Брюки Ремезов оставил прежние — строгие, серые. Но выше брюк — полное безобразие.
Теперь на нем жуткий свитер в красно-зеленую полоску. Который он наверняка приобрел в секонд-хэнде. И поработал над ним с ножницами. Там и сям на свитере художественные разрезы, торчат нитки.
На голове у него красуется шляпа, сдвинутая на бровь. Хорошо поношенная, засаленная. Такие даже в секонд-хэнде не держат. А на помойке еще можно найти. Наверное, Ремезов и туда успел заглянуть.
А под шляпой… что он с собой сделал? На его лице мерзкие розовые струпья!
Ремезов машет мне правой рукой и я каменею еще больше. Потому к его пальцам примотаны скотчем одноразовые ножи из черной пластмассы, а сверху натянута садовая перчатка. Ножи выглядят грозно вкупе со всем остальным.
В целом он похож на бомжа, который пережил ядерный взрыв и порылся в радиоактивных отходах.
А Ремезов ужасно доволен собой.
— Видите, и у меня есть творческая жилка, — хвастается он. — Я умею импровизировать. По-моему, вышло убедительно.
— А… это… кто? Вы кем нарядились?
— Вы меня не узнали? — изумился он. — Это же старина Фредди! Тот медведь в шляпе, тезка моего любимого киношного героя, навел меня на эту мысль.
— Какой еще Фредди?
— Фредди Крюгер!
— Пивовар?
— Какой пивовар? При чем здесь пивовар? — сердится Ремезов. Он явно ждал от меня восторгов, а не невежества.
— Ну… пиво… Крюгер… «Золотое» довольно вкусное…
— Хватит нести ерунду, Татьяна! Фредди Крюгер — герой фильма «Кошмар на улице Вязов». Маньяк-убийца, который является подросткам в ночных кошмарах.
— Теперь вы будете являться мне в кошмарах.
Ремезов хмурится. Я спохватываюсь.
— Это комплимент! Очень… здорово получилось. Страшно. Отвратительно. Просто омерзительно! — говорю я очень искренне, но не в том смысле, в каком понимает Ремезов. — Вы ведь этого добивались, да?!
— Ну да, — он чешет щеку ножами-пальцами.
— А что у Фредди с лицом?
— Его сожгли. Он обгорел. Мне дали гримерный силикон, и я воссоздал его шрамы, как сумел.
Нет, у Ремезова точно с башкой не все порядке.
— Что вы так на меня смотрите, Татьяна? Чем этот персонаж хуже того медведя? Или вон того урода… — он тыкает рукой в малолетнего зомби, который в этот момент увлеченно сосет чупа-чупс и болтает по сотовому. Зомби услышал «урода» и обиженно зыркнул на нас. Еще расплачется…
Показываю подростку большой палец и улыбаюсь, чтобы успокоить. И продолжаю хвалить Ремезова.
— Да нет, вы ничем не хуже! Я поражена до глубины души. Эээ… потрясающая изобретательность. А вы не боитесь, что вас подчиненные в этом образе увидят?
— Во-первых, Таня, не думаю, что мои подчиненные ходят на такие мероприятия. Даже ваш Эдик не пошел.
— Ну, вы не можете знать наверняка. У вас много сотрудников. Среди них могут водиться косплееры.
— А во-вторых, мне плевать на мнение окружающих. Ясно вам? Уж вы-то должны меня понять! Или вы бунтарка только на поверхности, а по сути, узколобая ханжа?
— Нет!
— Тогда пойдемте. На людей, то есть монстров посмотрим, себя покажем.
Он хватает меня под локоть когтистой лапой и тянет вперед.
Покорно плетусь, но при первой возможности ускользаю. Потому что мне стыдно идти рядом с ним. Я, такая красивая, зеленая, с декольте. И Ремезов… ужас ходячий.
— А ну, не отставать! — грозно приказывает он. — Держитесь поблизости. Ваша кожа отлично сочетается с зелеными полосками на моем свитере. Мы прекрасно смотримся вместе.
Ремезов вживается в роль. У него даже походка изменилась. Стала какая-то крадущаяся, зловещая. И при этом он так в себе уверен! На все сто процентов! От уродской шляпы до мысков своих дорогих ботинок!
