Босс с причудами (СИ)

Глава 18

Глотаю слезы. Пытаюсь вырваться, но Ремезов держит мою руку крепко.

— Таня, тихо… — уговаривает он. В его глазах сострадание. Но оно не успокаивает — оно меня злит.

Ну да, понимаю, я сейчас жалкая, обманутая идиотка, и это все видят! Дурочка безмозглая, да еще сцену с пощечиной устроила! Как же это мерзко…

— Отойди! — кричу на него.

Поворачиваюсь — Эдика и след простыл. И его девицы тоже. Фокус, да и только.

Охранники глазеют с предвкушением — ждут продолжения шоу.

— Идем, — Ремезов обхватывает меня за плечи и уводит. Спотыкается — у него с ноги сваливается тапок. Чертыхается, шарит ногой по земле, но меня не выпускает. Хочу вырваться, но он не дает.

Отводит меня подальше, за угол. Осторожненько прислоняет к стене. Строго заглядывает мне в лицо:

— Успокоилась?

— Почти.

Я тяжело дышу, сжимаю кулаки.

— Таня, тебе сейчас очень больно. Прости. Не хотел, чтобы вышло вот так.

— Не хотел? — повторяю медленно. — Ты знал, да? Знал, что Эдик мне изменяет? И потакал ему? Специально оставлял его после работы, чтобы он мог спокойно с этой… развлекаться?

— Нет, Таня. Все не так.

— У вас всегда все «не так»! Всегда мы «не так понимаем»! Ты знал или нет?!

Ремезов смотрит на меня пристально.

— Подозревал. Видел, как твой Эдуард ведет себя с девушками на работе. Не как мужчина, у которого есть любимая невеста. Но точно не знал, как далеко у них все заходило.

— Почему ты мне не сказал?!

— Таня, ну как я мог тебе такое сказать? — Родион слишком спокоен и рассудителен. — Неужели ты сама ни о чем не догадывалась?

Трясу головой.

Нет, я не догадывалась. Ни единого подозрения за год. Я была слепа и глупа. Как все влюбленные женщины.

— Ты оставлял его работать допоздна?

— Да, такое бывало.

— Знал, чем он занимался на самом деле?

— Я не контролирую сотрудников двадцать четыре часа в сутки. Задания он выполнял эффективно. Работник он был хороший, этого у него не отнимешь. Все успевал — и проекты делать, и шашни крутить.

— А сегодня? Сегодня ты его оставил? Почему?

— Да, оставил. Хотел проверить, что он выберет. Встречу с тобой после разлуки или работу наедине в офисе с коллегой, с которой он особенно тесно общался. Веронику, нашу продажницу… ту девушку, тоже оставил. Эдик мог отказаться, но не отказался. Он сделал свой выбор.

— То есть, ты провел эксперимент? — мой голос дрожит от гнева.

— Можно сказать и так.

— Свел Эдика и его продажницу? Ты хотел, чтобы я что-то заподозрила? Чтобы усомнилась в Эдике?

— Были и такие мотивы.

— И в результате твой офис спалили.

— Да, нехорошо вышло. Эдуард Алексеевич оказался еще большим идиотом, чем я думал.

Ох, как у него все просчитано было! Хоть и не до конца. Вмешался человеческий фактор. И ведь все могло кончиться куда хуже!

Ремезов решил раскрыть мне глаза на Эдика. Ткнуть носом в его измены. Вот, Таня, посмотри, с кем ты связалась, дурочка такая!

Меня трясет от ярости.

— Ремезов, ты мерзавец. Расчетливый, эгоистичный гад.

— Таня, прости! Успокойся, — он хватает меня за плечи и легко встряхивает. От его властного жеста моя обида и боль преобразовались в кипящий вулкан ненависти. И направлена она на Ремезова. Я сейчас ненавижу всех мужчин, и один из них стоит прямо передо мной и видит меня в самый постыдный момент моей жизни.

Отталкиваю его изо все силы.

— Ты все это время играл со мной и Эдиком, как с игрушками. И ты еще называл меня инфантильной! Не я инфантильная, а ты. Развлекаешься, выдумываешь разную чушь. Это уже не безобидные причуды — это уже садизм! Ты избалованный, эгоистичный ребенок, который отрывает лапы жукам ради забавы.

Ремезов морщит нос, как будто его смешит мой гнев.

