиею молбу простираху къ Богу и святого Кирила приводяще въ молитву о стражущомъ. Темже благодатию Христовою и помощию Владычица нашеа Богородица и Приснодевыа Мариа и молитвами блаженаго Кирила помале престааше болезнь человека того, и бысть кротокъ, и в чювство прииде, и бысть здравъ, якоже и прьвее. Отиде в домъ свой, славя и благодаря Бога и преподобнаго его угодника Кирила.

По сем же времени приведоша иного человека, Симеона именемъ. И тъй бяше бесомъ мучим. Якоже предреченный Иванъ, связанъ юзами железными по руку и по ногу. Уже яко злодея водима и биема, яко да възможеть молчати, но убо елико биаху его, толико множае неистовяшеся. И тако привязаше его къ среде, чающе помощи преподобнаго Кирила. И пребысть ту, не ядый, ни пиа, неделю, но, тако мучимъ, страдаше. Таже благодатию Христовою и молитвами блаженаго Кирила бесу изшедшу от него, и бысть здравъ и смыслен. Отиде в домъ свой, радуяся, и ктому въ вся дни живота его бесъ не възможе никоеаже пакости сътворити ему.

Прииде же некоа болярыни, едина от славных, Ксениа именемъ, ради поклонениа гробу блаженаго Кирила. С неюже бяше пришедшихъ человекъ много. Едина же некая жена от служащихъ ей, кормилица сыну еа, едино око слепо имущи и ничтоже темъ окомъ в шести летех видящи, бяше бо белмо, якоже сказуеть, о всемъ оце ея. Яко прииде в манастырь жена, яже око слепо имуще, всех утаився по заутрени, и приходить въ гробницю, идеже есть гробъ святаго Кирила, и начят съ слезами молитися. И абие по некоемъ часе молитве слышить, яко грому велию изшедшу от гроба блаженаго Кирила, яко мнети тъй, сквозе уши ея прошедшу и къ слепому оку ея коснувшуся. Иже от страха того и грома, яко мертва, на землю падши, и надолзе лежаше от прилучившемся. И рукою своею слепаго ока касаашеся, и понеже, здравое око рукою закрывши, искушааше, аще что иже преже слепым окомъ видит. Увидевши же сама, яко помилова ю Богъ молитвами святаго Кирила, радовашеся. Темже не утаено бысть, но паче явлено святаго преславное чюдо, темже вси хвалу Богови въздаша и Пречистей Его Матери. Болярыни же Ксениа, кормивъ братию и многу милостыню давши, и възвратися в дом свой, славяще и хваляще Бога и блаженаго Кирила.

Принесоша же в манастырь святаго человека некоего, Констянтина именемъ, зело болезнию одръжима. И тако ему от болезни изнемогающи и к концю живота приближающася ему, своя съгрешениа исповедуеть игумену, и тако игуменъ святых таинъ причащаеть и. Пришедши же нощи, видит некый от старець тоя обители человека светоносна, идуща к келии, идеже Констянтинъ тъй лежаше. Мало иже посреди видить некиа человекы, зело странно видение имущихъ и грядущихъ въслед предпрошедшаго мужа. Яко приидоша тамо, идеже Констянтинъ лежаше, болезнию одръжимъ, и начаша съваритися съ преже пришедшимъ мужемъ, что яко: «Прииде, ничтоже не имея зде в немъ. Нашь бо есть и намъ повинулся есть». Другый же глагола, яко: «Нашь есть и к намъ прибеже». Сим же тако спирающимся, видит тъй братъ игумена тоя обители съ братиею пришедшихъ и сварящимся о Констянтине. И симъ тако бывающимъ, видить блаженаго Кирила пришедша и глаголюща къ братии, что яко: «Молвите, аще зде умреть и погребенъ будетъ, то и Пречистые есть и нашь. Аще ли проче отидет, то не нашь есть».

Пришедшу же дню, видевый видение брат сказаше игумену и братии видение, еже виде. Ведяху бо вси, яко тъй Констянтинъ лукавое житие прохождаше. Того дни и преставися тъй Константинъ и погребенъ бысть в монастыри том. Темже вси слышавше и прославиша Бога и Пречистую Его Матерь и преподобнаго Кирила.

