Боксер-5: назад в СССР

Глава 4

Витька, конечно, можно было понять — он сделал это по незнанию. Если бы он был в курсе, чем я профессионально занимаюсь, то вряд ли бы избрал способом решения проблемы кулачный бой. Мне же это было только на руку — как и то, что он был изрядно нетрезв, и движения его были замедленны и не отличались особой координацией. Поэтому его средних размеров обколотый «синевой» кулак полетел не в мою голову, а куда-то рядом с ней. Зато у меня с координацией движений был полный порядок, и мой, хорошо поставленный Григорием Семеновичем, удар нокаутировал это бесформенное тело с первой попытки.

— Ууууй, сссука, ты чего творишь, щенок… — застонало это туловище, скорчившись на полу и хватаясь поочередно за голову и за живот. — Да я же тебя… уууй, как больно-то… я тебя научу… я тебе устрою… сссученыш…

— Ты бы хоть не позорился, что ли, раз получил, — заметил я. Вообще, что-то мне подсказывало, что если бы послушать воспоминания его сокамерников, то могла нарисоваться совсем иная картина его отсидки, чем он тут пытался изобразить. А там таких горлопанов, насколько я знаю, тоже не очень любят. И выступает он здесь, скорее всего, только потому, что точно знает: никто из его тамошних дружков этого не увидит и не услышит.

В это время пришел в себя отец. Первое, что он увидел, вернувшись в сознание — это сосед Витя, с трудом уползающий по земле с нашего двора.

— Падлы… сучары бацильные… гниды… да я зону топтал… — стонал он, сгребая землю руками. — Вы еще увидите… пожалеете, что вообще на свет родились… я вас так уделаю — маменька родная не узнает…

— Греби уже отсюда, не позорься, — прикрикнул я ему вслед. — Уделал уже. Сам уделался так — хорошо еще, что никто не видел.

— А ты поговори мне еще… — Витя уже выполз за пределы нашего двора, но и из-за забора продолжали доноситься его изможденные вопли. — Советы он мне дает, ишь… Не отросло еще ничего… я тебя так жизни научу — на коленях передо мной будешь ползать…

Слышать это было довольно смешно, особенно от человека, который сам сейчас полз на коленях, будучи не в силах подняться на ноги — отчасти от опьянения, отчасти от нокаута. Вообще, у таких персонажей какая-то нездоровая фиксация на коленях. Наверняка психологи будущего найдут этому убедительное объяснение.

«Что же у этих блатных за привычка такая — хвастаться тем, что сидел?» — подумал я. «По мне, так невелика заслуга. Тем более, что попасть в эти места можно и случайно, а все, что там научат делать — так это татуировки колоть, по фене ботать да на окружающих людей смотреть как на врагов. И вообще, на что такие персонажи тратят свою жизнь? Пальцы гнуть, водку пить да время от времени на нарах валяться? Самим-то не противно? Я бы уже с тоски помер от такой жизни».

— Что это с ним? — спросил отец, удивленно глядя на удаляющегося соседа и почесывая затылок.

— Ну как же что? — переспросил я. — Ты же ему двинул, он и рухнул сразу. Здорово ты ему попал, молодец, батя!

То, что я могу уделать таких вот недокрутых, отец и сам видел воочию — тогда, на ринге. Но мне очень хотелось придать и ему хоть немного уверенности в себе. Кажется, я начинал проникаться к этому человеку какими-то чувствами, похожими на родственные.

Вернувшиеся с прогулки мама и тетя, разумеется, увиденному не сильно обрадовались. Все-таки последствия от встречи с соседом Витей были у отца налицо, точнее, на лице.

— Слушай, он чего-то совсем уже разошелся, — покачала головой тетка. — То вроде ничего-ничего, а то вот начинает выступать на ровном месте. Пьянки эти еще его бесконечные… Надо, наверное, к участковому сходить.

— Зачем? — удивился отец. — Что там ему этот участковый-то сделает? Мозги другие вставит? Сомневаюсь.

— Насчет мозгов не знаю, но вот пистонов он ему точно вставит, — заметила тетка. — Таких только этим и можно угомонить, другого языка они не понимают.

— Не волнуйтесь, девочки, — гордо улыбнулся отец. — Тут участковый не понадобился. Я ему уже сам вставил! Да так, что он на еде гнущихся ногах уходил.

— Ой, чего ты там ему вставил-то, — недоверчиво поморщилась мать, переодевшись ко сну. — Ты не путай: это сын у нас теперь боксер, а ты как был шахматистом, так и остался!

