Библиотекарь из другого мира (СИ)

Глава 3. "Наследство лекаря"

Первые лучи солнца пробились сквозь листву яблони у окна, разбудив меня мягким золотистым светом. Я потянулась, наслаждаясь ощущением покоя, которого не испытывала уже много лет. За окном щебетали птицы — не городские воробьи, а что-то более мелодичное.

Гермес сидел на подоконнике, пристально наблюдая за чем-то во дворе. Заметив, что я проснулась, мяукнул и направился к двери — явно приглашая на утреннюю прогулку.

— Хорошо, хорошо, — засмеялась я, поднимаясь с кровати. — Пойдем дальше изучать наше наследство.

Утренний воздух был свежим и прохладным. На траве блестели капли росы, а от земли поднимался легкий туман. Гермес важно шествовал впереди, время от времени останавливаясь, чтобы убедиться, что я следую за ним.

Сад оказался больше, чем я думала. Вчера я видела только часть — грядки ближе к дому. Но дальше, за заросшими дорожками, открывались новые участки. Некоторые совсем заброшены, другие еще сохраняли следы прежнего порядка.

Я медленно шла по тропинкам, внимательно разглядывая растения. Некоторые узнавала сразу — ромашка росла почти сорняком, мята захватила целую грядку, превратив ее в ароматные заросли. Шалфей выглядывал серебристыми листочками из-под сорной травы.

Но было и много незнакомого. Вот растение с фиолетовыми соцветиями и характерным запахом — по виду что-то из семейства губоцветных, скорее всего обладает успокаивающими свойствами. А это с мелкими белыми цветками и резными листьями...

Воспоминания Элианы всплывали неожиданно, словно кто-то переворачивал страницы в знакомой книге.

Папа показывает маленькой девочке грядку: "Смотри, Элиана, это тысячелистник. Если порежешься — сорви листочек, разомни и приложи к ране. Кровь остановится."

"А это что, папа?" — "Лаванда. Она помогает успокоиться и крепко спать. Мы будем сушить ее и класть в подушки."

"А можно я сама буду ухаживать за этой грядкой?" — "Конечно, дочка. Это будет твоя грядка с календулой. Только помни — ее нужно поливать каждый день..."

Сердце сжалось. Эта девочка так и не успела стать взрослой. Но ее мечта о том, чтобы быть лекарем, осуществится — пусть и не так, как она планировала.

Я дошла до дальнего угла сада, где протекал небольшой ручей. И ахнула от восторга.

Целая ивовая роща! Деревья росли прямо у воды, свешивая ветви к самой поверхности. Природный источник салицина — вещества, из которого получают аспирин. В моем мире для этого нужны были фармацевтические заводы, а здесь оно росло само по себе.

— Гермес, смотри! — Я показала коту на деревья. — Это же настоящее сокровище!

Рядом с ручьем я обнаружила дикий чеснок — зеленые стрелки пробивались прямо из влажной земли. Природный антибиотик, который здесь считали просто приправой к еде.

Чем дальше я исследовала сад, тем больше находок делала. Календула — для заживления ран. Валериана у забора — лучшее успокоительное из тех, что знало человечество. И даже эхинацея — в моем мире ее экстракт продавали в аптеках как иммуностимулятор.

Я остановилась посреди сада и медленно оглядела все вокруг. Бенедикт и не подозревал, какие сокровища у него росли. Он использовал эти растения интуитивно, по народным рецептам, не понимая истинных механизмов их действия.

— Здесь можно устроить настоящую аптеку под открытым небом, — сказала я Гермесу, который сидел на пеньке и умывался лапой. — Только нужно все привести в порядок, изучить, систематизировать.

Отец Элианы был хорошим лекарем, но действовал методом проб и ошибок. А у меня были знания о том, какие именно вещества содержатся в растениях, как они работают, в каких дозах безопасны.

Первым делом нужно навести порядок в мастерской и составить опись всех лекарственных средств. Понять, что у меня есть, чего не хватает, что можно улучшить.

