Больше чем скандал

Глава 31

– О Боже мой, Прес! – вскричала Кэтрин, врываясь в комнату директора Данна, где в постели лежал Прескотт. – Я прибежала сразу же, как узнала!

Прескотт расположился среди взбитых подушек. Рукава его модного фиолетового сюртука и рубашки из кремовой тисненой ткани были обрезаны, а нижнее белье закатано, обнажая бледные запястья, над которыми виднелись плотные белые повязки. Их чуть желтоватый оттенок, а также горьковатый, немного раздражающий запах свидетельствовали о том, что доктор Уиннер пытался исцелить Прескотта с помощью настойки календулы и оливкового масла.

– Где ты была? – спросил Прескотт.

На самом деле Кэтрин узнавала у местных жителей о порядках в доме Каддихорнов, но она не могла ему в этом признаться, и уж тем более – рассказать о своей встрече с Джо Типтоном, владельцем кабачка. Как-то раз директор Данн поведал Кэтрин, что несколько лет тому назад Джо Типтон был приговорен к тюремному заключению за перепродажу ворованных драгоценностей. Данн-старший знал это наверняка, поскольку их с Джо Тип-тоном всегда связывали достаточно близкие, хотя и довольно странные отношения. И Кэтрин решила воспользоваться этим знакомством, чтобы продать Типтону драгоценности, которые она намеревалась похитить сегодня ночью из особняка Каддихорнов. Она должна была выбрать вещь достаточно дорогую, стоимость которой равнялась бы величине долга Джареда, но в то же время неброскую, не наводящую на мысль о владельце.

К ее огромному облегчению, Типтон охотно согласился и даже предложил перепродать потом и еще кое-что, если она пожелает. Из их беседы Кэтрин поняла, что Джо Типтон активно занимался «торговлей ценностями», как он сам это называл, происхождение которых его не слишком беспокоило. И чего только не узнаешь, если обратишься к нужным людям! Просто удивительно!

– Ну? – продолжал настаивать Прескотт.

Кэтрин смутилась:

– Мне оченьжаль, что меня не было, Прес, но теперь-то я здесь.

– Извини, что я набросился на тебя, Кэт, – пробормотал Прескотт, уставившись на свои забинтованные руки, – просто мои руки так болят, что я чувствую себя беспомощным и из-за этого злюсь и становлюсь чертовски капризным.

Кэтрин сочувственно улыбнулась:

– Можешь капризничать сколько угодно, Прес, я потерплю. Друзья для этого и существуют.

– Спасибо, Кэт.

Она с горечью заметила боль в его зеленых глазах.

– Миссис Нейгел рассказала мне о том, что произошло. Ты герой, Прескотт. Мне… даже не представить… – она промокнула платочком уголки глаз. – Ты спас Эви. Спасибо тебе, Прескотт.

– Я рад, что оказался в нужное время в нужном месте.

– И я рада.

Кэтрин с ужасом подумала о том, что могло бы произойти, если бы Прескотт не пошел в кухню за яблоком. Эви спряталась в кухне, дождалась, пока все уйдут, а потом влезла на табуретку и потянулась за свежеиспеченными пирожками. Прескотт не видел, как опрокинулась табуретка, он вошел в тот момент, когда Эви падала в огонь. Прес кинулся к ней и начал сбивать пламя, которое уже успело перекинуться на ее платье.

Благодарение Богу, что на Прескотте были перчатки. Если бы он попытался потушить пламя голыми руками, все могло закончиться гораздо хуже.

Кэтрин чувствовала себя ужасно беспомощной. Она ничем не могла им помочь. Сейчас пострадавшим нужны были только уход и лечение, а ей хотелось сделать больше. Вот если бы у нее были деньги, она могла бы купить Прескотту новую одежду или… Однако грядущая ночь так страшила девушку, что она не могла строить никаких планов.

Услышав знакомую шаркающую походку доктора Уиннера, Кэтрин обернулась.

