Глава 7

Досуг в плацкарте — это, наверное, отдельная глава в истории нашей страны. Дорога в таком вагоне — это целая маленькая жизнь. Если путешествие продолжается больше, чем несколько часов, то пассажиры успевают сменить все доступные виды досуга, переиграть во все известные им игры и познакомиться со всеми с кем еще не был знаком.

Вот и наш вагон, хотя и состоял целиком и полностью из спортсменов, едущих на сборы, ничем в этом смысле не отличался от традиционного. Несколько компаний оказались заядлыми картежниками: они вытащили свои колоды, как только поезд тронулся, и расставались с ними только для того, чтобы пообедать или поспать. Сложно описать мои эмоции, когда в соседнем отделении я увидел мелькнувшую шахматную доску. Но еще сильнее эти эмоции стали, когда оттуда высунулась физиономия одного из наших динамовцев.

— Слушай, ты же, говорят, шахматист? — спросил он меня. — Давай партеечку сыграем?

Вот этого мне только для полного счастья и не хватало! Еле-еле выкрутился от домашних шахматных чемпионатов, как тут же подъехали вагонные. Нет, конечно, я чувствовал себя уже намного более уверенно, чем после приезда к тетке в Подмосковье. Отец меня немного поднатаскал, и я уже не просто знал правила, но и владел некоторыми стратегиями. И если хорошим результатом в игре с отцом было свести партию вничью, то уж с нашими-то боксерами я, скорее всего, мог несколько раз и выиграть. Но все-таки, все-таки…

Мне не хотелось играть, когда от меня ждут чемпионского уровня. Как не хотелось и отвлекаться. Все-таки шахматы требуют сосредоточения и переключения мозга, а мой мозг сейчас был занят в основном тем, как мне успешнее выступить на сборах. Так что пусть уж лучше я буду чемпионом в боксе, а шахматы — ну, может быть, когда-нибудь потом и сыграю. Когда все перестанут думать, что я выдающийся гроссмейстер. А главное — не перед ответственными занятиями.

— Не, ребята, в этот раз давайте без меня, — вяло улыбнулся я в ответ.

— Почему? — искренне удивился динамовец. — Ты же, говорят, очень сильный игрок, поучил бы меня чему-нибудь, а то я постоянно продуваю…

— Честное слово, настроения нет, — как можно мягче ответил я. — Извини. А чтобы не продувать, просто играй как можно больше и старайся анализировать каждую партию. Со временем начнешь замечать свои ошибки и слабые стороны, и исправлять их.

— Ну ладно, как знаешь, — парень недоуменно пожал плечами и скрылся за стенкой вагона.

Я продолжал рассеянно наблюдать за обитателями нашего вагона. Все-таки это был расширенный коллектив, в котором мне предстояло провести ближайшие дни, и было нелишним понять, кто чем живет. К моему удивлению, кто-то предпочитал коротать время и за чтением книги. И если вид Григория Семеновича, улегшегося на своей нижней полкой с какой-то книженцией, никакой реакции у меня не вызвал, то молодые боксеры за чтением — это было для меня что-то новенькое. Не то чтобы я отказывал спортсменам в праве на интеллект — совсем нет! Просто насколько я успел узнать своих сотоварищей, досуг они предпочитали проводить как и где угодно, только не в библиотеке. А здесь — смотри-ка, обнаружилось у нас и несколько книголюбов.

Впрочем, такое разнообразие занятий было легко объяснимо. В третьем десятилетии двадцать первого века все было бы намного более однообразно и сводилось к залипанию в смартфоны. Ну а там уж кто смотрел бы фильмы и видео, кто читал книжки, а кто и просто торчал в тупых чатиках сутки напролет. А здесь и сейчас, в отсутствие этих виртуальных заменителей реальной жизни, приходилось проявлять изобретательность.

Вскоре наш тренер, видимо, устал читать, а может быть, просто решил оставить часть книжки на потом — ехать-то предстояло еще долго. Григорий Семенович отложил книгу и стал задумчиво смотреть в окно.

