Босс с причудами (СИ)

Глава 17

Лампы мягко окрашивают листья кустарников в волшебный голубоватый свет. Оранжереи сияют, словно зачарованные дворцы. Стрекочут букашки, из зарослей веет влагой, воздух плотный от экзотических ароматов.

Тут даже пальма есть, заключенная в стеклянный аквариум.

Мы бредем, затаив дыхание. Одни во всем мире. Исследуем потаенные уголки, пробираемся по узким каменным дорожкам, пересекаем горбатый мостик над прудом, где высажены водные растения.

Скоро у меня устают ноги, я снимаю босоножки на шпильках, и Родион галантно несет их. Мы разговариваем обо всем на свете.

Я рассказываю Родиону знаменитую семейную историю о том, как в детстве устроила подкоп из садика. И про своего первого бойфренда рассказываю, как после трех месяцев свиданий он вручил мне приглашение на собственную свадьбу. С другой девушкой, разумеется. Рассказываю весело, хотя тогда мне было вовсе не до веселья. Родион расспрашивает о моей коллекции брелоков, и я вспоминаю, где и при каких обстоятельствах их получила — потому что с каждым связана какая-нибудь забавная история.

В свою очередь, хохочу над историями Родиона о его студенческих годах, когда он подрабатывал охранником в клубе артистов. И выслушиваю захватывающий детектив о том, как он с новым безопасником в фирме вычислил йогуртного вора. Им оказался финансовый директор.

Через час нас окликает охранник и просит на выход. Родион опять отводит его в сторонку, о чем-то договаривается и исчезает вместе с ним на десять минут. А когда возвращается, несет в руках горшочек с чахлым ростком.

— Это тебе, — он вручает подарок. — Какое-то редкое растение. Поставишь у себя на подоконнике или отдашь бабе Аглае.

— Если не ошибаюсь, это перец «Каролинский жнец», — вздыхаю я.

— Перец?! Ты уверена? А мне охранник обещал, что он распустится красивым цветком.

— Я всякие растения люблю, не только красивые. Спасибо! А этот перец — забористая штука. Он будет напоминать мне о тебе.

— Потому что я крутой перец? — уточняет Родион.

«Потому что ты тот еще жгучий и опасный тип», — думаю я.

Подходим к автомобилю, Родион достает ключи, и я замечаю, что на связке болтается подаренный мной брелок-птичка.

Домой едем в умиротворенном молчании. Сегодня я провела удивительный и необычный вечер. Столько контрастных впечатлений! Жалко, что он закончился.

Но, может, он еще не закончился?

Когда останавливаемся у моего дома, Родион не открывает дверь; он выключает мотор и поворачивается ко мне.

Атмосфера в салоне меняется. Покоя и умиротворения больше нет. Мое сердце ускоряет ход, каждая клеточка в теле искрит волнующим напряжением. Я замираю в ожидании чего-то чудесного, что вот-вот произойдет.

Родион твердо берет меня за руку и наклоняется ближе.

— Таня… — говорит он низким, хрипловатым голосом. От его прикосновения и вида его решительной бородатой физиономии с горящими глазами у меня по телу прокатывается дрожь.

Ну наконец-то! Весь вечер к этому шло.

И тут звонит мой телефон.

Родион чертыхается и отпускает мою руку.

— Да! — рявкаю в трубку досадливо, даже не посмотрев, кто звонит.

— Танечка! Я приехал! — радостно сообщает Эдик, да так громко, что его голос отлично слышен на весь салон.

Родион сразу скучнеет.

— Эдик… я так рада! — говорю слабым, виноватым голосом.

За весь вечер я ни разу не вспомнила о женихе. О том, что он должен прилететь из командировки… часа четыре назад?!

— Прости, что не позвонил сразу. Хотел из аэропорта к тебе заехать, но пришлось сначала к маме заскочить, подарки отдать, а у нее стол накрыт, блины… — Эдик вздыхает. — Ну я и закрутился. Как от мамы вырвешься?! Ты же знаешь мою маму, — он хмыкает. — Я тебе сообщение кинул, как приземлился, ты не ответила. Я подумал, ты тоже занята чем-то, — в его голосе звучит мягкий упрек.

