Боги, демоны и другие

В этих трех рассказах в качестве действующего лица выступает сам бог. Он принимает зримый облик для того, чтобы убить демона Равану, вдохновить Валмики, творца «Рамаяны», и помочь отважной Драупади довести до конца дело ее жизни и уничтожить соперников и мучителей своих мужей.

Равана

«Равана» значит «крикун», и у ракшасы, которого наградили этим именем, в самом деле был очень громкий голос. А началось все с того, что он захотел сдвинуть с места гору Кайласу в то время, когда Шива развлекался там со своей женой. Рассердившись на эту неслыханную дерзость, Шива уперся в пошатнувшуюся гору носком ноги и придавил Равану, который в конце концов признал верховную власть Шивы и стал громогласно молить его о пощаде. Приближенные Раваны посоветовали ему вознести молитву об облегчении своей участи, и Равана что было силы затянул молитвенную песнь на мотив самана (который положил начало всей музыке). Шиве это очень понравилось; он сошел на землю, чтобы даровать просящему свою милость, и тогда-то назвал его Раваной.

Чтобы вы поняли, почему Равана вздумал повалить гору Кайласу, мне придется вернуться назад и рассказать вам все с самого начала. Настоящее имя этого ракшасы не Равана, а Дашагрива, что значит «Десятиголовый». Он родился с десятью головами и двадцатью руками. При его появлении на свет все предвещало беду: выли волки, пронзительно кричали птицы. Его мать, Кайкаси, знала, что родит демона, еще тогда, когда носила ребенка в своем чреве. Она была дочерью вождя демонов Сумали, и ей удалось соблазнить одного святого человека необычайной красоты и привлекательности, обладавшего к тому же огромной душевной силой. Святой, которого она застала врасплох, когда он был погружен в размышления, предупредил ее:

— Этот сумеречный час неблагоприятен для заключения брачного союза, ты родишь чудовище.

Но она сумела разжалобить его, и он смягчил приговор:

— Если у тебя родится несколько детей, один из них будет достойным человеком.

Первым Кайкаси родила Дашагриву, которого через некоторое время стали называть Раваной, потом Кумбхакарну и дочь Шурпанакху и, наконец, Вибхишану. Когда она рожала первых трех детей, выли волки и темнели небеса, во время четвертых родов дурных предзнаменований не было.

У мужа этой женщины был сын от прежней жены — прославленный царь Кубера. Однажды, когда он пришел навестить отца, мать чудовищ, которая относилась к нему с ревнивым восхищением, сказала Раване и остальным детям:

— Смотрите, вот идет ваш брат, поздоровайтесь с ним почтительно.

Сводные братья с благоговением приблизились к Кубере. Они часто слышали, как родители с похвалой отзывались о нем, и, когда выросли, спросили у отца:

— Как ему удалось стать таким замечательным человеком?

— С помощью тапаса, — ответил отец.

Братья тут же нашли уединенное место на берегу реки и наложили на себя покаяние, чтобы стать такими же сильными и достойными людьми, как Кубера. Каждый из них предавался тапасу много тысяч лет. Чтобы не потерять счет годам, Равана после каждого тысячелетия сам себе откусывал голову. Так он лишился девяти голов и остался только с одной. Тогда к нему явился творец Брахма и сказал:

— Я восхищаюсь твоим упорством, но во имя чего ты наложил на себя покаяние, что тебе нужно?

— Мне нужно бессмертие.

— Этого я не могу тебе дать, — ответил Брахма. — Тот, кто рожден, рано или поздно должен умереть, таков закон мироздания.

— Подари мне тогда непобедимость, пусть никто из богов и небожителей не сможет меня одолеть, пусть никакие силы, земные и небесные, не смогут заставить меня отступить.

— Согласен, — сказал Брахма. — Ты сможешь устоять перед любыми силами любого из миров. А что ты скажешь о людях?

— Об этих червях! — воскликнул Равана. — Неужели я стал бы совершать тапас, чтобы обезопасить себя от людей!

— Будь по-твоему, — сказал Брахма.

— И еще: всякий раз, когда кто-нибудь отрубит одну из моих голов, пусть она вырастает снова.

— Будь по-твоему, — повторил Брахма.

В ту минуту, когда Кумбхакарна приготовился высказать Брахме свою просьбу, на помощь богу пришла его супруга Сарасвати, богиня знания и красноречия. Она поразила язык Кумбхакарны. Никто не знает, о чем он собирался просить Брахму, но единственное, что ему удалось сказать, это: «Я хочу спать, спать беспробудно». Брахма тут же обещал исполнить его желание, и Кумбхакарна, никому не причиняя вреда, как того можно было опасаться, проводил большую часть жизни во сне, так что людям не пришлось порицать бога за то, что по его милости их жизнь стала еще тяжелее.

Когда Брахма спросил Вибхишану, чего он хочет, тот сказал:

— Дай мне мужество никогда, ни при каких обстоятельствах не сворачивать с правильного пути.

Вот как сильно отличался он от своих братьев.

Воспрянув духом после такого удачного завершения тапаса, братья вернулись к обычной жизни, горя желанием испробовать свои силы и убедиться в непобедимости Раваны. Дед Раваны пришел к нему в гости и стал его уговаривать:

— Тебе надо напасть на Ланку и отвоевать ее у Куберы. Эта земля должна принадлежать нам, у Куберы нет на нее никаких прав.

— Кубера — мой старший брат, я не могу поднять на него руку, — возразил Равана.

Но дядя Раваны, Марича, встал на сторону деда.

— Ты воин, — убеждали они его, — а первая обязанность воина — показать всему миру свою доблесть. Чего стоит твоя непобедимость, если ты сидишь дома? В конце концов, Кубера тебе брат только по отцу, а сводный брат все равно что не брат. Но пусть даже вы братья, что ж из того? Если он твой близкий родственник, значит, он должен тебе уступить.

Прислушиваясь к их речам, Равана в конце концов понял, что они хотели ему втолковать. Если тебя влекут слава и победы, надо забыть о справедливости. Он собрал армию и двинулся на Ланку. Получив вызов, Кубера решил уступить требованиям врагов, чтобы избежать кровопролития. Он встретил Равану на границе и передал ему власть над страной, а сам ушел в Алакапури, в Гималаи, за тысячу миль к северу от того места, где поселился его брат. Но как ни велико было расстояние, которое их разделяло, вести о деяниях брата все равно доходили до слуха Куберы.

Утвердившись в новом государстве, Равана не давал поднять голову ни одному из своих соседей. Для него не было большей радости, чем мучить других царей. Стоило ему узнать, что кто-нибудь из них отличается красотой или богатством, как он немедленно приходил в ярость; но такую же ярость вызывали у него цари, которые заботились только о своей душе или посвящали себя служению наукам или религии. В безопасности были только те, кого он не замечал. Все живые существа вокруг него жили в постоянном страхе привлечь чем-нибудь его внимание. Тех, кого Равана не уничтожал, он подвергал постоянным мучениям.

Кубера послал к Раване гонца, чтобы посоветовать брату оставить людей в покое. Услышав эти слова, Равана тут же выхватил меч и отрубил гонцу голову. А придворные, толпившиеся в зале, отнеслись к этому как к веселой шутке. Но Кубера не терял надежды на то, что ему удастся исправить брата и разлучить его с дьяволом. Он продолжал давать ему советы.

За все это время Равана один-единственный раз поступил как разумное существо — он женился. Однажды во время охоты он встретил в лесу пожилого человека, бредущего по лесной тропинке; за ним шла девушка.

Равана остановился и спросил:

— Кто вы такие? Что вы здесь делаете?

— Меня зовут Майя, — ответил мужчина. — Я зодчий. А это моя дочь Мандодари. Ее мать — небесная дева. Она жила со мной, пока у нас не родилось вот это дитя, а потом покинула меня и вернулась в свой мир. С тех пор я самое несчастное создание на земле. Я сам вырастил девочку. Ты знаешь, как тревожится отец, которому надо выдать замуж родную дочь. Помоги мне найти ей мужа.

И тогда Равана первый и последний раз в жизни совершил поступок, который заслуживал похвалы.

— Я буду ее мужем, — сказал он.

Их брак оказался счастливейшим из счастливых. Хотя Равана не принадлежал к тем, кто, женившись, больше не обращает внимания на женщин, он был Мандодари хорошим мужем, а Мандодари, благодаря своей красоте, по праву заняла место среди пяти совершенных женщин во владениях бога.

Но в один прекрасный день Раване пришло в голову, что его брат ведет себя слишком вызывающе, и он решил положить этому конец. Равана отправился за тысячу миль, в Гималаи. Ни один уголок земли не казался ему слишком далеким, если он хотел им завладеть. Равана дошел до Алакапури, разграбил город и разбил войска брата, единственная вина которого состояла в том, что он осмелился давать ему советы. Напоследок он завладел бесценным сокровищем Куберы — Пушпакой, летающей колесницей, которая выполняла все желания своего хозяина и могла летать по небу.

Во время полета в Ланку (на остров Цейлон) Равана наткнулся на такую высокую гору, что ему пришлось остановиться. Он рассердился, вышел из колесницы и, пробормотав: «Как смеет эта жалкая гора преграждать мне путь!» — уперся плечом в основание горы, чтобы ее повалить. Гора закачалась. Супруга Шивы, Парвати, испугалась. Приближенные бога решили, что настал конец света и они все сейчас погибнут.

Нанди, личный страж и телохранитель Шивы, спустился посмотреть, что случилось, и, увидав Равану, велел ему убираться прочь. Равана спокойно вытер со лба пот, окинул взглядом советчика и презрительно рассмеялся.

— Почему ты смеешься? — спросил Нанди.

— Ах ты обезьяна, как ты смеешь давать мне советы! — закричал демон.

Нанди рассердился — он обиделся, что его назвали обезьяной. Это был урод небольшого роста, с темно-коричневым лицом и головой быка, похожий на кого угодно, только не на обезьяну. В наказание он проклял Равану.

— Причиной твоей гибели будет обезьяна, хотя сейчас ты со смехом говоришь про этих животных, — сказал он. — И знай, найдется такая обезьяна, которая заставит тебя призадуматься.

Миновав гору Кайласу, Равана начал нападать на все царства, которые замечал во время полета. Он парил в воздухе над границей и посылал царю вызов, требуя, чтобы тот сдался. Если царь сопротивлялся — Равана убивал его, если уступал — отрубал ему нос или ухо и обращал в рабство. Так к толпе его рабов присоединилось еще несколько царей. Их жен постигала та же участь. Во время одного из своих странствий неподалеку от подножия Гималаев Равана встретил красивую девушку; ее звали Ведавати, она была дочерью мудреца. Равана начал заигрывать с ней. Но Ведавати в ужасе отпрянула от него и сказала:

— Я не могу выйти замуж ни за кого из смертных. Я дала обет стать женой бога, великого и единственного бога Вишну. Я его невеста.

Равана расхохотался:

— Глупая ты, глупая! Неужели ты не знаешь, что мне не страшен твой бог Вишну?

Он схватил ее за волосы и силой привлек к себе.

Ведавати обрезала волосы, вырвалась от него и бросилась в священный костер, который разложил ее отец.

— Только огонь очистит меня от твоего прикосновения! — воскликнула она и, перед тем как умереть, прокляла Равану: — Ты погибнешь, и я буду причиной твоей гибели после моего следующего рождения.

Три страшных проклятья заслужил Равана за свою жизнь и в конце концов испустил дух. Нанди дал ему понять, что орудием его гибели будет Хануман, бог с лицом обезьяны. Ведавати, родившись во второй раз, явилась на землю, чтобы погубить Равану, и приняла образ Ситы, жены Рамы, земного воплощения Вишну; а появление самого Рамы предсказал некий Араньяка, царь Айодхьи, которого Равана долго терзал, победив во время одного из своих походов, за что он проклял Равану и сказал, что тот погибнет от руки царя одного с ним рода Икшваку.

Раване было мало побед на земле, он жаждал других подвигов. Вот почему, когда мудрец Наряда во время путешествия из одного мира в другой, явился к нему и спросил: «Отчего бы тебе не напасть на Яму в его собственном мире?», Равана ухватился за эту мысль, а у Наряды появилась надежда, что один из всесильных демонов, быть может, найдет свой конец.

Равана отправился в мир Ямы, бога смерти, но тот отразил его натиск и уже собрался ударить Равану своим посохом, яма дандой, на который, как известно, достаточно посмотреть, чтобы тут же умереть, но в этот момент Брахма напомнил Яме, что он, Брахма, даровал Раване непобедимость, и Яма в знак уважения к Брахме исчез, так что Равана мог считать себя победителем самого бога смерти.

Потом Равана отправился в Кишкиндху, чтобы разделаться с ее правителем Вали, вождем обезьян, обладавшим огромной силой. Сподвижники Раваны советовали ему отказаться от этого похода. Он не послушался их, однако, достигнув Кишкиндхи, Равана узнал, что Вали там нет. Жена и брат сказали, что Вали пошел читать вечерние молитвы на берега четырех океанов, и предложили Раване подождать, пока тот вернется. Равана не захотел ждать и пошел за Вали.

Он нашел его на южном берегу. Вали молился, обратив лицо к морю. Равана набросился на него сзади. Вали схватил его, сунул под мышку и продолжал молиться, как будто ничего не случилось. Кончив молитву на южном берегу, он, не отпуская Равану, пошел молиться на трех других берегах. Только после этого он вернулся в свой дворец в Кишкиндхе, отпустил Равану и спросил:

— Ну, что тебе надо?

К тем, кто был сильнее его, Равана всегда относился с почтением. Он принялся расхваливать Вали и назвал его самым великим из всех живых существ, с которыми ему приходилось встречаться. Он сказал Вали, что сочтет за честь заключить с ним вечный союз, и пообещал отдавать ему часть своей добычи землями, скотом, рабами, прочим добром и женщинами. Они скрепили этот договор перед огнем.

Равана снова зажил, как прежде: управлял страной, терзал подданных и наслаждался всеми радостями жизни. Он обладал огромным запасом сил и многими достоинствами и достигал успеха во всех своих начинаниях. Жизнь мирно текла своим чередом, пока до Раваны не начали доходить слухи о молодом правителе Айодхьи — Раме, сыне Дашаратхи. Приближенные то и дело рассказывали ему о необыкновенных качествах юноши: о его честности, хорошем характере, о том, как он искусно стреляет из лука, о его силе и образованности, скромности, благочестивости и бесстрашии. Слава Рамы стала особенно громкой после того, как он взял в жены дочь царя Джанаки, потому что сумел поднять старинный лук, натянуть тетиву и выстрелить из него, в то время как другие юноши, добивавшиеся ее руки, не смогли даже сдвинуть лук с места.

Все на свете, казалось, только и делали, что возносили ему хвалу. Ведь он только человек, жалкий человек, из-за чего же столько разговоров, недоумевал Равана. Он затыкал уши, как только слышал имя «Рама». «Неужели это презренное существо собирается, как и я, править миром?» — спрашивал он самого себя. Этого Равана не мог перенести. Он ломал голову, придумывая, как ему стереть своего соперника с лица земли. Его оруженосец, неустрашимый Акампана, с которым он решил посоветоваться, сказал ему:

— Рама, его жена и брат живут сейчас, как отшельники, в лесу Дандака. Тебе надо похитить жену Рамы и привести к себе во дворец, Рама не переживет этого горя. У тебя нет другого способа одолеть его, он непобедим. Да и Сита стоит того, чтобы находиться среди твоих женщин.

Раване понравился этот план, и он попросил своего дядю Маричу помочь ему привести его в исполнение.

— Не приближайся к Раме и к его жене, — сказал ему Марича. — Ты заплатишь за это жизнью. Будь благоразумен.

Марича долго отговаривал его, и Равана вернулся к себе во дворец, чтобы снова хорошенько все обдумать.

Но его размышления прервала сестра Шурпанакха, которая вбежала в его покои с окровавленным лицом и закричала:

— И это называется быть мужчиной?! Разве может брат сидеть здесь, развалясь на подушках, в то время как его сестре наносят такие страшные раны? Вставай, бери меч!

Равана очень любил свою сестру, он вскочил на ноги.

— Почему ты в крови?! — закричал он, — Кто посмел тебя обидеть?

— Рама! — с плачем ответила она. — Я была в лесу Дандака, Рама и его брат напали на меня. Рама сказал брату: «Изруби ее, отрежь ей нос», и его брат отрубил мне нос и уши и изрезал мое лицо.

