Бладхаунд. Играя на инстинктах

ГЛАВА V. НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ТЬМЕ

– Верно ли я понял, – Бостром сдвинул брови, задумчиво постукивая пальцем по экрану планшета, – вы были уверены, что людей убивает охотник, Бладхаунд? А все происходящее – лишь игра, виртуальная симуляция?

– Ну да, – запоздало отозвался Марк. – Хотя не совсем так, – он потер переносицу и глубоко вздохнул. – Я вообще ничего этого не помнил, как и должно быть, когда играешь в Офферинг. Для меня все было… – он на мгновение замялся. – Для меня все было иначе.

– Действительно, для вас в реальности жизнь шла своим чередом, и шла довольно успешно, – Ник перестал барабанить по планшету, встал и подошел к окну, выходившему на океан. Марк уже давно мысленно сориентировал Клинику Мебиуса по сторонам света и знал, что это северно-восточное направление.

Он поежился и безо всякого стеснения потер задницу. Утром ему влупили сразу два укола и еще дали каких-то пилюль перед завтраком. Не проглотить их он не мог – медбот, хвостом бродивший за Олафом, снабдили биосканером. Об этом ему сообщил сам Олаф и даже состроил извиняющуюся мину, пожав плечами. Вроде сказал – такая вот херня!

Но Марка это мало волновало. Он не был безумен, а потому смело предположил, что лекарства, которыми его тут пичкают, в худшем случае притормозят его высшие когнитивные функции. Так и произошло, соображать он стал туже и его уже полдня тошнило, но в общем он мог оценить свое состояние как удовлетворительное. Главное, чтобы не стало хуже – синхронизироваться через аниматический интерфейс с измененным восприятием категорически запрещалось. Можно было не вернуться, и прецеденты имелись.

– Ладно, с этим ясно, – после минутного молчания констатировал Бостром. – Для вас это выглядело как череда симуляций, которые вы потом просматривали в записях и воспринимали как естественную, но совершенно нереальную часть своей жизни. В принципе, тут ничего исключительного – рекуррентная шизофрения в одной из традиционных вариаций. Традиционных – для нашего времени, а вот до появления био-валентной синхронизации такого не наблюдалось! Я, кстати, защищал докторскую именно по этой теме…

Марк почти не слушал врача. Он больше не верил Нику. Во-первых, потому что Бостром не сказал ему о жене. Во-вторых, потому что о ней ему сказал Эссенциал. А в-третьих… в-третьих, отчего-то Ник просто перестал ему нравиться. Врач теперь вызывал у него инстинктивную антипатию, и парень почти не сомневался, что причина – в Бладхаунде, присутствие которого он постоянно ощущал где-то пониже затылка.

– … тенебрисы, да? – Марк не сразу понял, что Ник задал ему вопрос. Он поднял взгляд на врача – тот по-прежнему стоял у окна и с прищуром глядел на своего пациента.

– Прошу прощения, – Марк кашлянул в кулак, пытаясь вспомнить, о чем они только что говорили. – Я немного отвлекся.

– Вижу. Сегодня твой разум занят чем-то другим, – Ник широко улыбнулся и прошел за рабочее место. Теперь он сидел по другую сторону стола, а не напротив Марка. – Но это мы обсудим позже. Я спрашивал про тенебрисов, так ведь их зовут? Это существа, которым по сюжету Офферинга служат охотники. Все верно?

– Верно, – протянул Марк, внутренне насторожившись. Сам то он о тенебрисах узнал (точнее – вспомнил) только минувшей ночью. – А почему вы спрашиваете? Это имеет какое-то отношение к моему… недугу?

– Полагаю, самое прямое! – Бостром положил ладони на стол и свел пальцы пирамидкой. – У тебя не только шизоаффективное, но и диссоциативное расстройство, и с этим, как правило, сложнее. Ведь твой альтер-эго, скажем проще – второй ты, охотник Бладхаунд – насколько я понял, он все свои действия совершает строго в соответствие с волей этих самых тенебрисов. Причем даже одного конкретного. Эссенциал, так его зовут?

– Вроде бы так. Эти фрагменты я плохо помню, – солгал Марк, чувствуя, как Бладхаунд распаляется, не скрывая своего недоверия к хитроумному докторишке. Что ж, впервые он был согласен с монстром. – А откуда эта информация?

– Я же говорил, что изучил матчасть, – Ник вновь улыбнулся, но по лицу Марка понял, что такой ответ парня не устроит. Он посерьезнел и сосредоточился. – Ты бормотал. В машине и после, пока двое суток был не в себе. Я попросил Олафа все фиксировать и потом подробно изучил эти записи. Половину понять так и не смог – ты говорил на языке, который не поддался расшифровке анализатором. Вторая половина дала лишь обрывочные сведения, – на этом Ник закончил, и Марк подумал, что врач явно знает больше, чем хочет показать.

Бладхаунд внутри дернулся в неконтролируемом порыве ярости, но Марк усилием воли подавил его. «Сейчас это будет ошибкой, – подумал он. – Прекрати! Иначе нас обколют до беспамятства!» Что удивительно, общение с самим собой его больше не пугало. Тем более, что охотник послушно отступил. Но не ушел.

– Я вижу, что он сейчас здесь, так? – внезапно Бостром встал и обошел стол, приблизившись к Марку. – Я имею ввиду Бладхаунда. Он в тебе, и ты с ним как-то взаимодействуешь, да?

Марк открыл рот от удивления и инстинктивно вжался в кресло, отодвигаясь от врача. Но потом взял себя в руки и демонстративно расслабился. «Нельзя позволить вывести себя из равновесия, – вспомнил он давно прочитанные строки. – Когда ты теряешь контроль над собой – другой становится у руля». А Марку очень не хотелось, чтобы у руля стоял Ник Бостром.

