Плакальщицы выбежали из комнаты так, будто за ними гнался демон. Причем, явно не инкуб.
Я не мог их осудить — наверное, за свою карьеру они не так часто встречали оживающих покойников.
Спустив ноги со стола, я удовлетворенно отметил, что на этот раз после возвращения в мир живых я не испытывал никаких неприятных ощущений. В отличии от предыдущего похода в царство Аида.
В нагрудном кармане вместо временного договора теперь лежал постоянный, и касался он не только Зевса, но и Посейдона, и всех возможных проклятий, которые эти бороды могли бы на меня наслать. Красота.
Единственное, что меня сейчас всерьез беспокоило, это время. Сколько часов я был в отключке? Или сколько дней?..
Тут ко мне в комнату с шумом и криком всей толпой ввалились друзья.
Добрые полчаса меня хлопали по плечам, душили в объятиях и бурно делились впечатлениями от моей смерти. Должен признать, это было приятно. Еще никогда в жизни я не слышал в свой адрес столько прекрасных слов о том, какой я замечательный!
Правда, к восхвалениям постоянно примешивались посторонние эпитеты типа «сукин сын» и «паразит бессовестный». Но это ничуть не обесценивало все остальное.
Оказалось, что проспал я всего лишь до полуночи того же дня, а плакальщиц нанял Графыч — он посчитал, что если я умер по-настоящему, то неправильно оставлять меня без поддержки в потустороннем мире. А если я все-таки очнусь и перепугаюсь рыдающих теток, то так мне и надо, потому что мой легкий испуг ни в какое сравнение не идет с тем потрясением, которое пришлось перенести всем остальным при виде моего бездыханного тела.
Тот со смехом оправдывался, что в комнате у меня стоял такой смрад, будто я уже разлагаться начал, вот он и предпринял похоронные меры.
К слову, мои синие руки никого не смутили — парни посчитали, что я перепачкался, пока лечил Диониса и компанию.
Хорошо еще, что они по христианскому обычаю меня обмывать не надумали. А то, пожалуй, долго задавались бы вопросом, каким конкретно образом я Дионису помогал.
Когда все поулеглось, я выполз на улицу покурить.
Первая сигарета после воскрешения пошла вкусно. Я неторопливо выдыхал горьковатый дым в небесную черноту, наслаждаясь каждым мгновеньем и размышляя о будущем.
Ядрена копоть, какое же это все-таки кайфовое занятие — думать о завтрашнем дне!
По большому счету для нас пока что все складывалось удачно. У школы имелись две победы и одно поражение, другими словами, мы набрали два балла. У ассасинов был точно такой же расклад: они победили танцоров и ветродуев, споткнувшись только на нашем Рыжем. Две победы и одно поражение. Несколько хуже дела обстояли у ветродуев — они выиграли дуэль с нами, но потерпели поражение от ассасинов и не смогли достойно закончить сражение с танцорами, в связи с чем судьи объявили о неприсуждении победы ни одной из сторон. Другими словами, им удалось отвоевать только одно очко. Самая неприглядная картина сложилась у танцоров — кроме «ничьей» с ветродуями за их плечами были только два поражения от нас и ассасинов. Ноль баллов.
Так что драться они завтра будут, как бешеные. Мастер Леон — человек не особенно чистоплотный в вопросах чести. Сначала — засланный казачок, теперь вот копье. И кто знает, какие еще сюрпризы припрятаны у них в рукаве.
Ассасинов я почему-то особо не боялся: все их подмастерья уже отыграли, а значит пятерка будет состоять из крепких середнячков, с которыми вполне себе можно посоревноваться. Подлости я от них никакой не ожидал — хоть школа и занималась решением всяких мутных задач, ее бойцы до сих пор демонстрировали честные навыки в открытом бою.
Ветродуев я опасался. Судя по всему, они сделали ставку на финальный бой и приберегли для него своих сильнейших игроков.
Так что завтра нас всех ожидала жесть, крепкая и коварная, как волнистый край консервной банки.