Да, маму Эдика я знаю. Она идеальная. Мягкая, добрая, очень любит сына. И к его невесте — то есть, ко мне, — хорошо относится.

— Да, конечно. Прости… Ты… сейчас ко мне заехать хочешь? — облизываю пересохшие губы. В груди не радость — острое чувство вины и, внезапно, досада.

— Да нет, уже поздно! Давай завтра, после работы, ладно? — воркует Эдик. — ты себе не представляешь, как я соскучился! Люблю тебя!

— Да… я тебя тоже люблю.

Нажимаю отбой и беспомощно смотрю на шефа Эдика. У Родиона непроницаемое лицо.

Щелкает замок, Родион идет проводить меня.

Мы молчим. Это напряженное молчание, полное невысказанных мыслей.

У двери Родион вручает мне горшок с неведомым растением. В голове у меня сумбур, в сердце раздрай. Мне очень хочется пригласить Родиона на чашку чая… но я не должна этого делать.

— Таня, спасибо за помощь и за прекрасный вечер, — говорит он ненатурально официальным тоном.

— Тебе спасибо. Прогулка в саду была волшебной. Визит в больницу… тоже был незабываемым, — я нервно хихикаю. — У тебя интересная мама. С характером. Я рада, что с ней все хорошо. Передавай ей привет.

Обмен любезностями закончен. Родион бросает на меня странный взгляд, порывается что-то сказать, но крепко сжимает губы, кивает и уходит.

Медленно захожу в квартиру. Брякает телефон — сообщение от Эдика.

Не хочу его открывать.

И тут я признаю очевидную мысль, которая невысказанно крутится у меня в голове уже некоторое время.

Я не хочу замуж за Эдика. Хватит себя обманывать. Он — не мой мужчина.

Осознание не приносит облегчения.

Мечусь по квартире, как ошпаренная: скидываю босоножки, хватаю с полки хомячий корм, зачем-то несусь на кухню и вываливаю его в сахарницу. Чертыхаюсь, несусь обратно в комнату, высыпаю корм Афоне — тот обескураженно пучит глазенки. «Совсем сбрендила, хозяйка?» — говорит его взгляд. Ну вот, дожила — уже собственный хомяк меня осуждает.

Выдыхаю, медленно возвращаюсь на кухню, ставлю чай. Сажусь за стол и думаю.

Погоди, Таня. Тихо-тихо. Что значит — не твой мужчина? Ни один человек не может быть стопроцентно «чьим-то». Всегда будут какие-то несостыковки, точки непонимания. Над этим можно и нужно работать.

И мы с Эдиком работаем. Мы легко находим компромисс. Он не пытается разрушить мою зону комфорта, а вносит в нее приятные дополнения.

Только махровые идеалистки всю жизнь ищут «своего». И в результате коротают старость в компании сорока хомяков.

Влюбленность — чудо, каприз. Любовь — выбор и каждодневный труд.

Я ведь любила Эдика. Правда, любила! И думала, что он — тот самый. Ну, почти. Но это «почти» не считается.

Свадьба — серьезный шаг. Мне нравится, когда жизнь катится вперед сама по себе, без цели. Но совсем бросать вожжи своей судьбы я не собираюсь — так и на обочину загреметь недолго.

Пусть меня называют инфантильной, к вопросу выбора спутника жизни я подхожу по-взрослому, разумно. Ну, не так расчетливо, как Валерия с Родионом. Их подход вообще за гранью, и посмотрите, к чему он привел.

Но неужели моя любовь к Эдику прошла? Неужели я поддамся капризу? Неужели я считаю, что Родион — «мой мужчина»?

Сегодня Родион был просто идеальным. Романтичным, внимательным, чутким. Он старался ради меня.

А какой он остальные триста шестьдесят четыре дня в году? Капризный, властный эгоист с причудами. Как с таким прожить жизнь? Да и не предлагал он мне ничего подобного…

Но когда я рядом с ним, все горит, искрит, пылает! Его недостатки каким-то волшебным образом превращаются в достоинства. Все то, что бесит меня в других мужчинах, в нем меня восхищает.

