Больше чем скандал

Глава 36

Маркус и Дагвуд отправились прямо на место преступления, в особняк сэра Дики Каддихорна и леди Фредерики Каддихорн. И хотя Маркус никогда с ними не встречался, судя по расположению дома и шикарной меблировке, он понял, что они были люди со средствами.

Их с Дагвудом проводили в портретную галерею, предоставив в распоряжение одного из лакеев, который долго рассказывал им о блистательной родословной этого славного семейства. Слуга явно пытался впечатлить посетителей величием своих хозяев и их потрясающих предков. Впрочем, Маркус подозревал, что славословие входит в его обязанности. Свою коричнево-золотую ливрею слуга носил как знак особого отличия.

– Итак, леди Маргарет проявила милосердие к падшему. – Лакей перешел к следующему портрету, и его гнусавый голос эхом разнесся по длинной прямоугольной галерее. Темноволосая сероглазая леди, изображенная на портрете, казалось, была измучена этими историями не меньше, чем Маркус.

Драматически вздохнув, лакей двинулся дальше. По подсчетам Маркуса, они осмотрели уже примерно семь портретов и выслушали столько же преданий.

– Куда, черт побери, подевались хозяева? – тихо, обращаясь к одному лишь Дагвуду, произнес Маркус. – Я-то думал, что они поторопятся встретиться с человеком, который расследует дело об их ограблении. Тем более вы не кто-нибудь, а заместитель министра юстиции.

Лицо Дагвуда выражало бесконечное терпение. Лакей застыл перед очередным портретом, поджидая их.

– На эту должность назначают, Данн. – Он покашлял в ладонь. – А некоторые из тех, кто принадлежат к благовоспитанному высшему обществу, полагают: все прочие должны ждать, пока их соблаговолят принять. – Он скривился. – Впрочем, должен признать, это действительно уже слишком.

Они подошли к лакею, и тот затянутой в перчатку пухлой рукой указал на следующий портрет:

– А это – последний барон Коулридж.

Маркус взглянул на картину. На него смотрел темноволосый сероглазый джентльмен в охотничьем зеленом с золотыми пуговицами костюме. У барона было привлекательное лицо – прямой нос, твердая линия рта и подбородок с ямочкой. Маркус снова перевел свой утомленный взор на говорливого слугу.

Лакей шмыгнул носом:

– Он был родным братом мистера Каддихорна.

Маркус перевел глаза на портрет. Что-то в облике барона показалось ему очень знакомым.

– Барон погиб при ужасных обстоятельствах, его карета опрокинулась…

Маркуса терзали смутные воспоминания. Он никогда не встречался с покойным бароном лично, но, может быть, последний был одним из благотворителей, посещавших его отца? Впрочем, барон Коулридж не состоял в Совете попечителей, в этом Маркус был уверен. Молодой человек все пытался понять, что же его тревожит, но у него ничего не получалось.

– Барон был единственной жертвой? – спросил Маркус, внимательно рассматривая портрет. Барон Коулридж немного напоминал брата Кэт. Но серые глаза и ямочка на подбородке есть у многих людей.

– К сожалению, нет. На следующий день от полученных ран скончалась его жена.

Маркус огляделся.

– А где же ее портрет?

Лакей деликатно покашлял в белую перчатку.

– Его переместили в восточный вестибюль, – он указал вправо. – Это за углом в дальнем конце коридора, я провожу вас, если вы желаете на него посмотреть.

Однако мужчины не выразили желания куда-то идти.

Дагвуд уставился на дверь, которая находилась напротив, словно его упорный взгляд мог призвать отсутствующих Кадди-хорнов. Обернувшись, он рассеянно поинтересовался:

– Почему? Разве она не принадлежала к почтенному семейству?

– Ее родословная заслуживает уважения, но ее отец подвизался в торговле. – Слово «торговля» прозвучало как диагноз опасного заболевания.

– У них были дети? – продолжал расспрашивать Маркус. Какое-то непонятное чувство по-прежнему не давало ему покоя. Правда, многие жители Лондона состоят в дальнем родстве и сходство лиц – самое обычное дело.

– Обождите, – обратился Дагвуд к лакею, явно заинтересовавшись, – насколько я слышал, мистер Каддихорн претендует на титул своего брата. По какой причине?

– Трагедия… – по тону лакея было понятно, что он рассказывает эту историю не в первый раз. – Маленький сын барона Коулриджа утонул…

Маркус почувствовал разочарование. Однако посетившие его подозрения почему-то не желали исчезать.

