Маркус пришпорил жеребца, посылая его вперед и ощущая под собой перекатывающиеся бугры мускулов скакуна.
Позади неотступно следовал Там. Сегодня утром ему чертовски нездоровилось, но усердный служака изо всех сил держался в седле, и Маркус восхищался его характером. Долговязый сержант сгорбился, и на его худощавом лице застыло такое сосредоточенное выражение, что можно было подумать, что он борется за свою жизнь.
«Может быть, предложить Таму скакать помедленнее и подъехать попозже», – подумал Маркус, но побоялся задеть самолюбие своего спутника. «И все-таки здоровье важнее», – решил он наконец.
– За поворотом виднеется деревня, – обратился он к Таму, пытаясь перекричать ветер. – Почему бы вам здесь не отдохнуть, а я поеду вперед? Мне все равно придется сделать останозку в Рэйгейте, и вы с легкостью нагоните меня в Лондоне.
– Ну нет, сэр, – пропыхтел Там. – Я свеж как огурчик и ни за что вас не покину.
Маркус хмыкнул: Там проявляет излишнюю ретивость, однако он, несомненно, должен понимать, каковы границы его возможностей. Неделя действительно выдалась очень трудная, и помощь Тама была бесценной. А Маркус ценил проявления преданности.
Ренфру мертв. И теперь посыльный со свидетельскими показаниями, подтверждающими его виновность, уже находится на пути к лорду Уэллингтону. А от той арены, на которой Ренфру приводил в исполнение свой замысел, осталась лишь горстка пепла.
Это был план глупца, с самого начала обреченный на провал, но даже в таком виде он стал причиной ужасной трагедии. Ренфру искал способ заразить британскую армию. Следуя примеру осаждающих давних времен, он заставлял своих людей перебрасывать через стены городов зараженные предметы. Проблема заключалась в том, что Ренфру не мог подыскать инфекцию, которая не поражала бы и се переносчика.
Тупо, подло, безумно! Изыскания Ренфру стоили жизни многим мужчинам и женщинам, которые жили около Дувра, там, где он пытался внедрить в жизнь свой план, однако это обстоятельство его ничуть не беспокоило.
И только обвинение в убийстве отца Маркуса смогло вывести мерзавца из равновесия. Ренфру попытался разыграть оскорбление, но Маркус не поверил ни единому его слову. Только Ренфру мог стоять за убийством.
Маркус проклинал негодяя и призывал громы и молнии на головы всех его сообщников. Впрочем, очень скоро на них должна была обрушиться ярость Уэллингтона. Рядом с каждой фамилией значились место жительства и перечень деяний каждого предателя. Через неделю из этого списка никого не останется в живых.
После завершения миссий подобного рода Маркус неизменно испытывал горечь: ему казалось, что дьявольское коварство, завлекающее людей в свои сети, не имеет границ.
Он сплюнул на обочину дороги. Грязная история! Теперь Маркус горел желанием увидеть Кэт и удостовериться в том, что доброта и нежность не покинули этот мир. Со времени их расставания он почти не спал; его силы поддерживали надежды, зарожденные словами Кэтрин. О, как он по ней скучает! Маркус поскакал навстречу ветру еще быстрее.
Уже вечерело, но дорога была хорошо наезжена, к тому же, как известно, зрение у лошади острее, чем у всадника. Над цепью ближних холмов показалась луна, и стало немного светлее. Цоканье копыт лошадей Маркуса и Тама звонко разносилось в воздухе, настраивая седоков на долгий путь, но, обогнув очередной поворот, они вдруг заметили огни и почувствовали запах топящихся печей.
– Мы будем менять лошадей, сэр? – осведомился Там, снимая сползавшую на глаза шапку. Его лысая голова поблескивала в свете луны.
– Конечно, это было бы разумно, раз мы едем с такой скоростью. Мне бы не хотелось загнать таких отменных животных. – Маркус всем своим существом стремился в Лондон, даже не задумываясь о том, какие чувства гонят его вперед, вынуждая возвращаться в те места, которые он недавно покинул. – Правда, наши лошади очень выносливы, – прибавил Маркус. – Такое впечатление, что у них десяток ног. И в принципе, мы можем еще немного обождать.
– Как вы успели заметить, сэр, наездник из меня никудышный, – начал Там, комкая шапку. – Простите, что я вас задерживаю.
– Не нужно извиняться, Там. Вы пехотинец, а не кавалерист. – Маркус немного ослабил вожжи и поехал помедленнее. Там стоически преодолевает усталость и до сих пор находится рядом с ним, а с какой скоростью они доберутся до деревни – не столь уж важно. – С этого места мы двинемся не торопясь. Мне хочется поскорее попасть в Лондон, но это не значит, что я собираюсь угробить по пути своего лучшего сержанта.