– Я вижу это, Марк, потому что занимаюсь психиатрией двадцать лет, – Ник проникновенно посмотрел ему в глаза, и внезапно внутренняя антипатия к врачу стала ощущаться уже не так остро. – Верь мне, я действительно знаю, что с тобой происходит. Точно таких случаев я еще не встречал, но было немало похожих. Мои вопросы могут казаться тебе бессмысленными, но все это важно. В психике человека вообще нет ничего неважного. Поэтому я так скрупулезен. Ведь я правда хочу помочь.

Марк сглотнул. И тут же почувствовал волну ненависти, порожденную сознанием Бладхаунда в ответ на его сомнения. Охотник взбесился, хотя снова рыпаться не стал.

– Тогда давайте на чистоту, – предложил Марк, поднимаясь с кресла. Теперь, когда он стоял к Нику так близко, ему в голову пришла неожиданная мысль – а что если схватить его прямо вот так, голыми руками, и начать душить, сможет ли он убить врача? И какая в этом кабинете система безопасности? Успеет ли она среагировать?..

Марк ужаснулся, но не самим этим мыслям, а потому что не понял – кому именно они принадлежат, ему или Бладхаунду.

– Почему вы не сказали, что моя жена жива и тоже здесь? – он неотрывно смотрел в темные чуть зеленоватые глаза Бострома, надеясь уловить реакцию. Но врач и бровью не повел.

– Сам подумай, – пожал плечами Ник, вновь возвращаясь за рабочее место. – В каком состоянии ты был? Ты ничего не понимал, у тебя по крови еще бродила лошадиная доза транквилизатора, ты мог сорваться в любой момент. Насколько целесообразно было мне создавать дополнительный мотиватор для твоей дестабилизации?

Марк хмыкнул. Справедливо.

– Я бы сказал тебе, поверь, – Ник откашлялся. – Но позже. Возможно, через несколько месяцев, когда увидел бы прогрессивную динамику и ослабление социальных аутоограничителей, – он активировал голографический экран стола и коснулся его пальцами в командной последовательности. – А откуда ты узнал о ней? Встретил?

– Уверен, она не обедает в общей столовой, – усмехнулся Марк. – И во двор ее выпускают одновременно со мной, – сказав это, он внезапно понял, что не может ответить честно. Ведь тогда Ник узнает, что он выбирался из палаты.

– Мне об этом поведал тенебрис, – спустя минуту пояснил он, мысленно пожимая плечами – ведь это как раз было правдой. – Я теперь слышу его в реальности, как Бладхаунд слышал в симуляции.

– Вот как! – Ник нахмурился и набрал на голографическом экране еще несколько команд. – По правде говоря, это плохо. Это значит, что синдром психического автоматизма укореняется, хотя еще вчера мне казалось, что шизофренический базис начал произвольную деконструкцию. Возможно, стоит пересмотреть стратегию лечения, но… – он оторвался от экрана и посмотрел на Марка. – Это уже моя проблема. А теперь я должен пояснить, что это не тенебрис рассказал тебе о жене. Это ты сам рассказал себе о ней.

Марк потупился, ожидая продолжения. Он не расслабился, но под располагающим взглядом Ника сел обратно в кресло. И тогда Бостром продолжил:

– Этот эффект в современной психиатрии называется бессознательная мнемоническая манифестация. О нем строили предположения еще в далеком прошлом, но только два года назад гипотеза стала, наконец, теорией. Идея в том, что наше сознание воспринимает лишь определенный процент информации, поступающей с органов чувств. У кого-то больше, у кого-то меньше, это не важно. Важно, что вторая, большая часть данных попадает в бессознательное, и остается там потенциально навсегда.

На мгновение Ник задумался, видимо – прикидывая, как попроще объяснить всю эту наукообразную белиберду.

– В общем, представь, что едешь по незнакомому городу на автомобиле, – продолжил врач. – И внезапно видишь здание с оригинальной архитектурой. В твоем сознании отпечатывается только это здание, а те строения, что находятся слева и справа от него, ты не запоминаешь, потому что они тебе не интересны. Но их ты тоже видел, и они остались в памяти, только в бессознательной. А потом, в какой-то момент, как правило – критический, связанный с мощным психоэмоциональным напряжением, бессознательное может внезапно вытолкнуть воспоминания о тех неинтересных здания на поверхность твоего сознания. И в этом феномен эффекта – бессознательное не может дать тебе картинку напрямую, у него нет соответствующих механизмов интерпретации. И оно применяет до безобразия простой и банальный метод – псевдогаллюцинации. Слуховые, визуальные, тактильные.

– Типа историй, когда человеку является умерший родственник и о чем-то предупреждает? – уловил Марк.

– И так тоже, – с готовностью кивнул Ник. – Еще у религиозных фанатиков часто бывает – когда им являются высшие сущности и что-то показывают или шепчут. Обычно это происходит, когда жизни человека угрожает опасность. И тут нет ничего удивительного – мозг просто пытается спасти себя.

– Но мне вчера опасность не угрожала, – протянул Марк, соображая, насколько теория Бострома относится к его ситуации.

– Да что угодно может послужить катализатором! – развел руками врач. – Вполне возможно, ты к вечеру начал отходить от «Напамина» и твое бессознательное поспешило рассказать тебе, что когда тебя на каталке везли по Клинике два дня назад, ты мельком видел свою жену, которую вели, скажем, на обед. В тот момент сознание под действием транквилизатора просто не восприняло картинку, но бессознательное сохранило образ. А затем, когда ты вернулся в нормальное состояние, бессознательное в ответ на твои переживания о жене, подсказало, что она жива-здорова.

– То есть слова тенебриса – это всего лишь я сам, моя память, – будучи одаренным мнемопластиком, Марк лучше других знал о беспредельных возможностях человеческого мозга. И объяснение Ника показалось ему адекватным, хотя Бладхаунд на этот счет лишь злобно прорычал что-то нечленораздельное.

