САМЫЙ БИРМАНСКИЙ ГОРОД — МАНДАЛАЙ

Из Пагана мы отправились в Мандалай. «Быть в Бирме и не видеть Мандалай — все равно что быть в Риме и не видеть папы», — записал в дневнике русский филолог И. П. Минаев, путешествовавший по Бирме в прошлом веке. Сами бирманцы говорят: «Хотите услышать самое чистое литературное произношение, увидеть классические танцы? Поезжайте в Мандалай».

Мандалай («Гроздь драгоценностей) — последний оплот доколониальной Бирмы, последняя резиденция королей, он наследник Пагана и предшественник Рангуна. Наконец, Мандалай — самый бирманский и самый жаркий город в Бирме.

Мы остановились в частном отеле. Хозяин — отец обширного семейства и предприимчивый делец. Отель никогда не пустует: горячий душ в номерах, спасительные кондиционеры и холодильники привлекают туристов. Во дворе гостиницы выстроен бассейн и открыта школа плавания — платная, разумеется. В Бирме любят спорт, особенно водный. Весь день во дворе отеля— плеск, смех, ребячьи голоса.

Мандалай — второй по величине город, с традиционной планировкой. В центре его когда-то стоял королевский дворец. Увы, он сгорел во время второй мировой войны от зажигательной бомбы. Остались лишь зубчатые краснокирпичные стены. Теперь на том месте разбит сквер. Качели, аттракционы, песочницы — любимое место отдыха детворы.

Каждый, кто бывал в Мандалае, непременно поднимался в пагоды, что живописно раскинулись на высоком холме над городом. Они соединены в единую систему крытыми лестницами-переходами. На самом верху стоит изваяние Будды с простертой вперед левой рукой. По преданию, Будда навестил здесь, в горах, своего ученика Ананду и указал, место, где должна встать столица буддизма, «центр вселенной» — Мандалай (город был основан, однако, лишь в 1857 году).

Длинен и труден путь к верхней пагоде. Идем не спеша, отдыхая на каждом переходе. На лестницах-базарах можно купить сувенир, выпить лимонад, сфотографироваться и даже узнать судьбу у предсказателя. К услугам желающих мудрый астролог, постигший тайну звезд. Поодаль молча сидит его собрат и конкурент— хиромант. На коврике перед ним — изображение ладони с таинственной сеткой линий. Спит на скамье разморенная зноем женщина, у ее ног, в плетеной корзинке, ребенок делит корку хлеба с бродячей собакой. Мы взбираемся все выше. Склоны холмов усеяны глиняными черепками. Кувшины, принесенные в жертву Будде, разбивают, чтобы их нельзя было продать или использовать вторично. Кто-то принес к алтарю рис и бананы-подношение божеству.

За буфетной стойкой девушка в ожидании посетителей читает книжку. На ее щеках нарисованы белые листики: это защита от солнца. Пудрой из толченой коры дерева (танакха) женщины покрывают лицо, чтобы уберечь кожу от загара. Модницы это делают в виде рисунков. Рядом девочка играет с мангустой. Беспокойный зверек с розовым носом то сидит на ее ладони, то взбирается на плечо и на мгновение затихает.

Сидит в одиночестве мастер татуировок. Старая пословица гласит: «Три вещи делают в жизни однажды и навсегда: строят пагоду, татуируются и выходят замуж». Строят пагоды и женятся до сих пор, а вот охотников покрывать тело магическими рисунками становится все меньше, хотя вместо старинного пучка бамбуковых игл мастер вооружен специальной машинкой. Обычай уходит в прошлое. Также реже встречаются чинские девушки с лицом, иссеченным синими полосами, или женщины из племени падаун с чудовищно удлиненными шеями.

Падауны живут на северо-востоке страны, в бывшем княжестве Монгпай. Никто не помнит, когда появился обычай вытягивать шеи девочкам. Но рассказывают: повадился в деревню тигр-людоед. Ночью он подкрадывался к хижинам, нападал на спящих девочек и перегрызал им горло. Тогда и стали защищать их кольцами. Каждый год, примерно с пяти лет, на шею девочки, как на детскую пирамидку, надевают латунное или медное кольцо — до тех пор, пока шея не вытянется до тридцати сантиметров. Чем выше «воротник», тем привлекательнее считалась женщина. Нередко такое «ожерелье» весит несколько килограммов. Надевается оно на всю жизнь. Если кольца снять, наступит смерть, так как позвонки разошлись и шея потеряла опору. К счастью, закованные в медь женщины встречаются все реже.

