Часть вторая Деви Вишвамитра Манматха



Эти три рассказа описывают процесс очищения. Деви воплощает собой совершенную красоту и деятельную силу, она побеждает в бою демона Махишу, олицетворяющего неприкрытое зло. Мудрец Вишвамитра достигает такого могущества, что создает свой собственный мир, но даже это необычайное свершение не приносит ему счастья и покоя, которые он обретает только после того, как понимает, что должен употребить свои силы для служения более высоким целям, чем удовлетворение собственных прихотей. А бог любви Манматха претерпевает множество мучений, которые завершаются его сожжением, но после физической гибели продолжает существовать как бестелесный дух.

Деви

Каждый демон, которому удается заслужить благосклонность бога, стремится стать бессмертным, начал рассказчик, но даже самый легкомысленный бог никогда не подарит демону вечную жизнь. Если б не эта предосторожность, от Вселенной давно ничего бы не осталось. Не добившись бессмертия, демоны в конце концов соглашаются расстаться с жизнью, но только на определенных условиях, на первый взгляд невыполнимых. Хиранья, например, заявил, что тот, кто его убьет, не должен быть ни человеком, ни богом, а место, которое выберет его убийца, не должно находиться ни на земле, ни на небе, ни внутри, ни снаружи, поэтому бог в одной из своих аватар принял облик льва, уселся на пороге, положил Хиранью на одну лапу и разорвал его когтями другой (Хиранью нельзя было убить с помощью какого-нибудь оружия) — только так ему удалось выполнить все условия этого демона. Но раз демоны пускаются на всевозможные хитрости, чтобы сохранить свою жизнь, богам тоже приходится раскидывать умом, чтобы найти способ избавить мир от этих смутьянов.

Из множества странных условий, выставленных демонами, самой странной была выдумка Махиши, который тысячу лет молился Брахме, прося у него разрешения жить до тех пор, пока какая-нибудь женщина не одолеет его на поле битвы. Получив согласие Брахмы, Махиша счел себя бессмертным, потому что ни ему, ни кому-нибудь другому не могло прийти в голову, что найдется женщина, которая осмелится вызвать его на бой.

По-настоящему этого демона звали Махишасура. «Махиша» значит «буйвол», «асура» — «демон». А получил он такое имя потому, что его матерью была буйволица, а отцом — один из самых грозных демонов, прославившийся тем, что он тысячу лет стоял в пламени и читал молитвы. Когда к нему приблизился бог огня и спросил, чего он хочет, демон сказал:

— Я хочу иметь сына, который завоюет все миры и будет таким сильным, что его никто не сумеет победить, и еще я хочу, чтобы мой сын мог принимать любой облик по своему желанию.

Бог огня задумался. Он знал, что появление на свет такого демона может привести к самым ужасным последствиям.

— Та, кого ты полюбишь и на ком ты женишься, родит тебе сына, которого ты желаешь и заслуживаешь, — сказал он, решив переложить ответственность за исполнение этого желания на самого демона.

Асура огляделся. Следуя своим природным склонностям, он нашел, что самая привлекательная особа женского пола — это буйволица, пасущаяся на лугу. Демон женился на ней, поселился в одном из нижних миров и жил, наслаждаясь тихими семейными радостями. Но однажды он увидел, что какой-то буйвол досаждает его жене, и вступил в бой с соперником, который вонзил в него рога и убил наповал. Когда тело мужа предали огню, жена не выдержала и тоже бросилась в костер. Но прежде чем сгореть, она родила сына, которого асуры провозгласили царем и назвали Махишей, или буйволом.


Здесь рассказчик остановился, чтобы сделать небольшое отступление.

— Конечно, союз асура с буйволицей кажется чем-то совершенно неестественным, — сказал он, — но, быть может, в данном случае слово «буйволица» нужно понимать не в буквальном, а в переносном смысле, то есть считать, что речь идет не о самом этом животном, а о тех качествах, которые оно олицетворяет: известно, что буйволы тупоголовы, толстокожи и грубы, они любят валяться в грязи и отличаются большой физической силой, которая так ценится в нижних мирах, погруженных в вечный мрак. — Сделав это замечание он продолжил свой рассказ.


Махиша вырос и решил, что пора привести в исполнение честолюбивые планы отца. Он послал к Индре гонца, и тот от имени Махиши заявил:

— Отдай мне свое царство, а сам убирайся куда глаза глядят или стань моим слугой.

А потом принялся всячески поносить Индру.

— Мои предки, — сказал он, — не раз брали над тобой верх, а ты, ничтожный, решился на такую низость, как принять вид мудреца Гаутамы и воспользоваться его отсутствием, чтобы изнасиловать Ахалью[8].

Гонец припомнил многие неблаговидные поступки, которые совершил Индра, и под конец потребовал, чтобы Индра сдался.

— Так ты, значит, служишь буйволу, который щиплет траву! — сказал Индра. — Я знаю, что буйволы обладают грозным оружием, в виде рогов, как и полагается животным этого вида, но ты все-таки скажи своему хозяину, что у меня хватит сил наказать его за зазнайство!

Когда посланный вернулся и передал слова Индры, Махиша объявил своим приближенным, что Индра хочет затеять с ним войну.

— Мне ничего не стоит одному уничтожить это жалкое создание, пригодное только на то, чтобы командовать слабосильными вояками и влюбленными женщинами. Если я пущу в ход свои рога и копыта, от всех этих богов останется мокрое место, но я двину на них мою армию, как подобает правителю трех миров. Мы все отправимся на небо, выпьем нектар, который припасли боги, захватим их колесницы и будем веселиться в обществе небесных женщин.

Индра подослал во вражеский лагерь своих шпионов. Он все еще надеялся избежать кровопролития, но шпионы вернулись и рассказали, какая у Махиши огромная армия, как хорошо она организована, а главное — с каким рвением его люди готовятся к походу на небо, и Индре пришлось расстаться со своей надеждой. Он созвал совет старейшин во главе с богом мудрости Брихаспати.

— Индра, не падай духом! — сказал Брихаспати, — Никому не дано знать, что его ждет, успех или поражение. Мы должны сделать все, что в наших силах. Старание зависит от нас, а результат — от бога. Собери свою армию и готовься к бою.

Индра отправился в верхние миры просить помощи у Трех Великих: у творца Брахмы, защитника Вишну и разрушителя Шивы. Брахма, Вишну и Шива прибыли на поле боя каждый на своем собственном вахане — живой колеснице. Шива — на быке, Вишну — на орле, а Брахма — на лебеде. Младшие боги тоже явились, размахивая всякого рода оружием. Завязалась страшная битва: слоны, лошади, люди и боги — с одной стороны, демоны — с другой. Махиша бросился в гущу богов, яростно осыпая их ударами булавы, но Индра пустил в ход ваджру, или алмазное копье, и расщепил его булаву. Тогда Махиша призвал на помощь свое умение создавать призраки, и на поле битвы появился миллион хорошо вооруженных и неустрашимых Махишей. Боги видели его и тут и там — везде. Яма, Варуна и еще несколько младших богов бросились наутек, спасаясь от этого вездесущего чудовища. Но Вишну запустил свои вращающиеся диски, и призраки мгновенно исчезли. Махиша пришел в ярость. Он собрал своих военачальников и решил покончить с Тремя Великими. Ему удалось покалечить и вывести из строя орла Гаруду, и Вишну остался без колесницы. Но Вишну ударил Махишу своей смертоносной палицей, и Махиша упал, однако тут же вскочил на ноги и ударил Вишну каким-то неизвестным оружием так, что бог лишился чувств. Тогда вперед вышел Шива и нацелил свой трезубец прямо в сердце демона. Но Махиша увернулся и сам ударил его в грудь.

За это время Вишну оправился и снова бросился в бой, но скоро он убедился, что Махиша непобедим: даже если богам удавалось повалить его, он поднимался вновь и только становился еще сильнее. Вишну решил, что продолжать битву бессмысленно, и удалился в свой мир Вайкунтху. А вслед за ним Шива тоже понял, что Махишу не сумеет убить ни одно существо мужского пола, и почел за благо отбыть к себе на Кайласу. Тогда и Брахма отправился домой в Сатьялоку. На поле боя остались только второстепенные божества; Махиша расправился с ними, ворвался на небеса и усадил своих родственников и приспешников на те места, где раньше восседали боги. А боги разбежались кто куда и забились в пещеры в самых отдаленных уголках Вселенной.

Так они жили год за годом, не смея высунуть нос, но в конце концов несколько богов тайком пробрались к Брахме и спросили его:

— Сколько же еще должны мы прозябать в безвестности, вдали от наших законных владений, не имея возможности заниматься своими привычными делами?

Брахма сочувствовал их бедам, но знал, что сам ничем не может им помочь, поэтому он привел их сначала в мир Шивы, а потом к Вишну, и боги в который раз принялись рассказывать о жестокостях Махиши.

— Все это хорошо известно, — перебил их Вишну. — Каждый асура, захватив власть, делает одно и то же: терзает богов, поощряет зло и предается чувственным удовольствиям. Но демоны, кроме того, упорны и умны, к тому же у них всегда наготове целая куча доводов, подтверждающих их правоту. Они часто одерживают верх, но те, кто собрались здесь, прекрасно знают, что торжествуют они недолго — гибель их предрешена. В противном случае нам до сих пор пришлось бы иметь дело с Таракой, Лаваной, Бхасмасурой и им подобными, а каждый из них был таков, что не побоялся бы самолично погасить солнце.

Слова Вишну подбодрили богов, а Вишну продолжал:

— Давайте подумаем, что же нам делать. Прежде всего мы должны помнить, что Махише дарована милость: его может убить только женщина. Где нам найти такую женщину? Может быть, кто-нибудь из наших жен возьмет на себя эту миссию?

Боги задумались.

— Моя супруга Сарасвати — богиня познания. Но я не могу представить себе, что она в силах сразиться с Махишей, — сказал Брахма.

— Моя жена Лакшми — богиня благосостояния, — сказал Вишну, — Пусть кто-нибудь из вас пойдет и предложит ей вызвать на бой Махишу. Я знаю, что он услышит в ответ.

— У моей жены Парвати, быть может, достанет храбрости, — сказал Шива, — но не думаю, чтобы у нее хватило сил. И я вообще не понимаю, почему мы должны подвергать своих жен такой опасности.

Несколько минут Вишну молча размышлял, а потом заговорил:

— Неиссякаемый источник, давший жизнь всем нам, Великий бог, не ведающий ни начала, ни конца, ты, который не имеешь пола, сочетая в себе и мужское и женское начало, настал час, когда мы просим тебя, Великого, помочь нам.

Все боги горячо подхватили его молитву, прося Великого Прародителя о помощи, и он явил им свою милость в виде сияния, которое начали испускать лица богов: лицо Брахмы — кроваво-красное, Шивы — ослепительно белое, Вишну — темное. Из этого трехцветного сияния возникла фигура женщины, переливающаяся всеми цветами радуги. Ее звали Деви[9], у нее было восемнадцать рук.

Она была так красива, что Трое Великих потеряли дар речи. Они бросили к ногам Деви свои лучшие стрелы и редчайшие драгоценности. Деви была в красной одежде, голову ее украшала сверкающая диадема, шею — гирлянда неувядающих лотосов, а в руках она держала булаву, саблю, щит, меч и копье. Рядом с ней стоял огромный лев, готовый в любую минуту отнести ее на своей спине, куда она пожелает. Глядя на Деви, боги до того растрогались, что им захотелось стать на колени и молиться.

— О боги, забудьте о своих страхах, — сказала Деви. — Я пришла к вам, чтобы покончить с Махишей. За каждой победой неизбежно следует поражение, за каждым поражением — победа. Никому не дано восторжествовать над Богом; боги могут временно оказаться слабейшими, но Бог — никогда. Пришел конец вашим страданиям! — воскликнула она и радостно засмеялась.

Но в следующее мгновение она вспомнила о Махише, и по ее телу пробежала судорога гнева, а из горла вырвался боевой клич, который проник во все сферы и потряс все миры.

— Желаем тебе успеха! — закричали боги.

— Кто это так разбушевался? — удивился Махиша, когда до него докатился какой-то невнятный гул. — Приведите сюда этого смельчака. Асуры — мои рабы, они не посмеют меня беспокоить, а боги боятся пикнуть, чтоб я не узнал, где они скрываются. У кого же это хватило духу расшуметься на всю Вселенную? Найти виновника!

