Бладхаунд. Играя на инстинктах

ГЛАВА IV. ДВЕ ЖИЗНИ – ОДНА ЛОЖЬ

Марк проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит, и сразу почувствовал резкий солоноватый запах пота. Не своего. Он медленно открыл глаза и скосил их к двери. Там стоял Сакура с Шеогаратом на руках.

– Вот лучше б собаку завел, – вполголоса хохотнул парсер. – Кошки – такие себе охранники!

– А ты воняешь, – парировал Марк, вставая с кровати. Он слепо пошарил вокруг в поисках робы. Люминотон почему-то не включился, хотя должен был отреагировать как минимум когда открылась дверь. – Почему темно-то так?

– Я заглушил датчики, – пояснил Сакура, яростно обнюхивая свои подмышки. Котенка он отпустил и тот засеменил к Марку. – Слушай, ну я мылся на ночь вообще-то! Сейчас вот пробежался немного…

– Не важно, – Марк, наконец, отыскал одежду. Обостренное обоняние можно было списать на что угодно, поэтому он тут же выбросил вопрос из головы. – Спасибо, что пришел. А теперь веди!

Они тенями выскользнули из палаты в сумрак коридора, где люминотоны работали процентов на десять мощности. Дверь за ними бесшумно скользнула в закрытое положение.

– Эти ломануть не могу, – Сакура ткнул пальцем вверх. – Они в одной статичной сети, управляются с центрального пульта.

Марк кивнул и они рысцой двинулись вдоль закрытых палат. Мягкая полимерная обувь беззвучно касалась жемчужно-белого пола, так что даже их дыхание звучало громче. Они миновали два перекрестка и свернули на третьем – Марк знал, что здесь в конце коридора тренажерный зал, а за ним поворот и лестница.

– Ночью тут всего пара Смотрителей на весь Блок, или около того, – комментировал тем временем Сакура. – Только в Блоке А, где выход, там даже ночью дежурит охрана. И не эти в белом, а целый наряд Стражей! А ну ка погоди…

Они остановились перед выходом на лестничную площадку. Сакура поднес к лицу правое запястье и несколько раз надавил на него в разных точках. В местах, которых коснулись пальцы хакера, сквозь кожу стали просвечивать бледно-желтые огоньки. Затем паренек на мгновение прикрыл глаза, резко повернул голову в бок, так что его позвоночник звучно хрустнули, и огоньки на запястье сменили цвет с желтого на зеленый.

– Вперед! – скомандовал Сакура, широко улыбнувшись Марку, и тот понял, что парсера все это жуть как увлекает! Похоже, перспектива оказаться в изоляторе на полгода сильно уступала его ожиданиям от этого приключения. Ну, оно и понятно – иначе он вообще не пришел бы. Марк понимал, что играет на слабостях паренька, и ненавидел себя за это.

– Она ослепла? – уточнил он, когда они проходили под камерой.

– Зациклена, – поправил его Сакура, и тут же тонко пискнул от неожиданности, когда Марк ухватил его за плечо и резко дернул назад, увлекая прочь с лестничной площадки. Он зажал хакеру рот рукой, посмотрел ему прямо в глаза и поднес указательный палец к губам. Сакура, во взгляде которого вновь прорезался страх, часто закивал.

Марк сам не понял, что заставило его сделать это. Он почувствовал, каким-то внутренним инстинктом ощутил, что на лестнице кто-то есть. Может, он почуял запах тела Смотрителя, как несколькими минутами раньше уловил свежий пот Сакуры? Нет, здесь что-то другое, но времени на размышления не осталось – сверху раздались гулкие шаги.

Через минуту кто-то миновал их пролет, звучно пернул и стал спускаться дальше. Марк аккуратно выглянул из-за угла – все верно, Смотритель. Вряд ли Сакура ошибся, что здесь их мало по ночам, но «мало» – не значит «нет вообще». Похоже, Ник Бостром отнюдь не на все сто доверяет технике и тому лабиринту, в который превратил свою Клинику.

Марк подтолкнул Сакуру вперед и они поднялись на два этажа, по пути зацикливая камеры на площадках. На выходе со второй свернули направо, прошли три перекрестка, свернули налево, еще раз поднялись по лестнице на один этаж. Парсер заглушил очередную камеру и… замер.

– Я… – взгляд хакера лихорадочно метался от одного прохода к другому. – Прости, я не знаю. Здесь все… все изменилось!

– Сакура, – прошипел Марк. Он схватил парня за плечи и встряхнул так, что у того аж зубы лязгнули. – Скажи мне, ты до этого выбирался из своей камеры ночью?

– Н-нет, – выдавил парсер и медленно сполз по стене. Выглядел он так, будто беззвучно плакал.

Марк глубоко вздохнул. Похоже, чертов Лабиринт меняет конфигурацию в это время суток. Какие-то двери исчезают, другие появляются, лестницы и переходы меняются местами. Вот почему здесь так мало Смотрителей ночью! Гения, обманувшего крипто-защиту и за годы пребывания в Клинике изучившего план своего Блока, ждет неприятный сюрприз, едва он решит бежать. С другой стороны эти меры казались излишними, ведь крипто-замок невозможно взломать. Ну, так считается. Так Марка учили в универе на Основах нейрокибернетики.

– Не скули, – шикнул он на Сакуру. – Точно этот этаж?

– Я уже не уверен, – промямлил парень и тут же получил ногой в бок. – Да этот! Вроде…

Марк не собирался возвращаться в палату, хотя понимал, что именно об этом сейчас думает парсер. «Прости, но мы теперь в одной лодке, – невесело усмехнулся он в мыслях. – Потому что один я эту авантюру не вывезу, нужен кто-то, кто подключит меня к ложементу».