– Как Эви? – с беспокойством спросила она.

Добрый доктор вздохнул и потеребил прядь каштановых волос, обрамлявших лысеющую голову. В его добродушных карих глазах читалось беспокойство, а на пухлых губах обозначилась горькая складка.

– Ожоги – скверное дело. Они чертовски болезненны. К счастью, Прескотт подоспел вовремя, и огонь не успел наделать бед. Эви быстро поправится. Она совсем еще малышка, через пару лет и не вспомнит об этом. – Он кивнул сидящему среди подушек Прескотту. – Ты действительно сделал доброе дело.

– Прескотт – герой, – согласилась Кэтрин.

Приблизившись, она погладила его плечо. Пальцы девушки ощутили напряженные мускулы, и она поняла, что Прескотт преодолевает сильную боль, хотя и старается это скрыть.

– Я готов на любые жертвы, – усмехнулся Прескотт. – Благородные поступки – кратчайший путь к сердцу женщины.

– Узнаю нашего Прескотта, – поддразнила Кэтрин, радуясь тому, что он сохранил чувство юмора, – он из всего может извлечь пользу.

Прескотт повернулся к доктору Уиннеру и указал подбородком на Кэтрин, которая поглаживала его плечи.

– Смотрите, результат уже налицо.

Склонившись, Кэтрин притянула его к себе.

– Чтобы я тебя приласкала, Прескогг, вовсе не нужно бороться с огнем.

Прескотт зарылся носом в ее волосы и вздохнул:

– О, чего бы я только ради этого не сделал…

В обычный день Кэтрин отпрянула бы от него после таких слов, но сегодня она только крепче его обняла.

– Что за день, что за день! – запричитала миссис Нейгел, проскальзывая в комнату. Дородная седовласая экономка комкала в руках свой белый фартук, словно размышляя, чем еще можно помочь. Она ужасно переживала, когда с кем-то из ее воспитанников случалась беда, что подтверждалось и состоянием ее одежды, обычно безупречной. Ее серое платье было измято, как будто его топтали, а белоснежная шапочка съехала набок.

Миссис Нейгел оглядела комнату, и ее глаза заблестели от еле сдерживаемых слез:

– О, если бы директор Данн был с нами…

Со дня смерти директора эта комната пустовала, и поэтому сейчас она идеально подходила для того, чтобы разместить Прескотта. Дортуары не годились, а беднягу нужно было куда-то уложить.

Кэтрин подавила вздох, и в горле у нее запершило.

– Он всегда с нами, – проговорила она. – Всегда. Он следил за нами и сегодня, ведь иначе все могло быть куда хуже. Гораздо хуже.

– Ну, как ты себя чувствуешь, Прескотт? – доктор Уиннер, прищурившись, осмотрел своего пациента.

Прескотт пожал плечами:

– Со мной все более или менее в порядке. Но уж точно лучше, чем у Эви.

– Тебе необходимо отлежаться, – посоветовал доктор.

Прескотт подался вперед:

– Я думаю, мне стоит навестить Эви…

– И не помышляй об этом! – провозгласила миссис Нейгел. – Ее больше часа укладывали спать, и я не допущу, чтобы ты ее разбудил.

– Ложись, Прескотт, – настаивала Кэтрин, осторожно, но твердо заставляя его лечь. – Тебе тоже требуется отдых. Ты должен вылечиться.

Опустившись на подушки, Прескотт озадаченно подвигал забинтованными руками.

– Я с трудом представляю, как это получится.

– Делай что тебе сказано, Прескотт, – распорядилась миссис Нейгел. Шмыгнув носом, она вытащила полотняный носовой платок. – Какой ужасный день. Два ребенка пострадали…

– Я не ребенок… – попробовал возразить Прескотт.

– Для меня ты по-прежнему сопливый постреленок, который любил прятаться за моими юбками, – вздохнула экономка, и ее взор затуманился. – Одного не могу понять: почему этим утром в кухне не оказалось кухарки.