Посланные вскоре вернулись и доложили Махише:

— Рев, который потряс землю, вырвался из горла прекраснейшей из женщин. У нее восемнадцать рук, и в каждой она держит какое-нибудь оружие. Она сидит на спине льва, который служит ей упряжным животным. Ее лицо излучает свет. Мы не знаем, кто она. На ее лицо нельзя смотреть дольше секунды — так оно сверкает! — но и за этот короткий миг мы поняли, что оно излучает радость, гнев, изумление, насмешку и сочувствие.

Услышав такие слова, Махиша смягчился:

— Вы болтаете языком, как пьяницы, которым что-то померещилось. Идите, я хочу сам увидеть эту красавицу.

Махиша прогнал слуг, призвал одного из своих министров и приказал ему:

— Иди и приведи ко мне эту женщину. Употреби все свое умение; доставь ее сюда хитростью, угрозами, силой или лаской. Я хочу сделать ее царицей и своей главной женой.

Министр приблизился к богине и сказал:

— Ни в одном из миров нет такого могущественного царя, как Махиша. Он любит тебя и хочет, чтобы ты стала его женой. Он готов принять человеческий облик, если ты этого пожелаешь. Пойдем со мной!

— Я явилась сюда, чтобы убить Махишу. Передай ему, чтобы он сейчас же спустился к себе, в нижний мир. Пусть он немедленно покинет небеса, иначе его ждет смерть.

— О, госпожа, ты изменяешь своему естеству. Как ты смеешь угрожать Махише, предводителю огромной армии?! Ты просто обезумела. Он растопчет тебя, как слон, который растаптывает нежные стебли малати, если они путаются у него под ногами. Ты нравишься нашему царю, поэтому я стараюсь избегать резких слов. Ради нашего царя я смиренно прошу тебя: пожалуйста, согласись пойти со мной и стать его женой.

— Недаром ты министр буйвола, — сказала богиня, — у тебя столько же ума, сколько у твоего господина. Ты считаешь, что я изменяю своему естеству. А знаешь ли ты, что я не мужчина и не женщина, что я приняла этот облик только потому, что твой царь одержим тщеславным желанием погибнуть от руки женщины? Когда настанет его час, он умрет. И никакая армия его не спасет. Пока еще ни одному полководцу не удалось избежать смерти, какой бы огромной армией он ни командовал.

Министр доложил Махише:

— Я не смею повторить слова этой женщины. Она, наверное, привыкла со всеми разговаривать свысока, и речь ее звучит очень странно. Ты должен сам решить, что ты предпочитаешь: вернуться в нижние миры или сразиться с ней.

Махиша созвал военный совет и объявил:

— На нас напала богиня, обладающая какой-то таинственной властью. Решайте, как мы должны поступить.

Советники заговорили все разом. Махиша тщетно напрягал слух и вертел головой во все стороны, стараясь разобрать, что они говорят. В конце концов он крикнул:

— Замолчите! Говорите по очереди!

Его глаза яростно сверкали, казалось, что он сейчас выхватит меч и изрубит их всех, если они не замолчат. Он обернулся к одному из советников и спросил:

— Что ты сказал?

— Советник обязан говорить правду, но не должен оскорблять своего господина…

— Пусть каждый выскажет свое мнение. Говорите смело, только по очереди. Я выслушаю вас всех и решу, что нам делать.

— Неужели мы отнесемся всерьез к словам какой-то женщины? — сказал один, — Она, наверное, просто не в своем уме. Притворство и ложь свойственны всем созданиям этого пола. Стоит ли победителю трех миров задумываться над тем, что она сказала? Отпустите меня, я пойду к ней и положу конец ее капризам.

— Нужно хорошенько подумать и постараться разгадать смысл ее слов, — сказал другой, — Мы должны правильно понять ее речи. Каким оружием пользуются обычно женщины? Глазами и округлостями своего тела.

Услышав столь приятные слова, собравшиеся сдержанно захихикали. А говоривший, увлекшись избранной темой, продолжал:

— Раз она говорит о битве, нетрудно догадаться, что у нее на уме. Разрешите мне, ваше величество, я схвачу ее и брошу к вам в постель.

— Дело не шуточное, — сказал третий, — она Майя[10]. Восемнадцать рук, и в каждой — оружие! Никогда не слышал ничего подобного. Это необыкновенная женщина. Над нами нависла серьезная опасность.

Махиша выслушал всех своих советников и обратился к тому, кто говорил последним:

— Я посылаю к ней тебя. Не серди ее, позаботься о том, чтобы она не видела твоих воинов, постарайся выпытать у нее все, что можно. Разузнай, зачем она подняла такой шум, спроси, не сердится ли она на нас, и если да, то почему. Не пугай ее и не пугайся сам. Ты должен узнать, что она замышляет, вернуться сюда и все мне рассказать. Но прежде захвати ее в плен и приведи к нам.

От такого обилия противоречивых наставлений демон, которого выбрал Махиша, совсем растерялся и не знал, что же ему делать: просить эту странную женщину, постараться ее разжалобить или запугать.

Вернувшись назад, он долго не мог перевести дух.

— Ты убежал от нее со всех ног? — спросил Махиша.

— Ваше величество, она так со мной разговаривала, а лев, на котором она восседала, так рычал, что я лишился слуха. Я оглох, ваше величество, я больше ничего не слышу.

— О мои советники, — сказал Махиша, — вы должны серьезно обдумать то, что произошло. Я уверен, что женщину подослали наши враги. Мы поступим опрометчиво, если примем решение, не разобравшись хорошенько во всех обстоятельствах этого дела.

— Тут наверняка что-то кроется, — сказал один советник с таким видом, будто сделал великое открытие.

— Не слишком ли много чести для этой неизвестно откуда взявшейся девицы, что такое представительное собрание обсуждает, как с ней быть, — сказал другой. — Давайте перестанем обращать на нее внимание, вот и все.

— Она думает, что достаточно ей помахать своими восемнадцатью руками, — сказал третий, — и мы все перепугаемся насмерть. Какое ребячество! Мы должны доказать ей, что нас так легко не проведешь.

— Прекрасно сказано! — похвалил его Махиша. — А теперь пойди и убей ее или возьми в плен и приведи сюда.

Тот, кто так храбро рассуждал минуту назад, заколебался.

— Так и быть, возьми с собой отряд воинов и еще одного полководца, — сказал Махиша, — Два таких блестящих военачальника наверняка сумеют с ней справиться.

Новый отряд тронулся в путь, сотрясая воздух громовыми речами и воинственными кличами.

Через некоторое время к Махише вернулся один-единственный воин; ноги его кровоточили, на теле не было живого места.

— Они пощадили меня, — простонал он.

— Кто «они»? — спросил Махиша.

— Прости, господин. Я хотел сказать — она, она пощадила меня, чтобы я вернулся и рассказал тебе, что там случилось. Все остальные погибли, исчезли бесследно, их сожрал лев, на котором скачет эта ужасная женщина. — Воин задрожал, вспомнив о Деви, и продолжал: — Стервятники, которые кружились над нами, улетели ни с чем: лев пожрал даже кости, как будто это были сдобные булки.

— Где твои командиры?

— Она сокрушила их своей булавой. Они не успели даже передать ей послание вашего величества. Один был убит, как только заговорил. Когда остальные попробовали приблизиться к ней, она натянула тетиву своего лука, а потом отпустила ее; раздался звук, от которого половина наших солдат замертво упала на землю. Остальные бросились бежать, но она обрушила на них град стрел и перебила всех до одного. Тогда к ней приблизился другой наш полководец. Она ударила его булавой, а потом разбила в щепки его большую колесницу. Лев не отходил от нее ни на шаг и тут же пожирал всех, кого она убивала. Когда наш военачальник упал, с неба посыпались цветы и я слышал, как боги восхваляли ее доблесть.

— Значит, она в самом деле подослана этими жалкими богами, которые боятся встретиться с нами лицом к лицу и бесстыдно пользуются услугами женщины, — сказал предсказатель.

Махиша приказал предсказателю взять побольше вооруженных людей и сразиться с женщиной.

Снова к нему вернулся только один солдат, чтобы рассказать, чем кончилась битва.

— Она держит оружие в каждой из восемнадцати рук и действует ими одновременно, — начал он, но Махиша приказал пытать его и убить за то, что он принес дурные вести.

Четыре лучших военачальника Махиши исчезли бесследно вместе с их армиями. Махиша послал в бой еще двух полководцев и приказал им:

— Вы должны вернуться вместе с этой женщиной. Нам нужно так ее проучить, чтобы она запомнила этот день на всю жизнь.

Один из полководцев приблизился к богине.

— Я старый воин, но твой вид внушает мне страх, — смиренно начал он. — О богиня, скажи мне правду, что привело тебя сюда? Почему ты нас так мучаешь? Ты убила столько ни. в чем не повинных людей. Неужели это доставляет тебе удовольствие?

— Я исконная гонительница зла, — сказала Деви. — Я вижу все, что происходит во Вселенной.

И я всегда знаю, кто прав, а кто виноват. Мне ведома взаимосвязь событий и их истинное значение. Мой долг ясен. Я защищаю невинных и чистых душой, а также законы и священные книги. Такой я дала обет. Махиша мучает богов, он лишил их власти и занял их место. Я явилась сюда, чтобы избавить мир от Махиши. Скажи ему, чтобы он немедленно удалился туда, где ему надлежит быть, — в нижний мир, Паталу, который находится здесь, под моими ногами, а если он не желает, пусть придет ко мне сам. Я повторяю этот приказ снова и снова. И буду повторять его до тех пор, пока он не поймет, чего я от него хочу. Я сохраню-жизнь вам обоим, если вы согласитесь вернуться к своему господину и сказать ему, что настал час, когда он должен покинуть свой дом и прийти сюда сам, а не посылать вас всех на верную гибель.

Когда она кончила эту царственную речь, полководцы, дрожа от страха, стали совещаться друг с другом: «Что нам делать? Вступить в бой или просить мира? Как ужасна жизнь тех, кто не принадлежит себе! Нам остается только умереть. Но лучше умереть сражаясь». С этими словами один из них выпустил в богиню все свои стрелы; это было все равно, что в отчаянии решиться на самоубийство. Богиня остановила его стрелы на полпути, а его самого убила ударом булавы.

Видя, какая участь постигла его товарища, другой полководец закричал:

— О богиня! Наш господин слишком упрям, он не послушается твоего приказа. Он пришел в этот мир, чтобы уничтожить все божественное, все справедливое. Беспомощные существа вроде нас волею судьбы вынуждены навлекать на себя твой гнев и идти навстречу собственной гибели.

С этими словами он бросился на богиню.

Деви пришла в такую ярость, что боги, собравшиеся на небесах, чтобы посмотреть на битву, замерли от страха. Полководец воспарил к небу, растянулся, как туча, почти до горизонта и ринулся на богиню; молниеносным движением он опустил свою огромную булаву на голову льва, тот взвыл от боли и поднялся на задние лапы, но богиня переместилась вперед, ближе к его голове, и заставила льва опустить передние лапы, а когда полководец бросился на нее самоё, ударом меча снесла ему голову.

Узнав об этом несчастье, Махиша забеспокоился.

— Позовите моего возничего! — вдруг крикнул он и приказал слугам немедленно доставить к воротам его колесницу, запряженную тысячами ослов, а другую колесницу наполнить всякого рода оружием и поставить рядом.

Потом он подошел к зеркалу и внимательно оглядел себя.

— Нет, — сказал он, — буйволы, наверное, внушают ей отвращение. Я должен ей понравиться. Она, конечно, больше любит людей.

Махиша преобразился в человека. Он нарядился в шелка и бархат, натерся благовониями и тронулся в путь только после того, как решил, что его внешность безупречна.

Увидав Махишу, который приближался к ней в окружении бесчисленного войска, занявшего все видимое пространство, богиня затрубила в трубу, и войско остановилось. Махиша тоже застыл на месте; он был потрясен и поражен мощью долетевших до него звуков.

