Биография голубоглазого йогина

ГЛАВА 10

Когда я вышел из автобуса, который привез меня из Дели в Джайпур, ко мне подошел маленький человек в большом раджастанском тюрбане и спросил, хочу ли я увидеть Баба Хари Пури. Я сказал, что конечно же хочу именно поэтому и ищу автобус до Чомуна. Но мужчина сказал мне, что Хари Пури в Амлода Кунд нет, он лежит в больнице "скорой помощи" здесь, в Джайпуре.

Когда я приехал в больницу и увидел Хари Пури, то подумал, что он умер. Мой гуру лежал без движения, с бледным лицом и закатившимися глазами. Но тут я заметил, что он дышит. Его вдохи и выдохи были медленными, размеренными и настолько неглубокими, что их едва можно было заметить. Приглушенное молчание окутывало его покрывалом, и это в переполненной туберкулезной палате больницы. Всего в нескольких метрах от него слышался непрерывный кашель, звуки отхаркиваемой мокроты, неизбежный в такой большой палате шум и гудки автомобилей на улице.

Я взглянул на Амара Пури, пытаясь понять по его лицу, как серьезно состояние моего гуру. Мое сердце упало, как только я увидел, как он расстроен. Хари Пури заболел еще во время мелы, поэтому пришлось срочно возвращаться в Амлода Кунд. К тому времени, когда они наконец добрались до ашрама, Хари Пури был уже без сознания. В тот момент в ашраме оказался один из последователей-мирян Хари Пури, доктор по профессии. Он сразу же отвез Бабаджи в больницу "скорой помощи", которая считалась лучшей в Джайпуре.

Я взял в изножье кровати планшет с историей болезни.

"Имя: Свами Хари Пури Джи. Сын Шри Сандхья Пури Джи. Возраст: неизвестен. Вид занятий: святой. Диагноз: удар". Далее я прочитал, что лечащим врачом назначен доктор Ратор, он делал обходы около десяти часов утра.

Амар Пури и Кальян Пури, самый младший из круга Хари Пури, остановились в Джайн Дхарма-сале, располагавшейся прямо напротив больницы. Они сняли комнату в переполненном пансионе и, по счастливому стечению обстоятельств, окна помещения выходили на маленькое патио, в котором вполне мог поместиться дхуни. В самой комнатушке стояло только две кровати и алтарь. Амар Пури предложил мне спать на полу, но рассудительный Кальян Пури заметил на это, что комната слишком мала, поэтому мне придется спать под чьей-нибудь кроватью, где и так хранятся припасы. В ответ на это я заявил, что если и буду спать под чьей-то кроватью, это будет кровать Гуру Джи. Мое заявление произвело впечатление на баба. Собрав свои вещи, я переехал в больницу и в течение последующих трех месяцев спал под кроватью Хари Пури.

В том далеком 1971 году родственники пациента любой из подобных больниц должны были сами покупать лекарства в многочисленных аптеках, коих было в достатке возле каждой больницы. Они должны были найти кого-то, кто бы руководил ими. Семья должна была позаботиться о точном выполнении назначений врача и об уходе за пациентом двадцать четыре часа в сутки, за исключением коротких обходов врача.

Амар Пури не верил бесполезным молодым английским докторам, прописывающим, по его мнению, совершенно бесполезные английские лекарства. Не верил он ни бесстыдным медсестрам, ни самой больнице. Правда, он доверял "чокидару", сторожу, у которого всегда был припасен хороший кусочек ганджи, и с которым он каждый день проводил по часу, сидя в сторожке, куря чилим и рассказывая истории о великих баба. Бам Баба был бы рад помочь, но этот невероятный мир, называемый Ангрезистан, требовал специальных знаний, которых у него не было. Но ведь мой папа вроде английский доктор? Баба вздохнули с облегчением, когда я вызвался позаботиться о том, чтобы Хари Пури хорошо лечили.

Я встретился с доктором Ратором, молодым человеком, держащим себя так прямо, будто он проглотил палку. Доктор никак не мог поверить, что сын хирурга мог стремиться попасть в Индию вместо того, чтобы стать врачом и практиковать в какой-нибудь модной клинике в Лос-Анджелесе. Зачем я здесь, в туберкулезной больнице, зачем хожу босой и пытаюсь приглядывать за безнадежно больным стариком?

— Он никогда не придет в себя, но если это все же случится, это продлится недолго, так как в мозге разрушено слишком много нервных связей, — сказал мне доктор Ратор. Он пригласил меня к себе в дом, но я отказался. Тем не менее мы часто встречались, со временем я понял, что он является профессионалом в своей работе, которую по-настоящему любит, и стал испытывать к нему искреннюю симпатию.