А потом... потом я покажу этому миру, на что способна современная медицина в союзе с древней мудростью природы.

***

Два дня я провела в мастерской, приводя в порядок наследство Бенедикта. Рассортировала травы по полкам, составила подробную опись всех лекарственных средств, вычистила и проверила инструменты. К утру третьего дня мастерская превратилась в образец порядка — каждая банка на своем месте, каждый пучок трав подписан аккуратным почерком.

Я как раз перетирала в ступке высушенные цветы календулы для ранозаживляющей мази, когда в дверь постучали. Гермес, дремавший на солнечном пятне у окна, поднял голову и мяукнул — видимо, узнал посетителя.

— Элиана! — Голос Марты звучал необычно радостно.

Я открыла дверь и улыбнулась. На пороге стояла та же пожилая женщина, но выглядела она совершенно по-другому. Лицо посвежело, движения стали более уверенными, а в руках — плетеная корзинка, от которой исходил аромат свежего хлеба.

— Марта! Проходите. Как самочувствие?

— Детка, что ты со мной сделала? — Марта прошла в мастерскую и поставила корзинку на стол. — Я уже думала, что до конца жизни буду мучиться с этими руками!

— Что-то не так? — встревожилась я, мысленно перебирая возможные побочные эффекты.

— Да руки перестали болеть! — Марта подняла кисти и показала, как легко сгибает пальцы. — Впервые за полгода спала всю ночь, не просыпаясь от боли! А утром даже тесто замесила — муж не верил, что сама справлюсь.

Облегчение накрыло меня теплой волной. Первый пациент в новом мире, и лечение оказалось успешным.

— Значит, ивовая кора помогла, — кивнула я. — Как принимали отвар?

— Как ты велела — три раза в день после еды. И это растирание, которое ты показала... — Марта покрутила запястьями. — Чудо какое-то! Где ты этому научилась?

— Много читала в книгах отца, — ответила я уклончиво. — И кое-что... пришло во время болезни. Словно кто-то подсказывал.

Марта кивнула с пониманием:

— Бывает такое. Говорят, когда человек между жизнью и смертью балансирует, иногда высшие силы знания дают. Но твой отец так не лечил...

— Каждый лекарь находит свой путь, — сказала я дипломатично.

Марта внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь разгадать загадку, но потом махнула рукой:

— Главное, что помогает. А вот, кстати, — она придвинула корзинку ближе, — тут тебе передача от мужа. Он говорит: хороший лекарь должен хорошо питаться.

В корзинке лежали свежие овощи — морковь, капуста, лук, — круглый каравай хлеба, еще теплый, глиняный горшочек с молоком и завернутый в чистую тряпицу творог.

— Марта, это слишком много...

— Ничего не слишком! — отмахнулась она. — У нас так принято — добро за добро. Ты мне руки вылечила, я тебе еды принесла. Честный обмен.

Я поняла — здесь действовала натуральная экономика. Не деньги за услуги, а услуга за услугу, товар за помощь. Это было даже лучше — создавало ощущение общности, взаимной поддержки.

— Спасибо, — сказала я искренне. — Очень кстати. А как дела у остальных? Семья здорова?

— Да вот как раз хотела спросить... — Марта помяла руки. — У меня племянница есть, Анна. Совсем молодая, первый ребенок. А малыш часто хворает — желудок болит, плохо спит, все время плачет. Она уже не знает, что делать.

— Сколько ребенку?

— Три месяца будет на днях.

Младенец. Это уже совсем другой уровень ответственности. В современном мире я бы посоветовала обратиться к педиатру, сдать анализы, пройти обследование. А здесь...

— Приводите завтра утром, — сказала я после небольшой паузы. — Посмотрю на малыша, поговорю с мамой.

— Спасибо, детка! — Марта просияла. — Анна будет так благодарна! Она уже плачет каждый день — боится, что что-то с ребенком не так.

