Биография голубоглазого йогина

ГЛАВА 13

И днем, и ночью я продолжал массировать пальцы лог и рук своего гуру, повторяя мантру, побеждающую смерть. Дыхание Хари Пури изменилось, стало глубже и в то же время несколько неравномернее в то время, пока он спал. Всякий раз, когда учитель просыпался, он казался все более осознающим окружающее.

— Твоя махамритьюнджайя мантра будет не полной, если ты не совершишь "ятру", то есть паломничество, — сказал Хари Пури неделю спустя после своего возвращения в сознание. — Может быть, Амарнат-Ятру.

Он имел в виду особо благоприятное паломничество к пещере, называемой Амарнат Гуфа, находящейся на высоте более четырех километров над уровнем моря в кашмирских Гималаях, там, где Шива передал учение о бессмертии своей супруге Парвати. Голос Хари Пури все еще дрожал.

— Ты думал, я не знаю, какую мантру ты использовал, пока я летал то тут, то там? Не должен был Амар Пури давать тебе эту мантру, еще слишком рано. Прежде тебе нужно узнать другие вещи, выучить другие мантры, две других мантры, которые я дам тебе.

Тело Хари Пури было по-прежнему неподвижным, а лицо оставалось безжизненной маской. Учитель стал настоящей говорящей головой. Как только Гуру Джи окреп, успокоилось дрожание его голоса, он начал всерьез заниматься со мной. Хари Пури рассказывал мне о великих йогинах, особо выделяя Шиву, Даттатрейю, Равана, Патанджали и Панини. Меня очень удивило его настойчивое повторение того, что эти йогины были также известны как самые великие индийские грамматисты.

— В человеческом теле есть ровно семьдесят два лаха и семьдесят две тысячи триста одиннадцать "нади", тонких каналов энергий[5]. Настоящим йогином считается тот, кто может сосчитать их все, — объяснял Хари Пури.

Уже к середине шестидесятых годов я проглотил все, что только издавалось на английском языке относительно нади, чакр, кундалини и ауры. Поэтому я сразу же вспомнил о книгах Ледбиттера, принадлежавшего к сомнамбулическому Теософскому Обществу. Я знал, что нади содержат пять протекающих в теле пран, жизненных видов энергии: прану отвечающую за сжигание-дыхание-глотание, апану, отвечающую за выделительную систему, вьяну отвечающую за распределение-циркуляцию, удану — за реакцию-силу и саману — за планирование-специализацию. Йоги знают, как контролировать потоки энергий в теле так, чтобы пересечения нади, называемые чакрами (они похожи на колеса со спицами, но обычно их изображают в виде лотосов), смогли открыться и позволили жизненным силам природы, представленным в виде змеиной богини Кундалини, подняться вверх и смешаться с ЧИСТОЙ осознанностью, удалив все неведение и реализовав бессмертие души. Но сейчас Хари Пури говорил вовсе не об этом.

— Как же вы считаете каналы нади?

— Сначала надо научиться распознавать канал и точно знать, где он находится. Затем надо суметь отличить один канал от другого, чтобы не сосчитать один и тот же канал дважды, — продолжил Хари Пури. — Карта сокровищ — это еще не сами сокровища, даже если карта настоящая. — Он искоса посмотрел на меня и слегка нахмурился. — Хотя большинство из них подделки. Эти карты отправляют человека к местам, отмеченным на земле, которые указывают, сколько шагов надо пройти оттуда сюда, куда повернуть потом и где, наконец, зарыто сокровище. Но карты не могут быть абсолютно точными, и если нарисовать картинку, в которой отсутствует одна из отмеченных точек, как точно бы ты ни следовал карте, все равно будешь двигаться от одного придуманного, нереального места к другому.

Мир же содержит в себе все вещи, и хотя они не известны людям, все они определенным образом отмечены и формируют такую цепь, которую нельзя нарушить. Я покажу тебе, как покрывать огромные расстояния, не делая ни одного движения! Даже лежа с закрытыми глазами и летая где-то вдалеке, когда я слышу твой голос в этом месте умирания, то знаю, что ты здесь и знаю даже, в каком именно месте ты сидишь. Звук твоего голоса отмечает твое присутствие. Звуки могут быть признаками как видимых, так и невидимых вещей. Разве гром вдалеке не является признаком приближающейся грозы? Разве пукание не признак того, что у человека плохое пищеварение, а также того, что в комнате скоро будет плохо пахнуть? Разве смех не признак удовольствия ребенка?

