Рассказ о битве на Калке обычно начинают с событий начала XIII в. в далекой Монголии, когда предводителю одного из монгольских племен Тэмуджину, сыну Есугэй-багатура, удалось подчинить своему владычеству все остальные племена (монголов, кэрэитов, меркитов, ойратов, найманов, татар). Весной 1206 г. на съезде (курултае) монгольских князей он был провозглашен великим ханом с именем Чингисхан. К этому времени ему исполнилось 50 лет.
Новое монгольское государство носило ярко выраженный военный характер, основанный на централизованной военноадминистративной системе, в которой самые мелкие единицы представляют собой группы семей кочевников, обязанных выставлять для походов или облавных охот десять воинов. Они складывались в сотни, тысячи и десятки тысяч воинов. Наиболее крупной тактической единицей монгольской армии XIII–XV вв. считались тумены (от тюрк. tyman), куда обычно входило 10 тысяч всадников и которые возглавлялись зависимыми от Чингисхана вассалами (нойонами), связанными с ним присягой верности. Особое место в структуре монгольского общества занимали Чингизиды, представлявшие род самого Чингисхана. Только им могла принадлежать верховная власть.
Первыми нашествию войск Чингисхана подверглись государства тангутов и чжурчжэней на территории современного Китая. Воспользовавшись распрями среди уйгурского общества, монголы установили свою власть в Восточном Туркестане и Семиречье. Это привело к столкновению с государством хорезмшахов. К началу XIII в. Хорезм представлял собой сильное мусульманское государство, политическое и экономическое значение которого зиждилось на том факте, что его столица Ургенч являлась узлом караванных путей, соединявших восточный мир с западным. Благодаря этому хорезмшахам удалось объединить целый конгломерат стран, включавших большую часть Средней Азии, Афганистана и Ирана. Богатства Хорезма были настолько велики, что не могли не привлекать монголо-татар. В 1219 г. под командованием Чингисхана начался поход, в котором, как считается, участвовало около 150 тысяч воинов.
Узнав, что хорезмшах Мухаммад бежал за Амударью, Чингисхан весной 1220 г. направил против него два тумена своих нойонов Джебе (ок. 1165–1224) и Субедея (1176–1248) для захвата западных владений этого государства — Аррана, Азербайджана, Ирана и Ширвана. По сообщениям восточных источников, Джебе и Субедею было приказано возвратиться через Дешт-и-Кипчак — полосу степей, протянувшуюся через всю Евразию от Венгрии до Алтая. Историками этот поход традиционно рассматривается как разведывательный рейд в рамках подготовки большого похода для завоевания стран Запада[8].
Сражение на Калке для монголо-татар стало одной из битв во время этого похода. Численность монголо-татарских войск, направившихся на запад, обычно определяют то в 20 тысяч, исходя из принятой оценки размера одного тумена, то в 30 тысяч воинов. Последняя цифра основана на свидетельстве персидского ученого-энциклопедиста Рашид ад-Дина (ок. 1247–1318), что к туменам Джебе и Субедея должен был присоединиться следовавший за ними третий тумен. Но он понес большие потери, а его начальник Тукучар (зять Чингисхана) погиб[9]. Правда, при этом не учитывается тот факт, что завоеватели нередко привлекали в свои войска представителей покоренных народов. Это восполняло потери монголо-татар во время похода и увеличивало их численность.
Основным и чуть ли не единственным источником по истории действий монголо-татар (с их стороны) во время похода против половцев и на Русь является «Ал-Камил фи-т-тарих» («Полный свод истории») арабского историка и писателя Изз ад-Дин Абу-л-Хасана Али ибн Мухаммада аль-Джазири, более известного под именем Ибн аль-Асира (1160–1234), который был не только ученым и богословом, но и сделал себе карьеру при дворе атабеков Мосула. Его труд представляет собой многотомную хронику истории мусульманских стран от «сотворения мира» до 628 г. хиджры (мусульманского летоисчисления, точкой отсчета которого считается переселение пророка Мухаммада из Мекки в Медину, произошедшее в 622 г. н. э.), то есть 1230/1231 г. Не являясь очевидцем событий, Ибн аль-Асир черпал сведения о них благодаря работе в знаменитых библиотеках того времени, включая одну из самых крупнейших и богатейших в Багдаде. При этом, как указывает сам Ибн аль-Асир, многие сведения были почерпнуты им в том числе из рассказов очевидцев тех или иных событий, что делает его сочинение еще более ценным[10].