Она громко жаловалась, плакала и под конец сказала:

— Пока ты не отомстишь за меня, ты мне не брат, ты не воин и все твои подвиги ничего не стоят!

Акампана снова посоветовал Раване похитить Ситу. Равана пошел к Мариче и на этот раз заявил ему:

— Ты должен помочь мне в этом деле. Я не желаю слышать никакие возражения!

Марича опять стал говорить Раване о могуществе Рамы и кончил так:

— Я знаю, что Рама убьет меня, если я пойду с тобой.

— Если ты не пойдешь со мной, я сам убью тебя, — рассердился Равана, — так что решай!

Конечно, это был довольно странный приказ, тем более что Марича приходился Раване дядей.

— Раз мне все равно суждено расстаться с жизнью, я предпочитаю умереть от руки Рамы, по крайней мере он мой враг, — сказал Марича. — Пусть лучше меня убьет Рама, чем мой племянник. Однажды мы попробовали помешать жертвоприношениям мудрецов Дандаки, и я видел, как сражается Рама.

Равана не удержался от проклятья, услышав похвалу Раме, но он все равно был счастлив, потому что ему наконец-то представилась возможность похитить Ситу. Они договорились, как это сделать.

Марича не сомневался, что его ждет смерть, поэтому он принял облик золотого оленя и стал величественно прогуливаться взад и вперед перед хижиной, в которой жили Рама, его брат Лакшмана и жена Сита. Олень очень понравился Сите, и она попросила мужа:

— Поймай мне этого оленя, он такой красивый!

— Зачем он тебе? — спросил Рама. — Разве тебе не достаточно им любоваться?

— Я хочу, чтобы он был моим, — настаивала Сита.

— На него приятно смотреть, но еще неизвестно, олень это или нет; ты слишком доверяешь своим глазам.

Беда приближалась, Сита, обычно такая послушная и безответная, вдруг стала требовательной и настойчивой. Казалось, золотой олень пробудил в ней какое-то необычайное упрямство, о котором раньше никто не подозревал. Рама уговаривал ее и так и этак, но она стояла на своем.

— А что, если это злой дух? — спросил Рама. — Я знал таких.

Но Сита отвергла его подозрения.

— Как ты смеешь говорить такие слова об этом прекрасном создании! — воскликнула она.

Рама заколебался. Ведь его упрашивала беззащитная женщина, которая охотно последовала за ним в изгнание, безропотно прикрывала тело корой деревьев, питалась корнями и листьями, жила под открытым небом и спала ночью на голой земле, хотя с детства привыкла к изысканной роскоши отцовского дворца.

— Хорошо, — сказал Рама, — жди меня здесь. Если это в самом деле олень, я приведу его живым, если это злой дух в образе оленя, я убью его и принесу тебе его шкуру. Не позволяй никому приближаться к себе.

Он велел брату охранять ворота и направился к оленю.

При его приближении олень отступил на несколько ярдов. Рама пошел за ним. В пылу охоты он не заметил, что уходит все дальше и дальше. Но внезапно Рама понял, кого он преследует. Он выстрелил из лука и нанес оленю смертельную рану. А олень, перед тем как умереть, закричал голосом Рамы:

— О Сита, о Лакшмана, я умираю, помогите!

Сита расслышала эти слова сквозь птичий гомон и лесной шум. Она горько зарыдала и стала упрашивать Лакшману:

— Беги скорее на помощь брату, ему грозит страшная опасность!

— Ничего ему не грозит, — отвечал Лакшмана. — Никакие опасности ему не страшны.

— Как ты можешь стоять здесь и разговаривать? Разве ты не слышал его крика?

— Он приказал мне не оставлять тебя. Я не могу его ослушаться.

В эту минуту снова раздался крик о помощи. Сита в отчаянии закричала:

— Ты пойдешь или нет?

Лакшмана снова отказался оставить ее одну, и тогда Сита стала бранить его. Она сказала, что он желает смерти своему брату, чтобы завладеть ею. Слова Ситы жестоко оскорбили Лакшману.

— Теперь один бог защитит тебя, — сказал он и ушел.

Равана только этого и ждал. Его план удавался как нельзя лучше. Он выскочил из засады, подошел к воротам и закричал:

— Подайте милостыню!

Сита открыла ворота. Перед ней стоял нищий, настоящий нищий, со священными знаками на лбу, с венком на шее, в оранжевой одежде и с деревянной чашей в руке.

— Подожди здесь, пожалуйста, — попросила его Сита.

— Очень вежливо заставлять ждать у ворот! Лучше прямо скажи; чтобы я ушел, и я уйду.

— Не обижайся, — сказала Сита, — мой господин скоро вернется.

Нищий презрительно рассмеялся:

— На пустой желудок не будешь дожидаться возвращения мужчин.

Сита не могла нарушить законы гостеприимства. Она расстелила циновку, поставила перед гостем фрукты и ушла за перегородку в дальний конец хижины. Нищий снова позвал ее и, когда она вышла, схватил за руку и предстал перед ней в своем истинном обличье.

— Пойдем со мной. Ни в одном из семи миров нет никого, кто мог бы меня одолеть, — уговаривал он Ситу. — Брахма обещал мне бессмертие. Ты будешь жить во дворце и купаться в роскоши. Неужели ты хочешь, чтобы твоя красота отцветала в этой хижине! Пойдем со мной. Я сделаю тебя царицей. Твое приказание будет законом для всех обитателей Ланки…

— Рама убьет тебя, убирайся прочь, пока он не вернулся!

— Я сильнее Рамы.

Сита кричала, звала на помощь и старалась вырваться, но Равана поступил так, как делал всегда, когда хотел завладеть женщиной. Он схватил ее за волосы, приподнял на воздух, как ребенка, и умчался на летающей колеснице в Ланку.

Рама вернулся в ашраму и, увидев, что она пуста, застонал и заплакал, но не упал замертво, как надеялись Равана и его советники. Он решил во что бы то ни стало разыскать и вернуть жену. С этой мыслью он тронулся в путь. Лесные птицы и звери помогли ему напасть на ее след.

Ланка, столица царства Раваны, была городом дворцов, храмов и садов; ее дома, улицы и крепостные стены были богато украшены разнообразными предметами роскоши, попавшими в руки Раваны во время его несчетных походов. Нарядная одежда и поведение жителей свидетельствовали о благосостоянии властителя страны. В городе постоянно слышалась музыка, повсюду раздавались гимны и песни, прославлявшие Равану. И посреди всего этого великолепия сверкал, как брильянт, дворец Раваны, тщательно охраняемый вооруженными ракшасами. В залах дворца едва хватало места для дорогих безделок и реликвий, напоминавших о победах Раваны, а его собственные покои утопали в золоте и драгоценных камнях.

В зале, где он спал, томно лежали несколько сотен женщин. Исполин Равана обладал таким любовным пылом и такой гибкостью, что мог, меняя свой облик, доставлять удовольствие им всем, включая свою главную жену Мандодари, которая в отличие от остальных красавиц занимала отдельную золотую кровать. Женщины, собранные со всех концов света, непрерывно пели и играли на музыкальных инструментах. Кроме того, у Раваны были отдельные покои, где он пил, ел, слушал музыку и развлекался.

В то утро Равана проснулся на заре. Первое, что он услышал, были звуки гимнов и напевное чтение священных книг. Он старательно привел себя в порядок и надел нарядное платье. Потом в сопровождении большой свиты мужчин и женщин он отправился навестить Ситу, которую держал как пленницу в уединенном лесу Ашока-Вана, где было много водопадов, тенистых аллей, фруктовых деревьев и гротов, но откуда нельзя было уйти, потому что лес был окружен высокими стенами. Сита в тоске сидела под деревом шиншапа. Равана надеялся, что плен и одиночество или, что еще хуже, устрашающее общество жестокосердых женщин-ракшас, карликов и уродцев, сломят ее дух и она в конце концов уступит его домогательствам. Сита была в трауре. Она сняла с себя все драгоценности и развесила их на ветвях дерева; на ней было желтое сари, волосы ее были не прибраны, лицо испачкано грязью.

Равана приблизился к ней, но, несмотря на все его старания казаться привлекательным, он не мог добиться, чтобы она взглянула на него или обратила внимание на его пышную свиту. Сита, казалось, не замечала ничего вокруг себя. Равана остановился прямо перед ней в надежде заставить ее поднять глаза, но, потерпев неудачу, перешел к угрозам.

— Женщина, твое упорство не доведет тебя до добра, — начал он. — Я хочу, чтобы ты стала моей подругой. Я ракшаса, я имею право отнять жену у кого захочу и заставить ее уступить моим желаниям. Мне ничего не стоит добиться твоей любви силой.

Сита подняла руки и прикрыла уши; она не могла слышать, как кто-то, кроме Рамы, произносит слово «любовь». Увидав, что она отвернулась, Равана вышел из себя:

— Я получу гораздо больше удовольствия, когда ты сама захочешь прийти ко мне, и я дождусь этого! Посмотри на меня. Во всех мирах нет никого, кто был бы так же могуч и велик, как я. Боги трепещут при звуке моего имени. Никто не сравнится со мной богатством и силой. Мои молитвы, мои размышления и ученые занятия приносят такие плоды, о которых другие не смеют и мечтать. Я обладаю особой властью и могу вызывать великих богов Брахму и Шиву когда пожелаю. Брось эти глупости! Не растрачивай попусту свою красоту, предаваясь тоске в этом уединенном месте. Я сделаю тебя царицей. Ты будешь так же богата и так же могущественна, как я. Ты сможешь делать подарки кому пожелаешь. Будь моей царицей. Мы обойдем весь мир, радуясь друг другу. Не думай больше ни о чем, решай! Я вижу, ты хотела обезобразить себя, но твои старания оказались тщетны. Я жажду твоих ласк. Твоя красота сводит меня с ума. Я не могу думать ни о ком, кроме тебя.

Сита подняла с земли травинку и подбросила ее перед собой; она не хотела обращаться к Раване, и, чтобы показать ему, как мало он для нее значит, она заговорила с этой былинкой:

— Ты идешь навстречу собственной гибели. Неужели во всей этой толпе нет никого, кто мог бы дать тебе добрый совет? Ты погибнешь, и твой город тоже погибнет. Гнев Рамы подобен пожару. Ты не устоишь перед ним, сколько бы ты ни хвастался и ни превозносил самого себя. Напрасно ты испытываешь терпение Рамы. Опомнись, Равана, ты ищешь свою смерть. Неужели тебе не стыдно, что ты украл меня, когда моего мужа не было дома! Ведь ты не решился бы даже приблизиться ко мне, будь он со мной.

— Довольно! — закричал Равана, гневно вращая глазами. Он не мог вынести, что Сита так разговаривает с ним в присутствии его приближенных, — Не смей больше вспоминать о Раме, об этом жалком человеке, который, вместо того чтобы править своим царством, отправился бродить по лесам, как какой-нибудь бродяга, и предпочел березовую кору роскошным нарядам! Как ты смеешь говорить о нем? Ты просто глупа и ничего не понимаешь! Перестань думать о Раме, он тебе больше не муж. Забудь его…

— Неужели ты не помнишь, как он одной рукой расправился с твоими родственниками, которые попробовали нарушить покой мудрецов в нашем лесу? Тебя постигнет та же участь. Но ты еще можешь поправить дело. Он простит тебя. Разреши мне вернуться к нему.

Равана скрипел зубами и в ярости прыгал на одном месте, пока одна из жен не обняла его и не сказала:

— О, любимый, стоит ли расстраиваться из-за этой дурочки, когда мы все обожаем тебя, нашего господина? Не обращай на нее внимания, обходись с ней, как с комом грязи, и она сама прибежит к тебе. Давай поскорее уйдем отсюда и будем веселиться, о наш великолепный!

Она продолжала его обнимать и старалась увести из леса. Равана немного успокоился и даже попробовал засмеяться. Но прежде чем уйти, он грозно предупредил Ситу:

— Прошло уже десять месяцев, я даю тебе еще два, чтобы принять решение. Если через два месяца ты не одумаешься, я велю поварам приготовить обед из твоего мяса и отдельно подать твою кровь.

И еще он приказал страже держать Ситу в постоянном страхе.

Когда Равана ушел, несколько женщин принялись на все лады расхваливать Равану и бранить Ситу за то, что она испытывает его терпение, а другие, похожие на безобразных злых ведьм, подошли к ней поближе и затеяли между собой такой разговор.

— С каким удовольствием я бы отведала ее печень, она, наверное, такая нежная! — сказала одна. — Я бы вырвала ее зубами прямо у нее из живота и съела сырой. Я жду ребенка, и мне так хочется человечьего мяса!

— Давайте убьем ее и съедим, — сказала другая, — Пошлем за крепким вином и острым соусом, чтобы приправить это лакомое блюдо, и устроим настоящий пир.

— Если мы убьем ее и съедим, не откладывая дела в долгий ящик, наш господин снова станет счастливым и довольным: стоит ему перестать ее видеть, как он тут же о ней забудет.

Эти безумные разговоры в конце концов довели Ситу до отчаяния, и она зарыдала:

— Рама, Рама, зачем ты меня покинул!

Сита не знала, что делать, и решила расстаться с жизнью. Она встала и обмотала вокруг шеи свои длинные косы, чтобы задушиться.

Все это видел подосланный Рамой Хануман, который сидел на верхушке шинщапы, Хануман, сын бога ветра, обладал огромной силой и способностью принимать любой облик, какой пожелает. Он был предан Раме душой и телом (говорят, что даже сейчас он незримо присутствует всюду, где произносят имя Рамы). Рама велел ему разыскать Ситу; едва различные следы и приметы подсказали ему, что Сита в Ланке, как он превратился в такого великана, что сумел перешагнуть через океан, отделявший Индию от этого острова.

Ступив на землю Ланки, Хануман съежился и стал маленькой обезьянкой, что позволило ему незамеченным бродить по улицам города, разыскивая Ситу. В конце концов он добрался до Ашокаваны и спрятался в ветвях шиншапы, под которой в тоске сидела Сита. Хануман видел, как Равана пришел и ушел, видел, как женщины терзали Ситу, и, когда она впала в отчаяние, предстал перед ней. С этой минуты все пошло по-иному.

Равана по-прежнему упивался мыслью, что он сильнее всех на свете и что так будет вечно. Но однажды утром жестокие стражи Ситы нанесли первый удар его благодушию. Они в тревоге прибежали к нему и объявили:

— На стенах Ашокаваны появилась огромная обезьяна, она грозит убить нас. Она вырвала с корнем все деревья, наш лес погиб! Ашокаваны больше нет, даже холмы растоптаны и сровнены с землей, в прудах и водоемах не осталось ни капли воды, во всем лесу — ни одного дерева, ни одного ползучего растения, ни одного цветка. Господин, у нас не хватает слов, чтобы описать тебе все несчастья!

— Как же это случилось?

— Обезьяна орудовала одной рукой. Можно было подумать, что на Ашокавану обрушился циклон. Только дерево шиншапа осталось целым и невредимым, с него не слетел ни один листок. Мы видели, как наша узница разговаривала с этой дикой обезьяной, но она не говорит нам, о чем, и не хочет сказать, что это за обезьяна и откуда она взялась.

Равана отправил отряд воинов, чтобы расправиться с животным, но никто из них не вернулся назад. Воинственные кличи обезьяны заглушили все звуки в городе, а она, грозно рыча, забрасывала своих преследователей щебнем, камнями и железными болтами, которые вырывала из стен домов. Обезьяна стащила с холма одну из обрушившихся колонн храма и ударила ею о землю; в ту же минуту взметнулся столб искр, и у всех, кто оказался поблизости, загорелась одежда. Тогда обезьяна уселась на портал городского храма и закричала:

— Настал ваш конец!

Этот зловещий клич прокатился по всему городу.

Когда Равана увидел, что обезьяна перебила его солдат, он забеспокоился. Ему ничего не оставалось, как послать в бой своего сына Индраджита, величайшего воина всех времен. Но стрелы, которыми Индраджит осыпал обезьяну, отскакивали от нее, не причиняя ей ни малейшего вреда, в то время как она сама раздулась до огромных размеров и, как туча, нависла над городом. В отчаянии Индраджит решил прибегнуть к помощи самого смертоносного оружия — к брахма астре. И едва он к нему прикоснулся, как Хануман обессилел.

Брахма астра разила насмерть, но Хануман пользовался особым покровительством бога-творца, который обещал ему, что действие этого оружия, если оно когда-нибудь будет обращено против него, продлится не более одной мухуртхи, или четырех пятых часа. Хануман обрадовался этой передышке; он хотел узнать, на что способны ракшасы, и увидеть их вождя Равану.