— Клевета, Таня. В жизни не замучил ни одного насекомого. Но можешь продолжать ругаться, если тебе от этого легче. Тебе сейчас плохо и обидно. Этот твой жених…

— Да, мне плохо. Мне больно. И знаешь, кто сделал мне больнее всего? Не Эдик, а ты. Потому что ты выставил меня идиоткой. Проводил надо мной свои дурацкие эксперименты. Потакал Эдику, провоцировал его. И все время знал, что он мне изменяет. Воспользовался этим, чтобы меня… меня…

— Да. Чтобы быть с тобой. Ты должна была понять, что за фрукт твой Эдик. Ты ведь неглупая девушка, Таня! Почему же ты ничего не видела? Так любила его?

— Может быть! Твое какое дело?

— Мое дело большое. Даже не случить этого пожара, я бы не дал тебе совершить ошибку. Сейчас ты злишься, но не на меня. Когда придешь в себя, поймешь, что ты ко мне несправедлива.

— Да я уже все про тебя поняла, Родион. Ты такой же, как все они, — машу рукой презрительно. «Они» — это лживые, расчетливые мужчины, которые относятся ко мне снисходительно и думают, что могут проделывать со мной свои подленькие фокусы.

— Таня…

Ремезов начинает выходить из себя. У него опасно вспыхивают глаза, черты лица заостряются. Вот-вот будет взрыв. Но мне все равно.

— Ты самодовольный тип, который любит тыкать людей в их недостатки. Который любит, когда другие выглядят дураками, и поэтому устраивает им разные ловушки. Так ты подпитываешь свое эго, да? Так самоутверждаешься? За счет других?

Ремезов глубоко дышит, стискивает зубы, прикрывает на миг глаза. Но молчит. Ждет, когда я выдохнусь. И в этом я тоже вижу проявление его снисходительности. Которое сейчас кажется мне отвратительным.

Возможно, я неправа. Бросаюсь на невиновного, потому что Эдик сбежал. И мое поведение злит меня еще сильнее.

У меня весь мир вверх тормашками, я не понимаю, где белое, где черное! Для меня сейчас все серое и мерзкое. И как же надоело быть инфантильной дурочкой, которая раз за разом ошибается и достойна лишь сожаления!

Невозможно догадаться, о чем сейчас думает Ремезов. У него холодное, непроницаемое лицо. Глаза настороженные.

— И ведь мне показалось, что я в тебя влюбилась, — бросаю ядовито напоследок. — Решила, тебе не все равно, что я думаю, что чувствую. Но тебе все равно! Ты выставил меня дурочкой. Унизил. Почти как Эдик. Ты расчетливый, эгоистичный интриган, Ремезов. Видеть тебя не могу! Между нами все кончено. Раз и навсегда. Понял?!

Вот сейчас он точно сорвется. У него на щеках напрягаются мышцы, ноздри раздуваются. Он подается вперед. Мне делается страшно.

Самое время гордо сбежать.

И я делаю попытку, но Родион крепко обнимает меня, прижимает к стене и шепчет на ухо:

— Таня, пожалуйста, успокойся. Ты не дурочка и мне не все равно, что ты чувствуешь.

Я замираю на миг. Он горячий, а я, оказывается, заледенела. Его руки сжимают меня железным кольцом.

— Бедная ты моя… — говорит он сочувственно.

Опять эта жалость!

Выворачиваюсь и отталкиваю его. Быстро иду — почти бегу прочь. Оглядываюсь напоследок.

— Таня! — яростно окликает меня Ремезов и хочет догнать, но теряет тапок и спотыкается. А тут еще к нему безопасник подходит и бубнит:

— Родион Романович, тут подписать надо…

— Да погоди ты!

Что дальше — не слышу. К остановке возле офиса подходит автобус, несусь к нему изо всех сил и запрыгиваю в салон. Двери закрываются, автобус везет меня неизвестно куда. Я даже на номер маршрута не посмотрела.

К предательству невозможно привыкнуть. Оно всегда случается как впервые.

Сначала ты чувствуешь недоумение и невыносимую боль. Потом начинаешь копаться в себе. Рассуждаешь: что со мной не так? В чем моя вина? А потом приходит злость на весь мир и желание сменить обстановку, измениться самой, выкинуть что-нибудь эдакое — выкрасить волосы в фиолетовый цвет, проколоть бровь, записаться на курсы скалолазания!

Но в этот раз все было иначе.

Во-первых, Эдик не разбил мне сердце. Видно, не так уж сильно я его любила. На следующее утро я даже облегчение испытала: хорошо, что все выяснилось до свадьбы.