Пройдя огнем и мечом Северный Иран, Джебе и Субедей обошли с юга Каспий и оказались на территории Закавказья. Началась ожесточенная борьба местных народов против захватчиков. По сообщению современника событий армянского историка Киракоса Гандзакеци (ок. 1203–1271), после того как грузинский царь Георгий IV Лаша (сын знаменитой царицы Тамары) «собрал… войско более многочисленное, чем в первый раз, и вознамерился дать бой неприятелю. А [татары], взяв с собой жен, детей и все свое имущество, намеревались пройти через Дербентские ворота в свою страну. Но мусульманское войско, находившееся в Дербенте, не пропустило их. Тогда они перевалили через Кавказские горы по неприступным местам, заваливая пропасти деревьями и камнями, имуществом своим, лошадьми и военным снаряжением, переправились и вернулись в свою страну. И звали их предводителя Саабата Багатур»[11].
Дербент представлял собой мощный оборонительный комплекс, состоявший не только из цитадели Нарын-Кала и двойных городских стен, спускавшихся к морю, а также построенной еще персами тридцатикилометровой стены с укрепленными боевыми башнями. Пройти через Дербент имеющимися у монголо-татар силами было невозможно.
Ибн аль-Асир сообщает подробности: «Покончив с Шемахою, татары хотели пройти через Дербент, но не смогли и отправили посла к ширваншаху — дербентскому правителю, говоря ему, чтобы [он] отправил к ним посла для заключения мира. Он послал десять человек из лучших своих знатных людей, а они [монголы] взяли одного и убили, остальным же сказали: „Если вы укажете нам дорогу, по которой нам пройти, то вам будет пощада, а если не сделаете этого, мы убьем и вас“». Оставшиеся в живых девять посланцев вынуждены были провести завоевателей через труднопроходимое Ширванское ущелье на Северный Кавказ[12]. По расчетам В.К. Романова, это было примерно летом — осенью 1222 г.
Здесь захватчикам противостояли аланы (предки современных осетин), вступившие в союз с половцами (кипчаками), уже более столетия кочевавшими в местных степях. Войска Джебе и Субедея несколько раз сразились здесь с алано-половецким военным альянсом. Не сумев добиться победы, монголо-тата-ры пошли на хитрость и смогли разъединить вчерашних союзников. По Ибн аль-Асиру, «татары послали к кипчакам сказать: „Мы и вы одного рода, а эти аланы не из ваших, так что вам нечего помогать им; вера ваша не похожа на их веру, и мы обещаем вам, что не нападем на вас, а принесем вам денег и одежд сколько хотите; оставьте нас с ними“. Уладилось дело между ними на деньгах, на одеждах и пр.; они [татары] действительно принесли им то, что было выговорено, и кипчаки оставили их [алан]. Тогда татары напали на алан, произвели между ними избиение, бесчинствовали, грабили, забрали пленных и пошли на кипчаков, которые спокойно разошлись на основании мира, заключенного между ними, и узнали о них только тогда, когда те нагрянули на них и вторглись в землю их. Тут стали они [татары] нападать на них раз за разом и отобрали у них вдвое против того, что [сами] им принесли. Услышав эту весть, жившие вдали кипчаки бежали без всякого боя и удалились; одни укрылись в болотах, другие в горах, а иные ушли в страну русских»[13].
Уточнить маршруты передвижения монголо-татарских войск через Северный Кавказ позволяют данные археологии. Места возможной локализации сражений алано-половецких войск с отрядами Джебе и Субедея ныне определяются на правобережье реки Сунжи, на отрезке от места ее впадения в Терек до современного Гудермеса. Это предположение подкрепляется многочисленными случайными находками в этом районе предметов вооружения.
Дальнейшее движение войск Джебе и Субедея от места слияния Сунжи и Терека восстанавливается предположительно. Начавшаяся погоня за отошедшими половцами могла осуществляться несколькими отрядами, что косвенно подтверждается Ибн аль-Асиром, рассказывающим, что «стали они [татары] нападать на них раз за разом». В качестве маркеров, уточняющих направления подобных нападений, специалистами было предложено учитывать известные ныне в регионе находки предметов чжурчжэньского происхождения, а также китайских монет.
Успех монголо-татар во многом объяснялся тем, что они использовали свою излюбленную тактику разъединения сил противника. В конце XII — начале XIII в. в южнорусских степях насчитывалось четыре половецких объединения: северокавказское, донское, приднепровское и заднепровское. Очевидно, в 1222 г. первым пало северокавказское объединение половцев. Затем наступила очередь донского половецкого союза. Те вышли навстречу монголо-татарам со своим сильнейшим ханом Юрием Кончаковичем, сыном знаменитого в прошлом хана Кончака (того самого, у которого в плену находился князь Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве»). Однако стратегическая инициатива была упущена, и они вынуждены были обратиться в бегство, во время которого Юрий Кончакович погиб[14], как и Даниил, сын не менее известного хана Кобяка. Разгромленные половцы бежали частью к русским границам, частью в Крым. Одновременно с ними потерпели поражение ясы (ветвь современных осетин, жившая по Дону), а также обезы и касоги (предки нынешних абхазов и адыгов).