Он закрыл глаза и сосредоточился. Нет времени искать сложные решения. Что-то помогло ему не наткнуться на Смотрителя у лестницы, так пусть поможет и здесь!

Марк начал дышать глубоко и медленно, освобождая голову. Примерно также он очищает сознание, занимаясь цигун, только сейчас не растворяется в окружающем мире, а будто пропускает его через себя, надеясь на отклик…

Вот оно! Что-то шевельнулось в нем, что-то темное, неприятное. Перед внутренним взором Марка на миг вспыхнула карта этажа, сотканная из остаточных запахов людей, что проходили этими коридорами за день, и в миллионный раз отраженным эхом их непринужденных голосов. Это было настолько странно, что пугало до дрожи, но парень мгновенно уловил нужное направление.

– Идем! – он рывком поднял Сакуру на ноги и теперь уже парсер бежал за ним. Налево, через два перекрестка, направо в арку, еще раз направо. Вот эта комната!

– Открывай, – скомандовал он хакеру. Тот без лишних разговоров подпрыгнул к двери и приложил запястье к панели крипто-замка. Под его кожей вновь зажглись цветные огоньки, и он снова хрустнул позвоночником, только в этот раз дважды. Ничего не происходило всего пару мгновений, но двум пациентам Клиники Мебиуса это время показалось половиной вечности. Затем дверь скользнула в сторону и Марк шагнул в помещение, посреди которого в свете набирающего яркость люминотона стоял типовой синхронизационный ложемент с нейрокитами аниматического интерфейса.

– Умеешь синхронизировать? – бросил он через плечо, сходу плюхаясь в ложемент. Тактильно-ориентированное покрытие из магна-мембраны мгновенно отреагировало, начав нагреваться под действием естественного магнитного поля его тела.

Сакура в ответ хмыкнул и стал ловко подключать нейрокиты к соответствующим разъемам. Ложемент плавно завибрировал.

– Это медицинская модель, поэтому синхронизация может проходить иначе, чем ты привык, – Сакура говорил, а его руки уже порхали по вспыхнувшим в администраторской секции ложемента голографическим экранам. – И еще мне понадобится время, чтобы взломать локальный сетевой кластер и подключиться к глобальному интерфейсу Аниматики.

– Сколько времени? – процедил Марк, понимая, что как раз время – их самый ценный ресурс.

– Минуты полторы, – пожал плечами хакер и подмигнул ему. – Офферинг? Ты уверен? В Аниматике много развлекух, «Ловкие сучки в бикини» например! До того, как меня здесь упрятали…

– Заткнись и делай, – прервал его Марк. Прошло даже меньше полутора минут, прежде чем перед ним вспыхнул стартовый экран Офферинга. Он выбрал охотника и запустил лобби с рандомной картой. Ждать пришлось недолго – на четвертой секунде отсчета в затылке легонько кольнуло и его внутренний взор заволокла абсолютная чернота. Повинуясь рефлексу, Марк закрыл глаза и глубоко вдохнул. А выдохнул уже Бладхаунд.

Скорбный лик луны, предвещая кровавую жатву, стоял высоко над горизонтом и пылал насыщенным кармином, точно погребальный факел, хотя золотистая пыльца все еще мерцала на западе, не спеша облетать с небес в пасть великой бездны. Охотник провел языком по нижней губе, слизывая засохшие капельки крови, и от наслаждения закрыл глаза. Он медленно двинулся сквозь закатный лес, навстречу запахам и звукам, которые ему щедро дарили эти обреченные глупцы, эскейперы.

Они с разных сторон стягивались к особняку, и один отставал. Бладхаунд склонил голову на бок, прислушиваясь, – это что, шпоры? О да, а вот и первая жертва – Стонг, здоровенный мускулистый детина, Рейнджер с Пепельных Долин. Потенциально он представляет единственную опасность в этой группе, поэтому с него охотник и начнет. В этот раз он не будет рисковать.

Он немного ускорился, забирая влево, чтобы вклиниться между Стронгом и остальными. Это произошло у горящего ремонтного блока – охотник привалился спиной к полуобвалившейся кирпичной стене с почерневшей облупившейся краской, и затянул Сумеречную Колыбельную. Как он и рассчитывал, это заставило эскейперов быстрее передвигать трясущимися от страха ногами, но Стронг… на этого парня Колыбельная будто не подействовала вовсе.

Рейнджер медленно снял с плеча дробовик и дослал патрон в патронник звучным щелчком, который оглушительной волной прокатился по замершему лесу. Идиот, теперь охотник знает, где он с точностью до сантиметра.

Продолжая напевать Колыбельную, Бладхаунд двинулся в сторону Стронга, огибая его полукольцом со стороны кукурузного поля. Он уже понял, что здоровяка его черная песнь будто притягивает. Эссенциал говорил, что есть люди, на которых Дары Порчи не действуют, или же действуют как-то иначе. Что ж, бесстрашие Стронга уже обернулось против него же – он отделился от остальных обреченных.

Рейнджер оказался неплохим следопытом, он шел за Бладхаундом к полю и ни один сук не хрустнул у него под ногой. Однако охотнику достаточно было его дыхания и учащенного пульса, чтобы точно сказать – жертва позади, двадцать пять шагов на восток. А потом он присел, скрываясь за обветшалой оградой поля, и яростно втянул ноздрями воздух. О Порча, ему не показалось. Стронг – женщина!