После того как Марта ушла, я стояла у окна и думала о том, что случилось. Мой первый пациент выздоровел. Сарафанное радио уже работает — ко мне обращаются с новыми проблемами. И самое главное — я начинаю понимать, как устроен этот мир.

Здесь ценили не диплом и не должность, а результат. Здесь платили не деньгами, а доверием и заботой. И здесь каждая спасенная жизнь действительно имела значение.

***

Следующим утром они пришли рано — едва солнце поднялось над горизонтом. Я услышала детский плач еще до того, как в дверь постучали, и сердце сжалось. Плач был отчаянным, надрывным — таким, какой бывает только у маленьких детей, когда им действительно плохо.

Анна оказалась совсем юной — лет двадцати, не больше. Светлые волосы растрепаны, глаза красные от недосыпания, руки дрожат от усталости. На руках она держала крошечный сверток, из которого доносился тот самый плач, что разбудил меня.

— Элиана, помоги, пожалуйста, — у нее на глазах стояли слезы. — Он не спит, не ест... я уже не знаю, что делать. Думаю, что умирает.

— Проходите, садитесь, — я подвела ее к креслу у окна. — Давайте посмотрим на малыша.

Анна развернула одеяльце, и я увидела крошечного мальчика, красного от плача. Личико сморщенное, кулачки сжаты, ножки поджаты к животу. Классическая картина, которую я видела сотни раз в учебниках по педиатрии.

— Как его зовут? — спросила я, осторожно беря ребенка на руки.

— Михаил, — всхлипнула Анна. — В честь деда.

Я аккуратно ощупала животик малыша — вздутый, но не твердый. Никаких признаков серьезной патологии. Температуры тоже не было — лобик прохладный, кожа нормального цвета, если не считать красноты от плача.

— Анна, расскажите, как он ест. Только грудью?

— Да, только грудью. А что, нужно что-то еще?

— Нет-нет, грудное молоко — это лучшее, что может быть для ребенка. Как часто прикладываете?

— Да постоянно! — Анна вытерла глаза краем платка. — Он плачет, я думаю — голодный, даю грудь. Но он сосет немного и опять кричит.

Я наблюдала за поведением малыша. Он то затихал, то снова начинал плакать, поджимая ножки к животу. Движения беспокойные, но координированные. Дыхание ровное.

— Анна, — сказала я мягко, — это колики. У многих малышей бывает в первые месяцы.

— Колики? — она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Это значит, он не болен?

— Нет, просто его животик еще учится переваривать молоко. Пищеварительная система у новорожденных незрелая, и иногда молоко вызывает повышенное газообразование. Сейчас я покажу, как ему помочь.

Я положила Михаила на стол, расстелив мягкую ткань. Начала осторожно массировать его животик круговыми движениями по часовой стрелке — так, как учили в курсе детской медицины.

— Смотрите, — объяснила я Анне, — массаж помогает газам выйти и успокаивает кишечник. Движения должны быть мягкими, без нажима.

Под моими пальцами животик малыша постепенно расслаблялся. Михаил перестал плакать и внимательно смотрел на меня большими темными глазами.

— Боже мой, — прошептала Анна, — он молчит...

— Массаж — это первое. Второе — укропная водичка. Укроп помогает от вздутия живота и у взрослых, и у детей. Я приготовлю вам специальный отвар — безопасный для младенцев.

Я прошла к полкам с травами и достала семена укропа. Пока заваривала слабый отвар, продолжала объяснять:

— Еще поможет теплая тряпочка на живот. Только не горячая — чуть теплее, чем температура тела. И следите за тем, как прикладываете к груди. Если ребенок неправильно захватывает сосок, он может заглатывать воздух, а это усиливает колики.

Анна слушала внимательно, кивая и запоминая каждое слово.

— А еще, — добавила я, процеживая готовый отвар, — очень важно, чтобы мама была спокойна. Дети чувствуют наше напряжение и беспокойство. Вам нужно больше отдыхать.

— Но как я могу отдыхать, если он постоянно плачет?