Петра же некоего болярина сынъ, Василие именемъ, бесомъ обладанъ бывъ, и сего ради ума своего иступилъ бяше. И бесы многыми явленми странными и страшными являхуся ему и смертию претяще. Пришедшу же ему в манастырь блаженаго Кирила и у гроба святаго Кирила бывшу, нощи же пришедши, прииде и тъй въ трапезу, нечто от золъ отраду надеяся тамо приати. Такоже и тамо многа зла пострадавъ от бесов: многыми различными страшными видении являхуся ему. Иже тому посреди таковых зле стражющю, яко в тонокъ сонъ сведенъ бысть, и видит блаженаго Кирила въ светлых ризах, яко жива, пришедша. И токмо от видениа святаго и абие беси без вести быша. Въставшу же Василию от видениа, и позна себе здрава, яко ничтоже пострадавъ бяше, радуяся. И оттоле здравъ и смысленъ бысть, якоже и прежде. И отиде прочее в домъ свой, и благодарность Богу исповедуя и того угоднику, блаженному Кирилу.

Некый же князь, Давыдъ именемъ, Семеновичь, в болезнь велию впаде и не могаше нимало двигнутися, вси бо уди тела его разслабишася. И тако ему стражющу, и прочее живота отчаятися мняши, и велить себе нести в манастырь Пречистые, яко да тамо помолитися. И тако ему принесену бывшу близ манастыря, — и тако 4 мужи ношаху его на постели, и пред враты манастыря бывшимъ, повеле себе поставити ту. И начат съ слезами молитися, и по молитве ощути мало болезни своеа пременение. Въстав же на своихъ ногахъ, двема человекома подкрепляемъ, и, в церкви бывъ, моляшеся. Такоже и богоноснаго отца Кирила гробу пришед, и много съ слезами помолився, яко да облегчить ему святый болезненое его. И бысть день ту в манастыри, моляся. И пришедши нощи, и яко въ иступлени бывшу, видит блаженаго Кирила в церкви, съ инеми священникы в ризах стояща и крестъ в руце дръжаща. «Яко видевшу ми, — рече, — святаго, и начах съ слезами молитися ему: “Избави мя от належащая ми болезни!”» Святый же знаменавъ его честным крестомъ, егоже имяше в руце своей, и рече: «Не скорби прочее, аз бо помолю Бога и Пречистую Его Матерь, яко да исцелееши. Но не забуди обита своего, еже обещался еси». Възбнувъ же от видениа князъ Давыдъ и разуме болезнь облегчившуся ему, и, отраду приемъ, радовашеся. Наутриа же въста на ногах своихъ и иде въ церковь здравъ молитвами и явлениемъ блаженаго Кирила.

Начят же поведати всемъ явление святаго, и како явлениемъ того исцеление получи, к симъ достоверна сведетеля имея всемъ пребывшее ему здравие явлениемъ святаго. Слышавше же игуменъ и братиа бывшее на немъ посещение блаженаго Кирила, паче же и видяще его вси здрава ходяща, и прославиша Бога и Того Пречистую Матерь и чюдотворца Кирила. Князь же Давыдъ, братию учредивъ и милостыню давъ, отиде здравъ в домъ свой. По исцелении том стяжа велию веру к манастырю Пречистые и чюдотворцю Кирилу.