Каждый нади вибрирует на своей особой частоте, и, так как звук передается вибрацией, у каждого нади есть свой собственный звук. Пересчитывание это вовсе не упражнение по развитию воли. Когда ты считаешь пропеваемые мантры, используя сто восемь бусин рудракши на твоих четках, то связываешь одну мантру с другой мантрой, и вместе они соединяются сутрой в единую последовательность. Подобным образом связаны между собою и звуки, поэтому звук каждого из 7 272 311 нади связан как со следующим за ним звуком, так и со всеми остальными. Законы грамматики описывают, но не предопределяют то, как звуки соединяются, чтобы сформировать мир. На земном шаре существует много языков, но есть один, великий, и я говорю сейчас не о санскрите, но о великой грамматике, отражающей творение, жизнь и разрушение Вселенной. Знающий подобную грамматику является йогином.

Затем гуру пропел слабым голосом:

— Этой грамматике я тебя и учу. Времени осталось мало, поэтому я обучаю тебя сейчас словам Гуру Даттатрейя, ставшими моими словами. Когда-нибудь они станут принадлежать и тебе тоже.

Я — свод небес,

который, пребывая в совершенном покое,

и есть амрита, знание о бессмертии.

— В произносимых тобою звуках сокрыты знаки, которые отражены в этом "своде небес".

Йоги не различают разницу между вокальным сводом и сводом небес, поэтому они способны создавать, поддерживать и разрушать Вселенную.

Имей в виду, что разрушение Вселенной это вовсе не акт насилия, сопровождающийся огнем и взрывами, а просто исчезновение паутины иллюзий.

В хатха-йоге тело принимает различные позы, называемые "асанами". Верно? Мы можем делать подобные асаны губами, используя дыхание и язык. В результате получатся звуки мантры. Яма-нияма-асана! — громко сказал учитель, и я про себя перевел сказанное, как "дисцилина, предписание и сидение". — Четвертым, конечно же, является пранаяма, которая учит тебя производить звук вместе с дыханием.

— Важно не то, что ты делаешь, но что ты говоришь, — прошептал Хари Пури. — Исходящее изо рта нельзя изменить или вернуть обратно. Твоим инструментом познания является язык, потому что его границы создают возможности мира.

— Как мне это практиковать? — спросил я. Сотни вопросов бурлили у меня в голове, но мой утомленный гуру уже погрузился в сон. Я почувствовал себя так, будто учитель только что доверил мне бесценную жемчужину, поэтому тихонько вышел из больницы и направился к дхармасале, чтобы доверить эти знания страницам дневника.

На следующий день я приготовил яблочное пюре, отжав очищенные от кожуры кусочки яблок сквозь ткань, но Хари Пури сказал, что капельницы с глюкозой ему вполне хватает. Я настаивал на обратном и в конце концов заставил съесть его немного пюре. Я кормил Гуру Джи ложкой, вспоминая о том моменте во время моей инициации в ученики, когда мы кормили друг друга коричневым сахаром. Теперь он кормил мой ум, а я кормил его тело. После целого раунда переговоров Хари Пури согласился принять аюрведических средств Амара Пури, но он хотел знать каждый ингридиент и в каждом находил какой-нибудь недостаток.

— Неужели ты думаешь, что я хочу тебя отравить? — спрашивал его в этом случае Амар Пури. Новость о чудесном возвращении Хари Пури в сознание быстро распространилась, и его стали навещать последователи, садху, йогины, политики и даже члены королевской семьи. Туберкулезное отделение доктора Ратора было переполнено цветами больше, чем бомбейский цветочный рынок. Бледно-зеленые стены больницы стали фоном для ярких оранжевых, желтых и красных ноготков и роз.

— Раздайте розы тем, кто болен, — сказал Харри Пури. — И оставьте только желтые цветы!

В изножье кровати Хари Пури поставили скамейку для Амара Пури и прочих важных садху, посещавших гуру. Менестрели окружили кровать Хари Пури, звоня в колокольчики и распевая хвалы ему, Амару Пури и баба былых времен. Надо сказать, что хвалебные песни часто были подозрительно похожи на песни из популярных индийских кинофильмов. Последователи Хари Пури покрыли пол палаты коврами от стены до стены, густой дым от чилимов наполнял комнату и проникал в коридоры и на лестницы.