— Теперь будет легче. И я дам вам успокаивающий чай — ромашка с мятой. Он поможет вам расслабиться, а через молоко немного успокоит и малыша.

Я показала Анне, как правильно делать массаж, объяснила дозировку укропной воды — по чайной ложке три раза в день. Дала небольшую баночку с готовым отваром и мешочек с травами для чая.

— Элиана, — Анна прижала к себе спокойно лежащего сына, — спасибо. Я уже думала, что схожу с ума. Все говорили, что это нормально, что пройдет, но никто не объяснял, что делать.

— Колики действительно проходят, обычно к трем-четырем месяцам. А пока эти советы помогут и вам, и Михаилу чувствовать себя лучше.

Когда они ушли, я еще долго стояла у окна, наблюдая, как Анна идет по дорожке, крепко прижимая к себе сына. Впервые за дни он не плакал.

Я лечила не только болезни, поняла я. Я лечила страх, неведение, отчаяние. Давала людям не только лекарства, но и знания, уверенность, надежду. И это было не менее важно, чем любые травы.

***

После обеда я сидела в саду, разбирая травы для сушки, когда услышала топот ног и крики. Гермес вскочил и настороженно посмотрел в сторону калитки.

— Элиана! Элиана, помоги! — детский голос звучал испуганно и отчаянно.

Я выбежала во двор и увидела мальчика лет двенадцати, который поддерживал под руку высокого бородатого мужчину. Левая рука мужчины была обмотана окровавленной тряпкой, кровь просачивалась сквозь импровизированную повязку и капала на землю.

— Что случилось? — спросила я, быстро подходя к ним.

— Дядя Борис обжегся в кузнице, — затараторил мальчик. — Раскаленное железо упало на руку, и еще порезался об край. Кровь не останавливается!

Борис — кузнец, муж Марты. Крупный мужчина лет сорока, обычно румяный и веселый, сейчас был бледен как полотно. Губы поджаты от боли, в глазах читалось беспокойство.

— Быстро в дом, — скомандовала я. — Садитесь на стул, Борис.

Я развернула тряпку и едва сдержала вздох. Глубокий рваный порез от запястья до середины предплечья, края раны обожжены. Кровотечение сильное.

— Сейчас, сейчас, — пробормотала я, мысленно вспоминая алгоритм первой помощи.

Первым делом — остановить кровотечение. Я быстро наложила давящую повязку выше раны, пережав вену. Кровь сразу замедлилась.

— Мальчик, как тебя зовут? — спросила я, доставая из мастерской таз с водой.

— Петя.

— Петя, поставь воду кипятиться. Большой котел, быстро.

Мальчик метнулся к очагу. Я тем временем промыла рану кипяченой водой — той, что остыла с утра. Борис зашипел от боли.

— Девочка, ты что делаешь? — испугался Петя. — Зачем водой?

— Рана должна быть чистой, — ответила я, внимательно осматривая повреждение. — Иначе начнется гниение.

Местные лекари явно не знали о существовании бактерий. А я знала, что инфекция убивает больше раненых, чем сами раны.

Обработала рану настойкой календулы — лучший антисептик из доступных. Борис стиснул зубы, но терпел.

— Борис, сейчас будет больно, но я зашью рану. Так она заживет быстрее и красивее.

— Зашьешь? — удивился он. — Но отец твой никогда не зашивал...

— А я зашиваю. Поверь мне.

Я достала из запасов Бенедикта тонкую нить — видимо, он все-таки иногда накладывал швы, раз инструменты были. Прокалила иглу над огнем и начала аккуратно сшивать края раны.

— Потерпи, — говорила я, работая. — Скоро закончу.

Борис смотрел на мои действия с недоверием и восхищением одновременно. Петя стоял рядом, открыв рот.

— Как ты это делаешь? — прошептал мальчик. — Как нитка держит кожу?

— Кожа срастается сама, — объяснила я, завязывая последний узел. — Нитка просто помогает краям держаться вместе.

Наложила повязку с мазью из календулы и подорожника. Рана была надежно закрыта, кровотечение остановлено.