По сих же благочестиваго князя Михаила Андреевича,[298] сродника великаго князя, княгини, Елена именем, и та благочестива сущи, прилучися ей ногама болети. И недугу тому немало время прилежащю, и тая тако в болезни стражющи, и помысли благочестивый князь Михаилъ ити въ свое отечьство, на Белоезеро, и тамо Пречистей Матери Божий поклонитися и чюдотворному Кирилову гробу. Елма же таковым конець приимаше, и князю Михаилу тако съ княгинею на Белоезеро идущу, еще же ему далече сущу, и много растоаниа местомъ имущу, старець некый в манастыри святаго Кирила видить видение нощию. Не съвершено спящу, ниже пакы бдящу, и видит себе у гроба блаженаго Кирила, иже гробъ абие о себе отверъзеся, изъшед же оттуду святый, яко живъ. И на своемъ гробе седя, рече блаженый къ старцю, сподобившемуся видение видети: «Понеже, чадо, гости немалы хотят приити, в скорби суть велице, но подобает намъ помолитися о нихъ, яко да избавить их Господь таковыя скорби, понеже они наши кормителие суть». И тако глаголавый святый, мало поседевъ, и пакы въ своемъ гробе възлеже, самому гробу о себе затворившуся о нем.

Възбнувъ же старець от видениа и, в себе бывъ, дивляшеся. Утру же бывшу, възвещаеть видение некоему духовному брату, не тако бо просто, ни якоже случается въ сне видети, но яко жива и наяве виде святаго. Бысть же по семъ пятим днемъ изшедшимъ, и благочестивая княгини Елена прииде, последи же и самъ благочестивый князь Михаилъ приходить в манастырь Пречистыя и, у чюднаго гроба бывше, доволно молящеся.

И симъ убо в таковыхъ упражняющимся, приведоша некоего человека, близ манастыря жилище имея. Человекъ же тъ бяше бесомъ мучимъ люте. Связанъ ужема по руку и по ногу и едва от многыхъ удержимъ бываше, гласы бо некыя странныа и страшныя испущаше, яко скот, лааше, устремляет же ся на человекы, яко зверь, и тако всемъ страненъ позоръ бяше. И понеже биаху его, яко злодея, да молчить, и елико они биюще его еже молчати, толико онъ, множае неистовяся, въпиаше, злыя гласы испущаа, темже и всехъ страхование обдержаше. Таже помощию Божиею помале начатъ тишети и кротети и вмале преста от бесованиа своего и бысть здравъ и смысленъ, якоже и преже.

Потом же въпрашаху его, что яко тогда тако въпиаше, он же глаголаше: «Понеже вы биасте мя еже молчати, они же множае биаху мя, въпити глаголяще. Мне же не ведущу, кого от обоих вас послушати, обои бо немилостивно биасте мя, сего ради въпиах». Сие же чудо вси видевше, и прославиша Бога и Пречистую Его Матерь и блаженаго Кирила, глаголяще: «Въистину, дивенъ Богъ въ святых Своихъ!»[299]

По сих же временехъ благочестивая княгини Михаилова Елена, исцеление получивши своему недугу, и бысть здрава. Видев же благочестивый князь Михаилъ прславное сие бывшее чюдо, прослави Бога и Того Пречистую Матерь и преподобнаго отца Кирила. И тако братию доволно учредивъ, и многу милостыню дасть манастырю, прочее отиде въсвояси.

По сихъ же некоему времени минувшу, князь Михаилъ начатъ болети. И тако ему в болезни сущу, и — якоже преже рехомъ, велию веру имея к манастырю Пречистыя обители Кириловы — посылаеть с молением къ игумену того манастыря, Касиану именем, яко да помолится съ братиею о немъ. Священную воду тому посылают. Прием же благочестивый князь Михаилъ с великою верою принесеную воду от манастыря блаженаго Кирила, и, благодатию Христовою и Того Пречистыа Матере, токмо воды тоя вкушениемъ исцеление получи и бысть здравъ, благодаряше Бога и Того угодника Кирила.