Азра назначил большую сходку завтра с утра пораньше, под кофе перед завтраком. А сейчас за закрытыми дверями орался с Та’ки, обсуждая подходящую стратегию.
— Даня!.. — услышал я за спиной голосок Ники.
Бедная моя кошка, сколько же ей всего пришлось перенести за последние дни!
— Извини, что заставил понервничать, — сказал я.
— Понервничать — это не то слово, — тихо сказала она.
Я кивнул.
— Понимаю. Кстати, вопрос с твоим контрактом решен. Старый поганец блефовал, никакой бумаги у него не было. Так что ты свободна от ордена.
Она присела рядом со мной — так, что я ногой ощущал прикосновение ее бедра.
— Я слышала от Эрика, что сегодня были похороны господина дрессировщика, — проговорила она. — Поэтому ему непросто оказалось найти для тебя приличных плакальщиц.
Я усмехнулся.
— Приличных?.. А что, бывают еще страшней?
Кошка с укором взглянула на меня.
— Они же не гейши из Шутихи, а символы скорби! И плакали очень душевно…
Я промолчал. Ждал следующего вопроса о мертвом дрессировщике. Но Ника так его и не задала. Вместо этого она спросила:
— Ты спать идешь?
Я отрицательно покачал головой.
— Выспался уже по самое не хочу. А ты иди, отдохни. Завтра все поднимутся раньше обычного, а тебе еще завтрак готовить…
Я и правда о ней заботился. Но еще мне очень хотелось остаться сейчас одному. Иной раз это так важно — иметь возможность наедине с собой переварить какое-то событие или переживание.
— Хорошо, — покорно согласилась Ника. Коснувшись легкой рукой моего плеча, она поднялась и ушла в дом.
Я же, прикурив очередную сигарету, продолжил любоваться звездами.
Внутри меня что-то происходило.
И это что-то гнало меня в ночь.
Черт возьми, я ведь действительно могу не увидеть следующего заката. А сейчас темнота так упоительно пахнет, кровь обжигает изнутри и хочется прожить каждую минуту как отдельную маленькую жизнь.
Поднявшись с земли, я сунул руки в карманы и побрел прочь от гостевого дома.
Сумерки манили все дальше, и я шел все быстрей, докуривая сигарету на ходу.
Ноги сами несли меня по блестящим булыжникам прямо к храму Деметры.
Музыку бы в уши — и совсем хорошо!
Примерно через полчаса энергичной ходьбы я уже сворачивал в переулок, который заканчивался тупиком со сквером и небольшим святилищем. Откуда я узнал про него — понятия не имею. Может быть, видел в ту пьяную ночь.
Поднявшись по белым ступеням, я толкнул двери храма, и они легко отворились, впуская неурочного посетителя.
Пространство внутри было наполнено трепетным светом множества свечей. Сладковато пахло воском и увядшими цветами, которые темным ковром устилали каменный пол.
В центре храма возвышалась белая статуя крутобедрой и длинноволосой женщины в покрывале. Как говорится, скульптора — на мыло. Потому что его изваяние наверняка могло бы символизировать многих матрон олимпийского пантеона, но только не Деметру!
Дверь потайной комнаты открылась, и из нее вышел сухонький старичок с добрыми лучистыми глазами.
В руках он нес большую и украшенную спелыми колосьями корзину, в которой лежали мои вещи, спящий Лёха и бутыль с какой-то пенной жидкостью.
Похоже, мне заботливо передали растворитель краски, чтобы я смог привести себя в порядок. Стер последнее вещественное доказательство нашей хмельной шалости.
Ничего не говоря, жрец подал мне корзину, слегка склонив голову в уважительном поклоне. В ответ я тоже неловко изобразил благодарного японца и взял свое имущество.
Так и не проронив ни единого слова, шаркающей походкой жрец удалился в свою комнату, оставив меня наедине со статуей.
Я поставил корзину на пол. Подошел к мраморному изваянию.
— Ты знаешь, что это нечестно? — тихо сказал я, глядя на тетку в покрывале. — Подсовывать вместо собственного изображения вот такое вот нечто? Мало ли, что ты не хочешь меня видеть. Но я-то хочу!..