– Она не виновата, – грустно произнесла Кэтрин. – И никто не виноват. Откуда ей было знать, что там прячется Эви? Так почему она не могла выйти в огород за зеленью или овощами?

Миссис Нейгел продолжала терзать фартук.

– Эви должна была знать, что нельзя трогать пирожки. И самое главное – нельзя нарушать правила!

– Ну вот она и расплачивается за свои ошибки, – перебил доктор Уиннер. – И еще долго будет расплачиваться. Я лечил много разных недугов и знаю, что ожоги всегда очень болезненны.

Кэтрин заметила морщинку, появившуюся между густыми бровями Прескотта и гримаску на его лице. Бедняга, несомненно, испугался.

– Я так рада, что ты был в перчатках, – вздрогнув, тихо сказала она.

– Да, это большая удача, – согласился Уиннер. – У тебя не останется даже шрамов. Сначала пузыри будут сильно болеть, но через пару недель с тобой все будет в порядке.

– Вы дали ему чего-нибудь успокаивающее? – осведомилась миссис Нейгел, подойдя к противоположной стороне кровати и положив ладонь на лоб Прескотта. «Немногим женщинам удалось бы проделать такой маневр безнаказанно», – подумала Кэтрин.

– Пока нет, – ответил доктор. – Он упорно отказывается.

Солидная дама нахмурилась:

– Так дайте ему хоть что-нибудь. Он должен поспать, иначе выздоровление может затянуться.

– Я не хочу, – возразил Прескотт. – Мне ничего не нужно.

Миссис Нейгел переместила ладонь на край матраса, и Прескотт отшатнулся. Он тяжело задышал, а лицо его побледнело.

– Мне ничего не нужно, клянусь.

– Тебе придется принять лекарство, Прес, – заявила Кэтрин. – Или лично я волью его тебе в горло.

Прескотт оперся локтями о кровать.

– А ты посидишь со мной, Кэт?

«А может, стоит отложить запланированный налет?» – подумала Кэтрин, глядя в его молящие зеленые глаза. Но сегодня весьма удачный день для ее планов, ведь именно сегодня у домоправительницы Каддихорнов – выходной, и следующий удобный случай предоставится разве что через неделю. А срок, назначенный сэром Джоном Уинстоном, неотвратимо приближается.

– Я посижу с тобой, сколько захочешь, – пробормотала она.

Если Прес не заснет и будет в ней нуждаться, это можно будет счесть за знак свыше и отложить налет. Но если он быстро заснет… Кэтрин вступит в игру.

Порывшись в своем саквояже, доктор Уиннер вынул оттуда бутылочку с настойкой опия. Откупорив ее, он протянул лекарство Прескотту, который воззрился на него с вожделением, явно страдая от боли.

Доктор Уиннер поднес пузырек к его губам, и Прескотт опорожнил его одним глотком. И тут же скривился.

– Ух!

– Скоро ты почувствуешь облегчение. – Уиннер покачал головой, отложил пузырек и достал из своего саквояжа еще один. Он поставил его на ночной столик возле кровати. – Если проснешься ночью… – он запнулся, сообразив, насколько беспомощен Прескотт, но, немного подумав, продолжил: – позови. Я буду в соседней комнате и дам тебе лекарство.

– Со мной останется Кэт, – пробормотал Прескотт.

– Хорошо, но я все равно никуда не уйду, – ответил добряк-доктор.

– Я устрою вам постель, доктор, – сказала миссис Нейгел, одобрительно кивнув. – Спасибо за внимание.

Уиннер пожал плечами:

– Я хочу быть поблизости, на тот случай, если понадоблюсь Эви.

Стараясь разговаривать тише, они вышли из комнаты. Прескотт смежил веки, его силы были истощены до предела.