– Он был единственным ребенком?

– Нет.

– А что произошло с другим?

Лицо приземистого лакея порозовело.

– Это была девочка, она была постарше, но ее тоже уже нет в живых.

Маркус приподнял брови и посмотрел на Дагвуда. Похоже, над семейством Каддихорнов пронесся ураган смерти.

– И как же она умерла?

– Она утонула. – Лакей изменился в лице: видимо, он только сейчас осознал, как дико звучат его объяснения.

– Срузу два ребенка утонули? – в голосе Дагвуда звучало подозрение.

Маркус с радостью отступил в сторону, предоставив расспросы Дагвуду.

– Когда? Где? – не отступал Дагвуд.

– Они утонули вместе. – Лакей поперхнулся. – Я тогда здесь не работал, но слышал разговоры…

Дагвуд подошел ближе и внимательно посмотрел на слугу через монокль. Маркус вынужден был отдать должное своему спутнику: лакей просто-таки задрожал.

– Какие разговоры?

На лбу лакея выступили капельки пота, и он оглянулся на дверь, словно оттуда могла прийти помощь.

– Ну, дети… они убежали из дома…

– Когда?

– Около пятнадцати лет тому назад или вроде того. – Лакей потер лоб затянутой в перчатку рукой. – Может быть, лет тринадцать назад. Я не знаю наверняка.

– В какое время года? – спросил Маркус, пытаясь выснить обстоятельства побега.

– Около Рождества.

– В самый разгар зимы, – пробормотал Маркус. – Наверняка их что-то вынудило так поступить, вам не кажется?

– Говорили, что девочка была сумасшедшая, – слуга подергал жесткий воротник своей ливреи, – дурнее дурного. И в зимнюю ночь вытащила братишку из дома.

– И что же с ними произошло? – требовательно спросил Дагвуд.

– Следы вели к реке, но детей так и не нашли.

Маркус поднял на него глаза:

– Ни брата, ни сестру?

– Нет. Поговаривали, что их растерзали волки.

Могло ли такое произойти? Впрочем, это было так давно…

Дагвуд бросил на Маркуса скептический взгляд и повернулся к слуге.

– Но ведь все это случилось так давно, кому же теперь понадобилось подавать прошение о передаче титула?

Лакей затрясся с головы до ног, а его лицо стало очень несчастным.

– Я мог бы выяснить все эти сведения из пятидесяти различных источников, – бросил Дагвуд. – Никто и не заподозрит, что именно вы мне их сообщили.

– Леди Хантингтон.

Дагвуд поперхнулся:

– Ах вот как.

– Что значит «вот как»? – спросил Маркус.

– Леди Хантингтон славится своим упрямством, и если уж она решит кому-то противостоять, то приложит к этому все силы. Кроме того, ее муж – влиятельный член Палаты лордов.

– Но какое ей дело до Каддихорнов?

– Она дальняя родственница моих хозяев. – Лакей прокашлялся. – К тому же она была близкой подругой жены последнего барона Коулриджа.

– Портрет которой переместили в восточный вестибюль? – уточнил Маркус.

– Да, той самой.

– И так, наблюдая за тем, как ваши хозяева обращались с баронессой Коулридж при жизни, леди Хантингтон сделала определенные выводы и теперь хочет помешать им извлечь выгоду из смерти подруги, – заключил Маркус.

– Да, суть именно в этом. Нельзя сказать, что она желанная гостья в этом доме, – сообщил лакей, понизив голос.

– А, вот вы где! – раздался у входа низкий голос.

Маркус обернулся.

Прижимая к груди неизменный саквояж, к ним ринулся мистер Гиллис, сопровождаемый лакеем в коричнево-золотой ливрее, который старался от него не отставать. Черные башмаки Гиллиса скользили по блестящему деревянному полу, и он с трудом остановился перед мужчинами.

– Не говорите ни слова, Маркус! – зашипел он. – Ни одного слова.

Дагвуд обратился к лакеям:

– Вы не могли бы нас покинуть? Казалось, слуги шли к двери целую вечность.

– Успокойтесь, иначе ваше сердце не выдержит, Гиллис, – предупредил юриста Маркус.

Это было весьма своевременное замечание. Пухлый мистер Гиллис задыхался и обливался потом, его широкое лицо раскраснелось, а одежда, измятая и сидящая, как всегда, криво, выглядела так, будто по ней проехала карета.

