Глава XX

Длинный пушистый рыжий хвост с переливающимися медью ромбами на концах проплыл и скрылся в ветвях липы с только-только начинающими распускаться сердцевидными листочками. Огромный огонек мчался в самой чаще леса, издавая пронзительные мяукающие звуки, напрягавшие и порой побуждавшие живущих в этих краях зверей прятаться по своим норкам, берлогам, дуплам и гнездышкам. Гребень в виде тоненьких перышек с янтарными горошинками на маленькой голове этой величественной жар-птицы постоянно трясся, словно маленькие колокольчики, под действием попутного ветра. Она пролетела высоко над головой Олеськи, читавшей очередную мудреную книженцию, сделав ловкий разворот в воздухе; порыв ветра перелистнул некоторое количество страниц, отчего девушка взбеленилась и бросила вслед диковинному существу несколько ругательных фраз. Проскочив меж двух других девчонок, Машки и Даренки, птица огня напугала их до истерики. Подле нее в воздухе сформировался ореол магического желтоватого света, сверкающий блестками огненных искр, тянувшийся длинным шлейфом на всем пути ее полета. Листья деревьев тянулись к дивному существу, маленькие бутоны раннецветущих растений вмиг распускались в ответ на жарящее волшебное тепло, исходившее из тела этой необыкновенной птицы.

Ванда, сидевшая вдалеке ото всех в тени у пруда, алхимичила, бросая в котелок один ингредиент за другим и перемешивая их. Когда жар-птица резко сманеврировала вниз к увлеченной зельеварением девушке, та кинула небольшой клочок шерсти и затем резко отскочила в сторону, взявшись за грудь.

Огненное создание еще некоторое время кружило над опушкой леса и затем аккуратно, слегка неустойчиво покачиваясь из стороны в сторону, опустилось на землю к наблюдавшей за ним с нескрываемым восхищением подруге. Крылья пеплом растворялись в воздухе, длинный острый клюв втянулся, гребешок увеличился в размерах и распустился в виде копны рыжих спутанных волос, а худенькие птичьи лапки прямо на глазах вырастали в девичьи ноги.

— Молодец, ты отли… справилась, да, — несмотря на одолевавшее чувство восторга перед явившемся чудом Аня похвалила подругу весьма сдержанно. — Есть над чем поработать.

— Есть над чем?.. — запыхавшись, воскликнула Анаис, обведя все вокруг ошалелыми глазами. — Это было невероятно! Чудо какое-то! Великолепно!

— Есть над чем поработать, — повторила Аня, кивнув головой и натянуто улыбнувшись. — Все еще недостаточно по времени… И не очень стабильно и прямо летаешь. Хотя не могу не заметить, что на это раз движения более плавные, да и поднимаешься ты довольно высоко. Птица сформировалась наиболее удачно, однако при полете ты потеряла немало перьев. Это не так критично, но это может отразиться на твоем здоровье и теле, — после этих слов девушка легонько прикоснулась к волосам Анаис, вытащив небольшой их клок. Подруга округлила глаза и недовольно ахнула. — Хорошо, что у нас густые космы, а иначе бы мы быстро лысыми стали, словно упыри.

— Видела бы ты, как девки кричали, словно стали свидетелями пришествия Зрящего! — пропустила мимо ушей критику Анаис. — Я точно произвела на них впечатление, они на всю жизнь запомнят эти чудеса…

— Главное, чтобы ты так же произвела неизгладимое впечатление на Богиню-Мать и осталась в живых, — Аня легко обхватила ладонь подруги сверху и снизу. — А пока нам есть над чем поработать.

* * *

Небо весь день грузило обитателей иллюзии своей неутомимой хмуростью, заслонив облаками тщетно пытавшееся вылезти наружу весеннее солнце. Дождя однако не намечалось, а потому очередной урок Яги, посвященный призыву необходимого демона-хозяина, проходил без каких-либо затруднений. Девчонки расположились вокруг скатерки на вершине пологого склона, где открывался замечательный, совершенно волшебный и сказочный вид на небольшой водопад, под струями которого купались девицы-русалки и росомахи. Ученицы давным-давно сбросили свои телогрейки, заменив их на рубахи с длинными рукавами.

— …Итак, когда Вы начертите необходимую пентаграмму или проще говоря символ внутри ведьминого круга, разведите огонь на углах пентаграммы, — наставляла Баба Яга, пока девочки внимательно слушали, вытаращив глаза от непонимания. — Я дам Вам огонь, организую Вам факел. Ежели Вы правильно символ нарисовали, так огонь легко разгорится на его углах. После Вы должны будете встать посредь пентаграммы и сказать вслух необходимую фразу для призыва. Главное — это должно быть произнесено осмысленно! Это важно. Хотя это и будет фраза на языке древнего народа, егишидзихиев…

— Егишдзи… что-что?

— Yegi shijiuhan auige или Единый новый мир, — повторила Яга, от слов которой девушки схватились за голову. — Понимаю, звучит непонятно и пугающе, но я не заставляю Вас учить их язык, только фразу. Хотя было бы неплохо, учитывая, что вся самая древняя сильная концентрированная магия осталась в анналах именно их истории. Второй важный момент — имя демона произносится задом-наперед. Вроде бы это связано с тем, что они источники противоположных энергий и сил, а, может быть, это никак не связано…

— А можно пример, бабушка?

