Боги, пиво и дурак. Том 7

Глава 21 Добрая драка лучше худого мира

Его удар был стремительным и резким. Бесхитростным, как в честной мальчишеской драке. Но сам факт, что Оракул отреагировал на мой вызов таким образом, почему-то произвел на меня гипнотизирующее впечатление. Замешкавшись на мгновенье, я не успел уклониться.

Как бы там ни было, древний бог не использовал никаких читерских приемов. Удар пришелся в челюсть — крепкий, но недостаточно сильный, чтобы я потерял равновесие. Разбитая изнутри щека засочилась соленой кровью. Отскочив назад, я присел, уворачиваясь от повторной атаки, а потом резко ушел влево и выпрямился, впечатывая костяшки правой руки в худой и по-спортивному твердый живот противника.

Оракул со стоном согнулся и отступил.

Я дал ему отдышаться.

— Второй раз… Та же ошибка, — с кривой улыбкой проговорил Оракул, выпрямляясь. — У этого тела мало памяти. Но у меня ее предостаточно. И, если ты не против, я поделюсь этой памятью с ним.

Он пластично собрался пружиной и с ловкостью Брюса Ли подскочил ко мне и ка-аак маханул с разворота босой ногой, метя мне в голову!

Я едва успел отпрыгнуть назад от этого каратэ.

— Ничего себе как ты умеешь!..

— Говорил же — я наблюдатель, — почему-то со стоном проговорил Оракул. — Все вижу. И все помню. Вот только это тело, похоже, готово воспроизвести не так уж много.

— А, ну это да, — усмехнулся я, сплевывая набравшуюся во рту кровь себе под ноги.

Покосился на Лидию. Но ребенок, как это ни странно, совершенно не обращал внимания на нашу драку. Девочка продолжала складывать что-то наподобие домика из птичьих костей, напевая что-то себе под нос.

Кир, стоявший в двух шагах от нас с Оракулом, вообще выглядел, как экспонат музея восковых фигур. Мне кажется, если бы мы нечаянно задели его, он бы просто упал, как игрушечный солдатик, и продолжил бы лежать на полу с тем же выражением лица.

Вот что у парня в голове?..

Не говоря уже об остальных птицах. Интересно, они все на самом деле — просто люди в масках?

— Нет, — услышал я голос Оракула.

— Что? — не понял я.

— Ответ на твой вопрос. Не все из них — люди. Но в любом случае тебя это не касается!

Он снова сделал выпад а-ля Жан-Клод Вам Дамм, но ойкнул и схватился за промежность.

— Ты это, со шпагатом поосторожней, — ехидно сказал я Оракулу, по-джентельменски отступая и давая ему очухаться. — Со стороны смотрится легко и красиво, но растянуться так с непривычки — полный трындец.

— Да, я уже понял. Благодарю за рекомендацию. Придется более избирательно подойти к выбору движений.

И он подошел, блин. Избирательно. Как бросился на меня, будто избранный ученик Шао-Линя на вселенское зло!

Руки и ноги Оракула замелькали на таких скоростях, что я даже выругаться не успел. Вот это я понимаю — активная старость! Чтоб я так конечностями махал в то время, как мои сверстники начнут маяться склерозом.

Получив с размаху по зубам, я отключил голову и полностью доверился инстинктам и рефлексам. Уже не помню, как, но я сбил его с ног и, усевшись сверху, хорошенько наподдавал в корпус. Потом он ужом вывернулся из-под меня и в ответ хорошенько ввалил по ребрам и один раз — по физиономии.

Зубы мои затрещали. Из разбитой губы на подбородок теплой сыростью плеснула кровь. Я застонал, и хором со мной вдруг взвыл и Оракул.

Тяжело дыша, бог сполз с меня, обнимая руку с разбитым костяшками.

Похоже, наш мортал комбат на сегодня закончился.

Я шумно выдохнул. Сел. Попытался вытереть кровь с подбородка, но бесполезно — она продолжала течь из раздувшейся нижней губы.

Хорошо, что зубы целы.

— Живой? — спросил я своего противника.

— Да, — отозвался побитый Оракул. — Но больно. Никогда не думал, что в такой примитивной телесной битве есть глубинный смысл. Мораль. Истина.

— Да? — искренне удивился я. — Они там правда есть?..

Он демонстративно поднял разбитую руку с таким видом, будто она была чашей Грааля и все объясняла.

— И?.. — с интересом спросил я.