Как ни радовались ракшасы, когда поняли, что Хануман беззащитен, им все-таки было страшно — а вдруг он внезапно набросится на них, — поэтому они принесли пеньковые канаты и веревки, связали его и доставили своему царю Раване.

Хануман не мог не отдать должного величию и своеобразию Раваны. А Равана при виде обезьяны вспомнил, как Нанди сказал ему у горы Кайласы: «Причиной твоей гибели будет обезьяна», у него даже мелькнула мысль, что теперь настал час, когда это пророчество должно исполниться. Но то была лишь минутная слабость, через мгновение он устыдился своего страха и тут же забыл о Нанди. Равана не снизошел до того, чтобы разговаривать с пленником, и задавал ему вопросы через одного из своих приближенных.

— Кто ты? — спросил он. — Кто из моих врагов подослал тебя ко мне в образе обезьяны? Кубера? Индра? Говори правду!

А его помощник добавил:

— Ничего не скрывай, тогда наш милостивый царь простит тебя. Говори всю правду.

— Чем дольше я смотрю на тебя, Равана, тем больше тебя жалею, — сказал Хануман. — Ни Индра, ни Кубера не посылали меня сюда. Кроме них у тебя есть и другие враги. А самый злейший твой враг — ты сам. Это ты привел меня сюда.

Равана закипел от ярости, услышав эти непочтительные слова. Но он не хотел убивать обезьяну, не узнав от нее то, что ему было нужно. Он снова начал задавать вопросы.

— Я сказал, что мне тебя жаль, — отвечал Хануман, — Я жалею тебя за то, что ты навлек на себя гнев Рамы. Но даже сейчас ты еще можешь раскаяться и попросить у него прощения. Сделай это, и ты будешь спасен. У тебя еще есть возможность начать новую жизнь. Я боюсь, как бы с тобой не стряслась беда. Ты так бесстрашен, так величествен, так богат — и так неблагоразумен!

Равана не мог позволить Хануману продолжать его речь. Советы всегда приводили его в ярость. Он приказал немедленно убить обезьяну. Но тут вмешался его брат Вибхишана:

— Гонцов не убивают.

Равана терпеть не мог, когда ему напоминали, как он должен обращаться с гонцами, но он уважал своего брата.

— А что же еще сделать с этим лживым, зловредным чудовищем?! — закричал он.

— Эта обезьяна — только орудие в чужих руках, мы не имеем права ее убивать. К тому же, если ты ее помилуешь, она вернется домой и приведет сюда твоих настоящих врагов, и тогда ты все узнаешь.

Раване понравились слова Вибхишаны.

— Так мы и поступим, — сказал он с улыбкой, — Но эту мерзкую тварь все-таки надо наказать за то, что она сделала. Она разорила мой самый любимый сад, разбитый для женщин, и разрушила до основания наш храм.

— Что бы ни сделала обезьяна, согласно законам о царях и их посланных мы не имеем права ее убивать. Гонца можно изуродовать, искалечить, подвергнуть пыткам, но убивать нельзя.

Равана обрадовался лазейке и сказал:

— Сейчас она узнает, что с нами лучше не шутить. Самое большое сокровище обезьяны — это ее хвост. Подожгите ей хвост и протащите ее по улицам городана радость всем нашим жителям.

Слуги тут же взялись за дело. Они принесли кучу старых тряпок и стали наматывать их на хвост Ханумана. Покончив с этой работой, они облили тряпки маслом и подожгли. Потом они схватили Ханумана и с триумфом потащили по всем улицам, улочкам и проулкам города, что очень обрадовало Ханумана, потому что помогло ему изучить план города.

Огонь разгорался все сильнее и сильнее, а мужчины, женщины и дети стояли стеной по обеим сторонам улиц и глумились над обезьяной, которую волокли мимо них. Когда Сита узнала, что происходит, она стала молить бога огня, чтобы он не причинял вреда Хануману. Бог услышал ее, и, хотя тряпки на хвосте Ханумана горели ярким пламенем, обезьяна не чувствовала боли. Но внезапно Хануман съежился и стал таким маленьким, что веревки соскользнули с его тела. Он освободился от пут, вскочил на крышу высокого дома, превратился снова в огромную обезьяну и поджег хвостом дом, на котором стоял, а потом начал перепрыгивать с крыши на крышу, оставляя за собой огненный след, и вскоре весь город был объят пламенем.

Отец Ханумана, бог ветра, раздувал огонь и помогал ему пожирать всё новые и новые дома. Когда Хануман убедился, что сделал все, что нужно, он взобрался на вершину холма и окинул взглядом горящий город, потом он спустился на берег океана и опустил хвост в воду, чтобы погасить огонь. И вода в океане зашипела и взметнулась к небу.

Теперь уже Равана не мог не встревожиться. Он созвал военный совет. Когда в зале собраний сошлись его министры, военачальники и преданные ему братья, он начал так:

— Странные события происходят в этом городе Ланки. Какая-то обезьяна опустошила нашу любимую столицу. Это наверняка не обезьяна, а злой дух. Наши враги не дремлют. До сего времени никому не удалось проникнуть в этот город на острове без нашего разрешения. Как попала в город обезьяна, что в это время делали духи, охранявшие город, мы еще постараемся узнать.

Равана произнес длинную речь в надежде добиться поддержки своих советников, не выдавая им своего беспокойства. После велеречивого вступления, прерываемого похвалами и одобрительными возгласами присутствующих, он перешел к сути дела:

— Теперь мы уже знаем, что наш город нуждается в охране, и нам надо подумать, как его лучше защитить. Мы не должны забывать, что человек по имени Рама жесток и силен. Он наверняка постарается пересечь море и прийти сюда…

— Пусть только попробует, мы с ним разделаемся раз и навсегда, будет знать, как нападать на нас! — заявил главнокомандующий армии Раваны. — О господин, предоставь это дело нам.

— Я перелечу через море и одной рукой сотру с лица земли Раму и его армию! — воскликнул один из сидевших в зале.

— Позволь мне и. нескольким ракшасам принять человеческий облик, — сказал другой. — Мы перелетим через море, проберемся в его лагерь и…

Он предложил сложный, хитроумный план.

Один из воинов взмахнул своей железной дубинкой и сказал:

— Я никогда не чищу это оружие, кровь и плоть моих недругов остаются на нем навсегда. Отпусти меня, и на моей дубинке тут же появятся новые пятна: кровь Рамы, Лакшманы и этой подлой обезьяны. Я уничтожу всех обезьян на свете. К концу моего похода на земле не останется даже следов этих животных.

Но один ракшаса особенно отличился.

— Пусть никто не вздумает пойти со мной, когда я отправлюсь на охоту за этими тварями. Я хочу в одиночестве напиться их крови и наесться их мяса, — сказал он и облизнул губы.

После всех этих доказательств непримиримости и преданности члены военного совета встали, подняли руки и громко зарычали, накликая проклятье на своего врага. Равана почувствовал себя гораздо уверенней.

Но тут встал Вибхишана, который решил умерить всеобщий восторг. Он сделал знак рукой, чтобы все сели и выслушали его.

— Мой дорогой брат и царь, в начале своей речи ты попросил нас, твоих советников, высказать свое мнение откровенно, ничего не приукрашивая. Так я и поступлю. О брат, конечно, хорошо говорить о сражении, однако об этом можно думать, только когда испробованы все другие средства. Прежде чем отправляться в поход, мы должны представить себе, каковы силы наших врагов. Хануман показал нам, что он может сделать одной рукой. Если к армии таких обезьян присоединится армия Рамы, от нашего государства в мгновение ока не останется и следа. Но не будем пока об этом думать, давай разберемся, из-за чего начались все наши беды. Почему все это случилось? Потому что ты совершил необдуманный поступок. Разве ты имел право похищать жену Рамы и подвергать ее таким мучениям? Прежде всего ты должен вернуть Ситу и исправить свою ошибку.

Вибхишана уговаривал брата, почтительно сложив руки, и кончил глубоким поклоном.

Когда он предложил вернуть Ситу, раздались негодующие возгласы.

— Нет, нет! — кричали воины, чтобы угодить Раване, — Наш вождь достаточно силен, он может делать все, что ему вздумается! Мы хотим воевать, мы хотим воевать!

Равана подумал немного и сказал:

— Мы встретимся завтра и обсудим план действий.

Вибхишана решил сделать все возможное для спасения брата. На следующий день он пришел к нему рано утром, чтобы никто не помешал их разговору.

— Я не хочу льстить тебе, — сказал он. — Спасайся, пока у тебя еще есть время. Тебе незачем воевать: если ты вернешь Ситу, со всей этой историей будет покончено. Рама не из тех, кто стремится к мести, он простит тебя. Неужели ты не обратил внимания на дурные знаки, которые появились, как только Сита ступила на нашу землю? Бог огня не принимает наших жертв: сколько мы ни льем масла, пламя все равно не разгорается, как прежде; повсюду ползают змеи и паразиты, и больше всего их в храмах. Боги совсем забыли нас. На слонов, лошадей и верблюдов нападают странные болезни. На улицах города кричат лисицы, вороны и стервятники с пронзительным криком непрерывно кружат над нашими головами. Не пренебрегай этими предзнаменованиями, извлеки из них пользу. Отошли Ситу.

— Об этом не может быть и речи. Рано или поздно она уступит. Я привел ее сюда, потому что я хочу, чтобы она была моей, только и всего. Ты всегда преувеличиваешь. Ты потерял голову от страха. Наши враги вовсе не так сильны, как тебе кажется. Я уничтожу их. Оставь меня.

Вибхишана ушел и тут же отправился в лагерь Рамы.

А Равана, чтобы подкрепить поколебленную уверенность в собственном могуществе, выбрал самое красивое платье, надушился, надел украшения, взял оружие и под звуки труб и барабанов проехал в золотой колеснице по улицам города; за ним шли воины в походном снаряжении, люди, стоявшие по обеим сторонам улиц встречали его криками «ура», и Равана снова поверил, что он велик и непобедим. Многочисленная армия демонов охраняла зал собраний, специально украшенный по случаю военного совета. Священники читали нараспев священные стихи. От запаха благовоний и цветов было трудно дышать. «Никто не сравнится со мной ни в этом, ни в других мирах», — думал Равана. Стояла торжественная тишина.

— Среди нас не должно быть места трусам, — обратился Равана к собравшимся. — Мы никого не боимся ни в этом, ни в других мирах. Все вы, присутствующие здесь, — прекрасные воины, вы всегда давали мне разумные советы, и наши дела шли как нельзя лучше. Огромная обезьяна явилась сюда и досадила всем нам, это верно. Неожиданные вторжения часто случаются в этом мире. Мы не должны придавать чрезмерное значение подобным вещам. Обезьяна появилась здесь из-за Ситы. Но разве я не имею права увести и держать у себя любую женщину, какую пожелаю? Кто осмелится отнять у меня это право? Неужели кто-нибудь из вас считает, что из-за какой-то Ситы перевернется мир? Тот, вето так думает, — мой злейший враг. Рано или поздно она захочет быть моей. Сита своевольна, и я не хочу ее принуждать. Она сказала, что ей нужно время, чтобы подумать, я дал ей определенный срок. Может быть, она так глупа, что надеется на помощь своего мужа, — при этих словах Равана засмеялся, и все, кто были в зале, вежливо присоединились к нему. — О том, чтобы вернуть ее и просить прощения, не может быть и речи. Это — нелепое предложение, и о нем не стоит даже говорить. До сих пор мы не знали, что такое поражение, и сейчас я прошу у вас совета.

Равана остановился и с удовлетворением услышал, как по залу пронесся одобрительный шепот.

В этот день проснулся даже беспробудно спавший Кумбхакарна.

— Великий царь, — сказал он, — ты напрасно схватил эту женщину в ту минуту, когда около нее не оказалось никого из мужчин. Если бы ты вступил в бой с Рамой и Лакшманой и победил их, твой подвиг привел бы ее в восхищение и она бы добровольно последовала за тобой. Женщины обожают доблестных мужчин. Но ты сделал ошибку. Тебе надо было поговорить со мной, я дал бы тебе дельный совет. Ты навлек на себя гнев Рамы, потому что вовремя не посоветовался ни с кем из нас, а теперь, когда уже ничего нельзя сделать, просишь у нас совета. Но я не хочу тратить время на то, чтобы раздумывать о прошлом. Хотя я не одобряю твоего поведения в этом деле, я все равно остаюсь с тобой. Можешь рассчитывать на мою помощь, мой великий брат. Мы уничтожим Раму и всех его сподвижников. Не отпускай Ситу. Она твоя. Пусть она у тебя остается. А теперь не заботься больше ни о чем и положись на нас.

Несмотря на все эти пылкие уверения, настал час, когда до Раваны дошло известие о том, что армия Рамы ступила на землю Ланки. Сохранилось много рассказов о том, как Рама пересек море, считавшееся до тех пор неодолимой преградой. Рама остановился на берегу океана в самой южной точке Индии и после трехдневного поста и молитв приказал океану затвердеть и пропустить его армию. Бог моря не ответил на его молитвы. Тогда Рама предупредил его о нападении и вонзил в океан свои копья; вода вспенилась и поднялась горой, все живое в ней погибло, и океан превратился в пустыню.

Бог моря появился перед Рамой и стал почтительно объяснять ему:

— Я подчиняюсь законам природы, так же как другие четыре стихии, и тебе известно, мой господин, что я не в силах нарушить эти законы; единственное, что я могу сделать, это помочь твоей армии обезьян построить дамбу. Я помогу им всем, чем могу, пусть они только натаскают побольше булыжников, камней и бревен. Я сам приму все, что они принесут, и использую наилучшим образом.

Так была построена дамба, и армия Рамы оказалась на земле Ланки.

Равана расположил отборные части своего войска на подступах к столице; охрану наиболее важных участков он поручил своим родственникам и преданным командирам. Но круг верных ему людей становился все уже и уже. Ни один из тех, кого он посылал в бой, не возвращался.

Отчаявшись, Равана пустился на хитрости. Его шпионы под видом обезьян пробирались в лагерь Рамы и пытались подкупить и склонить к измене самых преданных его друзей, например Сугриву[20], который руководил всеми военными действиями в этом сражении. Он пробовал сломить упрямство Ситы с помощью колдунов в надежде, что Рама, узнав об измене жены, сложит оружие. Один из колдунов сделал голову, похожую на голову Рамы, и показал ее Сите, чтобы убедить ее в гибели Рамы. В первую минуту Сита испугалась, но быстро опомнилась и больше не обращала на голову никакого внимания.

Через некоторое время к Раване явился гонец Рамы и сказал:

— Рама велел мне предупредить тебя — твой конец близок. Но ты еще можешь отпустить Ситу и попросить у Рамы прощения. Ты слишком долго не давал никому жить спокойно. Ты больше не имеешь права быть царем. В нашем лагере находится твой брат Вибхишана; его уже короновали, теперь он будет царем Ланки, и все уверены, что его подданные будут жить счастливо.

Равана приказал немедленно убить гонца. Но это легче было сказать, чем сделать, потому что гонцом был Ангада, сын всемогущего Вали. Едва двое ракшасов приблизились к нему, как он схватил одного в правую руку, другого — в левую, поднялся высоко в небо и швырнул их на землю. Потом он одним ударом повалил башню, украшавшую дворец Раваны, и вернулся к Раме. Испуганный Равана не мог оторвать глаз от рухнувшей башни.

Рама дождался возвращения Ангады, выслушал его доклад и понял, что ему не удастся образумить Равану. Он приказал немедленно начать штурм столицы Ланки.

Завязалась жестокая битва, и скоро обе стороны перестали отличать день от ночи. Воздух наполнился криками, угрозами, радостными возгласами и проклятиями. Деревья и дома валились на землю, и, как донес Раване один из его шпионов, обезьяны, подобно бурному потоку, затопили всю Ланку. Их войскам не было видно ни конца ни края.

Но Индраджит, улучив момент, обстрелял Раму и Лакшману змеиными жалами, которые служили ему стрелами, и они оба бездыханными упали на землю. Индраджит явился к отцу и объявил, что Рама и Лакшмана убиты и теперь с обезьянами нетрудно будет справиться, потому что они лишились вождя.