Дагвуд нахмурился, явно недовольный тем, что его дела станут достоянием еще одного человека.

– Не нужно драматизировать ситуацию, мистер Гиллис. Данн не под арестом.

Продолжая пыхтеть, мистер Гиллис водрузил на свой нос-луковку очки в золотой оправе.

– Он не арестован?

Дагвуд повернулся к Маркусу:

– Я намерен прогуляться. Может быть, мне удастся «случайно» повстречать хозяев дома, а вы пока объяснитесь с мистером Гиллисом.

Вытянув шею, Гиллис устремил взгляд на Маркуса:

– Это правда? Вас не арестовали?

– Я ценю, что вы кинулись защищать меня, Гиллис. Но почему вы так недоверчивы? – Маркус передернул плечами. – Я просто решил немного помочь Дагвуду.

Рот юриста открылся, потом захлопнулся, но его взгляд все еще оставался недоверчивым. Маркус нахмурился:

– Я не собираюсь нарушать клятву, Гиллис. Я сбросил маску Вора с площади Робинсон и ни разу за прошедшие семь лет к ней не возвращался.

– Однако я думал… – Гиллис запустил руку в свои густые седеющие волосы и почесал голову. – Я слышал, что Каддихорнов ограбили, а на месте преступления нашли птичье перо, вашу, если можно так выразиться, визитную карточку. Ну, я и подумал, что это ваших рук дело. Или, может, по крайней мере, вы скажете мне, кто…

Маркус выпрямился, призвав на помощь остатки благовоспитанности и свою прославленную выдержку.

– Вы предполагаете, что я знаком с преступниками?

– Так значит, вы еще не знаете о… – голос Гиллиса сорвался, и Маркус с трудом поборол желание схватить его в охапку и вытряхнуть из него всю правду. Вместо этого молодой человек сжал зубы.

– Будьте любезны, просветите меня, мистер Гиллис.

– Я полагал, мисс Миллер рассказала вам… – забормотал Гиллис, качая головой.

Внезапно Маркус похолодел.

– О чем она должна была мне рассказать?

Гиллис посмотрел на молодого человека, его глаза увлажнились. Он кусал губы, пытаясь сдержать слезы.

– Мне так не хватает вашего отца. Очень не хватает… – Продолжая сжимать саквояж, Гиллис сдвинул очки и вытер глаза. – И если Каддихорны имеют к этому отношение…

– Пожалуйста, объясните мне, что вы имеете в виду, мистер Гиллис, – потребовал Маркус.

Юрист снова надел очки и фыркнул, взяв себя в руки.

– Ваш отец оспаривал прошение Каддихорнов, которые претендуют на титул покойного барона. И он попросил, чтобы я сохранил все собранные им свидетельские показания… на всякий случай. – Гиллис поперхнулся. – На тот случай, если с ним что-нибудь произойдет.

Словно сраженный громом, Маркус замер. В памяти всплыл разговор с Ренфру. Но если убийц его отца нанял не он…

Гиллис продолжал:

– Насколько я знаю, отец вернул вам дневник, вот я и вообразил, что вы снова надели личину…

– Мой дневник? – Маркус отшатнулся, словно его ударили. – Но ведь отец сжег его!

– Но ведь об этом упоминалось в… – Гиллис вздохнул. – Вы так и не прочли завещание.

Глядя в сторону, Маркус с трудом выговорил:

– Я не смог… заставить себя.

– Многие боятся читать завещания своих родственников, – сказал Гиллис строгим голосом, – страшатся узнать, какова их посмертная воля или не могут смириться с самим фактом смерти… Достаточно распространенная реакция… – он покачал головой. – Но если вор – не вы, то кто же?

Маркус посмотрел ему прямо в глаза:

– О чем говорилось в завещании, мистер Гиллис?

– Это исключительно деловой документ. Некоторые пункты касаются конкретных друзей и работников приюта, а все наличные деньги завещаны Андерсен-холлу. Но что касается вас… – Гиллис поднял палец, – то вам отец завещал, во-первых, свою прославленную библиотеку…

Сердце Маркуса дрогнуло.

– Он завещал мне свои книги?

Его отец любил эти тома, словно они были его плотью и кровью.

– Я предлагал ему пожертвовать книги приюту, но он пожелал передать их вам.

– Отец доверил мне свою библиотеку, просто невероятно…

– Во-вторых, – Гиллис поднял второй палец, – ваш отец завещал вам обручальное кольцо вашей матери в надежде, что когда-нибудь у вас появится собственная семья.