– Поспи, Прес. – Кэтрин поцеловала его в лоб. Вздохнув, она передвинула стул, на котором была сложена одежда Прескотта. Взяв в руки его белые, запачканные сажей панталоны, она восхитилась тонкостью и легкостью материи: ее собственное платье было куда тяжелее.

В этот самый момент ее осенила неожиданная мысль: а каким это образом она, путаясь в длинных юбках, собирается взбираться по ограде и ползти по крыше? Кэтрин внимательно осмотрела белье Прескотта. Но осмелится ли она?

– Ну и как он? – Джаред подошел к сестре сзади.

– Мне хорошо, – проговорил Прескотт, приоткрыв один глаз. – Лучше, чем тебе. Ведь ты, как я слышал, наделал дел…

Бледные щеки Джареда порозовели, и он опустил свою светловолосую голову.

– Моя глупость не знает границ.

– Ты просто еще очень неопытен. – Прескотт закрыл глаз и вздохнул. – Впрочем, все мы время от времени делаем глупости. И все, что тебе требуется, – это достичь мастерства в этом замечательном искусстве мошенничества.

– Замолчи! Что ты говоришь? – вскричала Кэтрин.

Прескотт облизал губы.

– Нет, ты просто не дослушала меня, Кэт. Достичь мастерства, чтобы больше никогда не заниматься ничем подобным. Однако лично я считаю, что те хамы, с которыми Джаред имел дело, вполне заслуживают соответствующего отношения.

– Нам придется заплатить, хотя Томас лжет, говоря о том, сколько я ему проиграл, – проворчал Джаред, и в его серых глазах вспыхнуло возмущение. – Я жутко зол и готов вырвать его гадостный язык с корнем.

Кэтрин представила, как разъярился бы Джаред, узнав, что сэр Уинстон дал им всего семидневную отсрочку для оплаты долга.

– Это похоже на кражу, – продолжал сетовать брат. – И ужасно несправедливо.

Кэтрин поборола желание пригладить его светлые, упавшие на лоб волосы.

– Ты утверждаешь одно, а он – другое, Джаред.

– Да, я знаю. – Он сжал кулаки и нахмурился. – Что значит слово нищего сироты против слова аристократа со связями? Если бы я происходил из родовитой семьи, будь у меня титул, Томас наверняка бы призадумался, прежде чем меня очернять.

Глаза Кэтрин широко раскрылись: о чем это он говорит?

– Да, если взглянуть с этой стороны… – пробормотал Прескотт с закрытыми глазами и безмятежным лицом. – Сложись все иначе – мир лежал бы у твоих ног. – Его рот непроизвольно раскрылся, и он громко всхрапнул.

– Преимущества, которые дает благородное происхождение, неисчислимы, Джаред, – шепнула Кэтрин, – но поверь мне на слово – благородное происхождение вряд ли бы спасло тебя от мошенников.

– Это так, но… – худые плечи четырнадцатилетнего подростка дрогнули, – я начинаю ценить ту свободу действий, которой располагает знать.

– Заслуживает она того или нет, – продолжила Кэтрин, скрестив руки на груди. – Знаешь, многие простые люди благороднее, нежели десять Томасов Уинстонов вместе взятых. Можно принадлежать к знати по рождению, но источником настоящего благородства всегда будут достойные слова и поступки. – Вглядевшись в лицо Прескотта и удостоверившись, что он спит, она прибавила: – И для тебя, Джаред, я хочу добиться лишь соответствующих возможностей, а их могут предоставить титул и деньги. Однако то, как ты ими воспользуешься, зависит только от тебя самого.

Джаред поморщился:

– Ты говоришь совсем как директор Данн.

Зажав рот рукой, Кэтрин колоссальным усилием воли заставила себя промолчать о том, что директор Данн погиб, стараясь вернуть им титул. Она опасалась опрометчивости Джареда, но в глубине души была уверена: когда-нибудь он должен узнать правду. Или хотя бы часть правды.