— Не видишь? Прямая агрессия — прямое возмездие. Бьешь противника, но боль делится на двоих. Моя рука помнит твое разбитое лицо. Ничего не проходит безнаказанно. Нельзя причинить вред кому-то, не причинив вреда себе.

Я усмехнулся.

— Вообще-то еще как можно. Например, если бить не рукой, а дубиной.

— Но, если бы я взялся за дубину, разве ты не достал бы свой меч?

— Это лишь означает, что нехрен с дубиной в руках приставать к мужику с мечом. Против него надо идти с отрядом других вооруженных мужиков.

— Это еще одна философия, — внимательно глядя на меня, проговорил Оракул. — Но разве это будет честно?

— Честно? Нет. Но мы ведь говорим не о справедливости сражения, а о безопасности. О том, можно ли причинить вред другому, не причинив вреда себе. Честный бой подразумевает справедливое равенство условий, а значит, и рисков. Чтобы сократить риски, нужно обладать изначальным преимуществом. В оружии, численности или чем-то еще. И чем значимей преимущество, тем меньше рисков. И нет тут никакой философии. Просто туз всегда бьет короля, а король — валета.

— Не всегда, — задумчиво отозвался Оракул. — Шестерка козырей легко побивает и валета, и короля…

Он неловко подвинулся, чтобы сесть поудобней, и невольно опять застонал, хватаясь за ребра.

— Извини, — пробормотал я. — Перестарался немного.

— За что? Я ведь сам ввязался в это. И потом… Было весело, — криво улыбнулся он, блеснув глазами. — И, кстати, боль — это не только слабость. Но еще и ресурс, как оказалось.

— Чего? — удивился я.

Оракул глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

— Боль в теле нарушает стройное течение мыслей, — проговорил он. — Хорошо…

Я с улыбкой покосился на бога. Вот ведь проблемы у парней! «Стройное течение мыслей».

— Бухалово! — призвал я стакан вискаря. И протянул Оракулу. — Очень рекомендую после драки.

Бог посмотрел на протянутый стакан.

И, к моему удивлению, взял его безо всяких возражений и дополнительных вопросов. И опрокинул в себя.

Слезы выступили у него на глазах, но Оракул только вытер их запястьем и кашлянул.

Я присвистнул.

— Ничего себе. Я думал, сопротивления будет больше.

— Начатое падение не остановить другим способом, кроме как достигнув дна, — сдавленных голосом ответил тот.

Я хмыкнул.

— Ну да. Наверное.

Наколдовав еще один бокал выпивки, я сделал пару глотков. Разбитый рот защипало не по-детски. Поморщившись, я вытащил папиросу и прикурил.

Оракул молча протянул руку.

— Уверен? — спросил я.

Ответом был долгий пристальный взгляд, так что я достал папиросу и для него. Прикурив, бедняга с непривычки зашелся кашлем.

— Редкостная дрянь, — резюмировал он, разглядывая папиросу.

— Полностью с тобой согласен.

Он зачем-то снова затянулся и опять закашлялся.

Я похлопал его по спине, как будто это могло помочь. И спросил:

— Почему я?

— А ты не понял? — чуть захмелевших голосом спросил Оракул.

— Потому что я — ключ к вратам?..

— Не только.

Он погасил папиросу и подобрал под себя ноги. Вытащил из-под задницы острую черепушку какой-то твари, повертел в руках и бросил в сторону.

— Вселенная создана так, чтобы у всего имелись свои ограничения, — проговорил Оракул. — Безграничная свобода развращает. В том числе и богов. Поэтому изначально существовали три силы, которым они не могли противостоять. Догадаешься, какие?

Я пожал плечами.

— Мне известно только про власть Чаши.

— Чаша — это подделка. Суррогат. Заменитель. Хлыст надсмотрщика в руках у того, кто сам должен был наравне со всеми подставлять свою спину.

— Но тогда что — настоящее?..

— То же самое, что и у смертных. Три неотвратимости. Смерть. Любовь. И удача. Их власть никто из богов не мог отменить. Боги умирали. Совершали безумства ради любви. Страдали от неудач и радовались внезапному везению. Эти уязвимости делали их человечней. Но потом появился запрет на убийство богов, а любовь превратилась в похоть. Сердца бессмертных очерствели. Неподвластной оставалась только удача. До тех пор, пока не представился повод избавиться от Фортуны. Таким образом их главная цель была достигнута, а старые законы попраны… — он повернулся ко мне и улыбнулся. — А потом появился ты. Вооруженный способностью убивать богов и укрытый щитом удачи. Шестерка козырей, способная побить и короля, и туза. Против тебя бесполезны любые расчеты и бессильно любое преимущество. Оракул с трудом поднялся на ноги. Костяная россыпь под его ногами жалобно хрустнула.