Кабинет главврача Марк покинул в легкой прострации. Пока Олаф вел его в столовую, а потом – во двор, парень все думал, что же из этого правда и кто на самом деле сказал ему о жене? Какая-то тварь из симуляции – не НПЦ и не игрок? Или его собственное подсознание, внезапно пробившееся через пелену бреда? Второе, несомненно, выглядело вероятнее. Черт, как это все-таки страшно, не понимать – безумен ты или нет!

Игнорируя попытки Бладхаунда донести до него свое вполне однозначное мнение по этому вопросу, Марк двинулся по уже знакомой аллее к молодому дубу, под которым вчера (а кажется – прошла уже целая жизнь!) пытался заняться цигун. Внезапно он услышал треск и характерный звон реактостекла. Обернувшись, парень увидел, что один из пациентов лежит возле разбитого стула, которые тут во множестве ютились на лужайках под деревьями. Марк удивленно хмыкнул – чтобы повредить реактостекло, нужно в него из армейского карабина очередь выпустить! Собственно, поэтому материал так востребован и из него что только не делают, даже мебель.

Он направился к стонущему бедолаге, на ходу оценивая ситуацию. У пациента ничего не было в руках, так что как он разбил стул – оставалось загадкой. Мужик средних лет прижимал к груди окровавленные ладони и хрипел, медленно перекатываясь с одного бока на другой. А в дальнем конце аллеи к ним уже спешили два Смотрителя и медбот.

Марк остановился возле места происшествия, но взгляд его приковал вовсе не раненый мужчина, а осколки реактостекла, во множестве валявшиеся вокруг. Не вполне отдавая отчет своим действиям, он быстро нагнулся, подобрал один осколок и сунул его под носок, прикрыв штаниной. Тут же прикинул, что если двигаться плавно – опасность порезаться минимальная.

Бладхаунд где-то в глубинах его сознания прорычал замысловатую фразу на неизвестном Марку языке. Судя по сопутствующему мыслеобразу, тварь осталась довольна действиями своего соседа по телу. Но Марка это мало взволновало – он поспешил удалиться, пока рядом не появились Смотрители. А то ведь обязательно будут вопросы…

Он навернул круг по аллее около памятного дуба и двинулся к входу в свой Блок. По пути встретил Сакуру, который приветливо махнул ему рукой и со щенячьей улыбкой побежал навстречу.

– Привет! – паренек легонько хлопнул Марка по плечу, запоздало сообразив, что это может быть слишком фамильярно. – Ну как дела?

– Сегодня ночью мне опять нужна твоя помощь, – в полтона проговорил Марк. – Нужно еще раз попасть в команду с ложементом.

– Снова в Офферинг? – Сакура заговорщицки подмигнул ему и потер руки. Глядя на его реакцию, Марк подумал, что это ведь неправильно – так нагло использовать мальчишку, который, похоже, вообще не понимает, что происходит вокруг. В ответ на эти неуместные мысли Бладхаунд тихо порычал, мол, цель оправдывает средства, и Марк был вынужден с ним согласиться, запихнув последние лоскуты совести куда поглубже.

– Да, – коротко ответил он. – Приходи в то же время. Все, нам нельзя долго разговаривать, а то Олаф, мой Смотритель, сегодня спрашивал о тебе. Лишнее внимание нам ни к чему.

С этими словами Марк зашагал к выходу, но внезапно для самого себя обернулся, взглянув Сакуре прямо в глаза.

– Спасибо, – сказал он одними губами и пошел прочь. А паренек шмыгнул носом, глядя ему вслед, и неловким движеньем смахнул с ресниц проступившие слезы.

В палате под аккомпанемент довольного мурчания наевшегося до отвала Шеогарата Марк достал осколок реактостекла и при помощи лоскута простыни сделал из него импровизированный нож – осколок как раз имел нужную форму, парень лишь плотно перемотал его в нижней части тканью, чтобы стекло можно было сжать в руке и не порезаться.

Время до ужина тянулось неестественно медленно, а потом он все никак не мог заснуть, думая – правильно ли поступает? Мнение Бладхаунда было очевидно, но сам Марк сомневался. Ведь Бостром все грамотно изложил и со своей позиции он абсолютно прав. Однако что-то врач явно недоговаривает, да и по этой его мнемонической манифестации оставались вопросы. Ладно, еще одна синхронизация и Марк найдет недостающие кусочки паззла. А нет – так плюнет и будет жрать пилюли горстями!

Когда пришел Сакура, он не спал. Сидел за столом в приглушенном свете люминотона и лениво играл с Шеогаратом, расположившимся у него на коленях. Марк глупо улыбался, глядя на котенка. Хотя, наверное, все люди глупо улыбаются, глядя на котят, не так ли?..

Он медленно поднял взгляд на Сакуру, потом провел рукой над столом, активируя голографический экран на стене. 3:15. А парсер то – сама пунктуальности, пришел как вчера – с точностью до минуты.

– Идем? – спросил паренек, озорно глядя на Марка.

– Идем, – подтвердил тот, аккуратно перекладывая котенка со своих коленей на кровать.

Покинув палату, они двинулись уже знакомым маршрутом, который, тем не менее, изменился на несколько перекрестков. Но это больше не было проблемой – Марк держал в уме уже известные ему конфигурации здания, а чутье запертого в его теле Бладхаунда идеально дополняло картину. Клиника может перестраиваться прямо у него под ногами – он все равно найдет путь.

В этот раз они не встретили Смотрителей, только одиночные камеры, с которыми Сакура справлялся без видимого труда. В комнату с синхронизационным ложементом вошли молча, Марк сразу же улегся на холодную магна-мембрану, а парсер приступил к активации. Ему потребовалось меньше пяти минут, чтобы подключить нейрокиты, взломать локальную Сеть, выйти в глобальную, и запустить Офферинг.