Некогда бо, времени некоему минувшу, княгини благочестиваго князя Михаила, непраздна суща и въ утробе имуща отроча, и прежде уставленаго Богомъ дне, рекше прежде шестихъ недель рождениа, отроча въ чреве матерни умерша познавашеся. И понеже времени наставшу рождениа, и мертвое отроча не можаше от чрева матерня произыти, темже и княгини в болезни велицей бывше, недоумеяшеся, что сътворити, обаче уже и живота отчаявшеся и ничтоже ино, токмо смерть пред очима имущи. Благочестивый же князь Михаилъ, зря супружницю свою тако стражющу, печалию съкрушашеся, но не имеаше что сътворити, токмо Бога моляше. Богъ же иже всемъ человеком хотя спастися и в разумъ истинный приити. Прииде же въ умъ князю Михаилу, и въспомяну принесеную священную воду от манастыря блаженаго Кирила, еяже ради Богъ того помилова, и повеле принести оставшее от воды тоа. И велить болезненое чрево княгини священною водою помазати. И сему тако бывающу, и абие отроча мняшеся живо быти въ чреве матерни. И темже мертво прочее родися, и княгини нечаемо от болезни пременися, и въ еже умрети бяше жити сподобися и бысть здрава, хвалящи и благословящи Бога. Такоже и благочестивый князь Михаилъ възрадовася о здравии супружници своей, видевъ, яко помилова ю Богъ. Иже прежде мало сего мняше ю въ гробъ вселяему, ныне же живу и здраву виде, веселяшеся, тако и съ всеми людми своими хвалу же и величие въздающе Богови и Пречистей Богоматери и блаженому отцю Кирилу.

Темже благочестивый князь Михаилъ велию веру стяжа къ Пречистей Богоматери Кирилова манастыря и многая предасть тоя обители села же и езера. Не токмо тогда, но и всегда многа имениа непрестанно даяше, подобяся въ всемъ отцу своему, благородному князю Андрею Димитриевичю, и тъй бо благочестивый князь Андръй многа дасть и даяше манастырю Пречистыа, Кириловы обители. И аще о сем взыщеши, всюду обрящещи памятемъ достойна ему даяниа, иже суть и доныне всемъ знаемы и въ вечьную и некончаему всемъ бывшим родомъ память его.

И ниже да умолчано будеть чюдо, бывшее блаженымъ Кириломъ, иже прежде сего мало бывшее. Купца некоего Иоанна сынъ, Иванъ именемъ, съй бесом позавиденъ бывъ, и ума иступльшу, и некыя страшныя и странныя гласы испущаще. И что много глаголати: и прочее всехъ человекъ мудрований оставленъ бывъ. Отець же его Иванъ, яко виде сына своего Ивана от благыхъ паче на горшая попущением Божиимъ и наветомъ того самого беса предуспевающа, посылает того на Белоезеро в манастырь, идеже блаженый Кирилъ лежаше. И тамо ему бывшу, и такоже начат беситися и некая словеса странна и гнусная глаголати не токмо на человека, но и на самого Бога и святых Его.

И тако сему бывающю, и часто къ чюдотворному гробу овогда приводиму, овогда же самому приходящу, игумен же съ братиею молитвовавше о немъ. И едва по многыхъ днехъ възможе въ чювство приити, исцеление получи и бысть здравъ и смысленъ, якоже и прежде, благодатию того истиннаго Господа нашего Исуса Христа и помощию Владычица нашеа Богороднца и молитвами святаго отца Кирила. Отиде же здравъ в дом свой, благодарность Богови въздая и святому. Темже отецъ его и мати и ини мнози, егоже преже зряху тако стражюша и ума иступившу, последи же здрава и целомудрена видяще того, вси единодушно прославляху величиа Божиа и блаженаго отца Кирила.

Многа же иная изрядная чюдеса блаженаго Кирила быша и бывают даже и до сего дне — не точию егда бяше въ временней сей жизни, но и по преставлении, — ова явлена, ова же неявлена. Богу же обоя ведома, ихже писанию не предашеся множества ради. Сие же нечто мало отчасти житиа блаженаго написашеся, — да уведят вси и уверятся, яко Господь нашь Исус Христос славящих его прославляеть и зде утаити хотяща благая своя деланиа всюду добродетели ради явлены и славны творить. Блаженый же Кирилъ в пустыни токмо живяше, слава же того и добродетель повсюду, яко некиимъ легким крилом, происхождаше, «не бо мощно бяше граду укрытися, верху горы стоащу».[300]