Когда описывала эпизод с пожаром бабушке, так даже рассмеялась, как вспомнила бесштанного Эдика и его испуганную лживую рожу. Но нотки истерики в моем смехе все-таки были.

Во-вторых, я пропустила этап с самокопанием, слезами в подушку и пожиранием утешительного мороженого.

Сразу перешла к этапу смены обстановки. Мне нужно побыть наедине с собой. Послушать внутреннюю тишину, успокоиться, повысить убитую в хлам самооценку. Подумать, как жить дальше.

Я безжалостно заблокировала на телефоне номера Эдика и Родиона. Эдику больше нет места в моей жизни. А Родиону…

Честно говоря, не знаю, зачем я удалила его номер. Под горячую руку, на эмоциях? Или потому что сейчас я никому не могу доверять?

…Или же потому что мне стыдно за все, что я Родиону наговорила?

Но нет — никаких сожалений и самокопаний!

Решила уехать на дачу бабы Аглаи. Тем же вечером собрала вещи, упаковала хомячий аквариум (Афоню я выкупила у его владелицы за бутылку виски, он теперь полностью мой) и укатила за город.

Дача у бабы Аглая шикарная, двухэтажная, построенная силами дедушкиных солдатиков. Располагается она в элитном поселке, куда кому попало ходу нет — на дороге шлагбаум и будка с охранником.

Вот и славно. Незваные гости до меня не доберутся. Эдик не придет валяться в ногах. И Родион не прибежит… или он и не подумает за мной бегать? У него и без меня хлопот хватает, у него офис спалили.

Первые дни предаюсь ничегонеделанию. Встаю поздно, выпиваю чашку кофе на веранде, лениво дергаю сорняки. Они у бабушки на даче тоже экзотические, как и ее растения. Вместе с заморскими саженцами к ней на участок проникли иноземные захватчики, колючие и вредные.

Афоне на даче нравится. Я выпускаю его побегать на травке. Однажды его чуть не утащил ястреб. Но вступился бабушкин кот Сема — дал ястребу по мордасам, Афоню успокоил и облизал. Они подружились.

Меня никто не тревожит. Новые заказы я не беру, репетиторство только одно осталось, с Артемкой, тем самым мальчиком, с которым я познакомилась в гараже, когда мы с Ремезовым гуляли по окраинам. Но родители Артемки понимающие, согласились на короткие каникулы.

Неделю провожу в безмятежном спокойствии. Об Эдике вообще не думаю. Провались он пропадом! Как же права была на его счет баба Аглая. Буду теперь всегда ее слушать.

А вот о Ремезове думаю постоянно. С каждым днем все больше и больше. Злюсь на него и скучаю.

Мне хочется его увидеть. Хочется показать ему, как играет утреннее солнце в листьях. Рассказать ему о приключениях Афони. Эпизод с ястребом был волнующий и смешной, Родион бы оценил. Посмеялся бы вместе со мной… Я даже чуть не скинула ему фото Афони между грядок, но вовремя спохватилась.

Мне хочется показать ему речку, где я в детстве плавала на самодельном плоту и чуть не утонула. Хочется вместе с ним разжечь мангал во дворе и ругаться на сырые угли. А потом сидеть в комнате перед телевизором и пить глинтвейн.

Но я смотрю кино в одиночестве. Вчера показывали старый фильм ужасов про маньяка, который по пятницам надевает хоккейную маску и гоняется за жертвами. Такой у него способ снять напряжение после тяжелой рабочей недели.

В другое время мне бы и в голову не пришло смотреть эту страшную хрень одной ночью в деревенском доме. Но теперь я досматриваю фильм до конца, хотя за происходящим на экране мало слежу. Потому что вспоминаю, как мы с Родионом целовались у него дома под фильм ужасов. А ночью мне снятся не кошмары, а эротические сны.

И все же я злюсь на Ремезова. Хотя пытаюсь оценить его беспристрастно. С одной стороны, он поступил жестоко — открыл мне глаза на Эдика некрасивым способом. С другой стороны, он вел себя сдержанно и почти по-джентльменски. Он меня утешал, жалел.

Всегда ли стоит обижаться на жалость?

Но я понятия не имею, как Родион ко мне относится на самом деле. Очередное предательство все-таки больно меня ударило. Не знаю, смогу ли когда-нибудь доверять мужчинам. Все они врут, все они играют в свои игры, и все считают Таню глупой. А сами-то! Идиоты самодовольные.

Но Родион не такой. Или такой?