Перед Маркусом мелькнуло очаровательное лицо Кэтрин. Будет очень уместно, очень правильно, если она наденет это кольцо. В горле возник горький ком. О, как бы порадовался отец за них с Кэтрин! Каким счастьем наполнилось бы сердце Урии Данна при мысли о будущих внуках…

Маркус прокашлялся, желая скрыть смущение. Он не хотел показывать Гиллису свою слабость.

– Что еще?

– Письмо. Он не позволил мне прочесть его, но сообщил, что в нем содержатся… – Гиллис прочистил горло и с явным неодобрением продолжил: – извинения. За то, что произошло семь лет назад. К письму был приложен ключ от кладовки директора. Там все семь лет находился ваш дневник.

– Но почему он не сжег его?

– Он сказал, что не может этого сделать. «Уничтожать шедевры» – не в его характере.

Маркус потрясенно тряхнул головой.

– Он назвал мой дневник шедевром?

– Да. Урия Данн очень раскаивался в том, что вынудил вас уехать, и надеялся, что когда-нибудь вы сможете его простить.

В груди Маркуса шевельнулось странное, горькое и одновременно сладостное чувство. Отец просил его о прощении. Он глубоко вздохнул, потрясенный тем, что только что узнал.

– Когда он составил завещание?

– На следующий день после вашего возвращения. Он сообщил мне, что кладовка была закрыта на протяжении долгих лет, но он специально приказал навести там порядок, чтобы вы сумели отыскать его тайник. Мисс Миллер заперла кладовку и отдала ему ключ.

Каддихорнов ограбили слишком ловко, более того, это проделали в стиле Маркуса, а следовательно, тайник с дневником, несомненно, был обнаружен. Но кто же нашел дневник?

Маркус соблюдал осторожность и не записывал в дневник ничего, что могло указать на его авторство. И едва ли кто-нибудь мог догадаться, кем был Вор с площади Робинсон на самом деле. Но ведь кто-то воспользовался его вымышленным именем?

И тут Маркуса осенило.

– Паутина, – прошептал он, – в волосах Кэт запуталась паутина.

Тимми жаловался, что Кэт убегала куда-то ночью, переодевшись в мужскую одежду. Маркус закрыл глаза и потряс головой. Неужели она так отважна? Так пугаюше безрассудна? Но что заставило ее пойти на это?

– А Кэт, то есть мисс Миллер, знает что-нибудь о моем отце и Каддихорнах? – спросил он, внимательно глядя на Гиллиса.

– Она знала о попытках вашего отца оспорить прошение… – Бледные щеки Гиллиса залила алая краска. – И боюсь, я мог выдать свои опасения по поводу возможной мести вашему отцу со стороны Каддихорнов. Должен признаться, со времени ее визита меня не оставляет ужасное подозрение, что Каддихорны каким-то образом замешаны в убийстве директора.

Маркус оцепенел. Это Каддихорны. Возможно ли это?

– Ваш отец доверил мисс Миллер многие свои секреты, но, полагаю, он не сообщил ей о том, что вы были вором, – заявил Гиллис и, оглянувшись на дверь, понизил голос. – Возможно, она отыскала дневник и кому-то его отдала. Абсурдно предполагать, что мисс Миллер сама занимается грабежами.

Маркус расправил плечи.

– А почему бы и нет, черт побери?

– Во-первых, она женщина, а во-вторых, – раздраженно прибавил Гиллис, – если вы еще не успели заметить, она хромает.

Маркус тряхнул головой, удивляясь людской слепоте. Но потом вспомнил, какой представилась ему Кэт, когда он впервые увидел ее в отцовском кабинете. Он был глупцом, признался он себе, раз не сумел разглядеть, какой потрясающей женщиной она стала. И более того: он никогда не замечал, чтобы хромота всерьез ее портила. В его голове промелькнуло воспоминание об изящных ножках девушки. Нет, Кэт прекрасна – и душой, и телом.

– Кроме того, подобное поведение совсем несвойственно мисс Миллер, – прибавил Гиллис. – Она весьма осмотрительна и должна понимать, какие последствия могут быть у таких глупых поступков. Нет! – он подчеркнул свои слова резким движением руки. – Мисс Миллер никак не может быть в этом замешана.