Услышав эту весть, Равана воспрянул духом и закричал:

— Ну, что я говорил! А вы, глупцы, советовали мне сдаться!. Идите и скажите Сите, что Рамы и Лакшманы больше нет в живых, — добавил он, — Пусть она поднимется на летающей колеснице и сама увидит их тела на поле битвы.

Слуги немедленно исполнили его приказание. Сита обрадовалась возможности взглянуть на мужа, по которому она так соскучилась, и согласилась сесть в колесницу. Поднявшись в воздух, она увидела на земле его труп. Этого она не могла вынести.

— Лучше бы они забыли обо мне! Зачем только мои глаза увидели его мертвым! Бедная я… Помогите мне расстаться с жизнью.

Но Триджата, одна из жен Раваны, шепнула Сите:

— Не отчаивайся, он не умер. — И она рассказала ей, почему Рама и Лакшмана лежат без чувств.

А через некоторое время змеиный яд перестал действовать, потому что над полем боя появился Гаруда, могучий орел, извечный враг всех змей. Жала, обвивавшие тела Рамы и Лакшманы, повисли клочьями, и братья ожили.

Равана, укрывшийся у себя во дворце, вновь услышал радостные крики врагов, осаждавших городские стены. К его великому изумлению, битва возобновилась. Около Раваны оставались еще его главнокомандующий, его сын и пять-шесть приближенных, на которых можно было положиться. По его приказу они один за другим покидали дворец. Известие о гибели главнокомандующего было для Раваны тяжелым ударом.

— Больше нельзя медлить. Я пойду сам и сокрушу Раму вместе со всей этой ордой обезьян, — объявил он, сел в колесницу и отправился на поле боя.

Увидев Равану, Лакшмана без чувств упал на землю, а Хануман поднял Раму к себе на плечи и пошел навстречу Раване. Непримиримые противники первый раз встретились лицом к лицу. К концу их поединка Равана был тяжело ранен, его корона разбилась, а колесница сломалась. Он стоял перед Рамой безоружный, беспомощный, и Рама сказал ему:

— Я разрешаю тебе уйти и вернуться завтра с новым оружием.

Впервые за тысячи лет своего существования Равана пережил такое унижение — позволил, чтобы кто-то оказал ему милость. Обескураженный, он вернулся к себе во дворец.

Он приказал разбудить Кумбхакарну. Теперь Равана возлагал все надежды на него одного. Но чтобы заставить Кумбхакарну очнуться, нужно было положить немало трудов. Для этого потребовался целый полк солдат. Они трубили в трубы и били в барабаны у него над ухом, а рядом наготове стояло множество разных блюд и напитков, потому что, когда Кумбхакарна просыпался, он испытывал страшный голод и пожирал всех, кто оказывался рядом с его ложем. Солдаты били Кумбхакарну, толкали его, тащили, трясли; им помогали слоны. Наконец он открыл глаза, взмахнул руками и убил нескольких солдат из тех, кто пытался его разбудить. Когда он наелся и напился, к нему приблизился главный министр Раваны и сказал:

— Господин, счастье изменило нам в этом сражении.

— В каком сражении? — спросил Кумбхакарна, который все еще не совсем проснулся.

Министру пришлось освежить его память:

— Твой брат Равана сражался с Рамой и потерпел поражение; враги наступают, стены наших укреплений рушатся…

Кумбхакарна вышел из себя:

— Почему никто не сказал мне об этом раньше? Ну ладно, еще ничего не потеряно, я сам буду биться с Рамой. Пусть готовится к смерти.

Произнеся эту речь, он в два прыжка оказался в покоях Раваны.

— Тебе не о чем больше тревожиться, — сказал он брату. — Я сам обо всем позабочусь.

Равана поблагодарил Кумбхакарну, но в его голосе слышались тоска и усталость. Кумбхакарна никогда не видел брата таким подавленным.

— Всю свою жизнь ты не слушал ничьих советов и довел себя до беды. Тебе нужно было сразиться с Рамой и завоевать Ситу. Но ты думал только о том, чтобы удовлетворить свое сластолюбие, больше тебе ни до чего не было дела… Да что теперь об этом говорить! Я не оставлю тебя, как другие. Я добуду голову Рамы и принесу ее тебе на блюде.

Вступив в бой, Кумбхакарна едва не решил исход сражения. Он убил и проглотил сотни тысяч обезьян и чуть не погубил великого Сугриву. Раме пришлрсь самому принять участие в битве, чтобы разделаться с этим демоном Он посылал в Кумбхакарну свои самые острые стрелы и отсекал у него одну часть тела за другой, но Кумбхакарна с яростью продолжал борьбу даже тогда, когда от него уже почти ничего не осталось. В конце концов стрела Рамы отсекла его голову. И тогда Кумбхакарне пришел конец.

Узнав о его гибели, Равана совсем пал духом.

— Мне отрубили правую руку, — сказал он.

Но тут один из сыновей напомнил ему:

— Ты не должен отчаиваться. Ведь Брахма даровал тебе непобедимость. О чем же ты горюешь?

— Чего тебе бояться, пока я жив? — утешал его Индраджит.

Индраджит обладал способностью оставаться невидимым во время сражения, и, пользуясь этим, он сумел нанести большой урон армии Рамы. Мало того, он сделал человеческую фигуру, похожую на Ситу, привез ее в своей колеснице на поле боя и растерзал на глазах у обезьян.

Ряды обезьян дрогнули, они бросали оружие и кричали:

— Мы не хотим больше воевать, наша богиня погибла!

Началось беспорядочное бегство, но тут на поле боя появился Вибхишана и заставил их опомниться.

Когда сражение уже подходило к концу, Лакшмана убил Индраджита. Получив известие о гибели сына, Равана горько заплакал и в отчаянии закричал:

— Пришло время убить эту женщину, из-за которой произошло столько несчастий!

Приближенные горячо поддержали Равану, но один советник осмелился возразить ему.

— Вспомни о своем предназначении, — сказал он. — Убив женщину, ты изменишь самому себе. Лучше обрати свой гнев на Раму и его брата. Собери свое войско, покончи с Рамой и Лакшманой — ты знаешь, что в силах это сделать, — а потом бери Ситу. Надень свои священные доспехи и иди.

В конце концов Равана почти в полном одиночестве вышел навстречу Раме. Рама осыпал его стрелами, но они не причинили Раване никакого вреда. Тогда бог И ядра послал Раме свою колесницу, чтобы помочь ему в этой битве. Когда Рама поднялся на колесницу, возничий прошептал ему:

— Не теряй ни минуты, бери брахма астру.

Рама произнес заклинание и поднял брахма астру. Больше ему не на что было надеяться. Он перепробовал самое разное оружие, но каждый раз, когда ему удавалось снести одну из голов Раваны, та снова вырастала. Стрела, выпущенная из брахма астры, просвистела в воздухе, оставляя огненный след, и вонзилась в сердце Раваны, а его сердце было смертным.

Когда-то Равана попросил у бога-творца защиты только от богов и небожителей; Рама был богом в облике человека, поэтому он смог убить его. Тогда же Равана попросил сохранить навеки его десять голов, но он не позаботился о своем сердце.

Так погиб этот демон, жестокий мучитель людей и богов, — погиб, как ему было предсказано, из-за того, что в начале жизни навлек на себя три проклятия, а орудиями его гибели были обезьяна, женщина и царь из рода Икшваку.

Валмики

Сейчас настало время рассказать вам о самом замечательном рассказчике всех времен — о Валмики, или Адикави. Вы, наверное, знаете, что «Адикави» — значит «великий поэт, первоисточник поэзии». Валмики — автор двадцати четырех тысяч строф «Рамаяны», большинство которых в том или ином виде известно в Индии всем: и мужчинам, и женщинам, и детям. Валмики создал Раму, главного героя поэмы «Рамаяна», хотя тому, кто знает историю возникновения этого эпоса, слово «создал» может показаться не очень удачным. Дело в “том, что Рама не похож на обычных персонажей литературных произведений, обязанных своим появлением на свет воображению рассказчиков. Прежде всего потому, что Валмики не писал «Рамаяну», а был лишь «сосудом», в котором она «возникла» и из которого потом «вылилась». И Рама вовсе не плод его фантазии, а живое существо, которое само явилось Валмики во время одного из его видений.

Привыкнув к обычному, линеарному развертыванию сюжета, мы испытываем чувство недоумения перед временными смещениями этого эпоса. Валмики говорит в «Рамаяне» о событиях прошлого, а мир узнаёт об этом творении из уст сыновей Рамы — Кушы и Лавы, которым эту поэму рассказывает сам автор. Поэтому, слушая «Рамаяну», нужно отказаться от привычных представлений о чередовании событий и не смущаться, когда повествование возвращается вспять, забегает вперед или уклоняется в сторону. Если царь может править страной шестьдесят тысяч лет и все это время пребывать в добром здравии, автор литературного произведения может, как очевидец, рассказывать предысторию и историю жизни героя, явившегося на свет гораздо раньше его самого, и в то же время беседовать с ним, как со своим современником.

Именно это и произошло с Валмики. Однажды, когда в другом мире собрались все бессмертные, Рама, в который раз нарушая наши привычные представления о времени, спросил Валмики:

— Откуда ты узнал все, что со мной случится, еще до того, как я родился?

События, которые мы считаем отошедшими в прошлое, часто представляются Валмики уделом будущего или частью современной ему жизни. Однако индийских слушателей это не смущает, им не приходит в голову спросить «когда?», или «как?», или «раньше или позже?». Им кажется совершенно естественным, что в повествовании «раньше» смешивается с «позже» и с тем, что происходит сейчас.

Рама был живым воплощением Вишну, но, став человеком, он забыл о своем божественном происхождении; его разум оказался в плену обычных противоречий и заблуждений, свойственных людям, поэтому он не мог понять, каким образом Валмики сумел рассказать обо всем, что с ним случилось, до того, как он прожил свою человеческую жизнь, и еще попытался помочь ему выйти из затруднительного положения, в котором он оказался под конец своего земного существования.

Чтобы рассеять недоумение Рамы, Валмики рассказал ему историю своей собственной жизни.

Жил некогда ученый человек по имени Шанкха;, однажды, закончив занятия в одном отдаленном селении, он возвращался домой и шел в глубокой задумчивости по берегу Годавари, как вдруг его мысли прервал громкий крик, раздавшийся над самым его ухом, и перед ним появился разбойник, яростно размахивающий страшными орудиями своего ремесла.

— Кто ты? — пролепетал Шанкха.

— Сын своего отца, — ответил грабитель и бросил на него злобный взгляд.

— Что тебе нужно?

— Все, что у тебя есть, кроме твоей жизни, если ты ею дорожишь.

— Я бедный ученый, а не какой-нибудь толстосум, — сказал брахман. — Будь я человеком богатым, разве я шел бы пешком? Я возвращался бы в свой родной город в колеснице.

— Как будто мне не под силу остановить колесницу! — возмутился разбойник. — Дай-ка я посмотрю, каких сокровищ можно тебя лишить, кроме твоих волос и ногтей. Ха-ха-ха!

Сокровищ у ученого оказалось немного: на мизинце кольцо из поддельного золота, которое он купил на ярмарке, и на шее медный талисман, привязанный к священному шнуру.

— Ладно, брахман, оставь себе священный шнур, а талисман отдай мне.

Шанкхе очень не хотелось расставаться с талисманом.

— Ой-ой, — застонал он. — Мне дал его один замечательный садху два года тому назад, этот талисман защищает меня от болезней и от всякой чертовщины.

— Я не черт и не чума, против меня твой талисман бессилен. Давай его сюда. Довольно болтать, — властно прикрикнул вор.

Брахман отдал ему талисман.

— А как у тебя с деньгами? Такие, как ты, умеют ловко припрятать свое добро, — сказал разбойник, обшаривая складки дхоти на поясе брахмана.

Он нашел несколько монет и с усмешкой переложил их к себе. Потом он сорвал одежду, прикрывавшую тело брахмана, и оставил его в одном дхоти.

— Снимай сандалии! — приказал он, взглянув на его ноги. — Человек, у которого есть всего две медные монеты, не имеет права на такую роскошь!

Брахман сбросил кожаные сандалии; они были чинены-перечинены, но все-таки защищали его ноги от горячего песка.

— Теперь можешь идти, — сказал разбойник, убедившись, что обобрал брахмана. до нитки.

Шанкха был счастлив, что остался жив, и заковылял по песку, торопясь уйти как можно дальше от разбойника.

Песок на берегу Годавари был такой горячий, что брахману казалось, будто его бросили на раскаленную сковороду. Он шел вприпрыжку, стараясь лишний раз не прикасаться к нему ногами. И почти не подвигался вперед, а его мучителю эта пляска вначале доставляла удовольствие. Но в конце концов брахман забыл всякий стыд, сорвал с себя набедренную повязку, бросил ее перед собой и вскочил на лоскут материи; ступни его ног покрылись волдырями, он больше не мог заставить себя наступать на раскаленный песок босыми ногами.

Тут уже даже разбойник, который продолжал издали следить за брахманом, решил, что дело зашло слишком далеко. Усмешка постепенно исчезла с его лица, и он крикнул:

— Эй, иди сюда!

Брахман заторопился прочь.

— Я тебе что-то дам!

— Не надо, — бросил в ответ брахман.

— Стой! — снова закричал разбойник и побежал вслед за брахманом, который решил, что настал его последний час.

Поравнявшись с брахманом, разбойник швырнул на землю сандалии, которые он только что у него отнял, и сказал:

— Возьми их назад, они мне не нужны. Тебе оказывают услугу, а ты не понимаешь.

Брахман с благодарностью взял свои сандалии.

— Теперь я к вечеру дойду до деревни. У тебя доброе сердце, хотя тебе нравится хрюкать и вести себя подобно дикому кабану. Твоя доброта — это то, что осталось у тебя от прежнего воплощения.

— Откуда ты знаешь? — спросил разбойник, заинтересованный его словами.

— Я знаю, кем ты был в прежней жизни, — сказал брахман. — Если хочешь, я расскажу тебе. Но сначала найди где-нибудь немного тени, чтоб я мог передохнуть.

Разбойник привел брахмана в небольшую яблоневую рощу, где было так приятно сидеть и смотреть на извивы реки. Он вскарабкался на дерево и долго тряс его, пока несколько твердых плодов не упали на землю. Разбойник побил их о камень и предложил брахману размякшую шкурку.

Брахман вошел в воду и обмыл тело, потом отдохнул в тени, съел несколько яблок и почувствовал себя бодрее. Разбойник с тревогой наблюдал за ним:

— Ну как, теперь тебе лучше? — спросил он.

Брахман пробормотал что-то вроде согласия и сказал:

— В прежней жизни ты был вовсе не головорезом, как сейчас, а человеком образованным. Ты прекрасно знал веды, мог читать их наизусть и пересказывать своими словами. Ты был знатоком грамматики, просодии и священных книг. Люди обращались к тебе за советом и помощью и в благодарность приносили к твоему порогу зерно и подарки. Твоя жена была доброй и сметливой женщиной. У тебя был дом и любящая жена, сограждане уважали тебя и давали тебе средства к существованию, что еще нужно человеку? Кажется, ничего.

Но тебе всего этого было мало, тебе понадобилась любовь публичной женщины, которую ты однажды встретил в толпе на ступеньках храма; твоя судьба решилась в ту минуту, когда ты подобрал маленький венок, который она уронила на каменные ступени. Другие прошли мимо, потому что знали, что это обычный способ привлечь внимание. Но ты поднял венок, и это было началом и концом твоей жизни достойного человека. С тех пор ты проводил все свое время в ее доме. Ты пренебрегал женой, но добрая женщина безропотно покорилась своей участи. Ты был жесток с ней. Иногда ты даже заставлял ее готовить для вас пищу и подавать вам, и прислуживать этой женщине, как будто твоя жена была ее служанкой. Так продолжалось до тех пор, пока ты не заболел и не разорился. Ты променял свое благосостояние на ту болезнь, которой обычно награждают мужчин подобные женщины, а когда это свершилось, она потеряла к тебе интерес и захлопнула у тебя под носом дверь своего дома.

Ты вернулся к жене больным и без гроша. Само собой разумеется, что до тебя больше никому не было деда. Но твоей жене это было безразлично. Она ухаживала за тобой, раздобывала деньги на твое пропитание и лечение, постилась и неустанно молилась о твоем благополучии. Однажды она разыскала знаменитого врача, у которого были редчайшие травы, собранные со всех гор на свете. Когда к твоим нарывам прикладывали примочки из этих трав, ты стонал и корчился от боли, и однажды, когда жена поднесла лекарство к твоему рту, ты в ярости откусил ей мизинец. Ты умер из-за того, что ее палец встал у тебя поперек горла, и, умирая, думал не о жене, а о проститутке.