– Я ваш единственный сержант, сэр, – поправил он Маркуса, но в свете луны было видно, что тревога на его обветренном лице уступила чувству облегчения.
– Но самый лучший из всех возможных.
Там ослабил поводья и начал покачиваться в такт движению лошади: выматывающий галоп сменился на неспешный шаг. Кобыла дышала почти так же тяжело, как и всадник, и пар от ее дыхания висел в воздухе.
– Андерсен-холл кажется отсюда весьма привлекательным, – пробормотал Там, когда их движение замедлилось. – Вы, конечно, спите и видите, как бы оказаться дома.
– Андерсен-холл не мой… – Маркус запнулся, осознав, что обуревающее его чувство действительно можно счесть тоской по родным местам. Правда, молодой человек скучал не по дому, а всего лишь по одной очаровательной леди, которую он покинул.
Когда он был вместе с Кэтрин, то испытывал радостную легкость, напоминавшую о том дне, когда его (два года назад) повысили в чине. Отпраздновав это событие толикой пива, Маркус уснул очень довольным собой в тени красивой пальмы, на белом песчаном берегу. Он был победителем. Мужчиной, заслуживающим уважения.
Таким же он становился в обществе Кэт – удачливым и достойным. И более того, она всегда была на его стороне. Он не ощущал ни малейшей угрозы! Это было непривычно для Маркуса, который жил в мире, где предательство удивляло не больше, чем очередная перемена погоды. Рядом с Кэтрин он обретал веру в лучшее будущее, утраченную, как он полагал, безвозвратно.
Там прокашлялся и сплюнул:
– Если бы мисс Миллер была моей девушкой, я бы тоже к ней рвался.
«Моей». Пожалуй, Маркус действительно испытывал чувство собственника. Однако он не имеет на Кэт никаких прав. В сущности, как это ни удивительно, несмотря на их изощренные любовные игры, он ни разу не покусился на ее девственность. Он мужественно боролся с собой и вышел победителем, по крайней мере, на этом фронте. Более того, он превратился в весьма изобретательного любовника. Успехи Маркуса произвели впечатление на него самого.
И все же отсутствие «десерта» слишком огорчало Кэтрин. Ощутив знакомый зуд в паху, который сопровождал любые воспоминания о проведенном с Кэт времени, Маркус поерзал в седле. Она, без сомнения, даже не догадывается, каково ему приходится. Перед ее чувственностью не устоит и целомудрие монаха! К счастью, разум молодого человека возобладал над его желаниями. Маркус не хотел, чтобы ребенок усложнил его жизнь, и без того запутанную из-за Кэтрин. Тем более что ни один из них не собирается связывать себя семьей…
– Тяжело быть в разлуке со своей девушкой, – убежденно продолжал Там. – Несладко вам придется, когда настанет время расстаться надолго. А ведь в ближайшее время нам предстоит вернуться в Испанию.
Это напоминание было весьма неприятным. Маркус поправил куртку и нахмурился.
Может быть, после окончания войны…
Но это произойдет так нескоро, что невозможно даже представить! Да и будет ли Кэт его ждать? Вынуждать ее тратить свою жизнь на ожидание – слишком эгоистично. Тем более что он не имеет на нее никаких прав. А сколько всего может произойти! Он может умереть или она… Маркус выбросил из головы мысли о бедах, которые могли угрожать его бесценной Кэт.
– Если, конечно, – проговорил Там, отмахиваясь от комаров, – она не поедет с нами. Доктор Уикет, несомненно, обрадуется помощнице. Любой станет работать быстрее и лучше, если ему будут помогать ее ловкие руки.
– Она никогда не бросит детей, – пробормотал Маркус, следя за приближающимися огнями. «Если только Андерсен-холл не закроется». В таком случае отъезд станет для нее выходом, но тогда им придется пожениться…
Удивительно, но мысль о женитьбе на Кэт не показалась ему такой же отталкивающей, как мысль о любом другом браке. Однако потом Маркус вспомнил о тех причинах, по которым ему следовало избегать мышеловки, расставленной церковниками.
– Я не могу этого сделать.
– Чего именно?
– Жениться на Кэт. Это будет нечестно с моей стороны.
– Но к браку можно отнестись совсем иначе…
– Мой отец вечно отсутствовал, занимаясь своими делами, – пояснил Маркус. – Он бросал меня и маму. Я не могу так же поступить с Кэт. И хотя я достаточно эгоистичен, но даже для меня это слишком.