— Григорий Семенович! — раздался несмелый голос Левы. — А вы в войну где тренировались?

Во время Великой Отечественной войны Григорий Семенович был еще юношей. Он и его ровесники попали как бы между двух возрастных категорий: они еще были слишком юны, чтобы брать их на фронт, но в то же время достаточно взрослые и сознательные, чтобы запомнить и пропустить через себя все ужасы того, что происходило в те годы. Поэтому у нашего тренера накопилось множество историй, повествующих об этих годах. И мальчишки, конечно, обожали, собравшись вокруг Григория Семеновича, расспрашивать его о том, как и что происходило. Ведь одно дело — читать об этом в книжках по школьной программе или смотреть в фильмах, и совсем другое — услышать достоверный рассказ от того, кому довелось видеть все своими глазами.

Вот и теперь, похоже, пацаны решили воспользоваться удобным моментом, чтобы услышать новые рассказы Григория Семеновича. И хотя вопрос Левы был по-детски наивным, отвечать на него тренер начал всерьез и со всей ответственностью.

— Да где ж мы могли тренироваться-то? — он задумчиво почесал затылок и усмехнулся. — Людей в эвакуацию погнали, чтоб, если что, в живых сумели остаться. Так там небось вообще не до тренировок было! Кто постарше — на фронт ушел, совсем маленькие — понятное дело, с бабами по домам прятались или… в интернатах, если не повезло, — Григорий Семенович вздохнул.

— А вы? — нетерпеливо переспросил Лева.

— Ну а мы, подростки, в тылу впахивали, — откликнулся Григорий Семенович. — Кто на заводе помогал, кто в колхозах… Настоишься весь день за станком, или навкалываешься в поле — вот тебе и тренировка. А если по нагрузкам, то, считай, даже две. А придешь домой — там опять помогать надо, матери да бабки все хозяйство-то на себе не вытащат. То дрова надо наколоть и перетаскать, то… ай, да чего там! — тренер махнул рукой и заключил: — А вы говорите, тренировки. Да после войны ребята молодые, кто в тылу был, с такими навыками выживали! И это при том, что ослабленные были все, голодные, больные… Чай, не в санатории же все отдыхали!

Пацаны слушали, разинув рты, хотя такой сеанс воспоминаний явно происходил далеко не в первый раз. Все же, наверное, во все времена мальчишек привлекает близость к чему-то героическому. И если самим повоевать не довелось, то все, что связано с этими событиями, будет тянуть их, как магнит. Вот оно и тянуло.

Втянулся в эти разговоры и я. Мне ведь тоже было интересно, что за человек наш тренер. А если он расскажет тебе ключевые события своей жизни, которые его сформировали, то и к нему можно будет подобрать особый ключик. Искусство общения с людьми еще никто не отменял, а пригодиться оно может даже в самых неожиданных ситуациях.

Увлекшись рассказами Григория Семеновича, я не заметил, как ко мне подсел наш Денис — мастер восставания из профессионального пепла.

— Слушай, Мих, — толкнул меня в бок Бабушкин. — Мы же этого, ну что на вокзале было, просто так не оставим? Этих козлов надо бы наказать!

— Ты про свердловских, что ли? — переспросил я.

— Ну естественно, — кивнул Бабушкин. — Не про ментов же.

— Не знаю, — вяло протянул я. — Думаю, это бессмысленно.

— Что бессмысленно? — не понял Бабушкин. — Ты считаешь, что такой беспредел надо забывать? Они же вообще тогда на шею сядут!

— Нет, я считаю, что если человек — дурак, то свою голову ему не приставишь, — объяснил я. — Ну двинешь ты ему по башке. Потом они тебя подкараулят и двинут уже тебе. Потом опять ты им. Так и будете всю жизнь тумаками обмениваться?

— Ну, тумаками — не тумаками, а что-то ведь делать надо… — задумался Денис. Он на глазах превращался в другого человека. Еще летом он бы не стал ни задумываться, ни советоваться — собрал бы своих корешей да отметелил гостей города за милую душу. А теперь вот сидит, размышляет…

— А что у тебя с ними случилось-то? — поинтересовался я. — Из-за чего весь сыр-бор?