– Готов? – на всякий случай уточнил Сакура.

– Минуту, – Марк выбрал охотника, а на списке карт решил провести эксперимент и запустить не рандом, а конкретную локацию. Так, пусть будет «Искусственный рай». – Все, теперь готов!

Сакура провел рукой по голографическому экрану администратора и набрал код запуска синхронизации. Подбор оппонентов длился всего три секунды, на четвертую Марк звучно выдохнул и расслабил тело. А напряг его уже Бладхаунд.

Охотник сидел в трепещущем полумраке на чердаке брошенного особняка, а закатное солнце заливало багрянцем осколки стекла у его ног. Солнечный свет еще боролся с наступающей тьмой, хотя знал – ему не победить. На этой поэтичной мысли Бладхаунд облизнулся и выпрыгнул в окно. Приземлившись, он припал к земле и закрыл глаза, принюхиваясь и ловя пока еще отдаленные звуки приближающихся эскейперов.

Итак, снова пятеро. Трое идут с юга, двое – с востока. Восточные ближе, а значит – выбор очевиден. Охотник сорвался с места и заскользил сквозь сумрак к ремонтному блоку, первый этаж которого уже занимался розоватым пламенем. А ведь он никогда не задумывался об этом – почему горит ремонтный блок? Хм, странные мысли, он будто не впервые здесь…

Бладхаунд остановился в тени старого клена, выросшего на углу здания в низине. Здесь сток из блока попадает в карстовую каверну, поэтому земля осела. Охотник знает это, потому что тут влажно и прохладно, а от почвы поднимается едва уловимый аромат нечистот и карбонового масла, которым чистят ренж-двигатели.

Бладхаунд никогда еще не испытывал дежавю, но сейчас это чувство было таким сильным, что он опешил. А потом почувствовал, что действительно уже был здесь. Причем не один. Но… с кем? В ответ на вопрос что-то заворочалось в глубине его сознания и внезапно попыталось вырваться наружу. Бладхаунд зарычал и напрягся, прогоняя нечто обратно, не позволяя ему перехватить контроль.

Он начал вспоминать, что будто живет сразу в двух мирах – этом, и другом, внешнем мире. Второй мир гораздо больше, там нет эскейперов, но есть другие – десятки, сотни людей, таких слабых и беззащитных, идеальных кандидатов для Храма Тайн! Приятная мысль о массовом жертвоприношении прервалась ощущением опасности, которое он тоже уже испытывал.

Бладхаунд ожесточенно втянул воздух инстинктивно расширившимися ноздрями. Кроме него и пятерых обреченных в окрестностях бродит еще одно существо – оно пахнет вспотевшей плотью и машинным маслом. Еще озоном и какими-то химикатами. Точно не эскейпер, и вряд ли вообще человек.

Охотник выскочил из низины и, выломав заколоченную дверь подсобки, вошел в горящий ремонтный блок. Он задержал дыхание и начал шарить по ящикам в поисках капканов. О да, он всегда точно знает, где прячутся эти зубастые малыши! И в этот раз чутье не подвело – под запыленным верстаком он нашел три капкана, выбежал с ними из блока и быстро выставил по округе. А потом застыл в тени под навесом, призвав усилием воли Нареченную Мглу, чтобы сокрыть себя от случайных взглядов.

Плевать на того, кто внутри. Плевать на неведомого врага, который все еще где-то на пределе ощущений. Главное – два эскейпера вот-вот будут здесь, и он, Бладхаунд, тут именно ради них. Ради их плоти и крови. Ради их опаленных страхом душ, которые предначертаны Эссенциалу.

Первым идет невысокий крепыш – шаг легкий, пружинистый. Сердце бьется учащенно, но такой ритм ему привычен. Ну ясно, это Доджер – отчаянный ловкач и несомненно – фаворит этой группы. Бладхаунд улыбнулся, но тут же передернул плечами, уловив приторно-тошнотворный аромат дорогих духов, едва перебивавший запах застарелого пота. Второй человек пахнет резко, вызывающе, и дышит сбивчиво, едва поспевая за Доджером. Само собой, это Рич. Денежный мешок, а значит – без каких-либо навыков выживания, и это самая легкая цель. Забавная у них вышла парочка!

Бладхаунд затянул Сумеречную Колыбельную, ускользая к кромке леса, прочь от ремонтного блока, который уже полыхал во всю. Охотник беззвучно снял топоры с кожаных петель и затаился, выжидая. Он уже слышал их.

– К дьяволу тебя! – взвизгнул Рич. – Я не пойду дальше! Тут жуть какая-то!

– Вместе больше шансов, – прошипел в ответ Доджер, не замедляя шага. Как всегда, волнуясь, он на автомате начал щелкать суставами пальцев, оттягивая их.

– Плевать! – Рич начал отступать, на него Колыбельная действовала безотказно. – Иди, отвлеки его! А я к станции, может там лодка есть! Найду помощь – обязательно отправлю сюда кого-нибудь!

Последние слова Рич откровенно провизжал, срываясь на бег и они оба – Доджер и Бладхаунд – отлично понимали, что если этот придурок действительно выберется отсюда, то последнее, что он сделает – вспомнит об остальных. Однако в отличие от ловкача охотник знал еще кое-что. Он знал, что отсюда Рич попадет прямиком в Храм Тайн, и никак иначе.

Он метнул топоры с промежутком в один удар сердца Доджера – разрезая воздух с гулким свистом они ушли по высокой дуге к проселочной дороге, что вела от леса к блоку. Первый вонзился в землю точно перед ногой Доджера. Парень замер, потом медленно отклонился назад, но тут же второй топор ударил в ствол искривленной сосны у него за спиной. В сочетании с Колыбельной это произвело нужный эффект и ловкач сорвался в сторону кладбища.