Амар Пури пребывал в растерянности и гневе. Он не верил диагнозу Хари Пури и полагал, что английская медицина ничем не сможет ему помочь. Единственным лекарством для Бабаджи было отвращение проклятия, если уже не было слишком поздно. Амар Пури планировал свои контратаки в дворике Дхармасалы, построив специальный дхуни с огнем, принесенным из храма Кал Бхайрон. Я тоже был привлечен к этой деятельности.

Я вставал рано, принимал душ в подвале больницы и еще до восхода солнца приходил к дхуни Амара Пури. Выпив чай и выкурив чилим, Амар Пури начинал пуджу и яджну магические ритуалы, призванные вылечить Хари Пури Баба. Так продолжалось все утро, но в половине десятого я уже уходил, чтобы проверить, как там Бабаджи и встретиться с доктором Ратором.

Перед уходом я сказал Амару Пури, что мне нужны деньги, чтобы купить лекарства и капельницу для Бабаджи. Он нахмурился, но все же вытащил из-под кровати чемодан, как оказалось, доверху набитый банкнотами. Сколько мне нужно? Тысяча? Десять тысяч? Я сказал Амару Пури, что мне нужна всего лишь сотня рупий и ее вполне хватит, чтобы купить все необходимое для Гуру Джи.

Амар Пури был серьезным баба с суровым и язвительным характером, а после смерти Хари Пури стал еще и раздражительным. Во многих вещах он был непревзойденным авторитетом. Говорили, что, будучи молодым садху, он провел много лет, практикуя аскезу в горах и оттачивая свое владение йогой. В какой-то момент он переехал в пещеру, находившуюся в холмах рядом с Амаркамаком там, где берет начало река Нармада. Теперь эта область называется Мадьхя Прадеш. В одно прекрасное утро какие-то люди наткнулись на его пещеру. Одна из пришедших женщин была очень больна и потому не смогла идти дальше. Ее муж думал, что она умирает, и поэтому пытался доставить ее к ближайшему врачу, который жил в тридцати пяти километрах от этого места. Он попросил Амара Пури разрешить им переночевать в его пещере. Амар Пури был не очень рад подобной компании, в особенности он не желал присутствия женщины, но он пожалел ее и потому ответил согласием.

Он прочитал мантру, достал при помощи больших стальных щипцов вибхути из дхуни и дал его больной женщине. Через десять минут к ней вернулись силы и исчезли все признаки болезни. Свидетели подобного чуда бросились к ногам Бабаджи, и всем им он раздал вибхути и благословения, а затем отослал прочь. "Слава Богам!" — пробормотал Амар Пури, когда они ушли, и вернулся к своей практике. Однако стоило людям услышать о баба, который мог совершать чудеса исцеления, как они стали приходить к нему за даршаном. Просители приносили подношения в виде фруктов, пшеницы и овощей, а Амар Пури давал им вибхути. Иногда он слушал пульс больного человека и затем давал тому собранные травы или пепел, "бхасму", приготовляемую из трав, металла и камней. Всего за год слава Амара Пури разнеслась далеко по всей Индии, равно как и мифологические истории о его могуществе. Поскольку Амар Пури больше никогда не оставался один, он стал пребывать в отвлечениях и потому решил уйти.

Однако проснувшись в середине той ночи, когда он принял решение об уходе, он увидел пятерых вооруженных ножами мужчин, которые требовали у него золота. Они били Бабаджи, чтобы заставить его говорить. Но тому нечего было сказать, так как никакого золота не было и в помине. В одном из слухов об Амаре Пури говорилось о том, что он алхимик. Надо сказать, что частично это было правдой, но дальше в истории говорилось, что Амар Пури способен превратить железо в золото, и что он хранит сотворенное им золото прямо в своей пещере.

Однако грабителям не повезло, и они не нашли ничего желтого и сверкающего. Разозленные, они порезали бедного Амара Пури своими ножами, забрали вещи и бросили баба умирать. Придя в себя, Амар Пури подобрал свои выпавшие внутренности и, держа в руках собственный кишечник, прошагал тридцать шесть километров до города, держа собственный кишечник в руках. Местный врач запихнул вывалившиеся внутренности туда, где они и должны были находиться, и зашил раны. Все это происходило в антисанитарных условиях, без анестезии и антибиотиков. После операции Амара Пури поместили в близлежащий ашрам, где он и стал поправляться. История говорит, что в течение года на его теле не осталось ни одного шрама. А через два года все грабители умерли странной смерью.

Но на самом деле шрамы не исчезли. Просто они проявились не снаружи, а внутри. Амар Пури перестал смеяться. У него осталось чувство юмора, но глубокий грудной смех, которым он когда-то славился, исчез так же, как и морщинки от улыбок в уголках его глаз.