Это очко в его пользу. Ремезов не боится выглядеть глупо. А вот Эдик не любит, когда над ним потешаются. Хотя он старается это скрывать. Эдик довольно самолюбив. Но он умеет обуздать свое самолюбие, когда надо. Это показывает его зрелость.
Хотя, наверное, настоящая зрелость в том, чтобы вообще не задумываться о самолюбии и не идти с ним на сделки.
Что самое удивительное, Ремезов привлекает больше внимания, чем я. На фестивале обнаружилась еще пара-тройка Фион. Хотя Эльз из «Холодного сердца» больше.
Костюмы других Фион хуже, чем у меня, зато у них комплекция более подходящая. Дамы боди-позитивные, платья с глубоким вырезом подчеркивают все их достоинства. Ремезов даже загляделся на одну. Что меня еще больше расстроило.
К Ремезову подходят. С ним фотографируются! А он корчит зверские рожи и размахивает ножами. Оказалось, Фредди Крюгер — довольно популярный персонаж.
И я тихонько делаю фотографии. Потом покажу Эдику…
Вдруг к нам подходит охранник. Большой, недоброго вида. И заявляет:
— Простите, острые предметы на фестивале запрещены, — и показывает на ножи-перчатку.
— Они пластмассовые, — отрезает Ремезов начальственным голосом. — Техника безопасности не нарушена.
— Нельзя, — строго повторяет охранник.
Вот так-то, думаю с некоторым злорадством. Вы, Родион Романович, тут не на совете директоров и не у себя в офисе, где вас все слушаются. Тут вы рядовой чудик-косплеер.
Вижу, что Ремезов собирается спорить и отстаивать свое право. Ну вот, сейчас случится скандал и праздник будет окончательно испорчен, расстраиваюсь я.
Видимо, охранник все же почуял в Ремезове важного человека. Потому что он довольно мирно предлагает:
— Давайте ваши ножички полностью скотчем обмотаем, тогда все в порядке будет. И вы не сможете случайно причинить увечья другим гостям фестиваля.
Ремезов готов вспылить, но бросает на меня взгляд, видит мое обескураженное лицо и уступает.
— Ладно, давайте.
Скотча у охранника не нашлось, и он старательно заматывает лезвия синей изолентой. Теперь у Ремезова максимально дурацкий вид из всех возможных.
— Мда… — тянет он, разглядывая свою руку. — Это уже не то.
— А по-моему, очень даже то! — нервно смеюсь. Мне становится весело. Потому что градус идиотизма зашкаливает. — Так даже страшнее. Изолента всему придает оттенок безысходности. Прекрасно подходит к вашему образу.
— Издеваетесь?
— Немножко.
— Ладно, ведите меня дальше. Показывайте, что здесь к чему.
— Пойдемте в зал. Там сейчас начнется дефиле и вручение призов во всех номинациях.
— Мы тоже можем участвовать?
— Нет, мы не аккредитованные.
Я-то аккредитованная, но в паре с Эдиком. Одной мне на сцене делать нечего. Не с Ремезовым же туда выходить! Нас засмеют.
— Жаль, — расстраивается Ремезов.
Боже, неужели он все же хочет на конкурс и надеется взять приз с этой его кустарной поделкой!
— Вы бы точно стали победительницей, — продолжает он. — У вас самый красивый костюм и поведение соответствует. Насколько помню, Фиона — принцесса, но немножко хулиганка. Упрямая. Горделивая, но не холодная, а страстная. Вам отлично удается передать ее образ.
— Спасибо, — лепечу растерянно.
— Слушайте, что-то я устал. И лицо под гримом ужасно чешется. Можем, мы пойдем уже? Домой или в другое место двинемся вечер продолжать.
— Пойдемте! — соглашаюсь я.
— Ну, тогда айда приводить себя в божеский вид. Хоть мне и плевать на мнение окружающих, на улицу я в таком виде не сунусь. Окружающих жалко.
Превращение обратно в человека занимает куда больше времени, чем в монстра. Собственно, это относится не только к гриму.
А грим мне подсунули некачественный. Краска хорошо впиталась, и теперь моя кожа имеет интересный оттенок. Зеленоватый, с розовыми пятнами от умывания и отскребания.
Кое-как замазываю лицо тональником, добавляя разнообразия к палитре.
Переодеваюсь и спускаюсь. Ремезов уже ждет. Смотрю на него в невольном восхищении.
