Бирма: Земля и люди

ПО ДОРОГАМ «БОЛЬШОГО КОЛЬЦА»

В Бирме всегда жарко, но в апреле жара становится невыносимой: она испаряет реки, испепеляет небо. Вянут пальмы, сгорает трава: чтобы выстоять, сбрасывают листья манговые деревья. Даже вороны, утратив агрессивность, сидят на заборах с разинутыми клювами.

Мы едем на север, в центральную часть страны. Но вы ошибаетесь, если думаете, что там спасение от жары, именно там — самое пекло. Центр Бирмы — засушливая зона юг — рисовая житница. Мы пооехали по маршруту Рангун, Пьи, Чау, Чемаутаун. Паган. Мандалай. Мемьо. Таунджи. По дорогам так называемого большого кольца. Из Рангуна выехали до зари. Безлюдны улицы. Тихо. Где-то ударили в гонг, потом еще и еще. Разноголосый, тревожный перезвон поплыл над спящим городом. Нет, ничего не случилось — просто ночные сторожа пробили время. Так — каждый час.

В тропиках поездка ранним утром имеет особую прелесть. Солнце пока не встало, и трудно поверить, что через час-другой разгорится знойный день. Кажется, протяни руку — и тронешь зыбкую дымку испарений. Утром температура воздуха благостная — двадцать градусов, но бирманцам холодно, они кутают головы махровыми полотенцами.

На выезде из города минуем строгую белую колоннаду — английское военное кладбище. Ровные ряды одинаковых гранитных плит сходятся к пятиметровому кресту, создавая ощущение бесконечного скорбного ритма. Двадцать шесть тысяч солдат — печальная дань второй мировой войне.

По обеим сторонам дороги тянется живая изгородь — красные бугенвиллеи, белые магнолии, сиреневые вьюнки. Иногда она обрывается, уступая место прудам, заросшим желтыми кувшинками и розовыми цветами лотоса. Стоят, развесив листья, бананы. Банан плодоносит только один раз в своей жизни. А вот папайя (дынное дерево) — растение многолетнее. Ее тонкий ствол унизан тяжелыми продолговатыми плодами густо, как облепиха ягодами. Папайя очень полезна. из ее сока вырабатывают вещество, близкое по составу к пепсину, желудочному соку.

Четко вписывается в голубизну неба мелкая резная листва тамариндов. Стоят у дороги древовидные молочаи с негнущейся кроной, могучие фикусы-баньяны — символ всевидения и мудрости. По преданию, Гаутама сидел под сенью баньяна, когда его озарила Истина. Ну, а пальмы? Их в Биоме десятки видов: кокосовая, арековая, масличная, финиковая, ротанговая, веерная. «винная» пальма тодди и до.

Говорят, дороги в Азии — зеркало жизни. Прилепились к дороге деревни, базары, мастерские, лавки, хижины на сваях.

По обочинам идут, мелко переступая и пружиня, торговцы с целым «магазином» на бамбуковом коромысле. Возвращаются домой женщины с выстиранным бельем на головах, с покупками, завернутыми в банановые листья. Бирманка только с виду хрупкое создание, тонкие пуки необыкновенно выносливы и проворны в работе. Сложены девушки изящно, даже пожилые женщины по-девичьи гибки и подвижны. В деревнях горделивой осанкой они обязаны обычаю носить тяжести на голове.

Проезжаем рисорушки, печи для обжига кирпича, у небольших лесопилен пахнет свежераспиленным деревом, в мягких разноцветных стружках играют дети. И совсем неожиданно: во дворе храма удобно разместилась машинопрокатная станция, выстроились в ряд трактора. Это уже примета нового времени.

Поскрипывают арбы, крытые рогожей, их тащат неторопливые буйволы с лоснящейся черной кожей и мощными рогами. Лениво перелаиваются собаки; перебежал дорогу жилистый длинноногий петух с красной шеей. То и дело по обочинам шоссе мелькают па-годки — маленькие, непритязательные, беленные известью, но возле каждой непременно свежие цветы.

Иногда нам навстречу идут междугородные автобусы, набитые до отказа: пассажиры сидят даже на крыше кабины водителя. Многие добираются из села в село на велосипедах, на велорикшах, но в основном пешком. В веренице машин нет-нет да и мелькнут наши «газики».