Когда я с ним, я живу полной жизнью. Ведь до него моя жизнь состояла лишь из безумных планов.

Мой настоящий мир узок — квартира, компьютер, онлайн-общение с клиентами, которых я в глаза не видела. Редкие вылазки в люди, занятия в фитнес-зале.

Я выбрала вольную жизнь, вне офисной клетки, но загнала себя в другую клетку. Пусть обустроенную по моему вкусу, но все же клетку…

Трясу головой. Отхлебываю чай и обжигаюсь. Больно.

Сдается, если я свяжусь с Ремезовым, обожгусь куда сильнее. И боль будет несопоставимой.

На меня снисходит гениальное решение.

Не надо драмы. Не надо вот этих вот скоропалительных разрывов.

Надо поговорить с Эдиком. Объяснить, что я пока не готова к свадьбе. Что сомневаюсь. Можно предложить взять паузу в отношениях. Хорошенько подумать, лучше понять себя.

Может, Ремезов и не мой мужчина, может, он лишь эпизод. Но жизнь дает много возможностей.

Приняв решение, чувствую себя взрослой и мудрой. Ай да я! Все правильно делаю.

Беру телефон и читаю сообщение от Эдика.

«Танечка, так во сколько завтра встретимся?»

Набираю ответ:

«В шесть сможешь? Эдик, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Насчет нашего будущего».

Палец все-таки дрожит. Но отправляю сообщение без колебаний.

Приходит ответ:

«Что случилось? Не пугай меня». И встревоженный смайлик рядом.

Мне стыдно. Ну вот, расстроила Эдика. Он ведь чувствительный. Когда он переживает, я тоже переживаю.

Опять колеблюсь. Хочется написать:

«Да ерунда, забей».

Но пишу:

«Завтра поговорим. Все в порядке! Спокойной ночи».

«Спокойной ночи, любимая!»

Любимая! Меня корчит от стыда.

Хорошо. Утро вечера мудреней. Быть может, завтра я посмотрю на все иначе и приму новое решение. А теперь спать!

Все-таки прогулка по ночному саду так накачала меня свежим воздухом, что даже любовные терзания не помешали уснуть, как убитой.

Утром поднимаюсь в решительном настроении. За домашними хлопотами сочиняю речь, к которой обращусь к Эдику.

«Эдик, ты хороший парень, и я тебя очень люблю, но давай возьмем паузу».

Нет, не пойдет. Если люблю, то какая к черту пауза?

«Эдик, мне кажется, мы не созданы друг для друга».

Нет, слишком пафосно.

«Давай повременим со свадьбой».

Так, начнутся расспросы. Почему? С какого перепугу повременим? И что мне ему отвечать?

«Я тебя больше не люблю».

В этом, кстати, я еще не уверена.

«Я встретила другого. Кого? Да шефа твоего, самодура Ремезова».

Час от часу не легче. Ну нет у меня опыта прекращения отношений! Обычно не я уходила, а от меня. И делали это некрасиво. Я так не буду. Не хочу причинять Эдику боль. Он все еще близкий человек. Он не тетрадный лист, который можно вырвать, скомкать и выбросить.

Решаю действовать по наитию. Встречусь с Эдиком, посмотрю в его ясные глаза, поцелую его… а там, может, поцелуй, как в сказке, развеет морок, и я пойму, что моя настоящая любовь — вот она, здесь! И свадьбу отменять не надо!

Но Ремезов сидит у меня к голове, как заноза. Остаток дня думаю только о нем. О том, что он сейчас делает. Хотелось бы мне посмотреть на него в его шефском кабинете, за работой. Когда он весь такой серьезный, деловой, строгий. Когда он чудит, измывается над подчиненными и заставляет их делать всякую фигню.

А также посмотреть на него, когда он с родителями. С мамой, с отцом, с братом. С друзьями, с партнерами по бизнесу…

Когда он дома, на диване, читает детектив или смотрит фильм ужасов. Или когда он пыхтит на тренажере в спортивном зале, или лихо рассекает на лыжах по склону.