Вот только что был страхолюдным маньяком, а теперь — респектабельный бизнесмен. Строгий, подтянутый, обходительный.
— Давайте заглянем в какой-нибудь бар, — предлагает он. — Все обсудим, подведем итоги вечера, запланируем следующий выход.
— Спасибо, но я лучше домой. У меня там Афоня некормленый.
Ремезов молча кивает, открывает для меня дверь автомобиля. Мы усаживаемся и едем в сторону, противоположную от моего дома.
— Куда вы меня везете?!
— В бар, — отвечает он непререкаемым тоном. — Не помрет ваш Афоня с голоду. Хомяки делают запасы в защечных мешках. Вы, Татьяна, не отработали положенное количество часов. Слишком недолго меня развлекали. Я даже во вкус войти не успел.
— Да вы сами решили уйти!
— А теперь решил пойти в бар продолжить свидание.
Настораживает, что он выбрал это слово — свидание.
— А мы разве обговаривали протяженность каждой встречи? — спрашиваю строго. — Точнее, развлекательной программы согласно договору?
— Пока не обговаривали, но обговорим. Мое условие — не меньше двух часов. А мы пробыли на фестивале лишь час. С вас еще один. Продолжайте учить меня радоваться жизни.
— Ну, раз я ваш гид по развлечениям, тогда и выбор бара за мной, — сдаюсь я и называю адрес.
— Это разумно, — соглашается он. — Вы наверняка знаете всякие интересные места, о которых я слыхом не слыхивал.
О, он даже не представляет, сколько я знаю таких мест!
Подъезжаем к нужному дому, Ремезов паркует автомобиль. Выходим.
— Куда теперь?
Видит вывеску бара «Крафт Парадайз» и морщится.
— Сюда? Я бывал тут несколько раз. Пафосное, скучное заведение. Я разочарован, Татьяна.
— Нет, нам вон туда!
Беру его под локоть, разворачиваю и с удовольствием наблюдаю, как у него отвисает челюсть.
— Но это же заведение для детей!
— Ну и что? Тут очень мило!
Я и решительно шагаю вперед и не оборачиваюсь. Не нравится — скатертью дорога. Но Ремезов идет за мной.
Семейное кафе «Каравелла» и правда очень милое. Кабинки со столиками оформлены в стиле корабельных кают. В стенах — круглые иллюминаторы, на самом деле это не окна, а аквариумы с рыбками.
В центре зала — огромный парусный корабль, он же игровая площадка.
Ремезов тяжко вздыхает. У менеджера спрашиваю, занят ли стол под названием «Каюта Флинта».
Стол свободен.
Прежде чем сесть, Ремезов осторожно пробует рукой на устойчивость дубовый бочонок, который тут вместо стула. Устраивается, с любопытством оглядывается.
— Неплохо. Никогда не бывал в подобных заведениях.
— У вас нет детей?
— Нет. Но вижу, сюда не только с детьми приходят.
Он кивает на парочку влюбленных, воркующих за столиком «Уголок сирены».
— Да, обстановка тут романтичная. Вы в детстве не мечтали стать пиратом?
— Конечно, мечтал.
— Ну вот, приобщайтесь к пиратской жизни.
— А что, в этом заведении можно не платить? Грабить и убивать? Хлестать ром и петь похабные песни?
— Попробуйте. Посмотрим, что получится. Вы похожи на пирата. Это из-за бородки. Кстати, у вас в ней остатки грима.
Он хватает салфетку и трет лицо, морщась.
— А вы любите все, связанное с детством и сказками, да, Татьяна?
— Конечно. А кто не любит? Возраст — не повод забывать о сказках.
— Во всем хороша мера.
— И я ее знаю.
— Татьяна, а почему именно Фиона? — озадачивает он меня. — Не Красная Шапочка, не Белоснежка, а зеленый огр?
— Не знаю, — теряюсь я. — Мне она всегда нравилась.
— Она ваша ролевая модель? Хотите быть похожей на нее? Не томиться в башне, то есть, в плену условностей, а вырваться на свободу и самой выбирать приключения? Быть храброй, сильной?
Пожимаю плечами.
— Не ищите подтекста. И в психологии я не сильна.
— Не стыдитесь своих желаний, Татьяна. Жить надо так, чтобы с вас написали героя кинофильма. Или мультфильма, если на то пошло.