Бладхаунд запел громче и заскользил среди темных стволов вслед за парнишкой. Он на бегу подхватил один топор, а другой легко вырвал из дерева, хотя тот вошел в высушенный ствол почти на всю длину.

Вскоре он перестал петь, но начал специально наступать на хрустящий стланик и обламывать сухие ветки по пути. Услышав эти звуки, Доджер ускорился. Бладхаунд чувствовал, что парень вот-вот выйдет на пик своей скорости. Что ж, пусть перейдет эту границу, думая, что у него есть шанс!

Охотник некоторое время продолжал шуметь, заставив парня бежать с запредельной быстротой, а потом затих. Доджер еще минут пять выбивался из сил, пока не понял, что оторвался. Он замедлился, перешел на небыстрый шаг, остановился. Упер руки в колени, чтобы отдышаться, а когда поднял голову и осмотрелся, осознал, что не имеет ни малейшего представления о том, где находится. И вот тогда страх сломал его, а Бладхаунд блаженно улыбнулся, беззвучно подкрадываясь к жертве, сокрытый саваном Нареченной Мглы.

Доджер – паркурщик и руфер, ходить по грани – в его крови, и для таких страх – как наркотик. Их всегда сложно напугать по-настоящему. Напугать так, чтобы они перестали хотеть этот страх. Чтобы они поняли: их танцы над бездной – лишь детская игра, а мир вокруг куда злее и опаснее, чем они себе напредставляли. Но когда это получается… ммм! О Порча, такой страх – настоящий деликатес!

Выйдя из тени, охотник оступился, потому что чужое сознание внутри него вновь предприняло попытку перехватить контроль над телом. Бладхаунд зарычал, схватившись рукой за ствол молодой березы, чтобы устоять на ногах. Его скрутил спазм и он все же упал на одно колено. Доджер обернулся на звук, коротко вскрикнул и рванулся прочь.

– Нет! – проревел Бладхаунд и метнул топор ему вслед, целя в правую ногу. Топор смазанной молнией мелькнул в воздухе и пробил Доджеру икру вместе с большеберцовой костью. Парень с истошным воплем повалился на землю.

Бладхаунд потратил еще несколько секунд, чтобы справиться с чужим внутри себя, затем неразличимым движеньем приблизился к корчившемуся на земле человеку, нависнув над ним зловещей тенью. Он широко улыбнулся и несколько раз ударил Доджера по лицу, чтобы тот заткнулся.

– Какая у тебя интересная привычка, – охотник вытянул губы трубочкой и почти нежно взял парня за руку. – Дай ка попробую! – он сжал правое запястье Доджера одной рукой, а другой крепко ухватил его за указательный палец и начал тянуть. Он тянул медленно и осторожно, пока не раздался тот самый характерный щелчок. Но Бладхаунд не остановился и продолжил тянуть. Парень забился в его железной хватке, когда первый синовиальный сустав звонко хрустнул, и руку Доджера прострелила непереносимая боль. Сразу за первым суставом разорвалась суставная сумка во втором и Бладхаунд отпустил палец, который теперь болтался только на сухожилии и побелевшей коже.

Затем он взялся за безымянный и стал также медленно тянуть, сначала – до щелчка, а потом до хруста от разрыва синовиальной сумки. Он вырывал парню один палец за другим и упивался его болью, которая лишь подстегивала волны страха, источаемые его слабой мятежной душой. Закончив с правой рукой, Бладхаунд взялся за левую, а потом разул хнычущего Доджера и вырвал ему все пальцы на ногах. К концу экзекуции парень совсем перестал орать, лишь тихонько всхлипывал, прижимая к груди трясущиеся покалеченные руки.

Охотник поднялся, отступив на шаг, чтобы оценить работу. Это восхитительно! Столько чистого, незамутненного страха! Сгустившаяся тьма вокруг только что не трещала от переизбытка эмонита, а по периметру этой сферы энергии начали хаотично вспыхивать синие трепещущие огоньки. Бладхаунд знал, что глупцы называют этот эффект Блуждающими огнями, даже не подозревая об их истиной природе.

Он нагнулся и вырвал топор из ноги Доджера, который провалился в бредовое беспамятство. Ну ничего, сейчас он прикует парня зачарованными цепями и быстро приведет его в норму. Ведь для путешествия в Храм Тайн…

Неожиданный приступ скрутил охотника, но он устоял, упав на землю лишь когда голова наполнилась ледяным огнем и он одновременно ослеп и оглох на несколько мгновений. Бладхаунд понял, что это сущность внутри него идет на финальный штурм, подключив все резервы. Он тут же забыл о пронизывающей тело боли и сосредоточился на внутренних ощущениях. Действуя инстинктивно, охотник очистил мысли и сфокусировался на присутствии неведомого врага внутри себя. Он направил на него всю свою волю, стараясь сжать в маленький безобидный комок, и какое-то время это ему удавалось. Но внезапно чужак растворился, охотник перестал ощущать его присутствие, а потом заорал, вскинув голову к небу, и вместе с этим криком его тело захлестнула другая личность.

Марк перестал кричать, поняв, что сумел вырваться. Несмотря на то, что в этот раз он начала перехватывать контроль раньше, сделать это оказалось сложнее. Будто сознание Бладхаунда уже было готово к вторжению и даже пыталось акцентировано противодействовать ему. Оно будто помнило… но ведь этого не может быть! Охотник не существует как личность! Это игровой персонаж, био-валентный слепок – макет человеческого сознания с предустановленными характеристиками…

Рычание Бладхаунда в глубине сознания Марка подсказало, что все как минимум не так просто, как он думал. Марк посмотрел на Доджера и благодаря чутью охотника, которое осталось при нем, почувствовал приближение еще двух эскейперов. Хорошо, значит парню помогут! Сам он двинулся в противоположном направлении – к кладбищу, туда жертвы точно не пойдут.