— Всякая жизнь благословенна, — наконец заговорил он, — но благословение, которое нам дано, двойственно: оно несет в себе и горе и радость. Только близость к себе подобным смягчает горечь существования: мать радуется, держа на руках ребенка, братья радуются друг другу, даже случайное товарищество путников, бредущих по одной дороге, и то дает радость. Но высшее и счастливейшее единение — это союз между мужчиной и женщиной. Блаженство, которое он сулит, возрастает неизмеримо, когда оба члена этого союза принадлежат к знатным родам, могут похвалиться славными делами, выдающимися способностями и другими достоинствами. Радости, которые дает подобный союз, неисчислимы. Ты знаешь, что я — великий воин, — продолжал он, — Если мы соединимся, никто и ничто не помешает нашему безграничному счастью. Я могу принимать любой облик, который мне заблагорассудится. В моем доме тебя ждут самые изысканные блюда и напитки, украшения и удовольствия. Будь моей главной женой, повелевай мной, я твой раб. Обещаю тебе никогда больше не беспокоить богов, если таково твое желание. Я готов забыть об их существовании. Я покорен твоей красотой. Разреши мне упасть к твоим ногам. Не покидай меня. Разве ты не обязана милостиво принять каждого, кто ищет у тебя защиты? Если ты отвергнешь меня, я покончу с собой. За всю свою жизнь я ни разу никого ни о чем не просил. И вот тот, кто покарал Брахму и других богов, униженно молит тебя даровать ему свою любовь.

— Даже сейчас ты еще можешь спастись, — ответила богиня, — Я согласна простить тебя, если ты готов немедленно оставить небеса и вернуться в свой мир. Иначе мне придется начать сражение и убить тебя.

— Деви, — сказал Махиша, — разве я могу прикоснуться каким-нибудь режущим или колющим оружием к твоей удивительной коже? Ведь она нежна, как лепесток цветка! Тому, кто сражался с богами, стыдно воевать с тобой. Я предлагаю тебе выбор: если мои слова нашли отклик в твоем сердце, стань моей женой, давай начнем вместе новую, счастливую жизнь. Если же нет, оставь нас и возвращайся туда, откуда ты пришла. Отныне ты мой друг, я не в силах поднять на тебя руку, чтобы наказать тебя, как ты того заслуживаешь.

Махиша продолжал уговаривать богиню, но она с презрением отвергала все его попытки смягчить ее сердце.

— Зачем нам жить врозь? — упорствовал Махиша. — Мужчина и женщина должны жить вместе. Кто обманул тебя, кто внушил тебе, что любовь не приносит радостей? У всех богов есть жены, неужели это ни о чем тебе не говорит? Почему бог любви не поразил тебя стрелой из своего лука? Может быть, он тоже не решается поранить твою шелковистую кожу? Конечно, я готов сразиться с тобой, я с радостью встречу твои удары, но используй то оружие, которым пользуются женщины: глаза, брови, свое тело, свое очарование. Мы будем бороться, неважно, кто из нас победит — ты или я, — мы все равно оба будем счастливы.

— Вожделение ослепило тебя и развязало твой язык. Я больше не желаю тебя слушать, — сказала богиня. — Ты должен решить, чего ты хочешь.

— Я уже решил, — ответил Махиша. — Теперь твоя очередь решать. А ты все еще колеблешься. Почему ты стремишься проводить свои юные годы в одиночестве? Если тебе встретился подходящий жених, ты должна тут же выйти замуж и забыть обо всех других делах. Иначе тебя может постигнуть участь Мандодари.

Махиша решил воспользоваться кратковременным перемирием, чтобы подкрепить свои слова одной занимательной историей; у него еще теплилась надежда, что эта многозначительная сказка поможет ему завоевать сердце богини. Так как Деви хранила молчание, Махиша приободрился, считая, что его слова произвели на нее должное впечатление.

— Жила однажды очень красивая девушка, которую звали Мандодари (Махиша подробно рассказал о ее родителях). Когда она достигла брачного возраста, отец предложил ей в мужья одного принца. Но Мандодари упорно отказывалась от этого союза и говорила, что не хочет выходить замуж, потому что не может даже подумать о том, чтобы подчиняться родственникам мужа. «Я предпочитаю жить, как мне хочется, — говорила она. — К тому же, если женщина выходит замуж, а потом теряет мужа, она становится вдовой, а вдовы должны сами бросаться в погребальный костер мужа». Вот по каким вздорным причинам она отказалась стать женой принца. Через несколько лет, когда ей наскучило одиночество, она пожалела о своем решении и вышла замуж за какого-то человека, который оказался неверным мужем, и ей ничего не оставалось, жак покориться своей горькой участи.

Но Деви прервала Махишу прежде, чем он успел растолковать ей, в чем смысл этой сказки.

— Довольно болтать, теперь держись! — крикнула она и взялась за оружие.

Завязалась битва. Булава Деви скользнула по плечу Махиши; этого оказалось довольно, чтобы он лишился чувств. Придя в себя, Махиша преобразился в льва и успешно атаковал Деви, пока не отступил под натиском льва, на котором сидела богиня. Тогда он принял облик слона и стал бросать в нее горы и деревья. Но стрелы Деви останавливали их на лету и прямо в воздухе обращали в прах, а ее лев набросился на Махишу и разбил ему лоб. Махиша-слон рухнул на землю, однако через мгновение он вновь превратился в буйвола и, выставив рога, бросился на Деви. Несмотря на все эти хитрости, богиня всякий раз без труда узнавала Махишу, и у нее всегда было наготове то оружие, которое наилучшим образом подходило к случаю.

В руке Деви держала чашу с вином; величественным жестом она поднесла ее к губам и крикнула:

— Пришел твой конец!

С этими словами она метнула вращающийся диск и снесла Махише голову. Тело демона покатилось по земле. Боги начали громко молиться:

— Великая мать, благодаря твоей доброте, мы, трое, снова можем творить, защищать и разрушать. Все, что нас окружает, обязано своим существованием тебе одной, ибо ты вездесуща. Дикие звери, и ядовитые деревья, и асуры тоже созданы твоими заботами. Даже им ты даруешь кратковременное торжество, чтобы потом наказать, победить и помочь им переродиться в более достойные создания. Святые, которым удается ощутить твое незримое, бестелесное присутствие, могут с помощью размышлений достигнуть неколебимого спокойствия и полного понимания.

Деви с удовольствием дослушала эту молитву до конца и сказала:

— Если с вами случится что-нибудь дурное, вспомните обо мне, я тут же приду вам на помощь.

При этих словах она исчезла.

— Тому, кто повторяет эту молитву каждую пятницу, — заключил рассказчик, — не страшны никакие злые существа, какими бы могучими они ни казались.

Вишвамитра

Самым великим из царей, по словам рассказчика, был правитель Чеди. Его могущество воистину не знало границ, потому что он обладал несметными богатствами, огромным войском и к тому же пользовался особой благосклонностью богини преуспевания. Каждая его отлучка из дома кончалась покорением нового княжества и превращением еще одного независимого правителя в вассала Чеди. Со временем он стал совершать все более и более далекие походы и наконец отправился в кругосветное путешествие со всем своим войском.

Во время этого путешествия он случайно оказался вблизи одной ашрамы. Царь залюбовался открывшимся видом на долины и нагорья с купами деревьев, пестрым ковром цветов, ползучих растений, кустарников и зеленых листьев; до него доносилось пение птиц и строки священных стихов; он смотрел на струю дыма, поднимавшуюся от священного костра, и вдыхал воздух, напоенный ароматом сандалового дерева и цветов. Царь, повидавший немало красивейших уголков земли, спросил своего священника:

— Что это за места, которые радуют не только необычайной красотой природы, но и явственными признаками красоты духовной?

— Это ашрама мудреца Васиштхи.

— Я должен повидать его, — сказал царь, — Пусть армия останется здесь. Я пойду к нему один.

У входа в ашраму царя почтительно ждал сам Васиштха. Они обменялись приветствиями. Царь был доволен встречей и, поднявшись, чтобы покинуть Васиштху, сказал:

— Для меня большая честь познакомиться с мудрейшим из мудрецов всех времен и побывать в его собственной ашраме. А теперь разреши мне оставить тебя.

Васиштхе надо было сразу же ответить: «Иди с миром». Если бы он произнес эти слова и дал царю уйти, события приняли бы совсем иной оборот. Но вместо этого он сказал:

— О царь, я хочу, чтобы ты понял, как я обрадован этой встречей. Но я могу это сделать, только предложив тебе мое гостеприимство. Останься у меня хотя бы на полдня.

— Я с радостью приму твое лестное предложение, но в другой раз. Сейчас я должен идти.

— Почему, скажи мне, прошу тебя!

— Меня ждут воины, нам пора трогаться в путь.

— Я приглашаю их тоже. Пусть они у меня подкрепятся.

— В моем войске сто тысяч человек, — сказал царь.

— Что же из того? — возразил Васиштха. — Я с удовольствием устрою праздничный пир для ста тысяч воинов, равно как и для тысячи тысяч.

Слова Васиштхи раздразнили любопытство царя:

— Что? Что? Как же ты это сделаешь?

— Прикажи им прийти и увидишь.

Царь послал за своей армией. Солдаты вошли в ашраму. Едва они разместились, как царь начал с интересом оглядываться по сторонам, стараясь угадать, как же Васиштха накормит такое количество людей. Он не видел ни кухни, ни слуг; приготовлением пищи, казалось, никто не занимается. Сам хозяин оставался с ним и развлекал его беседой. Царю никогда не приходилось сидеть на голой земле. Он уже собрался опуститься на кусок зеленого дерна, как вдруг увидел, что на этом самом месте стоит обтянутая шелком кушетка, а перед его людьми лежат тысячи ковров и подушек. Васиштха подвел царя к кушетке и сказал:

— Окажи мне честь, садись, это для тебя. Ты сам видишь: стоило могущественному царю почтить своим присутствием эти глухие места, как здесь все мгновенно преобразилось.

Царю понравились слова Васиштхи, он сел.

В ту же минуту перед ним и перед воинами появились золотые чаши с разнообразными кушаньями. Они ничем не напоминали убогую пищу, которую мог бы предложить аскет сборищу голодных людей. Хотя царь и его войско пришли в ашраму после тяжелого дневного перехода, они наелись досыта. Внезапно царь забеспокоился. Какие таинственные силы сотворили подобное чудо в этой дикой местности? Он нахмурился и неожиданно объявил:

— Ты должен сказать мне, как ты все это устроил.

— Что устроил? — спросил Васиштха.

— О великий мудрец, прости мое любопытство, но^я непременно хочу знать, как ты устроил подобный пир. Я не смел бы и думать о том, чтобы проявить такое гостеприимство даже у себя во дворце, где мне помогает множество слуг. Скажи, пожалуйста, как тебе удалось это сделать?

Мудрец, как будто предчувствуя недоброе, сказал:

— Ты мой гость. Если ты доволен, я тоже доволен. Может быть, ты или кто-нибудь из твоих людей желает чего-нибудь еще?

— Нет, — ответил царь. — Ты полностью удовлетворил все наши желания. Мои люди надолго запомнят этот пир, можешь не сомневаться. Ты не забыл даже о гвоздике и кардамоне, которые так приятно пожевать после еды, а нежные листья бетеля, конечно, добыты не в этом мире. О превосходный, совершеннейший хозяин, скажи, как тебе удалось все это устроить в столь уединенном месте, не прибегая к чьей-либо помощи?

Но в конце концов, убедившись, что он не получит ответа на свой вопрос, царь объявил:

— Твой роскошный пир и то удовольствие, которое ты мне доставил, ничего не стоят, если ты не можешь объяснить, как произошло это чудо. Каждый человек, утолив жажду кристально чистой водой, хочет окинуть взглядом реку.

— Окидывая взглядом реку, он проследит ее начало до самых дальних горных вершин, окутанных облаками, и тогда захочет узнать, откуда пришли облака, и поискам его не будет конца.

— Мне нравятся бесконечные поиски, — ответил царь.

Видя его упорство, Васиштха уступил:

— Что ж, иди за мной, если тебе так хочется. А твои люди пусть пока останутся здесь.