— Они еще не поняли, насколько ты непредсказуем, — сказал он. — Но даже когда поймут, все равно ничего не смогут сделать, если Фортуна не отвернется от тебя. Такова ее власть. Поэтому я и выбрал тебя.

Я затушил папиросу и поднялся следом за ним.

— И чего же ты от меня хочешь?

— Я уже говорил: вернуть память брату Сототу.

— Что это изменит?

Лицо Оракула прям-таки засветилось изнутри, на губах заиграла зловещая улыбка.

— Это изменит все. Но сначала нужно вырастить врата.

— И я опять должен сделать выбор?..

— Нет, уже не нужно. Я выяснил все, что хотел.

— То есть ничью голову ты использовать не собирался? А просто тестировал меня?

— Ну почему же. Какая-нибудь пустая голова нам все-таки пригодится.

Оракул подхватил с земли маленькую черепушку с уцелевшим клювом и зажал в ладони. Яркий свет полыхнул промеж сжатых пальцев, и костяной черепок превратился в медальон из темно-зеленого металла.

— Носи на шее, не снимая. А когда придет время, просто отдай Сототу это.

Я взял из его рук медальон, будто великую святыню.

Вот это, блин, флешка. Сколько же на ней информации? Вот бы взглянуть хоть одним глазком, что там внутри!

— Вот и все, — сказал Оракул. — Теперь мы закончили.

— Хорошо, но сначала еще один вопрос, — попросил я, не в силах унять свое любопытство. — Можно?..

— Допустим.

— Почему ты не сделал этого раньше? В смысле, не вмешался в ход событий?..

— Ты невнимательно меня слушал. Я сказал: у всего есть свои ограничения. У меня — тоже. Уходи. Тебе пора.

Я кивнул. Повернулся к девочке и окликнул ее.

— Лидия, нам пора домой!

— Она остается, — с невозмутимым видом сказал Оракул. — Уходишь только ты.

Ну вот, опять двадцать пять. А ведь мне показалось, что мы наконец-то начали говорить на одном языке и понимать друг друга!

— Так не пойдет, — решительно заявил я. — Зачем ты хочешь удержать ребенка? Что еще тебе нужно⁈

Оракул с безразличным выражением лица взглянул на меня.

— Мне просто стало ее жаль. Но, вероятно, это лишнее. Только купи ей завтра белое платье. Жриц полагается хоронить в белом.

Он развернулся и двинулся к выходу. Птицы потянулись за ним следом.

А у меня аж в горле пересохло от услышанного.

— Подожди. Пожалуйста, постой! — позвал я Оракула.

Тот остановился, не оборачиваясь.

— Лидия должна… погибнуть?.. — спросил я, запнувшись на последнем слове. — Как, когда?

— Вариантов много, итог один, — отозвался Оракул.

Я тихо выругался. Вот за что мне это все? Врет он, или говорит правду? Оставить Лидию здесь, или все-таки забрать с собой?..

— Хорошо, пусть она останется с тобой, если это сохранит ей жизнь! — крикнул я ему в спину.

И пусть Камилла сожрет меня с потрохами, но я почему-то верил Оракулу.

Тот обернулся.

— Готов мне довериться? — спросил он.

— Не знаю, — с мукой в голосе ответил я.

— Но тебе придется, — задумчиво проговорил Оракул. — И в этом вопросе, и во многих других. Иначе у нас ничего не получится.

— Это верно, — вздохнул я.

— Не беспокойся. Я позабочусь о ребенке, — заверил он меня, и было что-то такое в его тембре и выражении лица, что от моих сомнений не осталось и следа.

На этом мы и расстались. Он ушел неизвестно куда в сопровождении своих птиц и с Лидией. А меня до городских ворот сопровождал один только Кир.

По пути он молчал. И только когда он провел меня через портал, каменное выражение его лица изменилось на обычное человеческое. И я в первый раз за все это время услышал его голос.

— Спасибо, что помог, — сказал он.

Я кивнул.

— Трудно было выбраться из крепости?..

— На самом деле довольно легко. А вот открыть двери в камеру казалось невозможной задачей. Так что… Я тебе должен.

Меня разобрал смех.

— Честно говоря, я уже сбился со счета, кто кому и чем обязан. Так что не парься по этому поводу. Но я правда рад, что ты уцелел.