Такова бяху Кирилова исправлением произволениа, такова блаженаго отца мира и яже в мире отвръжение. Сицево житие взыскающихъ лице Бога Иаковля, таковый подвигъ спастися хотящимъ. Что бо честнейше, иже онъ стяжа в жизни сей? Глаголю же всехъ прьвее любы къ Богу, к симь же — чистоту телесную, и с нею же всякъ узрить Господа, худость ризную, безмерную простоту, любовь къ всем нелицемерную, постъ, молитву, въздержание, бдение, веру несуменну, слезы непрестанныи, съкрушение сердца и смирение, егоже ради, речеся: «Сердце съкрушено и смирено Богъ не уничижит».[301]

К симъ же и иная многа изрядная чюдеса бываху: лукавых бесовъ отогнаниа, недугом различнымъ исцеление, слепымъ очесы прозрениа; лишенымъ разума целомудрию съ Богомъ податель, противящихся тихый увещатель, безъимению учитель, общему житию съвръшитель. И всем всяко, по апостолу, бывъ, да всехъ приобрящет, да всехъ спасеть, да всех Богови приведеть, да съ дръзновениемъ речет Владыце своему: «Се азъ и дети, еже ми далъ еси».[302] Всехъ бо, яко отець, любляше, о всехъ печяшеся, о всехъ полезная промышляше и всехъ, яко свои уды, миловаше, всехъ душевьныа струпы обязааше, всехъ телесныхъ недугъ нсцеляше, всех от злобъ съгнитие очищая, всемъ любовный пластырь техъ вредомъ прилагааше, всехъ масломъ милованиа помазаваше. Не бяше тогда скръбяща или оскорбляема. Аще бо некто и малодушенъ бяше или ленивъ, но тъй собою исправляше, собою образъ даяше. Иже на нь всуе гневающемуся благоуветливъ бяше, и аще кто тому пререковаше, длъготръпениемъ и млъчаниемъ того к любви привлачаше, и от сего познати бяше, Чий есть ученикъ и Кому подражатель бяше, — яве, яко рекшему: «Будете милостиви, яко Отець вашь небесный щедръ есть»,[303] — и да навыкнуть, на кого очи Господни призирают: «Точию кроткаго и смиренаго, и трепещущаго Моихъ словесъ».[304] Господне есть глаголющее, а не мое.

Сиа же азъ, последний въ иноцехъ, не на разумъ свой уповая или яко имея что, дръзнухъ еже паче моея силы — нечто о блаженемъ написати, ведый свою грубость и неразумие. Но понеже повеленъ бывъ от великаго князя Василиа Василиевичя, самодръжца, и Феодосия, митрополита всея Русии, и от настоателя тоа обители и всеа братии о Христе принуженъ бывъ, но еже и желаниемъ и любовию еже къ святому множае одръжимъ, нечто мало от житиа того написахъ, никое свое мудрование имый, но — елико слышахъ от поведавшихъ ми истинну, толико точию, елико да не вконець забвена будуть такова велика мужа житие, ниже да въ глубине потоплена будуть нерадением чюдеса, ихже Богь его ради творяше и творить не престае даже и до сего дне.

Святых бо чюдеса уподобишася некыим воднымъ источникомъ, иже от земля исходяща и землю напояюще: сице же от святых телес Божиею помощию исходящая силы телесный недугь уврачюют человекомъ. Источници, елика истекають, толико паче не умаляются, и елико почерпают от него, толико паче свою меру исполняет и никое умаление приемлет от своего течениа. Сице же святыхъ исцеление всемъ подаваема и николиже от верныхъ оскудна бывають. Многащи же и врачеве, издавше своа врачебная былиа, иного требують, темъ не сущу. Святый же не тако: точию веру требуеть, без неяже вся непотребна суть, якоже и учимы есмы: «Вера твоя спасеть тя»[305] и пакы: «По вере твоей будет ти».[306] Вера бо всехъ спасаеть и всехъ избавляеть. Без веры бо и велика деланиа ничтоже възмогоша.