Я начинаю понимать его подход. Может, даже сама буду его применять. Устраивать людям разные ловушки, подвохи, экстрим. Втягивать их в неожиданные ситуации. Тогда люди показывают свое настоящее лицо, на что они способны и что скрывают.

…Но уже неделя прошла, а Родион и не чешется! Ну да, я скрылась из города, телефон его заблокировала, но если бы он хотел объясниться — то нашел бы способ!

Или ждет, когда я сделаю первый шаг?

Нет, ни за что. Я не смогу. Ну, позвоню я ему, скажу: «Хочешь встретиться, сходить куда-нибудь»?

Так должна поступить каждая взрослая девушка, которая твердо знает что хочет. А я сейчас хочу поверить, что я стою того, чтобы меня добивались. Что я единственная и неповторимая, и хороша такая, какая есть.

Однако желающих это сделать не находится… Никому ты Таня не нужна. Ремезов о тебе уж и забыл.

От таких мыслей к концу недели прихожу в уныние. Одиночество начинает давить.

Но тут на дачу заявляется баба Аглая и приносит новости о Ремезове.

Она приезжает ближе к вечеру, нагруженная баулами, саженцами и журналами.

Я слышала, как отъехал чужой автомобиль, но кто ее довез — рассмотреть не успела, потому что была занята — искала Афоню в траве. Ему надоело сидеть в клетке, он отправился на поиски приключений и чуть не потерялся среди смородины.

— Привет, ба, — беру привезенный ей журнал со стола и листаю. Это последний номер «Дачного домика». Остальные журналы тоже строительные — на фото планы бань, теплиц, септиков

— Ты что затеяла? — спрашиваю с подозрением.

— Хочу летнюю кухню! — объявляет баба Аглая и вытаскивает папиросы. — Большую, с русской печкой, как у моей знакомой Нади Хейфец*. Помнишь, одноногая скалолазка?

— Ну да, — киваю рассеяно. — Которая в Тридевятово живет, ассистентка профессора Онежина. Но у нее летняя кухня здоровая, как дворец! Ты такую же хочешь?

— Даже больше! Места хватает.

— Но это надо полноценное строительство затевать!

— Справлюсь! Я уже кое с кем знающим поговорила.

— С кем?

— Да с Ремезовым твоим. Он же в строительном бизнесе крутится.

Мое сердце замирает, кровь приливает к щекам.

— Ба! — ору возмущенно. — Ты говорила с Ремезовым?!

— А что такого? Я же с ним не ссорилась. Эгоистом его не обзывала. Мы отлично ладим.

— Ты с ним общаешься?! Откуда у тебя его контакты?

— Да я еще тогда у него телефон потребовала и паспорт. Разве я позволю внучке неизвестно с кем встречаться? Когда ты на кухне была, я все про него вынюхала, паспорт пролистала.

— И… что там, в паспорте?

— Все в порядке. Прописка есть, женат не был, детей не записано. День рождения у него через неделю. Не забудь, поздравь.

— Не морочь мне голову! Ты ему звонила?

— Вчера еще звонила, а сегодня встречалась. Он меня в хорошую строительную контору свозил, с прорабом познакомил. Подсказал кое-что по летней кухне.

— Предательница.

— А что сразу предательница? — обиделась баба Аглая. — Он нормальный мужик. Держалась бы ты за него, Таня. Не дури, позвони ему.

— Вот еще! Пусть первый звонит и извиняется.

— Да ты ж телефон его заблокировала и из города сбежала.

— Ну и что? Хотел бы со мной поговорить, нашел бы как, — упрямлюсь я. — Погоди-ка… Это не он тебя подвез?

— Он.

Мое сердце и вовсе пускается в пляс. Родион был рядом с домом! Приехал и уехал. Но не зашел!

— Я ему не сказала, что ты тут. Я не предательница, — гордо заявляет баба Аглая.

— А он обо мне… не спрашивал?

— Ну почему же, спросил, как у тебя дела. Я сказала, что ты у подруги. Ты же велела молчать, что ты у меня на даче. А уж как Эдик умолял твои контакты дать…

— Ты и с Эдиком виделась?!

— Ага. Он вчера ко мне заявился. Денег просил одолжить. Таких наглых я даже среди прапорщиков не встречала. Ему хоть плюй в глаза, все божья роса.

— А зачем ему деньги?

— Ущерб от пожара оплатить.

Перевожу дух. Голова идет кругом. Что, оказывается, на белом свете делается, пока я тут отсиживаюсь!

— Ну и как он?