Васиштха повел царя по лесной дороге в соседнюю рощу, где ветви олеандров, манговых, фиговых и многих других фруктовых деревьев так тесно переплелись между собой, что с трудом пропускали дневной свет; виноградная лоза поднималась стеной, на голубой поверхности пруда сияли лотосы, повсюду зеленела трава. И в окружении всей этой красоты стояло молочно-белое животное с головой миловидной женщины и с телом коровы. Васиштха подошел к нему и ласково сказал:

— Шабала! Это наш гость, он хочет с тобой познакомиться. Шабала — полуживотное, получеловек — ответила:

— Надеюсь, ты доволен, господин.

— Значит, это ты устроила пир? — спросил царь.

— Когда боги и демоны решили взбить океан молока, чтобы добыть нектар[11] ответил вместо нее Васиштха, — я был главным священником, и вместо дакшины[12] они подарили мне Шабалу. Ее мать — небесная корова Камадхену. Шабала по первому слову выполняет любую мою просьбу.

Мудрец рассказывал о том, что умеет делать Шабала, а царю все больше и больше хотелось увести ее с собой. В конце концов он заявил:

— Эта корова должна принадлежать мне.

Мудрец рассмеялся:

— Пойдем, нам здесь больше нечего делать!

Шабала прислушивалась к их разговору с глазами, полными страха.

— Такое сокровище должно находиться во дворце царя. Вели ей идти со мной, — настаивал царь.

— Даже здесь, в ашраме, мы должны быть гостеприимны, — увещевал его Васиштха. — Иначе ты и твои люди остались бы сегодня голодными.

— Во дворце царя она принесет гораздо больше пользы. О мудрец, неужели ты не знаешь, неужели я должен напоминать тебе, что царь вынужден оказывать гостеприимство утром и вечером, в неблагополучные дни месяца и в благополучные, в несчастливую половину года и в счастливую — всегда? Подумай о сотнях людей, которые приходят во дворец: о царях, послах, гонцах и их приближенных, об ученых мужах и всякого рода работниках. Если ты отправишь Шабалу со мной, я позабочусь, чтобы ее перевезли как можно осторожнее и не причинили ей никакого вреда. Ты проявил необычайное гостеприимство, но твой долг хозяина будет исполнен до конца, только если ты отдашь мне эту корову.


— Ни один хозяин не в состоянии исполнить свой долг до конца, да это и не нужно.

— Чем она тебе так дорога? Ты получишь за нее сто тысяч голов скота.

— Оставь их себе.

— Я дам тебе гору золота такой высоты, что за ней сможет спрятаться слон.

— Не забывай, с кем ты говоришь.

— С мудрецом, который ни за что не хочет расстаться с подаренной ему коровой.\О мудрейший, почему ты не следуешь своим собственным наставлениям и забываешь, что ценность Любого дара преходяща? — Царь то упрашивал Васиштху, то насмехался над ним, то льстил ему. — Я подарю тебе золотую колесницу, я дам тебе в десять раз больше того, что я обещал, только отпусти со мной Шабалу!

— Тебя обуяла жадность, — невозмутимо отвечал ему Васиштха. — Если дерево предложит тебе свою тень, свои плоды и цветы, неужели ты захочешь в благодарность вырвать его из земли и унести с собой? Дух стяжательства не позволяет тебе расстаться с вещью, которая доставила тебе удовольствие, и заставляет добиваться ее точно так же, как ты стал бы добиваться какого-нибудь пустяка, разбудившего твою злую волю. Стяжательство ли тому виной или злая воля, но мир не знает покоя из-за таких, как ты, из-за людей, преисполненных гордости, думающих только о себе и отравленных властью, которую им дает оружие. Так ведут себя завоеватели и цари. Из-за этого начинаются войны и все мы терпим неисчислимые бедствия.

Но проповедь Васиштхи только укрепила царя в его намерении.

— Твоя мудрость известна, твое дело — наставлять и советовать. Я согласен со всем, что ты сказал, и все-таки по-прежнему убежден, что Шабале здесь не место. Она должна уйти со мной. Я уверен в этом, иначе я не стал бы затевать такой длинный разговор. Я знаю себя. Я знаю, чего я хочу и почему.

— Святость этого места поддерживается жертвами и приношениями богам, — спокойно продолжал Васиштха. — Благодаря Шабале у нас всегда есть что подарить богам и тысячи вещей, необходимых для жертвоприношений; она дает пищу для йогов и их учеников, которые проводят здесь долгие часы, погрузившись в размышления; с помощью Шабалы мы устраиваем богатые пиры для прославленных воинов вроде тебя. Как же мы можем обойтись без Шабалы?

— Я предлагаю тебе миллион коров, гору золота и все, что ты пожелаешь. Я дам тебе в десять раз больше коров и в десять раз больше золота, чтобы ты мог оказывать гостеприимство и приносить жертвы. Когда эти запасы истощатся, тебе достаточно будет послать гонца, и ты снова получишь все необходимое. Я уведу Шабалу и с ее помощью буду сам давать тебе все, что нужно, если тебе это так важно.

— Значит, ты хочешь, чтобы я отказался от того, что мне дали боги, и положился на твою добрую волю?

— Тебе нужно будет только сказать, чего ты желаешь…

— О, я уже и так слишком долго слушаю, как ты хвастаешься, кичишься и упиваешься собственной щедростью! Довольно, уходи.

— Пеняй же на себя, — коротко ответил ему царь. — Я хотел договориться с тобой честно и разумно.

Пока шел этот спор телохранители царя незаметно приблизились к нему и остановились невдалеке, настороженно наблюдая за происходящим. Царь знаком подозвал одного из военачальников и приказал ему:

— Возьми десять человек и доставь эту корову в нашу столицу, только смотри, чтобы с ней ничего не случилось.

Отряд воинов схватил Шабалу и потащил. Царь с удовлетворением поглядывал на своих людей и только приговаривал:

— Осторожнее, осторожнее, не так грубо…

Он повернулся к Васиштхе. Тот стоял, сложив руки, и с безучастным видом взирал на происходящее. Тогда царь сказал:

— Я пришлю тебе все, что обещал, как только прибуду Во дворец.

Но Васиштха по-прежнему молчал и продолжал смотреть в ту же сторону.

Воины тащили Шабалу, а она, обернувшись к Васиштхе, жалобно выкрикивала прерывающимся голосом:

— О мудрец, почему ты отдаешь меня? Разве я плохо тебе служила? Неужели я чем-нибудь тебе не угодила?

— Ты моя сестра, я не покину тебя. Я просто надеялся, все еще надеялся… Не забудь, что он кшатрий, он владеет оружием, сделанным из стали, у него крепкие мускулы. Ты веришь, что мы сможем устоять перед ним?

— Мне незачем напоминать тебе, мудрец, что ты обладаешь неодолимой силой духа. Я думала, что нам не придется прибегать к этому средству. Но, видно, без этого не обойтись: я боюсь, что этот помешанный на войне правитель силой уведет меня отсюда.

— Ну что ж, тогда действуй, — сказал Васиштха. — Только следи, чтобы силы были равными. Я вижу около тебя всего десять воинов. Пусть десять твоих воинов воспротивятся их безумным действиям, но пусть их будет десять, а не одиннадцать.

— Понимаю и повинуюсь, — ответила Шабала, и в ее глазах засветилась надежда.

Шерсть на ней вздыбилась, она встряхнулась, замычала, и прямо из ее шкуры появились десять воинов в полном вооружении, которые тут же бросились в бой и убили десятерых, набросившихся на нее.

Глаза царя гневно засверкали. Он приказал пятидесяти своим людям взять Шабалу. Из шкуры Шабалы появилось пятьдесят воинов. Царь закричал:

— Сто человек, стройтесь колонной!

Началась яростная битва, сто воинов царя были отброшены и уничтожены.

— Царь, не проливай больше крови ни в чем не повинных людей! — воскликнул Васиштха.

— Если ты так печешься о прекращении кровопролития, отпусти Шабалу. Почему ты ни за что не хочешь с ней расстаться? Отпусти ее, раз тебе не нравится вид крови. Меня это зрелище нисколько не смущает.

— Да, это несомненно так, иначе ты был бы другим человеком. Теперь события пойдут своим чередом. В конце концов ты обретешь мудрость, но, как все люди такого склада, ты придешь к ней самым трудным путем.

Царь задумался на минуту, а потом неожиданно воскликнул:

— Никогда не слышал, что может понадобиться целый отряд, чтобы увести одну корову! Но если будет нужно, я без колебаний пожертвую ради нее даже армией. Пусть никто не остается в стороне, — приказал он. — Все разом, хватайте корову! Довольно разговоров!

Завязалась жестокая схватка. Сотни тысяч воинов бросились на Шабалу. Васиштха не двинулся с места. Шабала мычала, и из всех пор ее тела появлялись люди с необычным оружием и в необычной одежде, и каждый из них отличался от другого цветом кожи, сложением и обличьем. Воздух наполнился криками и бряцанием оружия. Обитель мира превратилась в поле сражения, повсюду текла кровь, раздавались стоны, корчились в муках люди.

Чем меньше оставалось солдат, тем меньше становилось и воинов Шабалы; наконец вокруг нее не осталось ни одного человека, а она сама спокойно стояла на том же месте, как будто ничего не случилось. Когда к ней приблизился последний солдат царя, она сказала:

— Битва окончена, возвращайся и доложи об этом своему господину.

С этими словами Шабала покинула поле боя.

— Ты удовлетворен? — спросил у царя Васиштха. — Отправляйся теперь в свою столицу.

Царь подумал немного и сказал:

— Эти люди были прекрасными воинами. Я командовал самой могущественной армией на свете, и вот все мои солдаты лежат в пыли. От этого никуда не уйдешь. Я был самым грозным из всех завоевателей на земле, но теперь с этим покончено. Прошу тебя, скажи, в чем источник твоего могущества, и я оставлю тебя. Скажи, откуда ты черпаешь силы?

— Раз ты спрашиваешь, мой долг тебе ответить, — сказал Васиштха. — Ты должен понять, что я черпаю силы в моей собственной душе. В каждом из нас тлеет искра божья. Тот, кто сумеет раздуть ее и использовать ее жар, приобретает неодолимую силу. Шабала — только видимое воплощение этого невидимого могущества.

— Ты хочешь сказать, что успехом в этой битве ты тоже обязан своим душевным силам?

— Да.

— Как обрести силу, о которой ты говоришь?

— С помощью размышлений и воздержания.

— Значит, власть, которой я обладал, на самом деле ничего не стоит, — проговорил царь. — Теперь я не успокоюсь, пока не стану таким же могущественным, как ты. Даю тебе слово, что настанет день, когда я вернусь сюда с новой армией.

Царь позвал сына, который сопровождал его в этом походе, и сказал:

— Возвращайся в столицу и управляй царством. Меня больше не привлекает великолепие моего дворца и призрачные победы. Я отказываюсь от трона.

Он снял царскую одежду, отдал меч и все остальное оружие, завязал вокруг бедер повязку и отправился в путь. Он пошел на север, нашел уединенное место на берегу горного ручья и тысячу лет предавался размышлениям, ни на минуту не отвлекаясь от своих мыслей. Когда ему удалось достигнуть полной сосредоточенности, к нему пришел Ишвара и спросил, почему он обрек себя на такое суровое существование.

— Потому, — ответил царь, — что я хочу стать таким же всемогущим, как Васиштха. Я хочу быть искуснейшим лучником. Я хочу иметь неисчислимую армию, самое лучшее оружие и снаряды, чтобы одержать верх над армией Васиштхи. И еще я хочу владеть брахма астрой[13] и пользоваться им по своему усмотрению.

Ишвара обещал исполнить все его желания. Царь собрал новую армию, обучил солдат, добыл самое лучшее оружие и снаряды, снабдил ими свое войско и, сотрясая воздух грозными военными кличами, двинулся через всю страну к ашраме Васиштхи. Обитатели ашрамы заволновались. Васиштха, не обращая внимания на крики солдат, подошел к воротам. Он слышал, как царь скомандовал:

— Вперед, сотрем их с лица земли! Никого не щадить!

Обычно невозмутимые отшельники испугались и в страхе закричали:

— Мы погибли!

— Возвращайтесь к своим занятиям. Не обращайте внимания на весь этот шум, — приказал им Васиштха. — Вам нечего бояться.