Но, о всечестный отче, на земли пустыни жителю, небесный гражданине, преподобнымъ съжителю, праведным единокровне, иже смирением высокый, нищетою богатый, иже нищимъ кормителю, скорбящим милостивное утешение, слепымъ вождь, плачющим радость, обидимымъ помощникъ, немощным врачь, обуреваемым въ гресехъ пристанище и скорый всемъ заступник, веси наше неможение, веси же и лукаваго еже на нас навета. Требуемъ твоея помощи и заступлениа, требуем же молитвеное къ Богу, требуемъ ходатайственое. К тебе припадающе, молимся и молити не престаемъ: молися съхранити стадо свое, еже многыми труды събралъ еси, ихъже от душа възлюбилъ еси, о нихже еще в жизни сей много трудися, яко да избавить от сети ловящихъ бесовъ, иже ищущихъ нашу погыбель, и от человекъ лукавых. Веси бо иже на нас козни лукаваго, веси бо нашу леность и уныние, веси естьство наше удобь поползаемо и къ злобе скоро текущее. Сего ради молим тя: да якоже, егда бяше в жизни сей с нами, много о нас печяшеся, промышляа намъ полезная, тако и ныне всем подаждь еже къ спасению прошения и животъ вечный. Благочестивымъ же князем нашимъ на врагы способьствуй, яко да и мы в тишине ихъ тихо и безмолвно житие поживемъ. И всехъ, иже въ пречистый храмъ днесь приходящих и почитающих святое ти успение, съхрани и съблюди от всякых совет вражиихъ ненавитны. Болезни облегчи, волны утиши, скорби премени и всехъ нас помилуй. Прииди посреди нас невидимо, и наша молениа, иже тебе ради Богови всылаемая, приими, и сия приноси къ творцю и Богу нашему, яко да съгрешениемъ оставление приимем въ день Суда и вечныхъ благъ сподобимся о Христе Исусе, о Господе нашем, Емуже слава и дръжава, честь и покланяние съ безначалнымъ Его Отцемъ, и с Пресвятымъ и благымъ и животворящим Ти Духом ныне и присно и в векы веком. Аминь.

ПЕРЕВОД

КОММЕНТАРИЙ

Кирилл Белозерский — основатель монастыря Успения Богородицы в Белозерской земле, прославившегося как Кирилло-Белозерский.

Β миру Козьма, Кирилл родился около 1337 г. в Москве; родители его умерли, когда он еще нуждался в заботах старших; перед смертью они поручили его своему «сроднику» Тимофею Васильевичу Вельяминову, окольничему московского великого князя, одному из самых знатных и богатых людей в Москве.

Β доме Тимофея Вельяминова Козьма вырос и со временем стал управляющим его хозяйством. Уже немолодым человеком, имея не менее тридцати трех лет от роду, он сумел — вопреки воле своего опекуна — осуществить свою давнюю мечту — постричься в монахи.

Козьма стал иноком Кириллом в московском Симоновом монастыре, игуменом которого был племянник Сергия Радонежского Феодор, и прошел там выучку в разных службах, начиная с работ в пекарне и поварне и кончая руководством обителью. Β начале этого пути, чтобы сознательно утяжелить свою жизнь, Кирилл принимался юродствовать, напрашиваясь на наказания. Он был замечен и правильно оценен Сергием Радонежским; приходя в монастырь племянника, тот подолгу беседовал с работавшим в хлебне Кириллом.

Β 1397 г., когда Кириллу было уже шестьдесят лет, он со своим другом-иноком Ферапонтом, покинув Симонов монастырь, ушел в Белозерские земли и создал там свой монастырь, в честь Успения Божией Матери. Обитель Кирилла быстро проделала обычную для того времени эволюцию: по мере прихода к отшельнику людей, желавших следовать его правилам, убежище безмолвника обращалось сначала в скит, а потом в монашеское общежитие, киновию. Β год смерти Кирилла (1427) братия его общежития насчитывала пятьдесят три человека.

За тридцать лет трудов в своей обители Кирилл сумел создать из нее один из наиболее мощных духовных, книжно-культурных и хозяйственных центров Великой Руси. Сыновья Дмитрия Донского Василий, Юрий и Андрей переписывались с Кириллом; его ответные им послания сохранились. Сохранилась также, причем в подлиннике, Духовная грамота, завещание Кирилла Белозерского, где он просит князя Андрея Дмитриевича и после его, Кирилла, смерти продолжать оказывать монастырю покровительство. (Три послания и Духовная грамота Кирилла Белозерского напечатаны в т. 6 наст. изд.).