Он извлек из-за пояса топор и медленно провел ржавым лезвием по правой щеке под глазом, потом повторил это с левой щекой. На месте порезов взбухла черная пузырящаяся кровь и потекла к подбородку двумя тлетворными ручейками. Охотник вновь улыбнулся – боль помогла подавить приступ слепого желания броситься к Стронгу напрямик и разорвать его горячее тело голыми руками. Нет, он не убьет бравую тестостеронку, столь лакомый кусочек воистину достоин бессрочной экскурсии в Храм Тайн!

Бладхаунд услышал потревоженные стебли кукурузы и прервал Колыбельную. Стронг тут же замерла и сделала шаг назад, а потом громыхнул дробовик. Но не потому, что Рейнджер решила выстрелить, а потому что брошенный охотником топор угодил женщине в руку, начисто отсекая несколько пальцев. Оружие скрылось в кукурузе, Стронг с рычанием отскочила, выхватила нож из-за пояса левой, неповрежденной рукой. Глядя на это, Бладхаунд в голос хохотнул.

Стронг обернулась на звук – он был уже не в кукурузе, а у нее за спиной. Она замахнулась ножом на черную тень, сотканную из тенет надвигающейся ночи, но матовое лезвие прошило воздух. Бладхаунд тем временем непринужденно подхватил с земли свой топор и невесомым взмахом вскрыл женщине ахиллово сухожилие на левой ноге. Она вскрикнула и стала заваливаться на бок, но охотник не дал ей упасть.

Он крепко обнял раненую Стронг, плотно прижав ее к себе, так что она не могла шевельнуть рукой с ножом, чтобы попытаться ударить его. Взглянув в медовые глаза Рейнджера, подернутые сеткой возрастных морщин в уголках век, Бладхаунд подумал, что она, наверное, была красива еще каких-то лет пять назад. Но служба в Пепельных Долинах, что раскинулись от северной стены Арк-Сити до нового полюса, быстро состарила женщину, взамен дав ей силу. Силу, которой, увы, не хватило, чтобы совладать с Благословленным Порчей.

– Чего скалишься, мразь! – прорычала Стронг, пересиливая чудовищную боль в ноге, а затем смачно плюнула в лицо Бладхаунду. Охотник улыбнулся еще шире и своим неестественно длинным языком нарочито медленно слизнул со щеки ее плевок. Женщину передернуло от отвращения.

– Не смогу я, смогут другие! – продолжала рычать Стронг. Она напрягала свои железные мускулы, закаленные годами изматывающих тренировок, но не могла пересилить хватку Бладхаунда. Только голова женщины осталась относительно свободной, и поняв это, она тут же попыталась укусить своего мучителя. Раз, другой, но охотник каждый раз ловко убирал в сторону подбородок или отклонялся назад, чтобы она не могла добраться до шеи.

А потом, когда женщина собралась укусить его снова, он неожиданно ринулся ей навстречу и поцеловал. Нет, это лишь показалось, что он хочет ее поцеловать. На самом деле в последнее мгновение охотник раззявил пасть – слишком широко для анатомии обычного человека – и обхватил зубами рот женщины вместе с половиной ее щек. И укусил! Свел вместе обе свои челюсти, разрывая ее такую тонкую плоть, ломая и кроша ее желтоватые от постоянного курения зубы, раздавливая с глухим хрустом ее альвеолярные отростки. Напоследок он перекусил ее полный невысказанной злобы язычок и тут же отступил, освобождая Рейнджера.

Она упала на колени и заорала, и вместе с неистовым криком из ее покалеченного рта вырвался фонтан ярко-алой крови, в котором нечеловечески острый глаз Бладхаунда с удовлетворением обнаружил белесые осколки зубов. Но крик почти сразу прервался – поток крови был так силен, что женщина начала захлебываться. Однако охотник не мог пока даровать ей смерть.

Удар ногой в основание шеи – и хрипящая кашляющая кровью Стронг распласталась на сухой каменистой почве. Не отрывая от нее исполненных первозданной тьмой глаз, Бладхаунд сорвал со спины рюкзак и вытряхнул его содержимое. Меньше минуты ему понадобилось, чтобы вбить в землю вокруг женщины пять зачарованных кольев. А вот с цепями пришлось повозиться – Рейнджер даже в таком состоянии пыталась отбиваться. Но когда охотник дважды погрузил свой кулак в остатки ее лица, запал бой-бабы сразу приугас. Однако сознание она не потеряла – Бладхаунд знал свое дело.

Распяв женщину спиной вверх прямо на земле, он разорвал на ней одежду и нанес пять ран – на шею, по запястьям и на лодыжках. Затем капнул в каждую рану своей черной крови, прошептал несколько слов на языке тенебрисов, закатив глаза от наслаждения, и… прежде чем уйти, охотник на миг остановился. Он что-то почувствовал в себе, что-то неприятное, саднящее. Будто какая-то часть его была против всего этого. Охотник тряхнул головой и странное ощущение исчезло.

– Все в порядке! – огрызнулся он через левое плечо на сочащийся ядом вопрос Эссенциала и сосредоточился на окружающем пространстве. Прошло мгновение и ему открылись сразу две вещи.

Во-первых, их тут шестеро. Он, четыре оставшихся в живых эскейпера и кто-то еще. Это существо либо находится слишком далеко от охотника, либо умело скрывает свое присутствие, но пахнет оно не как человек. Или точнее – не-вполне-человек. Это не пугало – Бладхаунда ничто не могло испугать – и даже напротив, заставило его губы непроизвольно растягиваться в жестокой ухмылке, а в глубине проклятой души, опутанной осклизлыми щупальцами Порчи, всколыхнулось давно забытое чувство. Надежда. Надежда на то, что однажды он все же встретит достойного противника!