— Да никак. Просил передать, что его подставили и оболгали, что он только тебя любит и будет ждать, когда ты одумаешься.

— А ты что?

— Веником его выгнала.

— Молодец.

— Ремезов его уволил, но до суда дело не стал доводить.

Сажусь на стул и обмахиваюсь журналом.

— Тебе, наверное, интересно, буду ли я еще с Родионом твоим встречаться? — ехидно спрашивает баба Аглая.

— Он не мой. Нет, неинтересно.

Встаю и иду на улицу. А баба Аглая кричит вслед:

— Он обещал проконтролировать, как мне кухню будут строить! Танька, возьми и позвони ему! У него рожа печальная, а когда я о тебе говорила, он побледнел и вздохнул! А еще я карты вчера раскинула, и тебе сплошные трефы выпали! Король рядом с тобой, и валет!

— Что это значит? — поворачиваюсь в дверях.

— Мысли о примирении, на которое смелости не хватает, — докладывает баба Аглая. — А еще трефовая девятка и десятка.

— А это что такое?

— Сама посмотри в толкователе, — хохочет баба Аглая.

— Да ну тебя с твоей хиромантией! Бред собачий. Взрослая женщина, а такой фигней занимаешься, — сержусь я.

Ухожу на кухню и открываю на телефоне сайт с толкованием карт.

Трефовая девятка означает «любовь». А трефовая десятка — «общие интересы, уважение и постоянство».

То, чего мне сейчас так отчаянно не хватает.

На следующее утро на участок прибывают разметчики и строители. Баба Аглая взялась за дело серьезно.

Прежде чем выйти из комнаты, крашусь и причесываюсь. И только потом горделиво шагаю на участок, репетируя разговор с Родионом.

…С чего я взяла, что он приедет вместе со строителями? Он не приехал. И не приедет, конечно. Он просто помог бабушке найти хорошую контору и умыл руки.

Вздыхаю, пью чай на веранде и слушаю, как бабушка командует прорабом.

Нет, Родион не ищет со мной встречи. С глаз долой — из сердца вон. Он злится. Он во мне разочарован. Я его обругала, из-за моего жениха у него офис сгорел.

Все. Больше я с ним не увижусь и думать о нем не буду. Этот эпизод жизни закончен. Пора начинать новый. Не вечно же мне на даче отсиживаться среди бабушкиных морозоустойчивых пальм!

Но мне не хочется жить как раньше, строя планы, которые я никогда не выполню. Пришла пора действовать, идти вперед! Хватать мои блестки жизни обеими руками, а не ждать, когда они сами на меня свалятся. И не думать о последствиях.

Я ведь столько хочу сделать — забраться на крышу самого высокого здания, погладить живого тигра, доехать до Сан-Марино на электричках! И я это выполню! А заберусь, и поглажу, и доеду!

И никто мне не нужен. Никакой, прости господи, Эдик. И Родион не нужен.

Листаю газету, натыкаюсь на раздел с вакансиями. И начинаю их внимательно изучать.

Может, попробовать еще раз устроиться в офис? Я ненавижу офисное рабство и люблю жить по своим правилам, но меня все чаще охватывает чувство, что я болтаюсь в вакууме. Никому не нужная и бесполезная для общества. И в целом моя фрилансерская свобода как-то не очень похожа на свободу.

Подходящих вакансий в газете нет, но я вижу заметку о компании Ремезова и впиваюсь в нее глазами.

Да что это такое! Я решила о нем не думать, а он как будто лезет изо всех щелей.

Вот, пожалуйста! Звонит телефон, и это Валерия — бывшая невеста Ремезова!

— Таня, привет, — говорит она смущенно. — Как у тебя дела?

— Нормально, а у тебя? Сдал твой стриптизер зачет?

— Сдал! — смеется Валерия. — Я давно хотела тебе позвонить, пригласить на молочный коктейль. Но мне неловко было, после того, как вы с Родионом меня нетрезвую домой отвели.

— С кем не бывает, — успокаиваю ее. — Ты была в норме, песни не вопила, в фонтан не ныряла и в драку не лезла.

— Так как насчет коктейля?

— С удовольствием!

— Давай в кафе «Каравелла»? Ты туда Родиона водила, ему очень понравилось, он рассказывал. Мне тоже хочется там побывать.

— Ты… с ним встречалась?

— Да, вчера в театр ходили.

— А… понятно.

У меня падает сердце. Кажется, Родион решил вернуть невесту и успешно с этим справляется.