Но, несмотря на все это, твоя жена бросилась в погребальный костер и сгорела вместе с тобой, а в своем следующем воплощении ты стал тем, кем ты должен был стать в наказание за свои грехи и эгоизм, но от первого периода твоей жизни, когда ты был просвещенным человеком, в твоей душе сохранились крупицы доброты; вот почему ты пожалел меня, увидав, что я обжег ноги На горячем песке.

— Что же со мной будет потом? — робко спросил разбойник.

— В своем следующем рождении ты станешь охотником, заслужишь милость Семи мудрецов и создашь поэму, которая прославится на весь мир, — предсказал ему брахман и пошел своей дорогой.

— В следующий раз, — продолжал он рассказывать свою историю, — Валмики явился на свет из чрева змеи Канники, красавицы из нижнего мира змей, которая соблазнила мудреца, жившего в лесу, а после рождения ребенка вернулась в свой мир, оставив мальчика на попечение охотника. Мальчик вырос и тоже стал охотником, он так увлекся своим ремеслом, что никогда не расставался с луком и стрелами и был постоянно занят поисками подходящей мишени. Когда подошло время, он женился, потом у него родились дети. И скоро оказалось, что он Должен содержать большую семью. А это означало, что с каждым днем ему приходилось убивать все больше и больше животных, потому что иначе он не мог прокормить жену и детей. Звери и птицы научились узнавать шаги этого жестокого убийцы и, заслышав их, спасались бегством.

Ему становилось все труднее добывать пропитание одной лишь охотой, и он начал прибегать к иным способам: останавливал путников на лесных дорогах и, вспомнив о своей прежней жизни, отнимал у них все, что мог, — пищу, деньги, одежду и украшения. Он прятался в чаще леса и безжалостно набрасывался на очередную жертву. Его знала вся округа, и люди говорили друг другу:

«Тут скрывается этот разбойник, надо быть поосторожнее».

Он убивал всех, кого только мог, преследовал и нападал на каждого, кто появлялся в долине, в лесу или на горах. Это был дикий, бесстрашный и жестокий человек, готовый на все. И вот однажды ему удалось подстеречь в лесу семерых мужчин. Он спрыгнул с дерева и преградил путь Семи мудрецам, семи небожителям, спустившимся на землю. Размахивая ножом, держа наготове лук и стрелы, разбойник закричал:

— Жизнь или…

Семеро мужчин невозмутимо смотрели на него, а один из них спросил:

— Ты размахиваешь ножом и луком и разыгрываешь это представление ради того, чтобы получить… что же тебе нужно?

— Все, что у вас есть. Вас семеро, это верно, но я справлюсь и с семерыми, так что не вздумайте проявлять безрассудную храбрость. Я свяжу вас одной веревкой, как цыплят.

— К чему этот глупый разговор? — спросили семеро.

— Вы что, пытаетесь сопротивляться?! — возмутился разбойник.

— Нет! — закричали они. — Мы с радостью отдадим тебе все, что у нас есть, и даже больше.

Такого разбойнику еще не приходилось слышать.

— А почему? — спросил он.

— На этот вопрос не так легко ответить, просто нам хочется помочь тебе.

Эти непривычные слова заставили охотника насторожиться.

— Почему? — опять спросил он.

— Ты снова спрашиваешь «почему», — сказали мудрецы, — потому, что ты заслужил, чтобы мы тебе помогли, вот и все.

— Какую же помощь вы мне предлагаете? — спросил охотник, все более и более заинтересовываясь.

Они улыбнулись, услышав его вопрос, и в нем снова пробудилась подозрительность.

— Если вы надеетесь провести меня с помощью какой-нибудь хитрости, так вы ошибаетесь, — заявил он. — Прежде всего, поторапливайтесь.

— Ты видишь, что мы босы, все наше имущество — это платье, которое на нас надето. Что же, по-твоему, мы можем тебе дать?

— Я вас обыщу, — сказал он, наступая на мудрецов. Тех, кто ходит с пустыми руками, я наказываю. В мире не должно быть места для таких беспомощных людей, — и он бросил на них злобный взгляд, стараясь получше разглядеть их лица. — Вас семеро, вы, наверное, что-нибудь передаете друг другу. Ну-ка, сейчас же выкладывайте, что у вас есть!

— Хорошо, — согласились мудрецы, к его великому изумлению.

Охотник совсем растерялся от такого неожиданного оборота дела и, чтобы скрыть смущение, держался особенно вызывающе. Он бесцеремонно набросился на мудрецов и, хотя ничего этим не достиг, продолжал всячески досаждать им, пока они не сказали:

— Бели ты хочешь, чтобы мы отдали тебе наши богатства, ты должен во что бы то ни стало сделать то, что мы тебе скажем.

— Что это за богатства и где вы их прячете?

— Мы можем дать тебе нечто весьма ценное, но прежде ты должен ответить на наш вопрос. Зачем ты берешь на себя тяжкий грех, грабя людей и причиняя страдания всем божьим тварям? Ради чего ты это делаешь?

— У меня восемь детей, мы ждем девятого. Я должен добывать для них пищу или доставать деньги, чтобы ее купить; с нами всегда едят один или двое гостей.

— Бедный человек, неужели ты ни разу не подумал о том, какой ценой ты поддерживаешь жизнь своих близких?

— Что вы хотите этим сказать?

— Та жизнь, которая сейчас доставляет тебе столько радостей или страданий, дана тебе в награду за твои прошлые жизни, а ты, вместо того чтобы позаботиться о своем освобождении хотя бы в будущей жизни, каждый час берешь на свою душу всё новые и новые грехи. Ступай домой и спроси свою жену и детей, согласен ли кто-нибудь из них разделить с тобой эту ношу? Они с готовностью делят с тобой добычу, вот и спроси их, возьмут ли они на себя часть твоих грехов. Иди и принеси нам их ответ, тогда мы отдадим тебе все, что у нас есть.

— Вы, наверное, просто хотите обвести меня вокруг пальца, — не поверил им разбойник.

— Мы торжественно обещаем, что будем ждать на этом самом месте твоего возвращения и ответа твоих родных, — сказали мудрецы и в подтверждение своих слов сели на камни под деревом.

— Никуда не уходите, — приказал им охотник, — Сидите здесь. Я сейчас приду.

Через некоторое время он, запыхавшись, прибежал назад; семь пленников сидели на тех же местах. Охотник приблизился к ним и опустил голову.

— Что они тебе сказали? — спросили мудрецы.

— Никто из них не хочет разделить со мной бремя грехов. Я никогда об этом не думал. Они мне не помощники. Дети засмеялись в ответ на мои слова, они. решили, что я шучу, а жена сказала, что я сошел с ума.

— Мы обещали сделать тебе дорогой подарок. Ты хочешь его получить?

— Да.

— Хорошо. Сядь на землю, вот здесь, в тени этого дерева, закрой глаза и повторяй не останавливаясь: «Мара, мара». Пусть это слово станет для тебя таким же привычным и необходимым, как дыхание.

Выбрось из головы все мысли и вслушивайся в звучание этого слова — «Мара».

— А что оно значит?

— Ты поймешь это, когда станешь его повторять.

Разбойник бросил оружие, сел под дерево и стал твердить: «Мара, мара». При повторении звуки смешались и из них получилось «Рама» — герой «Рамаяны», тот самый Рама, имя которого достаточно несколько раз произнести вслух, чтобы самому стать лучше и сильнее.

Прошли годы. Мы не в состоянии обычным образом измерить этот отрезок времени, длившийся, если верить преданиям, тысячи лет — срок, достаточный для того, чтобы изменился ландшафт целой страны и на месте лесов появились города, а на месте городов — пустыни, чтобы горы изменили свои очертания, а реки потекли по новым руслам. И все это время из глубины высокого холма доносилось, как бормотание морских волн, слово «Рама». Путники слышали это непрекращающееся гудение и в недоумении шли дальше.

В положенный срок Семь мудрецов снова пришли на то же место, но они-то знали, откуда доносится этот гул. Мудрецы разломили земную кору и разрушили муравейник, который образовался вокруг охотника, пока тот, забыв обо всем на свете, повторял имя Рамы. Его тело высохло, длинные волосы скрыли его голову и лицо, но он сидел, не шелохнувшись, пока мудрецы не вернули его к жизни. С тех пор, как его извлекли из муравейника, он стал известен под именем Валмики.

Он стал риши, одним из тех, на кого снизошла благодать. Он не испытывал ни голода, ни жажды, его тело не знало никаких желаний. Валмики поселился в ашраме на берегу Ганга.

О том, что с ним случилось потом, Валмики рассказал самому Раме.

— Твое имя обладало таким могуществом, что сделало меня мудрецом, способным обозреть прошедшее, настоящее и будущее, как единое целое. Тогда я еще ничего не знал о тебе. Однажды ко мне пришел мудрец Наряда. Я спросил его: «Бывают ли люди, совершенные во всех отношениях: стойкие, исполненные чувства долга, до конца правдивые, свято соблюдающие обеты, добрые, образованные, красивые, наделенные самообладанием, могучие духам и телом, не знающие гнева и зависти, но внушающие ужас врагам?» — «Люди, в которых сочетаются все эти качества, встречаются нечасто, — сказал Нарада, — но один из них — это как раз Рама, человек, имя которого ты произносишь с таким мастерством. Он принадлежит к династии Икшваку, это сын царя Дашаратхи». И Нарада рассказал историю Рамы.

Когда Рама начал земную жизнь, ему и в голову не приходило, что он бог, да еще не кто иной, как Вишну, который принял облик человека, чтобы избавить мир от десятиголового демона Раваны. Став человеком, Рама забыл о своем божественном происхождении и, так же как все люди, узнал, что такое боль, удовольствия и радости жизни. Он появился на свет старшим из четырех сыновей Дашаратхи, у которого было три жены. С раннего детства Рама проявил те качества характера, которые сделали его безупречным человеком, безупречным сыном и безупречным мужем. Его бесстрашие не знало границ, и не было на земле лучника искуснее его.

Однажды во дворец Дашаратхи явился мудрец Вишвамитра.

— Окажи мне милость, — обратился он к царю.

— С радостью, — тут же ответил тот.

— Мы совершаем жертвоприношения в Сидхашраме; я хочу чтобы двое твоих сыновей, Рама и Лакшмана, пошли со мной и защитили нас от ракшасов, которые мешают риши, задувают жертвенные костры, забрасывают священные места нечистотами и пугают участников священной церемонии. Я не знаю, у кого, кроме Рамы, хватит храбрости и умения справиться с ними.

Дашаратха огорчился: его любимый сын, привыкший к ласке и к дворцовой роскоши, вдруг должен отправиться в опасное путешествие.

— Они еще так молоды… — начал он. — Раме нет даже шестнадцати, а Лакшмане… Что могут сделать эти дети?

Вишвамитра не принадлежал к тем, кто терпеливо выслушивает возражения.

— Кто же из вас испугался, — спросил он мрачно, — ты или мальчики?

Но тут вмешался наставник мальчиков Васиштха, постоянный соперник Вишвамитры в борьбе за духовное превосходство; он сказал всего несколько слов:

— Отпусти Раму, Рама и Лакшмана справятся.

— Рама тотчас попрощался с матерью и вместе с Лакшманой пошел за Вишвамитрой.

Вокруг того места, где должно было происходить жертвоприношение, как всегда собралось много демонов. Рама и Лакшмана стояли на страже и так искусно стреляли из лука в небо, что их стрелы переплелись между собой и образовали над священной землей огромный защитный зонт, после этого им уже нетрудно было расправиться с теми ракшасами, которые осмелились к ним приблизиться. Жертвоприношение благополучно совершилось, и Вишвамитра был так доволен, что передал Раме все духовные богатства, которые он успел приобрести. Он научил его нескольким особенно изощренным приемам стрельбы из лука и взял обоих братьев в Митхилу на сваямвару[21] дочери Джанаки — Ситы. Во время сваямвары Рама завоевал право стать мужем Ситы: он один сумел поднять гигантский лук и натянуть его тетиву.

Вскоре после женитьбы Рамы Дашаратха решил сделать его своим помощником и наследником, чтобы постепенно переложить на него все бремя власти, но ему не удалось привести в исполнение этот план, потому что Кайкея, третья жена Дашаратхи, потребовала корону для своего сына Бхараты и настояла на том, чтобы Рама на четырнадцать лет был изгнан в лес. Однажды во время сражения Кайкея спасла Дашаратхе жизнь, в благодарность царь обещал по первому слову исполнить два ее желания.

Старая няня посоветовала Кайкее не упускать благоприятной минуты, и Кайкея напомнила Дашаратхе о его обещании.

Дашаратха был глубоко опечален таким поворотом событий, но Рама отнесся к своему изгнанию спокойно и нисколько не обиделся на отца. Чувство долга было для него превыше всего, и он гордился тем, что может помочь Дашаратхе сдержать слово. Рама удалился в лес в сопровождении Лакшманы и Ситы.

Бхарата в это время отсутствовал; вернувшись домой, он пошел в лес вслед за Рамой, чтобы вернуть его, но Рама остался глух к его мольбам. Единственное, что удалось Бхарате, — это завладеть сандалиями Рамы; он благоговейно поставил их на трон и объявил себя правителем на то время, пока Рама находится в изгнании.

Рассказ Наряды так взволновал Валмики, что он забыл обо всем на свете и проводил целые дни, размышляя о Раме. Однажды, направляясь к реке Тамасе, чтобы совершить омовение, Валмики остановился полюбоваться парой крунчей, которые затеяли любовную игру, сидя на ветке дерева. Вдруг самец с пронзительным криком упал на землю, сраженный стрелой охотника, и овдовевшая самочка залилась жалобной песней. Валмики был потрясен до глубины души. Его сердце переполнилось яростью и сожалением, и он начал декламировать шлоку, поэму-проклятие бессердечному охотнику. «Человек-разрушитель, — говорилось в ней, — ты не можешь оставить в покое даже невинных влюбленных птичек. Погибни же сам!»

Это была первая поэтическая композиция Валмики, которая действительно вылилась из глубины его души; совершенством формы она походила на жемчужину, хотя была полна горя и обиды. Валмики вернулся в ашраму, повторяя строфы поэмы, но вдруг забеспокоился — он понял, что своими гневными строками нарушил первую заповедь поэтического творчества, гласившую, что поэзия должна возвышать душу и способствовать созиданию, а не разрушению. Валмики впал в глубокую тоску; мысль о том, что он совершил преступление, сочинив поэму-проклятие, мучила его с такой же силой, как воспоминание о гибели птички.

Из этого тяжелого состояния его вывел сам творец Брахма. Он пришел к Валмики и вернул ему бодрость, придав поэме совершенно иной смысл[22].

Валмики сидел, скрестив ноги, на циновке из дикой травы; его глаза были закрыты, и, когда Брахма удалился, его внутреннему взору предстала вся жизнь Рамы. Ученики сели вокруг него, и Валмики прочел им двадцать четыре тысячи строф поэмы, в которой описывалась жизнь Рамы, начиная с зачатия и кончая его возвращением на небо после того, как он совершил на земле все, что ему было положено совершить. Валмики не сразу нашел достойного хранителя поэмы и в конце концов остановил свой выбор на двух юношах — Куше и Лаве (сыновьях Рамы, еще незнакомых со своим отцом). Как это все произошло, почему Куша и Лава оказались в ашраме Валмики, станет понятно, если мы на некоторое время обратимся к самой «Рамаяне».

Рама явился в Ланку (чтобы вернуть свою похищенную жену Ситу) и убил Равану, освободив мир от демона-тирана., Когда Равана погиб, Рама послал Ханумана за Ситой. Сердце Ситы переполнилось радостью. И хотя из-за долгого траура ее волосы и платье были в беспорядке, она хотела тут же идти к Раме, нисколько не заботясь о своей внешности, но Хануман сказал Сите, что Рама просил ее предстать перед ним в парадной одежде.

Вокруг Рамы теснилась огромная толпа людей. После стольких месяцев одиночества и страдании Сита не могла дождаться минуты, когда она увидит мужа. Рама встретил ее на глазах у всех собравшихся. Взгляды посторонних смущали Ситу, но она покорилась воле мужа. Одного только она не могла понять: почему ее господин так озабочен, холоден и хмур. Она пала ниц у его ног, а потом встала поодаль, чувствуя, что ее отделяет от мужа какая-то невидимая преграда.