— Вы должны думать обо мне, как о бестелесном демоне! — сказал однажды Хари Пури доктору Ратору, который во время обхода тщетно пытался не замечать творившегося в палате беспредела. На щеках молодого врача заиграли желваки, а затем он постарался превратить нахмуренную гримасу в улыбку. Доктор Ратор был очень умным и добрым молодым человеком. Он мечтал превратить больницу в некую модель современной медицины, но проходил один день, за ним другой, а выполнение мечты все отдалялось.

— Это больница! — выговорил он наконец, заполнив очередную страницу в истории болезни Хари Пури. — А не… Не храм! — Бедный врач понимал, что полностью потерял контроль над ситуацией.

Толпы посетителей не оставляли нам много свободного времени, но два часа перед каждым восходом солнца были посвящены учению. Большего, наверно, мои мозги не смогли бы выдержать. Гуру старался научить меня непознаваемому, и многое из сказанного влетало мне в одно ухо, а в другое тут же вылетало.

Мы удалялись в пещеру, сооруженную из оранжевого дхоти, и там Хари Пури учил меня основным асанам. Он прошептал в мои уши мантру, которая, по его утверждению, содержала в себе всю Вселенную:

— Но я уже это знаю, Гуру Джи! — обиженно запротестовал я. — Неужели? — удивился он. Понять не могу, неужели учитель снова шутит?

— Это индийский алфавит… — начал я, но Хари Пури перебил меня:

— Альфа, бета, гамма и а, бе, ве это совсем другое. Они всего лишь названия знаков, называемых "буквами", которые используются для письма. Эти знаки примерно представляют звуки, которые обозначают, но мы-то занимаемся асанами. Каждый слог точно описывает месторасположение позы. Мы двигаемся по дуге, начиная от звука "у-у-ух", который находится глубоко в груди до звука "у", который формируется губами. Или от звука "ка" в горле до звука "ма", производимого движением губ. Эта дуга отражает свод небес. Это и есть священная география.

Услышанное заставило меня понять, что звук действительно привязан к конкретному месту, и что практика мантр является не столько повторением формул, сколько йогой произношения.

Когда Хари Пури ощутил себя готовым провести мою инициацию в Махешвара сутру, в больницу пришел пандит и перед восходом солнца выполнил священный ритуал пуджи. Он повязал вокруг моего запястья и запястья Гуру Джи по красному шнурку.

Шива Натарадж, проявленный как Господин Танца, танцует под ритмичные удары собственного барабана. Танец не похож на ходьбу или бег, потому что, двигаясь в танце, ты никуда не приходишь, и в конце оказываешься там же, где был в начале. Шива никуда не идет и ничего не создает. Он не поддерживает ни в чем жизнь и ничего не разрушает. Разрушение Вселенной это всего лишь гибель иллюзии. Танец Шивы это чистое движение, игра сознания, но из звуков его барабана рождаются семена языка, начинающиеся с пятислоговой мантры:

Именно из этих слогов берет начало Махешвара сутра мантра Шивы. Все знание человечества проистекает из нее. Так сказал мне учитель, а потом прошептал мне священные слоги.

Из самого первого звука ребенка, пробного и несформированного "а", похожего на тот, который звучит в слове "раз", происходят все звуки его последующей жизни. Я снова стал ребенком, но теперь, вместо того, чтобы подражать маме, я произносил нечто несвязное, пытаясь разобраться с новым миром, где звук был еще и конкретным местом. Хари Пури провел меня сквозь дугу небес (или все же эта была моя вокальная дуга?), останавливаясь на всех станциях, изучая название каждой из них и слушая звук, исходящий из моего рта.

Я принес тетрадь, но гуру не разрешил ее использовать.

— Я просто хочу выучить и запомнить систему, — попытался объяснить я.

— Здесь нечего учить, — ответил он, — здесь даже не во что верить. Нужно лишь найти нужную точку в теле, проконтролировать дыхание и взаимодействие органов тела, и тогда все получится. То, что ты получил, само раскроет себя. Никакой системы в этом нет.

Мне пришлось расстаться с идеей о буквах и звуках, которые они представляют. В мире Сверхъестественного существовали только звуки слогов, которые были двойными так же, как и их названия. В этом мире не было места для ошибки, каждый слог нужно было произносить с максимальной точностью.