Кивнув еще раз на прощанье, я направился в «Лося» — мимо все еще спящих домов и желтых фонарей, отражавшихся в лужах.

Оракул сказал, что с каждым новым днем у нас все меньше шансов на благополучный исход. А значит, теперь каждый час на счету. Нужно действовать, не откладывая. Прямо сейчас, немедленно.

Вот только как же мне ускорить рост врат?

Нергал говорил, что это невозможно, и надежда только на Сотота.

Вот только…

Только…

Идея шандарахнула меня так резко и мощно, будто к ней Зевс свою руку приложил.

Я застыл посреди дороги, снова и снова мысленно перебирая известные мне факты, и улыбка на лице становилась все шире и шире.

Потому что это могло сработать.

Даже нет, не так. Это обязательно должно сработать!

Осознав свою внезапную гениальность, я так обрадовался, что почти бегом бросился в «Лося».

Между тем никто из наших не спал.

Когда я влетел в харчевню, напряжение от ожидания новостей достигла того уровня, когда воздух начинает искрить, а тишина становится оглушительной.

Дверь распахнулась с таким грохотом, будто пушка выстрелила. Друзья повскакивали со своих мест. Вопросительные взгляды устремились на меня.

— Все прошло нормально, расслабьтесь! — первым делом заявил я.

— Ты уверен? — озадаченно переспросил Азра. — Просто по твоему виду такого не скажешь.

Я тронул рукой разбитое лицо.

— Фигня это. Так, дружественный спарринг случился.

— Спарринг-то на лопатах был, что ли? — протянул Та’ки, подтянувшийся из своей кладовки в харчевню.

— Не важно, — отмахнулся я. — Единственное — Лидия пока останется у Оракула, потому что дома ее жизни может угрожать опасность. А в остальном все хорошо.

— Что?.. — ахнула Камилла. — Ты оставил моего ребенка в руках этого монстра⁈ И у тебя все хорошо⁇

— Он правильно сделал, — негромко сказал ей Тень. — Дело в том, что…

— Ничего не хочу слушать! Если ей здесь опасно, я просто заберу дочь и уеду в другой город, другое королевство — да куда угодно!..

— Ехать она собралась! Забыла, что сейчас у нас на местах творится? — зыркнула на нее Майя.

— Оракул-то чего хотел? — перебил ее Рыжий.

— Он рассказал много ценного. И кстати, где у нас Серый?..

— Серый? — подал голос из кухни Леандр. — Да тут он! Прямо сейчас шинкует лук на весь завтрашний день — в наказание за противень, который сжег сегодня вместе с булочками.

— Боюсь, придется тебе самому все нарезать, — заявил я, решительным шагом устремившись на кухню. — Потому что твоего помощника я забираю…

Альба действительно возился с располовиненной головкой лука. Большой нож неуверенно постукивал по разделочной доске, луковые пластинки разбегались из-под пальцев, глаза и нос покраснели от слезоточивого аромата.

— И зачем тебе эта бестолочь? — недоумевал Леандр. И, обернувшись к Альбе, вдруг как рявкнет: — Мельче режь, говорю!

От неожиданности рука принца дрогнула. Лезвие ножа торопливо полоснуло пальцы.

Кровь плеснула на зеленовато-белую массу нарезанного лука — так, будто Альба не пальцы себе ножом порезал, а вену зацепил.

— Да что ты будешь делать!.. — с досады ругнулся Леандр — и тут же умолк.

Потому что королевская кровь засветилась. Она засияла ярче иных начертаний или конструктов, крупными бриллиантовыми каплями заструилась по бледной руке. А следом за ней и весь силуэт Альбы наполнился светом.

У Леандра вытянулось лицо. Глаза округлились, рот приоткрылся, полотенце выпало из рук.

— Что… Что это? — полушепотом спросил он, уставившись почти испуганным взглядом на своего помощника, которого только что костерил и в хвост и в гриву.

Я вздохнул. Делать нечего.

— Королевская кровь, — ответил я. Снял с крючка над разделочным столом еще одно кухонное полотенце, тонкое и белое и протянул его принцу.

За спиной громко ахнула Ника.

— Чего? — как в бреду проговорил Леандр. — Какая кровь?..

— Королевская. Позволь представить, — указал я рукой на нашего лысого друга. — Его высочество принц Альба, законный наследник престола.

— Ээээ-ммм… А он… Но ведь я его… Да как же это?.. — только и смог выговорить Леандр.

Возможно, в этот момент он впервые в жизни не пожалел, что сидит на своем инвалидном стуле. Ведь с него невозможно было упасть.