Но эта перспектива меркла в сравнении с тем, что один из эскейперов оказался беременной девушкой! Сначала Бладхаунд думал, что это патология сбивает сердечный ритм молодой глупышки, спрятавшейся на втором этаже заброшенного особняка. Она пахла мускусом и пряностями, ммм… Но после принесения в жертву Стронг, его чувства обострились, и он понял свою ошибку. Это был не сбитый, а двойной ритм, под сердцем девушки билось еще одно сердце – восемь с половиной месяцев от момента зачатия. Волшебно! Трудно придумать жертву безупречнее!

Бладхаунд рванулся через площадь с колодцем к особняку, отмечая, что девушка в доме не одна – с ней мужчина, судя по запаху – ее муж. Остальные эскейперы в этот момент бегут через лес к лодочной станции. Пусть, все равно рация в ремонтном блоке и пока они это поймут, уже придет их черед.

Подкрадываясь к старому зданию, он уже во всех красках представил, как распнет беременную на сгнивших простынях трухлявой кровати, как медленно хирургически точными движениями разрежет ей живот и вытащит ребенка. Как окропит его своей кровью и достанет маленькое сердечко… Бладхаунд облизнулся, переступая порог особняка. На доски пола спустились две тягучие капли кислотной слюны.

Охотник не таясь двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж, с силой надавливая на ступени, чтобы они скрипели под его ногами. Он решил не петь Сумеречную Колыбельную, потому что страх Твины (так звали молодую мать) свивался вокруг него столь тугими кольцами, что забивал все внутреннее пространство дома. Зато ее муженек, Файтфул, источал решительность, граничащую с исступлением. Он затаился в коридоре прямо за лестницей, сжимая в руках железный штырь, вывернутый из ограды особняка. Бладхаунд знал это, потому что к солоноватому запаху пота примешивался отчетливый запах ржавого железа и застарелой сухой грязи.

Охотник поднялся на второй этаж и завернул за угол, где дальше по коридору в комнате, что когда-то служила давно умершим хозяевам спальней, тряслась от страха Твина. Тут же Файтфул нанес удар железным прутом снизу вверх, намереваясь поразить чудовище в грудь или в подбородок – как повезет. Однако прут лишь разогнал в стороны лоскуты Нареченной Мглы, а Бладхаунд уже стоял у мужчины за спиной.

– А ты хорош, – прошипел он в затылок Файтфулу. – Почти не боишься.

Мужчина развернулся на звук, одновременно нанося продольный удар, но его оружие, вырванное из рук нечеловеческой силой, отлетело в сторону, вонзившись в стену напротив. Сам Файтфул, получив удар в грудь, раздробивший ему четыре ребра, упал на лестницу и покатился вниз по ступеням с грохочущим треском. Бладхаунд наблюдал его падение до самого конца, а потом невесомо перемахнул через перила и беззвучно приземлился рядом со стонущим телом, по-кошачьи мягко коснувшись ветхого пола.

Пинком он отбросил мужчину, выхватил топор и без замаха метнул его. Топор угодил в ладонь Файтфула, намертво пришпилив ее к стене, с которой давно облезла вся штукатурка, обнажив красные крошащиеся кирпичи. В сумраке особняка голые стены дома казались живой плотью, с которой сняли кожу.

Охотник ударил мужчину ногой по лицу, вторым ударом откинул в сторону его свободную руку и пригвоздил ее другим топором к полу. Файтфул зарычал, изо всех сил стараясь сдержать вопль боли, чтобы не напугать жену. Хотя точнее было бы сказать – чтобы ЕЩЕ БОЛЬШЕ не напугать жену. Ведь Бладхаунд чувствовал, как участился ее пульс, как ускорилось ее дыхание, как шире раскрылись поры на теле, выбрасывая в воздух феромоны незамутненного ужаса… Однако муж настрого приказал ей не выходить из комнаты, что бы она ни услышала, и Твина не смела выйти за дверь. Хм, какая покладистая женщина!

– Я убью тебя, урод! – Файтфул сплюнул кровь. Его слова заставили одну бровь Бладхаунда чуть приподняться. – Пытай меня, убей меня, принеси в жертву своему кровавому богу. Я все равно вернусь и разорву тебя на лоскуты, если…

Дальше охотник не слушал, потому что человек на его глазах делал невероятное. Его правая рука, прибитая топором к стене, начала двигаться. Файтфул напряг ее раз, другой, а потом рывком освободил, разорвав ладонь надвое между пястными костями среднего и безымянного пальцев. Больше того – покалеченной рукой, которой и двигать то было нельзя, не испытывая чудовищной, непереносимой боли, мужчина обхватил рукоять топора Бладхаунда и вырвал оружие из стены.

Охотник такое видел впервые. «Интересно, – подумал он, – что дает Файтфулу такую силу? Неужели пресловутая любовь? Или чисто животное желание защитить свое?». С этими мыслями он достал из-за спины третий топор и медленно занес его для удара. Он с самого начал намеревался убить мужчину, а не приносить его в жертву, но теперь решил, что подарит ему быструю гибель, без мучений. Он заслужил.

Они ударили одновременно, и конечно, у Файтфула не было ни единого шанса опередить Бладхаунда. Однако оружие охотника так и осталось в поднятой руке, тогда как топор мужчины ударил нависшего над ним убийцу в бок, войдя ровно под нижние ребра и погрузившись в плоть почти до середины. Бладхаунд недоуменно моргнул и отступил на шаг, с удивлением глядя на торчащий из бока топор. Его собственное оружие не могло нанести ему ощутимого вреда, но сама ситуация…

И тут он понял, что произошло. Та самая частичка его сущности, которая была против надругательства над Рейнджером, проявила себя с новой силой и на миг перехватила контроль над телом охотника. Поэтому он не нанес свой удар, поэтому пропустил удар Файтфула.