— Ну, с меня напишут разве что роль какой-нибудь глупой сороки, — смеюсь я.
— Вы самокритичны, — одобряет Ремезов. И вновь ошарашивает:
— Таня, чего вы боитесь в жизни? Какой ваш самый большой страх?
Ох как мне не нравятся такие расспросы.
Едва скрывая раздражение, говорю первое, что придет в голову:
— Собеседований.
И это правда. Спонтанный ответ всегда самый честный.
Ремезов кивает, как будто он не удивлен.
— Именно поэтому вы не устраиваетесь на постоянную работу в офисе? Боитесь не пройти первое нелегкое испытание?
— Не только.
— А чем вас пугают собеседования?
— Всем! Чужие люди оценивают тебя по непонятным критериям! Не люблю, когда меня оценивают. Да разве можно оценить человека за пятнадцать минут беседы? А еще задают каверзные, бестактные вопросы. Ненавижу, когда лезут в душу, — заканчиваю с намеком.
Ремезов намек понял. Придвигает меню и спрашивает:
— Тут вкусно кормят? Что посоветуете?
— Возьмите салат из кальмаров «Щупальца Дейви Джонса», не ошибетесь.
— А может, лучше копченый окорок «Сильвер»? Или рыбную запеканку «Русалочка»? Хм, надо связаться с руководством кафе. Подумываю нанять в пиар-отдел того, кто сочинил названия этих блюд.
Делаем заказ. В зале становится шумно — прибыла банда детей праздновать день рождения. Они атакуют корабль и визжат, как обезьяны.
Исподтишка наблюдаю за Ремезовым: его раздражают эти визги или нет? Меня так ни капли. Я детям завидую. Сама бы с удовольствием прыгнула на палубу и покачалась на вантах.
И вижу, что Ремезов не морщится, а тоже смотрит на каравеллу с задумчивым прищуром.
Разговор не клеится. За столом царит неловкое молчание. Впрочем, неловко только мне.
— Вам понравился «Крейзи-кон»? — завожу светскую беседу.
— Да, вполне. Повеселился от души. Первое свидание вам зачтено. Но вы разочарованы? Вы же планировали пойти на фестиваль с женихом. А он сейчас в офисе сидит, итоговый отчет формирует. Ничего. Эдуарду на пользу. Пусть работает, если хочет стать начальником отдела. Это ведь ради вашего общего будущего, Татьяна.
— Эдуард очень ответственный. Знаете, у него ведь два высших образования, и он еще третье хочет получить!
Какое-то время разливаюсь соловьем, расписывая достоинства Эдика. Ремезов внимательно слушает, даже кивает в такт.
— Да-да… — рассеянно говорит он, пощипывая бородку, когда я заканчиваю перечислять дипломы, которые висят у Эдика дома в рамочках. Включая грамоту за второе место на шахматном турнире среди пятых классов.
— Я обязательно учту вашу характеристику, когда буду принимать решение о назначении нового заведующего отделом, — говорит он и зловеще прищуривается. — Все, хватит об Эдуарде. Я знаю, какой он замечательный. Я же его начальник. Давайте лучше решим, куда вы поведете меня в следующий раз.
— Еще не придумала. А вы невесту не хотите пригласить развлекаться вместе с нами?
— Я честно позвал Валерию на ваш фестиваль. Она с негодованием отказалась и пожелала мне хорошо провести вечер.
— Странно как-то… У вас что… свободные отношения?
— У нас разумные отношения. Валерия рассудительная женщина. За что я ее крайне ценю.
— Вы обещали меня с ней познакомить.
— Обещал — выполню. Полно, уж не боитесь ли вы встречаться со мной наедине? Зря. Я безобиден.
Ой ли!
— Просто интересно, — бормочу я.
— А давайте изменим условия нашего договора, — вдруг заявляет Ремезов, сминает салфетку и бросает на стол. — Я попросил вас, чтобы вы приобщили меня к своему миру, показали ваши интересы и научили находить в них удовольствие. Но я тоже хочу показать вам другую сторону жизни. Моей жизни.
— А это еще зачем?
— Пусть наши деловые встречи станут полезными для обеих сторон. Вдруг они изменят ваше мировоззрение? Поэтому нашу следующую встречу я организую сам.