Мы поддерживали между собой очень формальные отношения. Я обращался к Амару Пури как к Гуру Джи, старался в его присутствии держать спину прямо и вообще строго придерживаться этикета садху. Я совершенно точно прикасался к его ногам намного чаще, чем это было нужно. Амар Пури часто распекал меня за то, что мои ноги вечно оказываются в непотребных местах, ругал за пятна на дхоти, то есть вел себя, как сержант новобранцев. Если я принимал омовение в четыре утра и начинал практиковать в полпятого, он говорил мне, чтобы я мылся на десять минут раньше. Для Амара Пури я был никто иной, как варвар.

Моей Библией стал "Универсальный самоучитель хинди", книга, которую имел любой мало-мальски серьезный иностранец в Индии. Вначале я изучал ее, потом стал использовать в качестве справочника или просто читал в свободное время одну-другую страницу оттуда. Однажды я никак не мог найти завалившийся куда-то самоучитель. Я не имел ни малейшего понятия, куда я его засунул. Нельзя сказать, что у меня было много вещей. Куда же он делся? Словно какой-то невидимый дух забрал у меня книгу, считая, что мне она больше не нужна.

Загадка разрешилась несколько дней спустя. У странствующих садху нет столов, в ящики которого можно было бы складывать вещи и документы. Но все же есть необходимые вещи, которые не уместятся в сумку желаний, тогда их хранят под свернутым в рулон матрацом. У Амара Пури Баба в этом месте хранилась целая масса всяких полезностей, и именно там я и увидел свой самоучитель в тот момент, когда баба полез за заначкой ганджи.

Пытаясь понять происходящее, я наконец догадался, что Амар Пури был расстроен моим знанием хинди и потому решил сам учить английский. На следующий день я стянул книгу из-под матраца. Последующие несколько недель самоучитель то и дело перекочевывал из сумки обратно под матрац и снова в сумку. Амар Пури так и не выучил английского, но зато это происшествие стало основанием для настоящих и глубоких отношений между нами.

Но надо сказать, что Амару Пури все же удалось выучить одно английское слово, но не спрашивайте меня, где он его узнал. Однажды утром я решил разобрать вещи в сумке. Я сел напротив Амара Пури и просто вывалил все содержимое на пол. Баба вдруг наклонился к груде вещей и выудил маленький кусочек бумаги.

— ЛСД! — сказал он, гордый своим знанием английского. Я был поражен. У меня из головы совсем выскочило, что кто-то когда-то подарил мне пару блоков ЛСД — Амар Пури взглянул на меня, улыбнулся и спросил, может ли он его попробовать.

— Конечно, все мое — ваше, Гуру Джи, вы же знаете! — Я думал, что он шутит, но ошибался. Амар Пури Баба все-таки съел кусочек бумаги, пропитанный наркотиком.

Дальше он захотел узнать, что должно произойти. Я объяснил, что скорее всего он почувствует себя странно, будто сходит с ума, будет видеть и воспринимать вещи совсем иначе, чем обычно. Наверное, мне надо было серьезнее предупредить Амара Пури. Утро было в самом разгаре, пришло время идти в больницу для встречи с доктором Ратором. Я сказал Амару Пури, что скоро вернусь проверить, как у него дела, на что тот посоветовал мне не беспокоиться.

Погруженный в больничные заботы, я совсем забыл про Амара Пури и его кислотное путешествие. Так прошло несколько часов. Вдруг будто что-то ударило меня, я бросил все и со всех ног побежал в дхармасалу. Но мне не пришлось даже переходить улицу, потому что в самом ее центре, окруженный застрявшими в огромной пробке гудящими автомобилями, грузовиками, автобусами, скутерами, орущими велосипедистами и велорикшами, кружился на одном месте растерянный Амар Пури. Я схватил его за трясущуюся руку и отвел обратно в дхармасалу.

Через несколько дней после злосчастного кислотного путешествия Амар Пури сказал мне, что понимает теперь, почему я решил покинуть родину и приехать в Индию. Еще он разрешил мне участвовать в ритуале повторения священной мантры "махамритьюнджайя". "Высшая победа над смертью", вот как я перевел название мантры, которая является одновременно одним из имен Шивы. Амар Пури объяснил, что эта мантра и есть сам Шива, и что нет более мощной мантры для исцеления. Может, я захочу присоединиться к нему и провести сорокадневную практику "джапа", чтобы вернуть Хари Пури? Услышав подобное предложение Амара Пури, я возликовал. Ведь эта мантра была одним из тех сокровищ, которые я искал.