Кирилло-Белозерский монастырь сохранял свое значение крупнейшего духовного, культурного, хозяйственного, а затем также и военного центра Московской Руси по самый ее конец, по крайней мере по конец XVII в.

Житие преподобного Кирилла Белозерского — важнейший источник наших сведений ο нем. Оно было написано в начале второй половины XV в. Пахомием Сербом.

Пахомий Серб был выходцем с Афона. Β тридцатых годах XV в., еще молодым (но не моложе тридцати лет), в звании иеромонаха он прибыл на Русь, сначала — в Новгород. Затем, в начале сороковых годов, переехал в Троице-Сергиеву лавру и после этого жил главным образом там, хотя неоднократно возвращался в Новгород. И в Москве, и в Новгороде он выполнял литературные заказы высокого начальства — архиепископов, великих князей. Всего им написано на Руси десять или одиннадцать житий (Варлаама Хутынского, Сергия Радонежского, Никона Радонежского, митрополита Алексея, Кирилла Белозерского, Михаила Черниговского и боярина Феодора, Саввы Вишерского, новгородских архиепископов Евфимия II, Моисея и, возможно, Иоанна и Ионы, причем некоторые из них не в одной редакции), ряд похвальных слов и сказаний (на обретение мощей митрополита Алексея, на перенесение мощей митрополита Петра, на Покров Богородицы, празднику Знамения Богородицы в Новгороде, Варлааму Хутынскому, Сергию Радонежскому, Клименту Римскому, ο гибели Батыя), четырнадцать служб и двадцать один канон (в основном тем же лицам и праздникам). Пахомий — один из плодовитейших писателей Древней Руси. Притом это — редкий в Древней Руси случай писателя-профессионала, работавшего на заказ и получавшего за труд хорошие гонорары (об этом он с гордостью пишет сам).

Составляя по заказу жития, слова и службы с канонами, Пахомий имел в виду главным образом практические — церковно-служебные цели. Он хорошо владел стилем славянской богослужебной литературы и не видел ничего предосудительного в заимствованиях из чужих произведений (как то: Слово на обновление храма великомученика Георгия Аркадия Критского, Похвальное слово Клименту Римскому епископа Климента, жития Афанасия и Петра Афонских, сочинения Григория Цамблака и митрополита Киприана), в повторениях самого себя (во вступлениях к ряду житий), в создании своих редакций — путем небольшой переработки текста (сокращения одних мест и распространения других), мозаичного соединения и просто дополнения предисловием и послесловием чужих произведений. Но при этом он пользовался и устными источниками, и некоторые его жития — в первую очередь интересующее нас сейчас Житие Кирилла Белозерского — созданы почти исключительно на основании слышанных им рассказов современников-очевидцев.

Прозаические произведения Пахомия — и Житие Кирилла тут не исключение — строятся обычно по четкой схеме: предисловие, основная часть и заключение. Β предисловиях говорится ο важности прославления праздников или святых, ο трудности для человека этого дела и об извиняющих автора в этом непосильном начинании обстоятельствах. Β риторических вступлениях, отступлениях, похвалах и т. п. язык Пахомия искусственно усложнен, витиеват и приближается к стилю гимнографической литературы — стихир, канонов и акафистов (с акафистами, в частности, его роднят многочисленные хайретизмы, т. е. обращения к прославляемым лицам, начинающиеся словом «радуйся»). Основная часть членится на ряд эпизодов. Β житиях речь начинается, как правило, с родителей святого, прерывается разговорами и размышлениями действующих лиц, наставительными авторскими замечаниями и похвальными восклицаниями, иногда довольно пространными, и завершается цепочкой рассказов ο чудесах. Β повествованиях ο событиях язык Пахомия прост, ясен и деловит. Опираясь на большое количество устных преданий и предшествующих письменных произведений, иногда документов, жития Пахомия Серба богаты историко-литературным и историческим материалом и потому интересны как для историков литературы, так и для собственно историков.