— Ну… хорошо, — пожимаю плечами.
Мне уже заранее страшно.
— Ну, за удачное начинание! — Ремезов салютует мне бокалом безалкогольного коктейля «Трезвый кок» и по-пиратски подмигивает.
Ремезов отвозит меня домой. И больше не лезет с расспросами и безумными предложениями. Взгляд у него далекий, как будто он думает о чем-то важном и глубоко личном.
Прощается коротко, без расшаркиваний.
— До свидания. Спасибо за все. Увидимся в среду. Выбор развлечения за мной, — отрывисто говорит он и уезжает.
Захожу в квартиру и сразу звоню Эдику.
— Ну, как все прошло? — интересуется он.
— Нормально. Твой шеф выгулян, накормлен и отпущен домой. А ты еще на работе?
— Да, но скоро заканчиваю.
Чувствую укол совести. Я развлекалась, смеялась, в кафе ходила с другим мужчиной, а Эдик вкалывал.
— Заедешь? Расскажу о вечере во всех кошмарных деталях.
— Давай завтра лучше встретимся? Часов в двенадцать. Сходим куда-нибудь!
— Ну ладно…
Разочарованно откладываю телефон. Во мне кипят впечатления и хочется поделиться ими, пока они свежие. Завтра уже будет не то.
Но ожидание компенсируется полноценным свиданием с Эдиком.
Он явился ровно в двенадцать, хорошо одетый, выбритый, надушенный. С порога хватает меня в охапку, целует и шепчет:
— Танюшка, как же я соскучился! Может, не пойдем никуда? Дома останемся? Я знаю, чем мы можем заняться…
— Нет, — капризничаю я. — Хочу развлечений. Нормальных, с нормальным человеком.
И мы идем в кино, а потом в итальянское кафе. Это абсолютно нормальное, даже чуточку скучное свидание. То, что нужно. За последнюю неделю разных потрясений у меня было в избытке. Немного отдыха не повредит.
В кафе подробно описываю Эдику все, что случилось вчера. Показываю ему фотографии шефа, где он корчит рожи и размахивает рукой-ножами.
Эдик сгибается от хохота и чуть не утыкается лбом в пиццу.
— Ну дает ЭрКуб! — говорит он, вытирая со щек слезы и томатный соус. — Такого я даже от него не ожидал. Таня, скинь мне эти фотки, пожалуйста. Сохраню на память.
— Потом, — я убираю телефон. Отчего-то не хочется давать фотографии в распоряжение Эдика. Еще покажет кому-нибудь на работе…
— А куда вы в следующий раз пойдете?
— Пока не знаю. В принципе, вчера было забавно. Посмотрим, что дальше будет. Эдик… ты правда не против? Другому мужчине было бы неприятно, что его девушка с кем-то время проводит.
Эдик становится серьезным.
— Честно, Таня? Да, мне неприятно. Все-таки я твой жених.
Он яростно режет пиццу на куски, как будто хочет распилить и тарелку со столом заодно. Насаживает кусок на вилку, отправляет в рот и жует, грозно сверкая глазами.
Я смущаюсь.
— Тогда скажу Ремезову, что конец игре и ну его.
Эдик прожевывает, глотает и отрицательно качает головой.
— Таня, умом я понимаю, что ревновать повода нет. Я знаю Ремезова, знаю тебя. Рассуждаю разумно. Смотрю на ваши встречи, как на деловой договор. Это ведь так, Таня?
— Ну да.
— Я верю тебе, знаю, что ты на Ремезова не клюнешь. И он на тебя не клюнет. Ты совершенно не в его вкусе.
— Вот как! — надеюсь, мне удалось скрыть возмущение в голосе.
— Ты красивая, любому понравишься, но у него другой типаж женщин. Видела бы ты его невесту!
— Он обещал меня с ней познакомить.
— Ну вот, значит, вообще все в порядке. В принципе, есть у меня предположение, зачем Ремезов все это затеял.
Эдик опять хмурится.
— Он любит ставить людей перед выбором. И сам любит экспериментировать. А ты, Таня — сплошной эксперимент! Я вот что еще думаю… — Эдик недовольно моргает. — Он, возможно, к тебе еще чисто в деловых целях присматривается. Ремезов запросто может предложить тебе какую-нибудь должность у нас в компании. У него глаз на людей наметан. Знаешь, откуда он взял нашего безопасника?