В молчаливом свечении храма было слышно, как пощелкивают фитили и где-то скребутся мыши.
Какой все-таки маразм — разговаривать со статуями в храмах! И надеяться, что тебя услышат не только местные жрецы.
Я вздохнул.
Внутри меня кипело столько слов, но ни одно из них я не собирался произносить вслух.
Тем более — этой уродливой обманке.
А значит, нужно просто уходить.
Я развернулся к двери — и от неожиданности даже вздрогнул.
В нескольких шагах от меня стояла Деметра. Настоящая, живая. В темных брюках и рубашке со свободно расстегнутым острым воротничком. Руки в карманах, в глазах — улыбающаяся синева.
— Говорят, среди смертных появился один диковинный экземпляр, из-за которого боги вдруг один за другим принялись нарушать установленные правила, — сказала она, и в тишине храма ее голос прозвучал задорно и звонко. — Неужели Аид и правда сначала убил тебя, а потом отпустил обратно?..
Я улыбнулся.
— Все так и было.
Деметра покачала головой.
— Мойры, наверное, до сих пор бранятся. Они терпеть не могут узелков на своих нитях.
— И ты пришла, чтобы сказать мне это?.. — спросил я, пристально вглядываясь в ее бездонные глаза.
Она спрятала взгляд под ресницами.
— Просто захотелось увидеть еще раз. Живым. И еще раз попрощаться, потому что…
— Не надо, — перебил я Деметру, приблизившись к ней. — Не говори. Мне будет приятней думать, что, может быть, мы еще не раз встретимся, а тебе… Тебе будет проще изменить свое решение, если вдруг захочется.
Я подошел к ней так близко, что мы почти касались друг друга.
— Сам-то понимаешь, какую глупость только что сморозил? — тихо спросила она.
— Почему?
— Потому что нет ничего хуже необоснованного ожидания.
— Да плевать, — тихо сказал я, делая еще полшага к Деметре. Дурная кровь зашумела в ушах, руки сами потекли по ее спине к пояснице и ниже. Наклонившись к ее лицу, я замер в паре сантиметров от прикосновения, и эту дистанцию мне навстречу она преодолела сама.
Ее руки легли мне на плечи, скользнули по шее к волосам — и в следующее мгновенье Деметра отпрянула от меня всем телом, словно очнувшись.
Я подчинился. Отпустил ее.
Деметра подняла на меня свой бездонный взгляд и тихо проговорила:
— Уходи отсюда. И никогда не возвращайся. Потому что, если ты придешь, я ведь и правда могу не удержаться от личной встречи. А такие личные встречи богов со смертными ничем хорошим никогда не заканчиваются. По крайней мере, для смертных.
— Мне это без разницы, — без малейшего колебания ответил я.
Она с усмешкой покачала головой.
— Ну ты даешь. Суметь увидеть женщину в древней сущности, которой несколько тысяч лет… Это надо быть тем еще извращенцем!..
— А я никогда и не утверждал, что святой и непорочный, — выпалил я.
Деметра тихо рассмеялась.
— Смешной…
— Разве?..
Она не ответила. Только помолчала немного и сказала:
— Мне пора.
Я даже не успел ничего сказать ей на прощанье, как силуэт Деметры стал вдруг прозрачным и погас.
Еще несколько минут я оставался в святилище, прислушиваясь к перетеканию энергий внутри и пытаясь разобраться в собственных эмоциях.
Мы вроде как опять расстались, но при этом я чувствовал, что эта встреча все-таки не станет последней. И от этого на душе становилось хорошо.
Деметра умела манить куда больше, чем все три Флоры вместе взятые. Но эта ее манкость отличалась от свойства ее коллеги так же сильно, как любовь отличается от бордельных услуг.
Меня уже не заботило, был ли у нас секс в прошлом. Те два сантиметра, что Деметра преодолела сама для того, чтобы прикоснуться ко мне, теперь волновали куда больше.
При этом я понимал, что весь эмоциональный накал может быть простой реакцией на недавнюю смерть и сильную божественную ауру.