Началась стрельба, засвистели стрелы, разъяренные солдаты под предводительством царя бросились в атаку. Васиштха поднял посох, воткнул его в землю посредине дороги, ведущей к воротам, и, не оглядываясь, вернулся в свою хижину. Натиск армии отражал посох. Ни один солдат не мог его обойти. Все стрелы, направленные в ашраму, возвращались назад, не причинив никакого вреда. У царя были особые снаряды, которые можно было метать с помощью заклинаний; он пустил их в ход, но простой посох, воткнутый у ворот, оказался сильнее этих снарядов, и никто из защитников их даже не заметил.

Тогда царь решил прибегнуть к самому сильному оружию из своего арсенала — к брахма астре. Боги, узнав, что он задумал, забеспокоились и собрались на небесах, взволнованно глядя на землю. Царь произнес положенные заклинания, вызвал дух брахма астры и выстрелил из лука. Стрела с огненным хвостом взметнулась в небо, но не смогла миновать посох, погасла и упала рядом с ним.

Царь подошел к воротам и закричал:

— О мудрец, я снова потерпел поражение! Но прежде чем уйти, я хочу поговорить с тобой.

Мудрец вышел из хижины.

— Какая сила заключена в твоем посохе? — спросил царь.

— Мы с тобой живем в разных мирах, о царь!

— Не называй меня больше царем. Разве ты не видишь, что я отказался от всего, что имел?

— Кто же ты теперь? — спросил мудрец.

Но царь не собирался отвечать на его вопросы.

— Тебе это известно, — сказал он. — Я пожертвовал всем своим достоянием ради того, чтобы стать таким же могущественным, как ты. И боги явили мне свою милость. Я размышлял, я приносил тяжелые жертвы, я терпел лишения, пока ко мне не пришел Ишвара и не спросил, чего я хочу.

— И ты попросил его, чтобы он дал тебе силы снова напасть на меня. Ничего лучшего ты не придумал, — сказал Васиштха и разразился смехом. — Ты кшатрий, ты по рождению принадлежишь к касте воинов, и каких бы высот ни достиг твой дух, ты все равно не сможешь изменить свое первоначальное «я». Ты не способен стать никем иным, потому что этому воспротивилась бы твоя природа.

— Ты говоришь с таким высокомерием, потому что считаешь, что наделен могуществом с самого рождения.

— Полученным, быть может, в награду за мои нравственные усилия в предыдущих жизнях, — заметил Васиштха.

— Неправда, неправда! — воскликнул царь. — Я докажу тебе, что ты неправ. Каждый может стать тем, кем он хочет, в этой жизни, а не в другой. Ты увидишь, что я сравняюсь с тобой, и услышишь, как меня будут называть брахмой риши[14]. Я не успокоюсь, пока ты сам не признаешь меня Брахмой риши.

— Я буду счастлив, если это случится. Посох, который на твоих глазах отразил натиск целой армии, на самом деле не посох, а брахма данда[15]. Он наделен высшим знанием, ты же пытался противопоставить ему силу сугубо материальную, хоть и направленную весьма искусно. Даже заклинания, которые ты произносил, подразумевали нечто вещественное, и ты видишь, к чему это привело.

Царь понял, насколько он ниже этого человека. Он оглядел его с ног до головы. Сначала корова Васиштхи разбила наголову его армию, теперь он снова потерпел поражение, но на сей раз виной тому оказалась даже не корова, а бездушный посох, наделенный высшей силой. Царь отказался от всего, что он достиг ценой своих прежних размышлений, пошел на север и снова погрузился в раздумья. Жена пошла вместе с ним и родила ему четырех сыновей.

Прошла тысяча лет. Перед ним появился творец Брахма. Царь открыл глаза.

— Я одобряю твои усилия, — сказал ему Брахма. — Отныне ты будешь риши. Тебя будут называть Вишвамитра риши.

Вишвамитра обрадовался, но, опасаясь недоразумения, все-таки спросил:

— Риши какого класса?

Брахма, не задумываясь, ответил:

— Ты будешь величайшим раджей риши царской крови, тебя будут знать во всех мирах.

— Раджа риши! Неужели я не достоин называться брахмой риши? Чем же я отличаюсь от Васиштхи?

Бог Брахма не снизошел до объяснений, а просто повторил:

— Я не колеблясь назвал тебя раджей риши, потому что ты — раджа риши.

И он исчез.

Вишвамитра задумался. Как посмел кто-то — кто бы он ни был, даже сам бог, — предложить ему не высший титул, а какой-то другой?

— О Брахма, — сказал он, — ты творец, но я сравняюсь с тобой! Рано или поздно я докажу тебе, что я ничем не хуже тебя, хотя бы ради того, чтобы ты понял, с каким презрением я отношусь к титулу, который ты мне дал, и ко всем другим придуманным тобой титулам и званиям.

Тапас[16] наделил Вишвамитру необычайной силой. Он отказался от жизни отшельника, которую вел столько лет, и решил показать миру, что достиг вершины мудрости.

Ему скоро представился подходящий случай. Сейчас пришло время рассказать о некоем человеке по имени Тришанку, принадлежавшем к царскому роду Икшваку; человек этот появился на пути Вишвамитры как будто специально для того, чтобы Вишвамитра мог осуществить свои честолюбивые замыслы. Дело в том, что Тришанку был охвачен странным желанием достичь неба, не расставаясь со своим земным обликом. Он бродил с места на место в надежде найти кого-нибудь, кто помог бы ему добиться исполнения этой мечты. Первым на его пути оказался Васиштха; Тришанку был царем, поэтому он приказал Васиштхе принести необходимые жертвы и прочесть нужные молитвы, чтобы он, Тришанку, мог подняться на небо.

Васиштха рассмеялся, услышав его слова, и спросил:

— Что за причина заставляет тебя стремиться к столь необычной цели?

Тришанку трудно было ответить на этот вопрос. Он рассердился и закричал, как часто делают люди, оказавшись в таком положении.

— Ты не имеешь права задавать мне вопросы! — негодовал он, — Я пришел к тебе потому, что в нашей семье ты всегда выполнял обязанности священника и советника, и потому, что о твоем могуществе знает весь мир. Выполнишь ты мое приказание или нет?

— Нет, — коротко ответил Васиштха и избавил Тришанку от своего присутствия и свою голову — от мыслей о Тришанку.

Тришанку гордо удалился. Он разыскал сыновей Васиштхи. Они были моложе его, и Тришанку надеялся, что они окажутся послушнее, чем их отец.

— Приготовьтесь к особо важному жертвоприношению и к выполнению необходимых обрядов, — приказал он им без всяких объяснений. — Не жалейте ни денег, ни трудов. Вы должны устроить такое празднество, каких еще не бывало.

— А для чего? — спросили сыновья Васиштхи.

— Я хочу подняться на небо, не расставаясь со своим телом, и я хочу, чтобы вы поторопились. Скажите, что вам нужно для этой торжественной церемонии?

— Что за нелепое желание! — воскликнули они. — С чего ты взял, что тебе позволено подняться на небо?

— А почему бы нет? — спросил Тришанку, который столько об этом думал, что начал относиться к своей затее как к чему-то совершенно обыкновенному.

— Мы не собираемся заниматься такими глупостями, — сказали сыновья Васиштхи.

— Как вы смеете мне противоречить! — в отчаянии закричал Тришанку. — Я ваш царь, я приказываю вам как сыновьям своего главного священника. Иначе…

И он еще долго грозил им.

Жажда попасть на небо сделала Тришанку злым и лживым, и в конце концов священники сказали ему:

— Ты пятнаешь честь великого рода Икшваку, ты недостоин быть царем. В наказание за то, что ты дурно обращаешься со священниками, ты станешь чандалой.

И Тришанку ушел, неся на себе бремя проклятья и в тревоге раздумывая, удастся ли ему попасть в собственный дворец, если он станет чандалой. Он уже не мечтал о небесах; теперь ему хотелось только одного: оказаться дома.

А Вишвамитра как раз в это время приходил в себя после перенесенных лишений и размышлял, как ему доказать, что он так же могуществен, как творец Брахма.

— Я превзойду Васиштху. Я создам все, что захочу. Пусть у меня нет брахма данды, у меня будет свой жезл, и тогда мы посмотрим, кто из нас сильнее.

Вот какое у него было настроение, когда он окликнул Тришанку:

— Скажи-ка, отпрыск Икшваку, почему ты невесел? Куда идешь? Чем так озабочен? Ты проходишь мимо и даже не думаешь здороваться. Отчего бы это, а?

— Я боялся, что ты меня не узнаешь, — сказал Тришанку и спросил: — Ты не замечаешь во мне ничего такого? Какой у меня вид?

— Ты что, ни разу не видел себя в зеркале? — удивился Вишвамитра. — Что случилось?

— Священники прокляли меня и сказали, что я стану чандалой. Я думал, что моя внешность уже изменилась, — ответил Тришанку и рассказал о своих злоключениях.

Это был как раз тот случай, которого ждал Вишвамитра.

— Как посмели Васиштха и его сыновья отказаться послать тебя на небо! — воскликнул он. — Я тебе помогу. Твоя цель прекрасна, и ты заслуживаешь того, чтобы ее достигнуть. Я тебе помогу.

— Они прокляли меня и сказали, что я стану чандалой. Похож я на чандалу?

— Пока еще нет, — сказал Вишвамитра. — Но ты все равно станешь чандалой. Этого тебе не миновать.

Тогда царь Тришанку в отчаянии закричал:

— Что мне делать? Неужели я должен потерять то, что мне было дано при рождении!

— Не говори глупостей, — сказал Вишвамитра. — Почему судьба человека должна зависеть от того, кем он родился? Я поклялся покончить с этим обычаем. И я не успокоюсь, пока меня не начнут называть брахма риши, хотя по рождению я кшатрий. Ты родился кшатрием, но проклятье священников вот-вот превратит тебя в чандалу. Какая разница, кем человек родился? Каждый должен принадлежать к той касте, к которой хочет. Я докажу это на собственном примере и на твоем, священники ничего с тобой не сделают. Радуйся же, что тебе представилась возможность принять участие в таком деле, которое докажет, что касты и случайность рождения ничего не значат. Я помогу тебе. Пойдем со мной.

Вишвамитра привел Тришанку к себе в ашраму и занялся приготовлениями. Чтобы открыть Тришанку путь на небо, он решил устроить такое грандиозное жертвоприношение, каких еще никто не видывал. Жители нашего и других миров с тревогой следили за тем, что происходит. Вишвамитра пригласил на торжественную церемонию всех мудрецов и всех царей. Тришанку сидел около священного огня и, закрыв глаза, шептал заклинания, которым его обучил Вишвамитра.

После десяти дней упорных, сосредоточенных размышлений Вишвамитра сумел преодолеть силы земного притяжения; Тришанку поднялся в воздух, плавно набрал высоту и исчез из виду.

— Исполнилась наконец заветная мечта Тришанку! — раздалось со всех сторон. — Да будет славен мудрец Вишвамитра!

— Вот видите, я сумел сделать то, что не удалось Васиштхе. Согласны вы теперь называть меня Брахмой риши?

Но едва Вишвамитра произнес эти слова, как среди собравшихся началось волнение, люди указывали на небо и кричали:

— Тришанку возвращается!

И это была истинная правда. Вишвамитра бросился к Тришанку, произнес магическое заклинание и сумел приостановить его падение. Но Тришанку спускался вверх ногами и так и остался в этом положении.

— О Тришанку, скажи, что случилось? — спросил его Вишвамитра.

— Пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай, — отвечал Тришанку, повиснув в воздухе вниз головой, — Мне больше ничего не нужно. Только верни меня на землю.

— Объясни сперва, как и почему ты здесь оказался, отчего ты не сидишь на небе в золотом кресле?

— Твоими стараниями мне удалось достичь неба, я несся, как ракета, спасибо тебе за твои труды. Когда ты повелеваешь, природа повинуется. По твоему приказу сферы расступались на моем пути, и я не испытывал ни малейших затруднений. Пока я летел, все было хорошо, неприятности начались, только когда я прибыл на место.

Все это он говорил, вися вниз головой, и собравшимся приходилось изо всех сил вытягивать шеи, чтобы разобрать его слова.

— Пожалуйста, позволь мне стать на ноги, — просил Тришанку. — Мне очень трудно так разговаривать.

Но Вишвамитра не уступал:

— Только после того, как ты расскажешь обо всем, что случилось.