Дойдя до кладбища, он почувствовал, что температура воздуха упала на несколько градусов. Затем поднялся ветер. Посмотрев на небо, Марк обнаружил, что оно плотно затянуто низкими черными тучами, через которые временами проглядывает кровавое око полной луны.

– Будет дождь, – констатировал он, вспоминая, что в прошлый раз – каждый раз! – все было так же, к середине сессии всегда начинался дождь. Почему?

На его невысказанный вопрос ответил Эссенциал. Темный что-то прошептал вместе с порывом ветра и Марк не сразу, но разобрал его слова.

– Все верно, – парень опустил взгляд. – Тогда, в ночь аварии, тоже был дождь. Сильный.

Он некоторое время молчал, с удивлением ощущая, что Бладхаунд активно ворочается внутри его сознания, но больше не пытается вырваться, едва тенебрису стоило заговорить.

– Послушай, – Марк поднял лицо навстречу первым дождевым каплям. Холодным, отрезвляющим. – Я совсем запутался, но чувствую, что в этом мире лжи гораздо меньше, чем в том, откуда я пришел. Но ты ведь тоже лжешь, так?

Он услышал ответ тенебриса и невольно усмехнулся.

– Скорее не договариваешь, да? – Марк глубоко вздохнул. – Пусть так. Но я пришел сюда не затем…

Эссенциал прервал его, просочившись через уши прямо в мозг, и от его слов глаза Марка невольно расширились, а руки затряслись так, что он выронил топоры (хотя даже не заметил, что держал их все это время).

– Не смей играть со мной! – выкрикнул он, когда в его разуме ярость и надежда сплелись в противоестественном союзе. – Ты сказал «Лара жива»? Я правильно услышал?

Но тенберис не ответил, лишь ветер завыл сильнее, а дождевые капли стали падать чаще. Луна совсем скрылась среди туч и Марк внезапно ощутил чудовищную усталость.

– Если это так, – прошептал он, сглотнув соленый комок, – тогда… тогда помоги мне выбраться отсюда!

Вместо привычного шепота в ответ пришла одна единственная эмоция. А может образ, Марк не смог точно распознать этот сигнал, зато сумел однозначно его интерпретировать. Он засомневался, не зная, как ответить. И тогда тенебрис снова заговорил.

– Что значит, у них мало времени? – Марк тряхнул головой и стиснул острые зубы Бладхаунда так, что один резец треснул. – Что это значит? Прекрати говорить загадками!

Но Эссенциал промолчал, и это само по себе стало ответом.

– Хорошо, – плечи Марка опустились, он встал на одно колено и подобрал с земли топоры. – Я буду служить тебе. Ради них, – на миг перед глазами вспыхнули лица жены и дочери, улыбающиеся, счастливые, какими они когда были. – Ради них…

И снова эмоция, образ. Эссенциал ликовал.

– Как мне выбраться из Клиники? – Марк склонил голову влево, зная, что тенебрис всегда стоит за его спиной с этой стороны.

Несколько мгновений его собеседником был только стрекот дождя, а потом Эссенциал снизошел до ответа, произнеся самую длинную фразу за все время, что они общались.

– Знания в тебе, – машинально повторил Марк. – Вспомни, что слышал и принеси черную жертву. Остальное сделают инстинкты, – он плотно сжал губы, пытаясь понять смысл этих слов. – Твою мать, а по нормальному нельзя ответить? Почему всегда нужно…

От тенебриса пришло короткое послание «Защищайся!», а за миг до того Бладхаунд сам почуял опасность, заставив Марка вскочить и принять боевую стойку.

Выстрел прозвучал так громко, что Марк скривился от боли в ушах, но рефлексы Бладхаунда заставили тело качнуться в сторону и пуля ударила в статую ангела, всего в ладони от его головы. Вслед за первым выстрелом громыхнул второй, а потом третий. Марк бросился на землю, уходя с линии огня, и откатился за позеленевшую от времени могильную плиту. Еще две пули ударили в камень, отколов от него изрядный кусок и заставив плиту изойти трещинами до самого основания.

Бладхаунд рвался наружу и кричал Марку, чтобы тот продолжал двигаться по дуге от потенциальной позиции стрелка, ни секунды не задерживаясь на одном месте. Повинуясь приказу запертого в нем чудовища, парень кинулся к следующей могильной плите, но уже на первом шаге получил пулю в плечо. Его развернуло и, падая на землю, он запоздало понял, что охотник сумел бы увернуться от этого выстрела. Но сейчас рефлексы избранника темных богов фильтровались через второе – человеческое – сознание, поэтому срабатывали с задержкой.

«Вперед!» – зарычал Бладхаунд, неистовствуя на самой поверхности сознания Марка, готовый вот-вот преодолеть сковывающий его ментальный барьер. Вместе с криком пришел образ – охотник уже понял, что в них стреляют из военной модели револьвера Анубис КМ, у которого барабан на шесть патронов. Все шесть выстрелов прозвучали, а значит – у них три-четыре секунды на сближение. Это если стрелок умелый, а если лошара – все десять.

Марк, все еще частично оглушенный, рванулся к склепу, за которым – по его или Бладхаунда предположению? – находился противник. Забегая за угол постройки, он занес топор для удара, надеясь, что враг еще перезаряжается. Но оказалось, что стрелок закончил с этим и каким-то образом уже сидел на крыше склепа. Он целился в Марка и за короткое мгновение до того, как белое пламя вырвалось из матово заполированного ствола револьвера, парень сумел рассмотреть своего убийцу в мельчайших деталях.