— Откуда?
— С лыжной базы. Василий Петрович там лыжи выдавал напрокат. А Ремезов в нем что-то разглядел. Поговорил с ним и нанял. Но перед этим устроил ему испытание — детективный квест. Заставил его вычислить тех, кто курит в туалете и ворует йогурты из общего холодильника. Причем видеокамеры ставить запретил. Тот использовал дедуктивный метод и справился. Толковый оказался дядька. Так что ваши свидания вполне могут быть чем-то вроде стрессового собеседования.
— Да ну, бред! — всполошилась я. — Какую должность он мне может предложить? Массовика-затейника?
Эдик пожимает плечами.
— От Ремезова всего можно ожидать. Короче, Таня, обо мне не беспокойся. Я взрослый человек и смогу придушить свою необоснованную ревность. Только ты мне все рассказывай, ладно?
— Само собой.
— А если он тебе работу все-таки предложит… ты согласишься?
Отчего-то кажется, что Эдик ждет отрицательного ответа.
— Нет, конечно!
Он довольно кивает.
— Но только ты потактичнее откажи, если что.
Я не покривила душой. Ни за что в жизни не хотела бы работать в одной компании с Эдиком. Работу и любовь смешивать нельзя. А работать на Ремезова тем более не хочу!
Среды жду с волнением. В этот день Родион Романович поведет меня куда-то, чтобы показать, чем он живет.
Даже не представляю, что он задумал. Возьмет кататься на лыжах? Но сейчас весна, листья уже появились, травка. Или в библиотеку? Или устроит экскурсию по офису? А может, возьмет в какой-нибудь роскошный ресторан, где нужно приходить в вечернем, сверкая бриллиантами?
Ни один вариант меня не прельщает.
Ремезов звонит во вторник.
— Итак, вы готовы отдаться завтра на мою волю?
— Нет, но что поделать.
— И это правильный ответ.
— Намекните хоть, куда пойдем. Как мне одеться?
— Прилично. Очень прилично.
И этот туда же. Когда это я одевалась неприлично?
— Уточните.
— Не вызывающе. Ваше красное платье не подойдет. Оно, кстати, отстиралось?
— Да, спасибо что спросили.
— Оденьтесь по-деловому.
— Уточните, для какого именно дела нужно одеться по-деловому. Например, у тракториста и у дирижера разные понятия об этом стиле.
— Татьяна, прекратите корчить дурочку. Все вы поняли. Белая блузка, черная юбка. Туфли на шпильке. Мне нравятся шпильки.
— Будет сделано.
— Всегда бы так! Заеду за вами в четыре. Привет Афоне.
— Обязательно передам. И поцелую его от вас. Или вы лучше сами?
Ремезов смеется и отключается.
В шкафу у меня есть то, что нужно Ремезову — белая блузка и юбка-карандаш, которые я надевала, когда недолго работала секретарем в офисе. С этим нарядом и периодом жизни у меня связаны не самые приятные воспоминания.
Шеф у меня был козел. Подлинный. И по характеру, и по внешности — с длинным лицом, отвисшими губами и глазами навыкате от вечного бешенства. Он разговаривал с сотрудниками исключительно криком и придирался к любой мелочи.
Однажды я принесла ему горячий кофе. Предупредила об этом, когда ставила чашку на стол. Но шеф пропустил мое предупреждение мимо ушей — он бахвалился тем, что никогда не слушает «бабских» указаний. Ну и отхлебнул, обжегся, выплюнул напиток прямо на мою белую блузку и выматерился.
Тогда я так оторопела, что даже ответить ничего не смогла — только хлопала глазами и обтекала, наблюдая, как он высовывает обожженный язык.
Мне немного жалко его стало. Понятно, человеку больно, он себя не контролирует. Хотя кофе все же был не кипяток, сильно он ну никак не мог пострадать.
Я извинилась и ушла. Надеясь, что шеф тоже придет позже извиниться. Но ничего подобного не произошло.
Потом он еще пару раз нахамил мне — да еще в присутствии посетителей. Вообще ни за что. Ручку ему нелюбимую подала, забронировала билеты на самолет не на то число (он меня, кстати, не предупредил о переносе поездки).
Ну я и поняла, что секретарша ему нужна как девочка для битья. Дотерпела до конца месяца и ушла.