— Да! Хочется знать, настолько ли страшен черт, как его малюют.

— Хорошо. Я точно помню назубок, как призвать демона Лерайе, потому что некогда я пыталась призвать его:


Yobika ma wai apung,

Yobika ma wai gathun,

Yearel, lai nai yob ge

Gajeoda jibun kara ge.


— Произношение мое не так уж хорошо, но как видите, девки, все не так сложно. Переводится как-то так: “Во имя здоровья каждого, во имя жизни каждого, Лерайе, приди на мой зов, сделайся моим господином…”. Однако это еще простой текст, бывает длиннее и труднее…

— Как это выучить?..

— Выучите, девки, я прослежу за этим. Еще сниться Вам будет эта фраза. До конца Ваших дней.

— Если переживем встречу…

— Бабушка, а ты можешь предсказать, кто пройдет испытание демона, а кто из нас… сгинет?

— Вы, девки, все равно меня не послушаете, — пробурчала женщина и встала с насиженного места, схватившись за поясницу. Она обвела их мрачным, печальным взглядом и на мгновение задумалась. Таково было ее проклятие за собственную беспечность, безрассудность, самонадеянность. Ей всегда казалось, что все это является наказанием за призыв могущественного демона. Да, безусловно, она может спасти новорожденных деток от гибели, дав им право выбора: жить дальше или умереть. Да, она может также проводить их в последний путь, в мир Нави. Бабушка Яга никогда не была такой, как другие женщины, что с нежностью и умилением сюсюкались даже с чужими детьми. У нее они трепета не вызывали никакого. И особой радости за каждую спасенную детскую жизнь она не испытывала. Яга убеждала себя, что делает это только ради молодых мамочек, чтобы те не корили себя и не умерли от горя или тяжелых родов. Лучше пусть она будет виновата во всем. Но девок ей было жалко. Их она не могла ни спасти, ни проводить в последний путь. И каждый раз, из лета в лето, делала фатальную ошибку — привязывалась к ним, как к собственным дочерям. Видела в их безрассудстве, страсти и живости молодую себя. Умилялась и ужасалась одновременно. Из года в год вынуждена она была ставить новый камень на огромном безымянном капище. И безмолвно горевать, принимая следующую партию таких же безрассудных, беспризорных, осиротевших девчонок. — Все Вы, как одна, рискуете своей жизнью для “великих” целей. Все Вы, как одна, думаете, что уж точно достойны служению могучему демону, не желая утихомирить свои претензии. А я и не знаю, кто из Вас чего достоин. Часто я оказываюсь права, а иногда ошибаюсь. Но точно знаю одно — мои слова не изменят ровным счетом ничего. Что будет, если кому-нибудь из Вас скажу, что не должна рисковать собой, призывая демона? Да ничего, правда в том, что идти Вам некуда и не к кому. Потому и лезете на рожон.

Наступило неловкое молчание. Девочки совсем смутились: кто-то стал разглядывать небо, кто-то — кусать ногти и нервно расчесывать густые волосы, Даренка вся съежилась, и только Машка подбежала к опечалившейся женщине и крепко ее обняла. Яга от неожиданности охнула, неуклюже потрепав девушку по голове. Более всех она видела в Машке саму себя.

— Дурочка ты, Маруся, — еле слышно прошептала Яга.

Минуту молчания прервала прискакавшая Олеська. На ее лице застыла глупая, но очень радостная и веселая улыбка. Все ее ворчание и недовольство по-видимому некогда было в волосах, ибо прибежала она, демонстрируя подругам свои короткие пакли. Олеся нарочито покрутилась на месте, пытаясь выразить тем самым остатки своей девичьей натуры, однако получилось это у нее неуклюже и неумело, ибо на мальчика она походила куда больше, чем на девочку.

— А ты, Олеся, большая дура! — грозно выпалила Яга. Машка отпрянула от разозлившейся женщины, другие девчонки ахнули, округлив глаза, улыбку провинившейся же как рукой смело. — Что же ты, всякой нечистоте жизнь упрощаешь!? Ты хоть представляешь, какую силу и энергию несут твои волосы!? Обезоружена ты, Олеська, совсем теперича уязвима будешь пред демонами! Я не спасу твою глупую, дурную душу! Тьфу на тебя, дура!

— Ну и ладно! — крикнула Олеся вслед ушедшей женщине, бурчавшей себе что-то под нос. — Ванда мне мои бесполезные страшные пакли состригла. Что же она, разве сделает мне что дурного!?

— Олеська, перестань, — взмолилась Аня, закусив губу. Ванда же нервно грызла ногти, оглядываясь по сторонам.

— Тьфу на Вас, девки! Не можете ни за себя постоять, ни наперекор ничего сказать. А я могу! Вы мне завидуете!

— А Вы видали, девки, что у нас какая-то диковинная птица завелася? — мгновенно перевела тему Ванда, которую слегка трясло от непонятного страха. Затем она резко отвернулась, наливая что-то в чарку.