— Да это давняя история еще, — отмахнулся Денис.

— Ну а все-таки? — продолжал настаивать я.

Бабушкин помедлил, как будто прикидывая, стоит ли раскрывать мне всю подноготную его конфликтов. Потом внимательно посмотрел на меня и начал:

— Ну, в общем, это в прошлом году все произошло. Я шел на первенство РСФСР — и неплохо так шел, я тебе скажу! В финал вышел. Вот… Но перед самым финалом, точнее, за день до него я жутко переволновался. Соревнования-то серьезные! Ну и когда меня угостили самогонкой, то я не отказался, и… короче, переборщил немного. А ночью мне так желудок скрутило! В общем, в результате я вместо финала уехал на скорой в больницу.

«С таким подходом ты и без больницы никакого финала бы не выиграл. Это же додуматься надо — выходить на ринг с бодунища!» — подумал я, а вслух спросил:

— Так, а эти-то гаврики здесь при чем?

— Ну как это при чем! — Бабушкин, похоже, даже возмутился моей непонятливости. — Как ты думаешь, кто мне эту самогонку-то подсунул? Тот же, кто и сегодня бутылку преподнес! Я же именно с ним и должен был биться в финале. Вот они и решили устранить конкурента.

— О чем же ты думал, когда у конкурента перед самым финалом подарок принимал? — удивился я.

— Да ни о чем, — вздохнул Бабушкин. — Там ведь атмосфера-то хорошая была, дружеская. Мы все нормально общались, независимо от того, кто с кем бьется на ринге. Как-то разделяли, знаешь, где ринг, а где обычная повседневная жизнь. Вместе гуляли, отдыхали, в карты играли — причем не на деньги, а просто так, для удовольствия, шутили, с девками знакомились… И ни разу, вот понимаешь, ни разу не было какой-то ситуации, чтобы они как-то подло себя повели. Первые друзья! А в итоге вышло — ты уже знаешь, что…

Да, впечатлила меня эта история. Уж от кого — от кого, а от Дениса Бабушкина я такой наивности точно не ожидал. Конечно, неплохо было бы послушать еще и вторую сторону конфликта, но, судя по поведению ребят из Свердловска на вокзале, суть его в любом случае была примерно такой, как рассказал Денис. И теперь я видел в нем не распоясавшегося раздолбая-выпивоху, которого волнует только его социальный статус, а человека, пережившего довольно острое и серьезное предательство.

По-человечески мне было его жаль. И эмоции, которые он сейчас испытывал, были мне теперь вполне понятны. Только вот его инициатива насчет мордобоя, как по мне, все равно ни к чему хорошему привести не могла.

— Ну и что ты в таком случае им доказывать собрался? — задал я резонный, хотя и риторический вопрос. — То, что ты более сильный боец? Ну так на сборах и докажешь. У них же какая цель была? Вышибить тебя с соревнований?

— Ну а какая же, — усмехнулся Бабушкин. — Как всегда — конкурента устранить. Они знали, что я выпить могу — вот и подсунули пузырь. И главное, самогон-то был неплохой, я даже ничего не почувствовал!

— А что ты должен был почувствовать-то? — резонно спросил я. — Это же не сок. Препараты обычно безвкусные. Да даже если бы и был какой-то привкус — все равно спирт все отбивает.

— Ну вот он все мне и отбил, — подтвердил Денис. — Несколько дней в больнице тогда провалялся: промывание, то-се…

— Кстати, не исключаю, что сегодняшняя бутылочка-то тоже была не простая, — продолжил я. — А значит, они боятся встретиться с тобой на ринге. На улице-то другое дело: там можно толпой на одного, кастет взять, цепочку… А на ринге таким образом не поимпровизируешь. Так значит, лучшей твоей местью этим придуркам будет именно выйти с ними на ринг, несмотря ни на какие их ухищрения. И вот там, на ринге, их и победить!