Но даже если так, что это меняет? Чем реакция на ауру хуже, чем, скажем, на красивые ноги или красивую задницу? Тем более, если и то, и другое шло в комплекте.
Я чувствовал себя наполненным до краев.
По пути Лёха вышел из своей комы и принялся мне обиженно выговаривать, что у меня вообще нет совести, и что только последняя сволочь может позабыть друга, как перчатки.
Я извинялся. Пообещал, что попытаюсь сделать ему какие-то ноги. На этом мы вроде как помирились, но я чувствовал, что Лёха еще не до конца отпустил свою обиду.
Ну да ничего. Немного попыхтит еще, и все уладится — я в этом не сомневался. Особенно если мне и правда удастся придумать для него удобный способ передвижения.
Когда я вернулся, спор Азры с медведем уже закончился. Окна гостевого дома сонно чернели и внутри стояла абсолютная тишина, не считая храпа Та’ки под столом в кухне.
Я зажег свечу и растолкал нашего бога.
— Извини, что бужу, но мне нужна твоя помощь.
— Да ладно, — пробубнил наш зеленый, с трудом продирая глаза.
— Я решился открыться тебе, потому что… Ну просто дальше так продолжаться не может.
Я расстегнул свою куртку, вытащил рубашку из штанов и принялся расстегивать ремень.
Та’ки сразу очухался и сел, часто моргая.
— Это… Может, не надо мне так сильно открываться?.. Я, конечно, к тебе хорошо отношусь, но не настолько же!..
— Вот только не надо пошлости! — покосился я на него. — Снятые штаны — это не всегда про разврат, иногда это про политику!..
Я продемонстрировал Та’ки свой перепачканный краской живот.
— Пожалуйста, помоги мне!
Медведь присвистнул.
— А ну-ка посвети.
— Чего тут светить-то, и так все видно! Вот, у меня и растворитель есть.
Та’ки кашлянул.
— Да уж. Весело ты живешь, Даня. Увлекательно. И теперь ты предлагаешь мне все это сейчас того самого? Натирать?
— Лучше от-тирать, — поправил я. — Я бы не попросил, но смертному это не под силу, сам понимаешь.
— Будем надеяться, никто сюда на припрется среди ночи, — пробормотал медведь. — И не увидит, как я тебя без штанов того самого… от-тираю.
К счастью, во время этого деликатного процесса нас никто не потревожил, и я уже совершенно чистый отправился подремать оставшийся час до подъема, хотя сна не было ни в одном глазу.
В своей постели я обнаружил Нику. Она спала, свернувшись калачиком на самом краю. Я вернул Лёху на свое место на столе, бережно накрыл мою кошку одеялом и прилег с другой стороны.
Но так и не смог даже глаз сомкнуть.
Когда Ника поднялась делать завтрак, я встал вместе с ней и помог нажарить яйца на всех.
От удовольствия она смущенно краснела и улыбалась, довольная моей компанией.
Наконец, все начали собираться за столом. Первые минут двадцать все просто ели, а потом Ника с Лилит принесли кофе, и Азра объявил начало совещания.
— Мы так и не смогли прийти к единому решению касательно сегодняшней стратегии, — с мрачным видом заявил магистр.
Выглядел он, надо сказать, скверно. Я невольно вспомнил наш давний разговор у костра о том, что руководить школой оказалось гораздо сложнее, чем можно было представить. Для Азры этот пост и правда оказался испытанием.
Та’ки, похрустывая стеблем в предательски испачканной лапе, пыхтя и покряхтывая, уселся рядом со столом.
— Уггу, — подтвердил он.
Азраил вздохнул и продолжил:
— В общем, у нас есть три плана. Нужно выбрать, которого из них мы будем придерживаться. Первый вариант таков: мы включаем в боевую группу Кассандру.
Я удивленно хмыкнул — впрочем, как и все остальные.
— Так она же станет для всех мишенью! — возразил Графыч. — Кассандра ведь даже меч в руках держать не умеет, она не сможет себя защитить!
— Спасибо, что напомнил, — саркастично отозвался Азра. — Если позволишь, я продолжу.