Да я бы всю жизнь на него смотрела…

От этой свистопляски мыслей к концу дня я выжата, как лимон. Считаю минуты до встречи с Эдиком. Потому что она все прояснит. Мои мучения прекратятся. Все так или иначе решится.

К шести вечера крашусь, одеваюсь — строго. В белый свитер и черную юбку. Разговор-то предстоит серьезный. Меня подташнивает от волнения.

Хорошо, что Родион за день не дал о себе знать. Тогда было бы еще хуже.

Уже десять минут седьмого, а от Эдика ни слуху ни духу. Проходит еще полчаса.

Потеряв терпение, звоню ему сама.

Эдик берет трубку не сразу, а когда отвечает, голос у него запыхавшийся и виноватый.

— Танечка, прости! Я еще на работе. Шеф оставил отчет дописывать. Не знаю, когда закончу. Боюсь, сегодня увидеться не получится!

— Ремезов оставил тебя работать? — говорю зловещим тоном.

Мои чувства к Родиону делают крутой поворот.

Однако гадский поступок. Он специально Эдика задерживает? Что он задумал?

— Кстати, как у тебя с ним дела? — осторожно спрашивает Эдик. — Ты его еще куда-то водила развлекаться? А то ты мне потом ничего не рассказывала, а у него узнавать как-то неловко.

— Больше никуда не водила, — отвечаю каменным голосом.

— Но он, наверное, тобой доволен, — шепчет Эдик. — Он намекнул сегодня, чтобы я новые должностные инструкции почитал. Таня, быть мне завотдела! И все благодаря тебе.

Блин, я уже и забыла предлог, под которым Ремезов втравил меня в свою авантюру.

— Таня, я очень постараюсь раньше вырваться. Не обижайся, ладно? Ты же понимаешь!

— Да, Эдик. Я все понимаю, — скриплю зубами.

Нажимаю отбой и отшвыриваю телефон.

Все это мне не нравится. Если наш разговор с Эдиком переносится на завтра, я забуду все, что собиралась сказать. И к поведению Родиона много вопросов. Позвонить ему, что ли?

Нет, не стоит. Если насчет Эдика я все же приняла какое-то решение, с Родионом пока все туманно.

До чего сложно выбирать между двумя мужчинами! До чего сложно понять себя!

Почти час предаюсь печали. Сижу у телевизора, переключаю каналы.

За окнами уже стемнело. Вместе с сумерками наползает хандра. Мне неспокойно и чертовски одиноко.

Жму кнопку пульта. На экране появляется радостно-встревоженное лицо репортера. За его спиной — офисное здание, черные клубы дыма, блеск мигалок.

Захлебываясь от волнения, репортер тарахтит:

— Репортаж с места событий! Пожар в офисном центре «Галактика»! Горят помещения компании «Юпитер»! Количество пострадавших пока неизвестно, пламенем объят весь этаж!

Что? «Галактика»? Компания «Юпитер»?! Пожар? Пострадавшие?!

Это же компания Ремезова!

Там Эдик работает! Он сейчас в офисе!

А Родион? Где сейчас Родион?!

Вспотевшими руками хватаю телефон, жму на контакт «РРР».

Долгие гудки. Потом звонок сбрасывают.

Опять звоню. Опять сбрасывают.

На третий звонок Родион отвечает, энергично, но не раздраженно — хотя чувствуются нотки ярости:

— Таня, прости, не могу сейчас говорить. Тут у нас заварушка.

— Я знаю! Пожар! Ты как?

— Нормально. Все живы. Расскажу позже, ок?

И отключается.

А как же Эдик? Осознаю — я позвонила Ремезову первому…

Торопливо набираю Эдика. Он тоже отвечает не сразу. Голос слабый взволнованный. Эдик кашляет.

— Эдик, ты жив? Ты не пострадал?

— Нет, Танечка, все в порядке. Нас вывели.

— Я сейчас приеду!

— Не надо! — вдруг вопит Эдик как резаный. — Не приезжай! Все, пока! Потом позвоню!

Бросает трубку.