— Ну шахматистом-то я, конечно, остался, — отцовская улыбка стала еще шире. — Но вот хамло это на место поставил — Мишка не даст соврать!

Мама и тетя непонимающе посмотрели на меня. Насладившись их реакцией, отец в красках расписал встречу с соседом, особое внимание уделив тому, как он со всего размаху врезал ему по физиономии и потом увидел, как тот уползает за забор. Я поддакивал на правах единственного свидетеля.

— Ну ты даешь, — сказала тетя Маша. — С Витькой разобраться — это, конечно, давно назревало.

— Так ведь всякого человека можно достать до печенок, — авторитетно заявил я. — Вот и папу достали. А что, этот Витька, получается, не в первый раз так буянит, когда нажрется?

— Да какое там первый, он всю жизнь такой, — махнула рукой мать. — Когда-то, когда я была примерно в твоем возрасте, тетя Маша уже здесь жила, и я приезжала к ней в гости. Витька в то время был здесь первым парнем на деревне! Это сейчас он опустившийся уголовник и алкаш беспробудный. А тогда, по молодости-то, он был вполне симпатичным парнем, постоянно сыпал всякими анекдотами и частушками, ну такими, знаешь… на грани. На гармошке играл, да и силой отличался — если вдруг хулиганы какие, то Витька их сразу мог урезонить, причем многих даже побить в одиночку.

— Девчонки на такого, небось, вешались гроздьями, — сказал я.

— Вешались — не то слово! — улыбнулась мать. — Проходу ему не давали. Не могу сказать, что он таким везением уж совсем не пользовался. Но все равно, когда я приезжала, он всех своих деревенских девок оставлял — и ко мне. Мол, соглашайся, если со мной будешь, никто тебя не посмеет тронуть, не пожалеешь, я и сейчас первый парень, а пойду зарабатывать — так вообще как сыр в масле будем кататься, проживем долго и счастливо, ну и так далее. Уж что-что, а по ушам ездить он был мастер.

— Ну а ты что? — спросил я, не подумав о том, как этот вопрос будет звучать в присутствии отца. Впрочем, он-то наверняка всю эту историю знал от начала до конца, что называется, из первоисточника. А то и сам наблюдал или даже участвовал. Так что вряд ли мать сейчас выдавала мне какую-то строжайшую семейную тайну.

— А что я? У меня тогда уже твой отец был, — подтвердила мать мою догадку. — И у нас уже было все серьезно, хотя бы еще и совсем молодые были. И я постоянно его отшивала, так прямо и говорила, что у меня парень уже есть и мне другие неинтересны. Но Витька же разве когда-то это останавливало! Он постоянно к отцу твоему и лез. То где-то на улице встретит и начнет угрожающе так разговаривать — предупреждаю, мол, не стой у меня на дороге. То к нам сюда припрется, когда мы все вместе соберемся. Заявится, в комнату вломится, не обращая внимания ни на кого, и стоит в дверях — мол, ну что, воркуете, голубки, а что, если я твоему хахалю сейчас голову проломлю, чтобы на мою поляну не лез?

— Ничего себе герой, — почесал я в затылке.

— Ой, не говори, — мать откинула челку со лба. — Он уже тогда всех достал. Так, как сейчас, он, конечно, тогда не пил, но для подростка закладывал за воротник все равно прилично. Поэтому всегда был развязным… Ну, в общем, с твоим отцом у них постоянно был конфликт из-за меня. Я-то ни к кому уходить уже не хотела. И физически Витька всегда побеждал, потому что, как у нас тогда говорили, все свои мозги в мышцы перекачал.

— Но всему рано или поздно наступает конец! — гордо вставил отец. Мать умиленно посмотрела на него.

— В общем, когда он садился, мы чувствовали себя более-менее спокойно, — продолжила она. — Тем более что жизнь его становилась все более криминальной, и была, честно говоря, надежда, что однажды он где-нибудь сгинет навсегда. Он же ведь не только мне — всему поселку стал житья не давать! Как напьется — сразу идет буянить куда в башку пьяную взбредет. Орет, что он тут главный, что все должны перед ним по струночке ходить, потому что он здесь с рождения живет… Машка вон тоже здесь с рождения живет, и что? Ну а перед тем, как он в третий раз сел — пока что в последний — они с отцом опять повздорили, чуть ли не до драки. Хотя нет, до драки тогда все-таки еще не дошло, но, когда уходил, он ему сказал что-то вроде «бойся» или как-то так…

— «Ходи и оглядывайся, я еще появлюсь и ты пожалеешь, что связался», — процитировал отец.