В те дни, когда у Хари Пури портилось настроение, он становился таким же кислым, как приносимые мне последователями-мирянами яблоки.

— Что? Ты думал, Риши Патанджали и Риши Панини сидели в каком-то английском университете, читали лекции и писали книги, которые публиковались за счет университета? Ты думал, что у них откуда ни возьмись появились какие-то идеи, по поводу которых они решили провести ислледования? — спросил однажды меня гуру. — Если ты так действительно думаешь, тебе не удастся понять самого главного: эти люди не учились в университете, они были великими садху живущими подле своих дхуни. Они были окружены учениками, которые не записывали их высказывания, а беззаветно служили своим учителям. А те, в свою очередь, передавали ученикам то, что получили от собственных гуру. Не учения или какие-то инструкции, но собственную природу передавали они так, чтобы сама сущность гуру перешла к ученику. Имея подобную основу, семена знания, которые ты называешь "учениями", наследовались от учителя к ученику, приносили плоды, а те, в свою очередь рождали новые семена. Такова традиция.

Вскоре после того, как Хари Пури пришел в себя, Капил Пури уехал из Джайпура. Он сел на поезд до Уджайна, чтобы в первый раз за восемнадцать лет, прошедших с тех пор, как Гокарна Пури Баба сделали пиром, посетить Датт Акхару Увиденное там поразило Капила Пури до глубины души. Рая для садху более не существовало. Датт Акхара потихоньку разрушалась, уходя в прошлое.

— Падуки исчезли, — сказал Гокарн Пури, оправдываясь перед Капилом Пури, не видевшим и следа прежнего процветания.

Вот это пропел Капил Пури в ответ, затем зажег чилим и выдохнул клуб темного дыма.

— Так же, как развеивается дым от моего чилима, развеется память о том, как ты правил Датт Акхарой! Да найдешь ты падуки в своей следующей жизни! Инш 'Алла! — сказал он старику.

Случилось так, что в это время Бхайрон Пури Баба тоже был в монастыре. Он согласился с Капилом Пури в том, что Гокарн Пури совершенно некомпетентен как пир.

— Он скоро умрет, — сказал Бхайрон Пури. — Я вижу это. Думаю, что смогу сказать даже точный день его смерти.

Тогда Капил Пури поинтересовался, помогут ли Бхайрону Пури в этом убийстве его тантрические силы.

— Эй, старику уже больше сотни лет! Его не нужно убивать. За кого ты меня принимаешь? Мне нужно лишь твое благословение. Имея его, я восстановлю Датт Акхару и верну ей прежнюю славу, — ответил Бхайрон Пури.

— А как же падуки?" — поинтересовался Капил Пури.

— Ты сам знаешь, где они. Ищи их у Хари Пури, — ответил тантрик.

Дела в больнице совсем вышли из-под контроля. Покрытые пеплом обнаженные йогины спали на полу ночью и во время полуденной сиесты. Амар Пури сидел на стульчике в ногах у Хари Пури и раздавал всем желающим прасад и аюрведические средства, изготовляемые тут же в дхармасале. Даже туберкулезные пациенты, увидев магическое возвращение Хари Пури к жизни, стали замещать антибиотики целительными травами Амара Пури. И после них больным становилось лучше! Для доктора Ратора это было даже более возмутительным фактом, чем превращение туберкулезного отделения в ашрам. Он чувствовал себя униженным, и я очень жалел его. Я обсудил происходящее с Хари Пури. Учитель ответил мне, что есть вещи, пока недоступные моему пониманию, и успокоил, сказав, что все меняется только к лучшему. Однако, по его мнению, мы уже стали злоупотреблять гостеприимством больницы. Настало время уезжать.

Арджун Сингх, огромный и невероятно добрый мужчина с густой гривой иссиня-черных волос, был последователем-мирянином Хари Пури. Он привез из Амлода Кунд джип, аккуратно поднял Хари Пури с кровати и легко отнес к машине, словно гуру весил не больше ребенка. Арджун Сингх был готов сделать для Баба все, что угодно. Когда-то этот огромный мужчина был разбойником с большой дороги, но Гуру Джи убедил его, что он недостаточно умен для того, чтобы стать гангстером или политиком, которым завидуют все бандиты.

Мы решили не отправляться в долгую дорогу до Амлода Кунд, а отвезти Хари Пури Баба в один из джайпурских ашрамов.