– Подойди, тварь, – хрипел на полу мужчина. Он пытался покалеченной рукой освободить свою левую ладонь, пригвожденную к полу, – и я завершу начатое. Я убью тебя…

Он не закончил предложение, потому что Бладхаунд не глядя метнул в него свой третий топор и тот раскроил человеку голову, мгновенно оборвав его жизнь. Сам охотник продолжал смотреть на оружие, застрявшее у него под ребрами. Затем медленно извлек его и облизнул. Что-то было в нем. Оно скулило, проклинало, но пряталось слишком глубоко, чтобы охотник мог его расслышать. Он сильно, до хруста в шейных позвонках замотал головой, а потом взбежал по лестнице. Сначала нерожденный, потом остальное!

Входя в комнату, где пряталась женщина, Бладхаунд почувствовал, что существо, о котором его предупредили обостренные ощущения еще у кукурузного поля над бездыханным телом Стронг, приблизилось. Теперь он довольно отчетливо воспринимал его запах – человеческий пот, машинная смазка и озон, как после дождя. Странное сочетание, да и вообще слишком много странного за одну охоту…

Твину он выволок из-под кровати буквально за шкирку, женщина лепетала что-то нечленораздельное, брызжа слюной и проклятьями. Бладхаунд наотмашь ударил ее по лицу, прерывая бессвязный поток, и бросил тело, погруженное в краткое беспамятство, на истлевшие простыни. Когда сознание вновь вернулось к ней, Твина уже была прикована к кровати зачарованными цепями, а Бладхаунд стоял над ней, скрежеща лезвиями топоров друг о друга.

– На одном из этих топоров – кровь твоего мужа, – прошептал охотник, глядя в очищенные ужасом глаза женщины, которая на миг застыла в оцепенении, прекратив неистово вырываться из туго натянутых цепей. – А на другом – моя кровь. И я предлагаю тебе самой выбрать – каким из них вскрыть твой живот и достать это благословенное дитя, которое я поднесу в жертву своим темным покровителям. М? Говори, или я буду мучить твоего ребенка перед смертью!

Последние слова он прорычал с такой яростью, что его глаза полыхнули глубоким карминовым огнем, а черная слюна на губах задымилась. Но потом охотник дернул головой, прислушиваясь, и сначала не поверил собственным ощущениям. Неужели..? Да, все так – у женщины отошли воды. Стало быть, ребенок сам просится в его объятия!

По дырявой крыше особняка забарабанил дождь, а Бладхаунд исступленно захохотал, потом опустился перед распятой на колени и поднес к ее животу окровавленные топоры. Он сделает это обоими одновременно… «Черта с два!» Что? Нет! Нееет!

Все тело пронзила ослепительная оглушающая боль, охотника будто вывернуло наизнанку. Каждая мышца, каждое сухожилие напряглись до предела, он описался и обгадился одновременно, а из его глаз, ушей и носа заструилась черная кровь. Он зарычал, страшно, не по-человечески, свалился с кровати на пол и стал кататься из стороны в сторону по гнилым доскам, разбросав топоры. Наконец, его выгнуло дугой и вместо черной крови из его естественных отверстий неожиданно пошла алая кровь, чистая. Он звучно упал на спину и часто глубоко задышал.

– Сука! – выругался Марк, со стоном поднимаясь с пола. – Это ж надо!

Боль быстро отступала, он чувствовал как его тело регенерирует с неестественной скоростью, а руки и ноги наполняются холодной жестокой мощью. Где-то внутри него кричала тварь, в тело которой он так бессовестно вторгся. Хотя это еще вопрос – кому на самом деле принадлежит это оскверненное тело! Но Марк решил приберечь эту задачку до лучших времен, которые, как он знал, никогда не настанут. Вместо этого он сосредоточился на женщине, которая походу и правда собралась тут родить!

Марк быстро освободил ее от цепей. Проблем не возникло – зачарованный металл среагировал на Бладхаунда, который никуда не делся, просто отступил на второй план сознания. Но парень чувствовал – монстр копит силы, и его возвращение – вопрос времени. Оставалось надеяться, что этого времени хватит.

Твина закричала и Марк подсунул ей под спину две подушки, которые едва не рассыпались в руках. Похоже, весь этот стресс простимулировал роды и у девушки уже начались потуги. На мгновение их взгляды пересеклись, Твина все поняла и они молча кивнули друг другу, а потом она снова заорала.

– Надо тужиться! – вставил Марк, пока Твина быстро-быстро дышала, набираясь сил. Он мягко, но настойчиво толкнул ее в затылок, чтобы подбородок девушки уперся в грудь. Затем согнул ей ноги в коленях. – Держи их руками! – приказал он, а сам совершенно не по-джентельменски залез ей под платье и разорвал руками нижнее белье.

– Сконцентрируйся на схватках, – он говорил громко, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Тужься раза три на схватку, не меньше!

– Откуда ты… – начала было Твина, но тут ее живот вновь напрягся, и она зарычала, выпучивая вмиг покрасневшие от напряжения глаза.

– У меня дочь родилась на трассе, – холодно пояснил Марк, не отрывая взгляда от промежности женщины. – Я перелопатил с десяток медфорумов, чтобы быть готовым ко всему.

– А твой… ребенок… – Твина снова закричала в унисон с очередной схваткой. – Он… с ним все в порядке?

– Здорова как лошадь, – не раздумывая, солгал Марк и отметил, что его формулировка заставила губы Твины дернуться в подобии улыбки. Потом началась новая схватка. А потом еще одна, и еще. Вскоре Марк перестал считать, а затем показалась головка, и он подложил руки под ягодицы Твины, чтобы принять малыша.