Эрик сразу заткнулся, и мы растопырили уши, уже предвкушая что-то хитрое.
— Вместе с ней на арену выйдут Берн, Майка, Тень и Даня.
— Тень?.. — удивился уже Рыжий. — Слушай, ты же заявил его как иллюзиониста, но его иллюзий никто из зрителей не увидит!
— Отчего же? Еще как увидят. Если ты займешься этим вопросом.
— В смысле?..
— Смотрите, в чем вся идея. Тень будет стравливать между собой нужных игроков, но его главная задача — прятать Кассандру. По большому счету четыре команды по пять игроков очень легко можно разбить на правильные дуэльные группы. Только для участников и судей нужно будет показать пару фокусов, которые согласовывались бы с той иллюзией, которую покажет зрителям Рыжий.
— А судьи разве на запалят?.. — спросил я.
— Они следят за вмешательствами внутри защитного пузыря, а не снаружи. Итак, Тень прячет Кассандру, Кассандра подлечивает раненых, Даня выпускает как можно больше разных сущностей и прикрывает Тень с Кассандрой. Берн и Майя атакуют. Ну а там по обстоятельствам. Если все сделаем правильно, получится хорошо.
— Тут как ни делай, все равно говно получится, — буркнул панда. — Из всех своих планов этот — самый хитросделанный и потому дерьмовый. Тем более нет гарантии, что все, кто нужен, окажутся восприимчивы к мастерству Тени.
— Я просто хочу, чтобы у нас после этого боя все встали и пошли! — зыркнул на Та’ки магистр. — Имейте в виду, что до окончания боя штатные целители не станут вмешиваться, хоть ты кровью там залейся.
— Ну-ну. А если проколемся, то идти нам придется долго и нудно — аккурат до рудников, — пробубнил шаман.
Азра вздохнул.
— Есть второй план. Никакого геморроя с иллюзиями, вместо Тени выпускаем Бобра и делаем его личным охранником Кас. Даня идет в атаку. Здесь главной задачей будет перемешать всех игроков таким образом, чтобы бить мощными конструктами по местности было не с руки ни одной из школ. Иначе у нас будет два трупа. И третий вариант, последний. На арену выпускаем Даню, Майю, Бобра, Берна и Графыча. И хреначим все, что движется, так, как получится. Ну, что скажете?
Я поднял руку.
— Третий вариант. Это по-нашему.
— Полностью согласен, — кивнул Графыч.
Все остальные тоже проголосовали за третий план. Просто выйти всей толпой и хреначить направо и налево, кого увидим.
А чего, интересно, ждал от нас магистр?
Мы же грифы, а не какие-нибудь танцоры.
Собирались быстро и весело. Берн балагурил за троих, пытаясь таким образом побороть волнение. Бобер всех подначивал, пока не получил нахлобучку — сначала от Майки, потом от Азры.
Только Графыч казался каким-то притихшим и сосредоточенным. Время от времени он поправлял свой наглазник и хмурился каким-то своим мыслям.
Я ободряюще хлопнул его по плечу.
— Да все будет отлично, не сомневайся!
Он улыбнулся в ответ, и эта улыбка показалась мне по-детски беззащитной.
— Надеюсь, что так.
Когда мы покинули гостевой дом, то с удивлением обнаружили небольшую группу поддержки, которая при виде нас сразу начала улюлюкать и махать флагами.
Нашими, Карл! Нашими флагами!
Если бы это видел Янус, он бы нами гордился!
Солнце радостно бликовало на крышах и жестяных флюгерах, сверкало на гладких булыжниках чисто вымытой мостовой. Мы топали по дороге, все прибавляя шаг, и в итоге явились на арену первыми.
Следом потянулись ассасины и танцоры. Последними явились ветродуи.
Как в первый день мы все собрались на арене, ожидая сигнального гонга.
И наконец он прозвучал.
Судьи еще раз зачитали правила — и о разрешении на использование всех видов атаки, и о запрете на вмешательство. А потом потребовали представить списки участников.