— Я хочу умереть в собственном ашраме, — сказал Хари Пури, но его никто не стал слушать. Приглашающая сторона обещала устроить нам царский прием, поэтому мы согласились.

Я так устал спать на твердом больничном полу под кроватью у Гуру Джи, что сейчас искренне наслаждался собственной койкой с ватным матрацем, дарующим мне спокойные пастельные сны. Шум от дороги и непрерывный кашель туберкулезной палаты остались в прошлом. У Гуру Джи теперь была большая деревянная платформа, располагавшаяся прямо за моей койкой. Когда у меня было немного свободного времени, я исследовал сады, святыни и даже мини-обсерваторию, которой по праву мог гордиться ашрам. Силы Хари Пури быстро прибывали, его голос снова обрел громкость и повелительные интонации, он даже мог отрицательно качать головой, когда кто-то пытался уговорить Гуру Джи принять очередные аюрведические средства. Однажды я увидел, как Хари Пури внимательно смотрит на свои пальцы, пытаясь пошевелить ими, и это ему удалось. Он даже мог сидеть, подпираемый подушками и валиками, но ноги по-прежнему не слушались его.

— Хотел бы я взять тебя в свои путешествия, — сказал он однажды, — в которые отправляюсь, пока все вы спите. Если бы я был правильным садху, то умер бы во время Кумбха Мелы. Это был самый подходящий момент, но Мадху Гири согласился занять мое место. Я хотел немного повеселиться перед смертью, поэтому спокойно оставил свое тело в твоих заботливых руках, а сам попутешествовал по святым местам. Я был в Кашмире, Керале, Бенгале, Дварка Джи, везде, где я уже был до этого в физическом теле, а потом отправился дальше. Например, я никогда прежде не видел Золотой Ланки, — сказал он. — Я пожертвовал ногами, чтобы вырастить крылья!

Другие пациенты больницы тоже парили над телами, но почти никогда не покидали палаты. Они врезались в стены, пытаясь найти выход, но это им не удавалось, и поэтому они умирали. Я же согрешил и потому тоже должен оставить это тело, — сказал Хари Пури. — Оно мне больше не нужно.

Услышав подобные слова, я очень расстроился.

— Вы в жизни своей никогда не грешили, Бабаджи, — запротестовал я, невольно придавая этому слову христианское значение греха и искупления.

— Много ли ты знаешь о грехе, дитя? — спросил гуру. — Ты еще слишком молод, чтобы это знать. Грехи — это звуки, производимые в течение всей жизни. Последующие действия — лишь следы, оставшиеся после произнесенных звуков. Покинув губы, произнесенный звук никогда не возвращается, но становится неотъемлемой частью гармонии или диссонанса мира. Грех это неверное произношение.

— Но вы окрепнете, и ваши ноги снова будут ходить. И мы вместе пешком дойдем до всех мест паломничества. Мы будем исследовать Вселенную, делать тайные смеси редких трав, рисовать карты небес и строить ашрамы! Вам еще есть чему научить меня, а я постараюсь стать совершенным учеником, — сказал я.

— Нет, это невозможно. Время вышло. Сигнал к отправлению поезда уже прозвучал, — ответил учитель. — Я хочу, чтобы завтра утром ты ушел. Ш-ш-ш! Я собираюсь умереть и не хочу, чтобы ты был рядом, когда это случится, поэтому ты должен уйти. Важно, чтобы ты запомнил меня таким, какой я сейчас.

Комната закрутилась у меня перед глазами, тошнота подкатила к горлу. Хари Пури говорил это совершенно серьезно. Это конец.

Я начал отрицательно мотать головой.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я, но он ничего мне на это не ответил. — Если вы собираетесь умирать, Гуру Джи, я останусь и буду заботиться о вас.

— Ты уже завершил севу, свое бескорыстное служение. Теперь иди, твое время настало. У тебя есть более важные вещи, которые тебе надо сделать, — ответил учитель, и на его лице не отразилось ни одной эмоции.

— Но я не хочу покидать вас! — запротестовал я

— Это последняя "аджна", последний приказ, который я даю тебе. Думаю, тебе следует послушаться. И потом, не волнуйся, я никогда не оставлю тебя, — сказал Хари Пури и попытался улыбнуться.

Пряча в глубине своего сердца отчаяние, я почтительно поклонился Хари Пури Баба, выполнил омкары, а затем прижался лицом к его ногам.

Больше я никогда не видел его на физическом плане.