– А теперь изо всех сил! – закричал он. – Ребенок готов! Если не постараешься…

Но Твина постаралась. Она надсадно завопила, напрягаясь всем телом, и вслед за головкой показались плечики. Марк знал, что остальное появится моментом, поэтому коротко выдохнул, принимая ребенка после финальной схватки на грязные руки, измазанные пополам в человеческой и демонической крови. Ах да, ну теперь они еще в дерьме и моче.

Марк оторвал лоскут почерневшего от времени и влаги одеяла и прочистил им нос и рот малыша, уложив его животом себе на ладонь. Затем несколько раз хлопнул его по спине другой ладонью и поискал взглядом топор. Когда он разогнулся с топором в одной руке и младенцем в другой, глаза Твины вспыхнули отражением животного страха. Но блеснуло матовое заржавленное лезвие и длинный конец пуповины упал на кровать безжизненной змеей. Второй конец Марк завязал узлом под аккомпанемент младенческого крика, возвестившего о том, что в цифровой мир пришел еще один… кто? НПЦ?

«Твою мать, как реально то!» – сглотнул Марк, укладывая ребенка на грудь Твины. На лице женщины кровь мешалась со слезами. Глядя на нее, он вспомнил, как рожала Даша, и невольно подумал, насколько это жуткий процесс – роды. Как его вообще можно романтизировать? А ведь некоторые мужики по собственному желанию соглашаются смотреть, как горит их любимый паб…

Внезапно почувствовав чье-то присутствие, Марк обернулся, инстинктивно вскидывая топор. В дверях комнаты стояли два эскейпера – молодой мужчина и женщина лет под сорок. Мужчина держал в руках заостренный кол, а его спутница сжимала… это что? Садовые ножницы?

– Помогите ей, – устало бросил Марк, проходя мимо остолбеневших эскейперов. – Самое сложное позади, но найдите хотя бы чистую воду, – с этими словами он вышел из комнаты, не услышав, как с губ Твины сорвалось слабое «Спасибо».

Он чувствовал ярость Бладхаунда, которая клокотала в нем, как готовый к извержению вулкан. Голова то раскалывалась от нестерпимой боли, то внезапно сознание очищалось до кристальной прозрачности, так что он даже начинал видеть звуки. Или ему так лишь казалось, Марк уже ни в чем не был уверен.

Но главное – он не забыл, зачем пришел сюда. Итак, Темный луг – локация, которой нет в базе Офферинга. Игровые персонажи, которые рожают (причем за Твину ведь играет реальный человек!). И наконец, Бладхаунд, проклятая душа, отданная в услужение жутким демонам. Все оказалось куда безумнее, чем он предполагал… Так, погоди, демоны? Порча, тенебрисы, Эссенциал… Ну конечно! Вот, кто ему нужен! Вот, у кого должны быть ответы!

Он выбежал из брошенного дома, врезавшись в ледяную стену дождя. Влага из небесных закромов испарялась, едва касаясь горячей раскрасневшейся кожи, и Марка сразу окутал полупрозрачный саван белесого пара. Он зарычал и рефлекторно разорвал на себе майку, всю заляпанную кровью – засохшей и свежей.

Бладхаунд где-то внутри него бился в приступе слепого неистовства и рвался наружу. Чтобы совладать с ним, Марк прикладывал нечеловеческие усилия – вены по всему телу вздулись иссиня-черными змеями, мышцы набухли и закаменели. Он упал на колени, уперся кулаками в землю и вновь зарычал сквозь сжатые до хруста зубы.

Наконец, охотник отступил, спрятался в глубине сознания, которое они делили на двоих, но Марк знал – тварь вернется, едва накопит достаточно сил для нового рывка. Он немного подышал, приходя в себя, и вскинул лицо к черным небесам.

– Ты здесь, я знаю! – закричал он в небо. Капли дождя больно били по векам, щекам и губам. И он приветствовал эту холодную боль, потому что она отвлекала от боли обжигающей, магматической, кипящей в его голове и груди. – Ответь мне!

Бладхаунд снова рванулся, в этот раз точно осознавая, что нужно делать. Но и Марк был готов к схватке. Они сцепились внутри их общего тела, которое накалялось все сильнее, так что в некоторых местах лоскуты майки уже начали тлеть, а лужа под ногами стала закипать, исходя пузырями и грязной пеной.

Марк выстоял, сумев отразить и эту атаку. Он выхватил топор и полоснул им себя по груди. Бладхаунду было так же больно, как и ему самому.

– Хватит! – проорал он, обращаясь к охотнику внутри себя. – Я отступлю, только дай мне поговорить с твоим господином!

Удивительно, но Бладхаунд послушался. Он не ушел, не ослабил напряжения, но Марк почувствовал, как ярость проклятого похолодела, волна буйства опала, превратившись в мерно колышущееся озеро. Тело тоже начало остывать.

– Тенебрис, – Марк вновь обратился к небесам. Он больше не кричал, прекрасно понимая, что демон услышит даже его шепот. – Эссенциал, так ведь тебя зовет? Хочешь ты того или нет, но я тоже в этом теле, и я больше не дам ему убивать. Даже если сейчас он возьмет верх, я рано или поздно вернусь. И не будет тебе жертв, не будет жатвы. Не будет эмонита.

Мгновение он раздумывал, откуда вообще знает это слово – эмонит, а потом ему показалось, будто кто-то тихо рассмеялся у него за левым плечом. Но Марк не обернулся – Бладхаунд невольно подсказал ему, что если неподготовленный посмотрит в лицо темного, его ждет бесконечно повторяющаяся гибель в глубине зацикленного кошмара.