— Такая громадная? Да, видали, знали…

— Страшно так орет! Знамение какое несет еще?

— Да перестаньте Вы! Какое знамение? Это же самая что ни на есть жар-птица!

— Жар-птица?! Это та, что крала яблоки из райского сада?

— Очередные сказки! А иначе бы в Ирие она жила…

Пока девчонки обсуждали новое диковинное явление, Аня хитро и с гордостью посматривала на рыжеволосую подругу; Анаис же настороженно наблюдала за Вандой. Что-то в ее поведение ей не нравилось. А, быть может, чутье ее подводило. Златоволосая девушка протянула трясущейся рукой чарку меда Олеське; та с благодарностью приняла ее, поднося кружку ко рту. Ванда с трепетом наблюдала за подругой, округлив глаза. И тут Анаис вспомнила. Вспомнила, как будучи птицей, пролетая над ней, заметила, что Ванда кидает в зелье клок шерсти. Так тогда ей казалось.

“Что же ты, всякой нечистоте жизнь упрощаешь!? Ты хоть представляешь, какую силу и энергию несут твои волосы!?”

“Ванда мне мои бесполезные страшные пакли состригла. Что же она, разве сделает мне что дурного!?”

Анаис резко выбила чарку из рук Олеси в тот самый момент, когда та уже поднесла ее ко рту. Все лицо ее было заляпано сладковатым, липким, пьянящим медом. Как будто этого было мало — Анаис схватила со скатерти-самобранки кувшин с водой и вылила ее девушке на голову.

— Да что… — заверещала Олеся, усиленно вытирая глаза. — Вы что, совсем все посдурели!?

— Аня, зачем? Что происходит? — удивленно воскликнула Аня.

— Я это так не оставлю! Что за самоуправство! — рассвирепела Олеся, направляясь к Анаис с кулаками. Девушка отступала назад, пытаясь вставить хоть одно словцо, но ее перебивали голоса других подруг и оханья Маши и Дары, мигом переключившихся с рассказов про жар-птицу на очередной скандал. Анаис ткнула пальцем в сторону нервно грызшей пальцы Ванды и отчаянно воскликнула:

— Она!

— Что она!? Она меня не обливала!

— Она пыталась тебя приворожить, Олеська!

— Чего-чего?! — облитая девушка резко остановилась, состроив глупое выражение лица.

— Да что ты говоришь? — захихикала Ванда, покачиваясь на одной ноге. — Ты хоть сама-то веришь этому бреду?

— Я видела!

— Да что ты могла видеть-то? — гордо закинув голову назад, спросила Ванда.

— Видела, как ты Олеськины волосы в котел кидала.

— Да как?.. — округлила глаза маленькая худенькая девчушка. Затем она ахнула, как будто что-то поняла, беспомощно осмотрелась вокруг и побежала вдоль ручья, спустившись предварительно со склона.

— Ванда, — непонимающе протянула Олеся, посмотрев на других девочек, будто бы пытаясь найти ответ на ее вопрос в их глазах. Увы, но они сами не знали, зачем подруга с ней так поступила. Анаис же пустилась вслед за ведьмой.

Бежали они совсем недолго. Ванда спотыкалась на каждом камешке, не видя перед собой ничего из-за полных слез глаз. Ветки цветущей черемухи, знаменовавшей скорые заморозки и похолодание, неустанно били ей в лицо; девушка кричала от боли и бессилия. Споткнувшись об очередной камень, она зарыдала так сильно, что вся вода из ручья поднялась наверх и затем опустилась вниз, обрызгав с ног до головы пробегавшего мимо оленя, саму чаровницу и ее преследовательницу. Анаис убрала назад прилипшие к ней мокрые волосы и резко схватила Ванду за руку.

— Зачем ты так с Олеськой поступила? Зачем пыталась ее отравить?

— Это не отрава! — верещала Ванда, брыкаясь и пытаясь выпустить руку из заточения.

— Ты пыталась ее приворожить! Хотела из нее безвольную рабу сделать!? Что она тебе такого сделала?! Всегда за тебя заступалась, всегда тебе самое лучшее место отдавала…

— Ты ничегошеньки не понимаешь! Я просто… просто…

— Просто!?

— Просто… хотела узнать, что будет…

— Она тебе скотина домашняя!? — яростно закричала Анаис. — Мышь подопытная!? Это подло! Я так никогда бы не поступила с Аней! Со всеми Вами бы так не поступила! А ты с Олеськой…

— Да ничего ты не понимаешь! — горько заплакала Ванда.

— Да все я понимаю! Ты подлая и самолюбивая девка!..

— Нет! — закричала во весь голос девушка так, что Анаис невольно испугалась. — Я не подлая! И не самовлюбленная! А ты ничегошеньки не понимаешь!

Вода из ручья снова поднялась высоко-высоко и грохнулась вниз, снова облив Анаис с ног до головы. Ванда резко выдернула руку, вырвавшись на свободу, и громко плача убежала прочь, оставив девушку наедине со своими мыслями.

Загрузка...