— Ступив на небо, — продолжал несчастный путешественник, — я пришел в восторг — исполнилась мечта моей жизни! Но царь богов Индра не пустил меня в свое царство. Он столкнул меня вниз и сказал: «Здесь не место для чандалы». Произошло то, чего я больше всего боялся.

Тришанку начал тихонько всхлипывать. Несколько минут Вишвамитра стоял и смотрел на него, не скрывая своего неодобрения, а потом сказал:

— Ты глуп и к тому же слаб. Ты очень честолюбив, но недостаточно силен, недостаточно упорен. Я столько сделал, чтобы поднять тебя на небо, а ты не сумел там удержаться. Ты позволил, чтобы тебя отправили назад, да еще вниз головой, ты даже не успел занять правильное положение. Как тебе не стыдно!

Услышав эту отповедь, Тришанку совсем расстроился; слезы хлынули у него из глаз и покатились по лбу.

— Отпусти меня! — в отчаянии молил он. — Я получил хороший урок. Мне больше ничего не надо, я хочу только ходить по земле. Забудь обо мне.

— Как можно быть таким бесхарактерным и обидчивым! Ты отправишься назад на небо, — решительно заявил Вишвамитра, — и это так же верно, как то, что меня зовут Вишвамитра.

Несчастная жертва непомерного честолюбия Вишвамитры висела вниз головой и молила о снисхождении, но Вишвамитра стоял на своем:

— Неужели ты хочешь, чтобы я проклял тебя и превратил в червя, который всю свою жизнь роет на полях подземные ходы? — гневно спросил он.

— Нет, нет, нет, сжалься надо мной! — в тоске рыдал Тришанку.

Со всех сторон на него сыпались неприятности. Чего он только не натерпелся и от тех, кто вроде Васиштхи с презрением отверг его притязания, и от своего горячего защитника Вишвамитры! Тришанку проклял тот день, когда он покинул дворец.

— Я не хотел тебя обидеть, о мой учитель, — говорил он. — Я только хотел…

— Наберись терпения, — командовал Вишвамитра. — Ни одно большое дело не делается с одного раза. Терпеливо смотри на меня, и я отправлю тебя назад на небо.

Чем больше Вишвамитра говорил о небе, тем сильнее расстраивался Тришанку. Небо утратило для него всякую привлекательность. Но его защитник не позволял ему отступить. Тришанку ничего не оставалось, как покориться.

— Что я должен делать? — спросил он, — Сколько времени я еще буду висеть вот так вниз головой?

— Не очень долго, — ответил Вишвамитра и занялся приготовлениями к жертвоприношению: он надеялся одолеть самого Индру и не только поднять Тришанку на небо, но и удержать его там.

Запылали жертвенные костры, подношения одно за другим исчезли в пламени; Вишвамитра сидел рядом, шептал заклинания и неотступно думал о достижении своей цели. Силы природы не могли выдержать этой мощной атаки йога, и Тришанку снова взмыл в небо.

Но едва собравшиеся вздохнули с облегчением, как он вернулся назад, и снова вниз головой.

— Индра опять столкнул меня вниз, — со слезами проговорил он. — Позволь мне хоть теперь стать на ноги…

Вишвамитра не дал ему кончить и снова отослал на небо. Индра в третий раз отправил Тришанку на землю. Так он летал вверх и вниз, как мяч, которым перебрасываются два неутомимых игрока.

Один раз, спустившись вниз, Тришанку спросил:

— О мудрец, почему ты не позволяешь мне хотя бы стать на ноги? Ты сможешь потом снова бросать меня куда захочешь.

— В этом нет нужды, — ответил Вишвамитра. — Я хочу, чтобы ты прилетел на небо в нужном положении — ногами вперед, — иначе ты не сможешь там удержаться или, чего доброго, ударишься головой и получишь сотрясение мозга.

Это предположение рассмешило всех присутствующих.

Тришанку не знал, что ему делать и на что решиться. Настойчивость и могущество Вишвамитры поднимали его на небо, но Индра каждый раз называл его чандалой и сталкивал вниз. После множества неудач Вишвамитра сказал:

— Не отчаивайся. Я дам Индре и всем богам такой урок, которого они никогда не забудут.

Вишвамитра решил создать между галактиками еще одно небо и отправить туда Тришанку. Туда-то он сможет проникнут беспрепятственно, потому что это будет совсем новое небо.

— Ты будешь жить в своем собственном мире, со своим солнцем и своими звездами, и этот мир будет населен небесными существами.

— Но я хочу стать на ноги! — твердил несчастный Тришанку.

Вишвамитре никак не удавалось убедить Тришанку, что, вися вниз головой, он находится в самом естественном положении. Поэтому он сказал:

— Научись принимать вещи такими, какие они есть, и благодарить за помощь, когда тебе ее оказывают. В том мире, который я создал специально для тебя, все перевернуто вверх ногами, так что тебе там будет очень удобно. Попав туда, ты будешь чувствовать себя прекрасно, хотя людям с других планет, наверное, покажется, что мой мир устроен шиворот-навыворот. Я намеренно сделал его не похожим на мир Брахмы. Прощай же, — сказал Вишвамитра и, с удовлетворением глядя на Тришанку, устремившегося ввысь, пробормотал: — Я рад, что мой мир ничем не напоминает унылое, набившее оскомину творение Брахмы. И вообще, что такое верх и что такое низ в том беспредельном, лишенном ориентиров пространстве, которое лежит за нашим голубым небом?


Рассказчик помедлил и потом снова заговорил:

— Так бедный Тришанку пропал из виду раз и навсегда. Все надеются, что он счастливо живет на своем собственном небе, ни в чем не зная нужды и радуясь тому, что его окружает. Быть может, какой-нибудь современный астроном или кто-нибудь из тех, кто, как мы слышали, кружит по небу, откроет новый мир за пределами Млечного Пути. Как знать, вдруг окажется, что это мир Тришанку, конечно, если там все перевернуто вверх ногами.

Тот, кто хочет совершить что-нибудь необычайное, всегда найдет себе дело, — продолжал рассказчик, — Покончив с Тришанку, Вишвамигра решил заняться царем Айодхьи Амбаришей, который старательно приготовил все, что было нужно для жертвоприношения, но в последнюю минуту лишился жертвенного животного. Назначенный день приближался, и Амбариша впал в отчаяние: он боялся, что праздник будет испорчен, потому что ему не удастся найти животное. Священники сказали ему, что можно обрадовать богов, принеся в жертву кого-нибудь из людей. Тогда Амбариша отправился в путь, чтобы найти человека, который согласился бы стать жертвой.

Во время этого странствия он встретил одного бедняка, который жил в хижине среди леса вместе с женой и тремя сыновьями.

— Я дам тебе столько денег, сколько ты захочешь, — сказал Амбариша. — Подари мне одного из твоих сыновей, он нужен для высших целей.

— Старшего я не отдам ни за какие богатства! — воскликнул бедняк. — Это мой любимец.

Тут к царю подбежала его жена.

— Младший сын — мой любимец! — закричала она. — Я не могу жить без него. Нет такой цены, за которую я согласилась бы с ним расстаться.

Средний сын, Шунахшепа, посмотрел на отца и мать и понял, что никому из них он не нужен, как часто бывает с теми, кто от одного ушел, а к другому не пришел.

Он оттолкнул родителей и сказал:

— Царь, возьми меня, я не нужен ни отцу, ни матери.

Царь с радостью согласился и объявил:

— За то, что ты согласился оказать услугу во время жертвоприношения, тебя ожидает награда в других мирах.

Какие бы радости ни ожидали Шунахшепу в других мирах, ближайшее будущее не сулило ему ничего хорошего. Он шел за царем с видом осужденного на казнь.

Так они добрались до берега реки Пушкары, где Вишвамитра разбил лагерь. Собираясь в третий раз погрузиться в размышления, Вишвамитра увидел Шунахшепу. А по своему характеру, увидав какого-нибудь человека, он не мог не задать ему несколько вопросов, поэтому Вишвамитра принялся расспрашивать Шунахшепу, отчего тот гак грустен. Шунахшепа рассказал ему о своем горе, и Вишвамитра тут же решил, что не допустит его смерти.

— Успокойся, я спасу тебя, — уверил он мальчика.

Вишвамитра посоветовал Амбарише отпустить Шунахшепу. Амбариша объяснил, почему он не может этого сделать.

— Если кто-нибудь украдет жертвенное животное, церемония все равно состоится, только без жертвоприношения, вот и все. Как ты смеешь приносить в жертву ребенка?! Я этого не допущу, — заявил Вишвамитра и притянул Шунахшепу к себе.

Царь молил вернуть мальчика, но тщетно. Вишвамитра произнес гневную речь против жертвоприношений, а под конец предложил заменить Шунахшепу кем-нибудь из своих сыновей, на что они ответили сердитым отказом. Тогда Вишвамитра объявил, что в наказание за неповиновение отцу его сыновья станут вечными странниками и будут есть мясо собак, а сам потихоньку сказал Шунахшепе, какие две мантры он должен произнести, когда к нему приблизятся священники, чтобы отрубить ему голову. Потом он отпустил мальчика, и тот ушел с Амбаришей. А когда Шунахшепу натерли жиром и привязали к жертвенному столбу, он произнес две мантры и священный нож оказался бессилен перед ним.

Вишвамитре все время хотелось что-то улучшить и исправить, из-за этого он постоянно вмешивался в чужие дела. Но скоро он понял, что такая жизнь только мешает его духовному усовершенствованию. Он удалился от людей и вновь погрузился в размышления. Тогда Индра послал на землю небесную красавицу Менаку и велел ей развлечь Вишвамитру. Вишвамитра сначала поддался ее чарам, но потом опомнился, прогнал Менаку и ее дочь Шакунталу[17] и снова отдался своим мыслям.

Индра послал к нему еще более красивую женщину из своего мира, Рамбху, и велел ей смутить его покой. Рамбха с трепетом спустилась на землю и начала танцевать перед Вишвамитрой. Вишвамитра очнулся, посмотрел на нее, но не почувствовал ни малейшего желания приблизиться к ней.

— Как ты решилась использовать свою красоту для такой низкой цели! — закричал он, — В наказание ты на десять тысяч лет превратишься в статую.

Рамбха в отчаянии расплакалась:

— О мудрец, чем я тебя так разгневала? Ведь я делала только то, что мне приказали.

— Я знаю, поэтому мое проклятье будет тяготеть над тобой только десять тысяч лет. Иначе ты осталась бы статуей навеки. Пусть это для всех послужит уроком, особенно для Индры.

Увидав, что Рамбха окаменела, Вишвамитра огорчился. Силы внешнего мира, казалось, постоянно вынуждали его кому-то угрожать и на кого-то изливать свой гнев, и до каких бы высот ни поднимали его дух суровые тапасы, безудержные порывы злобы обращали его заслуги в ничто. Накопленных им духовных богатств каждый раз хватало только на то, чтобы совершить какое-нибудь одно дело: сначала он полностью растратил свои душевные силы на борьбу с Васиштхой, потом ценой сверхчеловеческих усилий отправил на небо Тришанку; ему удалось спасти Шунахшепу, но только после того, как он проклял своих сыновей. И вот сейчас он обратил в статую прекрасную небесную деву. Духовные силы требуют осторожного и бережного обращения, они расцветают и крепнут, только если человек стремится их сохранить. Быть может, Васиштха достиг своего высокого положения потому, что никогда не вмешивался в чужие дела и оставался невозмутимым, даже когда у него было достаточно причин для беспокойства.

Вишвамитра понял, что в душе он остался воином, хотя и стремился стать мудрецом; если он хотел обрести истинную мудрость, ему надо было избавиться от кродхи, от инстинктивного стремления действовать силой. Ничего удивительного, что Брахма назвал его всего лишь Раджа риши, особенно если вспомнить, что, удалившись от людей ради свершения тапас, он взял с собой жену и она в это самое время родила ему четверых детей. Чем он пожертвовал, чтобы достигнуть святости? Ничем. Он постоянно жаждал земных побед, хотя как будто отказался от земной жизни. Вишвамитра понял, что должен уйти прочь и начать все сначала, но на этот раз — не давая себе никаких поблажек; ему нужно было остаться в полном одиночестве, чтобы ни одна живая душа не помешала осуществлению его намерений.