Высокий крепкий мужчина лет сорока в широкополой ковбойской шляпе и длинном пончо. Одет во все черное, левая рука, в которой он держит револьвер, полностью заменена на бионический протез – Марк таких никогда не видел. Обычно протезы стилизуют под живую конечность, покрывая как минимум киберкожей, но этот будто специально демонстрировал свою искусственность – металлический каркас, напоминавший руку скелета, обвивали туго перекрученные слои синтетических мышц, а подвижные элементы на месте суставов издавали низкий гул – едва слышимый, но от него сразу начинали ныть зубы.

Через секунду Марк узнал протез, потому что этим знанием обладал Бладхаунд. Военный образец, индивидуальная модификация с независимыми источниками питания и симбиотической матрицей. Может создавать усилие между кончиками пальцев в 250 тонн, а может проводить хирургические операции с микронной точностью. Структура почти неразрушима, по сути – это рука бога.

Незнакомец нажал на курок и ни единый мускул не дрогнул на его лице, синие глаза смотрели холодно, отрешенно. Но в тот момент, когда свинцовый конус с сердечником из карбида вольфрама вылетел из ствола, ввинчиваясь в воздух на скорости 350 метров в секунду, Бладхаунд отчаянно рванулся на волю и Марк не помешал ему. Сам он никогда не сможет победить это существо, но у охотника определенно есть шансы сделать это!

Бладхаунд сразу призвал на помощь Порчу и крутанулся волчком, так что пуля лишь тирком зацепила шею. В следующую секунду он напружинился и взмыл в воздух, одним чудовищным прыжком оказавшись на крыше склепа. Ему навстречу устремились три пули, но все три поразили лишь призрачный фантом, сотканный Нареченной Мглой. Настоящий Бладхаунд, капая кислотной слюной на поросший диким плющом камень, вырос за спиной стрелка и ударил обоими топорами с двух направлений.

Стрелок развернулся и под первый топор подставил механическую руку. От удара об нее обычное лезвие раскололось бы на тысячи частей, но топоры охотника, заговоренные богомерзкими рунами тенебрисов, превратили простой металл в воплощенное страдание, ржавчиной на котором застыла боль тысяч и тысяч невинных душ, истязаемых в Храме Тайн. Поэтому топор высек сноп синих искр из парасинтетического покрытия и вгрызся в механическую плоть на целый сантиметр.

В это время второй топор охотника стрелок блокировал коротким мечом, выпорхнувшим из-под пончо, и тут же выполнил им спиральное движение, отбросив руку Бладхаунда в сторону. Он ударил охотника ногой в живот и вскинул пистолет, сделав два выстрела и полностью опустошив барабан. Одна из пуль прошла в пальце от головы охотника, вторую он разрубил пополам, вскинув топор в восходящем движении, а затем возвратным ударом с подшагом направил губительное лезвие на голову врага. Противник отступил и Бладхаунд завертел топорами мельницу.

Оказавшись у края крыши, стрелок спрыгнул с нее, выполнив сальто назад. Бладхаунд, недолго думая, метнулся следом, создав в воздухе стразу двух фантомов из Нареченной Мглы. Свою ошибку охотник понял, когда приземлившийся стрелок вскинул револьвер. Он слишком быстро перезаряжал его, нечеловечески быстро!

Незнакомец выпустил все шесть пуль меньше чем за полторы секунды, как не смог бы ни один человек. По две пули на каждую из трех несущихся на него теней – одна в голову, другая в живот. Увернуться невозможно. Но Бладхаунд смог, хотя пуля, нацеленная в голову, разорвала ему левое ухо и он кубарем покатился по земле. Потом вскочил и бросился прочь, петляя меж могильных плит, а в спину ему уже неслись новые выстрелы.

Они кружили среди древних могил под неистовым ливнем и дважды топоры охотника отведали плоти врага. Но то были несерьезные раны, тогда как сам Бладхаунд медленно истекал кровью, ведь у него не было возможности остановиться и вытащить пулю из плеча – ту самую, которую схлопотал Марк. Он раз за разом бросался на своего противника из тени, уходя от выстрелов и нанося удары обеими руками со скоростью, которую человеческий глаз не способен воспринять. Но стрелок умело парировал топоры клинком и механической рукой, контратакуя с холодной расчетливой яростью.

Охотник набросился на него раз, другой, а потом понял, что ему больше не приходится уворачиваться от выстрелов. Ха, так у выродка кончились патроны! И с этой мыслью он вышел из-за статуи, изображавшей скорбный лик смерти, громко расхохотавшись, широко разведя руки с топорами в стороны, будто приглашая врага на дуэль. И стрелок принял это предложение, вскинув короткий меч и бросившись навстречу Бладхаунду.

Сколько они бились – никто не смог бы сказать точно. Оба получили по дюжине ран, а надгробия в радиусе десятка метров превратились в иссеченную металлом труху. В какой-то момент Бладхаунд сблокировал верхний рубящий удар и отскочил, чтобы осмотреться. О Порча, стрелок вновь обыграл его! Все могильные плиты рядом порушены, а значит больше негде прятаться, уходя от прямого столкновения и навязывая противнику свой ритм боя!

Впервые за этот долгий поединок незнакомец позволил себе улыбку, когда по глазам охотника прочел его мысли. Бладхаунд принял решение мгновенно – он метнул в стрелка один из топоров, а сам развернулся и, прикрывшись Нареченной Мглой, бросился прочь, к центру кладбища, где старый дуб… Он не успел додумать свой импровизированный план, потому что внезапно его правая нога запнулась, он упал на землю и по инерции прокатился еще несколько метров, разбивая лицо в кровь об осколки могильного гранита.