Рама помолчал немного и вдруг сказал:

— Я исполнил свой долг. А теперь я даю тебе свободу. То, что должно было свершиться, свершилось. Все эти усилия были затрачены не ради твоего или моего счастья. Нам нужно было отстоять честь династии Икшваку, честь и достоинство наших предков.

И еще я должен напомнить тебе, что наши обычаи не разрешают мужчине возобновлять супружеские отношения с женщиной, которая долгое время находилась одна в чужом доме. Мы не можем вновь стать мужем и женой. Ты имеешь право идти куда хочешь и жить где хочешь. Я не стану чинить тебе никаких препятствий.

Услышав эту речь, Сита потеряла власть над собой.

— Неужели мои страдания еще не кончились! — воскликнула она, — Я думала, что твоя победа означает конец наших мучений. Ну, хорошо же!

Она подозвала Лакшману и приказала ему:

— Сейчас же разложи костер, на этом самом месте.

Лакшмана не знал, что делать; он смотрел на брата и ждал, чтобы тот отменил этот приказ. Но Рама молчал, как будто его это не касалось. Тогда Лакшмана, привыкший беспрекословно исполнять любое приказание, собрал хворост и в мгновение ока развел жаркий костер. Все вокруг в ужасе следили за тем, что происходит.

Пламя достигло уже высоты дерева, а Рама по-прежнему безмолвствовал. Он ждал, что будет дальше. Сита приблизилась к костру и упала на колени.

— О Агни, великий бог огня, беру тебя в свидетели! — воскликнула она и бросилась в костер.

В этот миг явились все боги. Над столбом пламени вознесся бог Агни вместе с Ситой; он подвел ее к Раме и благословил. Рама, счастливый, что ему удалось перед всем миром восстановить честное имя своей жены, обнял Ситу и сказал, что хочет тут же вернуться в свою родную Айодхью. Добрый Вибхишана, сменивший на троне Равану, предложил ему свою летающую колесницу Пушпаку, в которой Равана перелетал через гору Кайласу, а потом через океан, чтобы похитить Ситу; теперь на эту колесницу — взошли Рама и Сита.

Айодхья торжественно отпраздновала воцарение Рамы, и для людей настало время мира и счастья. Рама и Сита вновь обрели друг друга и долгие годы наслаждались тихими семейными радостями.

Прошло несколько лет, Сита ждала ребенка. Раме Захотелось порадовать жену, и он привел ее погулять в городской сад на берег реки Сараю. Они любовались окрестностями, как вдруг Сита сказала:

— Я так стосковалась по лесам и ашрамам, в которых мы счастливо провели столько лет! Как я хочу побыть там еще немного, забыть о нашем роскошном дворце и пожить несколько дней в лесу вместе со святыми людьми.

Рама улыбнулся; он понимал, что это каприз беременной женщины и что никакие уговоры и объяснения тут не помогут, поэтому он сказал:

— Завтра я распоряжусь, чтобы тебя отвели в лес.

Его слова оказались пророческими.

Вечером Сита удалилась к себе, а Рама, как обычно, закончил дневные труды и послал за начальником соглядатаев, который ежедневно докладывал ему, что говорят и думают в городе. Начальник соглядатаев рассказал о нескольких мелких происшествиях и в нерешительности замялся.

— Что тебя смущает? — спросил Рама.

— Прости меня, господин, — сказал начальник, — мой долг — докладывать тебе обо всем, что я слышу. На рыночной площади стояли и болтали несколько мужчин. Я подошел, чтобы послушать, о чем они говорят. Прости меня за то, что я вынужден повторить их слова.

— Это твоя обязанность. Говори, не бойся.

— Они сказали: «Наш царь Рама взял назад жену, которая несколько месяцев жила неизвестно где, значит, и мы можем поступать также. Теперь каждая женщина, если захочет, убежит из дому, а потом, ничего не боясь, вернется назад. Стоит ли тогда с ними ругаться?»

Когда он ушел, Рама позвал Лакшману и приказал ему:

— Завтра до зари усади Ситу в колесницу, отвези на берег Ганга и оставь там.

— А потом?

— Потом ничего, — сказал Рама.

— А когда привезти ее назад?

— Никогда, — ответил Рама и добавил: — Я должен подавать пример своим подданным. Я не имею права считаться со своими чувствами.

— Но она в таком положении… — возразил Лакшмана.

— С ней не случится ничего дурного, — сказал Рама. — Отведи ее в ашраму мудреца Валмики и возвращайся. Валмики о ней позаботится.

На следующее утро Лакшмана вывел Ситу из дворца. Она все еще думала, что Рама устроил эту прогулку ради того, чтобы она могла переменить обстановку.

— Разве я не увижу своего господина и не попрощаюсь с ним? — спросила Сита.

— Лучше выЙ1и, пока город еще спит, — смущенно ответил Лакшмана. — Нам предстоит далекий путь.

Сита заметила, что Лакшмана всю дорогу хмурился и молчал. Когда они пришли в ашраму, Сита спросила его:

— Почему ты за всю дорогу не сказал ни слова, о чем ты все время думаешь?

В ответ Лакшмана Залился слезами, и Сита встревожилась не на шутку:

— Что с Рамой? Неужели на нас опять обрушилась беда, а я ничего не знаю?

Но у Лакшманы не хватило духу рассказать ей, в чем дело, и Сита продолжала:

— Отчего ты так грустен' как раз тогда когда я радуюсь, что вновь оказалась в этих чудесных местах? Если ты тоскуешь о нашем городе, давай сократим это путешествие. Отведи меня только в несколько соседних ашрам, я приготовила подарки мудрецам, которые оказывали нам гостеприимство в те далекие годы. Мы будем останавливаться на ночь в одной ашраме, а на заре уходить в другую. Мне тоже не хочется надолго разлучаться с Рамой.

Тогда Лакшмана собрался с силами и сказал ей правду:

— Люди часто злословят, и Рама знает, что они. попусту болтают языками. И все-таки…

Оправившись от первого потрясения, Сита взяла себя в руки и сказала:

— Как же мне быть, что же мне теперь с собой делать. Может быть, броситься в эту реку… а как же ребенок, о нем тоже надо подумать. Я должна жить, чтобы род Рамы продолжался. Но жить мне или умереть, ты возвращайся и скажи Раме, что я не сержусь на него за то, что он мной пожертвовал; я рада оказать ему услугу. Пусть он только не обижает хоть тех, кто принадлежит к одному с ним роду, — своих братьев. Пусть он всегда заботится о них и никого из них не приносит в жертву, своему делу.

Лакшмана оставил Ситу недалеко от ашрамы Валмики и ушел. А Сита села на берег реки и заплакала.

Кто-то из людей, живших в ашраме, сказал мудрецу:

— На берегу реки сидит женщина, очень красивая. У нее, видно, большое горе.

Валмики подошел к Сите, назвал себя и сказал:

— Ты можешь ничего мне не объяснять. Я знаю, кто ты и что с тобой случилось. Ты должна пойти со мной, потому что таково было желание Рамы.

И он привел Ситу к себе в ашраму.

Едва Сита ступила на землю ашрамы, как тут же почувствовала себя лучше. Валмики сказал своим ученикам, кто она, и добавил:

— Эта женщина имеет право не только на ваше уважение, но и на вашу любовь.

В ашраме Сита родила близнецов Кушу и Лаву, здесь они и выросли. Валмики стал их наставником, он следил за их занятиями и назначил мальчиков хранителями своего великого творения — «Рамаяны», когда им еще не исполнилось и десяти лет.

Однажды Рама устроил торжественное жертвоприношение и пригласил Валмики, который послал вместо себя Кушу и Лаву.

— Ступайте в Айодхью, но не приближайтесь к священному месту, где будет происходить жертвоприношение, напутствовал он мальчиков. — Остановитесь в лесу и спойте рассказ о Раме так громко, чтобы вас услышали во дворце. Не принимайте ни денег, ни подарков, если вам их предложат, они вам не понадобятся. У вас есть голос и слух, и вы одни будете пересказывать «Рамаяну».

Лава и Куша отправились в путь. Через некоторое время они пришли к священному месту, где в ожидании жертвоприношения уже собрались тысячи гостей и священников. И тогда, покрывая звуки гимнов и заглушая напевы молящихся, вознеслись голоса близнецов, рассказывающих «Рамаяну», и толпа замерла. Люди забыли обо всем на свете, никто не смел шевельнуться — все слушали. Рама оставил свои дела и вышел посмотреть, откуда доносится эта могучая песня. Но близнецы, едва Рама взглянул на них, приобрели над ним какую-то непонятную власть, и Рама пригласил их во дворец. А потом он собрал у себя ученых, поэтов и знатоков литературы, и молодые люди читали им каждый день несколько строф из поэмы Валмики. Рама с величайшим наслаждением разбирал и изучал каждую строчку, так что он был не только героем этой поэмы, но и ее первым читателем.

Когда Рама узнал, что Лава и Куша его дети, он послал за Валмики и Ситой. А когда Сита пришла, он искренне обрадовался ее возвращению. Но теперь настала очередь Ситы. Она сказала всего несколько слов:

— О мать земля, возьми меня назад в свое лоно; если я чиста сердцем, исполни мою просьбу!

Земля под ее ногами разверзлась, и Сита исчезла.

Раму обуял гнев (как это уже случилось однажды, когда он хотел попасть в Ланку, а море преградило ему путь).

— О земля, — закричал он, — верни мою жену, а не то я уничтожу тебя вместе с твоими горами, реками, морями, лесами и всем, что у тебя есть! Берегись!

Никто еще не видел Раму в такой ярости. Все, кто оказался поблизости, дрожали от страха.

В эту минуту появился Брахма и сказал:

— О Рама, ты не принадлежишь к смертным. Ты не человек, а воплощение Вишну, не позволяй иллюзии завести тебя слишком далеко и не забывай о том, кто ты на самом деле. Ты великий бог Вишну, ты существовал, когда «Рамаяны» еще не было и в помине.

И будешь жить после того, как кончится жизнь Рамы. Ты стал Рамой для того, чтобы спасти людей от истребления. Сита не погибла. Ведь это твоя вечная супруга Лакшми, она исполнила свой долг и теперь ждет тебя в твоем собственном мире. И тебе тоже больше нечего делать на земле.

Автор поэмы, Валмики, в растерянности следил за заключительными шагами воспетых им героев. Он-то надеялся, что ему удастся добиться встречи героя и героини, восстановить их семью и таким образом привести рассказ к благополучному концу. Но Рама и Сита распорядились своей судьбой иначе. В ту минуту, когда Рама готов был принять Ситу, Сита не захотела к нему вернуться. А сам Рама отказался от всего, чем он владел. Герои «Рамаяны», как герои всех совершенных произведений искусства, вышли из повиновения автора. Валмики разрешил им идти своей дорогой и следил за их последними приключениями как сторонний наблюдатель, а потом вернулся к прежней созерцательной жизни.

Драупади

Рассказчик был расположен поговорить. Он, как обычно, усадил меня на свой коврик, потом поставил рядом полную тарелку конфет и сказал:

— Я был сегодня на нескольких свадьбах, поэтому у меня столько конфет — целая гора, честное слово. Уже много недель подряд я только и делаю, что венчаю, и каждый раз мне дарят пакетик конфет; если я съем все эти конфеты, в моем возрасте… Вот я и сохранил их для вас. Я все время раздумываю об этих свадьбах и вообще о браке. Во время богослужения я читаю священный текст, слушаю, как жених и невеста произносят клятвы перед священным огнем, а сам исподтишка наблюдаю за молодыми, которые пускаются на всевозможные хитрости, чтобы получше разглядеть друг друга; ведь в нашем обществе муж и жена по-настоящему знакомятся уже после свадьбы, потому что у нас дело обстоит не так, как в Европе, где, как я слышал, юношам и девушкам предоставляют полную свободу и позволяют самим устраивать свою судьбу. Наши девушки дают согласие вступить в брак, подчиняясь совету старших родственников, но при первом удобном случае они стараются угадать, что их ожидает. Произнося мантры, я с любопытством слежу за невестой, которая, сидя перед священным огнем, с тоской и надеждой вглядывается в своего жениха, и я всегда вспоминаю о Драупади, о том, что она чувствовала, когда узнала, что у нее будет пятеро мужей!

Я слышал, что на Западе, особенно в мире кино, у женщины часто бывает пятеро мужей, но это означает, что она пять раз подряд выходит замуж, только и всего; ведь у вас тоже не принято вступать в брак сразу с пятью мужчинами. Драупади же пришлось стать женой пяти братьев. Подобный брак казался совершенно немыслимым и ужасным даже в те времена. А виной всему было недоразумение.

Когда пятеро братьев Пандавов пришли домой и привели с собой красавицу Драупади, которая досталась третьему из них, Арджуне, потому что этот замечательный лучник стал победителем в необыкновенном состязании, их мать Кунти не вышла встречать сыновей. Но прежде чем продолжать, я хочу вернуться к началу этой странной истории.

В тот день братья; как всегда, отправились утром добывать пропитание и собирать милостыню. Но они вернулись не с подаянием, а с невестой. Второй брат, силач Бхима, чтобы скрыть свое дурное настроение, весело крикнул с порога:

— Мама, иди скорее, посмотри, какое мы принесли подаяние!

— Я очень рада, — откликнулась Кунти, не выходя из кухни, — разделите его между собой!

— Ой! — закричал Бхима.

— Ой-ой! — закричали братья и громче всех Арджуна, завоевавший право жениться на Драупади.

Мать вышла посмотреть, почему поднялся такой крик.

— Ах, кто это?! — воскликнула она. — Неужели это твоя награда, Арджуна?

Кунти, сияя от счастья, схватила девушку за руку.

— Ах, Арджуна, тебе досталась невеста, вот эта принцесса, вот это чудесное создание! Значит, ты все-таки участвовал в состязаниях. Я не думала, что ты на это решишься. Ведь наши недруги могли тебя выследить. Как я счастлива, что у меня будет такая невестка. Скажи-ка… А что… Входите же, входите!

Радость Кунти не знала границ: ее сын победил в труднейших состязаниях и с торжеством вернулся домой целым и невредимым!

— Входите же, входите!

Братья столпились позади матери. Кунти расстелила циновку и предложила Драупади отдохнуть, но она, как подобает воспитанной девушке, отказалась сесть в присутствии своего будущего мужа и свекрови, которые продолжали стоять. К тому же она была в таком смятении. Как, впрочем, и все остальные, включая Кунти, которая, однако, тут же взяла себя в руки.

Пятеро братьев стояли в неловком молчании, а Драупади опустила глаза и старалась не смотреть на мужчин, которым предстояло поделить ее между собой, если только они не решатся ослушаться приказания матери. Довольно мучительное положение для девушки, которая собиралась выйти замуж за одного человека и вдруг стала невестой еще четверых.

Самого старшего из Пандавов звали Юдхиштхира; это был высокий, представительный мужчина, непоколебимо честный, спокойный, справедливый и добрый. За ним шел великан Бхима, при рождении которого дрожали от страха все цари земли. Однажды, когда Бхима был еще младенцем, он упал прямо на огромный камень. Все думали, что мальчик разбился, но, когда люди подбежали, чтобы поднять ребенка, оказалось, что под его тяжестью камень раскололся на мелкие кусочки. Бхима мог одним ударом сбить с ног сто человек и, ухватившись за макушку дерева, с корнем вырвать его из земли. Рядом с Бхимой стоял Арджуна, величайший из воителей, рожденных на земле, прекрасный и блистательный, как сам Индра, а за ним — близнецы Накула и Сахадева, красивые юноши, всей душой преданные наукам. Каждый из братьев унаследовал черты того бога, которому Кунти молилась при зачатии. Отцом Юдхиштхиры был Яма, бог справедливости и смерти; отцом Бхимы — Ваю, бог ветра; Арджуна был обязан своим появлением на свет мысленному союзу Кунти с царем богов, могущественным Индрой; а отцами близнецов были небожители ашвины.

Сейчас я хочу на минуту прервать свой рассказ и объяснить, почему у Пандавов было так много отцов. Панду, муж Кунти, не мог совокупляться с женщинами. Прежде всего потому, что он был больным человеком и ему приходилось жить в лесу, а кроме того, над ним тяготело проклятье: он знал, что умрет в тот день, когда ляжет в постель с женой. Однажды во время охоты он убил олениху, игравшую со своим возлюбленным, и, умирая, она прокляла его и сказала, что его тоже настигнет смерть в ту минуту, когда он затеет любовную игру со своей женой. Почувствовав приближение старости, Панду начал тревожиться, что у него нет детей. Тогда он призвал к себе Кунти и разрешил ей с помощью положенных жертв и молитв призвать к себе богов и стать матерью. Так родились один за другим трое сыновей Кунти, а потом точно так же родила близнецов вторая жена Панду.