Здесь, на мандалайском холме, находится священная реликвия: отпечаток стопы Будды. Говорят, вода, скапливающаяся в божественной стопе, обладает целительными свойствами. Сюда в надежде на исцеление стекаются потоки больных и убогих. Чтобы взглянуть на такое чудо, мы преодолели 999 ступенек вверх под палящим солнцем. След оказался каменной нишей метровой длины. Не знаю, как насчет чуда исцеления, но истинное чудо, сотворенное руками человеческими, мы увидели у подножия холма, в храме Кутодо, что в переводе означает «Великая работа, достойная королей».



В окрестностях Мандалая


Здесь выстроено 729 небольших храмов — миниатюрных копий Швезигоуна в Пагане. Под сводами каждого храмика — вертикальная мраморная плита, на которой выбит текст священного писания «Трипитаки». 729 каменных «рукописей» — уникальная библиотека.

А рядом старинный деревянный монастырь Шуэнандо. Скрипнула тяжелая резная дверь-фреска и впустила нас в покои. Внутри темно и прохладно, поблескивают золоченые стены, схваченные по углам паутиной; кряхтят, потрескивают полы из старого тика; горят ароматические палочки, как в забытой сказке.

У каждого города своя слава, которую ему создают мастера. В городе Магуэ живут лучшие кузнецы, в Сикайне — чеканщики, в Шуэгу — гончары, в Мандалае — каменотесы, ткачи и ювелиры. Никто не превзошел мандалайских мастеров в изготовлении тончайших золотых пластин, которыми покрывают пагоды. С ловкостью лесковского Левши работают ювелиры. Газовая горелка и пара искусных рук — вот все, чем они располагают, плетя изысканные серебряные ожерелья, браслеты, кольца. А ткачи? Они не просто ремесленники, но художники и химики: сами готовят красители, изобретают рисунки.

Славен Мандалай также искусством литья колоколов. В прошлом веке здесь был отлит самый большой из действующих в мире колокол для неоконченной пагоды в Мингуне, что стоит севернее Мандалая на западном берегу Иравади. Исстари ремесленники селились рядом. И теперь сохранились в городе кварталы мебельщиков, портных, зонтичных дел мастеров.

Никто не знает, где и когда был сделан первый в мире зонт. Некогда он слыл символом знатности и богатства. В Мандалайском музее нам показали зонт величиной с крышу садовой беседки. Его несли над головой вельможи трое слуг. Но не о тех зонтах речь, а о самых обычных, без которых в Бирме не обойтись.

В Мандалае я наблюдала, как рождается зонт. Под навесом хижины, сидя на циновках, работала вся семья. Отец мастерил бамбуковый каркас, мать расписывала шелк, старшие дети натягивали его на каркас, а младшие старательно прилаживали ручки и кисточки. И каждый зонт был не похож на другой.

А на улице каменотесов, близ Араканской пагоды, я видела, как делают богов. Мастер, склонившись над камнем, уверенно извлекал из глыбы знакомые черты. Пока статуя в работе — она обычный полуфабрикат. На сваленных в кучу изваяниях Будды сушится белье, играют дети, спят собаки. Но стоит готовую статую водрузить в пагоде или в домашнем алтаре — кончено. Она — святыня! И тот же мастер, что вчера гранил камень, сегодня благоговейно склоняется перед ним.



Юный чеканщик за работой


Искусство каменотесов предстало перед нами воплощенным в светло-серой громаде кафедрального собора св. Георгия в Мандалае. Среди суеты азиатского города вдруг возникла гармония готического храма. Мраморные колонны уносились ввысь, к куполу, где горела мозаика стрельчатых окон, щедро подсвеченная солнцем. В зале было сумрачно, прохладно, а в открытую дверь врывался ослепительный тропический день. Начиналась служба.