Однако Гиллис был кое в чем все-таки прав: Кэт умна и осмотрительна. И вероятно, ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы решиться на столь отчаянный поступок. Маркус занимался воровством, дабы досадить отцу и всем, кто был с ним связан. Он бросал вызов обществу и доказывал себе, что силен и ловок. Отличная подготовка к службе у Уэллингтона! И безумно опрометчивое поведение! Но Кэт никогда не решилась бы на подобную глупость, если бы ее не вынудили к этому какие-то ужасные обстоятельства.

Быть может, она узнала, что за убийством ее отца стоят Каддихорны? Кэт, его львица, всегда бросается на защиту тех, кого любит. Тех, кого любит. Джаред… По словам Хартсов, сэр Джон Уинстон и его сын зачем-то приезжали в Лондон. Маркуса охватил гнев. Если они посмели угрожать Кэт и ее брату…

Брату! Сестра и ее младший брат. В голове Маркуса молнией пронеслась одна интересная мысль. Лакей сказал, что со времени смерти детей прошло пятнадцать лет. Но он мог ошибиться… А если прошло лет десять… А Кэт узнала, что его отец заинтересовался подноготной Каддихорнов… Все разом встало на свои места.

Каддихорнов ограбила Кэт!

Пытаясь сдержать обуревавшую его ярость, Маркус сжимал и разжимал кулаки. Немыслимо: вот она забирается на крышу… Он готов был убить ее!

И о чем только она думала, подвергая себя такому риску? Чего добивалась? Ведь жизнь Кэт дороже тысячи алмазов! Но нет, его Кэт не интересовалась безделушками, не жаждала материального благополучия. «Она сделала это ради брата, ради моего отца и ради себя», – понял Маркус. Ее брат нуждался в деньгах, чтобы отделаться от Томаса Уинстона, за его отца непременно нужно было отомстить, а сама Кэт хотела добиться хоть какой-то справедливости.

Нет, Маркус не в состоянии осуждать ее. Он преклоняется перед ее смелостью! Его дорогая, прекрасная львица решила сама управлять собственной судьбой, и он поступил бы точно так же. Подумать только, а ведь Кэт всегда была именно такой. Ей было только двенадцать, когда она тайком увела брата от Каддихорнов и нашла им обоим безопасное прибежище в Андерсен-холле. Она сознавала, что должна избавить себя и брата от смертельной опасности.

Маркус задыхался от гнева. Каддихорны получат по заслугам, и Томас Уинстон – тоже. Впрочем, как и любой другой, кто посмеет причинить боль его любимой женщине.

Глаза Гиллиса сверкнули, и он помахал пухлым пальцем.

– Я знаю, кто это сделал! Мисс Миллер передала дневник настоящему барону Коулриджу, и он спланировал ограбление! – Гиллис медленно опустил руку. – Хотя… пожалуй, это невозможно. Ведь останься барон в живых, ему было бы лет тринад-цать-четырнадцать.

Маркус схватил поверенного за руки и притянул к себе:

– Не рассказывайте никому про дневник, про вора, не рассказывайте ничего! Обещаете? Вы можете поклясться в этом памятью моего отца?

Не переставая сжимать саквояж, Гиллис задрожал. Его глаза округлились от изумления.

– Клянусь памятью Урии Данна.

Отпустив его, Маркус повернулся на каблуках и выбежал из галереи.

Гиллис проводил Маркуса взглядом и поднял глаза на ближайший портрет.

– Боже Всемогущий… – саквояж с громким стуком упал на пол.

Человек, изображенный на портрете, был очень похож на Джареда Миллера. Конечно, он выглядел гораздо более окрепшим и повзрослевшим, но если приглядеться, это был именно Джаред.

Гиллис зажал рот рукой, ошущутив во рту привкус желчи. Урия Дани защищал маленьких Миллеров от их же родственников!

Гиллис опустился на четвереньки и с бешено колотящимся сердцем, почти не сознавая, что делает, начал собирать разлетевшиеся бумаги и запихивать их обратно в саквояж. Он был объят праведным гневом.

– Я пойду на любые жертвы, но добьюсь своего!

Гиллис понимал, что ему придется иметь дело с изощренными преступниками, но сейчас это было не важно. Он использует все доступные средства, любые методы…

Внезапно он застыл. Страшная догадка мелькнула у него в голове. Даже удар, нанесенный метлой миссис Нейгел, не мог бы произвести большего эффекта.

Гиллис выпрямился, поправил очки, отряхнул сюртук и, оставив большую часть бумаг валяться на полу, отправился на поиски Дагвуда.