И я понимаю — нет, не все в порядке! Эдик жив — но с ним беда, я чувствую!

От тревоги мутится в голове.

Вскакиваю, быстро одеваюсь, несусь вниз. Даже такси вызвать не сообразила — но у подъезда как раз машина с шашечками высаживает клиента. Я запрыгиваю в салон и ору:

— К офисному центру «Галактика»! Где пожар!

— Девушка, меня другой клиент ждет! — возмущается таксист, но смотрит в зеркальце на мое перекошенное лицо, затыкается и быстро выезжает со двора.

Пока ехали до офисного центра, я вся испереживалась. Звонила Эдику еще несколько раз, но выслушала лишь «Абонент недоступен». Может, абонента уже увезли в больницу? Если ему нужно переливание крови, я сдам — у нас Эдиком одна группа!

Даже не вспоминаю свое утреннее решение. Случившееся несчастье ясно показало, что на Эдика мне далеко не наплевать.

Наконец, подъезжаем к бизнес-центру «Галактика». Я уже все губы искусала в кровь. Пулей вылетаю из салона, забыв рассчитаться, но вслед мне не несутся проклятия. Таксист попался понимающий.

Озираюсь безумными глазами. Не вижу ни машин «Скорой помощи», ни толпы паникующих людей.

У входа стоит одна пожарная машина, пожарные неторопливо убирают оборудование, сматывают шланги. Переговариваются и… хохочут как ненормальные. Шуточками перекидываются. Надо же какие весельчаки!

Вижу кучку охранников возле полицейской машины, несколько офисных сотрудников. Они бурно обсуждают происшествие. Тоже почему-то с веселыми рожами. Как будто им тут не не пожар, а цирк с клоунами.

Народу в целом немного.

Ну да, уже почти ночь, здание пустое. Там были только те, кого шефы-идиоты оставили писать отчет! И подвергли опасности.

Дымом все-таки пахнет. Поднимаю глаза и вижу, что пара окон на третьем этаже открыты, стены здания потемнели от копоти. Но ничего не выгорело, рамы целы.

Фуух. Выдыхаю с облегчением. Репортер преувеличил масштаб бедствия.

Ищу глазами Эдика, но не нахожу.

Зато нахожу Ремезова. Он стоит рядом с полицейским и что-то ему объясняет. Полицейский слушает заинтересованно, его губы подозрительно подрагивают, как будто он пытается сдержать смех.

А у Родиона лицо зверское. Одет он кое-как — без пиджака, рубашка наполовину вылезла из брюк, на ногах… тапочки?! Он, походу, из дома примчался, догадываюсь я. Его вызвали, и он летел так, что даже не переоделся.

Но где Эдик?!

Неподалеку курит крепенький дядечка. Вид у него начальственный, бывалый, как у отставных военных. К нему подходит охранник, что-то спрашивает, дядечка отдает указания.

Видимо, он за что-то главный и в курсе ситуации. Решаю расспросить его.

— Здравствуйте, — обращаюсь к нему. — Скажите, что произошло? Все в порядке? У меня тут жених работает. Он в офисе был!

— Все живы, девушка, не беспокойтесь, — отвечает дядечка добродушно. — Жених ваш дома поди уже, валерьянку пьет. У нас пара помещений задымилась да стены обгорели немножко. Все из-за одного идиота. Шефу теперь хлопот… да и меня взгреют, — добавляет он досадливо.

— Вы здесь работаете?

— Да, я безопасник.

А, тот самый Шерлок Холмс, который йогуртного вора вычислил!

— Да что произошло-то?!

— Один дебил решил свидание устроить. Заперлись с сотрудницей в подсобке, шампанское открыли, свечи зажгли, романтики хреновы. Презерватив на пожарный датчик натянули, чтобы не сработал на дым. Это ж надо додуматься! Ну, и опрокинули свечу во время утех. Бумаги загорелись, стены затлели. В соседних офисах спринклеры включились, все к чертям водой залило. Вот ведь…

Дяденька называет дебила-поджигателя очень крепким словом и прибавляет:

— Он и раньше постоянно в офисе задерживался с бабой своей. Я их гонял, а они мне — не мешай, работа срочная! Теперь-то ясно, чего им приспичивало допоздна работать. Устроили, понимаешь, дом свиданий! На гостиницу денег жалко, а у каждого, видать, семья своя.