По убранному рисовому полю бродят буйволы с некрупными белыми цаплями на спинах. Другие их собратья, отдыхая от упряжи и спасаясь от зноя, дремлют в воде; мерно шевелятся челюсти, перетирая бесконечную жвачку. Но теплые лужи не спасают от солнца.

В Бирме две грозные стихии сменяют друг друга — солнце и ливни. Поля то задыхаются от суши, то заливаются водой. Полгода небо не выдает ни единой капли дождя; рассыхается иссеченная трещинами земля. Только к июню разверзнутся хляби небесные, хлынут затяжные дожди — и все тогда отсыреет. Влажность будет такая, что утром купленная на рынке фасоль к вечеру прорастет в бумажном пакете тугими белыми ростками. Одежда и обувь покроются плесенью, в доме запахнет грибами.

В октябре дожди кончатся, снова настанет сухой и прохладный сезон — пора уборки урожая, свадеб и театральных представлений под небом. Сезон откроется праздником огня (тадинджоу). Газеты поздравят читателей с хорошей погодой. Деревья, дома, пагоды осветятся гирляндами ламп, вспыхнут костры, фонари, в небо взлетят бенгальские огни, воздушные змеи с факелами. Но до этого пока далеко. Правда, свадьбы празднуют и в апреле. В городе Пегу нас, совершенно незнакомых людей, радушно пригласили на свадебное торжество.

А было так. На центральной улице, шумной от детворы, криков торговцев, сигналов машин, вышел из строя светофор и образовалась пробка. Пережидая, пока рассосется скопище машин, мы остановились в тени дома, чтобы немного отдохнуть от пыльной дороги, и вдруг услышали музыку.

У входа в дом стояли юноша и девушка. Улыбаясь, они приветствовали входящих и каждому вручали веер. Нас тоже пригласили войти и тоже подарили веер, на котором были написаны имена молодоженов, дата свадьбы и символический рисунок — две руки в тесном пожатии.

Молодожены

В Бирме предпочитают браки по любви, а не по сговору или сватовству. Юноша посылает своей избраннице цветы, фрукты, иногда стихи. «Мы будем неразлучны, как лотос и вода, как золото и сапфир», — пишет он. Если дары не отвергнуты, значит, невеста согласна. Когда молодые договорятся, родители обсуждают финансовую сторону события. Потом обязательно приглашают астролога, чтобы тот, сравнив гороскопы молодых, назначил благоприятный день свадьбы. Религиозного брачного обряда в Бирме нет. В заветный день в доме жениха или невесты, а чаще в каком-нибудь арендованном зале собираются родные, друзья. Торжество проходит днем. Играет оркестр, гостей потчуют мороженым, кофе и десертом, спиртное подавать не принято.

Сначала молодожены живут в доме родителей, а потом начинают обзаводиться собственным жильем. По-бирмански «вступить в брак» дословно означает «построить дом».

Разводы очень редки, но, если они случаются, имущество делится между супругами поровну.

В замужестве девушки сохраняют свое имя. Кстати, об именах: в Бирме по имени можно узнать возраст, а иногда и профессию человека, его положение в обществе. Для этого используются несколько приставок перед именами собственными. Для мужчин — Маун, Ко и У, в зависимости от возраста и положения. Ма — для девушек, До — для женщин.

Когда рождается ребенок, имя ему обычно дает монах-астролог, он составляет малышу гороскоп, указывает, какие сочетания звезд покровительствуют ему, называет его счастливые камни, удачливые дни. Гороскоп, пальмовый лист с начертанным на нем острым стило текстом, бережно хранят всю жизнь, потерять его — дурная примета.

В Бирме ревностно чтут обычаи старины. Издавна ценят родственные отношения, дружбу, добрососедство. «Чужой беды не бывает», — говорят бирманцы. В делах семьи нередко принимает горячее участие вся улица. Помню, когда у хозяина нашего дома тяжело заболел сын, к нему приходили соседи со всего квартала. Они хором распевали перед домашним алтарем молитвы, прося у Будды исцеления для ребенка. В праздники соседи обмениваются недорогими сувенирами, шлют друг другу подносы с фруктами и цветами.