— А теперь от боли, — сказала я, наливая в чашку отвар ивовой коры с добавлением мяты. — Выпей все.

Борис послушно выпил и вдруг удивленно посмотрел на руку:

— А боль... меньше стала.

— Будет еще меньше. Приходи ко мне через три дня, посмотрим, как заживает. И помни — повязку не мочить, если начнет гноиться или сильно болеть — сразу ко мне.

— Элиана, — Борис встал со стула, осторожно придерживая забинтованную руку. — Я... не знаю, как благодарить. Такого лечения я никогда не видел.

— Просто выздоравливай, — улыбнулась я.

Когда они ушли, Петя то и дело оборачивался, глядя на меня с восхищением. А я понимала — к вечеру весь город будет знать о том, как "молодая лекарка кровь остановила и рану зашила, как портниха платье".

Сарафанное радио в маленьком городке работало быстрее интернета.

***

Когда стемнело, я зажгла масляную лампу в мастерской и достала чистый лист пергамента. День выдался насыщенным, и мне хотелось зафиксировать все, что произошло, пока детали не стерлись из памяти.

Привычка вести записи осталась с прежней жизни — в библиотеке я каталогизировала каждую новую книгу, отмечала состояние старых изданий, фиксировала запросы читателей. Теперь вместо книг у меня были пациенты, но принцип оставался тем же.

Я обмакнула гусиное перо в чернильницу и начала писать:

"Журнал лекаря Элианы. Первые записи.

Марта, жена кузнеца, 58 лет — хронический артрит суставов кистей рук. Лечение: отвар ивовой коры внутрь три раза в день + массаж суставов + упражнения для подвижности. Результат: значительное улучшение в течение двух дней. Пациентка довольна, болевой синдром снижен.

Анна, 20 лет — младенец Михаил, 3 месяца, младенческие колики. Лечение: укропная вода + обучение матери технике массажа живота + рекомендации по режиму кормления + успокаивающий чай для матери. Результат: ребенок спокойнее, мать обрела уверенность.

Борис, кузнец, около 35 лет — глубокий рваный порез предплечья с термическим ожогом. Лечение: остановка кровотечения давящей повязкой + промывание раны + обработка антисептиком (настойка календулы) + наложение швов + обезболивание (отвар ивовой коры с мятой). Необходимо наблюдение через три дня для оценки заживления."

Я отложила перо и перечитала написанное. В современном мире такие записи выглядели бы примитивно — где рентген, анализы крови, точные дозировки препаратов? Но здесь это было революцией. Никто из местных лекарей не вел такой документации.

А ведь именно систематизация знаний отличала науку от знахарства. Записав симптомы и результаты лечения, можно было анализировать, что работает, а что нет. Можно было учиться на собственном опыте и передавать знания другим.

Я добавила еще несколько строк:

"Наблюдения о местной медицине: отсутствует понятие об инфекции, поэтому раны часто гноятся и заживают плохо. Нет эффективного обезболивания — люди считают боль неизбежной частью лечения. Отсутствует систематизация знаний — каждый лекарь полагается на память и передачу устных традиций."

"Планы: обучить местных целителей основам гигиены и антисептики. Создать простые, но эффективные протоколы лечения наиболее частых заболеваний. Найти способ записывать и передавать медицинские знания так, чтобы они не терялись."

Последний пункт был самым сложным. В мире, где книги редкость, а большинство населения неграмотно, обычные записи мало что давали. Нужен был другой способ...

Я посмотрела на кристалл, который лежал на краю стола. Днем он реагировал на мои мысли о медицине, светясь ярче при концентрации на определенных знаниях.

Что если...

Я взяла кристалл в руки и закрыла глаза. Попыталась сосредоточиться не просто на знаниях о лечении ран, а на целом уроке — пошагово, как учили бы студента медицинского института.

Первое: остановка кровотечения. Артериальное — жгут выше раны. Венозное — давящая повязка. Капиллярное — просто чистая ткань.