— Вот-вот, — кивнула мать. — А потом его взяли за что-то, буквально на следующий день, или через день, что ли… И когда мы узнали, что он опять сел, то я места себе не находила. Он ведь садится-то ненадолго: год-два-три — и на свободе. А я все думаю: выйдет — и опять начнет приставать. Уж прямо не знаю, куда и деться-то от козла этого… Жилье обменять? Так домик вроде старенький, на что-то хорошее его вряд ли обменяешь. Если только совсем уж в какой-то глуши. А что Машка в той глуши делать-то будет? Тут все-таки и места уже родные, и природа вон какая, и до Москвы недалеко — считай, почти в столице.

— И вы приезжаете в Москву — есть где остановиться, — вставила тетя Маша свои пять копеек.

— И это тоже, — кивнула мама, — хотя, честно говоря, это не главное. Где остановиться-то, нашли бы — знакомых много, да и не так уж часто мы в Москву-то ездим. Главное — некуда деваться-то. Вроде как и сложно здесь с этим придурком, а и уехать некуда. Это же нужно найти хороший вариант обмена, нужно придумать, как быть с работой…

— Ну вот видишь, как хорошо, — снова вмешалась тетя Маша, — теперь ничего придумывать и не надо. Пока мы с тобой гуляли, наши ребята все без нас решили.

— Это точно, — улыбнулась мать, — я даже не ожидала такого, честно говоря. Он же ведь смотрит, что здесь люди интеллигентные, и борзее все сильнее. Ну теперь-то уж десять раз подумает — лезть ли снова. Тумаки таких дураков хорошо убеждают.

«Ну ничего себе», — подумал я. «Все, что я хотел — это утихомирить бухого невменоза. Можно сказать, я вообще двинул ему чисто на рефлексах, не особо задумываясь. А получается, я одним махом решил застарелую семейную проблему? Ай да я. Вот бы все проблемы в теперешней моей жизни решались так же быстро и легко!».

По счастью, у отца не оставалось ни малейших сомнений в том, что семейную угрозу ликвидировал именно он. У него был невероятно гордый вид — хотя и несколько комичный, потому что переносица была измазана зеленкой, и он был похож на какую-то боевую птицу редкой раскраски. Ну и пусть. Все эти мелочи определенно того стоили. У отца появится уверенность в себе, мать с теткой вздохнут посвободнее, а этот придурок Витька, когда проспится, сам уже не вспомнит, от кого в морду получил. Он небось каждое утро просыпается с этими ощущениями — всех не упомнишь, а с каждодневной похмелюги вспомнить бы, как тебя зовут и где ты находишься.

— Ну а как у тебя-то дела? — мать вдруг вспомнила, что здесь был не только ее муж, но и я. — Как тебе здесь, на природе-то? Ты последний раз-то тут давно уже был, наверно, мало что помнишь.

— Да все нормально, мам, — ответил я. — Природа отличная, потренироваться можно, еда вкусная, кровать удобная — что еще нужно для счастья?

Честно говоря, я немного лукавил. Нет, условия здесь и вправду были царские. Но теперь мое настроение отравляла эта история с соседом. Мне почему-то казалось, что конфликт с придурковатым папашей и его таким же придурковатым сынком просто так не закончится. Витька-то, может, и не вспомнит, где по мордасам схлопотал. А вот его сынуля, завидев папу с фингалом, точно не забудет, откуда он вернулся. Ну и потом, если уж дерьмо в человеке кипит, то просто так его оттуда не выгнать. А тут не один, а сразу два персонажа. Эх…

Тем временем дни в Подмосковье летели один за другим. Я не успевал оглянуться, как наступал очередной вечер. Все-таки жизнь в деревне — это фактически единение с природой и, можно сказать, возвращение к истокам человечества. Свежий воздух, здоровая еда, отличный водоем, сосновые боры, где невозможно надышаться… К тому же было полно работы по дому, которая с успехом заменяла мне полноценные тренировки в зале — тем более что тренироваться на свежем воздухе было даже полезнее. Следуя наставлениям Григория Семеновича, я старался не только поддерживать уже имеющуюся физическую форму, но и развивать ее, давая себе более серьезные нагрузки.

Давалось мне это довольно легко, из чего я сделал вывод, что делал все правильно, да и память прошлой жизни подсказывала, как лучше всего организовать свою нагрузку в течение дня, чтобы получить наибольший эффект. Сама же физическая активность здесь была нестандартной и непривычной — это тоже положительно сказывалось на моем состоянии: организм не застывал в одних и тех же привычных действиях изо дня в день, а развивался, как говорится, разносторонне. По моим расчетам, все это должно мне было помочь выдержать предстоящие тренировки в высокогорье. А коварность таких сборов я прекрасно знал и помнил.