Однако вернемся в Пегу, на свадьбу. Нас провели в светлый, просторный зал. Напротив входа на тронном возвышении сидели жених с невестой. Перед ними стояла серебряная, чеканной работы чаша с рисом — символ достатка и благополучия. Невеста в белом свадебном наряде, в цветах, ее суженый в традиционной юбке лоунджи, в белой куртке и рубашке с золотыми пуговицами. Головной убор из розового шелка повязан так, что концы его свисают над правым ухом.

Свадебную церемонию нередко ведет пожилая супружеская чета, которую приглашают родители молодоженов. После напутствия монаха и торжественного ритуала соединения рук молодые сошли с возвышения и сели за специально сервированный для них стол. Началось чаепитие. В разгар веселья к невесте подошли подружки и увлекли ее в круг. Ей дали в руки букетик цветов, завязали шелковой косынкой глаза и стали кружить. Нам объяснили: девушки просят невесту вручить кому-нибудь букет. Есть примета: та, кому он достанется, выйдет замуж раньше всех. Цветы достаются маленькой, тоненькой девочке-подростку, еще школьнице. Все смеются, поздравляя будущую невесту. Мы тоже желаем счастья новобрачным и гостям, дарим сувениры, благодарим за гостеприимство — и снова в дорогу.

Мы путешествуем не в самое подходящее время: апрель — пик жары. Яростное солнце в зените, и лучи его беспощадны. Обмелела даже полноводная Иравади — «слоновая река», кормилица страны. «Река божественного дара», уверяет легенда, вылилась из хобота любимого белого слона бога дождей.

Иравади берет начало в Гималаях и течет через всю страну с севера на юг. Резвая и чистая у истоков, она пробегает зеленые нагорья севера, выходит в долину Качинской национальной области, протекает вблизи Могоу, известного своими рубиновыми копями, и постепенно меняет нрав — становится спокойной и величавой. Неспешно течет река по средней Бирме, поит влагой поля, несет на себе суда, сплавляет лес. На юге Иравади образует широкую дельту, разлившись на рукава, теряется в Индийском океане. Несколько столиц стояли в прошлом на ее берегах, в том числе Паган и Мандалай.

Мы едем по берегу против течения реки, с юга на север. Наша «Волга» легко преодолевает песчаную зыбь — обмелевшие русла рек, оставляя за собой завесы пыли. На песке сушатся сети, пахнет вяленой рыбой, застряли на мели плоты, связанные лианами, ждут большой воды лодки-катамараны. Сейчас ее так мало, что обнажился рыхлый зеленоватый ил. Питьевую воду развозят по деревням в бочках на буйволах. У отстойников, где еще можно зачерпнуть немного влаги, выстроились шеренгой канистры, глиняные сосуды, а их обладатели, терпеливо дожидаясь очереди, сидят в тени дерева.

В очереди за питьевой водой

Издалека носят на головах кувшины с водой стройные женщины, бирманские золушки. Жаль, принцев нет. Впрочем, как знать? Сюда, в провинцию, приезжают из столицы студенты-добровольцы, чтобы научить золушек читать и писать и мечтать о новой жизни. Многие женятся и остаются в деревнях учительствовать.

В стране объявлен всенародный бой неграмотности. Началось с того, что несколько студентов решили провести каникулы в деревне и научить желающих грамоте. Их почин мгновенно был подхвачен, и через месяц таких энтузиастов-учителей было уже две тысячи. Проводящиеся с 1969 года ежегодные кампании по борьбе с неграмотностью приняли общенациональный характер. За это время научились читать и писать полтора миллиона тружеников. Кампания по ликвидации неграмотности называется «три А», так как именно с этой буквы начинаются бирманские слова: чтение, письмо, счет. Создана даже специальная эмблема — круг, внутри которого три буквы А. Такую эмблему можно увидеть на плакатах, марках, книгах, на рубашках студентов. Намечено полностью покончить с неграмотностью в стране. Сидят за книгами старики и дети, солдаты и бойцы народной милиции, женщины с грудными детьми на руках. «Умеешь читать-научи другого!» — призывают красочные щиты на дорогах. А перед въездом в одну деревню мы увидели плакат: «Наша деревня освобождена от неграмотности!» Таких «освобожденных» сел становится все больше. За успехи в народном просвещении Бирма удостоена премии ЮНЕСКО.