– Борьба с Наполеоном – уважительная причина…
– Дела моего отца тоже заслуживали уважения, но все равно из-за них мы оказывались покинутыми. Это будет нехорошо по отношению к Кэтрин и нашим детям. – «Нашим детям», – еще раз повторил про себя Маркус, и в его душе разверзлась пугающая бездна.
– Из нее получится хорошая мать, – заметил Там.
– Идеальная мать, – тихо произнес Маркус, пытаясь понять, что за странное чувство им овладевает.
– Она преуспеет в воспитании детей, я уверен. С ее прекрасными манерами и образованием.
– Замужество ее не интересует, – возразил Маркус.
Там фыркнул:
– Нет ни одной женщины в мире, которая не желала бы заполучить мужчину.
– Я бы не решился этого утверждать, – откликнулся Маркус, вспомнив безапелляционный тон Кэтрин.
– Чушь. Мне встречались женщины вроде нее. Все они рассуждают о независимости, но в конце концов сдаются. Если мужчина оказывается упорным.
– Упорным?
– Ну, знаеге, из тех, которые вечно оказываются рядом. Они дожидаются нужного момента, а потом делают бросок.
В памяти Маркуса внезапно возникло красивое лицо Прескотта Девейна. Приступ ревности, леденящий, словно порыв резкого ветра, заставил его содрогнуться.
Там хмыкнул:
– Самый верный способ заполучить женщину – это быть рядом, когда она одинока. Или ее только что бросили. Тогда парень подставляет ей свое плечо, на котором можно выплакаться, и добивается своего. Это проще простого.
Маркуса охватило страстное желание пришпорить лошадь и помчаться в Лондон, не разбирая дороги. Если Девейн посмеет посягнуть на его женщину, он убьет его!
– На самом деле, вполне удачный ход, – продолжал рассуждать Там. – Ведь в конечном счете оба получают то, чего хотят.
Маркус заставил себя успокоиться.
– Я действительно хочу, чтобы Кэт была счастлива, – сказал он. «Но не с другим мужчиной». Впрочем, дело было не в одной только ревности. Она не может оставить его в одиночестве. Быть одиноким волком, затаившимся среди толпы, не иметь ни дома, ни близких, умереть в полном забвении…
Боль, пронзившая сердце Маркуса, ужаснула его. Но как найти выход? Разве его намерение уйти из жизни Кэт не благородно?
Пожалуй, его решение никогда не жениться слишком эгоистично. Ну да, он поклялся, что никогда не будет обращаться со своей женой и детьми так же, как его отец обращался с ним и его матерью. Но почему он должен пренебрегать своими чувствами? Неужели он не в состоянии учесть ошибки отца и как следует заботиться о семье? Впервые в жизни принятое еще десять лет назад решение не жениться показалось Маркусу несерьезным.
Что же касается детей, то из него может получиться вполне достойный отец. Если он последует положительному примеру собственного родителя, но избавится от его недостатков, то, конечно же, добьется успеха.
Но каким он будет мужем? Над этим еще стоит поразмыслить. Он эгоист, это несомненно. Он привык поступать так, как считает нужным, и ему не нравится брать на себя обязательства. Способен ли он принести священные обеты и дать клятву не покидать женщину, пока смерть не разлучит их? Поразительно, но Маркус впервые допускал, что такое возможно.
«Может быть, я просто-напросто не встречал до сих пор женщин, которые были бы столь притягательны». – Сделав это открытие, Маркус чуть не упал с лошади.
Его ум заметался в поисках объяснений. Окружающий мир изменился. Кэт значит для него куда больше, чем все знакомые женщины. Но почему? Он слишком циничен, чтобы верить в любовь. Любовь – фантом, сотворенный певцами и поэтами! Но даже если она существует, одно лишь предположение, что Маркус Данн может стать жертвой подобной чепухи, кажется абсурдным. Или же нет?
Впервые в жизни Маркус был по-настоящему сбит с толку. Как назвать тот восторг, который он ощущает каждый раз, когда замечает, как смотрит на него Кэтрин? А то чувство единения, которое неизменно охватывает его, когда их пальцы переплетаются или он держит ее за руку, – свидетельствует ли оно о любви? И что заставляет его нестись в Лондон, подобно гончей, преследующей добычу? И как тогда можно назвать те эмоции, которые он испытывает, когда видит ее улыбку и слышит ее звонкий смех?
Маркуса обуревали самые странные мысли и чувства, пока они с Тамом под покровом ночи продвигались в сторону Рэйгейта. Он думал до тех пор, пока окончательно не запутался в своих измышлениях. И лишь одно Маркус знал точно: он желал быть с Кэтрин. Он жаждал обладать этой девушкой, и нужно придумать, как убедить ее остаться с ним.