— Знаешь, я вспомнила — у меня дело срочное, наверное, не смогу с тобой в кафе…

Но Валерия не слышит мою отговорку — на линии что-то зашумело.

— Встречаемся в семь! — говорит она. Связь обрывается.

Нет. Не поеду я на встречу с Валерией. Больно мне надо слушать, как она с Ремезовым строит отношения заново!

Кусаю ногти, думаю. А тут опять телефон звонит. Номера нет в моей базе.

Нажимаю кнопку с трепетом. В глубине души надеюсь услышать знакомый баритон. Обладатель которого догадался позвонить мне с незаблокированного номера.

— Татьяна? — говорит женский голос с командными нотками.

— Да, здравствуйте.

— Это Екатерина Анатольевна Ремезова. Вы меня в больнице навещали, помните?

Мама Ремезова! Я чуть трубку не роняю.

— Как ваше здоровье? — интересуюсь настороженно.

— Спасибо, в порядке. Звоню поблагодарить вас за заботу.

Благодарит, а у самой интонации такие, что вот-вот начнет отчитывать.

Хочу сказать: «Не за что», но вспоминаю, как Ремезов велел мне никогда так не отвечать, не преуменьшать свои заслуги.

А что тогда говорить-то в ответ на благодарность? Этого он мне не сказал. Поэтому просто мычу.

— Я еще вот почему звоню… С халатом вы промахнулись, а вот тапочки мне очень понравились. Мягкие, удобные. Хочу такие же купить в подарок сестре. Родион не помнит, в каком отделе вы их купили. Где они продаются?

— Эээ…

Шевелю мозгами, вспоминаю, называю магазин.

— Погодите, запишу, — сухо говорит мама Катя и шелестит бумажкой. — Так, у меня еще к вам дело есть. Родион упомянул, что вы переводами занимаетесь. Это правда?

— Да, я беру заказы.

— Роману Сергеевичу нужно срочно перевести несколько документов, а в бюро обращаться не хочет, его там уже однажды подвели.

Роман Сергеевич, надо полагать, — папа Ремезова.

Облизываю пересохшие губы. Ну и разговор! Внезапные вопросы, предложения! Какая она, эта Ремезова — сразу вываливает, что ей нужно. Практически незнакомому человеку! Вокруг да около не ходит.

Ну, раз она так, то и я тоже могу.

— Екатерина Анатольевна, вас Родион просил мне позвонить? — спрашиваю угрюмо.

— Причем здесь Родион? — удивляется она. — Я с ним уже неделю не виделась. У него проблемы на работе, пожар был, слышали? Ему не до родителей, — добавляет она ядовито. — Он не звонит, ну и я не лезу. А вы мне понравились. Я сразу поняла, что вы девушка толковая. Вежливая, слушать умеете, не огрызаетесь.

Она вдруг смеется. Смех у нее мелодичный, заразительный, куда приятнее ее голоса.

— Меня люди избегают. Я не дура, знаю, какой у меня характер. Но когда вы ко мне в больницу пришли, мне как-то веселее стало. У вас аура хорошая. Честно говоря, вы первая нормальная девушка, которая появилась рядом с Родионом.

Тут я и вовсе онемела. Ремезова назвала меня «нормальной»! Все остальные, даже Крися и баба Аглая, считают, что я малость того.

А она еще и спрашивает с надеждой в голосе:

— Вы с Родионом, случайно, не встречаетесь? Между вами есть что-нибудь?

— Нет!

— Жаль, — заявляет она. — Я вам скину документы на перевод для ознакомления. А вы мне расценки свои напишите. До свидания.

И отключается.

Потрясенно смотрю на трубку. Что это вообще было? Ну и тетя. Штурм и натиск. Не завидую я ее будущей невестке. Хотя мама Катя, кажется, личные границы сына все-таки уважает, в его жизнь не суется лишний раз.

Откуда у нее, кстати, мой телефон? Родион дал? Но она с ним неделю не разговаривала… Странно это все.

Меня как будто втягивает в орбиту Ремезова. А сам он держится невидимым и скрытным. Как звезда темной материи, вот! Я тут за неделю прочитала умную книжку про космологии, которую Родион упоминал во время нашей первой встречи и которую я потом видела на полке у него в квартире. Чуть не уснула на первых страницах, а потом ничего, втянулась. Много интересного узнала.

Встаю, тру лоб и громко говорю:

— Афоня, собирайся! Мы возвращаемся в город.

*Героиня книги "Принц, Аленушка и Волк"