И вот теперь Драупади исподтишка рассматривала пятерых братьев и недоумевала, почему коварная судьба уготовила ей такой сюрприз. Кунти притворно улыбалась и пыталась обратить свои слова в шутку.

— Разве я могла догадаться, что у тебя на уме, когда ты крикнул про подаяние. Я думала, что речь идет об обычной милостыне, — сказала она, и голос ее пресекся.

Прямодушный Бхима, неспособный на увертки, пытался объяснить, что произошло.

— Я… я хотел пошутить, я…

Выручил всех Арджуна.

— Мама, твое слово всегда было для нас законом, — сказал он решительно, — мы всегда беспрекословно подчинялись тебе. И разве может быть иначе? Мы поделим Драупади, как ты нам приказала.

— Нет, нет, нет… — возражала мать.

Можете себе представить, каково было Драупади. Она беззвучно молилась богам, прося их найти выход из этого положения, и старалась незаметно придвинуться поближе к единственной женщине в доме, потому что чувствовала все-таки некоторое облегчение при мысли, что, сколько бы у нее ни оказалось мужей, свекровь наверняка будет одна. (Произнося эти слова, рассказчик позволил себе улыбнуться.)

— Что это за нелепая шутка?! — сказал старший брат Юдхиштхира. — Девушку, которая выходит замуж за одного мужчину, называют женой, ту, которая выходит замуж за двух, трех, четырех или за пятерых, называют девкой. Это грех. Слышал ли кто-нибудь о таком бесчестье?!

— Не принимай всерьез мой необдуманный совет, — ответила ему Кунти. — Ах, сын мой, твои слова так меня огорчают, я очень виновата. Не будем даже думать об этом.

— Прошу тебя, не делай меня грешником, — молил ее Арджуна. — Неужели ты хочешь, чтобы я взял на душу такой грех — грех неповиновения матери?! А ты, мой старший брат, ведь ты человек рассудительный, ты знаешь, что хорошо и что дурно. Мы, четверо твоих братьев и эта девушка, просим у тебя совета. Скажи, что нам делать, чтобы все было честно и по совести. Как ты скажешь, так мы' и сделаем, только помни, мы не можем ослушаться приказа матери, иначе…

Арджуна говорил, а братья разглядывали девушку, и сердца их трепетали, потому что Манматха, бог любви, уже принялся за дело, он уже разгорячил их кровь и раздразнил их воображение.

Юдхиштхира думал не больше минуты, он тут же вспомнил подходящие к случаю слова мудрецов и решил, что нельзя допускать раздора между братьями.

— Это удивительное создание будет женой всем нам, — сказал он.

Отец Драупади, царь панчалов, пригласил Пандавов к себе, чтобы договориться о свадьбе. Пятеро братьев, их мать и Драупади пришли во дворец, царь принял их с почетом и устроил пир. Он водил гостей по дворцу и по паркам, и они любовались плодами, памятными подарками, редкими произведениями искусства, статуями, картинами, резьбой по дереву, кожей с золотым тиснением, невиданной утварью, земледельческими орудиями, колесницами и лошадьми. Проходя по залу, где были разложены мечи, всевозможное оружие, щиты и другое военное снаряжение, братья с восхищением брали в руки то одну, то другую вещь и обсуждали между собой ее достоинства; в этом зале они провели гораздо больше времени, чем в других. Царь это заметил и подумал, что Пандавы, наверное, воины, хоть и одеты, как брахманы. Когда они вернулись к столу и удобно уселись каждый на своем месте, царь без обиняков спросил Юдхиштхиру:

— Я знаю, что ты никогда не лжешь. Скажи мне, кто вы?

И Юдхиштхира назвал ему свое имя и имена своих братьев и рассказал о бедах и несчастьях, которые выпали им на долю с тех пор, как они покинули свое царство, спасаясь от козней Кауравов.

Тогда царь сказал ему:

— Пусть этот день станет праздником в честь брака твоего брата Арджуны, юноши с могучими руками, и моей дочери Драупади, давайте же, как положено, отпразднуем союз наших двух семей. Пусть сегодня все будут счастливы.

— Я старший в семье, и у меня еще нет жены, — возразил Юдхиштхира. — По нашим законам сначала должен жениться я. Благослови прежде меня.

— Да будет так, — согласился царь, не подозревая, что кроется за словами Юдхиштхиры. — Ты старший, а моя дочь отныне принадлежит вашей семье. Если ты сам хочешь на ней жениться, женись, если нет, отдай любому из твоих братьев. Больше мне нечего прибавить.

— Тогда Драупади будет женой всем нам, — просто и спокойно сказал Юдхиштхира.

Он рассказал царю, что произошло, и кончил так:

— Мы всегда делились всем, что у нас есть, и будем поступать так же и впредь.

Услышав эти слова, царь онемел от изумления. А когда пришел в себя, закричал:

— У мужчины может быть несколько жен, но женщину, у которой больше одного мужа, осуждают и люди и священные книги. Она ни от кого не услышит доброго слова. Какие злые духи внушили тебе эту мысль, тебе, человеку такой чистоты, такого ума и такой учености?!

— Правильная дорога бывает извилистой, по ней не всегда легко идти, — ответил ему Юдхиштхира. — Я знаю, что не сбился с пути. О царь, победитель миров, не думай обо мне дурно, дай нам свое благословение.

— Договоритесь между собой… ты, твоя почитаемая мать и моя дочь… договоритесь и скажите мне, что я должен делать, — в отчаянии прошептал царь и оставил их.

В это время во дворец прибыл мудрец Вьяса[23]. Его встретили с почетом и усадили за стол. Когда все приветствия были произнесены, царь попросил его:

— Разреши наши сомнения, скажи, может женщина выйти замуж за пятерых мужчин?

— Не всегда. Но женщина, о которой ты сейчас говоришь, может. Послушай, что я тебе скажу.

Вьяса встал и направился в личные покои царя, остальные, держась на некотором расстоянии, последовали за ними и остались стоять снаружи.

— Твоя дочь была Налаяни в своем последнем воплощении, — сказал Вьяса. — А Налаяни принадлежала к числу пяти совершенных женщин нашей земли. Ее мужем был мудрец по имени Мудгалья, прокаженный урод, придирчивый и сварливый старик. Но Налаяни не замечала его недостатков и была ему преданной и любящей женой. Она приноравливалась к его переменчивому настроению, выполняла все его сумасбродные желания, подчинялась всем его требованиям и питалась объедками с его стола. Она не знала сомнений, никогда не роптала и жила, полностью отрешившись от самой себя. Так они провели вместе много лет, и однажды Мудгалья сказал ей:

— О самая прекрасная, самая совершенная из жен, ты выдержала суровый искус и осталась такой же, какой была. Знай же, что твой муж вовсе не сварливый немощный старик. Я носил маску скверного, испорченного человека, чтобы испытать тебя. Теперь я убедился, что ни у одного мужчины нет такой преданной подруги. Скажи, чего ты хочешь, я выполню любое твое желание.

— Я хочу, — сказала Налаяни, — чтоб ты любил меня, как пятеро мужчин, чтоб ты поочередно принимал пять разных обличий и вновь становился одним человеком, превращаясь в самого себя.

Мудгалья согласился исполнить ее желание. В то же мгновение немощный старик стал красивым, полным сил мужчиной, который мог принимать четыре разных облика. Вся остальная жизнь Мудгальи и Налаяни была сплошным праздником. Они совершали далекие путешествия, посещали самые красивые и живописные места на земле и вели согласную супружескую жизнь не только в нашем мире, но и во многих других. Они жили бесконечно долго и любили друг друга всеми возможными способами, при всех возможных состояниях духа и при самых разных обстоятельствах.

Ей такая жизнь нисколько не приедалась, другое дело ему. И вот однажды Мудгалья сказал Налаяни, что его рассеянному существованию настал конец и что отныне он будет жить в одиночестве, углубившись в самого себя.

Тогда Налаяни закричала:

— Я еще не насытилась. Я прожила с тобой чудесную жизнь. Я хочу, чтобы она длилась вечно.

Мудгалья остался глух к ее мольбам, она стала для него обузой на пути к духовному совершенствованию, и он ушел от нее. Тогда Налаяни рассталась с волшебным миром, в котором так долго пребывала, спустилась на землю и начала размышлять о всемогущем Ишваре. Она думала о нем неотступно, и, когда Ишвара появился перед ней, она прошептала:

— Я хочу мужа, мужа, мужа…

— Ты скоро завершишь этот круг существования, — сказал бог, — и родишься вновь в образе некой красавицы, и у тебя будет пятеро мужей.

— Пятеро мужей! Боже! Почему пятеро? Мне нужен только один.

— Ничего не поделаешь. Я слышал, как ты произнесла слово «муж» пять раз подряд, — сказал Ишвара.

Это означало, что спорить бесполезно, ибо слово бога нерушимо.

Бог, конечно, шутил, но у него был свой умысел. В провиденьях богов каждая деталь связана с общим Замыслом и служит его осуществлению, тут уж не до шуток. Богу нужно было восстановить справедливость и укрепить доброе начало в нашем мире. Кауравы, двоюродные братья Пандавов, были воплощением зла, могущественного, изощренного, беспощадного. Для блага людей их надо было уничтожить, и Драупади предстояло этому содействовать. В конце концов Кауравы действительно погибли из-за того, что навлекли на себя гнев Драупади».

Вьяса рассказал, как Налаяни родилась вновь в образе дочери царя панчалов, как она появилась на свет — не из чрева женщины, а из священного пламени костра, зажженного царем, чтобы принести обильную жертву богам. Ее назвали Драупади, потому что царь тут же удочерил ее, а его самого звали Драупада. Кожа у Драупади была смуглая, глаза сверкали, как пруды с лотосами, а волосы кольцами падали до самых пят.

Она выросла во дворце, и, когда пришло время подумать о ее замужестве, царь объявил на весь мир о сваямваре Драупади. Тот, кто хотел стать ее мужем, должен был доказать, что он обладает необычайной силой и ловкостью в стрельбе из лука. Жениху предстояло попасть в мишень в виде рыбы, укрепленную на колонне позади нескольких вращающихся дисков с отверстиями в центре. Для этого нужно было натянуть тетиву огромного лука и поразить мишень одной из пяти стрел, глядя не на рыбу, а на ее отражение в луже масла, налитого перед колонной. Драупади согласилась выйти замуж за того, кто сумеет это сделать.

Молва о состязании разнеслась по всему свету. И когда настал день, особенно благоприятный для стрельбы из лука, на земле панчалов собрались принцы, съехавшиеся из самых дальних провинций. В павильоне, построенном для этого случая, разместились сотни лучников, гостей и зрителей; рядом, всюду, где только можно, стояли на привязи разукрашенные, покрытые попонами слоны и лошади женихов и их свиты. Узнав о состязании, Пандавы переоделись брахманами и тоже явились на праздник; они старались не привлекать внимания и заняли места в заднем ряду. Остальные соискатели надменно прихорашивались и разглядывали друг друга, не скрывая своего высокомерия, подозрительности и зависти.

В назначенный час в центре павильона появилась Драупади с венком в руке, и состязание началось. Глашатай объявил собравшимся принцам, что они должны приблизиться к огромному луку, стоявшему в середине павильона, поднять его и выстрелить. Сначала состязались царевичи из касты воинов, но большинство из них отступилось, едва взглянув на лук. Один или два принца уронили лук себе на ноги. А некоторые не сумели натянуть тетиву, сделанную из стальной нити.

Драупади с облегчением видела, что число женихов тает. Принцы в боевых доспехах с пышными украшениями величественно приближались к луку, поспешно ретировались, вскакивали на коней и отправлялись восвояси. Все шумно высказывали свое мнение, шутки и смех звенели в воздухе.

Кауравы сидели все вместе в углу павильона и с презрением смотрели, как приходят и уходят принцы. Там был Карна, замечательный воин и лучник, и царь Дурйодхана из Хастинапуры, главный враг Пандавов, искусный воитель, умный, сильный и беспощадный человек, переполненный ненавистью. Его братья и их оруженосцы сидели на почетных местах и осыпали насмешками неудачников. Когда настала очередь Кауравов, все затихли, а Драупади вздрогнула, сама не зная почему, и стала молиться богам, чтобы они избавили ее от этих людей.

Она со страхом смотрела на Карну, который подошел к луку и поднял его, как игрушку, а потом упер одним концом в землю и натянул тетиву; концы лука почти сошлись, но, когда между ними еще оставалось расстояние достаточное, чтобы просунуть орех, тетива внезапно распрямилась, и Карна с трудом устоял на ногах. Ему пришлось уйти. Следом за Карной вышел Дурйодхана; он твердой рукой взял лук и натянул тетиву, но, когда между концами лука остался зазор величиной с горошину, он не выдержал; его пальцы разжались, он опустил лук и рыча вернулся назад. Люди кричали от возбуждения.

Но вот кто-то встал из группы брахманов, все заволновались. Раздались протестующие возгласы:

- Как смеют брахманы состязаться с воинами?! Пусть сидят над своими рукописями!

Однако по правилам в состязаниях могли участвовать все желающие, так как в разосланных царем приглашениях ни слова не говорилось о кастах.

К луку приблизился Арджуна; сын Индры был привлекательным, сильным и красивым юношей. Взглянув на него, Драупади испугалась, что его тоже постигнет неудача. Но Арджуна натянул тетиву и попал в цель пять раз подряд. Драупади подошла к нему и надела ему на шею венок. С этой минуты они считались помолвленными. Арджуна взял ее за руку и вывел из павильона. Тогда поднялся ропот:

— Нас обманули! Кто разрешил брахману брать невесту из сословия кшатриев? Мы этого не допустим. Убьем Драупаду и уведем девушку!

Началась драка, и телохранителям царя пришлось пустить в ход оружие. Бхима, самый сильный из Пандавов, охранял Драупади, вооружившись двумя огромными деревьями, вырванными из земли тут же в парке. Пятеро братьев вместе с Драупади вернулись к себе; в доме горшечника, где они тогда жили, их ждала Кунти. Тогда-то Бхима и закричал с порога:

— Мама, посмотри, какое мы принесли подаяние!

А она откликнулась, не выходя из дому:

— Разделите его между собой!

Братья Пандавы женились на Драупади, строго оговорив условия брака. Первым сжал ее руку и призвал в свидетели бога огня старший брат Юдхиштхира; за ним силач Бхима; потом Арджуна, тот, кому она досталась во время сваямвары; и наконец близнецы один вслед за другим. В течение двенадцати месяцев Драупади была женой одного из братьев, затем наступала очередь следующего. Четверо других братьев, которые в это время не были ее мужьями, не смели даже думать о ней, как о своей жене. Соблюдение этих правил требовало от Пандавов необычайной нравственной дисциплины и силы духа. Тот, кто нарушал их хотя бы мысленно, сам приговаривал себя к изгнанию и должен был искупить свою вину, совершив многотрудное паломничество к святым рекам. Известие, что Пандавы живы, привело в смятение жителей Хастинапуры, столицы их соперников Кауравов, где жил царь Дурйодхана. На какие только хитрости ни пускались Кауравы, чтобы погубить Пандавов, все их усилия оказывались тщетны. В последний раз они заманили двоюродных братьев в западню, поселив их в доме, построенном из сухих досок, пропитанных смолой; Кауравы решили сжечь дом вместе с его обитателями. Пожар-то им удалось устроить, но в огне сгорел лишь наемный строитель этого дома-ловушки, а вовсе не Пандавы, как было задумано. Пятеро братьев благополучно спаслись и отправились странствовать, переодевшись брахманами: они надели на себя священные покрывала, завернулись в оленьи шкуры и отпустили бороды.

Кауравы были уверены, что их враги погибли. Когда они узнали, что Пандавы живы да еще завоевали Драупади, их охватил страх и гнев. Они стали поспешно строить новые планы, чтобы избежать нависшей над ними опасности.

— Кобра, которую ты ранил, но не убил, будет преследовать тебя, пока не сведет в могилу, — говорили они, обдумывая, как им извести своих соперников: подослать к ним наемных убийц или перессорить их, воспользовавшись тем, что у них одна жена.