— Может, ты и прав, — задумчиво сказал Бабушкин.

Честно говоря, я решил, что Бабушкин засомневался в своих методах разрешения конфликта. Однако, как выяснилось, я его недооценил. Через несколько часов у нашего поезда выдалась первая долгая остановка — что-то около получаса. Мы все высыпали на перрон, чтобы размять кости после нескольких часов сидения на полках. Кто-то начал разглядывать здание вокзала и те обрывки чужого города, что можно было разглядеть за ним. И только Бабушкин сразу метнулся к местным торговкам и, не торгуясь, купил спелый, красивый арбуз. Не успел я удивиться этой покупке («охота, что ли, перед сборами организм так промывать?»), как Бабушкин шокировал меня еще сильнее. Взяв в руки свое приобретение, он направился прямиком к пацанам из Свердловска и протянул его им.

— Это чего? — удивленно спросили они.

— Да вы знаете, пацаны, — стал объяснять Бабушкин. — Я тут подумал — чего-то погорячился я там, на вокзале-то. Водка-то, между прочим, хорошая. И вот вам в качестве ответной благодарности тоже подарок. Вроде как мировая.

Свердловчане с сомнением посмотрели на него, потом на арбуз. Тот, что дарил бутылку, со знающим видом постучал по арбузу. На лице наших гостей отражалась работа мысли: по идее, после всего, что произошло, было бы логичным ожидать от Бабушкина какого-нибудь подвоха. Но какой здесь мог быть подвох? Ведь они сами видели, как он покупал этот арбуз, а потом сразу рванул к ним, никуда с этим арбузом не заходя. Вряд ли он вкачал туда слабительное силой мысли!

— Хм, — изрек наконец этот главный свердловец. — Ну что, арбуз вроде нормальный. Берем. Считай, что все заметано.

Довольный Бабушкин подошел ко мне с таким видом, как будто только что сорвал в лотерею главный куш.

— На хрена ты ему арбуз-то подарил? — спросил я, до сих пор не понимая, что за комбинацию придумал Денис. Хотя в том, что это была какая-то хитрость, я почему-то и не сомневался.

— Сейчас увидишь, — хитро подмигнул мне Бабушкин.

— Ну то есть они тебя один раз отравили, второй раз с дерьмом смешали, а ты им арбузы даришь? — продолжал недоумевать я. — Или ты его все-таки успел отравить?

— Зачем же отравить? — удивился в свою очередь Бабушкин. — Что мне еще, уголовку на себя из-за них вешать? Это просто арбуз. Очень хороший, сочный. Вкусный, наверное.

«Крыша, что ли, у него уже поехала от всех этих приключений», — подумал я.

Однако, как показали дальнейшие события, крыша вскоре зашаталась далеко не у Бабушкина. Когда мы вернулись в вагон, и поезд тронулся, я увидел, как Бабушкин достает из сумки какой-то газетный сверток.

— Что это у тебя? — спросил я.

— Да подожди ты, нетерпеливый какой, — усмехнулся Денис. — Я же тебе сказал уже — сейчас сам все увидишь.

Убедившись, что в его сторону не смотрят ни тренер, ни пацаны, он быстро проскользнул с этим свертком в туалет. Появился он оттуда спустя пару минут, но уже без свертка. Я все еще не понимал задумку Бабушкина. Если бы мы находились возле деревенского туалета, то я бы предположил, что он подбросил туда дрожжи. Это был старый и всем известный способ свести с ума хозяина этой архитектурной постройки. Я даже знал случаи, когда таким образом солдаты-срочники мстили своему тупому и жестокому командиру. Но здесь, в туалете со знаменитой плацкартной педальной системой, бросать что-то в унитаз было попросту бессмысленным. А сам зачинщик продолжал таинственно молчать.