Он отправился на север, к Гималаям, нашел уединенное место и вновь погрузился в размышления. Огонь его мысли, казалось, сжигал и превращал в пепел все живое. Боги умоляли Брахму заставить Вишвамитру отказаться от жизни аскета. Вишвамитра отрекся от всех желаний и тысячу лет терпел тяжелейшие лишения. Он перестал говорить (помня, что каждое его слово оказывалось либо проклятьем, либо угрозой), он полностью укротил свой нрав и за все это время ни разу не нарушил тишины; под конец он мог почти не дышать, обходясь крошечными глотками воздуха; он не брал в рот ничего, кроме воды, и сидел неподвижно, сосредоточив все свои мысли и желания на том, чтобы стать Брахмой риши.

Вишвамитра тысячу лет не прикасался к пище, и настало время, когда он должен был прервать свой пост. Он собрался прочесть молитвы, совершить омовение и что-нибудь съесть, но в эту минуту у двери его хижины появился нищий монах.

— Я умираю от голода! — крикнул он.

И Вишвамитра, ни секунды не задумываясь, отдал ему то, что у него было, и сказал:

— Бери все, что у меня есть. Прости, что я не могу предложить тебе ничего лучшего.

Впервые за то время, что он прожил на свете, Вишвамитра полностью забыл о самом себе и о своих желаниях.

Нищий монах, который на самом деле был переодетым Брахмой, тут же открыл ему, кто он, и сказал:

— Вишвамитра, труды, на которые ты положил свою жизнь, принесли плоды. С этой минуты ты станешь известен во всех мирах как Брахма риши, ты получаешь право совершать богослужения во время жертвоприношений, руководить поступками людей и делиться священными тайнами, с кем ты пожелаешь.

В первый раз в жизни Вишвамитра почувствовал себя счастливым. Но все-таки спросил:

— А Васиштха тоже будет называть меня Брахмой риши?

В ту же минуту перед ним появился Васиштха, обнял его и возгласил:

— Ты истинно мудр, я без колебаний признаю тебя Брахмой риши.

— Если бы в тот памятный день ты не оказал мне гостеприимства и не познакомил с Шабалой, — сказал Вишвамитра, — я бы, наверное, спокойно окончил свое земное существование, умер и был бы забыт, как все другие цари. Я благодарю тебя за то, что ты направил мою жизнь по другому пути.

Манматха

Творец Брахма с удовлетворением окинул взором плоды трудов своих. Вселенная с ее фауной и флорой, самые разные существа от комаров до ангелов, звезды и солнца — все это создал он. Доведя до конца эту гигантскую работу, Брахма захотел явить миру нечто совсем новое и не похожее на все свои предыдущие творения. В таком настроении он дал жизнь некой несравненной деве по имени Сандхья. («Зыбкий час между заходом солнца и сумерками, между концом ночи и рассветом, время приглушенных голосов, неясных мыслей, тающих или возникающих силуэтов тоже называется „сандхья“», — объяснил рассказчик.)

Как только эта дева обрела дар речи, она спросила у Брахмы:

— Зачем ты меня создал?

— Чтобы внести разнообразие в этот мир, — ответил Брахма.

— Но мне так одиноко! — пожаловалась она.

— Я избавлю тебя от одиночества, — сказал Брахма и создал ей брага.

Это был юноша с необычайно красивым лицом и телом, вооруженный луком из сахарного тростника с тетивой из вереницы жужжащих пчел и пятью стрелами из пяти редких благоухающих цветов. Он сиял, как полная луна, у него был орлиный нос, прямые плечи, и при взгляде на него казалось, что его тело и лицо изваял скульптор. Его гибкая шея не уступала совершенством формы морской раковине, а широкая грудь придавала его облику царственное величие. Он носил голубую одежду и украшал волосы цветами кесари, а в руках он держал флаг с изображением рыбы. Он нравился всем: и мужчинам и женщинам. Завидев его, все млели от восхищения.

— Зачем ты меня создал? — повторил он вопрос Сандхьи.

— Ты бог любви, — ответил Брахма. — Ты всемогущ, ты способен проникать в мозг людей, поэтому тебя будут называть Манматхой, но ты получишь еще одно имя — Кама, потому что твои стрелы будут возбуждать страсть в сердцах мужчин и женщин, страсть, которая необходима для поддержания жизни.

Юноша подумал немного и спросил:

— А как я узнаю, что все это правда? Когда я смогу попробовать свои силы?

— Да хоть сейчас, — беззаботно ответил Брахма.

Этот разговор происходил во время большого собрания богов, на котором присутствовали семь прославленных сыновей Брахмы — семь мудрецов, прародитель богов Дакша, царь вселенной Праджапатии многие другие. Юноша поднял лук и направил первую стрелу в самого Брахму. А потом выстрелил по очереди во всех остальных.

В ту же минуту в сердцах богов пробудилось страстное желание овладеть единственной женщиной в этом собрании, которой оказалась не кто иная, как Сандхья. Боги сгорали от любви, хотя одному из них она приходилась дочерью, а другим — сестрой. Все они вдруг увидели, как обольстительно ее тело, и, отталкивая друг друга, изо всех сил старались привлечь ее внимание; рассудительность, сдержанность, приличия — все было забыто.

Весть о случившемся дошла до Ямы Дхармы, бога смерти и стража справедливости. Он вознес молитву бесконечному неизменному верховному богу Ишваре (создавшему всех остальных богов) и попросил его вмешаться, чтобы образумить бесстыдных. Услышав молитву Ямы, Ишвара спустился в мир Брахмы, разбранил бога-творца и его сыновей и пресек их кровосмесительные порывы. Но зло, хоть и не самое страшное, все-таки свершилось: в ту минуту, когда Брахма запылал от вожделения, капля его пота упала на землю перед Сандхьей и дала начало многочисленному потомству, а из сока жизни, пролитого Дакшей, родилась Рати, красавица из красавиц.

Ишвара удалился, но Брахма не мог забыть оскорбления, которое Ишвара нанес ему в присутствии детей.

— О Манматха, — в гневе воскликнул он, — ты ответишь за мое унижение! Тебя тоже настигнет рука Ишвары. Пусть он сожжет тебя!

— Можно ли быть таким несправедливым! — возмутился Манматха. — Ты сам создал меня, сам наделил необычайным даром и сам же разрешил им воспользоваться. Разве не по твоему настоянию я натянул тетиву? Как же ты винишь меня за то, что случилось?

Брахма признал правоту Манматхи и немного смягчил приговор.

Дакша спросил у Манматхи, не хочет ли он жениться на его дочери Рати. Манматха, чьи стрелы оказались неотразимыми для Брахмы и всех остальных, сам не устоял перед очарованием Рати. Ведь ее брови были очерчены еще совершеннее, чем его, а заостренные груди были похожи на нераспустившйеся бутоны лотоса и кончались темными, как медоносные пчелы, сосками, такими твердыми, что упавшая на них слеза разбивалась на тысячи мельчайших брызг; когда Манматха глядел на струнку шелковистых волос между ее грудей, ему казалось, что там случайно оказалась тетива его лука. Ее бедра, гладкие, как стволы бананового дерева, сужались книзу и заканчивались маленькими ножками с розовыми пальчиками и пятками. Ее руки походили на потоки золотого дождя, а косы можно было сравнить только с облаками в сезон дождей. Манматха изнемогал от любви к Рати, и она стала его женой.

Брахма, все еще не забывший обиды, нанесенной ему Ишварой, сказал Манматхе:

— Отправляйся в путь вместе с Рати, возьми с собой все оружие, которое у тебя есть, и напади на Ишвару. Я хочу, чтобы он оказался в таком же положении, в каком застал нас.

— Но ведь надо, чтобы рядом с ним был кто-то, кого он мог полюбить, — не соглашался Манматха.

— Об этом ты можешь не беспокоиться, — невозмутимо ответил Брахма. — Я дам тебе надежного союзника.

Он вздохнул и создал Васанту (весну). Васанта приготовился сопровождать Манматху и захватил с собой все средства обольщения: летние песни птиц, зеленые побеги растений, налитые соком плоды, деревья в цвету, и пташек, и вечерний ветерок, и волшебные сумерки — все, что настраивает на лирический лад.

Только тогда Манматха осмелился приблизиться к Ишваре, чтобы испытать на нем свою силу. Вскоре он вернулся и сказал Брахме:

— Он не обратил на меня никакого внимания; со мной еще никогда не случалось ничего подобного. Я не отставал от него ни на шаг, я поднялся за ним на гору Кайласу, потом на Меру, я обошел с ним все Гималаи, но он как будто не замечал меня. Васанта помогал мне как только мог. Он навеял теплый южный ветерок, от которого все теряют голову, но на Ишвару это не произвело никакого впечатления. Я израсходовал все пять стрел, но ни одна из них не попала в цель. Я создал двух гусей-чакравака, они затеяли любовную игру у него на глазах, но он смотрел на них невидящим взором. Я создал крупных птиц — павлина, который совокуплялся с павой, — но они вызвали у него не больше интереса, чем комья глины. Я прибегал к сильнейшим средствам, я составлял любовные символы из самых разных предметов: из огромных деревьев, обвитых плющом, и из многого другого. Я умолял Васанту не щадить себя, Васанта наполнил всю округу запахом цветов чампака, паннаги, паталы, маллики и тале, благоухание которых заглушает голос благоразумия. По моему приказанию раскрывались девственные бутоны лотоса, но Ишвара оставался равнодушен и невозмутим. У меня не хватило сил это вынести, — с тоской сказал побежденный Манматха. — Мне было страшно рядом с ним, и я убежал.

Брахма совсем приуныл. Он испустил тяжелый вздох, и из этого вздоха явились на свет странные фантастические существа, которым он приказал приблизиться к Ишваре и смутить его покой танцами и соблазнительными телодвижениями, а Манматхе Брахма велел еще раз попытаться зажечь сердце Ишвары. Манматха снова покорно отправился в путь в сопровождении Рати и Васанты, но вскоре вернулся и сказал, что его опять постигла неудача.


— Сейчас мы ненадолго расстанемся с Манматхой, — прервал свое повествование рассказчик, — и познакомимся с новым персонажем, появление которого сделало жизнь Манматхи еще тяжелее.


Примерно в это время у некоего Ваджранги («Ваджранга» значит «Алмазные ноги») родился сын Тарака. При его появлении на свет все предвещало беду: выли шакалы, кричали ослы, небеса потемнели и странные нечестивые звуки наполнили воздух.

Когда Тарака вырос, он захотел стать сильным и непобедимым и ради этого наложил на себя покаяние, которое длилось тысячу лет. Он проявил необычайное рвение. Сто лет Тарака стоял с поднятыми руками на одном большом пальце ноги и непрерывно читал молитвы; сто лет он не брал в рот ничего, кроме воды; сто лет он молился, балансируя на голой скале. И все это время его голова испускала какие-то неведомые лучи, которые грозили испепелить мир.

Боги и их глава Индра дрожали от страха. Они решили, что настал их последний час, и попросили Брахму положить конец этой страшной затее.

Брахма стал увещевать Тараку, но тот не хотел ни переходить на другое место, ни прекращать свои опыты. Чтобы сделать его сговорчивее, Брахма пообещал ему свое покровительство. Тарака пошел на уступки и согласился прервать покаяние, если Брахма дарует ему непобедимость.

Недовольный Брахма возразил, что подобный дар наверняка повлечет за собой множество неприятностей и поэтому прежде нужно договориться об условиях. Тогда Тарака сказал:

— Хорошо, я согласен принять этот дар на таких условиях: пусть я буду непобедим для всех живых существ всех миров, кроме одного — того, кого родит Ишвара.

И он улыбнулся, потому что поражение, которое потерпел Манматха, стало притчей во языцех во всех мирах.

Брахма боялся, что Тарака завлечет его в ловушку, и колебался„а демон не отступал.

— Я сказал свое слово — заявил он. — Если ты не согласен, позволь мне продолжать покаяние.

Брахма помедлил еще немного и согласился. Он вспомнил об Индре и богах, которые с тревогой ждали его возвращения, и сказал:

— Хорошо, будь по-твоему.