– Это и без того напоминает кошмар, – прошептал Марк, улавливая мысли охотника. – А теперь скажи мне, кто ты? – он чуть склонил голову влево, прислушиваясь. – Ты ведь НПЦ, да?

В ответ сквозь шум ливня пробился шорох продирающего до костей ветра, а вслед за ним – тихий голос, настолько безупречный, что от него тянуло блевать и начинали слезиться глаза. Голос произнес «A nesciread non esse» и Марк похолодел, понимая, что говорит вовсе не с набором скриптов.

– Значит, ты тоже игрок? – удивился он. Нет, этого не может быть. Каждая сессия Офферинга – это шесть игроков, один охотник и пять эксейперов. Остальные персонажи… да какие остальные?! До сегодня дня он даже не знал, что охотники общаются с какими-то тенебрисами! Этого никто не знал, потому что этого не было в логах. А что до странного поведения маньяков на записях – ну они же безумцы, так что могли вести себя как угодно. Об этом никто никогда не задумывался.

Тем временем Эссенциал шорохом влажного ветра прошелестел единственную фразу, которая окончательно спутала мысли Марка.

– Прервать синхронизацию, – эхом повторил он. – Ты только что сказал «прервать синхронизацию»? Твою мать, да кто же ты тогда? Спятивший хакер, взломавший Аниматику? Экспериментальный искусственный интеллект? Сука, похоже, я и правда спятил!

На последнее замечание Эссенциал отреагировал довольно бурно – ветер усилился и принес с собой мылеобраз отрицания.

– Да плевать, кто ты и откуда, – Марк бессильно уронил руки на колени, ожидая, что Бладхаунд попытается перехватить контроль. Но охотник, скрученный внутри него как рессорная пружина, бездействовал. Он слушал, наблюдал. Для него все это тоже было впервой.

– Ник прав, у меня это чертово шизо-какое-то-там расстройство, – Марк обреченно посмотрел сквозь пелену дождя на брошенный особняк. В одном из окон второго этажа мерцал огонек свечи или маломощного ручного фонарика. – А вся эта локация, – он развел руками и опустил их в густую хлюпающую грязь, – лишь мой горячечный бред. Безумная симфония пораженного недугом разума. Так что можешь больше…

Марк замолчал, когда дождь захлестал с новой силой, а со стороны леса подумал такой сильный ветер, что его мгновенно прошиб озноб, даже Бладхаунд внутри неосознанно поежился. Тенебрис вновь заговорил.

– Да иди ты к черту! – Марк усмехнулся. – Я не буду тебе служить. И этот монстр внутри меня – тоже не будет. Потому что я ухожу, и больше сюда не вернусь.

Внезапно он понял, что рядом кто-то есть. Бладхаунд внутри него встрепенулся, почуяв то самое существо, пахнущее потом и машинной смазкой. Но Марк не обратил внимания на напряжение охотника. Какая теперь разница!

– Сакура, – вяло проговорил он, глубоко и устало вздыхая. – Вытаскивай меня, – он прочистил горло и сплюнул. Командную фразу нужно сказать громко и четко. – Прервать…

Но прежде, чем он закончил, шепот Эссенциала тлетворным туманом просочился в его левое ухо и Марка передернуло от омерзительного благоговения.

– Что ты сказал? – переспросил он. – Что значит «поверишь мне, когда увидишь ее»? Кого – ее?

Но ответа он не услышал. Его тело ударом тока пронзила болезненная судорога, заставившая все мышцы конвульсивно сократиться, а Бладхаунд беззвучно закричал, корчась в незнакомых ему доселе муках. Они оба зажмурились от яркого света, мгновенно испепелившего их глаза и ударившего прямо в переплетенное сознание.

– Твою ж… – простонал Марк, больно ударившись спиной о внутреннюю поверхность синхронизационного ложемента. Похоже, в реальности его тоже колбасило не по-детски. – Почему так-то?

– Я вырвал тебя из симуляции, – пояснил возникший рядом Сакура. Паренек уже отключал нейрокиты, так быстро и ловко, будто делал это всю свою жизнь.

– Команда, – выдохнул Марк, потирая затекшую шею. Перед глазами все еще плясали белые круги. – Я не договорил команду. И обычно десинхронизация проходит не так… болезненно.

– Не было десинхронизации, – Сакура заглянул ему в лицо, сощурился. – Я разорвал сессию. Прости, но твои показатели… – он в своей манере начал жевать губами. – Короче, технически ты был мертв почти минуту. Не дышал, не было мозговой активности. Думаю, если бы я не…

– Ладно, не важно, – Марк махнул рукой и, крякнув, поднялся с ложемента. – Сколько времени прошло?

– Ровно двадцать минут, – Сакура взглянул на хронометр голографического экрана. – Мне все отключать?

– Отключай, – кивнул Марк. Хакер в течение полуминуты затер логи симуляций и почистил общий кэш. Теперь даже если кто-то через контрольный пульт системы энергоснабжения отследит, что этот ложемент активировали сегодня ночью, невозможно будет узнать – кто и для чего это сделал. Сакура даже сумел стереть мнемо-отпечаток Марка, который сохраняется в памяти ложемента 24 часа с последней синхронизации.

Они выскользнули из комнаты и двинулись в обратный путь. К счастью, тайные опасения Марка не оправдались – коридоры и лестницы больше не меняли своего расположения. А то ведь кто знает, может у Ника тут каждый час все перестраивается!

Сакура по-прежнему виртуозно зацикливал камеры, хотя Марк видел, что каждый последующий перехват сигнала дается парсеру все труднее. А потом на лестнице он снова почуял Смотрителя раньше, чем услышал его. Точнее, в этот раз смотрителей было двое – они неспешно поднимались по жемчужно-белым ступеням, тихо переговариваясь.