Позднее делала еще несколько попыток устроиться на постоянную работу. И на собеседования ходила тоже в этом наряде. Каждый раз меня потом трясло от переживаний.
Теперь без отвращения на свои «правильные» блузку и юбку смотреть не могу.
И поэтому с утра смоталась в магазин и купила все новое. И чуточку похулиганила.
Юбка черная, строгая, блузка белая, как полагается. Вот только блузка в кружевных рюшечках, с огромным бантом на шее. А слева на груди вышит котенок. Подростки такие любят.
Шпильки подобрала, как Ремезов велел. С высоченными каблуками, все в стразах. Кто сказал, что стразы — это неприлично? Зато туфли сверкают при каждом шаге, как волшебные.
В половине четвертого Ремезов позвонил и велел спускаться.
Ждет меня у автомобиля, оперевшись на открытую дверцу, и постукивает пальцами от нетерпения.
— Добрый день, Родион Романович!
— Добрый.
Окидывает меня придирчивым взглядом. Скромное серое пальто я застегнула на все пуговицы, подвоха в блузке он не заметил.
А вот шпильки оценил.
Он щурится от блеска и укоризненно качает головой.
— Татьяна, вы решили, что я повезу вас в мужской клуб кружиться у пилона? Потому что в такой обуви выступают стриптизерши.
— Вижу, вы наизусть знаете их дресс-код.
— Приходилось бывать в подобных заведениях с бизнес-партнерами. Некоторые любят проводить там переговоры.
— Сделаю вид, что поверю.
— Садитесь.
— А куда мы едем? — спросила я, когда мы тронулись.
— Сначала в обувной магазин. Покупать вам приличную обувь. В этой нельзя.
— С ума сошли! Сказали бы сразу, я бы переобулась! У меня дома есть простые черные туфли. Я просто подразнить вас чуточку хотела.
— Поздно. Мы уже приехали. Быстро выходите! Никаких возражений.
Я надулась. Это унизительно. Плохая была идея — дразнить Ремезова.
Дуюсь все время, пока он придирчиво осматривает витрины и распоряжается показать выбранные им пары. Иногда пытаюсь возражать, увести его, но он отмахивается.
— Какой у вас размер?
— Не скажу! Родион Романович, пойдемте отсюда! Ну что вы в самом деле!
— Тридцать седьмой, скорее всего, — продавщица смотрит на мои ноги наметанным взглядом. Подлая предательница.
— Садитесь, будем примерять.
— Родион Романович, я отказываюсь. Это похоже на сцену из какого-то дурацкого фильма. Фу! Все, я иду домой.
— Сидеть! — рявкает он. — Нет времени на ваши капризы. Нас ждут.
Ого. И правда, он делается грозен, когда сердит. Ноздри раздувает, глазами сверкает — чисто пиратский капитан.
От страха плюхаюсь на кушетку. А Ремезов опускается на одно колено, хватает меня за щиколотку, стягивает мои потрясающие шпильки и надевает удобные лодочки.
— Уберите руки! Я сама!
Но он не слушается. Надевает на левую ногу вторую туфлю и рукой удерживает мою лодыжку, внимательно ее разглядывая.
Нервно облизываю губы. Пнуть его, что ли? Или по голове стукнуть? Или лучше себя?
…Потому что мне нравится его прикосновение. И нравится видеть его у своих ног.
Рука у него крепкая, но ласковая. Перед моими глазами его макушка с густыми, гладкими черными волосами.
Ремезов поднимает голову; увидев его глаза так близко, я и вовсе теряюсь.
— Какие у вас длинные ноги, — хвалит он. — Наверное, вы здорово прыгаете. Как олень. И бегаете, как гепард.
Набираю воздуха в легкие, чтобы сразить его язвительным ответом, но он встает, бесцеремонно дергает меня за руку, поднимая с места.
— Так, топните правой ногой. Теперь левой. Теперь пройдитесь. Не жмет?
— Нет!
— Отлично. Берем эту пару. Она в них пойдет, — приказывает продавщице. — А ее блестящее безобразие положите в коробку.
— Я сама рассчитаюсь!
— Еще чего. Давайте сейчас скандалить не будете по этому поводу, ладно? Потом, все потом. Мы опаздываем.
— Да куда опаздываем-то?
— На собеседование.