Добившись своего, Тарака отказался от жизни отшельника и стал правителем Шонитапуры. От его бесчинств не было покоя ни в одном из миров. Он не щадил ни слабых, ни сильных, оскорблял женщин и присваивал себе все, что хотел. Он похитил у Индры его огромного слона Айравату, а у риши отнял мать Шабалы, корову Камадхену, которая выполняла все их желания. Бог солнца лишился по милости Тараки лошади, которая возила его колесницу, и со страха стал посылать на землю меньше тепла и света. Сам бог ветра жил в постоянной тревоге и лишь изредка осмеливался заявить о своем присутствии, да и то легчайшими дуновениями.

Боги обратились за помощью к Вишну, который всегда выступал в роли избавителя, и Вишну запустил в небеса свои прославленные летающие диски. Не было случая, чтобы они оставили на своем пути что-нибудь живое, но на этот раз диски ударили Тараку в грудь, не причинив ему ни малейшего вреда; он приколол их к своей одежде и носил как украшения.

Тогда боги снова пришли к Брахме, но в ответ на их просьбы Брахма сказал:

— Я не могу тронуть того, кому я обещал неприкосновенность. Если садовник посадил ядовитое дерево, он не станет сам его уничтожать, это должны сделать другие.

Вишну и Брахма оказались бессильны перед Таракой. Из триединства остался один Шива. Боги собрались на совет и после долгих споров решили обратиться за помощью к Шиве. Шива был живым воплощением Ишвары; если бы у него родился сын, он смог бы убить Тараку. Но для этого нужно было, чтобы Шива прервал свое суровое покаяние.

Теперь настало время познакомиться еще с одним персонажем — с Парвати, дочерью Химавана, господина Гималаев. Жена Химавана поклонялась Шакти, богине-матери. Когда у нее родилась дочь, все предзнаменования говорили, что на свет явилась спасительница. Однажды мать и дочь остались наедине и девочка прошептала:

— Я богиня Шакти, которой ты столько молилась. Твоя жизнь благословенна.

В то же мгновение она предстала перед матерью во всем своем величии, но потом вновь превратилась в младенца.

Девочка росла, как растут все девочки. Когда она стала девушкой, отец разрешил ей приходить вместе с ним к Шиве, который сидел на горе Кайласе, погрузившись в свои думы.

Шива говорил Химаване:

— Не приводи сюда женщин, я не хочу, чтобы мне мешали.

Но девушка была очарована суровым старцем и каждый раз, когда отец отправлялся на Кайласу, упрашивала его взять ее с собой. В конце концов она решила не разлучаться с Шивой и стать его ученицей и помощницей. Она приносила ему цветы для богослужения, обмывала его ноги и следила за тем, чтобы его никто не беспокоил.

После многих безуспешных попыток найти кого-нибудь, кто помог бы им избавиться от Тараки, боги поняли, что Парвати может оказать им бесценную услугу, если только Шива заинтересуется ею как женщиной. Но стоило им вспомнить о его безразличии к любви, как они начинали громко стонать. И все-таки они призвали Манматху и сказали:

— О бог любви, будь нашим спасителем! Заостри свои стрелы и пронзи ими этого слепого сурового человека. Заставь его обратить внимание на Парвати, все остальное сделается само собой.

— Как, опять?! — в отчаянии воскликнул Манматха, — Попросите меня пронзить стрелами любви сердце ракшасы или затопить любовью сердца богов, но не говорите мне о Шиве, который на самом деле Ишвара, потому что тут я ничто, перед ним я бессилен. Я ничего не могу с ним поделать.

Боги принялись в один голос умолять его:

— Ты бог любви. Конечно, тебя может постигнуть одна, другая неудача — мало ли какие бывают обстоятельства, — но разве есть такое существо, которое в силах устоять перед твоими стрелами? Зачем ты тогда живешь на свете, если не для того, чтобы помогать нам? В прошлый раз ты потерпел поражение, но сейчас тебя наверняка ждет успех. Парвати не отходит от Шивы, она готова исполнить любое его желание. Она молода и красива. Тебе нужно только заставить Шиву оценить ее по достоинству. Если ты не поможешь нам, Тарака уничтожит всех нас, без тебя нам не выжить, — добавили они.

Манматха почистил и наточил стрелы и отправился на гору Кайласу. Он увидел Шиву, который сидел неподвижно, погрузившись в размышления, и спрятался за кусты. Парвати, как всегда, была тут же. Манматха решил дождаться благоприятного момента и предоставил действовать Васанте, который обвеял Шиву прохладным ветерком и всячески старался пробудить в нем нежные чувства. Шива почувствовал, что в воздухе что-то изменилось, и на мгновение отвлекся от своих мыслей, удивившись, почему вдруг началась весна. Манматха поднял лук из сахарного тростника и выпустил первую стрелу как раз в ту минуту, когда Парвати приблизилась к Шиве, держа в руках поднос с цветами.

Обычно Шива не видел ничего, кроме цветов, которые она ему подносила. Но на этот раз, приоткрыв глаза, он обратил внимание на пальцы, сжимавшие поднос, и на красные кончики этих пальцев. «Что это — пальцы или цветы», — подумал он. Но тут же оборвал себя, закрыл глаза и направил свои мысли в обычное русло.

Манматха терпеливо ждал. Он приказал Васанте сотворить кукушку, жалобно призывающую своего возлюбленного. Услышав кукование, Шива открыл глаза и увидел Парвати, которая заботливо подметала сухие листья, опавшие с деревьев; в этот миг Манматха выстрелил второй раз. Шива открыл глаза чуть шире и задумался, стараясь понять, что он видит перед собой: настоящие человеческие губы или красные вишни. Но через мгновение он снова овладел собой.

Стрелы одна за другой попадали в цель. Теперь Шива открывал глаза, как только слышал малейший шорох, и следил за Парвати, которую тоже настигли стрелы Манматхи. А Парвати выполняла свои обязанности без обычного самозабвения. Ей все время хотелось подольше оставаться там, где Шива мог ее видеть. Ее бедра раскачивались, и все ее движения стали нарочитыми и соблазнительными.

Шива целиком отдался мыслям о существе, которое он видел перед собой. Это глаза или голубые лотосы? Кто поет эту песню — человек или птица коил? Кто это двигается с такой грацией — женщина или пятнистый олень? Как случилось, что вся красота мира оказалась собранной и заключенной в одном этом создании? Какое наслаждение для глаза! И какое должно быть наслаждение держать это чудо в объятиях! Шива уже не в силах был погрузиться в свои обычные думы.

Он начал разглядывать Парвати более пристально и понял, что перед ним та же девушка, которую он видел вчера, и все-таки он все время замечал в ней что-то новое. Шива не мог объяснить это странное явление. Чем больше он раздумывал о причинах необычного возбуждения, которое его охватило, тем больше он убеждался, что виной тому какие-то внешние силы. И тут он увидел за кустом того, кто смутил его покой.

Как раз в эту минуту Манматха прицелился в него и с ужасом понял, что его стрела не достигнет цели, потому что Шива ее увидел.

А Шива догадался, что бог любви намеренно причинил ему столько беспокойства, и его обуял гнев. Когда Манматха еще раз выглянул из-за куста, чтобы посмотреть, готовить ему новые стрелы или нет, Шива открыл третий глаз, который находился у него во лбу. Взгляд этого глаза возвращал всем предметам их первоначальную сущность, как будто они подвергались испытанию огнем. Когда-то с помощью своего третьего глаза Шива превратил в пепел целый город асуров под названием Трипура. На этот раз его взгляд упал на Манматху, как сноп пламени; Манматха съежился и в то же мгновение превратился в кучку пепла. Теперь Шиве больше никто не мешал, и он вновь погрузился в размышления. Прошло немного времени, и он покинул Кайласу, разрушив все планы Парвати. Она вернулась к отцу и с плачем призналась:

— У меня ничего не вышло, Шива ушел.

В это время во дворце Химавана гостил мудрец Нарада[18], великий мастер плести и распутывать интриги во всех мирах. Он сказал Парвати:

— Не старайся привлечь Шиву молодостью и красотой тела, на этом пути ты не добьешься успеха, потому что все внешнее и второстепенное мгновенно уничтожается, стоит только Шиве открыть свой третий глаз. Если ты хочешь его завоевать, рассчитывай на свои душевные силы, а не на свою привлекательность и помощь таких созданий, как Васанта и Манматха. Возвращайся на гору Кайласу, живи в одиночестве и молись.

И еще Нарада научил Парвати одному из самых сильных заклинаний — мантре «Ом нама шивая» — и посоветовал ей сосредоточиться и не думать ни о чем, кроме этой мантры. Парвати удалилась на Кайласу и наложила на себя суровое покаяние.

В это время Рати, жена Манматхи, пришла к Шиве и взмолилась:

— Спаси меня, ведь это по твоей вине я стала вдовой.

— Мне жаль тебя, — ответил ей Шива, — но сейчас ничего нельзя сделать. Твой муж сам во всем виноват. Я не могу помочь тебе. Манматха не погиб, он только лишился тела. Сгорела лишь его грубая оболочка, а дух его жив. Я даровал ему право заниматься его прежним делом, но так, чтобы его никто не видел; кроме того, я дарую ему право находиться поблизости от меня вместе с другими невидимыми и незримыми слугами и помощниками.

— О, сколько еще, сколько еще, сколько еще я буду женой невидимого мужа?! — воскликнула Рати.

— В конце концов вы оба родитесь заново во время Двапараюги и вновь станете мужем и женой.

И Рати пришлось удовольствоваться этим обещанием.

Но тут вмешались Брахма и другие боги:

— О Великий бог, что же ты сделал? Ведь ты уничтожил бога любви, как же теперь будет существовать мир? Манматха не хотел причинить тебе зло, он лишь старался помочь нам.

Я не уничтожил его, — ответил им Шива, — он жив, я лишь освободил его от тела и очистил его дух.

К этому времени покаяние Парвати начало приносить плоды. Однажды к ней на вершину горы явился какой-то человек. Это был Шива, который принял вид аскета, давшего обет безбрачия. Он предстал перед ней и спросил:

— О чем ты молишься?

— О том, чтобы получить руку и сердце Шивы, больше мне ничего не надо. И я добьюсь своего, чего бы это мне ни стоило.

Юноша рассмеялся ей в лицо.

— Глупая ты, глупая! — сказал он. — Зачем тебе понадобился Шива, этот грубый, неотесанный старик, который, не раздумывая, сжег несчастного бога любви? Он приходит в ярость из-за каждого пустяка, его тело испачкано золой, ему уже давно пора на кладбище, он носит вместо одежды тигровую шкуру, а вместо браслетов и короны — живых змей! В нем нет ничего привлекательного, забудь его!

Но на Парвати его слова не произвели никакого впечатления, и он продолжал:

— К тому же Шива показал себя безрассудным и непочтительным мужем. Разве ты не знаешь, что однажды в давние времена тесть не позвал его к себе на праздник в наказание за его грубость?[19]

— Перестань, пожалуйста! — рассердилась Парвати. — Грешно говорить дурно о великой душе, еще грешнее ронять эти дурные слова в уши ближних. Уходи.

Юноша ушел.

И тогда Шива предстал перед Парвати во всем своем величии и назвал ее своей женой. В эту торжественную минуту снова появилась Рати, которая решила сделать последнюю попытку вернуть мужа. Она приблизилась к счастливой паре и сказала:

— Вы утопаете в блаженстве, которое принесла вам любовь, в то время как бог, давший вам… — Рати заплакала и развязала конец своего сари, в котором она хранила горсть пепла. — Вот во что вы превратили моего мужа! — воскликнула она и с благоговением указала на пепел Манматхи.

У Шивы было самое радужное настроение.

— Хорошо, — сказал он, — твой муж сейчас предстанет перед тобой таким, каким он был прежде, но помни, что для всех остальных ничего не изменится. Никто, кроме тебя, его не увидит. Теперь иди и будь счастлива. Для других он станет прежним Манматхой только во время Двапараюги.

Бог любви восстал из пепла и ушел со своей женой Рати.

От брака Шивы с Парвати родился шестиликий бог Субрахманья, скакавший верхом на павлине. Его появление на свет предрешило судьбу демона. Еще ребенком Субрахманья напал со своей армией на Тараку и убил его, так что все произошло, как того хотел сам Тарака, который согласился расстаться с жизнью, только если на него поднимет руку потомок Шивы.

Загрузка...