– … да там у технического грузовик с силовыми элементами заглох, – первый голос говорил живо, сбивчиво. – Тебя туда никогда в обход не ставили, не?

– Не ставили, – отозвался второй, он был старше и звучал устало. – Это справа от основного? Через который еду и прочее ввозят? Так его вроде перестраивали недавно.

– Точно, точно! – подтвердил первый голос. – Но там опять что-то не так, система охраны сбоит, будут менять, а меня вот…

Смотрители поднялись уже достаточно высоко, чтобы Марк и Сакура могли выйти на лестницу, не опасаясь быть услышанными. Они спустились на свой этаж и вновь погрузились в лабиринт одинаковых как близнецы коридоров. Теперь вел Марк, ведь однажды побывав в каком-то месте, он мог (если хотел) запомнить его до мельчайших деталей благодаря эйдетизму, отточенному мнемопластическими упражнениями. Правда, в последнее время восприятие все чаще подводило его. Мозг подводил его. И это неимоверно злило.

За несколько метров до последнего пересечения коридоров Марк неожиданно прильнул к стене и сделал Сакуре знак остановиться. Затем он медленно подкрался к повороту и осторожно выглянул из-за угла. В этот раз он не почуял, а именно услышал, как два человека перебросились несколькими короткими фразами. Он сощурил глаза, всматриваясь в сумрак коридора, где чуть дальше располагалась палата парсера. Его собственные «апартаменты» находились с противоположной от перекрестка стороны.

Один Смотритель придерживал за плечи невысокую сильно сутулящуюся женщину, второй в это время открывал крипто-замок, поднеся к нему правое запястье. А когда дверь палаты открылась и людей в коридоре озарил мягкий свет набирающего силу люминотона, у Марка перехватило дыхание. Всего миг он видел лицо женщины, прежде чем Смотрители ввели ее в палату. Затем оба зашагали прочь, а дверь палаты бесшумно закрылась.

– За мной! – скомандовал Марк, выждав минуту, и пригнувшись припустил в сторону палаты, куда завели женщину. – Открывай! – приказным тоном обратился он к Сакуре, остановившись перед дверью.

Парсер, уже привыкший к молниеносным переменам в настроении своего товарища по несчастью, ничуть не обиделся такому обращению и поднес запястье к замку. Склонил голову на бок, прикрыл глаза.

– Стой тут и предупреди, если что, – бросил ему Марк, входя в палату. Но остановился тут же, на пороге, не в силах поверить своим глазам. Перед ним на кровати сидела Даша. Его жена.

– Любимая… – выдавил он, медленно подходя к женщине и чувствуя, как глаза непроизвольно увлажняются. Сразу вспомнился разговор Квина и Димы в машине, пока его везли в Клинику. Они ведь говорили о том, что она тоже выжила в той аварии и он, Марк, заботился о ней все это время. Как же у него тот разговор вылетел из головы! И Ник ведь ничего не сказал ему!

– Любимая, – повторил он, вставая перед Дашей на колени. Выглядела она ужасно – серая потрескавшаяся кожа, сухие нечесаные локоны, ввалившиеся щеки, лишенный жизни взгляд. Но все же это была она! Живая!

Марк благоговейно провел рукой по ее щеке, отмечая, что морщинки в уголках глаз стали глубже. Но даже сейчас, даже в таком состоянии, Даша оставалась для него самой красивой женщиной на свете!

Вот только она никак не отреагировала на его прикосновение, на его слова. Женщина смотрела будто сквозь него, на Вселенную, которую видела только она одна. Марк сглотнул и перестал сдерживать слезы. Он взял ее тонкие руки в свои и крепко сжал.

В какой-то миг он почувствовал, как кто-то шевельнулся в нем. Кто-то чужой, и вместе с тем – так хорошо знакомый, будто это был он сам. Но этому кому-то не нравилось происходящее, его пугали эмоции, которые испытывал Марк. Они обжигали его, причиняли боль.

– Бро, – донесся от входа голос Сакуры. – Походу идет кто-то! Да сколько ж их тут сегодня! Марк, нам пора!

Марк не хотел оставлять жену, но понимал, что если Смотрители поймают их здесь – это будет конец его истории, и вряд ли он в ближайшее время снова увидит Дашу. Поэтому, разрывая сердце пополам, он поднялся с колен и жарко чмокнул возлюбленную в лоб.

– Я вытащу тебя, – прошептал он, размазывая свои слезы по ее щеке. – Только дождись меня, родная!

Потом он выскочил в коридор вслед за Сакурой и дверь палаты автоматически закрылась за его спиной. И пока они с парсером бежали каждый к своей комнате, Даша, продолжая неподвижно сидеть на кровати, медленно поднесла руку к щеке и коснулась блестящей соленой дорожки, оставленной Марком. Женщина не изменила положения или взгляда, но из ее левого глаза выкатилась одинокая слезинка…

А Марк той ночью долго не мог заснуть, слепо уставившись в темный потолок и на автомате поглаживая распластавшегося на его груди Шеогарата. Он думал о том, что почему-то все помнит с последней синхронизации, хотя так не должно быть. А еще он чувствует в себе Бладхаунда, хотя это казалось не меньшим бредом, чем несуществующая игровая локация.

Но главное – он больше не верит, что безумен. Потому что Эссенциал знал о Даше. О ней тенебрис сказал: «Поверишь мне, когда увидишь ее». Это не совпадение. А значит, кто-то лжет Марку. Кто-то лжет многим в этом мире, и с этой ложью пора кончать.