Никаких обсуждений не было — все школы заранее продумали состав своих отрядов. Получив четыре списка, судьи принялись объявлять участников.
Ассасины действительно выставили «середнячков». Причем четыре бойца походили один на другого, как родные братья — темноволосые, легкие, примерно одного роста. И только один из них, иллюзионист, был выше остальных на целую голову и выделялся длинными соломенно-светлыми волосами.
Ветродуи выставили всех своих подмастерий и двух первогодок, среди которых оказался и мой давний приятель. Правда выглядел он немного помятым и почему-то виноватым.
Танцоры удивили набором оружия. Кроме копейщика и двух мечников у них был один парень с молотом и еще один — с парой больших ножей и арбалетом.
Ну а потом объявили нас.
Не знаю, почему, но в тот момент, когда я услышал свое имя из уст судьи, все мое взбудораженное волнение вдруг улеглось.
Вот и все, прелюдия закончилась — теперь настало время показать, чего я стою на самом деле.
Чего мы все стоим.
Все, кто не участвовал в битве, покинули арену.
Мы разошлись по разным сторонам. Трибуны притихли в напряженном ожидании.
— Ну что, парни, — проговорила Майка, поглаживая рукоять своего меча. — Всем — хорошей драки. Давайте им всем покажем, за Януса!
— За Януса, — эхом повторил я.
Ударил гонг.
Наши противники переглянулись — и бросились навстречу друг другу, будто напрочь позабыв про нас.
А в следующую секунду, слившись в единый отряд, и ветродуи, и ассасины вместе с танцорами вдруг двинулись на нас!
У меня по коже пробежал озноб. Майка ругнулась. Бобер охнул, а Графыч, отступая на шаг, скрипнул зубами.
Пятнадцать бойцов против пяти.
И что нам теперь делать?..
Валерка ударил мощным порывом ветра, и чтобы устоять на ногах, нам всем пришлось постараться. Иллюзия в два раза увеличила отряд, движущийся на нас. Над головами бойцов один за другим начали вспыхивать конструкты…
— Это же предварительный сговор, — прошипел Графыч. — Три школы против одной — это неправильно и несправедливо!.. — выкрикнул он.
Танцоры в переднем ряду, услышав его слова, мерзко ухмыльнулись.
А нам в головы с задних рядов полетели пылающие огненные шары.
— С-суки! — взвизгнул Бобер, отскакивая в сторону и хватаясь за обожженную руку.
— Всем рассредоточиться! — скомандовала Майя.
— Не честно… — опять повторил Графыч, и в этот раз его голос прозвучал устрашающе.
Я обернулся, и увидел, как он стаскивает с глаза повязку.
— Это все… Нечестно!!! — крикнул он, и голос Графыча, как раскат грома, прогремел над трибунами.
Земля под ногами дрогнула. Мы переглянулись и дружно, как по команде, плюхнулись на четвереньки в песок. Противники от такого зрелища заржали в голос.
А в следующее мгновение от Графыча во все стороны по земле потянулись трещины, выплевывая серые клубы дыма. Арена содрогнулась, и, громыхнув на всю столицу, земля ухнула вниз на несколько метров, поднимая вверх облака пыли. Ударная волна разметала весь объединенный отряд противников в разные стороны. Оглушительный треск пронесся над головами, и в то же мгновение несколько гигантских трещин разломили арену, увлекая в раскрывшуюся пропасть всех, кто попадался на пути! Защитный пузырь со стеклянным звоном лопнул, и трещины разбежались дальше, раскроив трибуны.
Женщины завизжали. Зрители бросились в стороны. Флаги, красиво развеваясь, планировали с верхних ярусов вниз. Судьи повскакивали со своих мест. К трибунам со всех ног бросились целители в своих ярких одеждах.
А Графыч, весь бледный и мокрый, будто только что из-под дождя, рухнул на колени в песок рядом с распластавшимися по земле соратниками.
Я вскочил на ноги, выхватив меч. Взглянул в огромные от испуга глаза Майки, и, повернувшись к соперникам, вскинул руку с мечем вверх и закричал:
— Мочи козлов пока не очухались!