План Бабушкина стал мне понятен примерно через час, когда свердловчане, угостившиеся арбузом, начали по одному бегать в туалет. По загоревшимся глазам Дениса я понял, что главная часть его шоу начинается только сейчас. Пока мимо нас пробегали другие свердловцы, он сидел неподвижно, и оживился только тогда, когда по коридору прошел его главный обидчик. Судя по всему, тот уже окончательно решил, что Денис Бабушкин якобы просит у него прощения, и теперь, увидев Дениса, он снисходительно улыбнулся, поднял большой палец вверх и воскликнул:

— Арбуз вообще отличный!

Бабушкин в ответ только кивнул. Но как только парень скрылся в туалете, хлопнув дверью, он подскочил ко входу и надежно заблокировал дверь снаружи обломком металлической трубы, которую где-то заранее подобрал.

— Открой, сука! — донеслось из туалета. Раздался глухой звук ударов по двери. Но за грохотом колес и прочим плацкартным шумом советского поезда эти удары были слышны разве что в нашем отделении. — Открой, тебе говорю! Все равно же потом выйду — тебе хуже будет, предупреждаю!

Однако Денис и не думал открывать. Напротив, весь его вид говорил о том, что он добился своей цели. Правда, в чем заключалась эта его цель, пока что знал один только он. Я, например, так и не понимал, что за план родился у него в голове.

«И чего?» — мелькнуло у меня в голове. «Ну запер он его, а через пять минут тренеры заставят открыть. И ему влетит, и свердловец еще сильнее обозлится. Неужели он рассчитывает, что этот деятель просидит там все время сборов?»

Но Бабушкин оказался хитрее, чем я мог подумать. Он тут же пошел к тренеру ребят и с честным лицом заявил:

— Вот вы тут сидите и не смотрите за своими бойцами!

— Это за кем еще я не смотрю? — вскинулся тренер.

— Да там один из ваших бухает в туалете, пока вы не видите! — сообщил Бабушкин. — Я его специально сейчас там запер, чтобы вы посмотрели и он отмазаться не смог!

Пьющий спортсмен на сборах — это ЧП! А уж по дороге на сборы — тем более. Услышав такое, тренер мгновенно подорвался с места и помчался к туалету. Разблокировав дверь, он резко открыл ее и закричал:

— А ну! Где бутылка, быстро!

Тут я почувствовал, что из туалета явственно пахнет самогоном. Причем запах шел довольно сильный, и именно самогоном — видимо, запасливый Бабушкин изначально взял его с собой. Решил расслабиться после сборов, а тут такой случай подвернулся.

— Какая еще бутылка? — искренне удивился туалетный узник. Еще бы он не удивился: ведь он-то на самом деле шел туда совсем не за выпивкой! И, кажется, до сих пор думал, что Бабушкин его запер просто так, по-детски.

— А-а, спрятал уже? — разъяренный тренер отодвинул своего подопечного и, обследовав помещение, выудил откуда-то из-за унитаза початую бутылку самогона, заткнутую газетой вместо пробки. — А это что? Что это такое, сволочь, я тебя спрашиваю? Какого хрена ты меня позоришь на все «Динамо»?

Денис Бабушкин, как виновник торжества, скромно стоял сзади и хищно улыбался. Боксер из Свердловска, кажется, понял, что произошло и яростно сверкнул на него глазами. Однако сдавать свои пацанские разборки тренеру было, как сказали бы в девяностые, не по понятиям. Поэтому он продолжал непонятливо хлопать глазами и смотреть на тренера. Тренер, кстати, тоже оказался хорош — хоть бы дыхнуть попросил! А то он не знает, что любые сборы и соревнования — просто-таки исчадье самых разнообразных подстав!

— Да это… это не мое, — постепенно возвращаясь в реальность, произнес боксер.

— Ага! Ну естественно, не твое! Папы Римского! — проревел тренер. — Только почему-то только тебя с этой бутылкой видели. Все, марш отсюда на свою полку, и чтобы я тебя до самых сборов не видел и не слышал!


От автора: Вражеский дрон оборвал жизнь. Мое сознание перенеслось в 1982 г. Я солдат-срочник взвода вожатых караульных собак. Мой пёс меня не признает, а деды пытаются подмять: https://author.today/work/391279


.

Загрузка...