Β конце 1461 — начале 1462 г. Пахомий Серб в очередной раз ушел из Новгорода в Москву, откуда скоро, по поручению великого князя Василия II Васильевича (ум. в 1462 г.) и митрополита Феодосия (1461—1464 гг.), отправился в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы собрать там материалы для заказанного ему Жития основателя этого монастыря. Заказ объяснялся благодарностью великого князя монастырю за ту поддержку, которую он получил там в сороковых годах, когда был лишен Дмитрием Шемякой великого княжения и сослан в Вологду. Закончил Пахомий Серб Житие Кирилла после марта 1462 г. (смерть великого князя Василия II Васильевича) и до 13 мая того же года (рукоположение в Ростовского архиепископа третьего преемника Кирилла игумена Трифона), возможно, уже по возвращении в Троице-Сергиеву лавру. (Подробнее ο Пахомии Сербе см. статью ο нем в «Словаре книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV—XVI в. Часть 2. Л—Я». Л., 1989, с. 167—177).

По всей видимости, под пером самого Пахомия, действовавшего в литургических целях, около 1464—1465 гг. появилась вторая редакция Жития, представляющая собой механическое сокращение первой. Кроме того, известно краткое проложное Житие Кирилла, составленное на основании первой, пространной редакции вскоре после ее появления, но имеющее некоторые черты оригинальности. Β 1615 г. на основании Пахомиева Жития преподобного Кирилла была создана Иоасафом еще одна его редакция.

Житие Кирилла Белозерского — один из немногих рассказов ο святых, написанных Пахомием впервые, по словам «самовидцев», а не путем редактирования или дополнения чужих произведений. Единственным письменным источником послужила ему в данном случае Духовная грамота Кирилла, включенная им в Житие с некоторыми пропусками и поправками.

Главными информаторами автора в Кирилло-Белозерском монастыре были ученики Кирилла: тогдашний игумен монастыря Кассиан (1448—1465 и 1466—1470 гг.) и Мартиниан Белозерский. Мартиниана Пахомий отмечает как наиболее полно и связно рассказавшего ему ο своем учителе. Так что достоинства Жития Кирилла, его содержательность и занимательность, в большой мере — заслуга Мартиниана, «с юного возраста жившего с Кириллом и хорошо знавшего ο святом».

Состоя из более чем сорока рассказов, Житие Кирилла представляет собой самое большое из произведений Пахомия и — несмотря на неизбежную для этого жанра стилизацию и типизацию лиц и событий — самое насыщенное конкретными историческими сведениями, обстоятельствами и именами. Здесь гораздо подробнее, чем в других житиях, говорится ο молодости святого, ο периодах его жизни, об окружавших его людях — его родственнике-воспитателе Тимофее Васильевиче, жене того Ирине, игумене Стефане Махрищском, преподобном Сергии Радонежском, племяннике того Феодоре Симоновском, Михаиле Смоленском, Ферапонте Белозерском и других.

Похоже, что ученики Кирилла, в том числе Мартиниан, совсем немного знали ο светском периоде жизни своего учителя. Возможно, Кирилл не любил в старости рассказывать ο своей молодости. Но, может быть, агиограф Пахомий остерегался, как бы конкретные подробности житейско-исторического плана не повредили чистоте жанра жития, призванного повествовать ο вечном, надприродном в жизни человека, а не ο превратностях его бытия. Как бы то ни было, в Житии оказалось очень мало сведений ο первой половине долгой жизни Кирилла.

Текст жития преподобного Кирилла Белозерского печатается по рукописи РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 18/1095, 30—60-е гг. XVI в., происходящей из Кириллова монастыря. Все исправления и добавления (они выделены курсивом) сделаны по изданному В. Яблонским в книге «Пахомий Серб и его агиографические писания» (СПб., 1908, с. I—LXIII) тексту рукописи РГБ, МДА,№ 13(208), XV в.