Больше всего им, конечно, хотелось, чтобы братья начали ревновать друг к другу.

— Одна жена на пятерых! Слыханное ли это дело? Они станут посмешищем, на них будут показывать пальцем!

Но после долгих размышлений Кауравы поняли, что им не остается ничего другого, как оставить своих соперников в покое и ждать подходящего случая.

Пандавы удалились в пустынную часть страны, построили там свою столицу и назвали ее Индрапрастха — город великолепия. Они воздвигли огромный дворец. Там, где раньше был пепел и прах, появились райские кущи. Чтобы отпраздновать восстановление своего царства, Пандавы устроили раджасую[24] и, как того требовал обычай, пригласили своих родственников-врагов Кауравов. Дурйодхана в сопровождении братьев, оруженосцев и пышной свиты явился в Индрапрастху главным образом ради того, чтобы выведать, правда ли Пандавы живут так богато, как об этом говорят люди.

Парки, сады, большие дома столицы Пандавов и, конечно, дворец, где было столько покоев с колоннами, вызывали всеобщее восхищение. Дурйодхана видел это и терзался от зависти. «Им все удается, они все умеют, и боги благосклонны к ним», — с горечью думал он.

Дурйодхану, как главу Кауравов, пригласили посетить дворец. И случилось так, что во время торжественного обхода он сделал несколько грубых промахов. Выйдя во внутренний дворик, замощенный блестящим мрамором, он подобрал края одежды, так как решил, что перед ним большая лужа. Пандавы заметили это и рассмеялись. Проходя по залу с расписными стенами, он снова попал впросак, потому что попытался сорвать один из нарисованных на карнизе плодов. Хозяева, шедшие за ним следом, опять громко засмеялись. Третья неприятность случилась с ним, когда он попробовал пройти сквозь зеркальную стену. Пандавы покатились со смеху, и громче всех смеялась Драупади. Дурйодхана не выдержал и покинул дворец.

— Я буду не я, если не отомщу Пандавам, и особенно этой женщине! — поклялся он. — Они нарочно все это подстроили, чтобы оскорбить меня.

Через некоторое время Дурйодхана пригласил Юдхиштхиру к себе во дворец поиграть в кости. В игральном зале хастинапурского дворца по одну сторону доски уселись Дурйодхана и его сподвижники, а по другую — Юдхиштхира и его братья. Сначала ставки были невелики: немного денег, два-три драгоценных камня. Но к вечеру игроки вошли в азарт. Юдхиштхира неизменно проигрывал. Кауравы ликовали. Они насмехались и потешались над Юдхиштхирой, и тот уж не верил, что сможет отыграться.

— Что у тебя еще осталось? Дворец? Ставлю вот этот дворец, где мы сейчас играем. Ставишь свой? — спросил Дурйодхана.

— Ставлю, — сказал Юдхиштхира.

Он уже не владел собой и скоро проиграл свой дворец, потом лошадей, слонов, оружие и наконец свою столицу и свою половину царства. Его братья сидели тут же и ничего не могли поделать. Он был старшим, и они не имели права приказать ему остановиться, хоть и пытались его удержать. И вот у Юдхиштхиры не осталось ничего, кроме него самого, он поставил на себя — и снова проиграл.

— Хочешь продолжать? Есть у тебя что-нибудь еще? — спросил Дурйодхана и сам ответил на свой вопрос: — У тебя больше ничего нет. Ты мой раб. Но я разрешаю тебе сделать последнюю попытку. Как знать? Счастье переменчиво, вдруг ты отыграешь все, что потерял. Отчего не попробовать? Я хочу, чтобы ты попытался в последний раз. Как знать?

Это было заманчивое предложение, и оно упало на благодатную почву. Юдхиштхира, как одержимый, только об этом и думал, и в последнем порыве отчаяния у него нашелся лишь один ответ:

— Мне больше нечего поставить.

— Ты забыл о жене, — сказал Дурйодхана.

Пандавы единодушно возмутились. Но Дурйодхана не удостоил их вниманием и продолжал уговаривать Юдхиштхиру:

— Разве жена не должна помогать мужу, когда он попадает в беду? Разве жена нужна мужу только для развлечения? Если бы ты относился к игре серьезно, как знать?..

Юдхиштхира решил, что Дурйодхана прав и Драупади будет его последней ставкой; он бросил кости и опять проиграл. Бесчестные Кауравы испустили победный клич. Шакуни, дядя Дурйодханы, был очень хитрым и умным человеком. Это у него явилась коварная мысль затеять игру в кости и погубить Пандавов, и он же направлял руку Дурйодханы, следя за каждым его движением.

— Ступай и скажи этой гордячке, чтобы она явилась сюда, — приказал слуге Дурйодхана.

А Пандавам, которые стали его рабами, он приказал отойти подальше, потому что рабы не должны стоять так близко к царю.

Слуга вернулся, но без Драупади, и доложил:

— Ей, государь, понадобилось узнать, была она последней ставкой или предпоследней, а когда я сказал, что Юдхиштхира проиграл сначала себя, а потом ее, она осмелилась заявить, что последний проигрыш ее не касается, потому что Юдхиштхира потерял право распоряжаться своей женой, так как сам перестал быть свободным человеком. Я предупреждал ее, что ты прогневаешься, государь, но она стояла на своем. Такая уж упрямая женщина!

— Упрямая? Скоро она станет сговорчивей! Скажи ей, что она должна делать то, что ей велят, а не рассуждать. Скажи ей, что теперь она наша рабыня.

Дурйодхана с торжеством оглядел присутствующих. Пятеро братьев стояли в дальнем конце зала..

— Я раздавлю их всех, — прошептал Бхима, скрипя зубами.

— Замолчи, — приказал ему старший брат.

— Одну стрелу из моего лука… — простонал Арджуна.

— Молчи. Не смей ничего делать, — чуть слышно проговорил Юдхиштхира.

Вскоре слуга снова вернулся, но опять без Драупади.

— О государь, она просит передать, что три дня не сможет показываться мужчинам, — сказал он на этот раз.

— Почему?

Наступило неловкое молчание, потом слуга пролепетал:

— У нее месячные.

— Ну и что? Как будто у других женщин не бывает месячных!

— Она говорит, что плохо себя чувствует и не одета подобающим образом.

— Сколько отговорок! Пойди и скажи ей, что она должна прийти сюда, а как она одета, нам безразлично… Живо! — крикнул он.

Драупади пришла и остановилась в глубине зала, полускрывшись за аркой; ее смущало такое большое сборище мужчин. Тогда Дурйодхана призвал своего неистового брата Духшасану и велел ему вывести Драупади на середину зала, но Духшасана сказал:

— Она не хочет.

— Не хочет? Так приволоки ее, — распорядился Дурйодхана, надменно покручивая усы.

Неистовый Духшасана исполнил приказание брата и приволок Драупади за волосы. Ее мужья все видели и ничего не могли поделать. Дурйодхана и его люди — его слепой отец, его родственники и сообщники — веселились от души. Как они смеялись над Драупади! Дурйодхана чувствовал, что он отомщен за смех, который ему пришлось услышать в залах дворца в Индрапрастхе, когда он ступил на мрамор и испугался, что попал в лужу. Драупади громко спросила, как могут благовоспитанные люди допускать подобную жестокость. Но ее вопрос вызвал лишь новый приступ веселья у приспешников Дурйодханы.

— Теперь ты наша рабыня, — объявил ей Дурйодхана. — Ты будешь жить с другими рабынями здесь во дворце и научишься делать то же, что они: стирать белье и убирать мусор. Можешь забыть, что ты была принцессой. Хорошенькую штучку отколол твой отец с этим чудовищным луком! Эй, ты, жена пятерых мужей!

Драупади отвела от него взгляд, опустила голову и пыталась руками прикрыть свое тело, выставленное на всеобщее обозрение.

— Убери руки, — приказал ей Дурйодхана, — рабыня не смеет закрывать свое тело, если господин желает на нее смотреть. Ты считаешь, что недостаточно одета для этого случая. По-моему, на тебе слишком много одежды, сейчас же сними все без остатка!

Бхима не мог сдержаться и застонал, остальные братья тоже, но Юдхиштхира снова велел им молчать, и, когда Дурйодхана приказал Духшасане раздеть Драупади, раздался ее отчаянный вопль. Духшасана ухватился рукой за сари Драупади.

— Только позволь мне, я уничтожу всех этих людей! — воскликнул Бхима.

Но Юдхиштхира снова повторил:

— Мы рабы. Мы не должны ни во что вмешиваться.

— Мои мужья, вы же тут, защитите меня! Вы, умудренные жизнью старики, вы тоже сидите в этом зале, ведь я жена ваших племянников, как вы можете спокойно смотреть на все это, откуда в вас такое жестокосердие? Неужели никто не вступится за мою честь?! — воскликнула Драупади и оглядела всех присутствующих. Никто не шевельнулся.

— О Кришна, бог во плоти, помоги же мне ты! — взмолилась Драупади.

И тогда произошло чудо. Как ни дергал Духшасана за конец ее сари, оно лишь становилось все длиннее и длиннее. Оказалось, что раздеть Драупади невозможно. Она закрыла глаза и продолжала молиться.

Так она стояла, пока старики, которым сначала все это казалось забавным, не почувствовали угрызений совести; увидав, что бог заступился за Драупади, они приблизились к ней и спросили:

— Что мы можем сделать для тебя?

Драупади произнесла в ответ несколько слов:

— Верните мне мужей. Верните мужьям то, что они проиграли в этой безумной игре.

И они обещали исполнить ее просьбу.

Но Дурйодхане их уступчивость пришлась не по душе. Он обиделся и снова стал выспрашивать злоумного Шакуни, как ему досадить Пандавам и унизить их. Шакуни посоветовал ему снова затеять игру в кости и обещал Дурйодхане, что будет помогать ему еще больше, чем в первый раз.

Дурйодхана опять пригласил Юдхиштхиру поиграть с ним в кости, и Юдхиштхира, заядлый игрок, опять принял приглашение и снова все проиграл.

На этот раз Дурйодхана решил непременно вкусить плоды своей победы и поступил осмотрительнее. Он приказал Пандавам покинуть Индрапрастху и двенадцать лет вести в лесу жизнь изгнанников, на тринадцатый год они имели право вернуться к людям, но должны были скрываться под чужими именами, а если кто-нибудь догадается, кто они, в наказание опять провести двенадцать лет в лесу и тринадцатый год под чужими именами, и так без конца. Если, однако, в течение первых тринадцати лет все условия будут соблюдены, они получат право вернуться в свое царство; если же нет, им придется ждать этой возможности еще тринадцать лет.

Пандавы построили в лесу хижину, поселились там все вшестером и жили, как лесные бродяги. Драупади, которая со дня своего бесчестия ходила с распущенными волосами, безгласно и покорно переносила все лишения. Но когда к ним в хижину пришел Кришна, который в человеческом облике был богом Вишну в его восьмом воплощении («Я рождаюсь из века в век для защиты добра, для уничтожения зла…» — так он потом говорил Арджуне), Драупади не выдержала:

— Посмотри, до чего меня довели! Мои мужья — самые прославленные воины в мире! И они позволили, чтобы меня так опозорили! Меня оскорбляли на глазах у великого Юдхиштхиры. Но он был так покорен, так незлобив, так благостен, что даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти честь своей жены. Мало того, он заразил мягкосердечием всех своих братьев! Где был Бхима? Ведь он может сдвинуть гору, куда же девалась его Сила? Разве не говорили люди, что цари намочили простыни, когда услышали о его рождении? Где-же был Арджуна, обладатель гандивы[25]? Что за неодолимая слабость охватила вдруг самых достойных мужчин нашего мира? Такая уж, видно, у меня судьба! Такая у меня доля!

Кришна старался утешить Драупади, он взывал к ее благочестию со всем красноречием, на которое был способен, но она сказала:

— Мои мужья должны кровью восстановить свою и мою честь, они должны силой вернуть все, что потеряли. И если им придется погибнуть в этой борьбе, я не стану плакать. Они должны отвоевать царство, которое потеряли из-за недостойной забавы, из-за мошенничества Шакуни и коварства Кауравов. Пришло время начать войну.

Ее пылкая речь заставила Юдхиштхиру нарушить молчание.

— Почему мы должны воевать? Им досталось только то, что мы ставили на кон.

Тогда Драупади охватил гнев.

— Раз ни мои старшие родственники, ни мои мужья не хотят мне помочь, — воскликнула она, — значит, судьбе угодно, чтобы я страдала! Значит, такова наша участь и нам суждено было потерять царство из-за бесчестия и плутовства.

— Будь я свободен, я бы пришел в Хастинапуру, не дожидаясь, пока меня позовут, и не позволил бы играть, — сказал Кришна. — Но я услышал твой крик, только когда они попытались опозорить тебя. Я помогу тебе. Мы будем воевать и победим. Можешь не сомневаться.

— Когда Духшасана схватил меня за волосы, — сказала Драупади, — они рассыпались у меня по спине и с тех пор так и остались неприбранными. Я не буду их расчесывать, пока не окуну в кровь этого чудовища. Я даю обет и прошу моих доблестных мужей помочь мне его исполнить.

Прошло тринадцать лет, прежде чем Драупади дождалась своего часа, тринадцать лет мучительного изгнания и тяжких трудов. Но все это время она не уставала повторять:

— Пойдем войной, убьем Дурйодхану, убьем его людей или погибнем.

В последний год своего изгнания Пандавы скрывались в царстве Вираты. Шпионы Кауравов искали их, где только могли, но Пандавы жили под чужими именами во дворце Вираты, где их никто не знал. Юдхиштхира стал придворным и помогал Вирате советами во всех играх; Арджуна под видом евнуха охранял покои живших при дворе женщин; Бхима на кухне командовал поварами, а двое близнецов смотрели за скотом и за лошадьми в царских конюшнях. Драупади прислуживала царице.

Это был беспокойный год для Пандавов, потому что каждую минуту их могли узнать. Под самый конец Кауравы выследили Арджуну, который, переодевшись в чужое платье, помогал во время одной незначительной битвы сыну Вираты. В конце концов Пандавы пошли на Кауравов войной, потому что, когда прошло тринадцать лет и они потребовали назад свое царство, Дурйодхана отказался его вернуть. Так началась последняя схватка, и Пандавы, понуждаемые Кришной, выстроились в боевом порядке на поле Курукшетре. Арджуна приехал на колеснице и поднял свой прославленный лук, но в последнюю минуту заколебался. Увидав всех своих двоюродных братьев, дядей и кровных родственников, он содрогнулся и закричал, что не может убивать родных и друзей. Тогда Кришна, находившийся на поле боя в качестве его возничего, посвятил Арджуну в тайны учения об отрешенности и действии, рассказал ему, что такое время и бессмертие, добро и зло и что такое долг (эти поучения Кришны составляют содержание знаменитой рукописи «Бхагавадгита»), а потом сбросил маску и явил всю силу своей божественной сущности, всеобъемлющей и заполняющей собой весь мир. Арджуна был поражен великой мудростью Кришны, он воспрянул духом и с легким сердцем бросился в битву; Арджуна сокрушил злодеев и дал возможность Драупади после стольких лет ожидания выполнить свой обет.

Через несколько тысяч лет, когда Пандавы совершили на земле все, что им было положено, пятеро братьев и Драупади отправились на небеса, надеясь, что они попадут туда в своем человеческом облике, как это обещано в шастрах всем совершенным людям. Но, не дойдя до цели, все они один за другим упали назад из-за мелких недостатков, о которых раньше даже не подозревали.

Драупади первая замедлила шаг и сошла с дороги, ведущей на небо. Бхима спросил у Юдхиштхиры, как это может быть, чтобы женщина таких высоких достоинств не могла достичь неба, и Юдхиштхира сказал ему, что, хотя Драупади была хорошей женой всем пяти братьям, она безотчетно испытывала большее влечение к воину Арджуне, который добился ее руки и сердца во время сваямвары, и что этого скрытого изъяна ее натуры оказалось достаточно, чтобы она не могла попасть на небеса иначе, как пройдя через чистилище.

Единственным, кто беспрепятственно достиг неба, был Юдхиштхира, перед которым бежала невзрачная собачонка, прибившаяся к нему во время скитаний по лесам. Когда смотритель, стоявший у врат небесных, не захотел впустить собаку, Юдхиштхира тоже отказался войти. И в конце концов смотрителю пришлось открыть ворота и перед человеком и перед его любимой собакой,