— Бывают же такие, — поддакиваю сочувственно.

— Вон он, герой-любовник и зазноба его, — безопасник тычет сигаретой в сторону клумбы. — Под суд пойдет, козлина.

С негодованием смотрю, куда показывает безопасник. Вижу спины полицейских и охранников — они допрашивают козлину.

Расступаются, я чуть не подпрыгиваю от облегчения — на скамейке, закутанный ниже пояса в одеяло, несчастный и мокрый, сидит Эдик. Рядом с ним какая-то девица.

Почему-то она держит Эдика под руку — по-хозяйски.

И мне уже нет дела до козлины, который устроил пожар. Его накажут, плевать на него. Главное — Эдик в порядке.

Поворачиваюсь, чтобы мчаться к нему и утешать.

А безопасник с отвращением говорит мне в спину:

— Ну устроил нам Эдуард этот! Выпороть бы его солдатским ремнем, чтоб неповадно было!

И тут до меня доходит. На меня словно ведро ледяной воды вылили. Все звуки глохнут.

Безопасник продолжает негодовать — его голос доносится как будто издалека.

— Эдик, Казанова наш местный. Что, спрашивается, в нем бабы находят? Мозгов-то у него с горошину!

Медленно, очень медленно иду к Эдику. Я еще не осознала правду до конца. Грудь сжимает невыносимой болью.

Эдик поднимает голову и видит меня. Дергается, как змеей укушенный. Его глаза увеличиваются до размера блюдец. Раньше я такое только в мультиках видела.

Молча стою перед ним и смотрю на него сверху вниз.

Эдик растягивает губы в улыбке — такой знакомый и родной. Но теперь улыбка вымученная, у него под глазом дергается жилка.

Он торопливо отодвигается от девицы, которая сидит рядом с ним, вырывает из ее лапок руку и говорит:

— Танечка! Все же приехала! Ну зачем?! У нас тут видишь… что творится…

Его голос дает петуха. Эдик жалким жестом показывает на задымленное здание.

— И кто же это все устроил? — спрашиваю неестественно спокойным голосом. Но внутри я кричу, я ору от боли.

— Эдик, кто это? — нервно интересуется девица.

Перевожу на нее взгляд. Она хорошенькая. Грудастая, ногастая блондинка. У нее блузка застегнута криво, через пуговицу, как будто она одевалась впопыхах. На безымянном пальце правой руки кольцо.

— Я Таня, невеста Эдуарда. Бывшая.

Девица меряет меня презрительным взглядом и фыркает.

— Я вас иначе представляла. А у вас, оказывается, кроме квартиры и бабушки со связями, ничего особенного и нет! — заявляет она с вызовом.

— Это тебе так Эдик объяснил, зачем он на мне жениться хотел? — догадываюсь я.

— Таня, ты все не так поняла! — паникует Эдик и вскакивает.

Одеяло падает. И выясняется, что Эдик без брюк. Голые, мускулистые Эдиковы ноги посинели от холода. На нем трусы с якорями, которые я ему дарила на Новый год. Надетые задом наперед.

— У тебя штаны в подсобке сгорели? — спрашиваю я.

И, неожиданно для себя, залепляю Эдику такую пощечину, что у меня чуть не взорвалась ладонь.

Мне жутко от моего поступка. Я никогда раньше не била людей (школьная драка с соседкой по парте не в счет). А сейчас мне хочется измолотить Эдика, как грушу.

Голова Эдика сворачивается на сторону. Он смотрит на меня ошалевшими глазами, его щека наливается красным.

— Сдурела? — орет он. Но тут же спохватывается и лепечет:

— Танечка, что на тебя нашло? Это все недоразумение! Выслушай меня…

Заношу руку для второй пощечины. Я не помню себя от унижения и горя.

Но мое запястье перехватывают. Ремезов твердо говорит:

— Таня, хватит. Он того не стоит.