В ярости зарычав, он попытался встать и понял, что не может, потому что… потому что его правая нога отрублена ровно под коленом! Бладхаунд посмотрел вперед и сквозь пелену дождя увидел стрелка, который уже подобрал так удачно брошенный клинок и не спеша приближался. Подойдя, незнакомец нанес серию быстрых рубящих атак – он бил сверху вниз, поэтому не было необходимости вкладываться в удары, сосредоточившись на скорости.

Охотник поднял топоры для защиты, сблокировал один удар, свел другой, третий резанул его по щеке, а четвертый начисто отсек ему левое запястье – оно по короткой дуге отлетело прочь и влажно шлепнулось в лужу, продолжая сжимать рукоятку топора. Из обрубка ударил фонтан черной крови, оросив стрелка с ног до головы. Впрочем, проклятая кровь сливалась с его одеждой, так что выглядело это не особенно эффектно.

– Повержен – значит недостоин, – хрипло пророкотал стрелок, отводя руку с клинком для последнего удара. – Я – Лоубрингер, и я вынес свой приговор!

Марк инстинктивно попытался перехватить контроль у Бладхаунда, и ему это частично удалось, но тут же мелькнула мысль – зачем? Зачем ему в эту минуту контролировать тело, которое вот-вот погибнет? Эскейперы после смерти десинхронизируются в штатном порядке, но охотники… еще не было прецедента, чтобы охотник умирал во время сессии. Есть ли у Офферинга сценарий не такой случай?

А потом он будто в замедленной съемке увидел острие клинка Лоубрингера, несущееся ему прямо в лицо. Безупречная закалка, мономолекулярная заточка. И как только эти ржавые топоры смогли составить конкуренцию столь великолепному оружию?

– Нет! – закричал Марк и Бладхаунд вторил ему. Из глаз покатились кровавые слезы, под левым глазом пролегла алая дорожка, под правым – черная. Но прежде чем Лоубрингер завершил удар, их переплетенное сознание поглотила обжигающая вспышка, а тело молниевым ударом прострелила боль.

Марк резко открыл глаза и конвульсивно втянул воздух. Он часто-часто задышал, не сразу осознав, что произошло.

– Сакура, – выпалил он, – ты только что спас мне… – но слова умерли на губах, едва он обвел помещение взглядом.

Парсер дрожит в углу, его руки сведены за спиной, а рядом жемчужно-белым изваянием застыл Смотритель с немигающим взглядом. Марк насчитал их еще полдюжины, этих Смотрителей – пока один караулит вход, пятеро сгрудились вокруг ложемента, отключая нейрокиты в десинхронизационной последовательности.

– Вы и правда думали, что я ничего не знаю? – из-за спин Смотрителей вышел Ник Бостром. Он широко противно улыбался, сложив руки лодочкой перед грудью. – В Клинике Мебиуса ничего не происходит без моего ведома, запомните это!

Он поймал на себе полный злобы взгляд Марка.

– Недоволен? – врач вздернул одну бровь. – А ведь я только что спас тебе жизнь, не так ли? Тебе и твоему ручному охотнику.

Бладхаунд в ответ зарычал и попытался вырваться, но Марк не позволил ему. Ник тем временем перевел взгляд на Сакуру.

– Ну а ты, щеночек, – Бостром демонстративно погрозил ему пальцем. – Твои топорные методы взлома оставляют такой след в системе, что не увидит только слепой. И действуешь ты слишком медленно, совсем не оправдывая своего громкого имени, отголоски которого еще порой перекатываются по Сети, – врач самодовольно хмыкнул. – Несомненно, это ты открыл крипто-замки ваших палат и зациклил камеры по пути сюда. Пока я не знаю, как ты это сделал, но узнаю – не сомневайся.

Марк посмотрел на Сакуру – тот больше не трясся от страха, а в глазах парнишки бушевала чистая всепоглощающая ярость. Парсера не пугали угрозы Ника, но это обращение – щеночек! – и эти слова о его некомпетентности вызвали столь искренние и необузданные эмоции, что маленький гений, похоже, готов был прямо сейчас вцепиться в горло своему лечащему врачу.

Их скрутили и повели в изоляторы, как и предсказывал хакер. Вели довольно долго, но Марк не потерял направления и по его наблюдением они сейчас находились на первом этаже Блока Б, недалеко от осевого радиального перехода. Что удивительно, его Ник не оставил в одиночестве, принеся в изолятор Шеогарата.

– Не заблуждайся, это не благородство, – пояснил Бостром, отпуская котенка на пол. Из-за его спины вышел Олаф и поставил у стены миски с едой, водой и лоток.

– Несмотря на твою выходку, я не собираюсь отказываться от данного тебе обещания. Я исцелю тебя, – врач с прищуром посмотрел в глаза Марка и тот не смог прочесть этот странный взгляд. – Так что терапия продолжается, просто мы скорректируем тактику.

У выхода Бостром на секунду замялся и бросил, не оборачиваясь:

– Надеюсь, ты понял, что хакер был проверкой? И ты эту проверку с треском провалил. Жаль.

Дверь бесшумно закрылась и люминотон автоматически снизил интенсивность свечения до приглушенного сумрака. В отличие от обычной палаты, Марк здесь ничем не мог управлять. Не было голоэкрана с новостями, даже стола не было. Только кровать, раковина и вакуумный унитаз.

Парень опустился на пол и Шеогарат тут же засеменил к нему. Марк взял котенка на руки и привалился затылком к холодной жемчужно-белой стене. Закрыл глаза, глубоко вздохнул. Теперь он совершенно точно уверен в том, что не безумен, а Бостром… докторишка оказался тем еще трикстером. Ну, теперь хоть что-то не вызывает сомнений.

Зато возникла другая проблема – Сакура тоже в изоляторе и больше не поможет выбраться. А значит, Марк снова один, и может рассчитывать только…

«Не один, – донеслось из глубины его сознания. – Мы выберемся. Порча укажет путь».