Она тихонько встала и прикрыла дверь. Потом кивком подозвала Джареда в дальний угол комнаты и прошептала:

– Ты должен кое о чем знать.

Глядя на нее недоверчивыми глазами, брат придвинулся к ней, засунув стиснутые кулаки в карманы коричневой шерстяной куртки.

– О чем?

Кэтрин помедлила, понимая, что плохо умеет разглашать тайны – не лучше, чем обращаться за помощью.

– Директор Данн все о нас знал.

– Что? – взвизгнул Джаред.

– Говори тише.

Ее брат насупился.

– Но как?

– Скорее всего, он слышал, как мы спорили.

– Когда?

– Вечером, в часовне…

– Но почему он ничего не сказал?

– Ну, мне кажется, он попытался дать нам это понять в некотором смысле. Например, перевел меня в новые комнаты…

– А меня отправил к Хартсам… Так вот зачем он это сделал. А мне-то директор Данн сказал, что это нужно для того, чтобы я знал, как следует вести себя в благородном семействе. Что мне необходимо представлять, как устроена их жизнь и как нужно держаться в высшем обществе… – его голос прервался.

– Я думала, что он хочет научить тебя работать в такой семье. Оказывается, на самом деле он думал, что ты станешь главой подобного семейства.

В серых глазах мальчика мелькнуло понимание.

– Он знал.

– Да, – глубоко вздохнув, Кэтрин решилась сделать второе признание, – и он боролся с Каддихорнами за твой титул.

Джаред остолбенел.

– Oн+ никому ни о чем не рассказал, – заверила Кэтрин, коснувшись руки брата. Таково было намерение их дорогого директора: помочь, сохраняя тайну. – Он собирал сведения обо всех мерзостях, совершенных Каддихорнами, и составлял список людей, к помощи которых хотел прибегнуть. – Этот список сильно смугил Кэтрин. Помимо всех членов Палаты лордов, в нем упоминался и сам лорд-канцлер – лорд Элдон.

– Не думаю, что Каддихорнам удастся заполучить наш титул, – добавила она. Проблема заключалась в другом: вернется ли этот титул к ним самим?

Лицо Джареда исказилось от горя. Кэтрин было очень стыдно, что она причиняет боль брату, но он должен был узнать, как много сделал для них директор Данн. Этот удивительный, чуткий человек!

Она с трудом сдерживала слезы.

– Он боролся за нас с тобой, Джаред. И… – однако Кэтрин все-таки не смогла открыть ему ужасающую правду и вместо того произнесла: – Он сражался на нашей стороне. Но теперь его нет, и дело за нами. Директор Данн хотел, чтобы мы с тобой, когда придет время, заняли в обществе подобающее место. И ты, и я.

Джаред опустил голову. Длинные светлые волосы мальчика упали ему на лоб, и Кэтрин пожалела, что не видит лица брата. Уставившись на носки своих ботинок, он замер, и она не стала его тревожить. На плечи Джареда разом легло слишком многое, и все это было слишком тяжело, в особенности для парня четырнадцати лет.

Когда Джаред в конце концов посмотрел на нее, в его серых глазах светилось новое решительное выражение.

– Он боролся не напрасно, Кэтрин. Я клянусь всем, что мне дорого: его усилия не останутся бесплодными, я добьюсь своего, – по его щеке скатилась слеза. – Да и твои старания, Кэтрин… – его голос прервался. – Все, что ты для меня сделала… Когда-нибудь ты сможешь мной гордиться.

Взяв брата за плечи, Кэтрин притянула его к себе.

– Я горжусь тобой, Джаред. – Набежавшие слезы затуманили ее взгляд. – Все, что я делала для тебя, я делала и для себя. Мы всегда вместе, не забывай.

Брат прижался к ней и зарыдал. Кэтрин уже не понимала, кто из них кого утешает. Они плакали, обнявшись, в подтверждение незыблемой истины: родственная близость навсегда останется нерушимой.