Каждое мое подмосковное утро начиналось с пробежки до речки, где я моржевал, окунаясь в бодрящую воду. Затем я возвращался домой, завтракал и шел колоть дрова. Тетя Маша не могла наглядеться на такого помощника.

— Эх, Мишка, — говорила она, умиленно наблюдая за моей колкой дров в дверях дома. — Где ж ты раньше-то был? Ты мне за три дня сделал запас дров на всю зиму. Я тебя теперь каждую осень к себе буду на недельку приглашать.

— Так я не против, теть Маш, — улыбался я. — Тут у вас хорошо!

Затем по моему расписанию следовал обед, после которого наступало время послеполуденного сна. Кто бы что по этому поводу ни говорил, но я считаю, что это — обязательный и незаменимый элемент здорового образа жизни и спортивного распорядка дня. Ну а проснувшись, я обычно шел чистить свинарник. Помимо пользы для тети и облегчения ее забот, такая работа хорошо способствовала укреплению мышц плечевого пояса.

— Гляди-ка, Мишка наш как разошелся, — нахваливала меня мать в разговорах с отцом. — Прямо один за двоих впахивает! И, кажется, ему это нравится.

— А я тебе говорю, — соглашался отец. — Он теперь боец у нас! Причем во всех смыслах. Воля к жизни проснулась!

Как-то раз мать подошла ко мне и попросила примерить штаны, которые она летом сшила для меня.

— Я вообще-то хотела на вырост, — неуверенно сказала она, — но мне почему-то кажется, что получилось наоборот — на прошлый год…

Я примерил. Мать оказалась права: «на вырост» получилось так, что штанины были мне по щиколотку и к тому же не застегивались. Хоть ей было и немного досадно, но такой результат тоже в конечном итоге был воспринят позитивно: значит, за последние месяцы я вырос и окреп настолько, что даже родная мать не могла угадать с размером.

Мой отец не был бы моим отцом, если бы оставил свои попытки сделать из меня хотя бы шахматиста-любителя. Я старался быстро подмечать его ходы в игре, запоминать, как и в каких ситуациях нужно ходить — и, кажется, мне удалось вести себя так, чтобы отец ничего не заподозрил. Шахматы оказались действительно похожи на бокс. Здесь нужно было просчитывать не только свои ходы, но и ходы противника, а главное — прогнозировать ситуацию на доске в целом. К концу своих десятидневных «каникул» в доме тетки я уже чувствовал себя за доской довольно уверенно. Конечно, ни на какие шахматные соревнования меня пускать все равно было нельзя, но, по крайней мере, я не путался в фигурах и не терялся, когда отец начинал предлагать ту или иную тактику.

— Ну вот все и встало на свои места, — с облегчением выдохнул отец, когда мне однажды удалось свести нашу партию вничью. — Ничего ты не забыл! Просто ты переключился на свой бокс, перестал думать о шахматах, и твой мозг отключил временно не нужные ему задачи. Ты не думай, я тебя обратно не тяну. Просто хочу показать, что, каким бы видом спорта ты ни занимался, шахматы все равно будут полезны. Да и в обычной жизни такой образ мышления тоже пригодится. Мало ли какие в жизни будут ситуации!

Сосед Витька действительно стал обходить наш дом стороной — видимо, память ему пока что отшибало не настолько, чтобы кулачная профилактика не действовала. Правда, что-то мне подсказывало, что его долбанутый сынок все равно не успокоится. И действительно: однажды во время утренней пробежки ко мне подвалила целая толпа. Меня взяли в кольцо человек десять, прямо как в фильмах, где злодеи окружают героя, не в силах справиться с ним в одиночку. Витькин сын в этой толпе был заводилой, но и внешность остальных не оставляла сомнений в их интеллектуальных способностях и любимом способе досуга.

«Ну вот и все», — промелькнуло у меня в голове. «Это тебе не пьяный в дупелину сосед. Тут одним ударом не отделаешься. Двое-трое — это еще куда ни шло, но десять?» Я автоматически начал прикидывать, как лучше защищать голову и жизненно важные органы.

— Ну что? — с важным видом сказал сын Витька, которого я в прошлый раз нарек Первым. — Добегался, марафонец?