Второе: очистка раны. Промыть кипяченой водой, удалить грязь и инородные тела.

Третье: антисептика. Настойка календулы, отвар ромашки, в крайнем случае — крепкий алкоголь.

Четвертое: наложение швов при глубоких ранах...

Кристалл в моих руках вспыхнул ярким голубым светом. Не просто засветился — вспыхнул, словно молния. Я почувствовала, как что-то перетекает из моей головы в камень, словно информация действительно записывается.

— Интересно, — прошептала я, разжимая пальцы.

Кристалл продолжал мерцать, но уже мягче. А у меня в голове созрела дерзкая мысль.

Что, если я нашла способ создавать учебники без бумаги и чернил? Что, если эти кристаллы могут хранить не просто информацию, а целые уроки, которые можно передавать другим людям?

***

Я уже гасила лампу и готовилась ко сну, когда услышала тихий, но настойчивый стук в дверь. Гермес поднял голову с моих колен, настороженно посмотрел в сторону входа, но не зашипел и не выгнул спину. Значит, опасности нет.

Кто мог прийти в такой час? Неужели кому-то срочно понадобилась помощь?

Я накинула плащ поверх ночной рубашки и подошла к двери.

— Кто там?

— Мастер Альберт, лекарь из Каменного Брода, — ответил глубокий, но усталый голос. — Прости за поздний час, дочь моя, но дорога заняла больше времени, чем ожидал.

Лекарь из соседнего города? Я осторожно открыла дверь.

На пороге стоял пожилой мужчина лет шестидесяти. Худощавый, с седой бородой и умными серыми глазами. Дорожный плащ, простая одежда, потертая сумка через плечо. Вид усталого путника, но не нищего.

— До меня дошли слухи о твоих... необычных методах лечения, — сказал он, внимательно разглядывая меня. — Говорят, ты раны зашиваешь и кровь останавливаешь способами, каких не видел никто.

— Слухи ходят быстро, — осторожно ответила я.

— В нашем деле это важно. Хорошие лекари — редкость, а плохие... — он махнул рукой. — Я весь день ехал, чтобы своими глазами увидеть, правда ли то, что рассказывают. Можно войти? Обещаю, что уйду с рассветом.

Что-то в его манере говорить, в спокойной уверенности и прямом взгляде внушало доверие. Да и Гермес по-прежнему вел себя спокойно.

— Проходите, мастер Альберт. Чаю хотите? Дорога, наверное, была тяжелой.

— Был бы признателен.

Пока я ставила воду кипятиться и доставала остатки хлеба с творогом, Альберт внимательно осматривал мастерскую. Его взгляд задерживался на чисто вымытых инструментах, на аккуратно расставленных банках с травами, на открытом журнале с записями.

— Удивительно, — пробормотал он, подходя ближе к столу. — Ты ведешь записи о пациентах?

— Да. Это помогает анализировать эффективность лечения.

— И инструменты... они чище, чем у большинства лекарей, которых я знаю.

— Чистота — основа исцеления, — ответила я, подавая ему чашку с горячим травяным чаем.

Альберт сел на предложенный стул и молча попил чай, продолжая разглядывать мастерскую. Потом посмотрел на меня:

— Сколько тебе лет, дочь моя?

— Двадцать пять.

— А лечишь ты как опытный мастер. Кто твой учитель? Бенедикт?

— Отец... умер недавно. Многому научил, но кое-что я поняла сама.

— Понятно... — Альберт задумчиво кивнул. — Завтра я хотел бы посмотреть, как ты работаешь. Если не возражаешь, конечно.

— Не возражаю, — ответила я. — Знания должны передаваться. И мне тоже интересно узнать о ваших методах.

Альберт улыбнулся — впервые за весь разговор:

— Редко встретишь молодого лекаря, готового учиться. Обычно каждый считает, что знает лучше всех.

— Каждый пациент — это урок, — сказала я. — А каждый коллега — возможность стать лучше.

— Мудрые слова. Завтра поговорим подробнее.