Следующей целью монголо-татар стал крымский торговый город Судак (Сугдея), о чем сообщает все тот же Ибн аль-Асир: «Придя к Судаку, татары овладели им, а жители его разбрелись; некоторые из них со своими семействами и своим имуществом взобрались на горы, некоторые отправились в море и уехали в страну Румскую…» Он именует Судак городом кипчаков, сообщая детали местного товарооборота: «К нему пристают корабли с одеждами; последние продаются, а на них покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки».
Установить точную дату захвата Судака завоевателями историкам удалось еще в XIX в., когда в 1840-х годах в библиотеке богословской школы на греческом острове Хилос была обнаружена харатейная рукописная книга на греческом языке, написанная в XII в. в крымском городе Сугдея (ныне хранится в Стамбуле). Она представляет собой собрание синаксариев (исторических сведений о каком-либо православном празднике или о каком-то святом), расположенных в последовательном хронологическом порядке по дням юлианского календаря. Поэтому в научной литературе за этой книгой закрепилось название Синаксария, хотя правильней было бы отнести ее к типу прологов. Книга дефектна: первые листы утеряны, сохранившаяся рукопись начинается не с сентября (то есть церковного новолетия), а с середины декабря. Было высказано вполне обоснованное предположение, что книга на протяжении нескольких столетий использовалась в службе кафедрального Софийского собора Судака.
Главную историческую ценность данного памятника составляют записи на полях Синаксария рядом с календарными датами. Содержание большинства из них некрологическое (сообщения о смерти тех или иных лиц), но также встречаются праздничные (освящения храмов, церковные ритуалы) и трагические (нашествия врагов, природные катаклизмы) сообщения, описания различных эпизодов из истории города, нравоучительные рассуждения и пр.
В 1863 г. архимандрит Антонин (А.И. Капустин), начальник русской духовной миссии на Святой земле и одновременно действительный член Одесского общества истории и древностей, опубликовал все различимые рукописные пометки судакского Синаксария с собственным переводом и комментариями в «Записках» этого общества. Наше внимание привлекает заметка № 33 к дате 27 января: «В тот же день пришли впервые татары 6731 [1223] года». Именно в этот день в Судаке появились монголо-татары[15].
К сожалению, у нас нет сведений, каким образом монголо-татары попали с Северного Кавказа в Крым. Возможны два пути: кратчайший — через Тамань и Керченский пролив, и более длинный, чисто сухопутный, — через низовья Дона, Северное Приазовье и Перекоп. По мнению С.А. Плетневой (1926–2008), к которому позднее присоединился киевский историк О.Б. Бубенок, монголо-татары выбрали первый вариант и преодолели Керченский пролив.
В пользу этого говорят случаи замерзания пролива зимой. По свидетельству Геродота, в V в. до н. э. пролив покрывался льдом, благодаря чему скифы, жившие в Тавриде, имели возможность ездить по льду на повозках до земли синдов. В 1792 г. на Таманском полуострове была найдена мраморная плита (так называемый «Тмутараканский камень»), на котором было выбито: «В лето 6576 [1068] индикта 6 Глеб князь мерил море по льду от Тмутараканя до Корчева 14000 сажен». По свидетельству турецкого автора Эвлия Челеби, побывавшего в Крыму и на Тамани в 1666–1667 гг., переправа из Тамани на Керченский полуостров по льду осуществлялась не только пешком, но также верхом на лошадях и даже на санях[16].
Однако большинство историков, к которым присоединяемся и мы, указывая на редкость фактов замерзания Керченского пролива, прокладывали дальнейший путь монголо-татар вдоль северного побережья Азовского моря и через Перекопский перешеек в Крым[17].
Между тем приход зимы означал приостановку военных действий. Причиной этого было то, что монголо-татары не брали с собой фуража для лошадей, а их необходимо было кормить. Весной и летом обходились травой, которой предостаточно в степи. С появлением устойчивого снежного покрова это грозило бескормицей и падежом лошадей. Выход из данной ситуации был найден еще кочевниками, жившими в Северном Причерноморье за полторы тысячи лет до описываемых событий. Зародившийся в скифо-сарматскую эпоху переход к кочевничеству вовлек в хозяйственный оборот огромные незаселенные и ранее не использовавшиеся степные пространства. Пастухи весной угоняли табуны на дальние пастбища, перекочевывая вместе со скотом, и лишь осенью возвращались обратно, в Крым и прилегающую часть Тавриды, где снег хотя и выпадает ежегодно, но снежный покров образуется не всегда.