Я молчал, ожидая, что будет дальше. По идее, он должен опять начать выкатывать мне свои претензии, вот тут-то и можно будет попробовать как-то славировать, благо он сейчас не один.

— Вот, пацаны, — обратился он к остальным. — Это вот тот самый козел и есть. Ходит тут, долг за мопед не хочет отдавать, ведет себя так, как будто он тут чего-то решает… Боксер он, видите ли! Вот сейчас и увидим, какой ты боксер!

— Боксер? — недоверчиво спросил кто-то из толпы. — И за кого ты бьешься?

— За «Динамо», — ответил я.

— А чего не за сборную Советского Союза? — хохотнул пацан. — Я вот, например, на прошлой неделе в космос летал. А чего?

Толпа заржала. Так, Миша, спокойствие, только спокойствие.

— Вы можете смеяться сколько угодно, — ответил я. — Но боюсь, что судейская коллегия в Раменском полторы недели назад была бы с вами не согласна.

— В Раменском? — пацаны переглянулись. — Это там, где турнир был?

— Ну да, — сказал я. — Лично я бился с «армейцами». Как все прошло — можете у них спросить, если мне не верите.

— Погоди, погоди, — затараторили пацаны. — С «армейцами»… Это же, получается, про него Стасян рассказывал, как он того быка на ринге завалил? Ну, помнишь, он еще говорил, что какой-то Мишка из «Динамо», в первом раунде упал, а в третьем так добил, что все на уши встали? Так это ты, что ли? — обратились они ко мне.

— Выходит, я, — сказал я, чувствуя, что обстановка начинает меняться.

— Слушай, вот это ты их уделал! — восхищенно присвистнул тот, который только что выказывал мне свое недоверие. — У нас тут кореш один туда ездил смотреть, так до сих пор всем пересказывает.

— Да-да, он теперь ни о чем другом и говорить больше не может, — поддакнул еще один.

— Ты это, — продолжал главный переговорщик, — не обессудь, что мы сначала не поняли. Здесь тебя все уважают, а теперь еще и знакомы будем, — он протянул мне свою руку, и за ним тут же последовали и другие.

Сын Витька наблюдал за этим, широко раскрыв рот от изумления.

— Э, пацаны, вы чего? — наконец выдавил он из себя. — Вы забыли, что ли, для чего я вас собрал? Вы кому руку пожимаете? Это же козел тот, который…

— Послушай, ты, — один из пацанов подошел к нему вплотную. — Ты в следующий раз со своим батьком, который твои вещи пропивает, сам разбирайся, понял? А нас в свои истории не вмешивай! Из-за тебя чуть с нормальным пацаном не поссорились. Который, кстати, если по уму разобраться, ничего тебе и не должен, а что был должен — давно уже отдал!

Провожать меня обратно в Москву пришла целая толпа. Помимо тех пацанов, которые не стали со мной ссориться, пришла и девчонка, вручившая мне шахматы у речки.

— Миш, ну ты теперь-то меня не забывай, — она кокетливо стрельнула глазками и всунула мне в руку записку. — Там мой адрес, где я сейчас живу, и тот, где я, скорее всего, остановлюсь, когда поеду в Москву. Если даже я остановлюсь где-то еще, там все равно подскажут, где меня найти — если ты, конечно, захочешь.

С этими словами она крепко меня обняла и чмокнула в щеку.

— Ну, Мишка, ты даешь, — расплылась в улыбке моя неугомонная тетя Маша. — Приехал на десять дней — дров мне нарубил, двор весь от мусора вычистил, друзей новых завел да еще и вон какая красавица тебя провожает! Все успел!

Я промолчал. Не буду же я им рассказывать, что в Москве меня ждут еще три красавицы, с каждой из которых мне надо бы что-то уже решать. Эта девчонка мне тоже очень нравилась — что за черт! Хотя здесь, по крайней мере, у меня был в запасе еще год — а там уж или у меня что-то решится, или она про меня забудет.

— Ну что, напоследок расскажи всем, какие у тебя теперь ближайшие планы? — торжественно произнес отец, когда все родственники по очереди меня обняли, расцеловали и пожелали успехов в спорте.

— Еду на сборы на Северный Кавказ, — скромно ответил я.

Раздались аплодисменты, как будто на концерте.

— Ладно, сын, давай, садись в машину, а то время не ждет, — деловито сказал отец и направился к водительскому сиденью. Я сел рядом с ним, и через несколько секунд отцовская рабочая машина, оставляя позади все деревенские заботы, умчала меня в Москву — навстречу следующим ступеням моей спортивной жизни.