Увы, не сохранился шедевр национального зодчества — Мандалайский королевский дворец. Тридцать семь деревянных павильонов высилось в дворцовом комплексе. Их стены блистали мозаикой, многоярусные крыши покрывала филигранная резьба и позолота. У ворот днем и ночью несли караул стражники с мечами и копьями. Восточная, самая почетная половина дворца была отдана мужчинам, западная — женщинам. Их разделяли восемь тронных залов. На главном троне, Львином, король с королевой восседали во время торжеств, на Слоновом — выслушивали министров, Гусиный трон служил для приема иностранных послов, трон Морских раковин — для ежедневных аудиенций, Пчелиный — для свадеб короля, трон Улитки — для объявления наследника. Король поднимался на трон по лестнице, входил через дверь-спинку и садился скрестив ноги. Рядом разрешалось сидеть только жене и детям.

К тронным залам примыкали королевская библиотека и сокровищница. Первые книги, написанные на пали, языке буддийских канонов, хранились в золоченых шкафах под охраной и были неимоверно дороги. Впрочем, слово «книга» требует пояснения. Это были тонкие пластины из слоновой кости, на которых гравировали текст. Пластины нанизывали на шелковый шнур, обложками служили позолоченные дощечки. Позднее стали писать на пальмовых листах, ростках бамбука, а в XIX веке в Бирме вышли первые печатные книги.

У стен дворца располагались казармы стражников и стойла для боевых слонов. К сожалению, немного сохранилось предметов придворного быта. В городском музее нам показывали уцелевшие после пожара архитектурные детали дворца, фотографии последнего короля, Тибо, и его семьи; королевские печати и указы, выжженные на пальмовых листьях.

В истории Мандалая был умный и деятельный правитель— Миндон. Его иногда называют бирманским Петром. Любопытно, что Миндон любил читать «Жизнеописание Петра Первого». Нелегкое время досталось королю. Две войны с Англией обескровили страну, отрезали ее от моря. Понимая, что Бирма не выдержит новой войны, Миндон старался сохранить мир, чтобы выиграть время, собраться с силами и вернуть себе захваченный юг. Он предпринял усилия по некоторой модернизации страны: были построены промышленные предприятия, монетный двор, вышла первая бирманская газета, заработал телеграф. Миндону удалось укрепить трон, но время было против него. К тому же наследник Миндона король Тибо оказался не столь дальновидным политиком. Придравшись к ничтожному поводу, Англия вновь развязала войну.

Утром 28 ноября 1885 года десять тысяч солдат в красных мундирах вошли в Мандалай. Без труда они обезоружили часовых у дворца и водрузили над входом британский флаг. Город практически не оказал сопротивления. Лишь позже против оккупантов в сельских районах развернулась широкая партизанская борьба. Но она уже не могла изменить хода событий. Третья англо-бирманская война стала роковой, ибо страна оказалась надолго ввергнутой в колониальное рабство. Бирма исчезла с карты мира как самостоятельное государство и вошла в состав Британской империи как провинция Индии. Короля Тибо с семьей навсегда сослали в Индию.

Бирманская поговорка учит: «Когда плывешь по реке, следуй ее изгибам. Когда входишь в дом, следуй его законам». Но завоевателей меньше всего интересовала народная мудрость. Даже Киплинг признавал: «Томми хочет везде жить как у себя дома». Английские солдаты вваливались в священные места, топтали сапогами платформу Шведагоуна и королевские покои.

Волей судьбы в те печальные для Бирмы дни русский ученый и филолог Минаев оказался в Мандалае. «Солдаты вели себя отвратительно, — записал он в дневнике, — Потащили к себе кто что мог. Тащить было что: золото и рубины. Грабеж пошел великий. Устроили аукцион дворцовых вещей… Кто-то купил золо-гообразные книги из царской библиотеки, кто — молитвенник царицы, украшенный алмазами. Что за бесславная кампания! Эти аукционы — позор!» Русский профессор сказал тогда пророческие слова: «В Бирме могло загореться такое зарево, результат которого далее трудно предсказать».

Загрузка...