Следами этой формы хозяйствования являются так называемые «татарские шляхи» — широкие степные дороги, шедшие из Крыма к северной границе степи. В Днепро-Донском междуречье это — Муравский, Ногайский, Изюмский, Кальмиусский и другие шляхи. Самый известный из них, Муравский, проходил по водоразделам рек на протяжении полутора тысяч километров от Перекопского перешейка вплоть до среднего течения Оки — туда, где открытые степные и лесостепные пространства сменялись сплошными лесами.
На всем этом пути, тщательно обходя речные долины и глубокие балки, Муравский шлях пересекал лишь две водные преграды — реку Быструю Сосну у позднейших Ливен и Упу в районе современной Тулы. Тем самым он идеально подходил для перекочевок и активно использовался вплоть до XVIII в. Считается, что он получил свое название от слова «мурава» — молодая трава. На высоких участках степи снег весной сходил раньше, земля высыхала скорее и быстрее появлялась трава, необходимая лошадям[18].
Помимо шляхов, шедших от Перекопа на север к востоку от Днепра, известны аналогичные шляхи на территории Правобережной Украины: Черный, Кучманский, Волосский шляхи.
К сожалению, история «татарских шляхов» никогда не становилась предметом специального изучения. Исходя из их определения «татарские», выдвигалась версия, что они возникли уже после распада Золотой Орды в период образования отдельных ханств на юге Восточной Европы, когда к началу XVI в. относятся первые упоминания о нападениях татар с использованием шляхов. Другие связывают их происхождение с нашествием Батыя в XIII в.
Филологи возводят слово «шлях» к немецкому schlagen — «бить, ударять». Получается «набитый, утоптанный путь». Применительно к отдельным шляхам, в частности к Кальмиусскому, применялось слово «сакма», означавшее «след, оставленный в степи». «Сметить сакму» означало найти следы прошедшего отряда, зайти ему в тыл, по следам определить примерное количество противника и доставить сведения в свой лагерь. Действительно, шляхи, по которым неоднократно проходили тысячи лошадей, были хорошо заметны в степи из-за того, что почва на них выбивалась конскими копытами дочерна, а также благодаря наваловкам, образованным с двух сторон дорог при выбивании почвы[19]. Как правило, шляхи имели в ширину 20–30 саженей (40–60 м).
Свое существование шляхи прекратили в XIX в. из-за массовой распашки земель в результате русско-украинской колонизации, изменения дорожной сети и железнодорожного строительства.
С учетом данного фактора выясняется окончательный маршрут туменов Джебе и Субедея вдоль северного побережья Азовского моря перед зимовкой в Крыму, где имелись благоприятные условия для зимнего выпаса лошадей. Согласно Ибн аль-Асиру, «жившие вдали кипчаки бежали без всякого боя и удалились; одни укрылись в болотах, другие в горах, а иные ушли в страну русских. Татары остановились в Кипчаке. Это земля обильная пастбищами зимой и летом; есть в ней места прохладные летом с множеством пастбищ и [есть в ней] места теплые зимой [также] со множеством пастбищ, то есть низменных мест на берегу моря».
Что касается упомянутых Ибн аль-Асиром потерпевших поражение кипчаков, без боя укрывшихся в горах и болотах, локализация этих мест возможна в горных районах черноморского побережья Крыма, а также в районе залива Сиваш[20]. Относительно «живших вдали кипчаков», бежавших «без всякого боя», речь, несомненно, идет о приднепровском половецком союзе, возглавлявшемся ханом Котяном. Он предпочел не испытывать судьбу и вместе со всей своей многотысячной ордой появился на границе Руси. Представление о ее размерах дает тот факт, что через полтора десятилетия после событий на Калке Котян, разбитый войсками Батыя, в 1239 г. бежал с 40 тысячами единоплеменников в Венгрию, где король Бела IV принял его в подданство и дал земли для поселения[21].
Но, судя по всему, главной причиной бегства Котяна стало то, что монголо-татары заняли места зимовок его половецкого союза, что грозило падежом скота и голодом его соплеменников.
Для русских летописцев все эти события стали крайне неожиданными. До этого они мало обращали внимания на достаточно далекие военные столкновения. Британский историк-славист Джон Феннел (1918–1992) по этому поводу замечал: «Создается впечатление, что русские либо ничего не знали о походах и завоеваниях полчищ Чингисхана, либо не делали об этом записей, по непонятным причинам игнорируя военные успехи татаро-монголов»[22]. И лишь только когда боевые действия приблизились к границам Руси, выяснились размеры нового нашествия. Именно с этого времени русские летописи становятся нашим главным источником по истории событий, связанных с битвой на Калке.