Чем выше мы поднимаемся на север, тем скупее краски. Остались позади гибкие кокосовые пальмы, потянулись плантации пальм тодди. Мы — в средней Бирме. Тодди — кудлатое, веселое дерево. Из его сладковатого сока готовят легкий хмельной напиток, напоминающий брагу. Видим, как смуглый, босой мальчишка, закинув вверх плетенную из ротанга лестницу, ловко взбирается по ней к кроне дерева. Точным движением он надрезает плодоножку и подвязывает к месту надреза круглую чашу. Скоро она наполнится соком.

Но постепенно плантации пальм вытесняются желтой холмистой степью: значит, близок нефтяной Чау. А потом начинается сухая зона. Здесь царит цвет утомительно серый, словно прошла по земле саранча, не пощадив ничего. Сушь такая, что кажется, дерево с алыми цветами воспламенилось от жары. Оно так и называется «пламя леса».

На деревья навиты охапки сена, словно гнезда исполинских птиц. Таким способом сено хранят — его не достать бродячему скоту, в нем не скапливается вода, а ветер быстро просушивает.

Как руки лешего, торчат из земли узловатые воздушные корни баньяна. К дороге подступили густые заросли кактусов. Удивительное это растение, кактус: страшный, неуклюжий, он вдруг выстреливает хрупкий, беззащитный цветок и нежно оберегает его своими руками-колючками, и от контраста цветок кажется сказочным. Но здешним жителям не до сравнений. Для них кактусы — обычные заборы, а кроме того, они — злостные сорняки, которые надо выкорчевывать, чтобы на их месте возделать поля.

Наше внимание привлекла голубая гора Поупа, увенчанная белым монастырем. Это потухший вулкан, очень почитаемый в Бирме. По преданию, здесь обитают духи-наты. Кузнец Махагири и его сестра — прекраснолицая Дева. Она была женой короля. Завидуя славе и силе кузнеца, король хитростью заманил его во дворец и велел бросить в костер. Сестра добровольно разделила его участь. Сгорев в пламени, оба они стали натами — хранителями Бирмы. Такова легенда. Кстати, здесь на горе состоялось первое заседание Антифашистской лиги народной свободы, которой не в легенде, а в жизни суждено было сыграть роль хранительницы Бирмы.

Недалеко, в засушливом районе Чемаутаун (Петушиный гребень), четыре года трудились советские механизаторы, почвоведы, ирригаторы. Вместе с бирманцами они воздвигли плотину длиной в два с половиной километра. Чтобы не снести при строительстве пагоду, плотину пришлось удлинить. Высокая дамба образовала водохранилище. Отсюда вода бежит по оросительным каналам. В краю, где трудно было добыть даже питьевую воду, теперь плещется озеро. Инженер плотины У Хла Тун рассказал, что крестьяне могут сейчас снимать по два урожая в год.

Проезжаем плантации гевейи — «плачущего дерева». Женщины, сборщицы каучука, проворно обходят деревья, сливая в ведро из подвешенных к надрезанным стволам чашечек «резиновое молоко». Они спешат: деревья дают сок только утром, потом отдыхают. Плантации страны дают пятнадцать тысяч тонн каучука в год, две трети из них идет на экспорт. Правительство ввело монополию на продажу каучука. На одном заводе нам показали, как «созревает» каучук. В белый вязкий сок — латекс — вводят коагулянт, сок сворачивается в творожистую массу. Массу прессуют, отжимают жидкость. Полученные пласты помещают в коптильни, где они приобретают желтовато-кремовый цвет. Эти пласты экспортируют.

В маленьком уютном городе Магуэ, где мы устроили получасовой привал, в кинотеатре шел советский фильм «Аладин и волшебная лампа». Это было неожиданно и приятно. Однако пора снова в путь. Указателей дорог мало, только на бирманском языке, но с нами шофер, карен Ко Со Саун, по-дружески переименованный в Семена. Он везет нас к Пагану, первой бирманской столице.